Тонкие материи

В резиденции наместника Каэдвена Риэра и Зяблика принимали с почестями. Дорожная грамота с королевской печатью творила чудеса — стоило продемонстрировать ее на выходе из портала, услужливая стража проводила путников прямо пред светлые очи князя Томаса, который, в свою очередь, немедля рассыпался в заверениях в преданности Реданской короне, словно Риэра вместе с грамотой удостоили еще и дипломатического статуса. Лита советовала путникам не представляться полными именами. Не то чтобы в Каэдвене ненавидели Нильфгаард — по крайней мере, вслух о своей ненависти никто заявлять не решался. Но фамилия Риэра могла вызвать лишние проблемы, настроить Томаса на подозрительный лад и помешать исполнению миссии. Риэр не очень понимал, зачем нужны были такие условности, но решил довериться сестре, куда более опытной во всех этих дипломатических тонкостях. Впрочем, ничего скрывать юношам не понадобилось. Томас прекрасно знал, кто предстал перед ним, и не продемонстрировал никакой обеспокоенности насчет того, что гостем его стал вар Эмрейс. Похоже, королевская печать и тут сыграла свою роль, заставив наместника видеть друга и посланника славного Виктора Реданского, а вовсе не сына давнего врага. Изначально Риэр надеялся, что в резиденции наместника они с Зябликом проведут не дольше пары часов — в письме, которым Лита снабдила брата вместе с грамотой, королевская советница просила Томаса предоставить путникам свежие карты северных пределов Каэдвена, коней и провизию. И, уж конечно, там не было ни инструкций, ни просьбы принимать Риэра и Юлиана, как почетных гостей. Наместник заверил путников, что снабдит их всем необходимым, но настоял на том, чтобы те задержались хотя бы до следующего утра, разделили с хозяевами ужин и приятную застольную беседу. Риэр не был большим мастером бесед и немного опасался, что сболтнет лишнего, но не нашел более весомых причин отказываться от предложения. Провести последний вечер за богатым столом в настоящем дворце казалось ему прекрасной идеей, а несколько часов задержки не могли на что-то существенно повлиять. Их принимали в Обеденном зале, и стол накрыли так, словно компанию наместнику и его супруге составляли не два не слишком прожорливых юноши, а целая толпа голодных гостей из заморских стран, чье воображение можно было поразить жаренными в меду рябчиками и свежими фруктами посреди северной зимы. Томас восседал во главе — улыбчивый и приветливый, как добрый дядюшка на собственных именинах. Его супруга Торунд, еще одна из дочерей Керис Ан Крайт, устроилась по правую руку от мужа, и было похоже, что наместник исполнял обязанности гостеприимного хозяина за них двоих. Высокая рыжеволосая женщина с суровым усыпанном веснушками лицом едва взглянула на юношей, и от этого единственного краткого взора на Риэра словно повеяло ледяным скеллигским ветром. Зяблик даже незаметно толкнул его локтем в бок, покосившись на хозяйку, точно намекал — вот, какая судьба ждала его, согласись принц жениться на деве из рода Ан Крайт. Тягостное впечатление, впрочем, быстро развеялось. Радушный хозяин, источая благодушие, потчевал гостей все новыми разносолами и взамен надеялся получить от них свежие новости из Нильфгаарда и Редании. До Ард Каррайга известия о творившихся в мире событиях добирались с большим опозданием — Риэр подозревал, что наместник и вовсе получал лишь те сведения, которые позволяла ему узнать Реданская корона. Но Лита не советовала брату помалкивать, потому, уплетая нежное пряное мясо и запивая его ароматным золотистым сидром, он охотно рассказывал наместнику о подготовке к празднованию дня рождения Императрицы и следовавшей за ним коронации. Томас слушал, кивал, и, лишь дав гостю излить первую порцию незначительных новостей, отважился задать вопрос, который, похоже, на самом деле его интересовал — о здоровье достопочтимого господина регента. Нельзя сказать, чтобы за всеми этими приготовлениями и в свете грядущего приключения Риэр совершенно забыл о болезни отца. Но до того, как прозвучал прямой вопрос, он предпочитал не обращаться мыслями к этому и не задумываться о том, что Эмгыр мог и не дожить до возвращения сына. Лишь один раз принц попытался припомнить, какими были последние слова, сказанные родителю перед расставанием, и, не сумев этого сделать, просто запер эти размышления в своем сердце, надеясь, что судьба будет к нему благосклонна, и Эмгыр дождется его из опасного приключения. На вопрос же наместника Риэр ответил сдержанно и немного покривив душой — Лита бы непременно похвалила его за это. — Ему лучше, — сказал принц, — благодарю за беспокойство. Такой поворот, похоже, не удовлетворил и не убедил наместника, но он поспешил сменить тему, и остаток ужина прошел за приятной неторопливой беседой, в которую включился и Зяблик. Спутника Риэра Томас, оказалось, тоже узнал, но вовсе не потому, что тот приходился сыном нильфгаардскому послу и внуком имперскому советнику. — Я имел честь несколько раз присутствовать на выступлениях мастера Лютика, — доверительно поделился наместник, широко улыбнувшись Юлиану, — и на одном из них слышал и ваше пение. Признаться, я всегда думал, что превзойти мастера невозможно, но вы заставили меня в этом усомниться. Зяблик, старавшийся до сих пор держаться сдержанной манеры и не болтать слишком много, смущенно вспыхнул и заулыбался. Риэру показалось, что Томас решил просто беззастенчиво польстить гостю, надеясь выведать у него то, о чем не захотел говорить принц, но неудобных вопросов за похвалой не последовало, и юноша не стал мешать Юлиану купаться в лучах неожиданной славы. — Вы преувеличиваете, Ваша Милость, — отмахнулся, меж тем, музыкант, — для того, чтобы соперничать с мастером Лютиком, мне недостает таланта и опыта. — К чему эта скромность? — запротестовал Томас, — не слишком ли самонадеянно будет попросить вас что-нибудь спеть для нас? Если вы, конечно, уже утолили голод. Упрашивать Юлиана пожертвовать ужином в пользу музыки никогда не требовалось. Еще немного пококетничав, он напомнил Томасу, как трудно было выступать без аккомпанемента, но не дав тому ответить, поднялся из-за стола, отступил от него на несколько шагов, точно и впрямь выходил на сцену пред очи многочисленной публики, и, подумав немного, запел одну из шутливых беззаботных песен, которые имели большой успех в трактире Старого Города. Может быть, ее легкомысленный мотив не слишком подходил для высоких чертогов и статусных хозяев, но Зяблик словно специально решил не нагонять лишней серьезности — может быть, чтобы отвлечь наместника от желания задавать новые тяжелые вопросы. Слова песни были такими простыми, а ритм — таким заразительным, что после второго куплета Томас, хлопнув в ладоши, принялся подпевать, и Риэр, знавший текст наизусть, присоединившись, подхватил. Бесстрастной и безучастной осталась только Торунд, но на нее принц еще в самом начале ужина решил не обращать никакого внимания. После трапезы, когда почти все на столе было съедено, а вслед за первой песенкой прозвучали еще три, путников проводили в гостевые покои. Риэр, привыкший к дворцовой жизни, был неприятно удивлен, какая неуютная и холодная спальня ему досталась. Покои в Императорском дворце не отличались кичливой роскошью, как комнаты в Третогорском замке, но даже они по сравнению с невозможно высокими голыми стенами этой опочивальни, больше похожей на фамильный склеп, казались ужасно уютными. Зяблика расположили в соседней комнате, и Риэр надеялся, что спутник, выбравшись из постели среди ночи, когда чертоги наместника погрузятся в сон, придет в комнату принца и нырнет к нему под одеяло, чтобы провести остаток ночи вместе. Но Юлиан, похоже, решил соблюсти приличия и не провоцировать хозяина. Впрочем, после сытного ужина и сидра, эффект которого невозможно было почувствовать, пока не встанешь из-за стола, несмотря на мрачную враждебность обстановки и грядущий долгий путь, Риэр заснул без задних ног, едва накрылся тяжелым жарким одеялом. Он проснулся среди ночи от неясного негромкого шума совсем рядом со своей кроватью, и, разлепив неожиданно тяжелые веки, сперва решил, что это Зяблик все же отважился нарушить придворный этикет и присоединиться к нему в постели. В спальне было темно, сквозь плотно занавешенные окна почти не пробивалось ни единого отблеска света, но Риэр, много лет тренировавший остроту собственных чувств, все же смог разглядеть смутную маленькую фигуру, склонившуюся над его вещами, легкомысленно брошенными в единственное деревянное кресло в углу комнаты. Не спеша выдавать, что проснулся, принц пригляделся внимательней. Неясный силуэт принадлежал женщине — с узкого плеча, когда она наклонилась к креслу, свесилась длинная толстая коса, похожая во мраке на змею. Незваная гостья аккуратно, стараясь не шуметь, запустила руки в одну из дорожных сумок Риэра и что-то перебирала там, словно темнота вокруг совсем не мешала ей видеть. Немного помедлив, дождавшись, пока незнакомка перейдет от сумки к ведьмачьей куртке, принц неслышно выскользнул из кровати. Несмотря на комплекцию, двигаться он умел почти бесшумно — Ламберт потратил много времени на специальные тренировки, когда Риэр должен был пройти по комнате, не производя шума, пока наставник с закрытыми глазами сидел в углу и вслушивался в его шаги. А уши неведомой лазутчицы, конечно, не шли ни в какое сравнение с тонкими чувствами опытного ведьмака — потому, когда Риэр остановился прямо у нее за спиной и опустил руку ей на плечо, женщина пронзительно взвизгнула и едва не рухнула на пол у его ног. Она рывком обернулась. В темноте блеснули напуганные глаза, и принц заметил, что незваная гостья была вовсе не женщиной, а совсем девчонкой, лет двенадцати, не больше — рыжей, конопатой, хрупкой, как стебель одуванчика. Больше всего маленькая вторженка походила сейчас на юркую обнаглевшую белку, которую поймали за хвост, пока она пыталась своровать парочку яиц из перепелиного гнезда. Но замешательство длилось недолго — девчонка вдруг снова дернулась, выхватила из вороха вещей в кресле короткий кинжал, которым Риэр разделывал кроликов на охоте, и стремительным точным движением прижала лезвие к горлу принца. — Тише, тише, — прошептал юноша, ничуть не испугавшись нападения — сталь холодила кожу, даже чуть царапала, но Риэр понимал, что успеет остановить руку девчонки, решись та на отчаянный поступок, — ты кто такая, и чего тебе надо? — Ты должен спать, — прошипела девчонка. Принц коротко усмехнулся — неожиданно он понял одну вещь, которая одновременно развеселила и обеспокоила его. Добрый радушный наместник Томас, угощая гостей, не постеснялся подсыпать что-то в сидр — Риэр смутно припомнил, что хозяин и его жена весь вечер пили воду и не притрагивались к спиртному. Откуда славному правителю было знать, что в ведьмачьи тренировки входили еще и практические уроки противостояния ядам и зельям? О тех занятиях не знал никто, кроме Ламберта и его ученика, даже родители принца — иначе непременно воспротивились бы им. Наставник приучал юношу к отравляющим субстанциям осторожно, по капле, всякий раз слегка увеличивая дозу, не давая тому всерьез заболеть, и за несколько лет таких тренировок тело Риэра научилось противиться всем основным ядам, сонным зельям и даже некоторым магическим эликсирам. А вот Зяблик, который за наместничьим столом пил значительно меньше принца, но и специального обучения не проходил, сейчас, должно быть, спал так крепко, что лазутчица могла бы сплясать у него на макушке — Юлиан и ухом бы не повел. Во время застолья Томас и словом не обмолвился о цели путешествия Риэра, к которому наместнику поручено было его подготовить, не задал ни единого вопроса, и оказывалось, что добиться правды он рассчитывал иным способом. — Я колдун, — с шутливой угрозой сообщил Риэр девчонке, не слишком надеясь, впрочем, что та ему поверит. Но лицо лазутчицы враз побелело, а рука, удерживавшая клинок, дрогнула. Принц решил подергать белочку за хвост посильнее, — слыхала о ведьмаках? — он запустил в свой тон чуть больше серьезности, даже мрачно сдвинул брови, — мы убиваем чудовищ — и людей, которые ведут себя, как чудовища. А еще — похищаем детей. — Чушь, — голос девчонки дрогнул, но бежать или плакать от ужаса она не спешила, — ведьмаки давно перевелись. — Ты рискнешь это проверить, маленькая воровка? — осведомился Риэр. Лицо девчонки вспыхнуло от внезапного негодования. Страх перед чудищем из древних монструмов отступил перед лицом задетой гордости. — Я не воровка! — объявила малявка, гордо вскинув подбородок, — ты — в моем доме, и я делаю, что хочу! Для того, чтобы сделать простой вывод, много ума было не нужно. Риэр хмыкнул. — Или то, что прикажет твой отец — наместник? — уточнил он. — Не твое дело! — отрезала девчонка, и лезвие кинжала опасно прижалось к шее принца. Тот незаметным быстрым движением повел головой, поднял руку и точным ударом выбил клинок из девичей ладони, перехватил ее запястье. Наместничья дочка вскрикнула, попыталась вырваться, но Риэр держал крепко. — Веди меня к своему папаше, — велел юноша твердо, — раз ты сама не хочешь отвечать, что забыла среди моих вещей, я поинтересуюсь у него лично. Несколько секунд девчонка колебалась, но потом, осознав бесполезность сопротивления, понурила плечи и кивнула. Выходя из спальни в длинный полутемный коридор, Риэр опасался, что обиженная спутница начнет звать на помощь стражу, а это уже грозило совсем некрасивой разборкой, но девочка шествовала рядом с ним покорно, не глядя по сторонам, и до дверей кабинета ее отца они добрались без промедлений. Томас, все еще полностью одетый, восседал за столом и при виде дочери и ее спутника поднялся на ноги, тревожно сдвинув брови. — Изольда, — заговорил наместник обманчиво елейным тоном, — что происходит? Он надеялся, должно быть, свалить всю вину за случившееся на неудачливую лазутчицу, но Риэра было не так просто провести. — Вот, господин наместник, — улыбнулся он, подтолкнув девчонку вперед себя, — поймал в своей спальне грабителя. Что по каэдвенскому закону надлежит делать в подобных случаях? Томас смерил принца тяжелым взглядом, потом скользнул глазами по девочке и наконец изобразил любезную улыбку. — Господин вар Эмрейс, — заговорил он, впервые называя Риэра по фамилии, словно все это время приберегал это обращение для подходящего случая, — произошло недоразумение. Глупышка Изольда, должно быть, так была очарована вами, что решила пробраться к вам в комнату. Уверяю вас, она будет сурово наказана. — Папа! — испуганно вскрикнула девочка, и Риэр, теперь почти пожалев ее, выступил вперед, задвинув лазутчицу за спину. — Довольно, — заявил он, — Изольда не в штаны мне хотела залезть, а в сумку. Едва ли ей понадобились мои деньги или приглянулись мои мечи. И едва ли сделала она это по собственному разумению. Отвечайте прямо — что вам нужно? Маска приветливости сползла с лица Томаса почти мгновенно, оно враз окаменело, и наместник медленно опустился обратно за стол. — Я не обязан отчитываться перед вами, — отрезал он, — я действую в интересах короны. — В интересах короны вы решили обыскать меня? — Риэр в притворном удивлении поднял брови, — и это после того, как я показал вам подорожную грамоту, подписанную лично Его Величеством Виктором? — Грамота, которую вы мне показали, была скреплена королевской печатью, а не подписью, — сохраняя ледяное спокойствие, отозвался Томас, — а это значит, что руку к ней приложил не Его Величество Виктор, а одна из его советниц — думаю, госпожа вар Эмрейс, — на этот раз фамилия прозвучала из его уст почти враждебно. По всему выходило, что Лита сильно преувеличила свое влияние на каэдвенского наместника, и тот не склонен был ей доверять. — Что вы рассчитывали найти среди моих пожитков? — вести сложные переговоры для Риэра было куда трудней, чем усваивать яды или махать мечом, и сейчас он старательно подбирал слова, стараясь не сбавлять напора в голосе, — дело, по которому я прибыл, не касается ни вас, ни Каэдвена. — Дела моего сюзерена касаются меня напрямую, — холодно возразил Томас, — я служу королю Виктору и подозреваю, что действуете — и вы, и ваша сестра — у него за спиной. Риэр растерялся. Стоя перед наместником, в чертогах, полных вооруженной верной стражи, он начал опасаться, что путь на свободу им с Зябликом придется прорубать мечом — Томас явно не собирался просто так их выпускать, не дождавшись ответов на свои претензии. И хоть дело Риэра и впрямь не имело никакого отношения ни к королю Виктору, ни к политике, достойного отпора правителю, не раскрывая тайны своей миссии, он дать не смог бы. И принц решился на отчаянный блеф. Медальон, который надела ему на шею Лита перед расставанием, был самый обыкновенный, без капли магической энергии — простая безделушка, жест сестринской привязанности, милый талисман. Но Томас-то об этом не знал, и Риэр многообещающе улыбнулся, поднеся руку к крыльям золотой бабочки. — Тогда, может быть, спросите Литу лично? — глубоким голосом, на грани с угрозой спросил он, глядя прямо в светлые глаза наместника. Тот тревожно нахмурился — едва ли правитель с первого взгляда узнал украшение, принадлежавшее юной чародейке, но эта деталь облика Риэра так ярко выделялась на фоне всего остального в нем, что поверить в ее происхождение и силы было легко. Томас помедлил мгновение, потом покачал головой. — Не стоит, — выдохнув, сказал он и прикрыл веки, — Изольда, ступай к себе, дай взрослым поговорить. Девочка, только и дожидавшаяся разрешения сбежать, немедленно покинула кабинет. Ее отец махнул рукой, указав Риэру на свободный стул, и тот сел, стараясь держать спину прямо, сохраняя в позе тяжелую угрозу. — Я знаю, что вы действуете в интересах вашего отца, — заговорил Томас после короткой паузы, — не нужно возражать, я не так глуп, чтобы поверить в невинность замыслов королевской советницы. Все знают, какое влияние она имеет на Его Величество Виктора. Риэр про себя усмехнулся — ситуация складывалась глупее не придумаешь. Ему, бесконечно далекому от придворных интриг, даже нечего было на это возразить. О делах Литы он ровным счетом ничего не знал. Но как было убедить в этом Томаса? — По запросам чародейки я понял, куда лежит ваш путь, — продолжал наместник ровно, — и подозреваю, что Империя заинтересовалась ведьмачьей крепостью не просто так. Ее Величество собирает силы перед грядущей войной — я прав? Риэр молчал. Он слышал, конечно, о назревавшем конфликте, о том, что Лея, взойдя на престол, должна была столкнуться с серьезными проблемами в северных провинциях и от ближайших соседей. Но весь этот шум интересовал его не больше других дворцовых сплетен о том, кто с кем спал и кто кому изменил. Томас же пристально глядел на принца, дожидаясь ответа. И Риэр решил действовать наобум. — Ее Величество ничего не знает о моем путешествии, — заявил он, и это было почти что правда, — если хотите откровенности, слушайте — я сбежал из дворца против воли матери, отца и племянницы. Лита помогла мне, потому что только к ней я мог обратиться за помощью. Она давно не живет в Нильфгаарде и понимает меня. Вы же видели мое снаряжение и мои мечи — я всю жизнь мечтал стать тем, кого ваша дочка считает вымершим видом. Его неожиданное откровение, казалось, обескуражило наместника. Он ожидал какой угодно лжи, но не такой нелепой — и оттого такой похожей на правду. — Ведьмаком? — переспросил он негромко, точно Риэр объявил, что всю жизнь мечтал стать фонарным столбом. — Верно, — подтвердил принц с жаром, — но моим родителям этого не понять. Они не отпустили бы меня, не позволили бы мне встать на Путь и жить так, как мне хочется. Я ведь старший из оставшихся их сыновей. Если что-то случится с Леей, я — первый в очереди наследования. А такая ноша… слишком тяжела для моих плеч. Наместник слушал его, не перебивая и не сводя с Риэра пристального взора, трудно было сказать, удалось ли принцу убедить его, но он словно поймал вдохновение, как Зяблик, захваченный вихрем новой мелодии. — Ваша супруга, может быть, рассказывала вам, что мне в жены уже сосватана ее сестра, Игне… Ибге… — Ингеборга, — подсказал Томас. — Верно! — подхватил Риэр, — королева Керис, верно, надеется сделать свою дочь Императрицей Нильфгаарда, а я не хочу становиться ни мужем, ни правителем. Я ведьмак! Не по природе, так по призванию. Меня манят дороги, опасности, свобода! Может быть, дома меня назовут предателем, когда узнают о побеге… Но это небольшая цена за счастье. От собственной речи Риэр даже слегка запыхался. Жаль, ни Зяблик, ни Лита не видели его сейчас — они, возможно, поразились бы его нежданному красноречию, но принц вдруг понял, что сам поверил в то, что говорил, и искренность эта была очевидна и опытному глазу наместника. — И какова же ваша цель? — спросил он, видимо, не найдя вопроса получше. — Я еду в Каэр Морхен, — ответил Риэр, сжав кулаки, — нигде больше я не смогу исполнить свою мечту. — Крепость пустует уже много лет, — напомнил Томас. — А если нет? — принц даже взволнованно подался вперед, — если там еще сохранились хотя бы крупицы утерянных знаний? И вы же понимаете — Лита помогла мне не только из родственных чувств. — Значит, я все же прав, и чародейку интересуют ведьмачьи секреты? — жестко переспросил Томас, и Риэр понял, что допустил опасный промах. — Конечно, — поспешил заверить он собеседника, — но не потому, что она надеется обратить их на благо Империи. Лита… чародейка, ее интересует только личная выгода. Томас снова сдвинул брови, и на этот раз принц чувствовал, что попал в цель. Недоверие к магичкам было чувством, не знавшим государственных границ и национальных идеологий. — Она хочет получить ручного ведьмака себе в услужение? — сам ответил Томас на собственные сомнения, и Риэру оставалось только кивнуть. Репутация старшей сестры сгорала, как короткий фитиль двимеритовой бомбы. — Но этому не бывать, — заверил принц наместника, — встав на Путь, я не буду служить никому, кроме простых людей, которым понадобится защита. Так поступали те, на кого я равняюсь. — Я знавал одного ведьмака, — со вздохом произнес Томас, и Риэру вдруг показалось, что лицо его вмиг постарело, точно наместник до сих пор поддерживал иллюзию крепкой зрелости, а на самом деле прожил на этом свете гораздо дольше, чем можно было предположить, — вернее — слышал о нем от матери. Она увлекалась коллекционированием ведьминалий — большая их часть до сих пор хранится в замке Миньоль, нашем родовом имении. Но как вышло, что императорский сын увлекся таким странным ремеслом? — он снова окинул Риэра изучающим взглядом. Принц уже понял, что вышел из серой зоны полуправды, и теперь мог говорить откровенно. — Моим учителем был Ламберт — последний ведьмак из Школы Волка, — ответил он с гордостью, — он доверил мне меч своего наставника — мастера Весемира. И одна из моих целей — вернуть клинок на могилу владельца. Отдать почести и восстановить справедливость. Когда имя старого ведьмака упало с губ Риэра, лицо Томаса на миг изменилось — взметнулись вверх густые брови, глаза прищурились. — Покажите мне этот меч, — твердо произнес он — не прося, а приказывая. Риэр поколебался долю секунды, потом встал и кивнул. — Обождите минуту, — попросил он и двинулся прочь из кабинета. Вернулся принц, уже неся драгоценный клинок в руках. Он уложил его на стол перед наместником и отступил на полшага. Томас долго и внимательно изучал сперва ножны, потом, чуть вытащив меч из них — руническую вязь на клинке, огладил рукоять с волчьей мордой, и наконец поднял глаза на Риэра. — Похоже, вы говорите правду, — произнес Томас негромко, — я не могу точно определить, что этот меч принадлежал именно мастеру Весемиру, но это однозначно старое ведьмачье оружие. Моя мать, получив известие о смерти своего знакомого, потратила много сил и денег на то, чтобы отыскать его клинок. Она занималась этим до самой смерти, и я успел запомнить его описание накрепко. Этот меч похож на него. — Это он! — почти обиженно заверил наместника Риэр, — и теперь он должен вернуться домой…- сам того не желая, принц скопировал тон, каким Ламберт произносил ту же самую фразу, и это, похоже, стало последним аргументом для Томаса. — Долгие годы на посту наместника научили меня не доверять никому, — сказал он тихо, возвращая Риэру ножны, — но вам почти удалось меня убедить. Я не стану препятствовать вашему отъезду, но должен взять с вас обещание, что, посетив крепость, вы вернетесь в Ард Каррайг и поведаете мне обо всем. Не из политических соображений, — он слегка улыбнулся, — но в память о моей матери. Риэр, чувствовавший, что победил в словесной схватке, готов был согласиться на что угодно и поспешил кивнуть. — Я выдам вам собственную грамоту, — продолжал наместник, — с ней вы сможете не только беспрепятственно перемещаться по Каэдвену, но и получите помощь от должностных лиц и стражи в поселениях, через которые будете проходить. Но, если вы обманули меня… Томас сделал многозначительную паузу, а Риэр удивленно моргнул, мысленно прикидывая, чем тот собирался закончить фразу — угрозой? Но наместник, казалось, посчитал, что одного угрожающего тона было достаточно. — Ступайте спать, — махнул он рукой, — больше вас никто не побеспокоит. Наутро после плотного завтрака Риэра и Зяблика к городским воротам сопровождал лично наместник. На прощание он снарядил их провизией на несколько дней и дал двух коней, чистой каэдвенской породы — принц, привыкший разъезжать на нильфгаардских жеребцах, подивился их мощной стати — эти лошади, казалось, специально были выведены, чтобы преодолевать горные перевалы и продираться сквозь снег. О ночном происшествии Томас ни словом не обмолвился, и напоследок лишь выразительно посмотрел на Риэра и пожелал ему удачи в его деле. — Что он знает о твоих делах? — спросил Зяблик, когда они выехали за городские стены и встали на широкий тракт, ведущий к Синим горам. Юлиан, крепко проспавший всю ночь, одурманенный снотворным зельем, теперь отчаянно зевал, не в силах сбросить с себя отголоски дремоты. Риэр даже подумал посоветовать ему выпить какую-нибудь тонизирующую настойку из тех, что дала им в дорогу Шани, но Зяблик выглядел свежим и вполне довольным жизнью, словно странная сонливость ничуть его не тревожила. — Его дочка пролезла ко мне среди ночи, чтобы порыться в моих вещах, — решил ничего не скрывать Риэр, — я поймал ее за руку и отвел к папаше. Похоже, добрый хозяин Томас не больно-то доверяет Лите, считает, что она плетет заговоры против короля Виктора. — Удивительная вассальная верность, — фыркнул Зяблик, тряхнув головой. Тусклое зимнее солнце золотым отблеском запуталось в вихре его кудрей, и Риэр невольно залюбовался. Прежде он видел Юлиана только среди роскоши дворцовых комнат, на шелковых простынях или в дымных стенах таверны, на сцене или за столом среди веселых гуляк-простолюдинов, и никогда не решался воображать, каким станет возлюбленный, решись он и впрямь ступить вместе с ним на Путь. И метаморфоза оказалась разительной. Было ли дело в том, что, наслушавшись рассказов мастера Лютика, Зяблик и сам давно рвался на свободу, или в неожиданном известии о его спланированном бракосочетании с Императрицей, но, вдохнув вольный воздух странствия, вырвавшись из душных тисков сыновьего и гражданского долга, юноша преобразился. Никогда на памяти Риэра — даже в моменты пронзительной нежности или особенно удачного выступления — он не улыбался так светло и беззаботно, а синева его глаз не искрилась таким незамутненным счастьем. От легкого утреннего морозца щеки и острые кончики ушей Зяблика заалели, руки в кожаных перчатках твердо держали поводья высокого коня, точно юноша всю жизнь провел в седле, плечи расправились, а голос звенел, будто он готов был вот-вот запеть вместо того, чтобы разговаривать. — Что ты ему сказал? — спросил Юлиан с любопытством. — Что хочу стать ведьмаком и везу меч Весемира, чтобы возложить его на могилу, — пожал плечами Риэр, — правду, одним словом. — Правду, да не всю, — фыркнул Зяблик, — и правильно — нечего ему знать ни о чем больше. Ты молодец — он, похоже, поверил тебе. — Я бываю ужасно убедительным, — со смехом похвастался Риэр, и Зяблик рассмеялся следом за ним. Они ехали прямо до самого полудня. Солнце вскоре спряталось за ажурной пеленой туч, и с неба посыпался мелкий колючий снег. Холодало, и Риэр начал с тревогой думать о том, что, пока они доберутся до горных троп перед входом в заветный тоннель, наметет столько, что путники просто не смогут к нему пробраться. Но Зяблик, не разделявший его тревог, когда принц заикнулся об этом, подбадривал его заверениями, что уж они-то найдут способ пройти даже по самому непроходимому пути. И сейчас, по мере того, как все дальше отъезжали они от столицы Каэдвена, Риэру все больше хотелось в это верить. Он вдруг осознал, что не забирался так далеко от дома ни разу в жизни, что они были с Зябликом совершенно одни в незнакомой стране — и в самом начале путешествия. У принца было лишь два пути — запаниковать и задуматься о немедленном возвращении, а, значит, и об отказе от давнишней мечты. Или поддаться на оптимистичные заверения спутника и продолжать. Днем на привал решили не останавливаться. Большак обступал густой хвойный лес, снег прекратился, но поднялся пронзительный ледяной ветер, и путники кутались в тяжелые подбитые мехом плащи, которыми и также снабдил гостеприимный наместник. Однако кони бежали ровно, как прежде — их мерзкая погода, похоже, ничуть не заботила, и Риэр рассудил, что разумней было добраться к ночи до ближайшей деревни, а не тратить время на остановки в такой неуютной местности. Похоже было, что в это время года трактом, ведущим на север, почти никто не пользовался. За все время Риэру и Зяблику встретился лишь один бродячий торговец и несколько всадников, не обративших на путников никакого внимания. Из темной чащи, все ближе подбиравшейся к дороге, то и дело доносился отдаленный протяжный вой, и принц даже вытащил из чехла и зарядил тяжелый арбалет, чтобы держать его под рукой. Зяблик, не растерявший беззаботной легкости, и болтавший все так же без умолку, немного приглушил свой звонкий голос и пустил своего коня поближе к скакуну спутника, точно надеялся отгородиться от темной махины незнакомого опасного леса. Риэр же прислушался к себе и не нашел ни единой капли страха. Ламберт рассказывал ему о тварях, пострашнее волков, и принц потратил много времени, чтобы, пусть теоретически, но научиться нужным приемам, чтобы встреча с чудовищами не закончилась для него трагически. Что ему, юному ведьмаку, были какие-то волки, когда учили его ходить на вилохвостов и эндриаг? Когда начало смеркаться, до чутких ноздрей Риэра наконец долетел далекий запах дыма — он повернулся к Зяблику, который последний час пути иссяк и хранил молчание, и ободряюще улыбнулся. — Где-то неподалеку — деревня, — сообщил принц, — предлагаю ускориться, чтобы добраться туда до полной темноты. Едва ли нам будут рады, если мы явимся в глухую полночь, как вестники беды. — Очень поэтично, — не слишком лучезарно ответил улыбкой Зяблик. Он первым пришпорил своего коня и даже вырвался немного вперед — видимо, юноша уже успел сполна насладиться радостями вольной дороги, и теперь стремился к спокойному домашнему теплу и ужину. Риэр и сам успел изрядно проголодаться и слегка ударил скакуна пятками по бокам, веля ему бежать быстрей. Огромная клочковато бурая тварь вылетела на дорогу так внезапно, что Юлиан, все еще державшийся чуть впереди, едва успел осадить своего жеребца. Испуганный конь заржал, прянул, но Зяблик удержался в седле. Чудовище, напоминавшее волка, но куда больших размеров, припало к земле, готовое броситься на свою жертву, но Риэр оказался быстрей. Не сказать, чтобы он был полностью готов к внезапному нападению, но инстинкты сработали быстрее рассудка. Он поднял заряженный арбалет, спустил крючок, и тяжелый болт с глухим звуком врезался в бок твари. Чудовище взвизгнуло, отпрянуло, но тут же снова вскочило, теперь нацелившись на новую добычу — ту, что представляла большую опасность. Болты в колчане Риэра были снабжены стальными наконечниками, и он мысленно обругал себя за то, что не додумался взять хоть парочку серебряных — тварь явно не была обычным зверем. Времени перезарядить арбалет, однако, у принца все равно не оставалось, и он, опустив оружие, поспешно спешился, выхватывая из ножен меч старого ведьмака. За всю свою жизнь самым страшным существом, с которым пришлось сражаться Риэру, был Ламберт, чудовищ юноша видел только на страницах гримуаров и на старых гравюрах в книгах сказок. Тварь же, что, рыча, готовилась броситься на него и вцепиться в глотку, была самой настоящей, и в сумерках догоравшего дня казалась просто огромной. В холке ужасный волк был выше пояса юноши, а разинутая пасть сверкнула клыками, длиной в средний палец. Морда существа была покрыта чем-то бурым — должно быть, спекшейся кровью, а рычание поднималось из мощной груди так угрожающе, что на миг Риэру захотелось бросить меч и спасаться паническим бегством. Но он услышал следом за новым отчаянным ржанием напуганных коней жалобный возглас Зяблика. Тот все еще силился удержаться в седле, а жеребец под ним, пока покорный рукам наездника, бил копытами, подбрасывал задние ноги и метался из стороны в сторону. Лошадь самого Риэра, не выдержав напряжения, понеслась куда-то в лес — вот она, хваленая каэдвенская порода, успел подумать юный ведьмак — чуть что, сразу в кусты. Но сам он больше не дрожал. Пальцы крепко сжались на рукояти меча, в сумраке блеснуло серебро клинка, и, когда чудовищный волк, оттолкнувшись, прыгнул, Риэр встретил его выпадом, принял на лезвие, использовав силу вражеского броска. Серебро вошло в широкую мохнатую грудную клетку легко, как нож в кусок молодого сыра, со странным шипением, точно, пронзая, металл еще и обжигал тварь изнутри. Огромный волк заскулил, забился, стараясь освободиться, но только еще сильнее загонял меч в себя. Пахнущая кровью и падалью ужасная пасть приблизилась к самому лицу Риэру, обдав его горячим смрадом, острые клыки лязгнули, почти задевая щеку юноши, но тот, преодолевая сопротивление мышц, провернул клинок в груди волка, и через мгновение увидел, как обращенные на него яростные золотые глаза потускнели, а хищный взгляд застыл и помертвел. Тяжело дыша, Риэр скинул мертвую тварь с клинка, и тело тяжело рухнуло на дорогу у его ног, темная кровь начала расползаться по мутной белизне снега, а принц почувствовал, как к горлу его подкатила тошнота. Он оказался весь в этой крови, она была еще горяча на его руках, блестела на клинке, а в нос все еще бил тяжелый трупный смрад смертоносной пасти. Юноша сглотнул, отвернулся от поверженного чудовища, стараясь справиться с дрожью в руках, вытер клинок о нетронутый снег, и только после этого выпрямился и посмотрел на Зяблика. Тому наконец удалось управиться с испуганной лошадью. Юлиан скатился с седла и на негнущихся ногах ринулся к Риэру, обхватил его за плечи и прижался так отчаянно сильно, словно опасался, что возлюбленный мог упасть в обморок. — О, Риэр, — выдохнул Зяблик дрожащим срывающимся голосом, — ты его убил! Убил! — Конечно, убил, — Риэр сам удивился, как спокойно и твердо зазвучал вдруг его тон, — не плачь, это был всего лишь варг. Просьба не плакать, казалось, прорвала какую-то плотину в душе Зяблика, и он, прижавшись к Риэру сильнее, сотрясся от рыданий. Принц, не выпуская из руки клинка, осторожно обнял возлюбленного и погладил его по спине, пачкая кровью ткань плаща. — Тише, — чтобы перебить ужасную вонь, казалось, поселившуюся в ноздрях, Риэр глубоко вдохнул родной медовый запах золотых волос Зяблика. Это придало ему сил, точно он хлебнул ведьмачьей «Ласточки». — Все кончилось, — принц отстранил юношу от себя и заглянул ему в глаза, — нужно уезжать, — сказал он тихо, но настойчиво. В нем самом словно бы что-то надломилось и рухнуло, и на месте развалин принца вар Эмрейса стоял новый человек — ведьмак Риэр, убивший свое первое чудовище на Пути, — варги редко ходят поодиночке. Доедем до деревни, но сначала надо привести себя в порядок. Зяблик, остановивший блуждающий взгляд на его лице, рассеянно кивнул. Риэр наклонился к нему, коснулся губами его губ, и Юлиан подался навстречу этому поцелую, как умирающий от жажды к краю ковша с родниковой водой. Наконец отстранившись, юноша уже снова улыбался. — Твоя лошадь убежала, — заметил он. Риэр, нахмурившись, огляделся. Стемнело еще больше, но, прислушавшись, он смог расслышать конское ржание совсем неподалеку от дороги. — Если эту клячу хоть чуть-чуть воспитывали, это не беда, — заявил ведьмак, отпустил Зяблика из объятий, сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Пару секунд ничего не происходило, но потом, спотыкаясь в глубоком снегу, с ужасно виноватым видом на дороге появился гордый каэдвенский скакун. Риэр подошел к нему, успокаивающе погладил по шее. Конь доверчиво ткнулся носом ему в шею, тихо заржал, и юноша рассмеялся. — Уж не знаю, как тебя звали при дворе Томаса, — заметил он, — но я буду называть тебя Зайцем. Трус ты, дружище, ничего не скажешь. Конь, конечно, не ответил, но и возразить не спешил. Зяблик, зачерпнув горсть снега, подошел к Риэру и принялся аккуратно стирать с его лица следы темной крови, не глядя ему в глаза. Ведьмак, не чувствуя холода, и слыша теперь лишь поспешный ритм собственного успокаивающегося сердца, хмыкнул. — Отрежу ему, пожалуй, башку, — заявил он, кивнув на варга, — вдруг в деревне за нее кто-нибудь заплатит?