Тонкие материи

Они остановились перед запертой дверью — эльфы впереди, а Фергус с Леей на пару шагов дальше. — Может, не стоит врываться туда без разрешения? — осторожно спросил Гусик, с сомнением глянув на Айру, который буквально подпрыгивал от нетерпения — юному эльфу, похоже, не столь важно было раздобыть краски для портрета, сколько он просто мечтал зайти на запретную территорию, давно будоражившую его воображение, — Если бы кто-то вот так решил пролезть в мою мастерскую, мне бы это очень не понравилось. Иорвет запер дверь, значит, у него были на то причины. — Верно, — немного подумав, поддержала отца Лея, — мы ведь можем попросить Робина просто купить краски — в Вызиме, например. Это не займет много времени. Иан и Айра быстро переглянулись, и по их взглядам Фергус понял, что переубедить любопытных эльфов, воззвать к их совести было заведомо провальной идеей. Никому из них трепетное отношение художника к своим инструментам было неведомо. — Или хотя бы дождемся, пока ваш отец вернется, — предпринял он все же еще одну попытку, — несколько часов ничего не изменят. Иан повернулся к супругу и пару секунд изучал его задумчивым взором, и Гусику даже показалось, что он почти смог убедить эльфа в своей правоте. Дома, на Скеллиге, между ними иногда вспыхивали ссоры после того, как в порыве весенней уборки Иан перекладывал его кисти с места на место, а однажды — случайно выставил баночки со свежей краской на открытое солнце, и те высохли. Сейчас же речь шла не о глупой ошибке, а о намеренном вторжении на чужую бережно охраняемую территорию. Эльф достаточно хорошо знал собственного отца, чтобы сполна представить, как тот мог разозлиться. — Да что там такого тайного? — поспешил вмешаться в дискуссию Айра. Он хмурился, как капитан корабля, которого в порту удерживали лишь глупые предсказания бури от полусумасшедшего ворожея, а море манило так нестерпимо, — папа совсем не жадный. Да и потом — мы ничего не будем там трогать — а краски… мы их вернем. Сделаем, как говорит Лея — отправим Робина в Вызиму, он купит новый набор. — И зачем тогда входить в мастерскую? — резонно возразила Лея. Гусик с неожиданной гордостью осознал, что дочь не просто поддержала его, встала на его сторону, но и готова была защищать их общую позицию, хоть ей самой очень хотелось получить новый портрет поскорее. Айра опасно нахмурился — рациональные аргументы у него заканчивались, но отступать он явно не собирался. — Какие же вы трусы! — заявил он, надменно окинув Лею взглядом, — хотя, чего еще ожидать от девчонки. Лея вдруг вспыхнула, словно этим коротким словцом юный эльф нанес ей страшное оскорбление. Она гордо вскинула голову и готова была уже, видимо, напомнить ему, что разговаривал Айра не с кем-нибудь, а с самой Императрицей Нильфгаарда. Но Гусик опередил дочь. — А ты — мальчишка, — сказал он с короткой усмешкой, — что с того? Тебе не терпится взломать дверь в комнату, которую твой отец предпочел держать закрытой. В спальню своих родителей ты, надо полагать, тоже врываешься без стука? Фергус почувствовал, как холодная ладошка Леи скользнула по его руке, хотя сама она на него даже не взглянула. Айра же заметно стушевался, не ожидавший такого отпора. Своим избалованным упрямством он вдруг напомнил Гусику Литу, для которой тоже никогда не существовало условностей, глупых запретов и запертых дверей. — Да что я не видел в их спальне? — фыркнул мальчик, пытаясь сохранить достоинство, но весь его вид буквально кричал «Да что ты понимаешь, глупый взрослый!» — Давайте поступим так, — почуяв слабину, Фергус решил брать виверну за рога, — в библиотеке, куда нам заходить не запрещено, наверняка найдутся чернила или карандаши и бумага. Я нарисую эскиз портретов — и Леиного, и твоего, Айра, а, когда Иорвет вернется, мы попросим у него краски. — Да не нужен мне твой дурацкий портрет, — уязвленно фыркнул Айра, бросил прощальный взгляд на запертую дверь, похоже, осознав, что проиграл, — делайте, что хотите. Лея послала Гусику благодарную улыбку, потом царственно кивнула, обратив взгляд Императрицы на эльфов. — Да будет так, — заключила она. — Раз отец пока не собирается никуда уезжать, времени у нас много. — Я никуда не уеду, — пообещал Гусик, подмигнув дочери, — по крайней мере, пока не закончу твой портрет. Ну что — возвращаемся? Иан, до сих пор хранивший молчание, коротко кивнул, но было заметно, что его исход переговоров устроил ничуть не больше, чем младшего брата. Эльф любил чужие тайны, он все детство провел, лазая по секретным переходам и подслушивая важные разговоры. И теперь, замерев в шаге от раскрытия очередной загадки запертой комнаты, был разочарован. На Скеллиге следить было не за чем — простодушные островитяне обрушивали на него все, что хранилось на душе, иногда даже без заданного вслух вопроса. А для Иана после секретной засухи дело, подходящее для чародея-разведчика, могло стать важной частью возвращения самого себя. Но разумный взрослый, говоривший в его голове голосом Фергуса, на этот раз победил. — Возвращаемся, — со вздохом подтвердил он. Айра, оскорбленный в лучших чувствах, посмотрел на старшего брата с глубоким разочарованием, развернулся и побежал по лестнице вниз, не сказав больше никому ни слова. Остальные спускались следом за ним в молчании. Иан шел впереди, не оборачиваясь, а Лея, воспользовавшись этим, скользнула ладонью в руку Фергуса и на миг сжала его пальцы, и тот вдруг ощутил настоящий вкус победы. Маленькой и незначительной на первый взгляд, но враз перечеркнувшей любую мутную неловкость. Одним поступком он не только сберег секреты хозяина дома, но и отстоял честь дочери, а она, выросшая Императрицей, возможно, никогда не знала искренней поддержки, только вассальную верность и рыцарские клятвы. Фергус же клятв ей не приносил и поступил по доброй воле. В нижней галерее, где Айра, оторвавшийся от остальных, успел бесследно скрыться, Иан наконец посмотрел на спутников. — Я поговорю с ним, — сказал он, изобразив беззаботную улыбку, — а вы — идите, не буду вам мешать. Гусик хотел было сказать, что присутствие супруга ничуть бы ему не помешало, но Лея величаво кивнула и махнула рукой. — Спасибо, — ответила она, потом повернулась к Гусику уже с совсем другим выражением лица, — Идем, я покажу, где тут библиотека. В просторном, светлом, пахнущем старыми книгами помещении действительно нашлось все необходимое — целая кипа чистой бумаги, остро заточенные перья, пузырьки чернил и целая россыпь карандашей. Фергус придирчиво выбрал из них самый мягкий, порылся в стопке листов, выудил один, присоединил к нему жесткую дощечку, служившую подставкой для книг, и кивнул замершей в ожидании Лее. — Садись к окну, — предложил он, — свет сейчас очень хороший. — Мне нужно принять какую-то торжественную позу? — спросила девочка, нервно передернув плечами. Судя по прочим ее изображениям, все предыдущие живописцы стремились добавить ее образу пафоса, заставляя Императрицу часами стоять, удерживая на весу тяжелую державу или длинный бутафорский меч, выровнять осанку или кутаться в душные меха. Гусик же покачал головой. — Сядь, как тебе удобно, — предложил он, — я привык рисовать скеллигскую природу, а она могла меняться поминутно. Если ты будешь двигаться или говорить, меня это не смутит. Лея с готовностью кивнула. Вместе с Гусиком они подтащили к высокому окну одно из кресел и повернули его так, чтобы тусклый зимний свет падал сквозь исписанные инеем стекла, освещая лицо юной Императрицы. Сам же Фергус выбрал для себя не слишком удобную невысокую лесенку, по которой хозяин библиотеки, должно быть, добирался до самых высоких полок, и устроился на верхней ступеньке, стопой уперевшись в следующую, чтобы устроить бумагу у себя на колене. Лея, опустив руки на подлокотники, держалась немного скованно, по привычке выпрямила спину и вздернула острый подбородок. Несколько минут, не желая спешить, Гусик просто разглядывал девушку. Холодный свет, падавший из окна, сделал ее белоснежную кожу похожей на мерцающую жемчужину в объятиях раскрытой морской раковины. Глаза теперь казались совершенно черными. Тонкие губы под пристальным взглядом были напряженно поджаты, и Фергус ободряюще улыбнулся дочери — та посомневалась мгновение и чуть расслабилась, впустив на свое лицо легкую полуулыбку. Гусик, написавший в своей прошлой жизни несколько портретов отца, узнавал эту жесткую манеру контролировать мимику. Эмгыра заставить улыбнуться было почти невозможно, сын и по памяти не всегда мог воспроизвести подобное выражение на императорском челе. Но Лея, точно решившая, что скрывать эмоции здесь было не от кого, заметно оттаивала — разглаживались крохотные морщинки на высоком лбу, приподнимались уголки губ, точеные ноздри, вначале нервно трепетавшие, расслабились, и, глядя на девушку, на миг Фергус совершенно искренне удивился — за что ее за глаза дразнили замухрышкой? В Лее не было ни кричащей красоты, которой природа наделила Литу, ни мягкой прелести Рии, ни жестких неподатливых черт Анаис. Она была другой — и прекрасной. Гусик совсем не видел в ней сходства с настоящим отцом — от Виктора Лее достались только глаза, но их разрез был шире и выразительней. Почти бесцветные ресницы делали взгляд немного рассеянным, но гордое выражение в них не давало поверить в наивность или глупость девушки. Немного вьющиеся, словно специально растрепанные волосы обрамляли четкий овал ее лица, точеный подбородок был по привычке немного приподнят, но в повороте головы не ощущалось горделивой надменной заносчивости — только чувство собственного достоинства, которому сам Гусик мог только позавидовать. Ему вдруг захотелось сказать Лее, что таких восхитительных лиц ему не приходилось писать никогда прежде. Но вместо этого он взялся за карандаш и принялся за первые наброски. Черный грифель летал над белизной бумаги легко, словно кто-то водил рукой художника, нанося все новые штрихи — безошибочно и быстро. Через несколько минут Лея, не менявшая принятой позы, похоже, совсем успокоилась. Она подалась назад, оперлась о спинку кресла и чуть приопустила веки — и ощущение рассеянности пропало бесследно. Перед Фергусом сидела девушка — немного усталая, очень грустная, но словно впервые заслышавшая собственные мысли, которые до сих пор перекрикивали чужие голоса. Он рисовал, а Лея, точно забывшая о присутствии отца, погрузилась в размышления, отпустив свой разум в неведомый полет. Гусик почти пожалел, что не мог сполна отразить это новое выражение на холсте — карандаша для этого было непростительно мало. — У бабушки в спальне висит один портрет, который ты написал, — вдруг негромко заговорила Лея, и легкая улыбка на ее бледных губах стала чуть шире, — она рассказывала, что ты подарил его им с дедушкой на годовщину бракосочетания. — Я всегда дарил им картины на все праздники, — ответил Гусик, улыбнувшись, — мне никогда не приходилось особо задумываться над подарком — очень удобно. — Тот портрет странный, — качнула головой Лея, — его словно сперва написали, а потом испортили кривыми фигурками сверху. — Это сделала Лита, — Гусик поднял на дочь глаза и шутливо подмигнул, — хотела тоже присоединиться к подарку. И мама говорила, что она вовсе не испортила, а усовершенствовала его. На том портрете уместилась вся семья. Без Мэнно и Риэра — их тогда и в задумке не существовало. Лея тихо фыркнула, пока не уверенная, стоило ли позволять себе настоящий смех. — Бабушка очень им дорожит, — подтвердила она, — говорит, это был лучший подарок на бракосочетание — после самого первого, конечно. Фергус, не отрываясь от рисунка, хмыкнул. — В этот день их всегда поздравляли вперед меня, — заметил он, — наверно, потому что это событие произошло на пару часов раньше моего рождения — и я был тем первым подарком. Ты слышала эту историю? Лея отрицательно покачала головой. — О тебе почти никогда не говорили, — ответила она, — за исключением рассказов о твоих героических поступках и мудрых политических решениях, конечно. Так что я наслушалась о том, как ты спас мою мать на празднике Солнцестояния, пожертвовав собой, и как, выступив против желания Торговых гильдий, снял торговую блокаду со Скеллиге, тем самым значительно преумножив благосостояние Империи. Но об обычных или забавных вещах — никогда. Расскажи, — Лея бросила на него взгляд, полный надежды, — пожалуйста. Фергус свободной рукой почесал бороду и смущенно пожал плечами. — Я того случая, как ты понимаешь, совсем не помню, — начал он, немного подумав, — но матушка раньше любила рассказывать, что она так боялась, что родит меня вне законного брака с отцом, что, стоя перед алтарем, не решилась подать вида, что я рвался поприсутствовать на церемонии с самого утра. И Эмгыр страшно удивился, когда мама вдруг встала из-за стола на свадебном пиру и сказала, что ей нужно ненадолго отлучиться. Я родился через полчаса после этого. — Бабушка? Не решалась? — недоверчиво переспросила Лея, нахмурившись. Для нее нехитрая, но совершенно правдивая история прозвучала, похоже, как глупая байка. — Да тебе не только про меня ничего толкового не рассказывали, — рассмеялся Фергус. Штрихи на бумаге уже уверенно складывались в спокойное, немного сосредоточенное, но открытое и светлое лицо юной Императрицы, — еще скажи, что ничего не знаешь о той истории, в которой твоя бабушка несколько лет представлялась именем моей старшей сестры. — И была при этом женой дедушки? — с сомнением уточнила Лея. Историю, понял Фергус, и впрямь писали победители, и некоторые ее главы Эмгыр вар Эмрейс повелел просто вычеркнуть из народной памяти. Он на миг засомневался, стоило ли посвящать в старые позорные семейные тайны доверчивую девушку, с любопытством глядевшую на него, но потом решил, что немного правды не могло навредить репутации любимого деда в ее глазах. — Так уж вышло, — подтвердил Фергус, — отец никогда не верил в то, что доставленная его шпионами девушка была именно Цириллой, но для захвата власти в Цинтре ему требовалось жениться на тамошней наследнице. Никто не знал, что она была не только внучкой знаменитой Калантэ, Цинтрийской Львицы, но и дочерью Эмгыра. — В хрониках написано, что Рия приходилось Калантэ дальней родственницей, и именно поэтому дедушка заявил права на престол, — на лице Леи, как и надеялся Фергус, не появилось ни презрения, ни ужаса — только любопытство. — А что в этих хрониках написано обо мне? — поинтересовался Гусик и сразу, не дав Лее ответить, предположил, — наверно, что я во главе бригады Импера одержал блестящую победу в Зимней войне, правил мудро и славно, раскрыл коварный чародейский заговор и в справедливом гневе казнил убийц. А потом пал, загородив от отравленного дротика твою мать и тебя? Лея кивнула. Фергус, обводя тонкой линией изгиб ее высокой скулы, пожал плечами. — Ты видишь теперь, как все было на самом деле, — заметил он, — Империи не нужна правда — ей нужны герои и легенды. Девушка ничего не ответила. Ее взгляд метнулся по лицу Фергуса, а потом уплыл куда-то в сторону. И, пока тот заканчивал набросок, Лея больше не смотрела на него. Наконец, сделав последний штрих, Гусик отложил карандаш и выпрямился. — Думаю, пока достаточно, — объявил он. Лея встрепенулась, смахнув с себя смутную задумчивость, встала из кресла подошла к нему, обогнув лесенку и остановившись за плечом отца. — Это я? — тихо спросила она, разглядывая рисунок. Фергус посмотрел на нее снизу-вверх и улыбнулся. — Я рисовал быстро и не очень старался, — попытался оправдаться он, — в красках будет лучше. Лея осторожно подняла лист бумаги и медленно поднесла его к глазам, отступила на полшага ближе к окну, чтобы свет падал прямо на рисунок. — Я совсем не такая красивая, — почти неслышно прошептала она, и тонкие девичьи пальцы чуть дрогнули. — Я нарисовал то, что вижу, — ответил Фергус, — если не веришь — посмотри в зеркало. Лея, словно приняв его совет за чистую монету, надеясь убедить в его правдивости самое себя, огляделась по сторонам, но зеркал в библиотеке не обнаружилось, и ее взгляд снова остановился на Фергусе. — Можно я заберу его себе? — спросила она неуверенно. — Это всего лишь эскиз, — напомнил Фергус мягко, но, когда во взоре дочери заблестело разочарование, покачал головой, — Бери, конечно. Лея аккуратно, как величайшую имперскую регалию, держала листок на раскрытых ладонях, будто боялась согнуть или помять его. Она снова шагнула к Фергусу, наклонилась и коснулась губами его щеки — чуть ниже все еще алеющего ожога. И зудящая боль, исходившая от следа проклятья, к которой Гусик успел почти привыкнуть, вдруг враз унялась и отступила. Это мог быть простой обман чувств, но Фергус замер, стараясь продлить прекрасную ложь. Близость длилась всего пару мгновений, а ощущение освобождения — лишь на секунду дольше. Лея отстранилась от отца и растерянно огляделась по сторонам. — Нужно велеть Робину раздобыть какую-нибудь рамку или хоть в книгу его вложить — помнется же, — тревожно заявила девушка. Фергус протянул ей дощечку. — Прикрепи его пока сюда, — посоветовал он, — возьмешь его домой, и тамошние мастера сделают для него паспарту и багет. Но не бойся — если рисунок помнется, я еще нарисую. Как видишь, это недолго. Лея благодарно кивнула и хотела что-то еще сказать, но в двери библиотеки вдруг деликатно постучали. На миг Гусик даже решил, что это Айра, с которым успел поговорить Иан, пришел извиняться перед правительницей. Но на пороге возник Робин. Он учтиво поклонился и спросил: — Не желаете ли отобедать, Ваше Величество? — по направлению его взгляда было невозможно определить, к кому именно из присутствующих он обращался. Лея с сомнением посмотрела на отца. — Мне, наверно, нужно возвращаться, — сказала она, — я и так отлучилась слишком надолго, а дедушка волнуется, когда я ухожу без охраны. — Вряд ли тебе здесь что-то угрожает, — заметил Фергус, — и я, честно говоря, страшно проголодался. Если разделишь со мной трапезу, я буду очень рад. Именно таких слов юная Императрица, похоже, и дожидалась. Она царственно кивнула дворецкому, и тот, поклонившись в ответ, удалился раздавать распоряжения. В столовой, кроме них двоих, никого больше не было. Эльфы, похоже, оказались слишком заняты своими делами или серьезной беседой, и Гусика не слишком встревожило их отсутствие. За обедом они с Леей еще поговорили. Девочке хотелось послушать больше историй из не слишком героического, но зато настоящего прошлого отца, и тот охотно рассказал ей, как покинул Нильфгаард, чтобы жениться на Анаис, и они с Ианом попали в настоящую переделку, решив сбежать из Новиграда за приключениями. Лея слушала его жадно и даже развеселилась — смеялась над забавными моментами, на описание которых Гусик не жалел ярких красок. Над эпизодом, в котором Ани вызвала будущего жениха на дуэль, а он повалил ее задницей в пыль ловким ребячьим приемом, Императрица хохотала так сильно, что едва не поперхнулась соком, брызнувшим у нее из носа. Когда последняя перемена блюд была побеждена, а анекдоты о похождениях Фергуса иссякли, Лея наконец все же засобиралась домой. — Можно я и завтра приду? — спросила она, когда Гусик провожал ее к порталу. Тот удивленно поднял брови — до сих пор его компанией в неограниченном количестве не мог постоянно наслаждаться даже Иан, и он с готовностью кивнул. — Если твои дела позволят, — заметил он. — Да какие там дела, — отмахнулась Лея, — при дворе не знают точно, к чему готовиться — к моему дню рождения или к похоронам. А переговоры с Виктором еще не скоро, и я знаю, что он мне скажет, — юная Императрица изобразила на лице чопорное выражение, впервые став по-настоящему похожей на родного отца, — Наша свадьба с вашей матушкой — это лишь итог многолетней любви, Ваше Величество. Политика тут ни при чем, Ваше Величество. Так я и поверила, — Лея гордо вскинула голову и надменно фыркнула, — этот совиный выкормыш давно зарится на Темерию. Так вот — красные ее не получат. Чтобы сказать это, мне не нужно долго готовиться и учить речь. Коли моей матери угодно предать меня, пусть выходит замуж, сколько ей вздумается. Я найду и назначу по-настоящему верного наместника для этой провинции. Хотя бы вот — тебя, — она улыбалась, но Гусик вдруг усомнился, что дочь и впрямь пошутила. — Назначь лучше Вернона Роше, — заметил он, стараясь копировать ее ехидный тон, — он тебя не предаст, Изюминка. — Я подумаю, — подмигнула девушка и ступила в портал. Когда Фергус в одиночестве брел по галерее замка, едва ли представляя, куда именно направлялся, его нагнал вездесущий Робин. — Как ваше самочувствие? — участливо поинтересовался он — похоже, весть о ночном недомогании Фергуса уже разлетелась по баронским землям, а, может быть, верный дворецкий помогал эльфам его выхаживать. Гусик улыбнулся. — Все в порядке, — заверил он юношу, — но скажи — ты не видел Иана и Айру? Они ушли в лес? Робин секунду колебался. — Нет, — покачал он наконец головой, — не думаю, что Его Милость баронет покидал замок — там так холодно. — Робин выразительно поежился, — хотите, я поищу их для вас? Гусик подумал мгновение и покачал головой — он не очень четко представлял, сколько времени они с Леей провели в библиотеке, и эльфы вполне могли выскользнуть на волю, избежав чужих взглядов. Но отчего-то в нем вдруг поселилось сомнение. Он слишком хорошо знал Иана, а Айра казался более упрямой и безрассудной копией старшего брата. Так что место их нахождения можно было предугадать почти с точностью. Едва ли Айре понадобилось много времени, чтобы убедить Иана в абсурдности возражений глупых людей — взрослого и девчонки. Избавившись от этого балласта, эльфы могли отправиться на дело, не встретив больше серьезных препятствий — особенно моральных. Путь до мастерской в огромном замке Гусик запомнил хорошо. Отпустив Робина, он сам поднялся по неприметной лестнице и, не доходя одного пролета до верхней площадки, остановился и прислушался. Как он и ожидал, сверху донеслись приглушенные голоса и возня — даже удивительно было, что эльфы добрались до сокрытой сокровищницы Иорвета только сейчас — видимо, Иану все же хватило совести немного поспорить с братом. — А закрыть ты ее потом сможешь? — шепотом спрашивал Айра, и в тоне его звучало азартное нетерпение. — Что-нибудь придумаем, — пообещал Иан — Гусик помнил, что раньше супруг умел запирать замки на дверях одним взмахом руки, без единого заклятья. Старые опасные приемы он больше не использовал, но и в том арсенале, каким все еще располагал, могло обнаружиться что-то полезное. Вторжения в свои владения Иорвет мог и не заметить по возвращении — эльфы не оставляли следов преступлений, ими двигало любопытство, а не корысть. И Фергус на миг задумался — не стоило ли оставить их в покое, не вмешиваться в приключение двух братьев, не нарушать момента их единения в преступлении. Какое ему, в конце концов, было дело до тайн Иорвета и его отношений с сыновьями? — Давай, открывай! — поторопил Иана Айра, — ты же колдун, вот и колдуй. — Отец страшно разозлится, — вздохнул Иан, и Гусик мысленно присудил ему очко — вернувшись к образу самого себя двадцатилетней давности, супруг все же сохранил крупицы взрослого ума, это делало ему честь. — Впрочем, — тут же возразил старший эльф сам себе, — на меня он и раньше злился — это не страшно. Посторонись-ка. Гусик прильнул к стене, а на верхней площадке Иан прошептал какое-то неразличимое слухом заклятье — должно быть, то же, каким он легко открыл друидскую лабораторию, где защита была куда сложнее, чем простой замок. Что-то металлически щелкнуло, скрипнула дверь, и Айра издал восхищенный возглас, за котором послышалось шипение Иана. — Тише ты, — осадил он младшего, — тут везде шпионы. — Нету тут никаких шпионов, — уверенно возразил мальчишка, — давай, заходи первый. — Боишься, что отец расставил на пороге ловушки? — ехидно переспросил Иан. — Он же был командиром скоя’таэлей, — гордо напомнил Айра, — конечно, там ловушки. Но ты чародей, тебе ничего не будет. — Так ты, значит, распоряжаешься своими бойцами, — пожурил младшего Иан, — бросаешь их вперед себя в самое пекло? — Я — их капитан, моя жизнь самая ценная, — гордо откликнулся Айра, потом, явно сникнув, добавил: — ладно, я первый пойду. Гусик застыл, напряженно прислушиваясь, словно всерьез поверил, что вот-вот должен был раздаться взрыв или полный боли вскрик пойманного лазутчика. Но ничего такого не произошло — эльфы явно переоценили осторожность старого беличьего командира. Выждав пару секунд, все еще подумывая смыться и не вмешиваться, Фергус тихо поднялся на последний пролет и остановился перед неплотно затворенной дверью. Входить в чужую мастерскую все еще казалось ему непростительным — он хорошо помнил, как неприятно ему было, когда Лита, проникнув в его комнату, разбрасывала все кисти и портила холсты своей мазней. Едва ли эльфы собирались поступать так же, но священность чужих границ была все же незыблема для Фергуса. Впрочем, границы эти были уже попраны, и ему оставалось только пристыдить наглых вторженцев. Гусик легко толкнул дверь, и она отворилась с негромким скрипом. Оба эльфа, склонившиеся над небольшим столом, заваленным древесной стружкой и открытыми пустыми баночками из-под лака, вздрогнули и устремили совершенно одинаковые взгляды ко входу в мастерскую. — Фергус! — первым очнулся Иан, — ты меня до смерти напугал. Ты что здесь делаешь? Лея уже ушла? — Лея ушла, — Гусик скрестил руки на груди, готовясь давать отпор грабителям, — и я могу спросить у вас то же — что вы тут делаете? Мы же договорились дождаться вашего отца и не лезть к нему в мастерскую. — Да мы только на минуточку, — встрял в разговор Айра, — и тебя сюда никто не звал. — Иан всегда говорил, что без меня он — никуда, — парировал Гусик, с удивлением ощутив, что начал злиться. Ожог на щеке нестерпимо зудел, голову вдруг охватил тугой ремень смутной боли. Он шагнул вперед, ближе к эльфам, и Иан, точно готовый защищаться, выпрямился во весь рост. — Ты был занят, — заметил он пока совершенно миролюбивым тоном, — мы не хотели мешать вам с дочкой. — И пролезли в чужую комнату? — настойчиво переспросил Гусик. Ощущение собственной правоты давило на виски сильнее внезапной боли. — Не в твою же, — обиженно возразил Айра, — это — мастерская нашего папы, в нашем замке. А ты тут — только гость. — Так, значит? — Гусик не смотрел на младшего, сверля тяжелым взглядом старшего брата, но Иан не опускал глаз и, казалось, всем своим видом поддерживал слова Айры, хотя вслух и не спешил возражать. — Гусик, прекрати драматизировать, — попросил он, изобразив ласковую улыбку. Что-то внутри Фергуса мгновенно распознало в ней фальшь, — мы только посмотрим — и сразу уйдем. Я запру дверь, отец ничего не заметит. Он же не ведьмак, чтобы почуять наше присутствие. — Ведьмак он или нет — вы же собираетесь рыться в его вещах, — напомнил Гусик жестко, — а Иорвет наверняка помнит, как сложил их перед уходом. — Не все такие мелочные, как ты, — фыркнул Иан, наконец отринув ложную приветливость и вскинув подбородок, — он не станет катать истерику от того, что я потрогал его долото. Мы — его сыновья, семья, а от семьи у родителей никогда не было тайн. — Верно, — с воодушевлением подхватил Айра. — Поступай, как знаешь, — процедил Гусик, опустив руки. Гнев клокотал у него в груди, но он попытался справиться с ним. Все же их семейные дела его и впрямь не касались — только вот Иан так ловко, одной фразой исключил его из состава этой самой «семьи». Иан, скорее из упрямства и желания доказать свою правоту, а не из истинного интереса, огляделся по сторонам. — Мастерская, как мастерская, — заметил он. Гусик не знал, подействовали ли на супруга его упреки, или он и сам понял, что зашел слишком далеко, но теперь старший эльф явно выискивал повод завершить поход с наименьшими потерями, поскорее убедиться, что за запертой дверью не скрывалось ничего интересного, и можно было со спокойной совестью и не уронив достоинства перед младшим, удалиться восвояси. Мастерская и впрямь была обычная — и работал здесь скорее столяр, чем художник — на первый беглый взгляд Гусик не заметил здесь ни красок, ни художественных кистей — лишь широкие валики для древесного лака. Среди верстака, подставки для инструментов и старой мебели, готовой к реставрации, стоял единственный мольберт. Он располагался в самом дальнем углу комнаты, и холст на подрамнике, установленный на нем, был покрыт плотной черной тканью. — А это что? — забыв о своей позе, с интересом спросил Иан у Айры. Тот пожал плечами. — Наверно, мамин портрет, — ответил он, — хочешь глянуть? Гусиком вдруг овладело тянущее обезоруживающее чувство грядущей страшной беды — так чайки на Фаро начинали отчаянно кричать, если надвигалась большая буря, и надо было закрывать все окна. Он шагнул вперед, спеша остановить руку мальчика, но Айра опередил его. Одним махом, жестом заправского фокусника он сдернул черный полог с мольберта, и взорам предстал небольшой, но очень яркий портрет незнакомой рыжеволосой эльфки. Гусик невольно залюбовался качеством исполнения — девушка смотрела с картины совершенно как живая. У нее были большие печальные серые глаза, тонкие полупрозрачные руки и черты лица, очень похожие на Айрины. В том, что это была его мать, сомневаться не приходилось. И, когда ткань скользнула с портрета, гром не грянул и потолок не пошел трещинами. Гусик готов был уже облегченно выдохнуть, но вдруг заметил, как враз побледнело и изменилось лицо Иана. Он попятился от портрета, потом бросил быстрый колючий взгляд на Айру. — Это — твоя мать? — спросил он резко, не контролируя собственный голос. Мальчишка, не замечавший подвоха, кивнул. — Ага, — подтвердил он, — за пару недель до того, как ее не стало. Красивая, правда? С этим нельзя было поспорить, но Иана красота матери младшего, похоже, ничуть не занимала. Он молчал, пристально вглядываясь в портрет, а потом рывком повернулся к брату. — Когда ты родился? — спросил он, не меняя тона, но внезапно надвинувшись на Айру, будто рассчитывал так удержать его от необдуманной лжи. Мальчик даже чуть отступил и отвечал, удивленно помолчав пару мгновений. — Седьмого декабря по темерскому исчислению, — ответил он, — у меня день рождения через пару недель, мне будет четырнадцать. По всему выходило, что появился на свет Айра почти в то же время, что и Лея. Гусик не то чтобы хорошо разбирался в эльфской анатомии, но подозревал, что сроки беременности по сравнению с людскими не слишком отличались. Значит, младший брат Иана был зачат примерно тогда же, когда и юная Императрица — после возвращения Иана из странствий с труппой Яссэ. Однако почему этот факт так взволновал супруга, Гусик понять не мог. Иан же сжал кулаки, его белое, как древесная стружка, лицо окаменело, он не глядел больше ни на Айру, ни на Гусика, словно подсчитывал что-то в уме. — Мне нужно пройтись, — вдруг заявил он, тряхнув головой. — Что-то не так? — испуганно спросил Айра. Иан лишь отмахнулся, а в Гусике вновь взметнулся гнев. Супруг, обещавший делить с ними и горе, и радость, и секреты, и недуги, готов был вновь нарушить свою клятву, снова оставить его в неведении — как было с целительством на островах, а до того — с магией Огня, для которой Иан черпал силы в нем, Фергусе, выдавая свою жажду могущества за истинную страсть. Плотный обруч сомкнулся сильней — боль от висков переползла в затылок, прокатилась по позвоночнику и буквально толкнула Гусика в спину. Он оказался рядом с Ианом за долю секунды, перехватил его запястье и крепко дернул. — Объяснись! — потребовал Фергус, — это явно важно — и касается Айры. Что случилось? Иан сперва от неожиданности глянул на Гусика так, будто не признал его. Потом взор его наполнился раздраженной злобой. — Пусти, — прошипел он, стараясь высвободить запястье, — это не твое дело. — Но Гуус прав — это мое дело! — включился Айра. Он не решался приближаться к супругам — напряжение, окружавшее их, можно было резать ножом, и юный эльф ощущал его пульсацию. Иан не слушал младшего. Он смотрел на Гусика, почти не моргая, враждебно и зло. — Пусти меня! — повторил он, и что-то в Фергусе заставило его ловко вывернуть запястье супруга, не давая ему вырваться, — Мне больно! — вскрикнул эльф, — пусти! Айра, которого разворачивающаяся сцена теперь взволновала куда больше невысказанной тайны, поборов нерешительность, метнулся к брату. — Пусти его! — выкрикнул юноша. Но в груди у Фергуса уже пылал огонь гнева. Он махнул свободной рукой и оттолкнул юношу от себя. Тот повалился назад, свалив на ходу высокий верстак. Взметнулась мелкая стружка — Айра застонал и закашлялся, стараясь подняться. Гусик же смотрел только на Иана, чье лицо из злого становилось напуганным. — Гусик, — теперь почти прошептал он, — это не ты — это проклятье! Отпусти меня, пожалуйста, я все расскажу! Фергус двинул рукой, и запястье Иана хрустнуло — эльф закричал и поник, будто готов был потерять сознание. Тяжелый рубанок просвистел в воздухе, брошенный точной рукой Айры, врезался в затылок Гусика, и тот, за секунду до небытия осознав, что натворил, застонал и осел на пол, разжав железную хватку. Пришел в себя он, лежа на полу среди стружки. Айра нависал над ним с рубанком в руках, готовый, похоже, снова уложить врага, реши тот хотя бы дернуться. — Иан, — губы не слушались, голос Фергуса хрипел и дрожал, голова раскалывалась от боли — но на этот раз настоящей, от удара, а не от странного обруча чуждого гнева, — где Иан? — Я тут, — старший эльф, прижимая правую руку с неестественно вывернутой ладонью к груди, присел рядом с ним на пол, — все хорошо, Гусичек, я рядом. — Что я наделал? — Фергус попытался сесть, не сводя глаз с покалеченного запястья супруга, — Иан, я… — Тише, родной, — Иан протянул здоровую руку и погладил его по щеке, — ты не виноват — это проклятье. Но все закончилось. А это…- он покосился на свою ладонь, — я это вылечу, не беда. — Так нельзя, — Гусика начинало потряхивать от запоздалой паники, — я ведь… что если в следующий раз я убью тебя из-за проклятья? — Я буду охранять Иана, — Айра гордо взвесил рубанок на ладони, — глаз с тебя не спущу. — Верно, — слабо улыбнулся Иан, — если понадобится, я сам отправлюсь в Третогор и притащу сюда Литу, чтобы она помогла нам — и где только ее носит? Все будет хорошо — ты только не реши сбежать, чтобы обезопасить меня — я ведь тогда пойду тебя искать, сам знаешь. — Знаю, — Гусик все же сел и опустил глаза, — но я больше себе не хозяин. Мне действительно лучше держаться подальше. — Да, — фыркнул Иан, — об этом я и говорю — тебе от меня не отделаться, любовь моя. Айра, помоги Гусику встать — пойдемте зализывать раны, пока родители не вернулись. Юный эльф с сомнением огляделся по сторонам на разгромленную мастерскую. — А с этим что делать? — спросил он тревожно. — Позже приберемся, — пообещал Иан и сам принялся поднимать Гусика на ноги здоровой рукой, — сперва — помощь раненым, потом — конспирация. Пошатываясь, но стараясь не опираться на эльфа, деликатно поддерживавшего его за талию, Гусик спускался по лестнице. Говорить не хотелось. Думать — хотелось еще меньше. Миновавший приступ оставил в нем зияющую звенящую пустоту, и Фергус боялся заглядывать в нее, чтобы она не заглянула в него в ответ. — И все же, — Айра шагал сзади, отставая на пару ступеней, — что тебя так взволновало в портрете моей мамы? Иан фыркнул и глянул на него через плечо. — Я обещал, что расскажу, — напомнил он, — но давай сперва дождемся отца. У меня к нему будет… пара вопросов.