Тонкие материи

Тонкая игла легко вышла из вены на сгибе локтя, и из крохотного прокола показалась единственная капелька алой крови. Эмиель потянулся, чтобы накрыть ее кусочком полотна, но Лита остановила его руку. — Оставь, — попросила она и с любопытством перехватила взгляд алхимика. За последний десяток лет они стали достаточно близки, чтобы Регис рассказал юной чародейке о своем темном прошлом, и о том, какой обет, данный самому себе, держал, и Лите всякий раз было интересно наблюдать — не мелькнет ли в непроницаемо-черных глазах вампира почти забытая и хорошо скрываемая жажда. Она не боялась его, хоть и знала, какая мощь, какая необоримая магия скрывались в этих сдержанных плавных жестах, как могло меняться доброе улыбчивое лицо, какое пламя разгорелось бы в его ровном всепонимающем взоре, если бы Регис дал волю скрытой внутри себя сущности. Иногда Лита даже жалела, что такое величественное, почти непобедимое существо вынуждено было скрываться под маской обыденной человечности. Но каждый был хозяином своей судьбы, и провоцировать друга специально чародейка не желала. Пока Эмиель собирал свои инструменты, Лита медленно поднялась из глубокого кресла. Как всегда после процедуры, голова слегка кружилась, а к щекам бросился неприятный жар, но девушка привыкла к этим неудобствам, и даже начала находить в них сомнительную пользу — по крайней мере, сегодня вечером можно было не пользоваться румянами, на щеках и так будет гореть смущенная краска, которую кавалеры обычно находили очаровательной. Детлафф, все время, пока шла процедура, остававшийся скрытым тенями в дальнем углу будуара, следивший за каждой каплей собственной крови, перетекавшей в вены юной чародейки, приблизился к ней так стремительно, словно боялся, что, покачнувшись, Лита лишится чувств. Такое произошло всего однажды — в самый первый раз, и с тех пор верный спутник ждал, что неприятность повторится, и готов был подхватить девушку. Иногда Лите даже приходило в голову сделать вид, что ей стало дурно, чтобы не разочаровывать ожиданий стража. Но он раскусил бы фальшь — хотя подхватил бы на руки с не меньшим рвением. Сейчас, однако, Детлафф лишь накинул ей на плечи легкий алый пеньюар. В собственном будуаре Лита предпочитала обходиться совсем без одежды, а полупрозрачная ткань все равно почти ничего не скрывала, но спутник всегда волновался за девичью честь своей подопечной — как строгий отец, не желавший признавать, что его девочка давно выросла. Один отец у Литы уже был, но желающих представлять себя ее родителями находилось предостаточно, и никому из них юная чародейка никогда не отказывала, хотя только с Детлаффом была искренна до конца. Впрочем, в присутствии Региса смущаться своей наготы было глупо. Тот — надежный друг их семьи, знавший Литу до рождения, слушавший удары ее сердца, пока она была еще в утробе матери, первый взявший ее на руки, видевший ее в болезни и в здравии, посвященный во все особенности ее самочувствия — был не просто лекарем, которому можно было доверять. Он был тем, кто изучил тело Литы и все протекавшие в нем процессы с такой дотошной точностью, что иногда знал о том, что с ней происходит, лучше самой юной чародейки. И, не вполне понимая природу и причины этой близости, Лита доверяла Эмиелю больше, чем себе — и почти так же, как Детлаффу. — Ты знаешь, что можешь быть со мной честным, — девушка подошла к туалетному столику с большим позолоченным зеркалом, опустилась перед ним и взяла в руки частый гребень. До вечернего приема оставалась еще пара часов, но на сборы можно было потратить лишь один из них. Пиппа наверняка желала поговорить с ученицей до начала торжества, дать последние указания, хотя Лита жила при реданском королевском дворе достаточно, чтобы разбираться во всех тонкостях предстоящей игры. — Я уже достаточно взрослая, чтобы принять правду, не закатывая истерик — какой бы она ни была. Регис защелкнул замок на кожаном чехле с инструментами, но взгляда на девушку так и не поднял. По одному этому его нежеланию смотреть на нее можно было догадаться, что хороших новостей у него для Литы не было. Но она ничуть не лукавила, говоря, что готова была услышать правду. Юная чародейка была не так глупа, чтобы не понять все самостоятельно. — Он умирает? — спросила она напрямик. Гребень на мгновение запутался в сбитом локоне, и, больше не глядя на Эмиеля, Лита принялась распутывать волосы. — Боюсь, что так, — немного помолчав, признал Регис. Он застыл в ожидании, и чародейка видела в зеркале, каким тревожно цепким стал после этого фразы взгляд Детлаффа. В то, что удары судьбы Лита могла принимать без его помощи, он тоже так до конца и не поверил. — Рано или поздно это должно было произойти, — заметила девушка с печальным вздохом. О том, что ее любимый папа был отнюдь не вечным, она прекрасно знала, и, всякий раз, навещая его, убеждалась в этом все больше. Эмгыр, долго не поддававшийся старости, пока его нынешнее сокровище — маленькая Императрица Лея была слишком юна, чтобы обходиться без него, начал сдавать еще в конце этого лета, и за несколько месяцев все отвоеванные у смерти годы успели его нагнать. Лите больно было видеть, как с каждым новым днем тот, в ком несмышленой девочкой она видела непоколебимый идеал, над которым годы были не властны, таял, исчезал, оставляя на месте колосса разбитого болезнью старика, который с трудом говорил и засыпал на полуслове. А еще ей было немного стыдно за то, что навещать его девушке становилось все трудней. Она хотела сохранить в памяти своего отца таким, каким он был, усаживая ее себе на колени, деля с ней незамысловатые детские игры, приглашенный на чаепитие с компанией литиных кукол, но реальность была слишком жестока. Тот образ истлевал вместе с отпущенным Эмгыру временем. И Лита всякий раз теперь боялась заходить в его покои, опасаясь, что плачевный вид запечатлеется в ее памяти навсегда. Она не желала отцу скорейшей смерти — ни в коем случае! Но любить и помнить того, кто не станет еще дряхлее и беспомощней, было бы гораздо проще. Юная чародейка была готова оплакать его — но, в отличие от всей остальной семьи, давно отказалась от обманчивой жестокой надежды, что все наладится. — Сколько ему осталось? — спросила она наконец. Гребень скользнул по пряди дальше, и Лита прикрыла глаза. От процедуры — или от того, что она ничего не ела с самого завтрака, а, может, от горечи этого простого вопроса — ее начинало слегка мутить. — Пара недель, — пожал плечами Регис, — может, немного больше. Думаю, он надеется дожить до того момента, как Ее Величество войдет в возраст. Но я бы на это не рассчитывал. — С его стороны будет жестоко умереть прямо в ее день рождения, — заметила Лита, — и отравить Лее эту дату до конца ее дней. Бедная глупышка и так, должно быть, места себе не находит. — Ее Величество держится достойно, — из уст Эмиеля это протокольное высказывание звучало еще менее искренне, чем от кого угодно другого. Лита знала, как воспитывали венценосную племянницу, и могла поверить, что та не проронила над умирающим дедом ни слезинки. Но юная чародейка умела видеть глубже поверхности, и, здороваясь с Леей в последний раз, почти слышала, как скрипит, сбиваясь, ее разбитое сердце. — Передай матушке, что я прибуду завтра вечером, — отложив гребень, попросила Лита, поймав взгляд Региса в зеркале, — думаю, если сегодня все пройдет удачно, Пиппа возражать не станет. Эмиель неожиданно нахмурился и не пожелал этого скрыть. — Я надеялся, ты отправишься домой со мной — сегодня, — заметил он, — твой отец постоянно спрашивает о тебе. Лита все же повернулась. Легкая ткань пеньюара соскользнула с плеча, обнажая полную белоснежную грудь. Регис не отвел взгляда. — Ты сказал, ему осталась пара недель, — напомнила девушка совершенно ровным тоном, — от того, что я явлюсь во дворец, бросив все дела, на несколько часов позже, чем ты надеялся, ничего ведь не изменится? — Не изменится, — подтвердил Регис, и Лите захотелось напомнить ему, что его осуждение никогда и раньше ее не трогало. — Тогда передай то, что я просила, — тон чародейки ясно давал понять, что разговор окончен, — и до завтра, мой друг. Эмиель бросил многозначительный взгляд на Детлаффа, но тот остался совершенно безучастным. Грядущая смерть Эмгыра волновала его не больше, чем скорый приход зимы. — До завтра, — наконец сдавшись, кивнул Эмиель, и в следующий миг рассыпался черным дымом и исчез. Лита повернулась обратно к зеркалу, потянулась было за флакончиком духов, но вдруг перехватила в отражении собственный взгляд — и вид застывших в глазах прозрачных слез застал ее врасплох. Она не плакала ни от боли, ни от досады, ни от расставаний, уже много лет, и сейчас непрошенная влага сама пролилась на подсвеченные румянцем щеки. Лита немного удивленно провела пальцами по скуле, вздрогнула — и совсем уж нежданно расплакалась по-настоящему. Детлафф не промедлил ни мгновения. Юная чародейка почувствовала, как ее дрожащие плечи окутал теплый щекочущий дым — верный спутник обычно обнимал ее просто так, руками, не выбирая нужных моментов, следуя только их взаимному желанию. Но теперь, похоже, страж решил, что Лите была нужна совсем иная степень близости. Багряный туман застлал ей глаза, словно слизывая соль слез с ее влажных щек, и эти касания были нежней и интимней любых, даже самых откровенных ласк. Юная чародейка сама хотела бы перестать быть собой, утратить форму, чтобы впустить Детлаффа в себя глубже, преодолевая границы плоти, хоть на краткий миг стать с ним одним целым — и успокоиться, зачерпнув силы из его горячего, как расплавленный камень, источника. Лита потеряла счет времени — пусть она и не могла вырваться за границы своего тела, но чувствовала, как, не ее плоть, но ее горе растворялось в ласковом тепле нечеловеческих объятий. И негромкого стука в дверь своих покоев она сперва даже не услышала. Приучить Филиппу стучаться, прежде, чем войти в дверь, было отнюдь не простой задачей. В первый годы чародейка, должно быть, считала юную ученицу своей собственностью и не видела ничего зазорного в том, чтобы не оставить ей ни дюйма свободного пространства. Но по мере того, как у Литы появлялось все больше полезных знакомств, некоторые из которых приходилось углублять в будуаре, Пиппа стала деликатней, и теперь оповещала о своем приходе даже тогда, когда была уверена, что ученица находилась в своих покоях совершенно одна. Детлафф, вновь обернувшись собой, отступил в тень. Филиппа терпела его вечное безмолвное и иногда незримое присутствие рядом с Литой, и юная чародейка подозревала, что наставница даже наслаждалась его обществом и в совсем иной обстановке. Но сам верный спутник окружал свою связь со старшей чародейкой покровом тайны, и это казалось Лите довольно забавным. Иногда она опускалась до того, что задавала вампиру неудобные вопросы о времени, которое он тратил в обществе Пиппы, и Детлафф обычно, не желая отвечать, неловко отшучивался. Для существа с почти атрофированным чувством юмора, это было небывалым переступанием через самого себя. Зайдя в будуар, Филиппа мгновенно оценила обстановку, хотя Лита поспешила стереть последние следы слез со щек. Не говоря ни слова, наставница приблизилась к столу, взяла легкую белую пуховку из маленькой золотой пудреницы и обмахнула ею лицо девушки. Должно быть, новости не обошли наставницу стороной, но сочувственных вздохов и причитаний от Пиппы было, конечно, ждать нечего. — Ты сможешь сегодня присутствовать на балу? — только и спросила она, и Лита уверенно кивнула. Все ее горе, масштабов которого девушка пока и сама не в силах была оценить, должно было остаться здесь, в этой комнате. — Замечательно, — похвалила Филиппа. Она дотянулась до брошенного гребня и сама принялась расчёсывать Литу. — Ты должна понимать, моя девочка, как важно то, что сегодня произойдет. И я хочу, чтобы ты очень ясно осознавала, к каким последствиям это может привести. — Ты боишься, что я столкнусь с конфликтом интересов? — Лита улыбнулась отражению наставницы в зеркале, — мне казалось, за эти годы я сполна доказала, что национальные предпочтения для меня — не проблема. Я — гражданка Нильфгаарда, но вполне осознаю, что такое баланс сил, и как необходимо его поддерживать. Юная чародейка говорила заученными фразами, в точности цитировала саму Филиппу, и собственным словам в ее устах наставница довольно улыбнулась. Больше всего на свете она любила слушать свой голос и понимать, что семена ее мудрости падали в плодородную почву. Лита же научилась давать ей то, что наставница надеялась получить, почти не кривя душой и не наступая на горло собственным убеждениям. Регис, впрочем, за глаза называл эту осознанную покорность «отсутствием принципов», но юная чародейка не намеревалась его в чем-то разубеждать. Всегда было приятно знать, что кто-то тебя недооценивал, и оставалось обширное поле для того, чтобы его удивить. — Теперь осталось убедить в этом Его Величество, — нейтрально заметила Филиппа. Ее ловкие пальцы сплетали черные локоны Литы в тугие замысловатые косы. — Увы, при всем своем уме и чувстве справедливости, Виктор иногда не до конца осознает, к чему и в какой момент необходимо прислушиваться. — Тебе он доверяет гораздо больше, — почти обиженно заявила Лита. Наставительный тон Пиппы, которым та оглашала прописные истины, начинал злить ее, — Может быть, ты сама явишься на этот бал и проследишь, чтобы он в последний момент не отступился? Филиппа тихо рассмеялась. Закончив с прической, она принялась наносить на веки ученицы легкие серые тени, и Лите пришлось прикрыть глаза. — Боюсь, моя научная работа слишком важна, чтобы я могла сосредоточить свое внимание еще и на придворных делах, — сказала чародейка немного снисходительно, — раньше мне приходилось разрываться между королем, Университетом и тем, что действительно важно, но теперь у меня есть ты, моя девочка. И я достаточно уверена в тебе, чтобы знать, что ты справишься с Виктором сама. Лита вздохнула. Объяснение Пиппы звучало почти оскорбительно. По всему выходило, что юной ученице закрыт был доступ к знаниям, которые наставница считала «действительно важными». И ей оставалось лишь разбираться с капризами короля и политической мишурой, на которую у мудрой Филиппы просто не хватало времени. Но спорить и возражать было, кончено, бессмысленно. Как и интересоваться, чем таким секретным была занята старшая чародейка. Лита догадывалась, что Филиппа рано или поздно собиралась посвятить ее и в этот секрет, подобно запретным магическим тайнам, и оставалось только ждать подходящего времени. В Третогорский дворец Лита прибыла незадолго до начала приема. Обычно, когда для нее каждый новый бал был просто способом приятно провести очередной вечер, юная чародейка предпочитала являться с небольшим элегантным опозданием, чтобы собравшиеся гости могли насладиться видом и ее самой, и нового платья. Лите нравилось чувствовать себя долгожданной, она купалась в восхищенных взглядах, как птичка в весенних лучах солнца, и никогда не соглашалась на предварительный ангажемент грядущих танцев, выбирая каждого нового партнера по настроению. Но с тех пор, как наставница с головой ушла в свои исследования, юной чародейке пришлось примерить на себя новую роль королевской советницы, и ощущениями это, должно быть, походило на то, что чувствовал придворный церемониймейстер. Его приглашали на каждый бал, но расслабиться и повеселиться со всеми ему была не судьба. В королевские покои Литу проводили без лишних вопросов. Виктор, уже облаченный в парадный камзол, подтянутый и эффектный, как всегда, встретил юную чародейку с приветливой улыбкой. При его дворе девушка провела без малого пятнадцать лет, и до сих пор ей было сложно привыкнуть к тому, с какой беззаботностью, почти безразличием относился этот правитель последнего свободного королевства Севера к дворцовому этикету и вежливым формальностям. В народе о Викторе могли ходить какие угодно слухи. Кто-то считал, что с самого восхождения на трон, король оказался под ногтем у Филиппы Эйльхарт и лишь следовал ее воле, не имел собственного мнения и голоса, но Лита знала, что это было очень далеко от истины. Виктор принимал толковые советы чародейки, неопытный в делах управления государством, учился у нее разбираться в международных договорах и тонкостях дипломатической игры. Но, освоившись, встав на ноги и снискав любовь реданского народа и поддержку знати, Виктор мог бы и вовсе обходиться без Филиппы. Она продолжала шептать ему на ухо советы разной степени мудрости, но молодой король, вежливо кивнув, всегда поступал по-своему. Лита до сих пор помнила, как искренне негодовала Филиппа, когда Виктор, вопреки ее совету, вместо военного ультиматума, предложил скеллигскому послу новый торговый договор. Чародейка надеялась сохранить размер пошлин, но перехватить инициативу на островном рынке у имперских компаний путем угроз, но король настоял на партнерстве всех трех сторон, и решение это поначалу казалось провальным и совершенно невыгодным. Филиппа мрачно пророчила огромные убытки, но хватило каких-то два года, чтобы ситуация выровнялась, а потом торговля и вовсе начала приносить устойчивую прибыль. Лита не слишком разбиралась в денежных потоках, и не стала сообщать ни наставнице, ни королю, что к успеху той сделки она приложила свою руку. Что ей стоило убедить матушку немного сбавить напор и позволить Виктору выиграть эту не начавшуюся войну? А в результате в плюсе оказались все. Король приветствовал ее быстрым кивком, когда Лита склонилась в изящном легком книксене, предложил бокал вина, но юная чародейка отказалась — после процедуры Региса пить спиртное было нельзя, это могло свести на нет весь достигнутый эффект. Кроме того, девушка хотела сохранить голову ясной до конца вечера. Напиться в стельку можно было и завтра, когда она доберется до дома и попадет в подходящую для этого компанию Риэра. — Вы чудесно выглядите, Ваше Величество, — совершенно искренне заметила Лита, окинув короля взглядом. Тот рассеянно глянул на себя в зеркало на стене и пожал плечами — с едва заметным налетом кокетства. Виктор знал, что был хорош собой, и годы делали его прежде наивную мальчишескую привлекательность ярче, глубже и как-то осознанней. Рыжие волосы под тяжестью золотой короны совсем не поредели, и теперь были лишь слегка тронуты первой сединой. На лицо за последнюю пару лет упала тонкая сетка морщин, но то было скорее не свидетельством подступавшей старости, а следствием привычки Виктора часто улыбаться. Его живая подвижная мимика совсем не делала из него легко читаемого дурачка, каких Лита успела повидать достаточно. Его Величество не скрывал эмоций, и когда был рад кого-то видеть, собеседник точно это осознавал. Но если королю случалось гневаться, об этом его лицо тоже сообщало, что делало его гнев внушительней и эффективней. Не будь Виктор давно и крепко связан узами истинной любви с дурнушкой Анаис, наместницей Темерии, Лита непременно применила бы к нему свои чары, закрутила бы с ним роман — а там, чем черт не шутит? — могла бы примерить и реданскую корону, хотя реальная власть юную чародейку никогда не прельщала. Но с магическими законами бытия спорить было себе дороже — тем более, что некоторые из них Лита и так старалась превозмочь. — Я рад, что ты одобряешь, — хмыкнул Виктор, оправив полы элегантного алого камзола — этот цвет был ему не слишком к лицу, но его требовал протокол. Хозяин торжества должен был предстать перед гостями в национальном облачении, и Лита оделась ему под стать — на Гранд-марше они должны были выступать с Виктором в паре. Впрочем, юная чародейка ничем не жертвовала — в своих нарядах она обычно предпочитала оттенки красного, сегодня ей просто пришлось выбрать самый яркий и патриотичный из них. — Я кое-что вам принесла, — улыбнулась Лита, и тут же заметила, как на секунду лицо Виктора омрачилось тенью сомнения. Он знал, что скрывалось у нее за корсажем, и, возможно, все еще надеялся от этого отвертеться, хоть это и противоречило истинному устремлению его сердца. Лита взмахнула рукой и извлекла маленький бархатный мешочек — тоже, конечно, красный. Протянула его Виктору, и король со вздохом взял. — Жаль, что в вашем роду нет никаких значительных реликвий, — покачала головой Лита, отступив на полшага, точно хотела оставить короля наедине с его неминуемым решением, — мой отец в свое время преподнес моей матери ожерелье из белого золота с изумрудами, которое сохранилось в нашей семье даже после восстания Узурпатора. Виктор невесело усмехнулся. — А потом твой брат преподнес его Анаис, — закончил он, и Лита смущенно нахмурилась. Пример и впрямь пришелся некстати. — В любом случае, у вас есть шанс начать новую традицию, — отмахнулась юная чародейка, словно хотела разогнать неловкость, как стаю назойливой мошкары, — любая реликвия поначалу была простой безделушкой. Виктор взвесил мешочек на ладони. — Но это, судя по всему, весьма дорогая безделушка, — Лита чувствовала его сарказм, и знала, что за ним Его Величество надеялся спрятать смущение и нерешительность. — Кто считает деньги, когда речь идет об истинной любви? — возразила она, ничуть не покривив душой. Сама Лита знала о связи сигнатур, вошедших в унисон, только из книг, и понимала опасность таких уз, но иногда ей хотелось познать их не понаслышке. Должно быть, как и всем девушкам ее возраста. — Речь идет о государственном перевороте, — тихо и четко выговорил Виктор, посмотрев прямо юной чародейке в глаза, и та, не выдержав его взгляда, на мгновение потупилась. — Даже если ваши действия приведут к чему-то еще, кроме счастливого брака, — ответила она недрогнувшим голосом, снова прямо цитируя Филиппу — так точно, что наставница смогла бы ею гордиться, — то будет не только ваша воля или воля Ее Величества. То будет исполнением желания народа — и Редании, и Темерии. Виктор продолжал смотреть на нее в упор, и Лита прекрасно понимала, почему в его глазах сейчас плескалось такое тяжелое сомнение. Из уст дочери Императора Эмгыра вар Эмрейса подобное утверждение звучало, как минимум, неискренне. Но юная чародейка сказала Пиппе правду — она была равнодушна к национальным интересам, любила отца, но понимала, как работают механизмы, державшие мир в равновесии. И если для того, чтобы избежать народных бунтов и сохранить мир на Континенте, нужно было пойти на бескровный и очень красивый государственный переворот, Лита была к этому готова. И знала, что Виктор тоже это понимал. Он помолчал еще пару мгновений, потом склонил голову и вздохнул. — Я люблю ее, — почти прошептал он, и Лита поспешила кивнуть. — И всем это известно, Ваше Величество, — подтвердила она, — включая мою дорогую племянницу. На короткий миг Лите показалось, что выражение лица Виктора снова переменилось — ему словно кусочек льда из напитка попал на больной зуб. Но это длилось лишь мгновение, и юная чародейка не успела понять, что бы это значило. В Зале Торжеств Третогорского дворца собрался весь свет реданской элиты и самые видные дипломатические чины соседних государств. Входя в просторное, убранное алым бархатом, помещение, Лита успела заметить даже несменного посла Империи — эльфа Эренваля, а это значило, что то, чему должно было случиться, достигнет ушей Императрицы уже нынче ночью. Юная чародейка приветливо кивнула послу и получила от него ответный поклон. Любопытно, решится ли Эренваль назвать ее в лицо предательницей Родины, когда прием завершится? Перед началом Гранд-марша Виктор занял свое место на позолоченном троне под красным стягом, и еще до того, как король успел поприветствовать собравшихся и объявить о начале бала, церемониймейстер, поклонившись, возвестил: — Ее Милость Анаис, княгиня-протектор Темерии, милостью Ее Величества Императрицы, — и Лита почти услышала, как скрипнули зубы дурнушки Ани. Королевой в Третогоре ее не именовали никогда, как бы Виктор ни старался изменить церемониал. — И Его Высочество принц Людвиг. Ее Милость сегодня, по скромному мнению Литы, выглядела даже бледнее обычного. Анаис презирала придворные церемонии и являлась на балы только по необходимости. Она сторонилась нарядов и украшений, будто специально стараясь выглядеть нарочито небрежно, показывая всем собравшимся, что у нее не было времени на такую ерунду, как полный макияж или новое платье. По проходу через расступившуюся толпу Анаис прошла твердым солдатским шагом, и юная чародейка успела рассмотреть ее простое синее облачение, совсем не гармонировавшее с камзолом короля. Темерская наместница привыкла диктовать моду в своих землях, но здесь, среди нарядно одетой реданской знати, дам в платьях с узкими корсажами и струящимися юбками, ее свободный, скрывавший очертания фигуры балахон выглядел почти нелепо. Следом за Анаис вышагивал рыжеволосый невысокий парнишка, стрелявший по сторонам любопытными карими глазами — принц Людвиг, по общему мнению, был копией своего отца, и в Редании его считали наследником трона, хотя официальных объявлений на этот счет пока не прозвучало. И мать, и сын, отвесили королю быстрые неглубокие поклоны, и бал наконец начался. Лита любила танцевать, и на Гранд-марше всегда улыбалась и приветствовала тех, с кем ее сводил танец, без тени лукавства. На одном из кругов на этот раз она соприкоснулась ладонью с ледяной рукой Анаис и, получив от дурнушки мрачный тяжелый взгляд, подмигнула ей. Главной проблемой в почти безупречном плане была та, кто должна была бы прыгать от радости, получив возможность одним махом обзавестись и законным супругом, и независимостью для своего многострадального королевства. Но Ани была матерью юной Леи, а это ставило ее в довольно замысловатую позу. И Лита с нетерпением ждала теперь, как поведет себя темерка, поняв, что сбегать ей больше некуда. За первым танцем последовал второй. Гости, не подозревавшие о планах своего короля, сосредоточились на том, чтобы получать удовольствие от бала, а Виктор упорно медлил. Когда объявили Третогорский вальс, Лита перехватила короля у какой-то престарелой графини, явно намеревавшейся урвать немного королевского внимания, и, закружившись с ним по залу, шепнула: — Пора, Ваше Величество. Виктор глянул на нее взволнованно, почти испуганно, как мальчишка, которого добрая матушка толкала в пару к девчонке, к которой он питал тайные чувства. Но, получив от Литы ободряющую улыбку, король кивнул и решительно сдвинул брови. По окончанию вальса, распорядитель танцев объявил небольшой перерыв, чтобы гости успели совершить паломничество к столам с напитками и закусками, или уединиться, оставив блестящее общество. Но Виктор вдруг поднял руку, и все взоры обратились на него. В общих танцах Анаис не участвовала. Она отвергала приглашения кавалеров и, сидя в небольшом отдалении, наблюдала за тем, как ее сын вел по кругу юную дочь какого-то барона. Сейчас, когда в зале воцарилась тишина, королева удивленно подняла глаза и встретилась взглядом с Виктором. Тот улыбнулся — и будь Лита сейчас на месте Анаис, от этой улыбки она непременно растаяла бы, как масло на солнце. Но дурнушка только нахмурилась, точно сразу поняла, к чему все идет. — Анаис, — заговорил Виктор и сделал короткий шаг к темерке, протянул ей руку, и та, поднявшись из кресла, вынуждена была повторить его жест, — моя возлюбленная, моя единственная, — Его Величество еще накануне получил примерный текст для этой речи — его Лита сочинила лично. Но сейчас он совсем отошел от сценария, и говорил от сердца. Но так было даже лучше, — За годы, что я знаком с тобой, каждый день моя любовь к тебе лишь расцветала и крепла. Я не мыслю жизни без тебя, и хочу провести с тобой каждую минуту из отпущенных мне на этом свете. Прими этот дар, как знак моей преданности — и будь моей женой, — Виктор медленно опустился перед Анаис на одно колено, и на ладони его расцвел драгоценный дар, который Филиппа раздобыла для него у лучшего аэдирнского ювелира-эльфа. Это был довольно увесистый бриллиант, выграненный в форме лилии, и, чтобы сотворить его, мастер даже применил немного магии. Драгоценный камень был оправлен розовым золотом и располагался на длинной тонкой цепочке. Грань бриллианта поймала отблеск свечей, и гости восхищенно ахнули. Юный Людвиг, зачарованный происходящим, глядел на мать во все глаза и готов был сам нацепить на нее эту блестяшку, лишь бы она больше не раздумывала. Теперь на Анаис были обращены все взоры, но на ее лице вдруг возникло такое выражение, точно королеву могло вот-вот стошнить. Она скользнула глазами по толпе, потом остановила взгляд на Викторе. Молчание длилось, казалось, целую вечность, и Лита уже почти слышала, как Анаис отвергает предложение короля в самых крепких выражениях. Королева медленно выдохнула, опустила голову — если бы в зале не царила непроницаемая тишина, ее голоса никто бы не услышал. — Я согласна, — отчеканила Анаис так, словно все же посылала возлюбленного в неведомые дали. Толпа разразилась аплодисментами. Виктор совершенно по-мальчишески подскочил на ноги, в один шаг оказался рядом с Ани и надел цепочку ей на шею. Та коснулась бриллианта, как вампир — серебряной подвески. Отдернула руку и выдавила из себя неискреннюю улыбку. Лишь по движению ее губ Лита смогла прочесть «Мне надо выйти», а Виктор, опьяненный своей радостью, быстро кивнул. Ретироваться сразу у Анаис, конечно, не получилось. Сперва ей пришлось выдержать напор радости Людвига, который, наплевав на протокол, ринулся обнимать родителей, а следом за ним с поздравлениями потянулись и другие гости. Виктор, оглушенный собственной дерзостью, принимал их с растерянной широкой улыбкой, а Ани — сдержанно и надменно, точно заключила с будущим мужем невыгодный договор и вынуждена была сносить унижение публично. Лита тоже подошла к счастливой паре, поклонилась им обоим и, опустив ресницы, обратилась к дурнушке: — Мои поздравления, Ваша Милость. Пусть брак ваш будет крепким и счастливым, как вы того заслуживаете. — Благодарю, Лита, — процедила Анаис, и на юную чародейку почти физически пахнуло холодом — невеста прекрасно знала, кто шепнул Виктору эту блестящую идею. Когда от поздравлений гости наконец снова перешли к танцам, темерка, не взглянув ни на кого, все же поспешно вышла из зала, а Виктор, выждав пару минут, последовал за ней. Лита знала, что направлялись они вовсе не на открытую террасу, чтобы подышать воздухом и пообниматься вдали от любопытных глаз. Во дворце было единственное помещение, где король и его суженая могли остаться по-настоящему наедине и поделиться секретами. Это был давно заброшенный крохотный кабинет на самом верхнем этаже с единственным входом и маленьким окном, полностью защищенный от лишних ушей и глаз. Доступа в него без разрешения короля не имела даже Филиппа, но Литу сейчас буквально толкало в спину необоримое любопытство. Она должна была узнать, что именно Анаис собиралась сказать будущему мужу — от ее слов зависел успех хитрого политического плана и направление будущих действий. Проникнуть в кабинет через дверь или окно незаметно нечего было и думать, юная чародейка пробовала сделать это несколько раз, и всегда терпела позорные неудачи. Но у нее был собственный метод добывать чужие секреты, о котором не знал даже Его Величество. Полиморфизму Филиппа начала учить Литу, едва у той случились первые месячные, и можно было приступать к изучению настоящей магии. Наставница говорила, что искусство это, сложное и имевшее мало общего с традиционной магией, требовало настоящего мастерства и упорства. Могло пройти несколько десятков лет, прежде чем Лита смогла бы менять форму своего тела мало-мальски прилично. Но у юной чародейки не было столько времени. Она надеялась на быстрый результат, и неожиданно на помощь ей пришел Регис. С тех пор, как лечением Эмгыра от последствий проклятья занялась Пиппа, вампир прозябал в унынии. Он лишился интересного подопытного, не поставив точки в своих исследованиях, не добившись устойчивого результата, и можно было сказать, что они с Литой буквально спасли друг друга. Эмиель сразу предупредил девушку, что представителем иного вида ей стать было не суждено — но этого Лите было и не нужно. Она и так считала, что стала представителем иного вида, избрав путь чародейки. И от природы таких существ, как Регис, ей нужны были только способности к изменению собственных тел. Юная магичка не знала, сколько морально-этических дилемм пришлось решать ее другу прежде, чем он пришел к нужным выводам, но это было и неважно. Эмиель с плохо скрываемым азартом ринулся разгадывать новую загадку бытия, и Лита стала для него верной помощницей — или новой подопытной, если угодно. Для своих экспериментов Регис, быстро отвергнув другие варианты, применял кровь Детлаффа. Между ним и Литой, по словам Эмиеля, существовала некая прочная магическая связь, хотя ее природы юная чародейка не знала. Но первая же процедура с использованием особой алхимической формулы, разработанной Регисом, принесла потрясающие плоды. Узнав об эксперименте, Филиппа не стала возражать, а напротив даже — начала учить Литу, как, меняя свое тело, можно было преодолеть закон сохранения массы, и это было уже по-настоящему трудно. Прошло десять лет, а юная чародейка все еще не ощущала, что освоила искусство полиморфизма до конца. Но сейчас ее навыков должно было хватить с лихвой. Оставив гостей, Лита выскользнула из зала и, отыскав укромный уголок в одной из галерей дворца, скрывшись от посторонних глаз, быстро расстегнула крючки на своем платье. Скинула его с плеч, оставшись совершенно обнаженной. У Филиппы превращение в сову отнимало мгновения. Она делала это легко, точно сбрасывала человеческий облик, как ненужную шаль. Для Литы же процесс перехода все еще оставался болезненным и сложным. Чувствуя, как босые ноги на каменном полу мгновенно облизал ледяной осенний сквозняк, юная чародейка выпрямилась, расправила плечи и развела руки в стороны. Шепнула короткое заклинание и сосредоточилась, позволяя холодному воздуху обнять себя, защекотать кожу, сквозь поры устремиться внутрь напряженного тела. Мгновение — и плечи девушки свело болезненной судорогой. Где-то в центре грудной клетки словно открылась ненасытная дыра, которая теперь втягивала ее в себя, заставляя тело сжиматься, скукоживаться, выворачивая суставы. Лита задышала чаще — к мукам превращения невозможно было привыкнуть, но она научилась хотя бы не стонать в голос. Бока и внутреннюю сторону рук прошило, как толстой ржавой иглой, когда начали формироваться тонкие кожистые перепонки. Глаза пекло, губы раздвинулись, исчезая, и Лите привычно показалось, что все зубы сейчас выпадут из десен и рассыплются на полу у ног. Обострился слух, а зрение наоборот странно затуманилось. В нос, вдавившийся в череп, ударил далекий запах разгоряченных человеческих тел — Регис предупреждал, что эксперименты с вампирской кровью, конечно, не делали из нее вампира, но жажда крови могла быть одним из побочных эффектов. На последних секундах метаморфозы Лита уже готова была расплакаться от напряжения, но потом словно ее вытолкнуло с пыточного стола на свежий воздух — и она, взмахнув кожистыми нетопырьими крыльями, зависла над полом. Странным образом, когда неприятный процесс превращения закачивался, в новой форме — ее тело было все еще слишком крупным, чтобы сойти за обычного нетопыря — Лита чувствовала себя даже лучше и свободней, чем в обычном облике. Регис говорил, что так ее существо реагировало на замещение клеток крови и на ту самую пресловутую связь с Детлаффом. Природа девушки стремилась к вампиру, готова была принять все, что он готов был дарить, пусть даже это был вид летучей мыши и неутолимая жажда. Верный спутник, поначалу противившийся экспериментам, боявшийся, что Регис, увлекшись, мог уничтожить личность Литы, быстро понял, что процедуры не только не вредили ей, но и делали их узы крепче, непобедимей и осязаемей. Они теперь могли общаться мысленно, не прикладывая усилий, и зов Литы долетал до верного стража, даже если их разделяли огромные расстояния. И Детлафф не просто смирился — а с охотой принялся помогать. К окну тайного кабинета Лита подлетела с улицы. Стекло могло бы помешать ей слушать разговор возлюбленных, но после метаморфозы слух ее обострился достаточно, чтобы это не стало серьезной помехой. Лита уцепилась когтями за карниз над окном, обернулась крыльями, как легким плащом, замерла и прислушалась. — Эти гребанные шлюхи нашептали тебе, что сейчас — самый лучший момент для этого? — донесся до девушки голос Ани. Темерка пыталась говорить тише, но ее злой шепот при должном старании можно было уловить и без помощи магии. — Ани, — Виктор не шептал, он говорил уверенно и ровно, таким тоном, каким обычно разговаривал только с Людвигом — Лита могла представить, как злила, должно быть, Анаис, эта добрая снисходительность, — Я люблю тебя. Мы вместе пятнадцать лет, и так ли важно, когда ты станешь моей законной женой? — Разумеется, это важно, — прервала его Анаис, — не прикидывайся дурачком. Ты сидишь на троне достаточно давно, чтобы понимать — тебя подтолкнули к этому именно сейчас, когда власть в Империи так слаба, совершенно намеренно. Старый Еж вот-вот отдаст концы, а Лея еще не коронована. Самое время вспомнить о притязаниях Темерии на независимость! Виктор негромко хмыкнул. — Ты сама слышишь себя, любимая? — спросил он, — не ты ли всегда так мечтала о свободе Темерии? Но, в любом случае, даже если наша свадьба приведет к чему-то еще, кроме счастливого брака, это будет исполнением желания народа — и Редании, и Темерии. Анаис замолчала на несколько мгновений, а Лита про себя усмехнулась — когда воля Его Величества совпадала с планами хитрых советниц, он готов был, похоже, даже цитировать мудрые изречения Филиппы, выдавая их за собственные. — Подумай, в какое положение мы поставим мою дочь, — отчеканила Ани наконец. — Нашу дочь, — мягко поправил Виктор, и от удивления Лита едва не сорвалась со своего карниза. Она прислушалась еще внимательней, боясь, что неверно расслышала или не так поняла Виктора. Король же продолжал говорить своим мягким успокаивающим тоном: — Для Леи куда большей проблемой могли бы стать народные восстания в Темерии, которые зреют уже несколько лет. Может начаться гражданская война, и люди объявят врагом тебя — за нежелание услышать их, за отказ пойти хотя бы на такую простую уступку. После нашей свадьбы Людвиг будет объявлен наследником Редании, а статус Темерии останется прежним. По крайней мере до тех пор, пока мы не начнем переговоры с Императрицей. Я не хочу войны с собственной дочерью — но и делать из тебя изгоя на твоей родине — тоже не хочу. Анаис горько рассмеялась. — Я никогда не боялась войны с Империей, если бы мой народ изъявил желание выйти из ее состава, — ответила она гордо, но на этот раз — тихо и твердо, — Но сейчас я вынуждена выбирать, кого предать — Лею или себя саму. Не заставляй меня делать этот выбор. — Я просто хочу быть твоим мужем, — шепот Виктора едва можно было разобрать, — но я — король Редании. А ты… — Наместница, — выплюнула Ани зло, и оба замолкли. Лита, пока не в силах переварить подслушанную информацию, хотела уже лететь прочь — может быть, к Филиппе, чтобы рассказать наставнице шокирующие новости. Может — к Детлаффу, чтобы он помог уложить их в голове, не посоветовал, но успокоил Литу. А может — сразу к отцу, чтобы открыть ему глаза на многолетний обман, в котором он жил все это время, даря любовь и заботу девчонке, не имевшей к их семье никакого отношения. Но Анаис вновь заговорила, и юная чародейка решила дослушать до конца. — Есть еще кое-что, — голос темерки звучал чуть сдавленно и глухо — должно быть, они со счастливым женихом крепко обнялись, — я все искала нужный момент. Но сегодня, должно быть, вечер неудачного стечения обстоятельств. — Она сделала долгую паузу, — Я беременна, — наконец обронила Анаис, и Лита услышала, как Виктор радостно охнул. Но королева перебила его, не дав ничего ответить, — почти четыре месяца уже, и пока об этом не знает даже Кейра. — Но почему, Ани? — голос короля звенел, как у юнца на первом свидании, — это же восхитительно! — Нихрена это не восхитительно, — отрезала Ани, — мне уже сорок лет, а моя мать умерла в родах, когда была не намного старше. Я хотела… разобраться с этой проблемой, как только о ней узнала, но мне смелости не хватило. А теперь еще ты со своей свадьбой… Если мне суждено погибнуть меньше, чем через полгода, есть ли смысл сейчас затевать все это? После моей смерти… — Замолчи! — в тоне короля зазвенел металл, — оставь эти глупости! Кейра не позволит случиться ничему плохому — ни с тобой, ни с нашим ребенком. Ты подаришь Темерии наследника, а я… Слушать дальше Лита была уже не в силах. Она взмахнула крыльями и невидимой тенью вернулась к тому месту, где оставила свое платье. Одевшись и решив не тратить времени на прощание с гостями и королем, который был слишком занят свалившимся на него счастьем, юная чародейка вышла из дворца и открыла портал прямо в свои покои. В комнате было темно и тихо — Детлафф, обычно ждавший ее, должно быть, не предполагал, что юная подопечная вернется с бала так рано. Лита, чувствуя, как голова начала болезненно звенеть пустотой, снова избавилась от платья и опустилась на кровать. Из угла комнаты на нее сиротливо взглянул мегаскоп, нужно было связаться с наставницей — та все равно ждала новостей о помолвке короля. Но в душе у Литы вдруг обманчивым болотным огоньком вспыхнуло едкое сомнение. Пиппа пестовала Виктора еще до того, как приняла под свое крыло Литу, король доверял ей — и каковы были шансы, что наставница не была посвящена в тайну рождения Ее Величества Леи? И вполне логично было предположить, что знание это совсем не предназначалось для ушей Литы — Филиппа догадывалась, что глупая ученица непременно растрезвонила бы этот секрет и порушила все ее грандиозные планы. Что ж, теперь расположение фигур на доске поменялось — Лита не была таким же искушенным игроком, каким себя мнила Пиппа, но теперь у нее появилось огромное и пока тайное преимущество. Детлафф нашел ее через час — Лита ждала его, погрузившись в горячую ванну, окруженная ароматными пузырьками. Верный спутник, воплотившись, присел на бортик и улыбнулся — немного неуверенно, он все еще помнил, какое печальное путешествие ожидало их на следующий день. — Ты хорошо провела время? — спросил он тихо, и Лита взглянула на него с короткой улыбкой. — О, Детлафф, — вздохнула она, — ты себе даже не представляешь.