Глава 10
30 ноября 2021 г. в 10:45
Когда Дуку вошел в залы исцеления, то не ожидал увидеть подобное… но и в то же время он не был удивлен.
Кеноби там, где он и ожидал его увидеть, — лежит на спине на кровати. Никто при такой травме, как у Кеноби, не сможет уйти куда-либо, во всяком случае в течение нескольких дней. Неожиданным было увидеть Скайуокера, свернувшегося на кровати рядом, вжавшегося лицом в плечо Кеноби и обхватившего мужчину рукой в районе талии… спящего. И спящего Кеноби.
Как странно. Есть что-то… родное в этой картине. Он может с легкостью представить, как они излучали это же чувство, когда Скайуокер был совсем ребенком, который искал тепла и заботы у своего мастера. А Кеноби, осознает он это или нет, во всяком случае, здесь и сейчас, натуральный отец, что обнимает своего сына.
Странная мысль. Он никогда не вел себя так с Квай-Гоном. Джедаи так не поступают. Дуку это знает, и все же есть что-то, что заставляет его задуматься — какого это иметь рядом человека, на которого можешь полностью положиться, чтобы спокойно заснуть рядом с ним. Это доверие, и есть в этом что-то, что Дуку так и не может понять. Ему никогда не доверяли до такой степени, чтобы он мог почувствовать что-то настолько личное. Он не уверен, что желал бы этого… и все же он не может с уверенностью сказать, что не хотел бы испытать это.
Конечно, Скайуокер уже не ребенок, которому необходимы тактильный, физический комфорт от своего наставника… но сейчас ему это нужно, и Дуку уверен — что-то подобное случилось не в первый раз. И сейчас, в тот момент, когда Скайуокер в прямом смысле достиг лимита, был изможден и выбит из колеи, он нуждается в, как подозревает Дуку, этом символе и ощущении уюта, комфорта и безопасности.
Взаимоотношения Дуку и Квай-Гона никогда не были такими. Он заботился о мальчике — даже любил его в каком-то смысле — но если он и обнимал его, то только одной рукой, и Квай-Гон точно никогда не засыпал у него под боком. Их взаимоотношения были другими. Возможно, сыграл роль тот факт, что у них была бо́льшая разница в возрасте, да и Квай-Гон был старше, когда стал его падаваном. И все же голос внутри при виде подобного слепого доверия задается вопросом, какого это испытывать подобные чувства… и Дуку иногда даже жалеет, что у него не было чего-то подобного.
Какого это заботиться о ребенке, о человеке в подобном роде?
Но ему не выдалась возможность поразмышлять над этим, потому что именно в этот момент Оби-Ван решил приоткрыть глаза. Вначале это лишь едва уловимое, неполное движение, от чего можно было заметить серебряную вспышку в таких изменчивых глазах, но Дуку все равно замечает это… как и Оби-Ван отмечает присутствие Дуку.
Через окно комнату заливает свет заходящего корусантского солнца, полыхая в волосах Кеноби и оставляя след на лице Скайуокера. От этого волосы мастера стали еще рыжее. А в месте, где Кеноби бородой упирается в каштановые волосы Скайуокера, это сочетание выглядело весьма странно. Причудливая мозаика цветов и оттенков. Так же странно, как лежащие подобным образом в обнимку на кровати двое мужчин. Но на удивление красиво и… в каком-то смысле правильно.
Вначале Кеноби ничего не говорит. Он просто наблюдает за Дуку, все еще не убирая со спины Скайуокера руку, как будто защищая его, пусть не слишком явно и вызывающе. Он просто словно излучает это чувство и даже не в Силе.
Когда он все же заговорил, выражение его лица осталось таким же непроницаемым.
— Вы трус, — просто проговорил он. Его тон самый обычный, словно он обсуждает не что-то серьезное, а погоду на сегодняшний день, но сложно не заметить обвинение в его тоне.
— Вы практически ранили меня в самую душу, мастер Кеноби.
Все так же никакой явной реакции.
— А я полностью оскорблен.
Дуку нравится, как твердо и угрожающе звучат его шаги, когда он уверенно подходит к кровати, отчего на лежащих на ней упала тень. И, кажется, цвета их волос сливаются сильнее, когда солнце не падает на них. Странно. Словно метафора — они сплачиваются вместе, оказавшись под натиском тьмы. Он не хочет думать над тем, какие из этого следуют выводы.
— Ваши личные ощущения всегда в приоритете. Мы должны обсудить, что же тревожит вас.
Оби-Ван не дрогнул от его сарказма.
— Чего вы хотите? — спросил он, наконец показав хоть какую-то реакцию, пусть она и проявилась в едва проступивших морщинах в уголках его рта.
Дуку чуть было не улыбнулся. Хороший вопрос, и он даже не знает полностью ответ на него.
— Разве мы не обсуждали это уже?
— Едва ли я удовлетворен результатом.
Есть причина, почему Дуку восхищается этим мужчиной: Кеноби повержен, но не сломлен, и даже с больничной койки он отказывается капитулировать под натиском запугиваний и угроз. Но в то же время это трудно уловить: Кеноби не похож на Скайуокера с его громкими заявлениями и взрывами характера. Кеноби отбивается по-другому, с помощью знаний, ума и четко продуманной тактики.
В открытой атаке Скайуокер мог бы представлять опасность, но Дуку прекрасно осознает, кто представляет опасность в минуты кажущегося спокойствия.
А подобные моменты спокойствия и выигрывают войну.
— И не дай Сила это случится, — ядовито парировал Дуку.
В ответ послышался легкий смешок.
— Энакин, возможно, согласится с вами.
— Хм, да, Скайуокер. Я склоняюсь к тому, что он чисто из принципа не согласится со мной.
И если быть честным, он не понимает, почему мальчишка еще крепко спит. Он уже должен был услышать их разговор.
Кеноби слегка кивнул, тонко улыбнувшись. От этого движения он оказался не в тени Дуку и солнце вновь упало на его лицо, поймав… что-то. Но Дуку не уверен, что это. Решительность? Сила? Расчет?
— Скорее всего, вы правы — Энакин не в восторге от вас, — он вновь произносит фразу так, словно этот разговор ненамного интереснее погоды за окном. — Я не очень хочу будить его, знаете — сомневаюсь, что он как-то сделает этот разговор приятнее.
— А его изначально можно было назвать приятным?
Оби-Ван слегка пожал плечами. От движения ткань подушки заскрипела о его спину. Скайуокер чуть поерзал, но все же не проснулся.
— Таким же приятным, как и переговоры с хаттами, охотниками за головами и террористами.
Оскорбления иногда можно назвать культурными, если они произносятся с совершенно непроницаемым лицом. Дуку даже ценит это в какой-то мере — он может признать разницу между грубыми оскорблениями, которые обычно сыпятся в местах с большим количеством алкоголя и людьми, не умеющими контролировать свой гнев, и оскорблениями, что требуют изощренности ума.
— Смею предположить, что он спит не только по своей воле? — Скайуокер глуп, но инстинкт самосохранения у него есть. Он бы уже проснулся к этому моменту.
— Слабый щит в Силе. Я блокирую звук и не даю ему почувствовать вас.
Впечатляюще — скрывать присутствие в Силе сложно.
— Что же, возможно, это и к лучшему. Он не очень-то хорошо справился со своими обязанностями в первый раз, не так ли? Когда у него появляется возможность говорить, он склонен выдавать то, что не нужно раскрывать.
Наконец, появилась искра раздражения. Мелочь — лишь легкое сжатие губ, но оно есть. Совершенно точно есть. Прекрасно.
— Думаю, вы недооцениваете Энакина.
— А я думаю, что вы переоцениваете его.
— Увидим, — проговорил Кеноби, словно все действительно просто.
Возможно. Сейчас Дуку уступит ему в этом.
— И все же остается вопрос той ложной информации, что вы поведали.
— Да, что же, с какой-то точки зрения, это не так, верно? — Кеноби, кажется, доволен собой, пусть и совсем немного. Он слишком умен, чтобы считать, что подобная маленькая победа сыграет большую роль в большой игре, но это уже что-то, и Дуку простит ему эту блажь. У него более великие планы. — Вы спросили координаты базы Республики. Вы не упомянули, что база должна быть действующей на момент окончания войны.
— Умно.
— Стараюсь.
— В следующий раз старайтесь лучше, — он немного отстранено постучал пальцами по нижней губе, отвернувшись от Оби-Вана, чтобы скрыть легкую довольную улыбку. Ему нравится контролировать ситуацию. Всегда нравилось. — Мастер Кеноби, вы умный человек, но у меня за плечами много лет опыта, которых у вас нет. Я видел, как тысячи людей поднимались и падали, и я узнал, что у каждого есть слабое место. Нужно только выяснить это… и я думаю мы оба знаем, в чем ваша слабость.
Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Оби-Ван сжал челюсти и как мимолетно, уже во второй раз, напряглась его рука на спине Скайуокера. Мило, право. Он любит мальчишку. И ведь любит его слишком сильно. Это дает ему возможность манипулировать Кеноби.
— Хм, — пробормотал Оби-Ван, кивнув и намеренно отведя взгляд. — Видимо, это именно тот момент, когда я должен согласиться на все ваши условия. Боюсь, я все же вынужден буду отказаться.
Да, но все равно уже есть зачатки неуверенности, и это все, что нужно Дуку. Это не попытка заставить Оби-Вана отвернуться от своих ограниченных и категоричных взглядов джедая — не совсем. Он лишь желает показать, кто здесь власть и как, с определенной точки зрения или нет, Дуку не потерпит лжи.
— Смешно, знаете ли, — начал он, плавно развернувшись и направившись к другому концу кровати. — Эта галактика превозносит своих героев. Идеализирует их. Но когда герои падают, то становятся самыми презираемыми злодеями своего времени.
Во взгляде Кеноби явно загорелся огонек тревоги. Пусть и отдаленно, неточно, но он уже знает, что грядет — Дуку в этом уверен.
Но это не причина отбросить все попытки вырваться из петли — только не для Кеноби. Он вскинул подбородок и прямо посмотрел Дуку в лицо. Восхитительно. Даже на Джеонозисе Дуку приятно поразила эта его черта — это желание смотреть в лицо опасности до самого конца — даже когда световой меч Дуку уже готов был разрубить его пополам. Он не закрыл и не отвел глаза.
И сейчас он не сдается.
— Этот бой между вами и мной.
— Не льстите себе. Я сражаюсь с застоем и загниванием, что породили джедаи, и с коррупцией Республики. А вы лишь любопытный узник. Весь мой интерес к вам исходит лишь из того, что вы, в каком-то смысле, мой внук. Дело не в том, что вы сколь-либо равный соперник. Больше нет. Вы проиграли. И вам самому лучше наконец признать это.
— Если вы считаете, что когда у тебя больше нет идеи, за которой стоит следовать…
— В отличии от того, во что вы верите, мастер Кеноби, мне не нужно что-либо выдумывать, чтобы очернить Скайуокера.
Он осуждающе вскинул брови.
— Но вы это сделаете.
— Да, — кивнув согласился он. — Но не совсем. То, что я придумаю — в это легко будет поверить, благодаря тому, что произошло на самом деле. Когда есть определенная правда, ее можно объединить с ложью, и тогда они будут неразличимы.
— Энакин иногда… не всегда следует традициям, но он не совершил ничего криминального, во всяком случае не во время войны.
— А до войны?
Оби-Ван втянул носом воздух.
— У вас нет никаких доказательств против него. Нет ничего настолько серьезного, что можно было бы использовать против него.
На самом деле наоборот. У него есть много компромата на Скайуокера. Или, что точнее, у Сидиуса было. И пусть он во многом был невозможным и невыносимым человеком, Дуку был благодарен за предоставленную информацию, пусть, наверняка, и не полную.
— Разбудите его.
Кеноби не пошевельнулся. Все в нем буквально кричит о неповиновении, словно призывая Дуку попробовать его заставить.
Внезапно Дуку очень сильно хочет увидеть, какое лицо будет у Кеноби, когда тот поймет, что именно он знает о Скайуокере. Честно говоря, он удивлен, что Кеноби покрывал грехи Скайуокера все эти годы… хотя нет, он не совсем удивлен. Порой подсознание может оправдать слишком многое, даже преступления против человечности.
— Разбудите его, или это сделаю я, а мои манеры не такие великодушные, как ваши, уверяю.
Да, это сработало. Кеноби знает, что у него нет никаких шансов. В подобной ситуации ему приходится выбирать из двух зол меньшее.
Кинув в его сторону последний горящий взгляд, Кеноби делает то, что ему сказано. Дуку чувствует, как возведенные вокруг Скайуокера щиты падают, но он не комментирует это, пока Кеноби слегка встряхивает мальчишку.
Скайуокер открывает глаза медленно, несколько раз моргнув. Он выглядит уставшим, даже слегка квелым. Дуку думал, что несколько лет войны уже давно избавили его от этого. А может, дело в Кеноби. Скайуокер доверяет ему, знает, что Кеноби обо всем позаботится, пока он не может это сделать. Это важная деталь — которую Дуку обязательно учтет и запомнит.
— М, что, мастер? — пробормотал мальчишка, приложив некоторое усилие, чтобы поднять взгляд на Кеноби.
То, что он увидел — и Дуку приходится признать, что он недостаточно знает Кеноби, чтобы понять, что именно — тут же избавило его от всей сонливости. Уже через пару мгновений он сидит, поправляя рукой волосы, и стряхивает последний сон с легкостью человека, как раз таки прошедшего уже упомянутые несколько лет войны.
И все его внимание сосредоточено на Дуку.
— Не самое приятное пробуждение, — пробормотал он, откинувшись чуть назад.
Интересно. Он пытается прикрыть собой Кеноби. Конечно, это было бы более угрожающим, если бы он не спал, как сурок, последние десять минут, пока Кеноби и сам неплохо справлялся. Где Скайуокер, там всегда гордость — всегда позерство, потребность быть нужным.
Убожество. Власть - это не позерство. Дуку это знает.
Власть - это возможность привести свои угрозы в действие.
— А у меня были более приятные узники. Но не будем придираться к деталям.
— Как пожелаете, — ответил Скайуокер, обыденно махнув рукой, — будьте так любезны, опустите все ужимки и озвучьте сразу причину вашего весьма нежеланного визита.
Кеноби немного подвинулся за спиной мальчишки, повернувшись чуть на бок. И он едва может сдержать гримасу боли, но он неплохо ее скрывает.
— Энакин…
Дуку вскинул руку, заставляя его замолчать.
— Все мы знаем, что нетерпение — один из пороков Скайуокера, мастер Кеноби. Поздновато спохватились.
Сразу становится явно, что это больная тема: взгляд мастера потемнел, и он кинул на Дуку взгляд, словно тот лишь грязь, что пристала к подошве его сапога. Это лишь еще раз напоминает, что и у Кеноби есть гордость, хотя Дуку склонен полагать, что это больше невысокое мнение о тех, кто не верит в то же, что и он, чем уверенность в себе и своих идеалах.
— Да, что же, у всех нас есть свои пороки, не правда, Дуку? У некоторых это нетерпение, но другим приходится мириться и сражаться с жаждой власти и одержимостью и склонностью к массовым убийствам и геноциду.
Оскорбления оскорблениями, но это точный удар. Кеноби может и лучше, но и этот выпад неплох. Но что важнее, Кеноби очень вовремя упомянул последний факт. Учитывая грехи Скайуокера, упоминание геноцида неуместно, вспоминая, что тот сотворил… а Кеноби не настолько глуп.
Это не имеет смысла, Кеноби не поступил бы так необдуманно. Он буквально вручил Дуку приглашение и сам открыл все двери. Он не настолько глуп, чтобы это сделать.
Если только… если только Кеноби ничего не знает.
В груди Дуку взвилось что-то похожее на предвкушение, даже на ликование. Кеноби не знает. Идеально. Он сам не смог бы придумать лучше. Кеноби придется не только наблюдать за падением Скайуокера, но еще и столкнуться с понимаем, что человек, которого он якобы знал — человек, который по его мнению доверял ему — скрывает от него опасную и аморальную правду.
Идеально.
Он даже чувствует некую вину от того, что пользуется предоставленным Кеноби случаем. В конце концов, он не хочет совсем уж разрушить и подавить его личность, но это — это необходимо.
А Дуку никогда не упускал свой шанс.
— Не могу не согласиться, мастер Кеноби, — проговорил он, с ложным великодушием склонив голову. — Скайуокер один прекрасно сочетает в себе все эти пороки, не правда ли?
Мальчишка чуть выпрямился на краю кровати. Вот к чему приводят вина и еще не задавленная совесть — к паранойе. Едва ли он знает, какой информацией владеет Дуку, но учитывая все прошлые грехи и пороки, все возможные варианты пугают его. А из личного опыта Дуку знает, что это страх всех не пойманных и нераскрытых преступников — что сегодня настанет тот день, когда их найдут. С этим трудно жить. Иногда переживание — или даже вина — сводит людей с ума, доводя порой до открытого признания своих грехов.
Возможно, поэтому Скайуокер признался во всем Сидиусу.
Забавно, как, даже не зная настоящей личины Палпатина, он все же доверил ему свой секрет о массовом убийстве. Тот был канцлером Республики — по-хорошему он должен был быть последним человеком, кому бы Скайуокер признался в чем-то незаконном. Но каким-то образом, даже не осознавая этого, мальчишка, похоже, где-то глубоко внутри знал, что Палпатин примет эту тьму, а Кеноби нет.
И Кеноби ни о чем не догадывается.
Какая трагедия.
— Война — страшная вещь Дуку, — немного желчно проговорил Кеноби, — но я не назвал бы это геноцидом. И даже если так и было, все эти смерти висят на вашей совести.
— А как насчет уничтожения целой деревушки таскенов? Каким словом вы это назовете?
Это показатель того, как Кеноби контролирует себя — его лицо не отражает ни одной эмоции: он лишь спокойно смотрит на Дуку, оценивая его непроницаемым, взвешенным взглядом, в котором кроется легкое непонимание.
— Я бы назвал это вашей очередной ложью, таскены не имеют никакого отношения к этой войне.
Самообладание Скайуокера далеко не такое идеальное, как у Кеноби: его щеки залились краской, и он весь напрягся, словно через его тело только что пропустили ток. Он даже сильнее уперся ногами в пол, отчего матрас на кровати заскрипел, когда давление на него усилилось.
Кеноби это заметил.
— Энакин?
— Знаешь что, Скайуокер, — чопорно начал Дуку, с удовольствием впитывая каждый всплеск боли и вины, что появляются на лице мальчишки, — я буду благодушен, и дам тебе возможность лично объяснить все своему мастеру. А затем ты объяснишь все в суде.
О да. Это вызвало желаемую реакцию.
В порыве грубой энергии и даже, возможно, паники, Скайуокер вскочил на ноги. Кеноби все же умудрился схватить его за тунику, чтобы не дать кинуться вперед, и Дуку не может не признать, что удивлен тому, как Скайуокер подчинился этому жесту. Учитывая, что его мастер лежит на кровати, он смог бы спокойно вырваться.
— Как ты узнал? — прошептал он.
Ничтожество. Мальчишке было предсказано спасти свет, но он думает лишь о том, что кто-то узнал его секрет, а не о том, что он вообще совершил что-то подобное.
— Боюсь, что это меньшая из твоих забот. Лучший вопрос — почему твой мастер не знает.
И уже ясно, что Кеноби действительно не знает. Это понятно по тому, как кровь отлила от его лица, отчего оно практически слилось с подушкой, а рыжие волосы стали еще ярче. Так он выглядит совсем болезненно.
— Энакин, — его голос тих, но полон власти, и Скайуокер съежился. — Сядь.
Мальчишка слушается. Он практически полностью повержен и на какую-то секунду закрывает глаза — словно животное, что понимает, что его схватка подошла к концу. Он понимает, что его поймали, и, Дуку подозревает, что это сделал человек, которому он больше всего боялся во всем признаться.
— Я не могу тебе рассказать, Оби-Ван, — проговорил он, вновь открыв глаза. Он не смотрит на Кеноби, но вряд ли его внимание сосредоточено на Дуку. Сейчас он пытается спасти единственную поддержку, что осталась в его жизни.
Но еще до того, как он заговорил, Дуку понял, что выиграл.
Кеноби будет в ярости — это факт — но он также не бросит Скайуокера, потому что так он поступает всегда. Он может осуждать его решения и поступки, но он не бросит бывшего ученика на произвол судьбы.
Вновь Дуку поймал себя на мысли, что ему интересно знать каково это — заботиться о ком-то в таком ключе.
Он оттолкнул это чувство, коварно улыбнувшись, и направился к двери. Но остановился на мгновение, чтобы успеть кинуть последнюю колкость через плечо:
— На твоем месте, Скайуокер, я бы обнажил все свое грязное белье сейчас — подозреваю, что Кеноби предпочтет услышать все от тебя, а я не узнать из голонета.
Через несколько дней — это случится через несколько дней. И у Скайуокера больше не будет секретов.
Его дни героя канули в небытие. Свет сына солнц скоро погаснет.
Но что важнее звезда самого Дуку только загорается.