***
Падме Амидала ненавидит дождь. Он проникает в ее обувь, пронизывает до костей, отчего она дрожит, а подушечки ее пальцев морщатся от переизбытка влаги. Но хуже всего то, что ей потом нужно несколько часов, чтобы вновь согреться. Что бы она ни отдала сейчас за горячий напиток, толстый плед и теплое помещение. На Фондоре редко когда идет дождь. Планета по большей части покрыта пустынями или пустошами, усеянными обжитыми территориями, но погода словно знала, что она будет здесь, и решила забыть о своей типичности и залить все вокруг. Все в порядке. В любом случае в последнее время вокруг одна серость и сырость. Не в прямом смысле, совсем недавно она видела солнечный свет. Но в ее душе свет уже давно потух и больше не пробивается через тьму внутри — безнадежные мысли, что нашептывали: скорее всего, это все никогда не закончится, Энакин наверняка погиб, и она больше никогда его не увидит. В этих потаенный уголках ее души солнечного света не было уже очень давно. Сильнее надвинув капюшон на лицо, Падме подняла взгляд на неоновую вывеску, что осветила ей путь. Это безвкусный, дешевый свет, размытый по краям. Он даже будто немного мутный, словно смешанный с грязью на улице, которая уже пристала к ее обуви и приняла неестественный и тошнотворный вид. Это не лучший район города. Здесь половина населения сидит на палочках смерти, а те, кто еще хоть что-то различают, словно подражают жителям нижних уровней Корусанта. Все здесь словно копирует преступный мир столицы. Дешевизна. Быстрые сделки и мгновенные сведения счетов. Она сама никогда этого не понимала. И это словно отрезвляет. Но она предпочтет провести свою жизнь, пытаясь исправить то, что может, чем просто постараться забыть все это. И поэтому она здесь. Подойдя к двери под вывеской, Падме нырнула внутрь здания, все так же плотнее натянув капюшон. Никто не обратил на нее внимания. Здесь есть два типа людей: те, кто не хочет быть узнанным, и те, кто не может показывать свое тело. Середины нет, и она прекрасно вписывается в первую группу. Она заплатила неплохую сумму за информацию, которая привела ее сюда. Частично, конечно, и она не может этого не признать, все основывается на чистом везении: нашелся механик в Храме джедаев, которого Дуку не посчитал достаточно опасным, чтобы убить. На самом деле изначально он выжил лишь потому, что был дома со своей семьей в ту ночь, когда был отдан приказ 66. Также вопрос был в том, видел ли он действительно пассажира, и насколько он предан Ордену джедаев, чтобы желать поделиться этой информацией с восстанием, которое начало зарождаться. Далее они уже смогли отследить пункт назначения корабля. Падме встретила его при приземлении, оставаясь на шаг позади, в тени, потерявшись среди отребья этой планеты. Она проследовала за пассажиром… до этого заведения. Интересное место для встречи, пусть и логичное в какой-то мере. В подобном месте любой, кто еще все же что-то соображает и может подслушивать, будет оглушен грохочущей музыкой. Едва ли стоит опасаться вызова каких-либо блюстителей порядка — девять из десяти находящихся здесь существ сами скрываются от закона. Но с другой стороны, это опасное место, так как потенциальному убийце будет легко слиться с толпой, поэтому она может сделать вывод, что человек, которого она преследует, не ожидает нападения. Значит подковерные игры. Интересно. Какие, во имя Силы, переговоры он может вести здесь? Выманить его из комнаты не сложно. Было бы проблематично сделать это незаметно, будь это не она, а какой-нибудь обычный ассасин. Для многих это будет сложная ситуация: убей стражей — сразу объяви о своем присутствии всем в комнате. А затем те, кого она хочет убить, будут начеку и будут знать, что она хочет сделать это. К счастью, она не собирается никого убивать в этой комнате. Она лишь хочет, чтобы о ее присутствии узнали. Опустив руку под полы плаща, она сомкнула пальцы на бластере. На его рукоятке уже есть зазубрины, едва заметные, но их знакомое присутствие успокаивает, словно друг, которому можно доверять. Пусть и не живое существо — ей нужна любая поддержка, которая только возможна, учитывая что мир сошел с ума. Стражи, которых поставили у двери, наверняка с не самым чистым прошлым. Ни один уважающий себя человек не будет работать в подобном заведении. Наверняка, с какой стороны ни посмотри, они заслуживают смерти… но не ей это решать. Одному она выстрелила в колено, второму чуть выше, в бедро. Жаль, она надеялась попасть в одно и то же место у обоих. Ей нужно потренироваться над прицелом: нельзя оправдываться тем, что цель двигалась, даже если промазала на пару дюймов. Может, чуть позже. Сейчас же у нее есть более важные дела. Обыденные вещи, например, как полная тишина в клубе, а затем взорвавшийся гомоном голосов воздух, стук двери, когда мужчина, за которым она следовала, выбежал из задней комнаты — даже стоны стражей, которых она подстрелила. Время бежать. Но сначала сделать заявление. Прицелившись, она намеренно выстрелила мимо мужчины, видневшегося в проеме двери. Выстрел опалил стену, а мужчина отпрянул в сторону, опустив плечо, как уже наученный опытом человек, в которого стреляли много-много раз. Даже то, как все это время он не сводил с нее взгляд, не желая потерять ее в толпе, говорит о многом. Она развернулась и кинулась к двери. Никто не попытался ее остановить. В подобном месте у каждого первый инстинкт — защитить себя, и встрять в разборки двух вооруженных существ с натяжкой можно отнести к этому инстинкту. Она смогла добраться до двери, преследуемая мужчиной по пятам. Она слышит стук его шагов, как они с силой ступают по дюракриту, скорее всего, собирая на себя столько же грязи, сколько и ее сапоги. Дождь бьет ей в лицо, стекает по волосам, за шиворот, но у нее нет времени, чтобы убрать мешающие пряди. Она не может дать ему понять, кого он преследует. Пока нет. Ради его же безопасности. Ей нужно обеспечить ему достоверное алиби. Она оттолкнула одного человека, отчего тот упал, пытаясь в спешке проскочить мимо нее, и пусть она чувствует себя виноватой, но продолжает бежать. Она свернула в первую же подворотню, которая попалась на пути, скрывшись в тени. Он следует за ней. Если бы она действительно хотела скрыться, у нее бы были большие проблемы — он хорош. В чем она ни разу не сомневалась, ведь Энакин рассказал ей, как он хорош, так же хорош, как когда она в первый раз встретила его, — даже лучше. Странно, но за этим не следует шипение активированного светового меча. Она ожидала этого. Есть он у него вообще? Если нет, что стало с его мечом? Что вообще произошло с ним самим? Впереди возвышается заброшенный склад, одно из окон которого разбито. Это наверняка рай для наркодилеров, но прямо сейчас оно также отлично послужит и ее целям. Но забраться туда может быть проблематично, учитывая то, что у нее нет времени, чтобы аккуратно залезть, не задев ни один осколок. Это больно. Стекло впилось в ее руку, когда она запрыгнула внутрь, и она скривилась, пытаясь игнорировать жгучую боль, пронзившую руку. Что же, она жаловалась на холод: стекающая кровь немного согреет ее руку. Она постарается сосредоточить внимание на маленьких радостях, неважно, насколько они мрачные. Кроме того, в этой погоне больше нет смысла. — Бежать больше некуда! — воскликнул он сзади. А она больше и не хочет куда-либо бежать. По правде говоря, она лишь хочет кинуться вперед и обнять этого мужчину, потому что видит его живым, и это дает ей надежду. Он ее друг… но, что более важно, Энакин был с ним. Он наверняка что-то знает, и каждую ночь с приказа 66 она лишь думала о том, где раздобыть информацию о местонахождении ее супруга. Она должна его увидеть… и, если он мертв, ей нужно увидеть тело. Его рука опустилась на бедро, и теперь она ждет увидеть свет его меча, но вместо этого ее встречает дуло бластера. Значит, нет светового меча. Не похоже на него. Что произошло? — Отсюда нет выхода, только наверх, — просто ответила она. — Так бывает каждый раз, когда оказываешься в самой преисподней. Пальцы, сжимающие бластер, дернулись, и, если она сильно приглядится, то сможет уловить едва различимую дрожь в его руке. Вряд ли это повлияет на его меткость… но он и не будет стрелять. Он ничего не сделает более того, что уже делает, — лишь уберет бластер назад, в кобуру на поясе, кинется вперед и сделает то, что она хотела сделать пару мгновений назад. Она нырнула в его объятья, пытаясь притвориться, что больше не испытывает пронизывающий холод — что ее беспокойство не усилилось от того, что он обнимает ее как человек, который потерял слишком много дорогих ему людей, который боится, что и она станет еще одной потерей. — Падме, что ты творишь? — прошептал он, все еще не выпуская ее. Его трясет. Едва заметно, но, как ни странно, это ее успокаивает, ведь это доказывает, что он тоже просто человек. Это доказывает, что он переживает так же сильно, как и она… а если переживает и беспокоится он, то, значит, ему есть из-за чего переживать и за что беспокоиться. И есть лишь одно, что может заставить Оби-Вана Кеноби беспокоиться и переживать. — Разве не понятно — выслеживаю тебя. — Действительно, — криво усмехнулся он. А затем открыто рассмеялся, отступив от нее на шаг и нервно проведя руками по волосам. Они в беспорядке, больше чем обычно, а его борода давно не знает ухода. Видимо, эта работенка не совсем ему приятна, если он совсем забыл о своем педантичном подходе к собственной внешности, похоже, пытаясь использовать каждую свободную секунду, чтобы разобраться с этим быстрее. — Ты в меня стреляла. Она пожала плечами, одной рукой зажав другую, раненую. Она чувствует, как липкая и густая кровь сочится из раны под ее пальцами. Когда-то раньше это вызвало бы у нее приступ тошноты. Но не сейчас. Она слишком многое повидала. — Я промазала. — Намеренно, смею предположить. Она почувствовала, как на лице расползалась улыбка. — Конечно. Сквозь ее пальцы просочилась капля крови и упала вниз, забрызгав пол. Естественно, она опустила на нее глаза — кровь кажется практически черной в свете луны, что проникает через окно — их единственный источник освещения. Оби-Ван тоже это замечает. — Сядь, — просто проговорил он, уже потянувшись к поясу. Она уверена, что джедай может прожить недели на том, что хранится у него в поясе. Она порой дразнила этим Энакина. Нет смысла отказываться от его помощи — он наверняка намного более сведущ в целительстве, чем она, поэтому она опустилась на пол прямо там, где стояла, позволив ему сесть напротив и взять ее руку в свои. У него нежные руки, но все равно сильные — этим рукам она доверится, чтобы вернуть все на место. — Рана глубокая. — Оно того стоило. — Ты могла остановиться за пределами склада. — И позволить любому, кто случайно будет проходить мимо, заметить нас? Кому как не тебе это знать, Оби-Ван? Его губы исказились в грустной улыбке, и ей резко пришлось бороться с порывом потянуть его на себя и обнять, баюкая, дав возможность избавиться от всей боли, что проступает сквозь трещины его контроля. Остался ли в его жизни кто-то рядом? И вообще позаботился ли кто-то о нем с тех пор, как умер Квай-Гон? Он всегда казался таким сильным, но она как никто другой порой знает что, когда ты лидер, то единственное твое желание, чтобы тебя кто-то поймал при падении. Ты ловишь всех остальных. И ты не хочешь еще и помогать самому себе. И никто, как она подозревает, не был поддержкой для этого человека многие годы. — Неплохая уловка, — через минуту проговорил он, прижав пальцами кусочек бинта к ране. Затем с осторожностью он стал обматывать ее, перекрещивая и закрепляя. — Это будет выглядеть убедительно, ведь я сам в это поверил. И я уверен, что стражи точно поверили. Она кивнула и улыбнулась, сдержавшись и не скривившись от всполохов боли, что прошивали ее руку. — И если они будут сомневаться в увиденном, то огнестрельные раны, которые им придется еще лечить, убедят их. — Умно. Да, но все это совсем не то, что она хочет услышать от Оби-Вана. То, чего она так жаждет, — эта нужда сжирала ее изнутри с самого приказа 66 — словно ссадина на сердце, и она больше не может сдерживать этот вопрос. Но должна. Оби-Ван умный человек — если она тотчас спросит о том, что хочет, он поймет, почему она так жаждет узнать это… но она должна знать. — Энакин жив? — медленно спросила она, подняв глаза с рваной кровоточащей раны и рук Оби-Вана, обрабатывающих ее. Странно, но на его лице нет удивления. Там вообще ничего нет, кроме усталости и легкой доли облегчения. Даже до того, как он ответил, гора упала с ее плеч. — Да. Да. О, да. Да. Еще никогда она не слышала ничего более красивого. Энакин жив — жив — и ее плечи опустились от облегчения. Она почувствовала, как на глаза набежали слезы, отчего их начало жечь. Энакин жив. — Где он? — На Корусанте. — И почему ты не с ним? — не обвинение, простой вопрос, потому что она прекрасно знает, что Оби-Ван никогда не оставил бы Энакина без крайней нужды. — Потому что, — ответил он внезапно полным презрения голосом, — Дуку отправил меня сюда, чтобы договориться с человеком, в компании которого ты меня увидела. Несмотря на то, что он не является какой-либо значимой политической фигурой, он на самом деле владеет намного большими деньгами, чем любой политик здесь. А власть так часто принадлежит тем, у кого больше денег. — Смею предположить, что он неплохо наварится на оккупации Дуку. — Необязательно. Многие сенаторы у него уже подкуплены. И если падет Сенат, то он потеряет власть. Она молчала, пока он убирал край бинта под повязку. — И что ты можешь ему предложить? — Как выяснилось, у него также есть связи в банковском клане. И даже несмотря на то, что он не хочет падения Республики, он не стесняется играть на обе стороны ради наживы. Так что остается только убедить его, что более… выгодно присоединиться к Дуку. — И ты предлагаешь ему более высокую позицию в иерархии банковского клана? Он кивнул, явно не в восторге от этого. — Дуку держит банковский клан на коротком поводке, и он «убедил» их предоставить мне такую возможность. Этот человек коррупционер до мозга костей, но он хорош в том, что делает, а это все, что волнует Дуку. И что более важно, если он поддержит Дуку, многие фракции на этой планете последуют его примеру. Все прекрасно складывается, кроме одного: почему Оби-Ван Кеноби ведет подобные переговоры? Он не предатель. Он не пойдет против Республики. Он никогда не станет так поступать ради выгоды и наживы, но что-то толкнуло его на это… — Мои взгляды и моя верность неизменны, сенатор. Падме опешила, слегка отшатнувшись назад. Она обхватила пальцами противоположной руки повязку над раной, и он осторожно с грустной улыбкой отпустил ее кисть, позволив отстраниться. — Не это хотел бы я сделать. — Тогда почему делаешь? — она знает этого мужчину. Он лучше умрет, чем будет помогать Дуку. Он уже сделал этот выбор давным-давно на Джеонозисе. Тут явно не идет речь о спасении его жизни. Его губы изогнулись в еще одной кривой печальной улыбке, на этот раз полной горечи. — Право, Падме, я думал уж ты лучше кого-либо другого сможешь понять мою мотивацию. Республика пала, но он все равно не перешел бы на сторону Дуку. Она это знает так же точно, как и уверена в своем выборе в этой ситуации. Она умрет прежде, чем поможет Дуку, как и он. И, как и Оби-Вана, ничто не заставит ее поступить иначе. Кроме одного. — О, Сила, — прошептала она. Это инстинктивное желание притянуть колени к груди, спрятать голову и свернуться клубком, пытаясь справиться с ужасающим пониманием. Энакин. Ее муж, ее Эни. — Он жив, Падме. И так оно и будет. Она не подняла голову с колен. — Пока ты даешь Дуку то, что он желает. — Ты бы предпочла, чтобы я отказался? Пальцы вцепились в волосы, потянув со всей силы, и она почувствовала, как вырвала небольшой клок. — Нет… я… Республика в любом случае пала, а ты предотвращаешь еще большее безумие и кровопролитие. Спасаешь жизни. Это правильно. Просто… это Дуку. — Да, — тихо пробормотал он, — Дуку. — Оби-Ван… Энакин и я… Он опустился на пол рядом с ней. С мягкостью он обхватил ее пальцы и с силой разжал их, вытащив из волос, проигнорировав вырванные пряди. — Я знаю, Падме. Что вы женаты. Я не совсем одобряю… но Энакин… он… — Ты любишь его. — Я вырастил его. — Это не всегда одно и то же. Он замер, и в свете луны на его лице отразилась паника. И, возможно, не только лунный свет тому виной. — Я не мог не полюбить его. Он был всего лишь ребенком, и Энакин… ты же его знаешь. Всегда такой требовательный, и он буквально требовал, чтобы его любили… и я сдался, потому что… потому что… — Потому что он твой сын. Оби-Ван закрыл глаза. Так он выглядит намного моложе, но более уставшим. — Да. — Вот что значит быть родителем, Оби-Ван. Хорошим родителем. В этом нет ничего постыдного. — Не когда ты джедай. — Неужели джедаи никогда не ошибались? Он выпустил ее руки и вздохнул, уставившись в пустоту. — Посмотри, что мне приходится делать, Падме. Разве это хорошо? Нет. Нехорошо. Но жить без любви — это ненамного лучше. Даже хуже. Так живет Дуку. — Что-то должно отличать нас от наших врагов, Оби-Ван, пусть это и то, что дает нашим врагам нас контролировать. Он не шелохнулся. — Это не имеет значения. Я ничего не могу сделать. И вновь на нее нахлынул порыв притянуть его к себе и обнять. Кто-то же должен наконец это сделать. Он слишком долго был сильным, был частью Ордена, который проклинает любые эмоции, если ты не можешь справиться с ними, отпустить их. Во многом он идеальный джедай, но в этом он просто обычный человек. И он просто не может видеть, как это прекрасно. Она не должна злиться на Орден. Они делают много хороших вещей… но видя сейчас Оби-Вана, наказывающего себя за нормальные и обычные чувства и переживания — она не может полностью сдержать гнев. Джедаи должны были помочь ему справиться с этим — не попрекать его и не заставлять отрицать вообще существование этих эмоций. На глазах Оби-Вана Кеноби убили его отца. Он вырастил маленького мальчика. Он натерпелся немало горя и боли — но и счастья — с этим ребенком, он сражался в проклятой войне, а сейчас на его глазах буквально рухнул весь его мир. Он слишком долго отдавал все, но не получал ничего взамен, и со смерти его мастера не было рядом того, кто смог бы помочь ему собраться. И она зла из-за этого. — Я думаю, что это дар. — Что я не могу исправить свои ошибки? — В первую очередь я вообще не верю, что это ошибки. — Я не хочу это обсуждать. Нет, скорее всего, нет — но ему нужно их обсудить. Когда в последний раз кто-тот говорил ему это не отводя взгляда? Оби-Ван Кеноби может многое, но он не сама Сила: он не может требовать от себя самого справиться со всем самостоятельно… и ему нужен кто-то, кто будет напоминать ему об этом так, как никто не мог успешно сделать с тех самых пор, как умер Квай-Гон. Но сейчас не время и не место, чтобы выяснять это. — Тогда давай обсудим, что мы будем делать. — Ты часть подпольного сопротивления? — спросил он, в задумчивости поглаживая бороду. Это уже больше похоже на мужчину, которого она знает: он в своей тарелке, когда у него есть цель и он что-то планирует, есть на чем сконцентрироваться помимо своих переживаний и чувств. Помимо себя самого. — С чего ты решил, что оно есть? Он лишь вскинул бровь. — Если бы его и не было, ты бы уже его начала. — Думаю лучше, если я не открою тебе детали. Не то, чтобы я считаю, что ты сам добровольно их все выдашь, но чего не знаешь, того ты даже при желании не можешь сказать. — Мудро, — согласно кивнул он. — Что с Энакином? Что он делает? — Ты не смотрела голонет последние несколько дней? Ах да. Она сделала кружку прекрасного кафа, одела пижаму и устроилась на диване, чтобы посмотреть вечерние новости. Сила, должно быть она устала сильнее, чем думает, если — пусть и в уме — вымещает свое раздражение на Оби-Ване. Это не его вина. Он один из очень немногих людей, кому она может полностью довериться. — Ты имеешь ввиду, слышала ли я о полном уничтожении репутации Энакина? — Слышала? Конечно, слышала. Это все, о чем только и говорят все на улицах: Республика пала из-за Энакина Скайуокера. Ее муж в прямом смысле самый ненавистный человек во всей галактике в данный момент. Он даже обогнал в этом рейтинге Дуку, что просто огромное достижение. — Сложно узнать что-либо, помимо этого, — пробормотала она. — Я просто… я просто боялась, что его уже могли убить за это время. Это будет очень похоже на Дуку: уничтожить его имя, а затем убить его прежде, чем ему дадут шанс оправдаться. — А убийство таскенов? Как ты себе представляешь оправдание этого? Падме Амидала — сенатор. Она всегда знает, что сказать или ответить. Всегда. Но не сейчас. Сейчас ее рот словно зашили, а в мозгах случилось короткое замыкание. Пустота. Она потеряна от чистого шока. Как Оби-Ван узнал? Энакин бы ему ни за что не сказал. Иногда, она очень бы хотела, чтобы он решился, но этого не произошло, и в конце концов она поняла почему. Он всегда жаждал одобрения со стороны Оби-Вана, и, если бы рассказал, то уже не был бы уверен в действиях своего наставника. Ее пальцы зажали рот, а она попыталась выровнять дыхание. Этого не может быть. Не может. Сама мысль не должна так пугать ее на фоне всего, что произошло в последнее время, но это — это правда. То, что сделал Энакин, это не выдумка, и потерять Оби-Вана из-за этой правды — это ранит его сильнее, чем любая клевета общегалактического масштаба. Но Оби-Ван ничего не сделал. Нет гнева. Нет ненависти, и, возможно, если бы ее мысли были чуть яснее, она бы поняла, что сам факт выполнения им этой миссии уже значит, что Оби-Ван решил не бросать Энакина. Но это не значит, что эти знания не сжирают его изнутри. Вид Оби-Вана, упершегося локтями в колени и спрятавшего голову в ладонях, сбивает с толку. Это не потеря самоконтроля, но самое близкое к этому состояние, в каком она только его видела, и это не сказать, чтобы плохо — он не должен все время держать все в себе — но немного странно наблюдать. Это все равно что увидеть Йоду, говорящего правильными предложениями, или Мейса Винду, улыбающегося и поющего, — это просто никогда не произойдет. — Падме, сама даже идея того, что он вот так выкосил живых существ — в ярости, поддавшись темной стороне, — пугает меня. Действительно ужасает. Но все равно, глядя на него, я не вижу этой тьмы. Не вижу в нем темной стороны, и я боюсь, что просто упущу что-то важное. И я боюсь, что тогда он оступится, хотя я мог подхватить его, если бы только увидел, что он падает. Но я не хочу этого видеть. Это значит признать, что все это происходит на самом деле… а мне он слишком дорог, чтобы признать это. Да. Ей знакомо это чувство. — Ох, Оби-Ван, — прошептала она, выдохнув и лишь на мгновение задержав дыхание. Ее легкие уже начали гореть от нехватки кислорода, но у нее все равно не было подходящего и легкого ответа. — Ты не можешь быть идеальным, Оби-Ван. Энакин… просто немного доверься ему. Он хороший человек. И ты это знаешь. — Хорошие люди тоже могут пасть, Падме. — Верь в то, что он этого не сделает. — Боюсь, что вера ослепляет. — Тогда заставь ее прозреть. Но он сидит все так же: ссутулившись и спрятав лицо в руках, дыша размеренно и медленно. Как давно он нормально спал? Или, что немного точнее, спал ли он с тех пор, как удостоверился в безопасности Энакина? Подобное беспокойство может съесть человека изнутри. — Верь в него. Но не слепо. Просто верь — исправляй его ошибки, но все равно верь в лучшее в нем. И дай ему понять, что именно в это ты и веришь. Иногда одного осознания того, что люди верят в твои способности, заставить тебя доказать им это. Оби-Ван не лишен чувств — он переживает так же глубоко, как и любое другое существо, которое только она не встречала, но она не скажет ему этого. И он никогда в этом не признается. Оби-Ван никогда не умел выражать свои чувства, а Энакин не умеет просто услышать то, что ему нужно. Ни один из них не получает то, чего хочет или жаждет, и это лишь дает сожалениям и секретам накапливаться вновь и вновь. Энакин и не догадывается, что Оби-Ван ему доверяет — во всяком случае не настолько глубоко, как, Падме уверена, Оби-Ван доверяет — ведь Оби-Ван просто не сомневается, что Энакин и так все знает, и поэтому молчит. Это было бы смешно, если бы не было так пагубно для них обоих. — Сейчас не время для этого разговора, — в конце концов проговорил он. — Мне нужно возвращаться. Они догадаются, что что-то не так, если меня слишком долго не будет. — Я… да, они догадаются, — она не хочет, чтобы он уходил. Она, возможно, больше его вовсе не увидит, если он сейчас уйдет. — У тебя есть контакт в Храме? Она кивнула. — Но я не скажу тебе кто. — Действительно, лучше не говори. — Да, — она не уверена, что это так, но ничего не поделаешь. Она даже не сомневается, что Оби-Ван не выдаст их, но она понимает, что он боится, что все же сделает это, особенно если на кону будет жизнь Энакина. Ему спокойнее просто не обладать этой информацией. — Когда ты покинешь Храм в следующий раз, я выйду на тебя. Его губы исказились в гримасе, отчего кожа натянулась. — Не думаю, что смогу что-то сделать для вас. — Ты сможешь рассказать мне об Энакине. И ты никогда не знаешь, Оби-Ван. Мне кажется, ты себя недооцениваешь. — Возможно, — по его голосу не похоже, чтобы он верит этому, как и вообще чему-либо в данный момент. Но он все же с трудом встает, словно под тяжестью лет, которых у него еще нет. Война сделала свое дело. — До новой встречи, значит. И вновь он посмотрел ей в глаза — его взгляд потух и опечалился, но не потерял своей колкости. Но затем он развернулся, направившись к выходу. Она ухватила его за руку. — Оби-Ван? Он остановился, но она не отпустила его руку. — Что такое, Падме? — спросил он, переступив с ноги на ногу и подавшись к ней, отчего их руки опустились. Но она не разжала пальцы, вцепившиеся в грубую ткань его мантии — не джедайской, но похожей — и это помогло ей все же поверить в происходящее. — Ты станешь гранд-мастером. На его лице появилось выражение полного замешательства. — Я знаю, что Йода умер, Падме, но я очень сильно сомневаюсь, что у Совета джедаев будет возможность в каком-либо обозримом будущем выбрать кого-либо ему на смену, но даже если это будет сделано, не уверен, что я буду этим кандидатом. — Не… не в этом смысле. Как ей это объяснить? У нее самой в голове слова с трудом складываются. То, как все произошло, — просто ужасно? Ужасно невовремя — но она все равно этому рада и хочет этого вне зависимости от ужаса обстоятельств — это невозможно объяснить. Она ничего не может объяснить. Ничто из этого. Так и не найдя возможности объяснить все словами, она просто опустила на свой живот многозначительный взгляд. Оби-Ван не отреагировал как-то открыто. Он лишь устремил вниз пустой взгляд, словно не до конца понимая то, что он только что услышал. Затем он медленно сделал глубокий вдох и рассудительно ответил: — Ты, должно быть, шутишь, — эта фраза не лишена логики, и он словно верит, что это правда. Она лишь отрицательно покачала головой. И тогда понимание обрушилось на него со всей силой. — Какой срок? — выдохнул он, покачнувшись назад и отступив. Он прикрыл рукой рот, но она все равно уловила его вопрос. — Небольшой. Мы… незадолго до того, как вас с Энакином отправили на дальние рубежи. — Значит, пара месяцев? — Примерно, — ответила она, едва заметно пожав плечами. — Энакин ничего не знает. — И ты хочешь, чтобы я сказал ему? — Да. Похоже, он не в восторге от предстоящего разговора. И она не обижается на него. Честно сказать, она даже рада, что не ей придется стать этим вестником. Трусость? Возможно, но это просто удобный случай. Но не для Оби-Вана. — О чем вы только думали? — выпалил он. Ситуация не из приятных, это верно, но она все равно почувствовала легкое раздражение, когда он отвернулся от нее — словно он даже не может стерпеть одного ее вида. Его спина напряжена — да и все его тело натянуто, словно струна, но она еще не совсем закончила, она пока не может его отпустить. Пока нет. — Может быть, ты не в курсе, Оби-Ван, но во время процесса мысли покидают голову, — она тут же пожалела о сказанных словах. Он этого не заслужил. — Прости, — мягко добавила она, решив воспользоваться моментом и подойти к нему, положив руку на плечо. Но он не расслабился от этого жеста, который должен был приободрить — он лишь запрокинул голову, уставившись в потолок склада, а затем покачал головой. — Нет, это мне не стоило так говорить. В любом случае, неважно, как и почему это произошло. — Думаю, важно. И мы оба прекрасно понимаем, что ты не окажешься в стороне. Ты имеешь право на объяснение. — Спасибо, — скованно ответил он, — но я бы предпочел поменьше деталей. Она не может сдержать улыбку. Может, румянец на его щеках стоит свеч. — Ну, я не эти детали имела ввиду. — Ну хоть что-то за сегодняшний день сложилось удачно. — Ну что же, это все равно определенная победа. Он наконец обернулся и, к ее удивлению, приобнял ее за локти. Прикосновение осторожное, заботливое, но твердое. Он всегда был несгибаемым, никогда не проявлял слабости, но именно это и влекло к нему других людей. Он заботится о них. Ему не плевать. Просто он не выставляет свои эмоции на всеобщее обозрение, как Энакин. — Ты сможешь вернуться в безопасность? Конечно. Для этого у нее есть бластер. — Со мной все будет хорошо, Оби-Ван. Просто позаботься об Энакине. — Не сомневайся в этом. И пусть мир вокруг них рушится, она верит ему. Ей нужна эта вера. — Я знаю, — прошептала она, подавшись вперед и обняв его еще раз, а затем отпрянула и, обогнув его, пошла к выходу. — Я знаю это. Ведь он всегда делал это — заботился об Энакине. Ей остается лишь надеяться, что при этом он позаботится и о себе самом.Глава 14
11 июня 2023 г. в 18:12
Оби-Ван отсутствовал четыре дня.
На четыре дня Энакин был оставлен в этой квартире на произвол судьбы, в одиночестве и вынужден был развлекаться как мог. В какой-то степени эта ситуация обнадеживает — лишь подтверждает то, что Дуку он интересен только как способ давления на Оби-Вана. Странно, пусть это и приносит какой-то комфорт, но не успокаивает.
Он даже больше оскорблен.
Но что важнее — ему скучно.
Вечно смотреть голонет тоже невозможно, а учитывая, что довольно приличная часть людей все еще требует его мучительной и долгой казни — единственная форма протеста в новой Империи, которую принимает Дуку — он осознал, что не особо хочет включать его. Медитация может принести пользу, но ему никогда не нравилось сидеть сиднем, и после нескольких часов он понял, что его лимит исчерпан. И, честно признаться, даже лишние часы сна могут иметь свой предел — он знает, ведь в последнее время он это тоже испробовал и пресытился.
И пусть он никогда не признается Оби-Вану, но большую часть времени он спит в кровати своего бывшего наставника. С его собственной кроватью все в порядке — на самом деле они едва ли отличаются, разве что кровать Оби-Вана чуть больше — но есть что-то убаюкивающее в том, как все еще витающее в Силе присутствие мастера обволакивает его во сне. Ему всегда это нравилось. Честно признаться, когда он был маленьким, он порой утаскивал мантию Оби-Вана под предлогом того, что ему было холодно — что было недалеко от правды, и он действительно кутался в нее для тепла, ведь ему, кажется, всегда было зябко — но он чаще желал получить ее ради успокаивающего отпечатка Силы, что тянулся за одеждой, и, может, еще ради знакомого запаха.
Он уже слишком взрослый для этого…. Поэтому он никогда не признается, что в отсутствие Оби-Вана он спит в его кровати. Ведь и для этого он уже слишком взрослый.
— Ты должен вернуться назад, — пробормотал он в подушку Оби-Вана. — Ведь я не справлюсь с Дуку в одиночку, и, если ты уговорил меня оставить на Джеонозисе мою жену, так как был уверен, что не справишься один, то теперь отплати мне тем же!
И Оби-Ван так и сделает. Ведь он — Оби-Ван.
Вопрос лишь в том, как им не упустить свой шанс?
Дуку хорош. Дуку лучше кого-либо, с кем приходилось сталкиваться Энакину. Как его называл Йода? Один из самых перспективных студентов Ордена, но самая большая его — Йоды — ошибка? Так? Смысл был такой, хотя, зная Йоду, предложения были перевернуты. Это в любом случае прекрасно описывает Дуку.
И каким-то образом он смог превзойти Энакина по всем фронтам, с какой стороны он ни пытался посмотреть. Значит, ключ к разгадке — найти лазейку, которую ситх не видит. Нет ничего приятного в том, чтобы продвигаться на ощупь в темноте, но иногда это необходимо, и Энакин уж точно никогда не убегал, когда ему был брошен вызов. Кроме того, Дуку не верит, что он может это сделать — не верит, что он сможет вытащить себя и Оби-Вана из этой ситуации. Может, и нет. Может, Дуку прав.
Но Оби-Ван обучил его кое-чему: то, на что порой не обращают внимания, обычно сильно недооценивают.
Дуку думает, что Энакин часовая бомба, готовая в любой момент взорваться, что он не умеет сдерживать эмоции, чтобы управлять собственными талантами.
Значит, Энакин докажет ему, что ситх не прав.
И разве не лучший способ сделать это — стать причиной его низвержения?
У него пока нет полноценного плана… но он его составит. Чуть больше времени и информации, чем у них есть сейчас, и это будет возможно. Все, что требуется, это немного изобретательности.
Значит, пора что-нибудь изобрести.
Хотя Энакин и спал последние несколько дней в кровати Оби-Вана, он не перенес свои вещи. Здесь еще стоят несколько свободных пар сапог, комплект туник, висящих на вешалке, на педантично убранном столе лежат письменные принадлежности, а полки заполнены докладами о предыдущих миссиях. Если он хорошенько поищет, то уверен, что найдет коробку со старыми вещами Квай-Гона под кроватью Оби-Вана, возможно, рядом с другой коробкой, полной старых фотографий. Именно такой и ожидаешь увидеть эту комнату, и Оби-Ван ничего не менял с того момента, как Энакин переехал к нему. Все в том же порядке, как когда Оби-Ван переехал в эту комнату после Квай-Гона, только единственное отличие в том, что личные вещи почившего мастера были заменены на личные вещи самого Оби-Вана.
И пусть все это хорошо близко и знакомо ему и помогает Энакину почувствовать себя чуточку легче в сложной ситуации, ничто из этого не может помочь. Ничто из находящегося в комнате не сможет — не в том состоянии, в котором оно сейчас. Дуку постарался убрать из комнат все потенциально опасное, когда позволил им сюда вернуться.
Конечно, он не посчитал датапад Оби-Вана опасным.
Голопроигрыватель еще также здесь, значит, он тоже прошел инспекцию.
Все дроиды, с которыми возился Энакин, исчезли, и пусть это все затруднит, но то, что варочная панель еще здесь, может помочь.
Оставалось только надеяться, что Оби-Ван не будет раздражен от того факта, что Энакин собирается развинтить все механическое в их квартире. Честно признаться, будущее отсутствие возможности посмотреть голоновости будет лишь облегчением, но едва ли мастер будет рад потерять всю информацию, хранящуюся на его датападе. И все же жертвы необходимы, и Оби-Вану придется смириться с разочарованием от невозможности провести свободное время за чтением статьи о системе орошения на какой-нибудь дальней пустынной планете.
Подхватив датапад Оби-Вана со стола, Энакин устроился поудобнее и приступил к работе.