Тонкие материи

Разговаривать с Детлаффом было все равно, что общаться с собственным внутренним голосом. Лита никогда не держала от верного спутника секретов — тем более, что рассказать о них ему было равносильно тому, если бы она поведала обо всем мраморной статуе — с той лишь разницей, что Детлафф отвечал и зачастую помогал Лите взглянуть на сложную ситуацию с иной точки зрения. Сколько себя помнила, чародейка всегда жила с осознанием — стоило ей обратиться к нему, он непременно оказывался рядом, и его глубокий мягкий, всегда немного задумчивый голос звучал рядом — или прямо у девушки в голове. Поначалу Детлафф был лишь слушателем, но с годами превратился в настоящего собеседника, и мало-помалу, капля за каплей начал посвящать и Литу в собственные мысли и измышления. Он рассказывал о своих мытарствах в чуждом мире, о том, как в поисках родственной души метался от одного неверного выбора к другому, пока не встретил Региса — и Лита, пусть сперва нехотя, но следуя стремлению сердца своего друга, приняла и Эмиеля в их маленькую стаю. Если Детлафф почти всегда был с нею согласен, почти никогда не возражал и поддерживал во всех, даже самых авантюрных начинаниях, Регис спорил с Литой постоянно. Убедить его в чем-то оказывалось равносильно победе в сложной игре, в которой правила менялись с каждым новым ходом противника. Но так — застыв между двумя противоположностями — Лита научилась балансировать на краю собственного безрассудства и необходимо верных поступков. Регис, в своей отстраненно ласковой, но почти бездушной поначалу манере, старался привить ей понятия морали и этики, а девушка в свою очередь указывала ему на то, что многие из этих понятий были непонятны и необъяснимы для самого Эмиеля. И в этом танце взаимных неразрешимых противоречий они искали ритм и па, подходящие им обоим. Регис воспитывал Литу, учил обходить подводные камни, а она — показывала ему, что некоторые из этих камней стоило вытащить из реки жизни и хорошенько рассмотреть — а ну как они окажутся золотыми слитками. В одном Регис и Детлафф никогда не знали противоречий, когда дело касалось Литы — оба они готовы были защищать юную чародейку ценой собственной жизни, и, пусть девушка догадывалась, что виной тому изначально было какое-то неведомое проклятье, связавшее их троих прочными узами, теперь никто из вовлеченных не желал, чтобы оно было снято. Детлафф говорил об этом прямо — а Регис подтверждал своими поступками. Лита не любила правил и обязательств. Она родилась и провела первые годы жизни, почти не зная запретов и ограничений. Для своих родителей девушка была сокровищем, подарком судьбы, а дареным коням в зубы не смотрят. И, покинув отчий дом, ступив в жизнь, которая вся насквозь состояла из гласных и негласных законов, Лита научилась не просто обходить их, но подстраивать правила под себя. Если игра казалась ей слишком скучной, как ненавистные шахматы, она просто начинала двигать фигуры по-своему. Регис — впитавший правила человеческого мира куда лучше, чем Детлафф — утверждал, что такая тактика оставалась эффективной из чистого везения, но Лита знала — «не по уставу» редко оказывалось равносильно «неверно». И чаще всего Эмиель вынужден был признавать ее правоту. — Он действительно оказался жив? — спросил Детлафф, когда чародейка вышла из шипящего круга портала прямо в собственную спальню. Вампир стоял у окна, спиной к свету, и за время отсутствия Литы, казалось, не двинулся с места. Девушка бросила на него раздраженный взгляд и передернула плечами. — Только не говори, что ты был не в курсе, — ядовито заметила она, и Детлафф едва заметно пожал плечами. — Я, конечно, могу читать мысли Региса, но некоторые тома этой библиотеки мне совершенно неинтересны, — ответил он. Лита усмехнулась, но потом снова напряженно нахмурилась. Она прошлась по комнате и остановилась в паре шагов от спутника — так, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза. — Да, оказалось, что Фергус жив и полтора десятка лет слонялся где-то вместе со своим приятелем-эльфом. — вздохнула она, — но, похоже, это теперь продлится недолго — мой дорогой братец схлопотал посмертное проклятье от одного колдуна — такого же могущественного, как и мертвого. — Как печально, — равнодушно откликнулся Детлафф. — Ничего не печально, — отмахнулась Лита, — если бы этого не сделали до меня, я сама бы его прокляла. Превратила бы в ежа и выпустила в лес — как в нашей семье принято. Вампир едва заметно усмехнулся, а чародейка задумчиво сдвинула брови. — Судьба Фергуса меня не слишком беспокоит — этому проныре всегда везло, он и из этой передряги выкарабкается, будь уверен, — заявила она, — тем более, что за него радеет столько людей, сколько мне и не снилось. Но вот само проклятье… Я никогда не сталкивалась с подобной сигнатурой — и в книгах ни о чем подобном не читала. Похоже, тот колдун был большим выдумщиком и вообще не опирался на базовые законы магии. Если бы можно было… — Не стоит об этом думать, — из теней в дальнем углу спальни выступил Регис. Он привычно слегка улыбался, и Лита послала ему раздраженный взгляд. — Давно ты там подслушиваешь? — осведомилась она. — Я никуда и не уходил от тебя, — ответил он, — хотел убедиться, что ты не натворишь глупостей и напомнить тебе о твоем обещании. Лита возвела глаза к потолку. О том, что вечером ей предстояло отправиться домой и встретиться с отцом, сама она, конечно, не забыла, но по мере приближения урочного часа задача эта не становилась проще. Самой себе чародейка боялась признаться, что, явившись к постели умирающего, она не увидит в его глазах узнавания — ее отца в дряхлой истлевающей оболочке больше почти не оставалась, и эта пустота оказывалась страшней, чем любые мрачные известия о здоровье Эмгыра. Лита часто имела дело со смертью, не страшилась ее, и легко могла отдать приказ умертвить неугодного, а теперь и сама научилась приводить приговор в исполнение. Но то был совсем иной лик смерти — незнакомый и почти безынтересный. Чародейка свыклась и даже почти сдружилась с ним — но облик невосполнимой утраты был все еще неведом ей — и пугал до слез. — Я помню, — она повернулась к Регису и сделала несколько коротких шагов к нему, — но пара часов ничего не изменит. Но, Эмиель, лучше скажи мне — ты был знаком с этим Яссэ, раз так испугался, когда я заговорила о его секретах? Регис медленно покачал головой, но Лита заметила, как его обычно приветливое лицо застыло, становясь непроницаемым. — Не имел удовольствия, — ответил он сдержанно, — но слышал о нем достаточно, чтобы понимать — кому-то с твоей… жаждой знаний не стоит лезть в это дело. Магия Огня, которой он посвятил жизнь, достаточно опасна сама по себе, а в руках того чародея она из смертельного оружия, порабощающего волю, превратилась в нечто такое, о чем и думать не следует. — Если ты хотел разжечь ее любопытство, — с еще одной короткой усмешкой заметил Детлафф, не двинувшись с места, — ты своего добился, Регис. — Тебе ли не знать, мой друг, — холодно отозвался Эмиель, — к чему может привести погружение в запретное искусство кого-то, вроде нашей Литы. Юная чародейка гордо вскинула подбородок и перевела взор с одного вампира на другого. — Какой же ты лицемер, Регис, — наконец заявила она, подходя к Эмиелю еще ближе. Тот остался стоять на месте, но плечи его заметно напряглись, точно он был готов обороняться, — рассуждаешь о запретном знании и о том, во что оно может превратиться в моих руках — а сам никогда не чурался сомнительных методов. Сколько лет мой отец был твоей подопытной крысой? И не надо утверждать, что ты лишь поддерживал в нем жизнь — я знаю тебя слишком давно, чтобы не поверить в это ни на минуту. Регис печально улыбнулся и покачал головой. — Ты права, дитя, — ответил он, немного помолчав, — но сейчас речь не обо мне и не о твоем отце — когда он решил отказаться от моих услуг, я отступился, и мои опыты прекратились. Но то, к чему хочешь прикоснуться ты, так просто тебя не отпустит. Я не сомневаюсь ни в твоих способностях, ни в намерениях. Но магия, о которой идет речь, могущественней любой самой крепкой воли. Если бы у меня было право голоса, я посоветовал бы и твоей матери просто позволить несчастному Фергусу умереть. Проклятья — это болезнь, от которой невозможно до конца вылечиться. И, даже исцелившись, твой брат сохранит на себе его след, а вместе с ним — и все, кто будет в это замешан. Лита упрямо скрестила руки на груди. — Ты рассуждаешь так уверенно, — заметила она, — значит, точно знаешь, о чем идет речь. Даже с тем, что мне удалось узнать, у Фергуса все еще ничтожно мало шансов на спасение. Но, будучи проклятым, разве не станет он разносчиком этой заразы, как чумная портовая крыса? Мы до сих пор не знаем, какой эффект имело то заклятье, и почему оно вообще подействовало именно на Фергуса. Если верить формулировке, проклятье предназначалось отцу Леи. Но ты ведь знаешь… Регис хмыкнул. — А теперь и ты знаешь, дитя? — осведомился он. — Если судьба моего брата никогда не была в моих руках, и сейчас ничто не поменялось, — не слушая его, продолжала наступать Лита, — то истинный отец нашей Императрицы все еще может быть в опасности. Девчонка не ведает правды, но жизнь не заканчивается завтра. А участь Виктора, признаюсь, волнует меня по-настоящему. — Правда? — Регис скептически изогнул бровь, и Лите захотелось отвесить ему пощечину. — Если его не станет, все мои старания пойдут прахом, — почти искренне ответила она — признаваться, что в деле были замешаны не только политические интересы, девушке совершенно не хотелось, — Людвиг еще слишком мал, чтобы править осознанно, и, боюсь, еще одного проклятого правителя Редания не выдержит. Регис, которого ее речь, похоже, совсем не убедила, развел руками. — Политика меня не интересует, — ответил он с прохладцей. — Ну довольно, — Лита опустила руки и тонко улыбнулась, — вижу, по-хорошему мы не договоримся. — Чародейка чуть повернула голову, — Детлафф. Прочти его мысли. Краем глаза Лита видела, как фигура спутника едва заметно дрогнула. — Прости, друг, — почти прошептал он, и Регис попятился на полшага. — Ладно, — Лита редко видела вампира в гневе — тот был большим мастером по части сокрытия собственных эмоций — но на этот раз его раздраженная злость была очевидна. — Но предупреждаю, то, что я скажу — лишь мои размышления. Я могу — и надеюсь — ошибиться. Чародейка великодушно кивнула. Регис помедлил секунду, вздохнул и заговорил, стараясь контролировать звучание своего голоса: — Я и сам не смог понять формулу проклятья до конца, но, исходя из того, что нам известно, подействовать на Фергуса, при том, что к Лее он не имеет никакого отношения, чары могли лишь в одном случае, — Регис сделал долгую паузу, и продолжил тише и словно через силу, — если Яссэ надеялся проклясть не одного конкретного отца, а любого, кто мог бы им стать. Иными словами — всех мужчин и мальчиков, имеющих отношених к Лее. — Лея — дочь Виктора и сестра Людвига, — непонимающе нахмурилась Лита, — внучка барона Кимбольта и, может быть, чья-то возлюбленная. Не такой уж обширный список. — Лея, — холодно напомнил Регис, — Императрица Нильфгаарда. То слово, которое ты не смогла перевести, на старом эльфском наречии обозначает «отчизна». В комнате повисла гулкая напряженная тишина. — Яссэ проклял всю Империю? — непослушными губами переспросила Лита — озвученные, эти слова звучали одинаково нелепо и страшно, — у него хватило на это сил? — Я не знаю, — пожал плечами Регис, — коронация сама по себе — это магический ритуал, ставший обыденностью. Каждый новый Император, согласно жреческой формуле, становится «отцом нации» — матерью, в нашем случае. Обычно это — пустая формальность. Но я же сказал — этот колдун никогда не использовал магию, как заведено. Фергус сам по себе, вероятно, лишь первый предвестник беды — ни к кому до этого Лея не обращалась так, как к нему. Он проклят, безусловно, но вместе с ним будут прокляты все граждане Империи — в момент коронации или вхождения в возраст. — И ты собирался об этом умолчать? — Лита сжала кулаки — масштаб бедствия еще не открылся ей до конца, в правдивость слов Региса почти невозможно было поверить, но злость, взметнувшаяся в юной чародейке, была совершенно реальна. — Я сказал бы, — терпеливо возразил Регис, — твоей матери или придворному ведьмаку — но не тебе. Лита почувствовала, как от ярости у нее на глазах выступили горячие слезы. — Почему? — выкрикнула она, — потому что я предала собственную родину и променяла ее на должность придворной чародейки? Потому что я слишком неопытна и юна для таких серьезных дел? Потому что… — Потому что я люблю тебя, Лита, — прервал ее Регис спокойно и твердо, — и не хотел, чтобы ты вмешивалась в это страшное дело. Есть вещи, от которых ни я, ни Детлафф не сможем тебя защитить. Литу словно окатило холодной водой. Она застыла, и кулаки разжались сами собой, а слезы покатились по щекам. Детлафф оказался рядом с ней в мгновение ока, но чародейка вывернулась из его объятий. Она подошла к Регису и взяла его руки в свои, внимательно посмотрела ему в глаза. — Значит, теперь речь идет не только о Фергусе, — заговорила она твердо, — а обо всех гражданах моей страны — о моих братьях, моем отце… Я не могу остаться в стороне — и плевать мне на знания Яссэ, если ставки так высоки. Регис согласно кивнул. — Я собирался посоветовать твоему отцу — или матери, если он не сможет меня услышать — отложить коронацию, — ответил он, — может быть, на неопределенный срок — тогда есть шанс, что чары не подействуют, или их эффект окажется совсем слабым. Я подозреваю, что в этом проклятье поучаствовал не один только Яссэ, — вампир перевел взгляд на Детлаффа, застывшего за спиной Литы, и тот едва слышно хмыкнул, — и не уверен, что чары вообще получится снять. — Должен быть способ, — резко возразила Лита, — жаль, что этот ублюдок уже мертв, и от него не осталось даже пепла. Сигнатура его магического ядра могла бы помочь… — Осталось золотое сердце, — вдруг прошелестел Детлафф, и брови Региса взметнулись вверх, — Филиппа говорила о нем, — пояснил спутник, — с помощью этого артефакта удалось вычислить и поймать Яссэ, и госпожа Эйльхарт надеялась после этого получить его в свое распоряжение. Но этого не случилось. — И где оно сейчас? — быстро спросила Лита. Первая волна страха схлынула, и на его место пришла обычная для юной чародейки жажда действия. Она сразу поняла — к Филиппе за помощью обращаться было неразумно. Открывать такие карты перед наставницей было вопиюще глупо — та непременно воспользовалась бы ситуацией, напомнив Лите, что интересы науки были превыше национальных. — Должно быть, хранится у придворного имперского чародея, — ответил за Детлаффа Регис. — У мастера Риннельдора? — вздохнула Лита и, переступая через себя, заметила, — тогда стоит к нему обратиться. Спасение Империи — в его интересах. Он Знающий — и должен знать о старых эльфских проклятьях. В иных обстоятельствах Лита ни за что не пошла бы за помощью к верному советнику отца — тот, сохраняя приличную мину, презирал не только магию, которой пользовались человеческие чародейки, но и лично дочь своего господина. Вместе с многими в окружении Эмгыра, Риннельдор считал ее предательницей за то лишь, что она проходила обучение у реданской ведьмы и служила реданскому королю. — Не думаю, что это хорошая идея, — неожиданно возразил Регис, Лита посмотрела на него пристальней, и вампир пояснил со вздохом: — Яссэ был учеником Риннельдора, и, боюсь, их связывало нечто большее, чем память о прошлых годах. На каждом суде, перед которым представал Яссэ, Риннельдор отстаивал его интересы, даже когда все аргументы были против его ученика. Едва ли он делал это осознанно, но чары, спасавшие Яссэ от справедливого возмездия, все еще могут действовать на мастера даже после смерти его подопечного. — Но без этого артефакта, мы больше ничего не узнаем, — покачала головой Лита, — кто-то из вас не мог бы выкрасть его у Риннельдора? — Без приглашения мы не можем входить в его дом, — напомнил Детлафф. — Значит, придется мне, — Лита выпустила ладони Региса и решительно развернулась на каблуках, направилась к платяному шкафу, — считай, ты своего добился, Регис. Я отправляюсь навестить отца немедленно. А ты…- она посмотрела на вампира через плечо, — не спеши пока ни с кем делиться своими выводами. Если ты прав, едва ли кто-то из них поможет. А если нет — это посеет ненужную панику. Матушке и так приходится нелегко. А до коронации есть еще время. Регис покладисто склонил голову. В Императорский дворец Лита в компании обоих вампиров прибыла в сумерках. Детлафф предпочел немедленно раствориться в воздухе, хотя чародейка продолжала ощущать его близкое присутствие. Регис же сопровождал ее до спальни отца. У дверей, под равнодушными взглядами стороживших покои рыцарей, Лита помедлила. Абстрактный и пока неизмеримый страх за судьбы отчизны отступил, оставив место вполне приземленному и знакомому. За этими дверьми умирал ее отец, и это проклятье никак не получилось бы снять. — Смелее, — шепнул ей Регис, и Лита, проглотив непрошенную горечь, шагнула вперед. Обычно, посещая родителя, юная чародейка сталкивалась у его постели с матерью, племянницей или кем-то из братьев — вся семья, казалось, опасалась оставлять Эмгыра одного даже на минуту, чтобы не пропустить, должно быть, момент его последнего вздоха. Но на этот раз никого из них в покоях не оказалось. Отец, почти незаметный среди пышных подушек на огромной кровати, должно быть, уснул, и Лита приблизилась к нему на цыпочках, боясь потревожить. К счастью, сегодня родитель выглядел не хуже, чем обычно, дышал неглубоко и ровно, и чародейка присела на край кровати, вглядываясь в его лицо. Эмгыр встрепенулся, медленно поднял тяжелые темные веки, и Лита приготовилась уже, следуя своему обычному ритуалу, представиться, но отец вдруг слабо ей улыбнулся. — Лита, — его голос звучал на удивление внятно, хоть и едва слышно, — наконец-то ты пришла. — Здравствуй, папочка, — улыбнулась девушка в ответ, — прости, что меня так долго не было. — Придворные дела отнимают много времени — мне ли не знать, — произнес отец, и фраза эта была самой длинной и связной из тех, что Лита слышала от него за последнее время. Это было так неожиданно, что сердце девушки, встрепенувшись, зачастило в груди. Она боялась неоправданной обреченной надежды, но сейчас сама впустила ее в себя. — Тебе лучше? — спросила чародейка и покосилась на Региса — тот стоял так, чтобы не попадать в поле зрения умирающего, и на взгляд Литы никак не отреагировал. — Я давно перестал отвечать на подобные вопросы, — ответил Эмгыр, — но сейчас отвечу — ты здесь, значит, да — мне лучше. Живя при реданском дворе, Лита давно позабыла, что такое стыд. Ничто больше не могло смутить ее — она принимала сомнительные комплименты и не чуралась очень близких знакомств с теми, кто мог оказаться полезным. Она не привыкла выбирать правильные методы и не заботилась о том, что о ней болтали завистники. Но сейчас мучительный стыд кольнул ее в самое сердце. Мать, братья, племянница, да даже Регис, который к их семье имел очень косвенное отношение, не боялись переступить этот порог каждый день. Фергус пересек Великое море, чтобы увидеться с отцом. А она, для которой открыть портал домой ничего не стоило, отсиживалась в Третогоре, моля судьбу, чтобы кончина отца, который так ее любил, была быстрой и легкой, и забывая о том, что он был все еще жив. — Прости меня, папочка, — повторила юная чародейка — на этот раз совершенно искренне. Второй раз за день глаза ее обожгли слезы, и Лита не захотела сдерживаться. — О, дитя мое, — Эмгыр поднял руку — так медленно, точно она была неподъемно тяжелой — и погладил ее по щеке, — не плачь по мне. Я старался жить так, чтобы моим любимым не приходилось лить по мне слезы, я и умереть хочу так же. Девушка едва сдержалась, чтобы не извиниться в третий раз. Вместо этого она мягко покачала головой. — Если поплакать, появляется очень загадочный блеск в глазах, — ответила она, — реданские придворные дамы даже используют особые капли, которые имитируют слезы. Эмгыр согнул тонкий тронутый пигментными пятнами палец и легонько стукнул костяшкой по переносице Литы. — Нос покраснеет, — предупредил он, — будет некрасиво. — Я всегда красивая, — тихо ответила Лита, — ты сам говорил. — Это правда, — сдался Эмгыр и прикрыл веки. Юная чародейка, воюя с откровенными рыданиями, подалась вперед, прижалась губами к его ледяному сухому лбу. От отца пахло старостью. Это был тяжелый, необъяснимый запах, пропитавший всю комнату, сколько ни распахивай окна, он перемешивался с ароматом лекарств и несвежего, долго пролежавшего в постели тела, но Лита не спешила отстраняться. Она чувствовала, что Регис, решив оставить их наедине, деликатно рассыпался туманом и скрылся в тенях. — Помоги мне встать, — вдруг прошептал отец, и Лита, отодвинувшись, удивленно посмотрела на него. — Может, не стоит? — опасливо спросила она. — Я уже несколько месяцев не видел ничего, кроме этих стен, — ответил Эмгыр с бледной улыбкой, — я не рассыплюсь прахом, если дойду до окна и выгляну на улицу. Лита метнулась взглядом туда, где притаился Регис, но вампир на этот раз не желал, похоже, вмешиваться. Набравшись смелости, юная чародейка помогла Эмгыру откинуть тяжелое одеяло. Тело отца, облаченное в белую сорочку, было болезненно худым и острым, как скелет, обтянутый желтоватой кожей. Стараясь не смотреть, Лита подставила бывшему Императору плечо, и тот, опираясь об него, медленно, похрустывая суставами, поднялся на ноги. Конечности от долгого лежания, должно быть, почти его не слушались, и Эмгыр сперва не смог сделать первый шаг, но Лита, обхватив его за пояс, отогнав от себя мысли, каким хрупким — дунь и развалится — казался отец, поддержала его и аккуратно повела вперед, к высокому — от пола до потолка — занавешенному окну. Эмгыр шагал медленно, шаркая, переставлял ноги неуверенно, как едва научившийся держаться прямо младенец. Веса его тела Лита почти не ощущала, и ей показалось даже, что смогла бы отнести отца на руках. Окна императорской спальни выходили в сад и на дворцовую стену, а за ней можно было разглядеть золотой шпиль городской Ратуши, золотой купол Академии, а в ясную погоду — даже далекие очертания столичного порта. Сейчас внизу, среди ветвей отцветших кустов зажгли яркие точки фонариков, а город за стеной светился сотней освещенных окон. Отец мягко отстранил Литу от себя, и она неуверенно отпустила его и отступила, готовая поймать, если бы он пошатнулся. Но бывший Император стоял прямо, совсем не горбясь, расправив худые плечи, словно готовился принимать парад — странно величественный даже в своем жалком одеянии. — Звезд совсем не видно, — задумчиво проговорил он, — жаль, что я больше никогда не увижу Туссента. Ты помнишь, какое там было небо зимой? — Помню, папочка, — сдавленным, чужим голосом ответила Лита. Она сама готова была съежиться, закрыть лицо руками, разрыдаться в голос, лишь бы не слышать горечи в его тоне. Обещать отцу, что он еще мог бы посетить знакомые места, попрощаться с бесконечными зелеными плантациями, с бескрайним звездным небом, с теплым ласковым ветром, было жестоко и глупо. — Хочешь, я перенесу тебя туда? — вдруг спросила Лита, — хоть на минутку? Отец молчал, словно обдумывал ее глупое щедрое предложение, но потом покачал головой. — Увидев Туссент, я захотел бы навестить побережье Назаира, потом горы Метинны, леса Эрленвальда, дворец Цинтры и улицы Вызимы, — ответил он тихо, — одной ночи на все бы не хватило. Хорошо, что путь мой заканчивается здесь — там же, где начался. Я не смогу попрощаться со всей Империей — но счастлив, что попрощался хотя бы с теми, кого люблю. — Гребанный Фергус — хорошо, что он вернулся, — прошептала Лита, шмыгнув носом, — хоть на это ему хватило ума. Эмгыр тихо рассмеялся. — Ты, должно быть, так разозлилась, когда его увидела, — заметил он. — надеюсь, хоть в гуся не превратила. — Может, еще превращу, — мрачно пообещала Лита. Обратно в постель отца пришлось почти нести на руках. Он заснул, едва коснулся головой подушки, не успев сказать Лите больше ни слова, и та, утирая слезы со щек, снова поцеловала его в лоб и поспешила к выходу. Регис присоединился к ней, когда юная чародейка уже достаточно далеко отошла от дверей отцовской спальни. Вампир воплотился справа от нее, и некоторое время шел с девушкой в ногу, не говоря ни слова. — Ты молодец, Лита, — шепнул он наконец — словно порыв сквозняка проскользнул мимо уха чародейки. Та поморщилась. — Не надо меня хвалить за то, что я не могла поступить иначе, — отрезала она, и Регис лишь покачал головой. — Идем. Мне пора наведаться в башню Знающего. — Боюсь, с этим могут возникнуть проблемы, — нейтрально заметил Регис, не сбавляя шага, — мастер Риннельдор никогда не отличался особым гостеприимством, а ты, отказавшись от титула нильфгаардской принцессы, перестала входить в число тех, кому он подчиняется. — Ничего, — Лита заносчиво хмыкнула, — я умею проникать в закрытые помещения не хуже тебя, а твоих ограничений на мне нет. — Башня Знающего — это не чердак деревенской хаты, — возразил Регис, — и даже не королевский дворец, где вечно оставляют окна нараспашку. Ты сможешь войти — но магическая защита не позволит тебе выйти, и мастер Риннельдор тут же узнает о проникновении. Лита остановилась и раздраженно посмотрела на спутника. — Может быть, тогда ты сам наведаешься к нему в гости? Вы ведь — старые приятели, — предложила она, — скажешь, что пришел за ингредиентами, поболтаете за рюмочкой водки, а я пока… — Едва ли в этот час он будет рад меня видеть, — покачал головой Регис, — скорее уж мастер поверит, что ты решила заглянуть к нему и справиться о здоровье отца. — И какой с этого будет прок? — откликнулась Лита, все больше злясь, — он продержит меня в своем кабинете, как обычно, а потом выпроводит за дверь. — Эй-эй! — раздался вдруг неподалеку возмущенный звонкий возглас, — отпусти меня, проклятое чудовище, а то я позову ведьмака! Лита и Регис, переглянувшись, замерли. Из-за колонны, высившейся на входе в длинную галерею, несомый знакомым багряным туманом, вывалился, отчаянно отбиваясь от невидимого противника, парнишка, одетый слишком ярко для этих мрачных стен. Юная чародейка уперла руки в бока. — Детлафф, отпусти шпиона, — скомандовала она, и багряный дым на мгновение рассеялся. Парнишка повалился на пол, но тут же, словно так все и задумывал, подскочил на ноги и с достоинством отряхнулся. Выпрямившись, он повернулся к Лите и отвесил ей глубокий шутовской поклон. — Мое почтение славной чародейке, — объявил он, все еще косясь на Детлаффа, принявшего телесную форму в шаге от него. — Благодарю за спасение от кровожадного монстра, но я бы и сам справился. — Если немедленно не объяснишь, что ты тут забыл, Юлиан, — скучающим тоном заметила Лита, — я велю Детлаффу выпустить тебе кишки. — И запятнать этот чудесный офирский ковер! — парнишка всплеснул руками, но потом примирительно улыбнулся. — Здравствуй, Лита. Вижу, твои безмолвные стражи не дремлют. — Ты шпионил за мной? — осведомилась чародейка холодно. Зяблик, лучший друг ее младшего брата, всегда выступал раздражающим приложением к Риэру, и Лита терпела его ровно столько, сколько требовали приличия. От неуемной энергии парнишки и его бездарных песен у нее быстро начинала болеть голова. — Как можно! — гордо вскинул голову Юлиан, — я шпионил за твоей матушкой и просто попался в твою ловушку. — он обиженно нахмурил брови, — после того, как мы поймали нежданных гостей, госпожа вар Эмрейс послала нас куда подальше — и мы с Риэром решили, что это совершенно несправедливо. Без нашей помощи ничего бы не вышло. — Особенно без твоей, — вздохнула Лита. Она видела следы участия Риэра в операции по поимке Фергуса на лице у старшего брата, и подозревала, что Юлиан посодействовал ему тем лишь, что не слишком путался под ногами, — проваливай и скажи Риэру, чтобы не лез, куда не просят. Нос еще не дорос. — Как грубо, — фыркнул Зяблик, — я, конечно, пойду. Сложно спорить с этими двумя аргументами, — он перевел взгляд с Детлаффа на улыбающегося Региса, — но я успел нашпионить, что ты искала способ проникнуть в жилище моего дорогого дедушки? Лита насторожилась. — Если и так? — нетерпеливо спросила она. — Так уж вышло, — Зяблик шаркнул ногой и по-птичьи склонил голову набок, — что я сам к нему собирался — матушка передала ему мазь от сыпи, а я все забывал ее отнести. Представляешь — великий Знающий, а с крапивницей от холода справиться не может! — Ближе к делу, — прервала его Лита. Она подозревала, что за свою сомнительную помощь Зяблик готов был выкатить ряд невыполнимых условий, и готовилась их отвергнуть, — ты проведешь меня? — Мне он откроет, — ответил Зяблик гордо, — а уж как ты просочишься — твое дело. Я смогу заболтать его минут на двадцать, но не больше — он не больно-то меня жалует. — Этого хватит, — кивнула Лита, — и что ты хочешь взамен? — Правды! — драматично заломил руки Юлиан, потом уже серьезней добавил: — мы с Риэром хотим знать, что произошло, когда все ушли в замок барона. Регис послал Лите предостерегающий взгляд, но та, проигнорировав его, кивнула. — Но, если от вас эта история пойдет дальше…- с угрозой процедила она. — Ты проклянешь мой род до десятого колена, знаю-знаю, — закивал Зяблик. — Я сделаю так, что впредь ты сможешь изъясняться только жестами и нечленораздельным мычанием, — спокойно закончила чародейка. Юлиан притих, подумал пару мгновений, потом кивнул. — Справедливо, — согласился он, — тогда, если мы договорились, идем — пока дедушка не лег спать. Тогда его и имперский парад в День Победы под окнами не разбудит. До сих пор Лита бывала в Башне Знающего лишь пару раз — обычно она ходила туда в компании матушки, которая покупала у мастера Риннельдора средства для поддержания красоты. Их никогда не пускали дальше кабинета, даже в лабораторию, но юная чародейка надеялась, что найти хранилище артефактов окажется не так уж сложно — едва ли привычки мастера сильно отличались от уклада Филиппы или других магов — а чародейских башен за свою жизнь Лита посетила множество. Регис предупредил ее о магической защите, но и это не могло ее остановить, когда на кону стояла судьба целой Империи. Девушка надеялась, что взломает ее так же, как до этого — замок в лабораторию наставницы — те, кто сильно полагались на чары, обычно забывали, что затвор можно было отодвинуть обычной шпилькой для волос. Вместе с Зябликом юная чародейка добралась до неприметного, скрытого магической пеленой здания, и у самой двери, прошептала заклинание, становясь невидимой. Она теперь ступала прямо за спиной своего провожатого — бесшумно и плавно, незаметная ни для глаз, ни для ушей. Юлиан, убедившись, что спутница успела спрятаться, громко грохнул дверным молоточком в форме ощерившейся виверны. Несколько секунд за дверью висела тишина — и Лита уже испугалась, что мастер Риннельдор изволил отойти ко сну. Но еще через мгновение замок щелкнул, и на пороге возник Знающий собственной персоной — никаких магических трюков вроде самостоятельно открывающихся створок, он никогда не применял, считая их глупостью. — Юлиан, — констатировал Риннельдор, окинув внука недовольным взглядом, — ты не мог подождать до утра? — Я подумал, что ты за ночь можешь весь исчесаться, — легкомысленно пожал плечами Зяблик, — к утру обещают заморозки. Мастер Риннельдор, казалось, готов был раздраженно шикнуть на него, чтобы никто не услышал его позорного секрета, но вместо этого лишь кивнул и посторонился, пропуская внука. Тот двинулся вперед, но на самом пороге вдруг неловко споткнулся, полетел вперед, наткнулся на высокую фигуру Знающего и чуть не сбил его с ног. Воспользовавшись замешательством, невидимая Лита проскользнула в дверь и прижалась к стене коридора, из которого вверх вела лестница — слишком узкая для них троих. — Ты весь в своего отца! — Риннельдор отодвинул внука от себя и недовольно покачал головой, — как только шею до сих пор не сломал на ровном месте? — Зато в других областях я чудо, как хорош — например, в том, чтобы намазать тебя там, где ты сам не дотянешься, — рассмеялся Зяблик — специально громко, чтобы скрыть возможный шум шагов Литы. Чародейка, не медля, двинулась по лестнице, слыша, как за спиной дед и внук продолжали пространную беседу. Лестница вела прямо вверх, и, поднявшись на дюжину ступеней, Лита замерла, прикрыла глаза и сосредоточилась. На Башне и впрямь стояла сильная магическая защита, она фонила и мешала считывать отдельные сигнатуры, но чародейка не думала сдаваться. Теперь она поднималась по ступеням медленно, на каждом шагу стараясь протянуть нити своего восприятия дальше, нащупать необычное сопротивление энергии. На небольшой площадке, где она вскоре оказалось, Лите встретились две запертые двери — одна из них явно была мало интересна — за ней, судя по отсутствию вибрации, находилась жилая комната. Вторая, ответившая легким знакомым магическим мерцанием, вела в библиотеку. Книги и свитки Литу не интересовали, и она направилась выше. В конце следующего пролета обнаружилась лаборатория — магия здесь буквально бурлила, переливаясь и перебивая энергию щита. Как бы велико ни было желание Литы проникнуть в святая святых, хоть одним глазком взглянуть, над чем работал Знающий, она поборола искушение и снова, напрягая теперь все силы, «прислушалась» к пространству. Чародейке казалось, что она поднялась уже под самую крышу — отпущенные ей Зябликом минуты безвозвратно таяли, и Лита подумала было, что пора возвращаться — может быть, чтобы вернуться утром и просто попросить мастера одолжить ей Золотое сердце для исследований — или заставить Риэра приказать эльфу это сделать. Но у очередной двери девушка остановилась. Сигнатура, исходившая от этого помещения, разительно отличалась от общего фона. Во всем остальном здании царствовала магия эльфов, ровная, спокойная и холодная, как гладь Яруги ранней весной, когда река еще не успевала выйти из берегов. Здесь же Литу буквально обожгло, чуть не сбило с ног, как сильным запахом ямы, куда сбрасывали чумных мертвецов, странной тяжелой волной чуждой энергии. Она была у цели, в этом не оставалось никаких сомнений. Девушка остановилась у двери, прислушалась — голосов снизу до нее не доносилось, но колдовать в Башне Знающего все еще было дурной идеей. Оставалось надеяться, что Зяблик уже приступил к намазыванию самых труднодоступных частей эльфского тела, и Риннельдор не обратит на нее внимания. — Geata’ar ligen, — произнесла Лита вслух, вложив в отпирающее заклятье не только собственную, но и окружавшую ее энергию Башни. Виски заломило, перед глазами заплясали черные мухи, и девушка испугалась, что вот-вот потеряет сознание, но после секундного сопротивления дверь, щелкнув, отворилась. Лита снова воровато прислушалась — поле Башни не заколебалось. Должно быть, защитный фон принял ее вторжение за проявление воли хозяина, сыграв чародейке на руку. Стараясь отдышаться и справиться с колотящимся от напряжения сердцем, Лита переступила порог и оказалась в узкой совершенно темной комнате. Магия — чужая, незнакомая — на миг спеленала ее, как прочная липкая паутина, но чародейка, закусив губу, сделала несколько шагов, дождалась, когда глаза привыкли к окружающей мгле, и огляделась. Здесь, на широких пыльных полках, к которым, похоже, много лет никто не прикасался, стояли шкатулки, ящики и фиалы, от которых фонило гнилью и опасностью. Мастер Риннельдор, большой специалист по покушениям, за годы службы Императорам Нильфгаарда успел собрать большую коллекцию проклятых предметов, и, не сумев совладать с собственным тщеславием, не уничтожил их, а хранил, видимо, чтобы разобраться в механизме их действия. Нужный артефакт Лита заметила сразу. Золотое сердце — размером с кулак, анатомически точное, но покрытое слоем серой пыли — лежало между длинным серебряным кинжалом с некроматической аурой и крохотной шкатулкой. Юная чародейка помедлила — судя по тому, что говорил Регис, сердце не было проклято в полном смысле этого слова, и создатель его был давно мертв. Но касаться неведомого артефакта голыми руками стала бы только совсем уж несмышленая ученица. Лита такой не была — Эмиель снабдил ее шелковым платком. Это была никудышная защита от магии, но иных инструментов у девушки не было. Обмотав ладонь скользкой тканью, она протянула руку и аккуратно сняла сердце с полки, прошептав заклятье, в котором Башня снова должна была узнать сигнатуру хозяина — на этот раз Лита почти не использовала собственную энергию. На удивление, когда чародейка сомкнула пальцы вокруг артефакта, потолок над ее головой не треснул, не грянул гром, а окружающее магическое пространство почти не пошатнулось, но на Литу вдруг обрушилась такая неподъемная опустошающая усталость, что обратный путь в три шага до двери ей показался непреодолимо длинным. Кое-как она все же смогла выбраться из хранилища. Голова отчаянно кружилась, и, даже если бы юная чародейка и смогла бы скатиться вниз по лестнице, потеряв сознание, она могла бы наделать столько шума, что мастер Риннельдор непременно заметил бы ее. На площадке у самой лестницы располагалось узкое окно — в нем красовалось чистое ночное небо, но Лита была совсем не уверена, что с улицы эту крохотную бойницу было видно так же, как изнутри. Но выбора у нее не оставалось. Вложив последние силы в простенькое отпирающее заклятье, юная чародейка, благодаря судьбу за то, что не успела наесть себе бока за королевским столом, взобралась на подоконник. Внизу простирался засыпающий город — окна, которые она видела из окон отцовской спальни, почти все погасли, а крыши домов виднелись так далеко, словно Башня располагалась под самыми облаками. — Детлафф, — прошептала Лита и, зажмурившись, шагнула из окна. Падение длилось считанные секунды, но мысленно девушка успела попрощаться с жизнью — смерть нелепей сложно было представить. Подумать только, знаменитая Лита вар Эмрейс разбилась, упав из невидимого окна! Но когда брусчатка мостовой уже угрожающе надвинулась, готовая размозжить ее глупую голову, знакомый багряный туман подхватил девушку, и чародейка, тихо вскрикнув, обмякла в его заботливых объятиях. Детлафф отнес ее в темный проулок за несколько домов от входа в Башню, где их ждал Регис. Он забрал артефакт из побелевших пальцев Литы, и та, воюя с мучительной дурнотой, прижалась к своему верному спутнику, а тот ласково гладил ее по спине, пока тошнота не отступила. Цокая каблуками по темной брусчатке, к ним уже спешил Зяблик. Вид у него был растерянный, почти напуганный — совсем не похожий на его обычное беззаботное выражение. — Я уж думал, ты осталась там! — воскликнул он, поравнявшись со спутниками, — мне пришлось заставить дедушку раздеться и натирать его мазью целиком! Бррр, это будет сниться мне в кошмарах! Но он, кажется, ничего не заметил. — Империя не забудет твоей отваги, — пробормотала Лита, — нет времени болтать, нужно найти спокойное место и исследовать артефакт. Во дворец мы не пойдем — он экранирован так сильно, что мои попытки сразу засекут. — Есть одно местечко, — таинственно улыбнулся Зяблик, но тут же упрямо сдвинул брови, — без Риэра я никуда не пойду. — Тогда мы просто вернемся в Третогор, — отрезала Лита, и на лице у Юлиана возникло уязвленно-несчастное выражение. — Ты обещала! — запротестовал он, — ты не представляешь, в каких местах я побывал ради тебя! — Я приведу Риэра, — примирительно предложил Регис, передавая артефакт Детлаффу. Зяблик просиял. — Скажи ему, что мы будем на нашем месте, — подмигнул он, и Лита поежилась — она не была наивной и достаточно прожила при дворе, чтобы понимать, какая именно дружба связывала ее младшего братишку и этого выскочку, но сейчас возражать не стала. Регис растворился, а Зяблик повел их, петляя по спящим улицам, в сторону Старого города. В закрытое на ночь здание какого-то трактира Юлиан вводил их по лестнице, ведущей на второй этаж прямо с захламлённого узкого двора за кабаком. — Хозяин — мой друг, — похвастался Зяблик, открывая своим ключом дверь в тесную комнатушку, куда вмещалась только кровать, маленький стол у узкого окна, заваленный партитурами, и несметное множество пустых и наполовину полных винных бутылок. Узнай отец или матушка, где и за чем их дорогой сынок проводил вечера и ночи, не поверили бы. Лита проглотила ехидное замечание, а Детлафф, сдвинув в сторону стопку исписанной бумаги, опустил золотое сердце на не слишком чистую столешницу. Зяблик был тут как тут. Через плечо вампира он с любопытством разглядывал золотое сердце, но ему хватало ума не тянуть к нему свои загребущие руки. — Посторонитесь, — скомандовала Лита, — я попробую его исследовать. — Тебе нужно отдохнуть, — заметил Детлафф с тревогой, но чародейка лишь отмахнулась — проводить в любовном гнездышке Зяблика больше времени, чем требовалось, она не собиралась. — Может, подождем Риэра? — предложил Юлиан, выкатил из-под кровати початую закупоренную бутылку розового Фиорано и щедро протянул ее Лите, — а вы пока расскажете, зачем вам понадобилась эта цацка? Лита с сомнением посмотрела на юношу, потом на застывшее лицо Детлаффа — его волнение за себя она чувствовала буквально кожей — и наконец кивнула. — Ладно, — вздохнула чародейка, — но вино сами пейте, а то я не смогу колдовать. Вампир и бард уселись на кровать, а Лита, устроившись на стуле, принялась вкратце рассказывать о том, что произошло в баронском замке — о проклятье она упомянула вскользь, не вдаваясь в подробности, но для Юлиана, чье воображение уже, должно быть, дорисовало драматичные детали, этого сухого изложения фактов оказалось достаточно. Он слушал ее, раскрыв рот, а, когда чародейка замолчала, сказал тихим уважительным голосом: — Может, обратиться к Ламберту? Он ведь ведьмак, в проклятьях понимает… Или Геральта позвать — две ведьмачьих головы лучше, чем одна. — Посмотрим, — туманно ответила Лита — привлекать к делу придворного ведьмака и еще одного — того, кто теперь промышлял утопцами в Туссенте — казалось ей тупиковой идеей. Снаружи послышались быстрые тяжелые шаги, и следом за Регисом в комнате появился Риэр. — Я думал, тебя стража поймала! — взволнованно зашипел он на Зяблика, плюхнувшись на кровать рядом с ним. — Чтобы поймать меня, друг мой, — весомо ответил Юлиан, — нужен, как минимум, высший вампир! Лита, которая справедливо полагала, что брат сейчас потребует от нее повторить историю заново, встала. Силы возвращались с ней, и она решила не медлить. — Отодвиньтесь подальше, — распорядилась она, — я попробую считать сигнатуру артефакта. — А что потом? — с любопытством спросил Риэр — он проходил ведьмачьи тренировки, и в проклятьях тоже кое-что смыслил, — Эмиель сказал, вы снимаете проклятье с Гусика. Как эта штуковина в этом поможет? Лита недовольно поморщилась. Она и сама не знала, что рассчитывала получить от своих исследований, но золотое сердце было единственной ниточкой, связывавшей ее и таинственного мертвого колдуна. — Посмотрим, — односложно ответила она. Когда чародейка подошла к столу, оба вампира остались стоять прямо за ее спиной, как верная стража, а брат с Зябликом опасливо отодвинулись на противоположный край кровати — Риэр, забывшись, приобнял Юлиана за плечи, и тот не стал скидывать его руку. Лита сосредоточилась и подняла ладони над золотым сердцем, произнесла заклинание. Сперва ничего не происходило — артефакт казался совершенно безжизненным. После смерти создателя он, должно быть, был деактивирован, и сила, жившая в нем, истончилась, не оставив даже тонкого отзвука. Лита, закусив губу, коснулась гладкой золотой поверхности кончиками пальцев — легкая вибрация прокатилась по ее ладоням до самых локтей, и Детлафф дернулся, готовый выбить артефакт из ее рук. Но она мысленно приказала ему посторониться, и вампир замер. Артефакт оживал. Следом за вибрацией мелькнул легкий всполох света — точно серая шелуха пыли, потрескавшись, опадала хлопьями, высвобождая чистый золотой блеск. Еще мгновение — и сердце дрогнуло, потом еще и еще раз, и наконец забилось, как живое, отсчитывая ровный неторопливый ритм. — Охуеть, — выдохнул Риэр. У Литы кружилась голова. Она чувствовала, как струйка крови засочилась из правой ноздри и собиралась над верхней губой. Перед глазами все плыло, но теперь чародейка чувствовала сигнатуру артефакта. Она, в отличие от всех предметов из хранилища Риннельдора, оказалась теплой и ровной, совсем не разрушительной, а напротив, казалось, дарящей жизнь и свет. Кто-то создал эту вещицу не для того, чтобы убивать и калечить — но для спасения и защиты. Напряженно выдохнув, Лита убрала руки, качнулась назад, и Детлафф придержал ее сзади за плечи. — Ну? — нетерпеливо спросил Зяблик, — ты расколдуешь Фергуса? — Нет, — немного помолчав ответила Лита, — это не проклятый предмет, и чары, наложенные на Гусика, по нему распознать невозможно. — несмотря на успешный эксперимент, юная чародейка чувствовала себя совершенно опустошенной. Все ее старания были напрасны — она прочла сигнатуру энергии Яссэ, но природа страшного проклятья осталась ей неведома. Собравшиеся уныло молчали, пока Риэр, пошевелившись, не подал неуверенный голос. — Может, от этого колдуна сохранилось еще что-нибудь? — предположил он, и тут же неловко замолчал, словно у него вырвалось неприличное слово посреди званного обеда. Лита с сомнением посмотрела на Региса, и тот пожал плечами. — Я не участвовал в операции по его захвату, — точно извиняясь, сказал он, — этим занимались чародейки Ложи и люди Ваттье. Похоже, нам все же понадобится помощь Филиппы? — Нет, — Лита решительно сжала кулаки, — его схватили и доставили в Нильфгаард — но где-то же он до этого обитал? Если бы удалось найти его бывшее убежище и наведаться туда, можно было бы найти хоть что-то, какие-то следы… — она снова пристально посмотрела на бьющееся на столе золотое сердце, — где бы нам раздобыть карту Континента? Зяблик подскочил на месте, точно его клоп укусил за задницу. — Я сейчас, — объявил он и, ничего не объясняя, выскользнул в дверь. Юлиан вернулся через несколько минут, неся в руках свернутый трубочкой лист бумаги, судя по неровным краям, недавно сорванный со стены. — Хозяин трактира — сын бывшего офицера, — признался он, победно разворачивая карту на кровати и указывая на едва заметные проколы рядом с отметками городов, — его папаша так гордился своим военным прошлым, что держал карту в главном зале и истыкал ее флажками, демонстрируя в захвате каких крепостей участвовал. Подойдет? — он с надеждой посмотрел на Литу. Та кивнула и впервые за вечер улыбнулась — словно сама судьба сегодня благоволила им, впору было счесть, что кто-то — может, Великое Солнце, может, еще какое-то доброе божество — желало спасти обреченную Империю. — Рикард не хватится своей карты? — с сомнением поинтересовался Риэр, но Зяблик лишь усмехнулся. — Старина Рики — пацифист, вроде меня, — ответил он, — когда его папаша преставился, он сорвал эту карту со стены и хранил ее под стойкой. Не решался выкинуть — боялся, что призрак старого офицера станет мучить его по ночам. — Помолчите оба, — отрезала Лита. Ритуал поиска был простой процедурой, не требовавшей больших затрат энергии, но юная чародейка уже так устала, что едва держалась на ногах, и боялась, что в любую минуту ее настигнет глубокий обморок. Не тратя драгоценного времени понапрасну, она выдернула из своей шевелюры длинный черный волос, сняла с пальца любимое кольцо с черным бриллиантом — подарок отца на четырнадцатый день рождения — продела в него волос и подвесила над картой. Заклинание, даже такое простое, сложилось с трудом — у Литы стучало в ушах, и она почти ничего не видела перед собой. Импровизированный поисковой кристалл повращался немного над изображением Континента, и, когда Лита уже ощущала, что пол начал уходить из-под ног, вдруг дернулся, потянул ее руку — и черный камень уверенно уткнулся в карту почти на самом ее верху. Риэр, подползший ближе, чтобы ничего не упустить, удивленно присвистнул. — Это — исток реки Гвеннлех, Северный Каэдвен, — сообщил он неожиданно взволнованным голосом. Лита открыла слипавшиеся глаза — в каком-то дюйме от места, куда уткнулся кристалл, грозно красовалась блеклая надпись «Каэр Морхен». — Почему колдуна потянуло к ведьмачьей крепости? — тихо спросил Зяблик, заглядывая Риэру через плечо, — он что — идиот? — Крепость пустует уже больше тридцати лет, — авторитетно заявил Риэр, — и вся долина обладает собственной экранирующей энергией — в Синих горах там сокрыты большие залежи двимерита, — когда удивленные глаза собравшихся обратились на него, брат скромно пожал плечами, — мне Геральт рассказывал. — В Каэдвен из Империи открыть портал невозможно, — язык Литы заплетался, она тяжело опустилась на стул, отчаянно цепляясь за края сужающегося круга света перед глазами, — а если чары сохраняются, то и из Редании это сделать почти невозможно — проход откроется, но траекторию просчитать я не смогу. Регис, — она подняла глаза на вампира, — может, ты или твои вороны? — Я мог бы туда отправиться, — пожал плечами Регис, — но какой в этом смысл, если я не сумею проникнуть в чародейское убежище? — Я не могу уехать из Третогора, — досадливо простонала Лита, — только не сейчас… — Я могу, — вдруг выпрямившись, как солдат перед грозным генералом, отчеканил Риэр, и чародейка устало посмотрела на него. — Мы с Зябликом могли бы туда отправиться, — он смотрел на сестру прямо и решительно — и словно как-то просяще, — если ты перенесешь нас в Ард Карраиг, оттуда мы могли бы доехать за несколько дней своим ходом. — И ты думаешь, мама тебя отпустит? — покачала головой Лита. — Я уже взрослый! — обиженно откликнулся младший брат, — могу сам решать. Конечно, я обещал не оставлять мать в такой трудный час… но ведь это ради Фергуса, верно? Юная чародейка откинулась на стуле и закрыла глаза. — Верно, — сказала она уже почти невнятно, — ради Фергуса — и ради Империи.