Димочка

      К лету становится легче дышать.       Димка солнечный и нежный, особенно мягкий в те моменты, когда они заполошно целуются по углам Громовой квартиры (и в темных подворотнях, если совсем невтерпеж). Димка смело отвечает на касания и сам первым тянется навстречу каждый раз, ловит губами губы на половине пути. Димка не боится говорить, что Игорь — красивый, и хотя сам Игорь считает все это глупым бредом, с души словно падает тяжелый камень.       Прокопенко ехидно комментирует:       — Вы слишком близко сработались, — и в голосе пополам тепла и поддевки, но Игорю они — как через воду, как через гребанный вакуум.       Не слышно, не разобрать ни черта.       Он благополучно их игнорирует, ведь знает: они с Димкой — без преувеличения лучшие. Работа — это бесконечный механизм: в Питере криминальщины ведром не вычерпать, и летят бумажными птицами отчеты, и стираются подошвы по брусчатке. Они пашут, не особо отвлекаясь на пересуды и бабские споры; пашут, словно лошади. Димка — способный, такой очаровательно маленький, когда рисует эскизы, и такой деловито сосредоточенный на утренних планерках.       Настоящий напарник.       Он с Игорем комплектуется действительно здорово, даже недоброжелателям приходится это признать.       Игорь думает, что ему больше этого и не надо.       Но Димка вползает в его жизнь крохотным безобидным ужиком: берет за привычку просыпаться под боком на скрипучем диване, таскает свежие фрукты из магазина через дорогу. Иногда покупает свежие белые футболки.       Игорь в благодарность ставит дверь в туалете. Димка смеется, что неплохо бы еще шторку на ванну, но Гром лишь лениво машет рукой.       Они все равно пока слишком мало времени проводят вместе.       Ага.       Ну да.       "Пока" кончается пятничным вечером, когда Димка неслышно разувается в коридоре и незамеченным проходит в комнату, а Игорь поднимается в полный рост после гигиенических процедур.       С него все градом течет вода, а Димка — неожиданно смущенный и очень, очень тихий.       — Я же просил стучать.       — Я в этот раз не подумал.       Игорь хмыкает: и в прошлый, и в позапрошлый тоже.       У Димки — красные щеки, румянец пятнами сползает на шею, прячется за расстегнутой пуговицей рубашки. Еще немного — и запотеют очки.       Игорь пробует разрядить атмосферу.       — Да брось ты, Димка. Чего у меня есть такого, чего нет у тебя.       Но, наверное, шутить в чем мать родила — не его конек.       Димочка поднимает глаза — неожиданно влажные от переполняющих его чувств — и, запинаясь, произносит:       — Ты очень красивый. Прямо как Аполлон.       Игорю невдомек, что за неизвестные мужики кажутся Димке похожими на него, но слова звучат приятно и слегка раняще. Так, будто они незаметно перешагнули нетронутую до этого черту, и теперь стоят на распутье. Игорь печенкой чувствует: они еще могут остановиться. Они еще могут сделать что-то такое, что делают правильные романтические пары, чтобы осознанно и в полном уме.       Но, видимо, по вине случайных обстоятельств — это их кредо.       Игорь осторожно делает шаг. Второй. Третий.       Димка ойкает:       — За тобой лужи.       Игорь вместо ответа выдыхает:       — Посмотри на меня.       И Димка, Димка смотрит. Пропадает с головой, когда мозолистые пальцы обнимают за шею, гладят по позвонкам, зарываются в волосы. Почти что стонет.       — Все в порядке, маленький, — шепчет Игорь, а у самого сердце летит, как сумасшедшее, и спотыкается через раз, как на сильных кочках. — Все в порядке.       У Димки взгляд плывет и рассеивается, он хватается ладонями за поджарые Игоревы бока, будто чтобы удержаться, будто чтобы просто не упасть. Прижимается ближе, практически всем телом.       И, запрокидывая подбородок, зовет:       — Поцелуешь?       Игорь не знает, как ему отказать. Это — выстрел навылет, против которого ноль шансов. Это — лавина.       И Игоря ею сметает в секунду.       (У Димки легкое тело и волшебные выпирающие косточки бедер. Игорь отчего-то запоминает это крайне отчетливо. А дальше наступает сладкая тьма.)