Тонкие материи

— Все было не так, — Айра отступил на шаг и критически оглядел плоды своих рук. — Сомневаюсь, что Иорвет запомнил, как именно у него была разбросана стружка, — заметил Фергус. На уборку в мастерской хозяина они потратили битый час, и, по словам младшего эльфа, все равно не смогли добиться идеального результата. Вернувшись сюда, первым делом Иан снова набросил черный полог на портрет матери Айры и, пока преступники заметали прочие следы, старался даже не смотреть в ту сторону. Эльф смог заклинанием восстановить сломанное запястье, но рука все еще не слишком ловко ему подчинялась, и потому большая часть работы легла на плечи младшего и Гусика. Совместными усилиями они подняли и поставили на место верстак, собрали и разложили разбросанные инструменты, смели маленьким веником рассыпанную по полу стружку, и теперь Айра пытался вернуть каждый древесный завиток на прежнюю позицию — видимо, когда возбуждение от увлекательного приключения схлынуло, мальчишка начал осознавать, что натворил, и всерьез испугался грядущего наказания. — Если и запомнил, — вмешался Иан, — мы все равно ничего не сможем с этим поделать. Заканчивайте, я запру дверь, а там — будь, что будет. После того, как приступ Фергуса миновал, старший эльф, несмотря на ужасные последствия, держался совершенно спокойно. Он даже позволил Гусику вправить себе запястье, словно хотел доказать, что не боялся его. Справляться с такими травмами Фергус умел — жизнь на островах его тоже кое-чему научила, но в первый момент он сам испугался, что руки его в ответственный момент на захотят подчиняться разуму. Память об обессиливающей опустошающей ярости, владевшей им всего несколько минут назад, была слишком свежа. Но Иан настаивал — Айра ничем не мог ему помочь, а сам он справиться не мог — Фергус сломал ему ведущее запястье. Пришлось понадеяться на то, что приступ и впрямь не повторится, и действовать. Когда Гусик точным заученным жестом слегка дернул и вывернул ладонь Иана, возвращая сустав на место, эльф даже не вскрикнул, хотя было заметно, как расширились от боли его зрачки, а лицо судорожно дернулось. Но дело было сделано — Иан послал Фергусу ободряющую улыбку и приступил к магической части исцеления. Наблюдать за тем, как он колдовал, было странно. В далекой прошлой жизни, когда эльф делал свои первые шаги по чародейскому пути, Гусик часто становился свидетелем его упражнений, и успел привыкнуть к ним и даже полюбить моменты, когда Иан, сидя на кровати, задумчиво перелистывал страницы очередного ученого фолианта и бормотал себе под нос новые заклятья. Но потом произошло слишком много такого, о чем никому из них не хотелось вспоминать. Гусик не знал, как быстро и насколько полно восстановилось за прошедшие годы магическое ядро Иана, не знал, откуда он узнавал новые чары и как тренировал старые. И, конечно, ни разу не видел эльфа за подобной работой. В Фергусе отдаленным отзвуком еще звенела вспыхнувшая под действием проклятья обида — супруг, поклявшийся разделить с ним жизнь и все ее трудности, умолчал о такой важной вещи, как собственное искусство. Но теперь, когда багряный туман в сознании рассеялся, Гусик мог взглянуть на вещи более рассудительно. У Иана должна была найтись причина так поступить — а он сам ведь никогда не интересовался делами возлюбленного. Может быть, задай Фергус вопрос, супруг не стал бы его обманывать. Гусику вспомнилось, как после возвращения из цирковой труппы Иан жаловался, что его родителям не было никакого дела до его занятий — могло статься, что все эти годы эльф ждал от своего мужа интереса и участия. А у Фергуса просто не хватило ума их проявить. Закончив со своей рукой, Иан взялся за голову супруга — тот за неполную неделю получил по ней столько ударов, что приходилось только удивляться ее крепости. Иной в таких же обстоятельствах давно бы стал дурачком, но у Фергуса только звенело в ушах — с этой бедой эльф помог ему справиться еще одним заклинанием. Айра наблюдал за этими манипуляциями, не отрываясь, и только поначалу — затем, чтобы в случае чего защитить старшего брата. Потом же его взор был полон лишь восхищения — в замке Кимбольт и окрестностях, должно быть, чародеев не водилось, и мальчишка жадно вслушивался в слова Иана, пожирал глазами его нехитрые манипуляции руками — точно надеялся запомнить их все, чтобы потом безошибочно повторить. Краем взгляда Фергус заметил, что парнишка не переставал крутить простой металлический браслет на своем запястье, должно быть, не отдавая себе в этом отчета. Айра в последний раз поправил рубанок, спасший жизнь его старшему брату, выровнял его, переложил еще несколько завитков стружки с места на место, и лишь после этого удовлетворенно кивнул. — Идем, — заключил он. Но, конечно, просто так смыться с места преступления им было не суждено. Родители Иана и Айры стояли в дверях мастерской — Иорвет чуть впереди — и лицо эльфа было таким бледным и потерянным, словно, распахнув двери своего святилища, он увидел обоих детей повесившимися на потолочных балках. Нерадивые чада застыли перед ним, как парализованные. Гусик, тоже несказанно удивленный внезапным явлением хозяев, хотел было сказать что-то в их оправдание, но не смог сходу подобрать нужных слов. Молчание нарушил Вернон Роше. — Какого хрена вы тут забыли? — спросил он обманчиво спокойным тоном, хотя было заметно, что он, в отличие от шокированного и скорее расстроенного супруга, по-настоящему разозлился. Фергус и раньше имел несчастье наблюдать этого человека в гневе и наделся никогда не стать его объектом. — Папа, — поспешил заговорить Айра, явно наученный горьким опытом, что молчать было худшей тактикой, — мы искали краски — Гусик хотел нарисовать портрет Леи, и нам показалось, что ты не станешь возражать, если мы одолжим их у тебя. Юный мародер самым нахальным образом решил сбить прицел отца и перенаправить его гнев на того, кто в операции даже не участвовал, и Фергусу снова припомнилась Лита. Сестра тоже вечно назначала виноватых в своих проступках легко и без зазрений совести — крайними оказывались то невнимательные слуги, то слишком активные младшие братья, то сам Гусик, не желавший с ней играть. Но, в отличие от императорских родителей, отца Айры было так просто не запутать. — Фергус даже не знал, что у Иорвета есть мастерская, — холодно напомнил Роше, — и Иан — тоже. И о том, что сюда нельзя заходить они не догадывались. Что же это значит, Айра? Парнишка, вместо того, чтобы стыдливо потупиться и начать извиняться, как поступил бы в его положении любой нормальный преступник, пойманный за руку, смело выступил вперед, упер руки в бока и вскинул голову. — Но ведь тут нет ничего секретного или опасного, — заметил он с вызовом, — зачем было вообще запирать эту комнату — вы ведь сами мне говорили, что родные должны всем делиться. — Я знал, что сюда нельзя, — вдруг встрял Иан, — и сам отпер дверь. Так что, если хочешь на кого-то накричать, папа, я готов. Роше уже набрал воздуха в грудь, чтобы действительно прикрикнуть на старшего сына, но спутник его вдруг, вздрогнув, тихо рассмеялся. Все устремили на него удивленные взгляды. Иорвет тяжело привалился к дверному косяку и трясся от беззвучного хохота. Вернон, враз растерявший всю свою грозность, осторожно коснулся его плеча. Эльф дернулся, скинул его руку и шагнул вперед. — Смотри, они даже стружку положили на место — ну почти! — заявил он, указывая на верстак — Гусик заметил, что часть древесного мусора все же осталась рассыпанной по полу, — а что, Вернон, может быть, нам начинать прятать деньги? Похоже, наш сын становится вором. Иана-то учили скеллигские пираты, Гусиков отец вообще ограбил и изнасиловал половину Континента. А вот Айре не дает, видимо, покоя сказка о Робине Добряке, грабившем богатых и помогавшем бедным. Погоди, сегодня эта банда проникла ко мне в мастерскую, а завтра мы недосчитаемся антикварных стульев в гостиной. Да и книги в библиотеке все сплошь очень ценные. Айра обиженно насупился. — Мы не воры, — сказал он, но в тоне его больше не звучало горделивого отпора, — а Гусик вообще тут ни при чем — он нас отговаривал и помогал прибираться. — Плохо отговаривал, — бросил Иорвет. Он сделал еще шаг вперед, огляделся, — Вернон, я должен проверить, не пропало ли чего. Можешь пока заставить их вывернуть карманы? Роше не двигался с места, а Айра, уже чуть не плача, сжал кулаки. — Мы ничего не украли! — выкрикнул он, — я только мамин портрет Иану показал — и все! Иорвет, готовившийся к новому ядовитому плевку, вдруг осекся — и появившееся на его лице выражение было в точности похоже на то, что возникло у Иана, когда он взглянул на изображение незнакомой рыжей эльфки. Отец смерил младшего сына быстрым взглядом, потом произнес негромко: — Ступай к себе, и до вечера не показывайся. Айра моргнул, словно удивившись, что так легко отделался. Он шмыгнул носом, посмотрел на Иана, но, не найдя у него поддержки, развернулся и выбежал из мастерской. Когда его быстрые шаги стихли на лестнице, Вернон покачал головой. — Ты перегнул, — заметил он ровно, но Иорвет лишь невесело усмехнулся. Эльф в несколько коротких шагов оказался у накрытого пологом портрета, аккуратно освободил его от ткани и повернулся к Иану. — Я надеялся рассказать тебе это по-другому, — сообщил он. — Это Ава, — тихо сказал Иан, все еще не концентрируя взгляд на картине. Гусик этого имени никогда раньше не слышал, но отчего-то вдруг понял, что остальные присутствующие в мастерской теперь понимали друг друга без слов, точно обменивались мыслями. Встревать в этот беззвучный разговор Фергус не хотел — он едва ли его касался. Роше подошел к сыну, опустил ладонь ему на плечо и вздохнул. — До вашего побега Иорвет ничего не знал, — произнес он безо всякого выражения, — Аву взяли в плен, и чародейки опасались, что она не выживет. Она покушалась на жизнь королевы, ей грозила смертная казнь, но я увез ее сюда. Фергус смутно припоминал, что перед самым их отъездом на Скеллиге, когда план побега только начинали приводить в исполнение, ему сообщили о покушении на Анаис в темерском лесу, но королева упрямо настаивала, что сама могла со всем разобраться. Гусику оставалось только велеть Ваттье де Ридо помочь ей, обеспечить всеми необходимыми ресурсами. Сам же он был слишком погружен в собственное отчаяние, чтобы даже поинтересоваться результатами расследования. Но все это не объясняло происходящего. Ава, неудачливая убийца, была спасена от казни Верноном Роше — человеком, любившим Ани, как родную дочь. Это не укладывалось в голове, и картина расползалась, как акварель, разведенная слишком большим количеством воды. — Значит, Айра…- снова заговорил Иан — неуверенно и так, будто, открыв рот, не успел придумать, как закончить предложение. — Он наш сын, — решительно перебил его Иорвет, и во взоре его снова заплескалась злость — на этот раз совсем непохожая на ту, какую он рассыпал, отчитывая сыновей за проникновение в святилище. Теперь это была ярость медведицы, на чьих детенышей покусился наглый охотник, — Мы вырастили и воспитали его, сидели у его постели, когда он болел, радовались, когда он научился ходить и разговаривать, утешали, когда он набивал себе шишки, и хвалили за каждый маленький подвиг. Он наш сын, — повторил эльф так твердо, словно вбил в землю каменный столб. — И все-таки Ава родила его от меня, — тихо-тихо не возразил — напомнил Иан. Все встало на места. Гусик моргнул и впервые внимательно присмотрелся к девушке на портрете. Тайна, которой они с Ианом нашли несколько логичных, но ошибочных разгадок, разрешилась еще проще, чем они думали. Иорвет не нарушал брачных клятв, не путался с влюбленной студенткой или случайной встречной. Не совершал ошибки сознательно или с пьяных глаз — он лишь приютил и вырастил плод чужих поступков. Фергус перехватил взгляд Иана — тот, вместо того, чтобы злиться на отца или удивляться, отчего-то посмотрел на него испуганно и невыразимо несчастно — неужели испугался, что супруга прогневает старая ошибка? Гусик прислушался к себе — и не нашел ни обиды, ни разочарования. Он захотел даже заверить в этом Иана, но эльф заговорил первым. — Почему вы ничего не сказали Айре? — спросил он. — А зачем? — хмыкнул Иорвет, — его полностью устраивало жить с тем, кого он всю жизнь считал своим отцом. Его мать умерла, когда Айра был совсем маленьким, и мы с Верноном заменили ему и ее — и тебя. — Ты был далеко, — подтвердил Вернон — его рука по-прежнему лежала на плече Иана, — мы не знали, как с тобой связаться, и рассказывать Айре, что его отец сбежал или умер, нам казалось неразумным. Ты был — и остаешься — для него старшим братом, героем. Но теперь, если захочешь, мы поведаем ему правду. Иан опустил глаза, помолчал немного, потом негромко хмыкнул. — Хотите заставить меня решать? — спросил он, — что изменит правда? Я не знаю, надолго ли мы с Фергусом задержимся здесь, и куда жизнь забросит нас дальше. Я… я совсем не любил Аву, а с Айрой только что познакомился. И ты прав, отец, — эльф поднял взгляд на Иорвета, — он — ваш сын, и вы дали ему то, чего я не смог бы, даже если бы остался. — он решительно передернул плечами, и Роше терпеливо убрал руку, — Не надо ничего ему говорить. Мне нравится быть его старшим братом — а, когда мы уедем, распрощаться со мной ему будет проще, если он не узнает, что я — его отец. Иорвет и Роше переглянулись — Гусику показалось, немного удивленно, точно ждали от Иана совершенно другой реакции — претензий и истерик, может быть, хотя бы требований подробностей или более убедительных объяснений. Но Иан улыбался. — Я знаю, каково это — быть вашим сыном, — сказал он, шагнув к Иорвету ближе. — И лучшей доли для Айры и пожелать трудно. Иорвет моргнул, губы его дрогнули, но он не двинулся с места. — Спасибо, — только и смог выговорить он. Остаток вечера прошел почти нормально. Айра, не смея ослушаться родительского запрета, просидел в своей спальне до самого заката, а, явившись к ужину, покаянно извинился и перед родителями, и даже перед Гусиком — за то, что хотел его подставить. Инцидент, казалось, был исчерпан, но разговор за столом не клеился. Фергусу даже показалось, что новость о том, что покровы с их секретов были сорваны, оказалась не самой шокирующей для хозяев — словно с ними произошло что-то еще, куда более неприятное, но рассказывать об этом они не спешили. Иорвет выглядел потерянным и усталым. Иан — напряженным, а Роше нацепил на лицо непроницаемую маску офицерского спокойствия — с такой генералы проигрывали решающие битвы, не желая показывать панику солдатам. Ни о приступе Фергуса, ни о поездке хозяев к Эмгыру ни словом не обмолвились. Спать отправились рано. Гусик хотел было заикнуться о веревке и о том, что его могло снова накрыть проклятьем, но Иан лишь отмахнулся — эльфу точно казалось, что самое страшное они уже пережили и отделались малой кровью. Фергус был в этом совсем не уверен, но спорить не стал. В темноте спальни Иан, почти полностью раздетый, подобрался по постели к супругу и обнял его с такой напуганной нежностью, словно они только что вместе избежали неминуемой гибели. Немного удивленный, Гусик прижал его к себе в ответ. — Прости меня, — прошептал Иан прямо ему в ухо, и Фергус удивленно хмыкнул. — За что? — спросил он, — не за то же, что ты переспал с этой девушкой, Авой, пока путешествовал с труппой? — Всего один раз, — несмотря на его мирный тон, принялся оправдываться Иан — похоже, ни ложь родителей, ни факт отцовства не волновали его так, как мнение Гусика на этот счет, — она сама пришла ко мне, и Яссэ… мне кажется, он все три года надеялся, что рано или поздно это произойдет. Подталкивал и ее, и меня — ради магии, конечно. Я должен был найти новый источник, чтобы отточить мастерство — но я не любил Аву, и ничего не вышло, — он фыркнул, — ну, кроме Айры, конечно. Гусик, обняв его крепче, тихо рассмеялся. — Родной, мы были в разлуке почти три года, — ответил он, — и я все это время был женат на Ани. Да если бы на ее месте была другая, более сговорчивая девушка, и мой отец давил на меня чуть сильнее, к твоему возвращению у меня могло быть трое детей — а, учитывая мою наследственность, и все шестеро. Как бы тебе это понравилось? — Мне — не очень, — подтвердил Иан, — а вот этой троице — весьма. Лея пообщалась с тобой всего пару раз, и уже души в тебе не чает. О, как все же жаль, что байки про Фрейю — чушь. Представляю, как ты любил бы нашего совместного ребенка. — Увы, — прошептал Гусик, отстранился от Иана — но затем лишь, чтобы найти в темноте губами его губы, — придется любить тебя одного так же, как я полюбил бы своих детей. Эльф ринулся в поцелуй с такой отчаянной лаской, словно надеялся распознать в словах Фергуса фальшь или подвох, но, не обнаружив ничего подобного, негромко застонал ему в губы. — Когда разберемся с проклятьем, уедем отсюда, — сказал Иан, когда они наконец смогли оторваться друг от друга, — на Скеллиге мне больше не хочется, но, может, нам понравится в Дол Блатанне? В княжестве, которым правит чародейка, для меня найдется работа, а ты сможешь видеться с Леей. Купим дом и, может быть, приютим эльфского сироту. — Зачем нам уезжать? — удивился Гусик, — тебе ведь нравится здесь, и Айра, даже если никогда не узнает, что ты его отец, от тебя в восторге. А твои родители… Иан отстранился и сел на постели, скрестив ноги и отвернувшись от Гусика. — Я здесь чужой, — проговорил он едва слышно, — ты видел, как неловко моим родителям в моем присутствии? А теперь станет еще хуже — они станут бояться, что я вывалю на Айру правду. Мы будем поддерживать с ними связь, даже приезжать в гости… Но за четырнадцать лет много воды утекло — я стал для них неудобным незнакомцем, непрошеным гостем. Да и вообще, — Иан снова посмотрел на Гусика и заносчиво фыркнул, — я — взрослый эльф, у меня есть муж, и я хочу жить с ним, а не у родителей. Ты разве не согласен? — добавил он осторожно, снова подавшись к Гусику. — Я хочу быть с тобой, пока живу, — совершенно искренне ответил Фергус, и никто из них не стал уточнять, что срок он обозначил довольно короткий. На следующий день в баронский замок наконец явилась Лита. За ночь новых приступов у Гусика не случилось, и он впервые за последние дни смог по-настоящему выспаться. Взглянув на его лицо — посвежевшее, с почти зажившими синяками, аккуратно вымытой и подстриженной бородой — сестра позволила себе снисходительно улыбнуться. — Наконец-то ты стал похож на человека, — заметила она. Скупо поприветствовав хозяев, юная чародейка распорядилась выделить им с братом отдельный кабинет и держаться подальше — никто не стал возражать. После разговора с Ианом, Гусик действительно стал подмечать, как скованно в его присутствии держался Иорвет. В Роше напряжения супруга не чувствовалось, но он тоже был не слишком разговорчив, а на требования Литы лишь кивнул и отдал приказ Робину устроить все так, как она хотела. Айра же, выпущенный из-под ареста, смылся из замка еще до завтрака, должно быть, посчитав компанию взрослых слишком рискованной для своей свободы. Фергусу не хотелось оставлять Иана одного даже ненадолго, кроме того, супруг намеревался попросить Литу о помощи в собственной защите от проклятья. Сестра, немного поколебавшись, милостиво согласилось на его присутствие, и в маленьком уютном кабинете они заперлись втроем. Юная чародейка сперва долго и старательно сканировала Фергуса — ощущения от этого были самые неприятные. Словно чьи-то чужие холодные пальцы ощупывали его, проникали в самые запретные уголки его сознания и сердца, и каждое прикосновение Литиной энергетики отзывалось в теле Гусика зябкой дрожью. Однако на этот раз сестра явно не стремилась причинить ему боль, и обследование прошло без серьезных последствий. — Я не чувствую, что проклятье прогрессирует, — заметила Лита, когда Иан рассказал ей о вчерашнем приступе Фергуса, утаив, тем не менее, большую часть подробностей, — то, что с тобой произошло, должно быть, отвечает его обычному течению. Может быть, чарам требуется время, чтобы раскрыться, и приступы станут чаще и сильнее, но пока у нас есть возможность в этом разобраться. Я отправила Риэра к месту последнего обиталища Яссэ — он должен найти что-нибудь из его вещей с похожей энергетикой, чтобы я смогла просчитать сигнатуру проклятья. — Риэра? — удивленно переспросил Гусик, чувствуя, как сердце сжалось от внезапной тревоги за младшего брата, — совсем одного? — Нет, конечно, — отмахнулась Лита, — братьев у меня, конечно, навалом, но за кого ты меня принимаешь? Если он попадет в беду, ему придут на помощь. Но он и сам не лыком шит — десять лет учился быть ведьмаком. Гусик уважительно хмыкнул. — Отец волновался, что Риэр рос неконтролируемым и жестоким, — заметил он, словно проясняя ситуацию для молчаливого Иана, — хорошо, что кто-то догадался пустить его энергию в мирное русло. — Да уж, два ведьмака в одной семье — кто еще может этим похвастаться, — фыркнула Лита, — Мэнно заграбастала мама — лет через десять наш младшенький сможет не завоевать, так купить весь Континент с потрохами. Я — чародейка, хотя папа от моего выбора не в восторге. А ты… — Паршивая овца, — вздохнул Гусик — впрочем, почти без сожаления. Лита же не стала с ним спорить. Она обратила любопытный взгляд на Иана. — А ты, значит, все же не забросил магию? — спросила чародейка, и эльф кивнул, — хорошо. Я покажу тебе парочку эффективных приемов, чтобы, если что, утихомирить нашу паршивую овцу. Жаль, Риэр не успел продемонстрировать тебе, как правильно бить его в челюсть. — Иану есть, у кого этому поучиться, — рассмеялся Гусик, потерев затылок. Сестра — та, что лучше прочих осознавала опасность его положения и разбиралась в проклятьях больше всех — не демонстрировала ни капли беспокойства, и в ее компании Фергус вдруг почувствовал уверенность, что все и впрямь могло закончиться благополучно. Его делами занимались те, кто действительно мог помочь, а от него самого требовалось лишь получше держать себя в руках и не мешать им. — Все равно, — покачала головой Лита, — Риэр — не какой-то там кабацкий драчун, он почти ведьмак и знает, как управляться с проклятыми. — Она вдруг замолчала, точно прикидывая что-то в уме, и наконец заговорила, тщательно подбирая слова, — все-таки жаль, я почти не помню Цири. Гусик и Иан удивленно переглянулись. — Тебе было шесть лет, когда она пропала, — напомнил брат, — достаточно сознательный возраст, чтобы хоть что-то запомнить. — Да, но в моей памяти отложилось лишь то, как она меня задирала и обижала, — ядовито заметила Лита, — ничему полезному она меня так и не научила. Должно быть, считала, что в семье достаточно одной боевой девчонки, а мне все и так достанется на блюде с поклонами. — Разве это не так? — с неожиданным ехидством поинтересовался Иан, — я помню тебя в шесть лет, и учить тебя чему-то было, мягко говоря, бесполезно. Лита грозно нахмурилась. — Я никогда не принимала навязанных правил, — ответила она с достоинством, — и придумывала собственные, которые бы подходили мне, а не всем остальным. — Много ли еще людей могут этим похвастаться, — пожал плечами Иан, — удивительно, что хотя бы Филиппа смогла найти к тебе подход. — А от тебя, насколько я знаю, сперва отказался мастер Риннельдор, а потом и Кейра, — не осталась в долгу Лита, — и ты учился у убийцы, из-за которого мой брат теперь проклят. По мне, лучше уж остаться невеждой. Иан хотел ей ответить, но Гусик прервал его. — Меня всю жизнь учили быть Императором, — сказал он примирительно, — и что толку? Не думаю, Лита, что ведьмачьи приемы могли пойти тебе впрок. Цири подтрунивала над тобой — это правда. Но она любила и меня, и тебя, хотя мне от нее доставалось ничуть не меньше. Она погибла, защищая не только нас с тобой, но и всю Империю. Думаю, из нее правительница бы получилась куда лучше Фергуса Бесхребетного. — Может быть, — неожиданно словно смирившись с его правотой, вздохнула Лита, — но ведь ты так долго был уверен, что она вовсе не погибла. Искал ее — я помню. Почему ты бросил это дело? Гусик опустил глаза. То, о чем они говорили, было делом давно отжитым, но старая тупая боль потери вдруг снова подняла уродливую голову. — Я узнал правду, — ответил Фергус негромко. Лита посмотрела на него пристально и как-то слегка уязвленно. — Узнал правду — и никому не сказал? — требовательно спросила она. Гусик, удивленный ее внезапным напором, пожал плечами. — Я все рассказал Ваттье и Геральту, — ответил он, — но допросить того, кто был повинен в ее исчезновении, они смогли только после моего побега. И если уж де Ридо ничего из него не вытянул, то никто не смог бы. — И кто же это был? — спросила Лита, не сводя с брата прямого взгляда. — Яссэ, — не задумавшись, ответил Фергус, — он признался мне, что помог Цирилле исчезнуть. Утверждал, что она жива, но не сможет вернуться на трон. Ведьмак, который искал целых три года, считал, что наша сестра перенеслась в другой мир и решила остаться там — опасность ей не грозила, утверждал он, а искать ее, пока она сама не захотела бы найтись, было бессмысленно. Должно быть, Ваттье не добился большего от преступника. — Ваттье мертв, — задумчиво протянула Лита, — его уже не спросишь… Гусик нахмурился. — Почему тебя вдруг заинтересовала судьба Цири? — спросил он после секундной паузы. Юная чародейка устало вздохнула и пожала плечами. — Если она жива, отец хотел бы встретиться с ней еще хотя бы один раз, — ответила она очень тихо, — он любил ее больше всех нас — Цири была его первенцем, он иногда заговаривает о том, как сильно провинился перед ней, но даже не смог похоронить, как полагается. Я не могу вылечить его от старости — и никто не может. Но, возможно, сумела бы оказать ему эту последнюю услугу. Они замолчали. Гусик некоторое время смотрел на поникшую фигуру сестры, пытаясь почувствовать ложь в ее словах. Но сложно было спорить с тем, что единственным человеком на свете, кого Лита по-настоящему любила, был их отец. И чародейке, стремившейся к всемогуществу, тяжело было смириться с собственным бессилием в деле, которое действительно ее волновало. — Может, они еще встретятся, — ответил он, прекрасно понимая, как жалко и неубедительно звучали его слова. Лита горько усмехнулась. — В лучах Вечного Солнца в чертогах предков, ну да, — покачала она головой, — никогда не была сильна в религии. Ну да будет об этом, — чародейка снова посмотрела на Иана, — давай, Знающий, готовься узнать кое-что действительно полезное. Следующий час сестра и супруг потратили на изучение магических приемов сдерживания Гусиковых приступов агрессии, и Иан схватывал новые чары на лету — Фергус даже немного загордился успехами возлюбленного. Эльф и сам выглядел чрезвычайно довольным собой и воодушевленным, словно страх за мужа и свою безопасность окончательно развеялся. Наконец все трое вернулись в столовую, куда, по словам встреченного в коридоре Робина, уже подали обед. Лита разделить с хозяевами трапезу отказалась, а Гусик, набравшись храбрости, вдруг попросил ее: — Ты не могла бы перенести меня в Нильфгаард? Как и следовало ожидать, просьба его была встречена общим удивлением — даже хмурый Иорвет встрепенулся и уставился на него. Иан же испуганно сжал руку супруга, будто опасался, что тот вознамерился все же сбежать от него. Гусик ободряюще улыбнулся ему. — Я хотел бы снова повидаться с отцом, — пояснил он, — сделать то, о чем ты говорила, Лита, я не могу. Но, может, и моя компания придется ему по душе? Я вернулся, чтобы попрощаться с ним, и, когда мы встретились, отец был сонным и вялым, мы почти не поговорили. Но, если верить Лее, он в сознании и в уме. А его ума мне, может быть, и не хватает. — Фергус посмотрел Иану в глаза, — всего пару часов — вечером я бы вернулся. Лита скептически покачала головой. — Один ты к нему точно не просочишься, — заявила она, — тебя схватит стража, и хорошо, если примет за грабителя или наемного убийцу. — Лита права, — поддержал ее Иан, — в Нильфгаарде тебя могут узнать, твои портреты, наверно, висят там на каждом углу. Гусик, осознавая их правоту, заметно сник и готов был подчиниться жестокой судьбе, но Лита вдруг улыбнулась. — Пойдешь со мной, — вынесла она вердикт, — я тоже хотела повидаться с папой, а тебе он и впрямь обрадуется. Только вот тебе бы приодеться. — чародейка придирчиво оглядела его одежду с Вернонова плеча. — Внешность я менять не умею, но кое-что предпринять можно. Не дергайся. Отступив на шаг, пока Гусик не успел воспротивиться и даже испугаться, Лита взмахнула руками, произнесла заклинание, и по телу его пробежала легкая неприятная дрожь. Фергус даже глаза закрыл, опасаясь, что сестре вздумалось превратить его в кота или ящерицу, чтобы пронести в покои отца за пазухой. Но ничего такого не случилось. Роше, сидевший за столом, негромко рассмеялся. — Да ты вылитый рыцарь Дани на пиру королевы Калантэ, — заявил он, и Гусик открыл глаза. Зеркала в столовой не было, и оглядеть себя целиком он не мог, но понял, что вместо льняной рубахи и широких замшевых брюк, появилась плотная, сидевшая точно по фигуре черная лакейская ливрея, какую носили все слуги в Императорском дворце. Лита, должно быть, сделала что-то и с его волосами — Иан протянул руку и осторожно растрепал их — длинная черная прядь упала Гусику на глаза. — Этот наряд любого сделает невидимкой, — чародейка гордо задрала подбородок, — кто вообще обращает внимание на слуг? Ты готов? Гусик пошевелил плечами — непривычный наряд сковывал движения, кружевной воротник уже начал натирать шею, но все это было малой ценой за невидимость. Он уверенно кивнул, и Лита взяла его за руку. В знакомом Портальном зале Императорского дворца зеркало было — и Фергус смог наконец рассмотреть самого себя. Черные волосы и борода и впрямь сделали его удивительно похожим на портреты молодого Эмгыра. Ливрея сидела, как влитая, подчеркивая изящную линию плеч и совершенно не мужественную стройность. — Ловкий фокус, — похвалил Гусик, обернувшись к сестре. Та с достоинством кивнула. — Я сама иногда им пользуюсь, когда хочу побыть блондинкой или мне лень переодеваться, — ответила она, — это заклятье называется Уловкой Сендриллы — понятия не имею, почему. Через пару часов иллюзия развеется. Так что хватит любоваться — идем. Следом за сестрой Фергус вышел из зала и собирался было свернуть в знакомую галерею, но Лита остановила его. — Еще одна вещь, — шепнула она, покосившись на безмолвных рыцарей, несущих стражу в коридоре. Юная чародейка выждала несколько минут — и не зря. Из-за угла вырулил слуга в точно такой же ливрее, как та, что была на Фергусе. Человек нес в руках большой поднос, накрытый белой салфеткой. — Эй ты, — позвала его Лита, и слуга замер, как послушный голем, — это обед для Его Милости? — уточнила она, и человек кивнул, — давай его сюда. Ты, — она кивнула Гусику, — возьми. Фергус покорно забрал поднос из рук безропотного служителя, и тот, учтиво поклонившись, ретировался. Лита удовлетворенно кивнула. — Папины привычки никогда не меняются, — прошептала она, — война — войной, а обед — по расписанию. Гусик, который тоже это прекрасно помнил, тихо рассмеялся и, балансируя тяжелым подносом, поспешил за сестрой по коридору. У покоев отца рыцари отдали принцессе честь, а на семенившего за ней по пятам лакея не обратили ни малейшего внимания. Лита распахнула дверь и пропустила Фергуса вперед себя. Гусик боялся застать отца спящим, но тот обнаружился сидящим в высоком кресле у окна. Рядом с ним, придирчиво считая пульс на тонком запястье регента, застыл Регис. На неудобной маленькой скамеечке у ног Эмгыра устроилась Лея — юная Императрица с надеждой взирала на лекаря, словно ждала от него неожиданных приятных новостей. Когда Лита и Гусик вошли, все трое обратили на них взоры — и все трое мгновенно узнали Фергуса. Лея с улыбкой поднялась со своего места и устремилась ему навстречу. — Папа, — будто сразу осознав секретность происходящего, прошептала девочка, — ты пришел, как я рада. Какой ты… нильфгаардский. Гусик рассмеялся, осторожно опустил поднос на столик перед отцом и только после этого обнял Лею за плечи. Регис, выпустив руку регента, наградил Литу неожиданно одобрительным взглядом и отступил в сторону. Чародейка же надвинулась на него, скрестив на груди руки. — Как папино самочувствие? — спросила она с нажимом. — Регис, не отвечайте, — слабо махнул рукой Эмгыр, — довольно с вас допроса, который учинила моя жена. — он взглянул на дочь и бледно улыбнулся — между тонких бескровных губ сверкнул ряд ровных белых зубов. — Погляди, Лита, что смастерил для меня Эмиель, — похвастался регент, — у меня таких и в молодости не было. Первый зуб мне выбили в тринадцать лет, а потом все катилось по наклонной. Лита с любопытством наклонилась к отцу. — Это фарфор? — спросила она, подняв глаза на улыбающегося Региса. — Керамика, — ответил лекарь, не скрывая гордости, — на серебряной основе. — Умно, — похвалила Лита. — Теперь я смогу наконец-то нормально произносить слова, не орошая собеседника своим красноречием, — Эмгыр покосился на накрытый салфеткой поднос, — и есть что-то, кроме перетертых овощей и жидкой каши. — Мне жаль, Ваша Милость, — Регис подошел к столу и театральным жестом сдернул салфетку, — по распоряжению вашей супруги, на обед вам подали то же, что и вчера. Новые зубы я вам сделал, а вот новый желудок — увы. Эмгыр демонстративно поморщился. — Рия уже много лет не дает мне умереть счастливым, — пожаловался он, — или хотя бы сытым и пьяным. Я бы десяток лет отдал за простой кусок мяса и бокал Эст-эста. Человек, сидевший в кресле и жаловавшийся на жестокую судьбу и излишнюю заботу супруги, был совсем не похож на того Эмгыра, каким Фергус его запомнил. И дело было вовсе не в дряхлости, худобе и седине — никогда прежде Гусик не видел, чтобы отец так много улыбался и шутил, словно скорая смерть освободила его от каких-то оков, которые прежде он сам на себя надел. Сложно было не заразиться этим ехидным весельем. — Пахнет вкусно, — заметил Фергус, потянув носом, все еще не выпуская Лею из объятий, — если ты не хочешь супа, я сам его съем. — Руки прочь, — заявил Эмгыр, царственно поведя ладонью, — нарядился лакеем — так лучше займись моим ночным горшком, чем лезть в тарелку. — Папа, — сморщила нос Лита, но тут же рассмеялась, уселась на скамеечку Леи и осторожно взяла отца за руку, — я так рада, что тебе лучше, — заявила сестра совершенно искренне, и Эмгыр, опустив на нее взгляд, свободной рукой погладил Литу по волосам. — Вчера я имел один занятный разговор, — ответил он вполголоса, — и он… приободрил меня. Никто из присутствующих не стал уточнять, что именно Эмгыр имел в виду, но Гусик понял, что разговор тот состоялся между отцом и родителями Иана. И регента, похоже, он порадовал куда больше, чем его мрачных собеседников. Лея отстранилась от него и вернулась к креслу деда. — Давай я покормлю тебя, — предложила она заботливо, но Эмгыр, покосившись на Фергуса, твердо покачал головой. — Милая моя, я еще не так немощен, чтобы не суметь удержать в руках ложку, — заявил он, — кроме того, я так понимаю, твой отец явился сюда не только затем, чтобы накрыть на стол. Фергус, — цепкий взгляд черных глаз, в которых Гусик не разглядел больше ни капли прежнего веселья, обратился прямо на него, — ты хотел поговорить со мной? Немного помедлив, Фергус кивнул. Он точно не знал, что именно собирался обсудить с родителем, но на память вдруг пришли их давние беседы, когда, сгибаясь под тяжестью короны, юный Император всегда помнил, что мог обратиться за помощью к отцу. У того никогда не находилось для него прямых ответов — но он точно знал, как натолкнуть на них самого Фергуса. — Оставьте нас, — не попросил — приказал Эмгыр, и Лея с Регисом мгновенно подчинились. Девочка быстро поцеловала отца в колючую щеку и поспешила к выходу из покоев. Лекарь низко поклонился и последовал за ней. И только Лита упрямо осталась сидеть на месте. И это тоже будило воспоминания из юности. — Лита, — терпеливо обратился к ней отец, — не заставляй меня просить дважды. Юная чародейка выждала пару мгновений, потом уязвленно фыркнула и встала, оправив юбки. — Важные разговоры вечно доставались Фергусу, — пожаловалась она, но спорить больше не стала. Оставшись наедине с родителем, Гусик немного растерялся. Эмгыр не предложил ему садиться, и пришлось принимать решение самостоятельно — скамеечка у ног регента оказалась слишком низкой и неудобной, но Фергус примостился на ней, не зная, куда деть ноги и руки. Отец же взял с подноса ложку и с презрительным видом помешал желтовато-белое варево в тарелке. Когда он зачерпнул немного супа и понес его ко рту, рука регента дрогнула, и вязкая масса выплеснулась на салфетку и стол. Гусик, не спрашивая разрешения, быстро поднялся, забрал из слабых пальцев родителя ложку, вытер неровные желтые пятна и сам зачерпнул следующую порцию. Покорный судьбе, Эмгыр откинулся на спинку кресла и покорно проглотил предложенное варево. — И правда — довольно вкусно, — сообщил он со вздохом. Фергус улыбнулся и повторил процедуру, потом еще и еще раз. Отец ел сосредоточенно и медленно, точно хотел прожевать вязкую массу и представить, что это было жаркое из куропатки или кремовое пирожное, а не опостылевший суп. — Ты соврал им, — когда тарелка наполовину опустела, тихо произнес Гусик, утерев губы отца салфеткой. Тот устало покачал головой. — То, что я стар, для них не новость, — заметил он, — некоторое время я вообще не мог пользоваться этой рукой. Так что это — большой прогресс. Повинуясь неожиданному порыву, Фергус проговорил после еще одной паузы: — Спасибо, что вырастил Лею. Я ее бросил… — Не без моего участия, — со вздохом ответил Эмгыр, — ты никогда не хотел быть Императором, но я тебя заставил. Останься ты консортом в Темерии, тебе не пришлось бы бежать и бросать свою дочь. Моей ошибкой было, что я подходил к тебе с собственным мерилом. — Но я — не ты, — Фергус опустил глаза, — и таким, как ты, мне никогда не стать. — И слава Великому Солнцу, — фыркнул регент. Он проглотил еще одну порцию супа и потянулся к стакану с травяным отваром. Гусик помог ему сделать глоток, — Тебе хватило смелости отказаться от того, что я вбивал тебе в голову всю твою жизнь, и стать тем, кем ты сам хотел. С Леей я пытался вести себя иначе, быть более мягким и чутким, но все еще не уверен, как она поступит, когда останется одна на троне. Фергус улыбнулся. — Лея — Императрица, — заметил он, — и готова ею быть, я говорил с ней совсем мало, но успел это понять. Она родилась в неудачное время и у довольно паршивых родителей, но с тобой ей повезло. — Я этого уже не узнаю, — ответил Эмгыр, жестом отказываясь от очередной ложки супа. Гусик покорно отложил ее и снова сел на скамейку, — Лею ждет серьезное испытание на самой заре правления. И я не смог ее от этого уберечь. — Она что-то об этом говорила, — кивнул Фергус, — дело ведь в Темерии — да? Анаис намерена объединиться с Реданским королем и вывести свою страну из состава Империи. — Не совсем так, — возразил Эмгыр, — Анаис намерена бороться за свободу Темерии — и в этот раз действительно может добиться успеха, хоть пока и не до конца осознает цену, которую ей предстоит заплатить. Гусик нахмурился. С бывшей женой он так и не успел толком пообщаться, а сведений, полученных от Леи, было слишком мало, чтобы делать какие-то выводы. Кроме того, Фергус догадывался, что заикаться при отце об интересном положении Ани тоже не следовало. Сильные мира сего затеяли партию в гвинт вслепую, не видя не только карт соперника, но и собственных. — Об этом ты говорил вчера с Верноном Роше? — уточнил он осторожно. Эмгыр кивнул. — По большей части, — подтвердил он, — я сделал ему предложение, которое мне самому кажется беспроигрышным. Но верный пес скорее отгрызет себе лапу, чем вспрыгнет на хозяйскую постель. — Ты предложил ему стать наместником? — предположил Гусик, но тут же перебил сам себя, — ты предложил ему стать королем! Эмгыр лениво развел руками. — Это — и еще выгодные условия соглашения по выходу из состава Империи, — ответил он, — но он даже не дослушал их. Ни военная поддержка Империи, ни торговые договоры, ни пакт о ненападении его не интересуют, если речь идет о его малышке Анаис. Вернон Роше спас ей жизнь и подставил спину, чтобы, встав на нее, она взобралась на трон. И никакие разумные аргументы его не волнуют — он дурной политик. — Но что, если не ты, а Лея предложит ему это? — озаренный внезапной мыслью, Гусик даже подался вперед на своей скамеечке, — она доверяет ему куда больше, чем Ани, и должна понимать, что свобода Темерии — это не ультиматум Империи, а разумный шаг, который не подорвет ее авторитет, а утвердит его. Я взошел на трон, как славный победитель в Зимней войне. А Лея может стать не просто мудрой Императрицей для нильфгаардцев, но и освободительницей Темерии. Той, что исправит наши ошибки. Историю ведь пишут те, чей расчет оказался точней. Эмгыр опустил на него глаза и несколько долгих минут задумчиво разглядывал лицо сына. — Ты все же куда больше похож на меня, чем думаешь, — проговорил он наконец, — ну или мои уроки все же пошли впрок. То, что ты предлагаешь — правильно и разумно, я бы сам, возможно, не дошел до этой мысли. Но, несмотря на все мои старания, характером Лея пошла в мать. Сама она не примет подобного решения — к тому же, из ее уст это будет звучать, как уступка. Реданцы воспользуются этим, и все усилия могут пойти прахом. — Значит, она сама должна до этого дойти, — не сдавался Гусик, чувствуя, что словил волну внезапного вдохновения, — а инициатива должна исходить не от нее, а, скажем, от меня. — Что ты имеешь в виду? — с неподдельным любопытством переспросил Эмгыр — похоже, в своей стратегии он до сих вовсе не учитывал старшего сына. Фергус улыбнулся. — Я ведь — герой, помнишь? — сообщил он, — безвременно павший, спасая жену и ребенка. Сколько моих решений остались неозвученными, потому что я просто не успел подписать соответствующие указы? Вполне может оказаться, что, узнав о беременности Анаис, я уже начал готовить акт об освобождении Темерии. Моя жена выполнила долг перед Империей — подарила ей наследника. И в знак благодарности я решил преподнести ей свободное королевство, как справедливый дар за многолетнюю верность. Ваттье мог знать об этом — так ведь и он больше ничего не расскажет. — И коварный шпион решил не обнародовать твою волю после скоропостижной кончины Императора, — подхватил Эмгыр. Его глаза загорелись незнакомым Гусику азартом, — только теперь Анаис лишилась доверия Нильфгаарда, приняв предложение Виктора. И потому королем должен стать тот, кто был неизменно верен — и Лее, и Темерии. — Вернон Роше, — произнесли они почти в один голос. — Только вот, — волна энтузиазма вдруг схлынула, и Гусик опустил глаза, — мы ведь обманем Лею, заставим ее сделать то, чего она делать не хочет. Эмгыр покачал головой. — Детям на то и нужны родители, чтобы не навязывать им свою волю, а подталкивать их в верном направлении, — ответил он, — я в этом искусстве не слишком преуспел. Но ты, Фергус, с подобными размышлениями, точно сумеешь сделать все правильно. Гусик снова посмотрел на него — отец улыбался, а у сына вдруг болезненно перехватило дыхание. Он протянул руку и сжал холодную ладонь родителя. — Что мы будем делать без тебя, папа? — тихо спросил он, чувствуя, как от подступивших слез защипало глаза. Свободной рукой — той самой, что до этого не смог поднять ложку, но на этот раз даже не дрогнувшей — Эмгыр погладил его по голове, но ничего не ответил. Они просидели так еще несколько минут, потом, освободив свои пальцы из осторожной хватки сына, регент откинулся на спинку кресла. — Позови обратно Литу, — попросил он негромко, — если мы будем держать ее за дверью еще секундой дольше, она никогда меня не простит.