***
Республика в руинах. С первого взгляда это было незаметно, не когда Оби-Ван ступил за пределы Храма джедаев и вышел на яркий солнечный свет, чтобы добраться до транспорта, который ждал его на посадочной платформе. Ангар был наполнен кораблями, персоналом, работающим над ними — только что нанятыми, как он мог предположить — и дроидами, которые комплектовали корабли. Каждый был при деле, все работало как часы. Это могла бы быть просто очередная миссия. Все как и всегда, во всяком случае если не брать в расчёт внезапную тишину, которая окутала город, и то, как спидеры и прочий транспорт словно специально перестраивались из линии в линию, чтобы убраться как можно дальше от Храма и держаться на расстоянии. Он видел, как водители крутились на местах, чтобы рассмотреть его, в подозрении прищурив взгляд, словно они боялись, что он хочет навредить им. В сотнях футах внизу люди даже останавливались, чтобы поглазеть на Храм, словно он внезапно вырос из-под земли — словно не стоял тут уже несколько тысяч лет. Сейчас, уже будучи пять часов в гиперпространстве, он все еще не может избавиться от этих образов в своем подсознании. Ему еще нужно преодолеть огромное расстояние, прежде чем он доберется до цели. У него есть время, чтобы вздремнуть, откинуться назад, снять свои сапоги — отдохнуть. Будет правильно с пользой использовать это время, у него не будет такой возможности, когда он окажется на месте, но энергия, кажется, вихрилась внутри него, сжимая органы, отчего ему даже казалось, что он чувствует ее биение. Возможно, что он сам виновник этого, учитывая, с какой частотой бьется сердце. Не важно, причина была в его физическом состоянии или психологическом, он остался сидеть в сапогах на месте пилота, у пульта управления, и сон словно покинул его. Ему неудобно — ему не нравится, как эта одежда сидит на нем. Она напоминает одеяние джедаев, но нет внешней туники — просто одна кофта с длинными рукавами и поясом, а на ногах у него брюки, а не штаны. Но что еще более странно — они темно-коричневого цвета. Он сам не свой в этой униформе, но ему не во что переодеться, да и он не может себя заставить даже пошевелиться. Вместо этого он часы напролет буквально пялится в лобовое окно, потерянный в своих мыслях. Гиперпространство по-своему элегантно. Всполохи света окутывают, огибают и обтекают корабль, словно странная река, которая никогда не перестает течь, прерывая свой поток, только когда корабль сам пожелает покинуть ее. Все упирается в выбор, и все же, глядя на голубые потоки, он больше не чувствует, что может остановиться, изменить течение своей собственной жизни. Он направляется на планету, чтобы добиться договора для режима, который он презирает, для мужчины, которому он никогда не будет доверять и который никогда не будет близок ему. Каждая частичка его души и тела — все, кем он когда-то был и будет — противится, говорит, что он не может так поступить, но с безоговорочной уверенностью он понимает, что должен это сделать. У него есть выбор не подчиниться, но цена этого выбора слишком высока. В какое это ставит его положение? То, что он сейчас делает, — он в это не верит, но все равно делает — а разве его действия не считаются выше его мыслей? Разве он сам не результат собственных решений и действий? То, за кого он себя выдает, — ему не нравится этот человек. Это не то, кем он хочет быть. Дуку нашел его слабое место. Что-либо другое — и он бы отказался, но речь идет об Энакине, и он не может принять факт того, что он должен предать своего бывшего падавана ради идеи, которая погибла. Преданность этой умершей идее говорит ему одно, логика твердит совершенно другое. Его чувство шепчет третье. Республика пала. Дуку уничтожил ее. Джедаи мертвы. Дуку убил их. Все, что Оби-Ван пытался спасти, погибло, все, кроме мальчика, теперь мужчины, а также надежды, что если они выживут, то смогут что-то исправить. Это звучит хорошо, даже у него в сознании. Все в этом логично, но вне зависимости от того, что он думает, он понимает, что обманывает самого себя. Его внутренний спор имеет основание быть — но это не так. Просто его мотивы не имеют ничего общего с логикой. Они лишь касаются его слабости. Его слабость не делает логику слабее, но он не может отрицать, что если он будет путать эти два понятия в своем сознании, то это принесет ему только боль. И как бы ни было больно, он должен кристально ясно понимать, почему делает то, что делает. Он не может обманывать сам себя… и не будет. Он прекрасно понимает, почему так поступает. Он поступает так по неправильным причинам. Но он не может остановиться. Когда корабль наконец вышел из гиперпространства в пункте назначения, он все еще отрешенно смотрел в окно и был еще более уставшим, чем когда вылетел, и еще более потерянный, чем когда-либо в своей жизни. Но он еще никогда не был так уверен в том, что не сойдет с этого курса. Но он не может быть уверенным, что в конце этот путь не уничтожит его самого.Глава 13
29 марта 2023 г. в 22:21
В подобные моменты виден настоящий возраст Кеноби.
Он пытается казаться старше — возможно, из-за того, что он был самым молодым членом Совета — но на самом деле ему еще нет и сорока. А это самый расцвет, самая молодость. Дуку-то знает.
Кеноби не может кого-либо обмануть в такие моменты. Если смотреть только с физической стороны — Скайуокер лучший боец, это верно, но Кеноби прекрасно двигается и знает возможности своего тела, чтобы не уступать тому. То, как он уходит от ударов Скайуокера, нацеленный не на то, чтобы ударить в ответ, а увернуться, напоминает его любимую форму боя на световых мечах. Скайуокер тратит энергию. Кеноби выжидает. А затем, когда видит возможность, использует ее.
И, Сила, как он проворен. Всегда думает на шаг вперед, разрабатывает план боя, в то время как Скайуокер полагается только на необузданный талант. Кеноби побеждает мудростью; Скайуокер берет верх лишь грубой силой. Они представляют собой интересное сочетание, и в будущем будет любопытно за ними наблюдать: Кеноби даже близко не является тем наученным опытом старшим мастером-джедаем, каким пытается казаться окружающим.
Дуку всегда считал рукопашные бои чем-тот грубым — даже диким — но то, как дерутся эти двое — кажется, ему придется пересмотреть свои взгляды. То, что делают эти двое, — искусство, вытекающее из знания не только собственных движений, но и мыслей и движений противника. Это не грубый мордобой, чем ситх считал большую часть безоружного боя. Это искусство уклонения и выжидания, и на это любо-дорого посмотреть.
— Еще не вымотался? — подразнил Скайуокер, увернувшись в сторону и заблокировав выпад Кеноби. Он перехватил его за запястье, пытаясь вывернуть руку и заставить встать на колени, но Кеноби быстро последовал за этим движением, перекувыркнулся, нырнув под руку Скайуокера, и оказался позади него.
— Вопреки тому, что ты думаешь, — пробормотал он, тяжело дыша, — эти тринадцать лет разницы дали мне возможность достичь лучшей, чем у тебя, формы.
Скайуокер усмехнулся и попытался пнуть Кеноби сзади, но тот увернулся и попытался сбить Энакина с ног. Тому удалось подпрыгнуть, и они вновь оказались лицом к лицу.
Честно признаться, Дуку даже удивлен, что они еще его не заметили. Он скрывает свое присутствие, верно, но он стоит на их кухне, наблюдает за ними. Под этим углом стена его немного скрывает, но все равно интересно, как сильно они вовлечены в процесс, что настолько небрежны. Возможно, на это влияет нахождение в родных стенах. Неважно — Дуку это только на руку: он даже наслаждается действом, а также имеет возможность с помощью наблюдения получить важную информацию касательно своих узников.
Хорошая осведомленность не раз позволяла низвергнуть великих, самодовольно заключил он.
— Помнишь, как мы так же сражались, когда я был младше? — спросил Скайуокер со злодейской улыбкой.
Кеноби отступил назад, отбив удар Скайуокера предплечьем, но его ответный удар тоже оказался заблокирован. И он едва смог увернуться от прилетевшего колена в живот.
— Признаюсь, тогда у меня было нечестное преимущество.
Скайуокер перемахнул через голову Кеноби — бесполезный, показушный трюк, подумал Дуку с отвращением — и попытался ударить ногой в спину. Неудивительно, учитывая, как явно показывает этот кувырок его намерения, что Кеноби с легкостью предвидел этот удар и схватил Скайуокера за лодыжку, повалив с ног.
Скайуокер сильно ударился об пол, но тут же постарался откатиться, когда Кеноби хотел уже заблокировать его, и они оказались в мертвой хватке друг у друга — Скайуокер вцепился в левое запястье Кеноби, а тот крепко ухватил Скайуокера за правую руку.
Если бы они не убрали мебель на кухню, то та бы уже была изломана в щепки.
— Особенно когда это было не официальное обучение, — выдавил Скайуокера, попытавшись перевернуться, чтобы получить преимущество. Но не тут-то было — Кеноби с помощью собственного веса смог удержаться в том же положении, и они остались лежать на боках — патовая ситуация.
Скайуокер выиграет в такой ситуации, так предполагает Дуку. Он крупнее Кеноби, а когда в схватке наступает момент, когда акцент идет на грубую силу, такое преимущество многого стоит.
— Я имел… полное право, — на секунду он замолчал, переведя дыхание, — как твой мастер, повесить тебя вверх тормашками, пока ты не сдался.
— А я имею полное право… сделать это.
Закряхтев от усилия, Скайуокер наконец смог получить преимущество и перевернуть Кеноби. Одним боком он придавил руку Кеноби к полу, правой рукой прижал вторую, а левой схватил его за горло.
Кеноби лишь рассмеялся.
Интересный способ сбежать от реальности. Эти двое, пока тренируются, больше играют, чем действительно дерутся. Скайуокер хочет забыть о тяжести ситуации вокруг него, как и Кеноби, и, вымотав друг друга в рукопашной, им это удается. Им не приходится задумываться о чем-то, кроме следующего движения друг друга.
Дуку не может не признать, что он в какой-то степени даже очарован братским духом между этими двумя.
— Я уже не такой мелкий, а? — подтрунивает Скайуокер, надавив чуть сильнее.
Кеноби, кажется, не особо волнует тот факт, что чуть оступись Скайуокер, и его захват может повредить мастеру горло и совсем перекрыть доступ кислорода. Дуку едва ли может представить кого-либо, кому он готов так доверять. Даже тренируясь в свое время с другими джедаями, это всегда было не самое приятное положение. И неважно, насколько серьезной или шуточной была ситуация, это все равно было поражение, да и он все равно не может довериться и поверить, что его оппонент не желает ему зла. Возможно, он слишком циничен. Может, и нет. Но, вероятнее всего, Кеноби и Скайуокер исключение из правил.
Финально улыбнувшись, Скайуокер скатился с Кеноби и вскочил на ноги, протянув тому руку, чтобы помочь встать. Кеноби ухватился за нее, но по какой-то странной причине лицо Скайуокера вдруг окаменело. Дуку не смог сначала понять, что тот видит в Кеноби…
… до тех пор, пока тот не дернул Скайуокера вперед, сбив с толку, вновь опрокинув его на пол и полностью поменявшись с ним ролями.
— Что я тебе всегда говорил, Энакин? — беззлобно спросил он, хотя сложно было не заметить поучительную нотку в его голосе. — Никогда не теряй бдительность, особенно когда твой противник еще не сдался.
Скайуокер омерзительно надул губы.
— Это дешевый трюк, Оби-Ван.
Дуку задумался: говорил ли он эти слова кому-нибудь из своих настоящих противников. Хотя, если быть честным, он бы этому не удивился. Скайуокер поразительно упрям и считает, что его противники должны следовать правилам, даже если сам он будет поступать так, словно никаких правил вообще не существует.
— Я всегда был расчетлив.
Скайуокер тяжело вздохнул.
— Не самая лучшая шутка, мастер.
— Мне жаль, что ты так и не постиг тонкое искусство каламбура. Ну что, сдаешься?
— Ладно, — пробормотал он, кивнув под тяжестью руки Оби-Вана, — в этот раз ты выиграл, сдаюсь. Еще разок?
В глазах и на лице Кеноби пляшет веселье, когда он поднимается со Скайуокера. Вскинув бровь, он похлопал того по щеке, словно дразня, но так легко и с такой… любовью, которую Дуку не может понять.
— Как сам ты не раз упоминал за последние полчаса — я старик, который пролеживал бока последнюю неделю. И мне нужно отдохнуть.
— Ну ладно, не такой уж ты и старый, — запротестовал Скайуокер, перекатившись на бок и подперев голову рукой.
— Лесть не поможет тебе добиться еще одного раунда, Энакин.
— А тут ты дашь фору самому Йоде.
Достаточно. У Дуку есть более важные дела, чем наблюдение за этими детьми. Как Кеноби, будучи мастером-джедаем, может допустить подобную наглость со стороны подчиненного, и тем более бывшего падавана?
— Интересное заключение, Скайуокер, учитывая тот факт, что магистр Йода теперь един с Силой.
Какое удовольствие наблюдать за выражением удивления на их лицах. Оба все еще тяжело дышат, обливаются потом, но на секунду замирают, затаив дыхание. Возможно, от внезапного осознания его присутствия в комнате, но, скорее всего, от понимания, что Йода действительно мертв, и это на мгновение вновь сбивает их с ног.
И во всяком случае это Дуку может понять. Йода — символ Ордена джедаев. В глазах многих он непобедим, несокрушим. Он мастер, которого ставят в пример юным падаванам как идеал, высшего джедая. Во многом он то, каким должен быть джедай.
И он мертв.
Стоит отдать должное Скайуокеру — что Дуку едва ли хочет делать — он быстро оправился от потрясения, даже быстрее Кеноби. Возможно, роль играет тот факт, что последнего Йода обучал еще юнлингом. Кеноби испытывал к магистру неиссякаемое уважение и верность, в то время как Скайуокер, как подозревает Дуку, никогда не испытывал к гранд-мастеру этих чувств. Он едва ли может его в этом винить. Йода, как он слышал, всегда наполовину ожидал, что Скайуокер падет. А это едва ли вызывает в любом существе чувство привязанности и верности.
— Хорошо, что мы теперь будем знать, что у вас отсутствует чувство преданности, — прошипел он, вытерев потные ладони о рубашку. — Только бездушный человек может убить существо, вырастившее его.
Дуку едва может понять, почему эта фраза вызвала у него такое раздражение, но оно все же возникло, и с каждой минутой он ненавидит Скайуокера все больше.
— Просто это была необходимость. Ты явно не слушал, когда Кеноби учил тебя необходимости не идти на поводу у собственных чувств и эмоций.
Кажется, он слишком хорошо стал понимать ужимки Кеноби: он практически был уверен, что тот сейчас саркастично ответит, наверное, уверив его, что Скайуокер никогда и никого не слушает. Даже, скорее всего, если бы Дуку не было в комнате, а это всплыло в их разговоре между собой, тот так и ответил бы.
Но также может быть, что он вкладывает слишком много смысла во все это.
Скайуокер пожал плечами.
— Я люблю выбирать. А какое у вас оправдание своим изъянам?
Странно, что Кеноби пока так ничего и не сказал. Вместо этого он просто стоит, слегка уперевшись руками в бедра, словно пытаясь найти равновесие и вновь вернуться в реальность.
— Я сомневаюсь, что ему придется оправдываться, Энакин.
Скайуокер обернулся к нему явно сконфуженный, словно он не может решить: пытается ли Кеноби кого-то оскорбить или же просто отчитывает его. Наверняка зачастую его намерения действительно сложно отличить. Кеноби часто может превратить собственные слова в искусство… а Скайуокер теряет смысл где-то по дороге.
— На данный момент он уничтожил практически всех, кому бы могли потребоваться какие-либо объяснения.
Если бы Дуку знал, что упоминание Йоды вызовет у Кеноби такую реакцию, он бы сказал что-нибудь раньше. Хотя опять же, он мог отреагировать по-другому. Он даже почти раскаивается, что Кеноби теперь буквально кипит от ярости: его лицо окаменело, а плечи отведены назад в гневе. Так он выглядел, когда умер Квай-Гон? Тогда его рот искривился так же? Словно он пытается сдержать готовые сорваться с губ слова?
— Мастер? — спросил Энакин, даже, кажется, обеспокоенно.
— Каково это чувствовать себя безнаказанным, Дуку? — на удивление спокойно спросил Кеноби, несмотря на гримасу отвращения на лице. — Но и совершенно одиноким?
— Боюсь, такова цена за возможность сделать мир таким, каким он должен быть, — ровно ответил он, сцепив руки в замок за спиной и одарив мужчину перед собой холодным взглядом.
Кеноби даже не моргнул.
— То есть, вы хотите сказать, цена власти. У вас больше никого нет.
Возможно, это верно, но ему не нравится, как звучат эти слова. Ему не нравится эта правда в них. Сложно отрицать, что он теперь контролирует всю галактику, но также нельзя отрицать, что все, о ком он хоть когда-то заботился и кого любил, потеряны. Даже Йода. Было ли это так необходимо? Стоило ли оно того?
Стоило. Он в этом полностью уверен. Джедаи были неправы.
И он заставит Кеноби со временем это увидеть, а если нет, то у него хотя бы будет небольшое напоминание о человеке, с которым они пусть и не были очень близки, но которому он был небезразличен.
Квай-Гон Джинн был великим человеком.
И Оби-Ван Кеноби — его наследие.
Он бы даже очень хотел поздравить своего падавана с прекрасно проделанной работой. Квай-Гон смог вырастить молодого человека быстрого ума, который понимает, что такое долг, и Кеноби обладал элегантными манерами, которые Дуку высоко ценит. Кеноби мог бы быть знатным человеком или, пусть он и не признается в этом сам, политиком. То, как Кеноби преподносит себя, говорит о безупречных манерах и даже аристократичности. Это то, что Дуку всегда видит и признает… и даже готов с гордостью признать того своеобразным наследником, пусть даже и немного удаленным.
— У меня никого не осталось? — словно небрежно спросил Дуку, наслаждаясь вспышкой гнева на лице Кеноби. — Если верить джедаям, то мне никто и не нужен.
Оби-Ван Кеноби редко оказывается в ситуациях, когда не знает, что сказать. Он известен своим красноречием, но, получив в ответ такую фразу, молчит. И, как Дуку подозревает, скорее всего, из-за осознания, что это правда.
Кеноби никогда не мог следовать этому правилу, собственно, не лучше Скайуокера.
Просто у них разные реакции на свои привязанности.
— Выметайтесь, — прошипел он с горящим взглядом. Это контролируемый гнев, но все равно такой явный, и Дуку позволил себе сполна насладиться им. Это… это чувства, и быть человеком значит отдаваться им.
Не как джедаи.
И это значит, что Кеноби — человек, а на человека легко можно надавить.
— Мастер Кеноби, — жестко ответил он, — не думаю, что вы можете выгнать меня из помещения, которое принадлежит мне.
Никакой реакции. Никакого всплеска эмоций. Ничего, что могло бы показать, в какую ярость один только факт того, что Дуку теперь единственный хозяин Храма джедаев, приводит Кеноби, кроме все еще неверующего, но такого прожигающего взгляда. А это — многие бы сдались под этим взглядом.
Но Дуку не многие.
— Единственное, что вам принадлежит, Дуку, это здание, — выпалил Скайуокер, подойдя к своему мастеру. — Несмотря на то, что вы там себе понапридумывали, вы не глава Ордена.
Глупо. Совершенный идиотизм.
— Я соглашусь с этим, но только потому, что я уничтожил этот Орден, — в конце концов сложно быть главой того, чего нет.
— Где-то там еще есть выжившие.
И если быть честным, да, есть. Правда не так много, как хотелось бы верить Скайуокеру, и это лишь вопрос времени, когда Дуку найдет их и или завербует их и включит в свои планы, или уничтожит. Он даст начало Ордену, как того хочет именно он, самодовольно подумал ситх, обыденно убрав полу мантии за спину.
Кеноби положил руку на плечо Скайуокера и, несмотря на бушующую бурю эмоций внутри, на удивление мягко потянул его назад. Его пальцы крепко сжались, безмолвно отдавая приказ, и Скайуокер, пусть и явно не в восторге от этого, не воспротивился.
— Оставь его, Энакин, — тихо проговорил Кеноби. Это не выговор, но лишь напоминание — это не его битва, во всяком случае не сейчас. На данный момент эта беседа каким-то образом сосредоточилась именно на Дуку и Кеноби: Скайуокер лишь зритель и редкий комментатор того, что имеет более глубокие корни — Квай-Гон, Йода, жизнь, которая едва ли включает в себя что-либо, кроме Ордена, — чего Скайуокер не понимает.
— Смею предположить, что вы теперь весьма занятой человек. Вы сюда пришли не просто так.
И это, простыми словами, вежливый метод сказать: переходи к делу или выметайся. Пусть его губы не шелохнулись, он чувствует улыбку внутри. То, что только что сделал Кеноби, — это истинная дипломатия.
Это воодушевляет, учитывая то, что он собирается предложить.
— Вы должны сейчас понимать, мастер Кеноби, что у меня всегда есть мотив и цель, пусть я и решаю не делиться ими с вами.
Кеноби хотел уже закатить глаза, но, кажется, спохватился и вместо этого просто скрестил руки на груди.
— То есть цель вашего прихода была в том, чтобы сказать мне, что вы не собираетесь делиться целью вашего прихода? О Сила, все сенаторы, которых я когда-либо встречал, едва ли обладали таким же желанием показать свою власть.
Скайуокер усмехнулся. Едва уловимо, но Дуку это заметил. Он такой неотесанный болван. Полнейшее отсутствие такта, а также скудность манер, которые могли хоть немного это сгладить. Почему вообще Сидиус хотел этого мальчишку себе в ученики? А Кеноби? Как вообще кто-либо может добровольно взаимодействовать со Скайуокером, а уж тем более обучать его?
— А я встречал джедаев, которые лучше старались сдерживать себя от высказывания глупых оскорблений.
— Так вы хотите сказать, что если я продолжу в том же духе, то вы не преминете продемонстрировать свою власть?
Он слегка махнул рукой.
— Если вам любопытно, прошу, попробуйте.
Кеноби не особо горит желанием испытывать судьбу. Напротив, он лишь вздохнул и сделал шаг назад, выжидая. И в этом, Дуку не сомневается, он хорош. Это добрая половина всех переговоров и дипломатии: дождись, когда противник собственными словами загонит себя в угол, устав от разговоров (что, к сожалению, весьма редкое явление), или же дождись момента, когда собеседник готов тебя услышать.
— Нет? Вполне вероятно это первое правильное решение, сделанное вами за последнее время.
О да. Кеноби это задевает, но он хранит молчание. Жаль. Дуку даже с некоторым нетерпением хотел узнать, через сколько Скайуокер закричит, когда его поразит разряд молний. Ему не дали толком поэкспериментировать на Джеонозисе, он был бы рад получить такую возможность.
Возможно, чуть позже.
— Давайте сразу установим новый рекорд — вы примете сразу два верных решения, м? — спросил он, скрестив руки за спиной и начав прохаживаться вдоль стены. Обычно здесь стояла мебель, но пока она была отодвинута на кухню, чтобы освободить место для спонтанного спарринга. Возможно, ему стоит подумать о том, чтобы выделить этим двоим время в тренировочных залах. Он бы очень не хотел, чтобы Храму был нанесен какой-либо ущерб, когда он владеет им. — У меня есть для вас предложение, мастер Кеноби.
Дуку мог с таким же эффектом сказать, что на полу постелен бежевый ковер, Кеноби едва выказал какой-либо интерес.
— Я в предвкушении.
Скайуокер, кажется, более заинтересован. Он стоит чуть позади Кеноби, не сводя с Дуку настойчивого взгляда, словно прикидывая, поместится ли тело противника в мешок для мусора.
— Как я думаю, вы прекрасно представляете, — начал ситх, остановившись, чтобы лучше уловить реакцию Кеноби, — не все приняли поражение вашей стороны с радостью. Не то, чтобы мне противостоят действительно сильные противники, я вполне гипотетически могу стереть с лица галактики народы тех планет, которые вздумают сопротивляться, но я бы предпочел что-то более… незаметное.
— Да, геноцид едва ли можно назвать незаметным, — сухо парировал Оби-Ван, проведя рукой по бороде.
И хотя бы в этом они пришли к согласию. Но что важнее, это такое грязное дело — иногда необходимое — но всегда после победы нужно столько всего подчищать…
— Нет, — медленно согласился он, — но я уверен, что вы можете помочь мне с альтернативным вариантом, который мне придется по душе.
— Боюсь, в этом наши мнения разнятся.
— О, не сомневаюсь, — он почувствовал, как его губы растянулись в мрачной улыбке. Все в порядке. Сейчас не время любезничать. Ему лишь нужно добиться подчинения. — Однако, я уверен, вы скоро поймете, здесь важно только мое мнение. Что же, вот чего я хочу: мне нужно, чтобы вы поспособствовали безболезненному и спокойному вливанию этих систем в то, что сейчас превращается в Первую Галактическую Империю.
Лицо Кеноби скривилось в отвращении.
— Вы хотите, чтобы я договорился с ними об условиях, которые убедят их присоединиться к вам?
Скайуокер подошел чуть ближе к Кеноби. Его пальцы сжались на том месте, где обычно висел его световой меч, и Дуку с интересом задумался: о чем он больше жалеет — о потере руки или своего оружия? Ведь, как Дуку теперь знает, мальчишка в равной мере пользовался и тем и другим.
— Прошу меня простить. Я не хотел дать вам задание, которое так задевает ваши тонкие чувства, — сухо парировал он. — Думайте, что вы спасаете миллионы жизней.
Скайуокер, кажется, даже задет больше Кеноби, хотя Дуку сомневается, что это так. За этой пустой, слегка раздраженной маской, он уверен, Кеноби буквально разрывает от того, что его только что попросили сделать. Помочь врагу спасти жизни. Весьма занятный для него каламбур. Это без сомнения оскорбительно, но, возможно, необходимо, как та война, в которой он сражался несколько лет.
— То есть, ему нужно уговорить их присоединиться к вам, иначе, вы всех их убьете, — процедил сквозь зубы Скайуокер.
— В общем и целом, да.
— Вы не боитесь, что если я выйду отсюда, то просто сбегу? — спросил Кеноби.
Дуку так хотелось глубоко вздохнуть.
— Мастер Кеноби, вы человек разных качеств, но вы не из тех, кто просто трусливо бежит с поля боя.
— Я умею признавать, когда лучшая опция, это отступление.
Возможно и так, но больше всего прочего он признает долг — никогда не бросай товарища позади. А когда этот товарищ Скайуокер, он понимает это лучше остальных.
И, понятное дело, Скайуокер также это понимает, и так как он готов увидеть в себе этот недостаток, он первый приходит к закономерному умозаключению.
Переступив с ноги на ногу, Скайуокер нахмурился и пробормотал:
— Я останусь здесь, не так ли?
Интересно, что Кеноби не догадался об этом. Что это: тоска и сожаление, которые переросли в приятное неведение? Обычно Дуку и внимания не обратил бы на это, но он предпочитает знать своих противников… особенно тех, кто был у него в услужении.
А скоро Кеноби им станет.
— Как Скайуокер мастерски — а я скрепя сердце могу сказать о нем так — отметил, он не будет вас сопровождать. На самом деле, если он отправится с вами, публика, скорее всего, прикончит его быстрее, чем это сделаю я: настолько его сейчас ненавидят. И поэтому он останется здесь. И как это ни странно, я не буду беспокоиться о том, вернетесь ли вы.
— Спорю, что вы частично надеетесь, что он не вернется, — пробормотал Скайуокер. — Уверен, вы никак не дождетесь того сладостного момента, когда моя голова отделится от тела. Вы просто расстроитесь, что люди сделают это до вас.
Прямо в точку.
— И это будет мудро с твоей стороны не провоцировать меня.
Кеноби даже не мигнул.
— И это будет глупо с моей стороны поверить вам на слово. Как я могу быть уверенным, что вы просто не убьете его, пока меня не будет?
— Просто спросите себя, мастер Кеноби: какой у меня будет смысл делать это, помимо собственных чувств? Мне не хотелось бы, чтобы вы успели провести лишь одни мирные переговоры, а я более чем уверен в том, что если вы вернетесь и обнаружите Скайуокера по частям, то более не проявите желание этого делать.
Он знает, что выхода нет. Дуку видит это в его взгляде, в этом упорном нежелании признать ситуацию, в горящем раздражении от того, что он не может найти выход. Кеноби никуда не денется… если только этого не захочет Дуку.
— Так мы договорились? — спросил он, протянув руку.
Кеноби не пожал ее, во всяком случае, не сразу.
— Не рассчитывайте на долгосрочное сотрудничество, — тихо выдавил он.
Это смешно. Жалкое позерство — вот и все. Кеноби никак не сможет избавиться от контроля Дуку, все трое, находящиеся в комнате, понимают это. И лучше всех это понимает Дуку… и он этим наслаждается. Подобные битвы — с достойными противниками — их так приятно выигрывать. И так выгодно. Кеноби станет неоценимым помощником.
— Нет? Что же, если я решу отказаться от ваших услуг, я сообщу вам с помощью светового меча в сердце Скайуокера. Соответственно, я советую вам выполнить все на высшем уровне, который соответствует моим ожиданиям.
Кеноби глубоко вздохнул и задержал дыхание, гордо отведя назад плечи, как человек, который даже проиграв, отказывается выглядеть сломленным. Да, Дуку не сомневается, что принял правильное решение, оставив Кеноби в живых. У этого мужчины такой потенциал, и, как бы странно это ни звучало, Дуку гордится им. Он — единственное подобие семьи, которое у него еще осталось, и пусть он и убьет его, если до этого дойдет, он больше желает сотрудничества.
Это… не семья — Дуку слишком глубоко погрузился в скверну темной стороны, чтобы иметь нормальную семью — но это что-то слишком близкое к привязанности, и это естественная гордость за своего приемника. Кеноби — это приятная и милая частичка прошлого — напоминание о том времени, когда у Дуку были те, ради кого стоило жить, те, кто готов был ради него умереть.
Он не может повернуть время вспять, но он может сохранить его в этом мужчине.
Он плавно поднял руку и опустил ее на плечо Кеноби. Мужчине противен этот жест — это видно в презрительном взгляде, брошенном на руку, а затем в лицо Дуку — но он терпит, позволив Дуку держать его так, насладиться этой победой.
Как странно: пусть Кеноби и ненавидит и отторгает его присутствие, Дуку все равно не чувствует себя так одиноко. Этот мужчина перед ним дарит ему воспоминания — связь с жизнью, с которой он пусть и был не согласен, но она дала ему заботливых людей. Тогда все было светлее, счастливее, и пусть он не может вернуться назад — да и не особо хочет — он дарит себе слабое отражение этой жизни, словно картинку на поверхности озера.
Этот мужчина — пережиток его прошлого, и из-за этого Дуку не безразлична его жизнь.
Это странное чувство. Ему было наплевать на благополучие окружающих — кроме своего собственного — уже очень долго.
— Вы улетаете завтра, — поставил он черту, слегка сжав плечо Кеноби. — Попрощайтесь друг с другом. Даю вам слово, если вы прекрасно поработаете, он будет здесь, когда вы вернетесь.
Кеноби лишь пронзил его взглядом, сквозящим негодованием, и яростно сжал губы в тонкую линию. Дуку долго не обрывает этот зрительный контакт, впитывая негодование, практически желая помочь справиться с этим чувством, как когда-то помогал бывшему падавану. Но нет, больше нет. Это давно минувшие дни.
Он опустил руку и развернулся к Скайуокеру и Кеноби спиной, направившись в сторону двери. Сзади не раздалось ни звука. Ничего, кроме стука его шагов, который лишь усиливало отсутствие какой-нибудь мебели. Так пусто.
Такой эффект имеет пустое пространство. Это тоскливо, но в то же время делает все находящееся внутри больше, значительнее. Возможно, поэтому он одинок, задумался Дуку, закрыв дверь и заблокировав ее и мужчин внутри с той же легкостью, как заблокировал в сознании маленькое чувство ностальгии, что временами преследует его.
Он ни о чем не сожалеет. Всегда есть время для воспоминаний, но только короткое время. Ему недоступна роскошь погружения в ностальгию, как остальным.
И поэтому он позволит прошлому сохраниться в Кеноби, скрытому до тех пор, пока он не захочет его вновь увидеть.
А пока ему нужно управлять Империей.