Тонкие материи

Вечер у Риэра выдался не из приятных. Выплакав все слезы в объятиях близнецов за надежными дверями своего кабинета, матушка тщательно умылась, припудрила лицо и подкрасила глаза, а потом все втроем они вернулись во дворец. Заходить в отцовскую спальню и до этого дня было для Риэра испытанием на прочность. С течением дней все сложнее становилось сохранять в компании родителя присутствие духа — Риэр и прежде понимал, что они с Мэнно родились, когда Эмгыр переступил уже границу преклонного возраста. Даже пока близнецы были детьми, он часто болел, и многие дни и вечера в Туссенте приходилось проводить, забравшись к отцу в постель и слушая, как тихим слабеющим голосом тот читал им с братом истории древних времен, когда Империя бесконечно с кем-то воевала, и черный стяг то и дело взмывал над очередной завоеванной страной. Эмгыр иногда вслух жалел о том, что ему не суждено было увидеть, как его младшие сыновья достигнут зрелости и станут мужчинами — но годы шли, близнецы взрослели, а родитель был все еще жив и достаточно здоров, чтобы смотреть на них и радоваться. Все начало меняться постепенно — сперва отец перестал выходить на долгие вечерние прогулки в компании Леи и иногда — Риэра. Больше времени проводил в постели или сидя в глубоком кресле у окна. В какой-то момент речь его стала сбивчивой и невнятной, а правая рука и половина лица перестали слушаться — придворный лекарь говорил, что Эмгыр пережил небольшой удар, но остался вполне в состоянии справиться с его последствиями. И сперва казалось, что он был прав — после долгого лечения Эмгыр стал снова появляться на публике, вернулся к прогулкам и вновь обрел способность рассуждать о прошлых временах. Но потом с ним случился второй удар — и от него отец так и не оправился. Некоторое время после приступа он вовсе не мог говорить, а когда эта способность худо-бедно восстановилась, Эмгыр начал время от времени забывать имена тех, кто с ним разговаривал. Мать он иногда называл именем своей давно почившей первой жены или старшей дочери. К Мэнно обращался, как к Ваттье де Ридо — хотя старый разведчик скончался семь лет назад прямо за собственным письменным столом. Единственными, кого Эмгыр узнавал всегда и ни разу ни с кем не перепутал, были его обожаемая Лея и Лита — сестра начинала каждый свой разговор с родителем, представившись и позволив отцу прижать ладонь к своей щеке, видимо, для того, чтобы он получше запомнил, кто перед ним. Но такая ситуация, какой бы плачевной она ни была, постепенно стала привычной. Отцу не становилось лучше — но и значительно хуже — тоже. Никто не надеялся, что ему суждено было поправиться — кроме, может быть, глупышки Леи — но Риэр в какой-то момент перестал сомневаться, что отец, пусть слабый и не всегда находившийся в своем уме, проживет еще очень долго. И пугающая новость скорее удивила его, чем толкнула в черную скорбь. О том же, что подумал на этот счет Мэнно, догадаться и вовсе было почти невозможно. Младшенький никогда не был щедр на демонстрацию своих чувств — точно прошел ведьмачьи мутации, стершие все его эмоции. Но Риэр знал близнеца достаточно хорошо, чтобы понять — Мэнно был шокирован и впервые в жизни не знал, как быть. Перед дверьми опочивальни матушка натянула на лицо ласковую улыбку, и в комнату за ней следом близнецы вошли, точно мрачные тени за сказочной принцессой, спешащей на свидание с возлюбленным. Риэр иногда с содроганием думал, каково Рии было любить кого-то столь хрупкого и дряхлого, того, чья скорая смерть была предопределена. Все они — и он сам, и Лита с Мэнно — теряли отца, но таков был закон бытия. Почти всем детям суждено было похоронить своих родителей, проститься с ними навсегда. Но хоронить возлюбленных, должно быть, оказывалось в сотню раз тяжелей. Риэр даже стал ловить себя на мысли, что ему очень повезло — Зяблик родился с эльфской кровью в жилах, и перед ним лежала очень долгая жизнь, в которой Юлиану скорее предстояло проститься с Риэром, чем оставить его одного. Эти размышления были такими странными — они с Зябликом до сих пор не разговаривали о взаимных чувствах, прежде в этом не было никакой необходимости. Но вместе с тем, думать о нем, как о возлюбленном, было невыразимо приятно. Провели у постели отца в этот раз они совсем немного времени, но Риэр успел заметить, что, в отличие от предыдущих вечеров, речь Эмгыра была совершенно связной, он ни разу не перепутал их имена, смотрел на сыновей и жену почти прямо и даже слабо улыбался, слушая историю о том, как близнецы наведались к господину вар Аррету. Не знай юноша, что сознание отца прояснилось из-за того, что он отказался от лекарств, поддерживавших в нем жизнь, он мог бы обрадоваться, что дела пошли на лад. Но это улучшение было последней победой отца — путем к смерти на его условиях, как он всегда и хотел. Сидя рядом с ним на постели, матушка осторожно обнимала Эмгыра за плечи и почти не вмешивалась в разговор, а, когда веки того начали слипаться от усталости, поцеловала его в бледную щеку, повыше накрыла одеялом и погнала сыновей вон. Те, впрочем, и сами были рады убраться. Оказавшись за дверью, Мэнно сразу заявил, что ему нужно было еще поработать — подготовить документы для сделки по купленной мануфактуре, проверить счета и долговые расписки. Риэр хотел уличить его во лжи — он чувствовал, что брат просто пытался сбежать от собственного горя — он поверил в скорую смерть отца куда охотней и теперь надеялся переварить известие в тишине и одиночестве. Риэр, который с рождения никогда не бывал одиноким, собрался было предложить Мэнно помочь с делами — или просто посидеть с ним в кабинете, не отсвечивая и не мешая, на случай, если близнецу все же захочется поговорить. Но, взглянув ему в глаза, принц отказался от этой идеи. Тем более, что ему самому было, чем заняться. Распрощавшись с Мэнно, Риэр засомневался — стоило ли пытаться встретиться с Юлианом там, где они договаривались. За целый день он так и не нашел времени предупредить Зяблика, что все их планы пошли прахом. И странно было думать, что тот до сих пор дожидался его на условленном месте. Но найти Юлиана и все ему объяснить определенно стоило, однако откуда начать поиски, Риэр не знал. Визит к отцу, неожиданные слезы матери и то, как она нежно обнимала умирающего, натолкнули принца на одну простую и совершенно необходимую вещь — точнее, перетолкнули его через границу понимания — сейчас было самое время. И Риэр, прежде сторонившийся этого нетрудного, но такого пугающего шага, наконец решился. А, решившись, не захотел откладывать дело в долгий ящик. Нужно было найти Зяблика, и срочно, пока эффект последних событий не выветрился. Но сперва принц решил переодеться — на нем все еще оставалась тренировочная куртка, и пахло от нее соответственно. Этого вполне можно было ожидать, но Риэр все равно удивился, обнаружив Зяблика, с ногами сидевшего на его кровати. Это было не такой уж редкостью, и ничего предосудительного в таких визитах никто бы не разглядел — они с Юлианом считались лучшими друзьями, и во время своих кратких визитов в столицу тот часто ночевал в спальне Риэра еще в далеком детстве. Но сейчас Зяблик расположился на его постели, одетый только в просторную шелковую рубаху, без штанов — и деловито натягивал новые струны на свою верную лютню. — Да ты совсем ума лишился, — усмехнулся Риэр, закрыв за собой дверь и скрестив руки на груди, — а если бы кто-то вошел? Зяблик поднял на него смеющиеся глаза и беззаботно подмигнул. — Часто ли в твои покои врываются те, кого сюда не приглашали, нильфгаардский принц? — осведомился он с вызовом. Риэр пожал плечами: — Ну вот сегодня, например, — ответил он. Юлиан, усмехнувшись, отложил в сторону лютню, медленно поднялся — колыхнулись складки шелковой рубахи, заструившись вокруг его тонкого легкого стана, и тревоги улетучились из головы принца, словно их смыло летним дождем. Зяблик пересек спальню, остановился перед Риэром, не спеша его обнимать, и заглянул ему в глаза. Взгляд Юлиана, до того шутливо сияющий, вдруг стал внимательным и печальным. — Я слышал новости, — шепнул он, — Риэр, мне так жаль… Принц растерянно моргнул. Удивительным образом, лишь увидев Зяблика, он мгновенно позабыл о тягостном визите к отцу и даже о страшном известии о его здоровье. Но взор обращенных на него печальных голубых глаз словно сломал в нем какую-то преграду, заставив потаенную грусть вылиться наружу, как реку, больше не сдерживаемую плотиной. Он опустил плечи и вздохнул, чувствуя, как защипало в носу. — Мы все знали, что так будет, — ответил он тихо, и Зяблик наконец обнял его, прильнул всем телом и застыл. — Такие новости никогда не бывают ожидаемыми, — прошептал он, — я вот, к примеру, знаю, что моя мать — человек, и она стареет. Но мне больно представлять, что будет, когда ее путь подойдет к концу, и она покинет нас с отцом. Риэр обхватил его руками, прижал к себе так крепко, что еще чуть-чуть и, казалось, готовы были затрещать ребра. Но Зяблик не дернулся, опустил голову принцу на плечо, и тот вдохнул пряно-сладкий аромат его волос. Момент был вопиюще неподходящим. — Я люблю тебя, — вдруг выдохнул принц, и Зяблик ответил ему — без паузы и раздумий, словно сам давно готовился это произнести и не подобрал лучшего случая: — Я тоже тебя люблю. Они простояли так, обнявшись, несколько долгих минут — а, может, и целый час, не чувствуя необходимости ни поцеловаться, ни выпустить друг друга из рук. Слова были сказаны, но они ровным счетом ничего не изменили. Риэр любил Зяблика и до них — сегодня утром, вчера, год назад, а, может быть, и тогда еще, когда сама мысль о любви еще не приходила ему в голову. Сердце знало, и для него неподходящего времени не существовало. Риэр отпустил Юлиана, когда тот, вздрогнув, тяжело вздохнул. Принц на миг испугался, что разглядит в любимых глазах слезы — о том, что еще не случилось, но чему неминуемо суждено было произойти. Но Зяблик улыбнулся. — Хочешь, я сыграю тебе новую песню? — предложил он. Светлый, как раннее утро Беллетейна, легкий, как вдох после первого поцелуя, Зяблик просто не умел отчаиваться и грустить долго. Он во всем и всегда умел находить радость, даже когда мгла сгущалась так сильно, что выхода из нее было не найти. И сейчас Риэр был ему очень благодарен за это простое и, может быть, не слишком уместное предложение. — Похабную? — поинтересовался он, направляясь в дальний конец спальни и на ходу стаскивая с плеч куртку, — опять что-то про метиннских куртизанок и их расценки? — За кого ты меня принимаешь! — воскликнул Зяблик возмущенно, но потом снова рассмеялся. — Нет, я написал песню для Леи. Она в последнее время такая грустная — и немудрено. — Немудрено, — подтвердил Риэр. Он стянул с ног сапоги, отшвырнул их в сторону и опустился на кровать. Зяблик устроился рядом, беря в руки лютню. Тонкие ловкие пальцы проскользнули по новым струнам, извлекли долгий мелодичный звук. Юлиан критически нахмурился, подтянул колки, снова пробежался по струнам, и наконец удовлетворенный, кивнул, прикрыл глаза и запел: — Эта схема проста: дверь открыть невидимкой-заколкой, И забыв постучаться, неслышно, как темень, войти. Для меня эта ночь стала слишком холодной и колкой — Я хотел бы запомнить, до куда нам с ней по пути, — голос Зяблика поначалу звучал тихо и как-то несмело, но с каждой новой строчкой набирал силу и словно, опускаясь вглубь, вырывался, как горный родник из пролома в скале. — Разделяя на строфы молитвы заплакавших статуй, Я мозаику слов разложу на холодном полу. Здесь пронзительно дует, и свет здесь изломанно слабый, Вместо пламени осени в пальцах сожму лишь золу. — Риэр придвинулся к Юлиану ближе, не решаясь его касаться, но чувствуя, как каждое слово неторопливой песни точно срывало с едва подживших ран бурые корки, выпуская наружу алую кровь. Зяблик не смотрел на него. Он пел не Риэру, а, казалось, самому себе — или девочке, которая сейчас не могла его слышать, надеясь своим чистым сильным голосом дотянуться до нее. — Эта схема проста: завывая расстроенной скрипкой, Будет вечно звучать эта песнь, подзывая зарю. Это просто цена за чужие смешные ошибки — Просто мрачный сезон, который я так не люблю. Он замолчал, и пальцы его в последний раз пробежались по струнам — последний всполох музыки отзвучал немного фальшиво, словно Зяблик, задумавшись, забыл, что должен был доиграть ее до конца. Риэр попытался улыбнуться. — Красивая песня, — похвалил он почти шепотом, — но, думаешь, Лею она повеселит? Зяблик, встрепенувшись, мгновение смотрел на него, едва ли узнавая, а потом снисходительно покачал головой. — Музыка, мой дорогой, не всегда создается для того, чтобы веселить, — ответил он так же тихо, — иногда ее слушают, чтобы, заплакав, можно было прикинуться, что это песня тебя так растрогала, а вовсе не то, что омрачает сердце. Риэр секунду молчал. Потом неожиданно совершенно не по-ведьмачьи шмыгнул носом и низко опустил голову — единственная слеза, прощекотав его по носу, сорвалась вниз и оставила мокрое пятно на покрывале. Струны лютни тренькнули — Зяблик отложил инструмент, подался к принцу, взял его лицо в ладони и поднял, заглянул в глаза. Риэру хотелось отвернуться, обмануть этот пристальный ласковый взгляд, скрыть непрошенную влагу, но Зяблик, не дав ему отстраниться, подался вперед и поцеловал принца в губы — невесомо и нежно, точно сама музыка коснулась его. Объятие, сперва такое мимолетное, готовое в любой момент разорваться, как легкая нить паутины, стало крепче. Юлиан навис над Риэром, не разрывая поцелуя, приподнялся на коленях, тихо всхлипнул ему в губы, и в голове у принца все помутилось. Рядом с Зябликом, обнимая его, он и сам не мог долго предаваться тоске и унынию. У них всегда находились дела поинтересней. Принц скользнул ладонью под край свободной шелковой рубахи, сжал пальцы на талии музыканта, потом двинулся ею дальше, за спину, добежал пальцами до острой лопатки, метнулся ниже — к пояснице, а потом, не сдержавшись, привычно огладил округлость маленькой ягодицы. Зяблик снова всхлипнул — на этот раз громче, а поцелуй его стал жадным и глубоким. Между моментом, когда в дверь постучали, и когда она распахнулась, почти не было паузы. Юлиан, у которого слух был тоньше, а самообладание, видимо, крепче, отшатнулся от принца, выпустил его и почти скатился с постели на пол. Риэр, рассеянно моргая, уставился на причину такой стремительной капитуляции — Мэнно стоял на пороге, скрестив руки на груди и выгнув бровь. — Это не то, что ты подумал! — поспешил заявить принц, надеясь придать своему лицу менее глупое и напуганное выражение. Брат невесело усмехнулся. Закрыл за собой дверь и зашел в спальню. Зяблик, старательно изображая бурную деятельность, спрятался за своей лютней и не глядел на незваного гостя, Риэр же на неверных ногах встал и нахмурился. — Какого хрена тебе здесь надо? — решил он, что лучшая защита — это нападение. Прежде брат никогда не врывался к нему в комнату вот так — по крайней мере, с тех пор, когда они перестали делить одну спальню на двоих. — Если желаешь умыться холодной водичкой, я подожду за дверью, — заявил Мэнно, но попыток деликатно выйти не сделал. — Не надо мне никакой водички! — выплюнул Риэр, хотя теснота в брюках, которую пришествие близнеца ничуть не смутило, говорила явно об обратном, — Я же сказал — это не то, что ты подумал. — Да, конечно, то, — отмахнулся Мэнно, потом немного издевательски улыбнулся Зяблику, — добрый вечер, Юлиан. Не желаешь надеть штаны, раз уж судьба свела нас всех вместе? Воображая, что будет, если кто-то из семьи узнает о его постыдных предпочтениях — нет! О его тайной любви! — Риэр представлял какую угодно реакцию от младшего брата — но отнюдь не такую спокойную. Тот, любезно не глядя, как Юлиан воевал со своими бриджами, брошенными на кресло, прошел вглубь спальни, остановился у стола, где обычно стоял кувшин с вином и покоилось блюдо с фруктами, ухватил за черенок маленькую гроздь винограда и принялся неторопливо отправлять в рот одну ягоду за другой. Риэр откашлялся. — Только не говори, что ни капли не удивился, — мрачно проговорил он. — Удивился, — подтвердил Мэнно, не оборачиваясь, — что вы не заперли дверь. А в остальном… ты думаешь, я идиот? Риэр и Зяблик переглянулись — их конспирация до этого момента казалась им обоим безупречной. Они никогда не проявляли друг к другу никаких чувств, кроме дружеских, на публике, а плотским утехам предавались, лишь убедившись, что никто не смотрел. Неужели Ламберт нажаловался? Или у Мэнно по всему дворцу были рассованы шпионы и следящие артефакты? — У тебя, когда Юлиан приезжает, каждый раз по утрам такой довольный вид, будто ты кот, дорвавшийся до Регисовых запасов валерианы, — фыркнул Мэнно, — мама с папой, может, и верят, что ты просто так любишь музыку, но я слишком хорошо тебя знаю, братишка. — Правда? — совершенно побежденно переспросил Риэр. Зяблик успел справиться с бриджами и теперь чопорно присел на краешек кресла, по-прежнему прижимая драгоценную лютню к груди, — ты, конечно, не идиот, но ты ведь… — он сделал неуверенную паузу, но Мэнно закончил за него: — Ябеда? — он наконец повернулся, откинул опустевшую веточку в сторону и сдвинул брови, — Может, тогда мне пойти и доложить обо всем матушке прямо сейчас? Или мастеру Риннельдору? Риэр примирительно поднял руки. — Ладно-ладно, извини, я просто удивился, — он глянул на Зяблика и встретился с его непонимающим взглядом, — я всегда считал, что такие новости тебя… шокируют. Мэнно независимо пожал плечами. — Меня не так просто шокировать, — ответил он с достоинством, — то, что вы развлекаетесь друг с другом, никого не касается, включая меня. Матушка, думаю, тоже догадывается, но считает, что ты перебесишься, когда женишься на Ингеборге Ан Крайт. Риэр со вздохом поднял глаза к потолку, потом серьезно посмотрел на брата. — Ни на какой Игнеробре я жениться не собираюсь, я даже имени ее выговорить не могу. Но дело даже не в этом, — он, не глядя, нащупал ладонь Зяблика, сжал ее и почувствовал ответное крепкое пожатие, — мы с Юлианом любим друг друга. И, поскольку с производством вар Эмрейсов ты сможешь справиться самостоятельно, хоть бы с этой самой Ирбегоброй, я больше не хочу скрываться. Зяблик испуганно шикнул на него, а Мэнно лишь снова ухмыльнулся. — Хотя бы подожди со своими откровениями, пока отец не покинет нас, — строго, без тени сарказма, выговорил он, — пусть он умрет спокойно. Риэр стушевался и потупился, но потом, все еще защищаясь, вскинул на Мэнно взгляд. — А ты ведь так и не ответил, какого хрена ты тут забыл, — заявил он, — снова надо из кого-то выбить долги? Странным образом, у принца на сердце вдруг стало удивительно легко — скрывать правду от близнеца было неприятно и тяжело. С самого детства они не хранили друг от друга секретов, и Риэр много раз порывался сам обо всем ему рассказать. Но теперь момента признания ждать больше было не нужно, и в надежности Мэнно-ябеды брат совершенно не сомневался. Близнец, однако, нахмурился. Он подошел к постели, аккуратно уселся на нее — может быть, опасался вляпаться в следы взаимной страсти брата и Юлиана — и сложил руки на коленях. — Со мной приключилось нечто странное, — заявил он, немного помолчав, — я вернулся в рабочий кабинет, чтобы забрать кое-какие бумаги, и обнаружил там мать. — Что в этом странного? — Риэр, не выпуская руки Зяблика, тоже присел. Юлиан устроился рядом, все еще стараясь казаться как можно незаметней, — матушка часто работает ночами, тебе ли не знать. — Да, — подтвердил Мэнно, — хотя я думал, она осталась с отцом. Но странность не в этом. В ее кабинете я встретил двух каких-то оборванцев, один из которых представился Гуусом Хиггсом — помнишь его? — Мошенник, который наколебывает островитян по маминому приказу? — фыркнул Риэр, — помню. Все еще — ничего странного. Пришел за вознаграждением, поди. — С ним был еще один тип — эльф, в женском платье, — не слушая его, продолжал Мэнно, — назвался госпожой Хиггс. Зяблик тихо рассмеялся, и Риэр легко присоединился к нему. — Наши, значит, поцелуи тебя не удивляют, а предпочтения какого-то скеллигского пройдохи — да? — спросил он. — Заткнись на минутку, — устало попросил Мэнно, — плевать мне, почему какой-то эльф решил переодеться женщиной. Но я проследил за ними и увидел, как они сели вместе с матушкой в ее карету и поехали в сторону дворца. Что какой-то скеллигский пройдоха тут забыл, как думаешь? Риэр и Зяблик переглянулись. Принц пожал плечами. — К чему ты клонишь? — спросил он, хотя история и впрямь начинала звучать странно, — не станет же мама… Риэр толком не знал, как закончить это предложение, а Мэнно не успел ответить. Дверь в спальню снова распахнулась — на этот раз без стука. — Да тут не личные покои, а какой-то проходной двор! — успел возмутиться вслух Риэр, но Зяблик, выпустив его руку, вдруг подскочил на ноги и поклонился. Близнецы, обменявшись взглядами, тоже поспешили встать. На пороге стояла Лея. Юная Императрица выглядела очень собранной, и на ее бледном лице не было заметно ни следа усталости. Братья знали, что все свободное время племянница проводила у постели умирающего Эмгыра, зачастую ночуя в кресле рядом с его кроватью. Но сейчас она выглядела так, словно принесла им весть о кончине дорогого дедушки, и не знала, с чего начать. Эта мысль, похоже, посетила голову и Мэнно, и он спросил негромко, вдруг осипшим голосом: — Что-то с папой? Лея смерила его взглядом, покачала головой. — И да, и нет, — отозвалась она, — дедушке не хуже, но произошло нечто странное… Братья в очередной раз обменялись взглядами. — Скеллигский оборванец и эльф, переодетый в женщину? — спросил Риэр. Лея перевела на него удивленные глаза. — Откуда ты знаешь? — переспросила она, потом нервно передернула плечами — обычно племянница не позволяла себе таких ненужных жестов, — ну то есть, я не знаю, скеллигский он или нет — на нем был один из твоих дублетов, Мэнно, а на эльфе — бабушкина юбка. Но что вообще они забыли в дедулиной спальне? — Может, они пришли его убить? — тихо-тихо предположил Зяблик, и сердце Риэра вдруг зачастило от тревоги — он был почти готов нестись в комнату отца и защищать его от неведомых врагов. Но Лея снова покачала головой. — Бабушка была с ними, — возразила она, — сказала, это какие-то старые друзья — не нашли иного времени попрощаться. Но мне не три года, я вижу, когда мне врут. В комнате повисла напряженная тишина. Мэнно откашлялся первым. — Что-то происходит, — заявил он ровным командным тоном, — и наш долг — выяснить, что именно. — Но, может, они правда друзья Его Величества? — подал робкий голос Зяблик, — мы же толком не знаем, кто такой этот Хиггс. Может, они воевали вместе? — Или друг против друга! — поспешил возразить Риэр, которому таинственное происшествие вдруг даровало странный азарт, — может, это какой-то друид, загипнотизировал матушку, и теперь собирается убить отца! Отомстить за давние обиды. — Он мог бы просто немного подождать, — покачал головой Мэнно, — зачем было так рисковать? Только ради того, чтобы убедиться, что папа действительно при смерти? Лея болезненно хмыкнула и поджала губы — в скорую смерть любимого деда она по-прежнему отказывалась верить до конца. Но, сбросив с себя тоскливое раздражение, юная Императрица сжала кулаки. — Не важно, кто это, — заявила она, — мы должны выяснить, что им здесь нужно. Бабушка, может, и не видит дальше собственного носа от горя, но я пока не ослепла, и дело происходит в моем дворце! — Что ты предлагаешь? — осведомился Риэр, внимательно посмотрев на племянницу, и та ответила ему прямым решительным взглядом. — Нужно перехватить их — и допросить, — распорядилась она. — Бабушка привела их не через парадный вход, значит, наверно, они воспользовались лестницей для слуг, и возвращаться будут так же. Ты, Риэр, беги туда. Поймай и приведи на нижний уровень — я хочу с ними пообщаться. Принц фыркнул, но под серьезным взором Императрицы понял, что та совсем не шутила. — Как мне их ловить? — осведомился он, — сетью? Или на удочку? — Ты ведь ведьмак! — отрезала Лея, сдвинув светлые брови, — сам знаешь, как ловить чудовищ. Я повелеваю тебе — доставь мне их. Риэр тяжело вздохнул. Когда Лея начинала повелевать, спорить с ней становилось совершенно бесполезно. — Как прикажете, Ваше Величество, — согласился он, — но что если мама пойдет с ними? Она ведь их сюда привела. Ее тоже доставить в пыточную? Лея на мгновение совершенно серьезно засомневалась, и по невозмутимому лицу Мэнно промелькнула настоящая тревога. Ее величество могла счесть их мать подельницей, случастницей таинственных вторженцев, но охотиться на Рию принцу совершенно не хотелось. — Я ей займусь, — пришел на помощь Мэнно, — если они еще не ушли, я задержу матушку. Лея величественно кивнула. — Поспешите, — скомандовала она, потом устремила взгляд на всеми забытого Зяблика, — Юлиан — со мной. Если встретим кого-то из стражи, сделаем вид, что просто решили уединиться. Все нужно сделать тайно, нам ни к чему лишние свидетели. Перед тем, как отправиться выполнять заказ Императрицы, Риэр залез под свою кровать и извлек оттуда два длинных боласа и тяжелый кастет. Едва ли скеллигский оборванец и его мужеженщина могли бы оказать ему серьезное сопротивление, но каким бы он был ведьмаком, если бы отправился на дело без оружия. По полутемному коридору принц беззвучно добрался до лестницы, притворил за собой скрытую дверь и спустился на несколько ступеней в непроглядную мглу. Спуск был узким, прятаться тут было почти негде, и Риэр прильнул к каменной стене, постаравшись почти слиться с ней, и принялся ждать. Шаги наверху послышались через несколько долгих минут. Скрипнула дверная створка, и кто-то начал неторопливо спускаться. — Может, попросим ее немного задержаться? — донесся до чуткого слуха Риэра приглушенный свистящий шепот — у говорившего, казалось, по-юношески ломался голос, и он с трудом мог с ним справиться, — я бы хотел навестить родителей. — Попросим, — ответил невидимый собеседник, — пара дней ничего не решит. Ну и темень тут, надо было взять факел… Риэр приготовился — незнакомцы не смогли бы пройти мимо него, не заметив притаившегося ведьмака, и, дождавшись, пока они достаточно приблизились, принц ловким броском швырнул первый болас. Кто-то удивленно вскрикнул — тело тяжело упало на ступени. До того, как спутники успели опомниться, Риэр метнулся вперед, нанес тому, кто еще стоял на ногах, несильный, но точный удар кастетом в переносицу, гася новый вскрик. Незнакомец кулем упал ему под ноги, и Риэр поспешно смотал вторым боласом его руки. Его первая жертва — странный эльф — пытался встать, путаясь в полах юбки, но поднимать шум не спешил — на это Риэр и рассчитывал изначально. Он навис над своей жертвой, хотя они оказались почти одного роста, и грозно шикнул. — Ни звука, — выдохнул принц, — иди за мной, иначе придется тебя волочить. Незнакомый эльф, впрочем, похоже, ничуть не испугался. Несмотря на смотанные веревкой ноги и неудобные юбки, он рванулся вверх, макушкой целясь в подбородок Риэра. Если бы не ведьмачьи рефлексы, удар мог бы выбить его из равновесия, а тогда — не избежать долгого падения по ступеням, и жертвы смогли бы улизнуть. Но принц был быстрей. Он увернулся от удара и нанес собственный — прямо в загривок эльфа, там, где шея переходила в плечо. Незнакомец упал и замер. Риэр тяжело вздохнул. — А ведь я предлагал по-хорошему, — сообщил он поверженным врагам. Тащить их обоих на своем горбу вниз оказалось развлечением не из приятных. Эльф — очень высокий, совсем не такой субтильный, как Зяблик, едва поместился у Риэра на плече. Второго — невысокого бородатого мужчину, от переносицы под глаза которого уже начинал расползаться багряный кровоподтек — пришлось взять под мышку, как мешок с сеном. Господин Хиггс оказался значительно легче своей «супруги», но удобства этот факт не добавлял. Риэр спускался по лестнице осторожно, но быстро, чтобы никто из его пленников не успел прийти в себя. Нижний уровень, о котором говорила Лея, не был темницей или пыточной в полном смысле этого слова. Преступников держали в Имперской тюрьме на окраине столицы, а сюда еще во времена Ваттье де Ридо доставляли тех, из кого нужно было выбить полезные сведения или провести тайный настойчивый разговор. В бывший кабинет главы разведки, который теперь занимал его преемник, Риэр попал, не встретив никого из стражи — может быть, Лея об этом успела позаботиться. Императрица и Зяблик уже ждали его в узком душном помещении совсем без окон. Поговаривали, что Ваттье де Ридо умер именно здесь, не успев встать из-за собственного стола, и с тех пор обстановка тут совсем не изменилась. Зяблик сейчас восседал на затертой чужими локтями столешнице, покачивая ногой. Лея расхаживала из угла в угол, но, когда Риэр толкнул дверь и вошел, собралась и выпрямилась. — Ты их не убил? — спросила она, оценив плачевное зрелище, которое из себя представляли пойманные незнакомцы. Риэр свалил их обоих на пол у стены и подмигнул племяннице. — Что вы, Ваше Величество, — ответил он, — слово клиента — закон. Доставил в целости и сохранности. — Замечательно, — серьезно кивнула Лея, — свяжи эльфу руки и растолкай их. Риэр повиновался — Зяблик кинул ему припасенный моток прочной тонкой веревки, и юный ведьмак смотал ею запястья мужеженщины так, что даже фокусник из цирка не смог бы вывернуться из этих пут. А вот задание привести незнакомцев в чувства оказалось посложнее. Риэр бил их четко, как учили, с расчетом, что пленные останутся обездвиженными несколько часов. Он потеребил бородатого за плечи, потом подергал длинную косу эльфа — те не пошевелились. — Отойди, — устало вздохнув, приказала Лея. В дальнем углу кабинета располагалась небольшая деревянная бочка, полная холодной воды, которая струилась сюда через желоб на стене снаружи. Ее использовали, должно быть, чтобы разговорить заключенных, макая их в нее головой. Императрица зачерпнула ледяную воду ладонями, аккуратно донесла ее до пленных и выплеснула в лицо эльфу. Тот пошевелился, невнятно застонал, но Риэр и Зяблик уже пришли правительнице на помощь — в ладони принца воды поместилось гораздо больше. Юлиан же просто набрал влагу в рот, склонился над бородатым и оросил его лицо. Пленные зашевелились и застонали активней. Бородатый открыл глаза первым. Увидев над собой грозную фигуру принца, он вздрогнул, постарался отползти в сторону, но Риэр покачал головой. — Не дергайся, — с угрозой проговорил он, — дольше проживешь. Лея успела отступить в тень, видимо, для пущего эффекта. Господин Хиггс же, глядя на Риэра совершенно затравленными глазами, выдал, задыхаясь: — Как вы меня узнали? — потом, сдвинув брови, почти приказал: — отпустите мою жену. Вам нужен я. Риэр усмехнулся. — Да так-то вы оба мне не сдались, — с угрозой сообщил он, — так что отвечайте честно — а то в следующий раз ударю по-настоящему. Зяблик, явно получавший массу удовольствия от волнительной сцены, приблизился и встал рядом с Риэром, с любопытством разглядывая пленных. Связанный эльф наконец смог разлепить веки, скользнул глазами по лицам своих тюремщиков, и вдруг удивленно тихо ахнул. — Юлиан? — спросил он хрипло и ломко. Зяблик попятился, вцепился в локоть Риэра, который весь напрягся, готовый его защищать. — Откуда ты меня знаешь? — ставя крест на их конспирации, спросил музыкант, и эльф неопределенно качнул головой. — Шрам на твоей щеке, — пояснил он — Зяблик накрыл ладонью розовый след в форме мотылька под левым глазом, который он всегда называл следом магического ожога и страшно им гордился. — Кто ты такой? — голос музыканта сорвался и захрипел, почти как у пленного. Лея выступила из темноты и подошла ближе, встала перед Риэром и гордо вскинула голову. — Довольно, — возвестила она, — отвечайте, кто вы такие, иначе придется разговорить вас по-другому. Что вам нужно от регента? Риэр все же надеялся, что до пыток, которыми Императрица пригрозила незнакомцам, не дойдет — сам он не больно-то хотел принимать в этом участия. Но тон Леи говорил, что она была настроена совершенно серьезно. Пленные переглянулись. — Я — Гуус Хиггс, — попытался убедить ее бородатый, — партнер Рии вар Эмрейс, продаю табак. А это — моя жена Иоанна. — Риэр, — ровным прохладным тоном произнесла Лея, — сломай эльфу палец. — Погоди, погоди! — встрял Зяблик, — я, кажется, понял. — он шагнул к эльфу, даже наклонился над ним и пристально вгляделся в его лицо, — я знаю тебя. Ты ведь сын дядюшки Иорвета и дядюшки Вернона? Ты оставил мне этот шрам. Иан! Имя отразилось от узких стен кабинета, и Риэр перехватил быстрый взгляд Леи. — Иан аэп Иорвет давно мертв, — твердо возразила Императрица, — его тело покоится в усыпальнице моих предков — рядом с телом моего отца. — Лея, — внезапно подал слабый голос бородатый, его лицо выражало полное смирение, — я — твой отец. Риэру показалось, что Лея пошатнулась, как ствол корабельной сосны под порывом ветра. Она попятилась, почти натолкнувшись спиной на принца, но потом шагнула вперед, оттолкнула в сторону Зяблика и пристально посмотрела в лицо бородатому. — Лжешь, паскуда, — прошипела она, — мой отец, Император Фергус вар Эмрейс, погиб еще до моего рождения, защищая мою мать. А ты — самозванец. И я покараю тебя за дерзость. Говори правду, и смерть твоя будет быстрой. Брови бородатого болезненно надломились, он попытался что-то возразить, но дверь кабинета открылась с пронзительным скрипом. Риэр обернулся — на пороге стояла матушка, а за ее спиной маячил ябеда-Мэнно. Видимо, секреты кого угодно, кроме близнеца, не представляли для него такой уж большой ценности. — Лея, — тихо произнесла Рия, подходя ближе, — милая моя, это правда. Я не хотела, чтобы ты узнала об этом вот так, но, если ты развяжешь Фергуса, мы постараемся все тебе объяснить. Лея вздрогнула — никогда, с тех пор, как племянница освоила хитрое искусство пользоваться ночным горшком, Риэр не видел ее такой растерянной. Она перевела взгляд с бабушки на пленного, неуверенно протянула руку к его лицу и коснулась бородатой щеки, точно хотела проверить, что сидевший перед ней на полу незнакомец не был призраком. — Отец? — тихо спросила она. Никто в кабинете не успел понять, что произошло. Узкое помещение вдруг озарила яркая багровая вспышка, Лея вскрикнула, отдернув руку, точно обожглась, а на коже замершего Фергуса расползся неровный алый ожог. Все тело бородатого выгнуло дугой, он застонал, забился, а потом вдруг замер, и в комнате повисла пугающая тишина. Рия очнулась первой. Она бросилась к старшему сыну, рухнула перед ним на колени и принялась разматывать веревку боласа. — Да помоги мне, Риэр! — крикнула она принцу. Тот, все еще ничего не понимая, послушался. Когда руки Фергуса оказались свободны, он, обмякнув, качнулся в объятия матери. — Что произошло? — голос эльфа теперь звенел, еще больше фальшивя, — Гусик? Гусик, что с тобой? Риэр видел, как вновь обретенный брат медленно моргнул, потряс головой, встретился рассеянным взглядом с матерью. — Я не знаю, — ответил он слабо. Лея, дрожа, прижимая руку, которой коснулась лица отца, к груди, прильнула к Риэру, и тот, защищая, обнял ее. — Нужен лекарь, — Рия пошарила глазами по сыновьям и остановилась на Мэнно, — беги, приведи Эмиеля, он, должно быть, уже вернулся. Только тихо — никому ни слова. Младший, не прерывая собственного шокированного молчания, кивнул и скрылся за дверью, а Рия ласково погладила Фергуса по растрепанным темным волосам. — Все будет хорошо, мой мальчик, — прошептала она, — все будет в порядке.