Тонкие материи

Дни стояли морозные и ясные. Иорвет заявил, что в Вызиму он хотел отправиться своим ходом, не пользуясь порталом, и Роше не стал ему возражать. На сборы и прощания ушел весь следующий за праздником Айры день, хотя никакой особой поклажи путники с собой не брали, а уезжать из дома даже на несколько недель было для них делом обычным. Но в этот раз все было иначе. Роше знал — на то, чтобы выплатить долг Господину Зеркало, времени у Иорвета оставалось еще предостаточно, но эльф, похоже, решил, что, обращаясь к ученым коллегам, он делал последнюю ставку в смертельной игре, и иного шанса выполнить условия договора ему не представится. Вернон же старался сохранять оптимизм и не терять надежды, хоть и не мог никак придумать, к кому еще они могли бы обратиться за помощью. Выезжали ранним утром, еще затемно, и попрощаться с путешественниками вышли все члены семейства — да еще с такими лицами, точно и впрямь провожали их на войну. Даже Айра, обычно едва замечавший отъезды родителей, всегда точно знавший, что не через пару дней, так через неделю они непременно вернутся, выглядел отстраненным и грустным. Обнимая Иорвета перед тем, как тот сел в седло, мальчик прижался к нему так крепко, и так долго не хотел выпускать отца из своих рук, что Роше успел заподозрить, что нежданно-негаданно с Айрой приключился один из тех пророческих приступов, что иногда мучили в детстве Иана. Двимеритовый браслет прочно сидел на запястье сына, и едва ли что-то подобное могло произойти, но, заглянув в бездонно грустные, как потаенное лесное озеро, глаза мальчика, Вернон почувствовал, как по спине прошелся строй ледяных мурашек — Айра о чем-то подозревал, понимал, что родители отправлялись в путь не просто так, и никакое обещание Иорвета вернуться до Йуле, похоже, не могло убедить сына. Иан и Гусик держались за руки. Накануне, пока шли сборы, и эльф раздавал ценные указания отпрыскам, вынужденным остаться в замке наедине, Роше заметил, что старший сын буквально боялся отходить от своего супруга. То и дело касался его, старался сесть поближе, заглядывал в глаза — такая же манера проявлялась иногда и у Иорвета, обычно, если он совершал нечто неприятное, и Вернону приходилось великодушно прощать его за что-то, в чем эльф готов был признать свою вину. После таких ссор супругу требовалось еще некоторое время, чтобы убедиться, что его человек не затаил зла и действительно простил его. Вероятно, Иан и Гусик успели поссориться — может быть, из-за визита Фергуса в Императорский дворец. И теперь, по прошествии целого дня, Иану явно пришлось сделать над собой усилие, когда он выпускал ладонь супруга, чтобы обнять родителей на прощание. Старший сын прятал глаза, и будь у Роше побольше времени, и будь это хоть чуточку больше его делом, человек непременно поинтересовался бы — неужто ссора между супругами вышла настолько серьезной, чтобы Иан вел себя так странно. Он надеялся, впрочем, что пара недель почти наедине могла помочь молодым разобраться в своих проблемах. Первая половина пути проходила через звенящий от мороза лес, и рассветные лучи едва проникали сквозь густой частокол древесных стволов. Кони бежали ровно — супруги не слишком торопились, и Иорвет почти всю дорогу молчал, погруженный в невеселые думы. Роше не решался прерывать его размышления, тем более, что ему и самому было, о чем пораскинуть мозгами. После поспешной клятвы, принесенной Анаис в Третогоре, он столкнулся со вполне ожидаемой проблемой. Пообещать служить Родине и королеве было легко, и это представлялось единственно верным поступком, но вот что именно Вернону предстояло делать на этой службе ради исполнения собственной клятвы, человек понятия не имел. Новый глава разведки — молодой Патрик Вес, занял эту должность совсем не случайно. Еще находясь на службе, задолго до собственной отставки, Роше взял юношу под крыло, как когда-то — его мать, и научил Патрика всему, что знал сам. Принимая обязанности, парень был совершенно готов к ним, более того — имел свой взгляд на работу, и, в отличие от Вернона, настроен был и на решительные действия, и на бесконечные часы за письменным столом над депешами и донесениями. В Патрике не было ни излишней порывистости его покойной родительницы, ни ее жажды подвигов, он вырос рассудительным, основательным и чрезвычайно умным, умел договариваться с людьми и обладал недюжинной проницательностью, был в достаточной мере жесток и при том — безоглядно верен Ее Величеству. Должность главы разведки, казалось, была буквально создана для него, и Роше понимал, что сам он теперь не то что конкурировать с Патриком не мог, но и помощь его парню была не особо нужна. За три года, прошедших с отставки, Вернон так далеко отошел от политических дел, что сейчас ему потребовалось бы много времени, чтобы нагнать ситуацию, разобраться в ней и сформировать какое-то мнение. Охранник в его лице Анаис тоже был не нужен. После того, как Ламберт окончательно перебрался в Нильфгаард, чтобы на всех официальных приемах возвышаться за спиной юной Императрицы Леи, Анаис не стала разыскивать для себя нового ведьмака, но по инициативе Виктора и его советницы ее защитой занялась Ложа, и эта охрана оказалась даже надежней двух верных мечей за спиной охотника на чудовищ. Дворец в Вызиме был надежно окружен специальными чарами, и на дипломатических встречах королеву всегда сопровождали выпускницы Аретузы — хотя в прочих областях Империи подобная помощь не приветствовалась и даже осуждалась. Анаис же издала целый ряд указов, обеспечивающих чародеев на территории Темерии особыми правами, фактически даровав им полную свободу действий — и в благодарность магички исправно несли свою службу, защищая правительницу. Роше знал — среди адепток магической школы считалось настоящей высокой честью попасть в услужение Ее Величеству. И ему самому нечего было этому противопоставить. Вернон помнил свой последний разговор с Эмгыром, и то и дело мыслями возвращался к нему. Предложение регента могло показаться единственно верным, логичным и учитывающим интересы всех вовлеченных. Возможно, все взвесив, и королева согласилась бы с этим, но, откинув в сторону свою убежденность, что, кроме Анаис, никто, даже он сам, не имел права занимать Темерский трон, Вернон понимал, что, приняв эти условия и королевские обязанности, накормив волков, он вовсе не обеспечил бы целостность овец. Все договоры и законы внутри Темерии были завязаны на личности Ани. Ложа помогала именно ей, народ любил и почитал именно ее, и рокировке в высших кругах никто из них бы не обрадовался. Роше мог разобраться в хитросплетениях политики, снова примерить на себя неудобный, слишком тесный костюм правителя государства, но на этот раз его приход к власти не был бы озарен недавней победой в страшной войне, и сам он давно растерял прежний флер героизма. Его заслуги перед Темерией за последние годы были скрыты от общественного ока, он был лицом среди прочих лиц, и ценить его по старой памяти никто не стал бы. И еще, конечно, Вернон ни за что бы не принял подобного предложения, пока не была решена проблема Иорвета. Ему не хотелось даже думать о том, что поиски супруга могли закончиться провалом, о том, что через неполные полгода эльфу предстояло исчезнуть, сгинуть навеки — но Роше твердо знал — если этому все же суждено было случиться, он сам не захотел бы прожить на свете больше ни единого дня, как бы ни была сильна его любовь к прочим членам семьи и Родине. Без Иорвета все эти обычно очень важные вещи попросту теряли для него смысл. И какую услугу он оказал бы Темерии, приняв корону, а потом, на самой заре своего правления, покончив с собой, никому ничего не объяснив? Оставалось надеяться, что Анаис, принявшая его клятву, имела собственные виды на названного отца — Вернон готов был исполнить любой ее приказ, даже если бы королеве вздумалось назначить бывшего разведчика своим личным секретарем или подавальщиком напитков на придворных приемах. Дочь была хозяйкой в своем дому, и точно знала, кто и где мог по-настоящему пригодиться. Пусть речь и шла об отошедшем от дел главе разведки, вечно сбегавшем от своих обязанностей. Только когда густой лес вокруг кончился, а холодное солнце добралось почти до зенита, Иорвет заговорил. Его голос прозвучал так внезапно, что Роше, погруженный в свои мысли, невольно вздрогнул. — Думаешь, Иан выдержит две недели один в обществе нашего Айры? — спросил эльф, и тон его звучал удивительно легко, даже с капелькой привычного ядовитого ехидства. — Он остался не один, — напомнил Роше, отогнав от себя тень тяжелых сомнений, — Фергус обнаружил в себе удивительный талант к общению с молодежью — Изюминка от него в восторге, хотя он совсем не похож на тот образ, что Эмгыр годами рисовал для нее. — Фергус — отец Леи, — напомнил Иорвет, — по крайней мере, она так думает. То, что он оказался совсем не тем непогрешимым героем из древних легенд, бездушным идолом в золотом сиянии Великого Солнца, скорее сыграло ему на руку. Кроме того, не думаю, что Гусик в таком уж восторге от Айры. Ему в дочки досталась идеально воспитанная Изюминка, с которой можно вести долгие заумные разговоры о политике, и, кроме того, она не слышала ни одной веселой истории за всю жизнь, и теперь готова смеяться над любой ерундой — очень приятное свойство. А Айра… Боюсь, с Айрой мы здорово облажались, мой глупый человек. Вернон нахмурился. — О чем ты говоришь? — спросил он почти обиженно, — Айра — отличный парень. Немного взбалмошный и эгоистичный — ну да это с годами пройдет… Иорвет покачал головой. — С одной стороны, мы разрешали ему слишком многое, — заметил он, — а с другой — держали на коротком поводке. Он вошел в возраст, но взрослым вовсе не стал. Мы воспитывали из него юношу, который понятия не имеет о настоящих жизненных трудностях. И теперь, не подготовив, должны бросить его… — Прекрати, — прервал Вернон спутника, чувствуя, как в груди неприятно похолодело, — зачем рассуждать о том, чего еще не случилось? Ты ведь уехал из дома сейчас как раз затем, чтобы не бросать Айру в будущем. — Пожалуйста, Вернон, — решительно прервал его эльф, — позволь мне поговорить о том, что меня пугает. Я больше не могу молчать, боясь пошатнуть твою уверенность. Роше со вздохом кивнул, хотя больше всего ему захотелось закричать, чтобы Иорвет не смел даже думать ни о чем подобном, не то что произносить все это вслух. Тот пару мгновений помолчал, потом криво улыбнулся — покалеченная часть лица эльфа была скрыта под плотной повязкой, которую обычно Иорвет не надевал, даже если отправлялся на аукцион или читать лекцию. — Когда подойдет срок, — заговорил он медленно, тщательно подбирая каждое слово, — и Гюнтер придет, чтобы потребовать плату, я готов буду принять свою участь. Мне не страшно умереть, хоть я и понятия не имею, как это — лишиться души. Я прочитал множество философских трудов, но точного определения этого понятия так и не нашел. А сложно всерьез бояться того, чего не понимаешь. Но зато другое я понимаю очень четко — когда нас не станет — а я знаю, что ты отправишься вслед за мной, и нет смысла разубеждать тебя — Айра останется совсем один. Да, Иан его отец — но лишь потому, что пятнадцать лет назад управляемая Яссэ кукла вспрыгнула на него в подходящий момент. Наш сын готов принять Айру, как друга или брата. Но ему этого пока будет недостаточно. Оказывается, можно любить и опекать кого-то слишком сильно. Иан за свою жизнь наделал множество ошибок, сбегал от нас и от самого себя — но рядом с ним большую часть времени был Фергус. Их дружба, а потом неуклюжая мальчишеская любовь помогла обоим повзрослеть — каким бы невероятным это ни казалось. А кто есть у Айры? Его мальчишки? От них мало прока — им предстоит стать крестьянами, ловчими, кузнецами, может, даже лекарями или солдатами — но Айра для них слишком далек и непонятен. Это для него они — друзья, а он для них — баронет. Да, их игры и развлечения делают всех почти что равными, но в мозгах этих маленьких недалеких людей четко заложено, кто господин, а кто — слуга. Такой преданности Айре не нужно, но он ничего не может с этим поделать. Иан? Он рвется убраться из нашего дома — не потому что разлюбил нас, или где-то его ждет участь получше. Но потому что он такой — никогда не терпел слишком долго общества тех, кого ему навязали. Иану для счастья достаточно одного Гусика. И даже если Фергус решит, к примеру, перебраться в Нильфгаард и, скрываясь под личиной торговца в лавке своей матери, давать Лее политические советы, Иан последует за ним. Потому что самый главный выбор наш сын сделал давно — и это Гусик. Айра Иану не нужен — даже если наш сын найдет в себе силы полюбить мальчика. — И что же ты предлагаешь? — не скрывая раздражения, спросил Роше. — Предложить ему совершить самоубийство вместе со мной? — Я навел справки, — ответил Иорвет, игнорируя его сарказм, — новый учебный год в Бан Арде начинается на Весеннее Равноденствие, за пару недель до моего урочного часа. Айру примут в ученики, несмотря на то, что он эльф и никогда не учился магии. Виктор обещал… — Виктор? — зло переспросил Вернон, — ты решал вопрос, касающийся одного моего сына, с другим моим сыном, не спросив меня? Иорвет покачал головой. — Ори — не ори, а дело сделано, — ответил он, и Вернону страшно захотелось швырнуть в супруга чем-нибудь потяжелее злых слов, — это лучший выход, и, перебесившись, ты сам это поймешь. — Ну спасибо, что хотя бы сообщил мне об этом сейчас, а не на церемонии посвящения новых адептов, — откликнулся Роше, хотя в глубине душа почти сразу понял, что Иорвет был совершенно прав. — Я вполне уверен, что Иан уедет от нас не позже начала весны, — продолжал эльф ровно, — что бы он сейчас ни говорил, и как бы близко от нас ни поселился в результате. Может быть, стоит попросить его поговорить с Айрой о Бан Арде, пока этого не произошло. Я подумаю об этом, когда мы вернемся на Йуле. — Ты подумаешь, — передразнил Вернон, — эльфские дела — для эльфов. Иорвет посмотрел на него, и единственный глаз заволокло смутным болезненным туманом. Под этим взглядом, полным отчаяния, Роше совершенно расхотелось спорить. Помолчав пару мгновений, он кивнул и отвернулся. В Вызиму приехали ранним вечером. Иорвет сразу отправился к зданию Университета, пообещав связаться с Верноном при первой возможности, а путь самого Роше лежал во дворец. Человеку сообщили, что Ее Величество утром отбыла в Марибор по каким-то срочным делам, не связанным с грядущими переговорами, но глава разведки был рад принять барона и обсудить с ним ближайшие планы. Патрика Вернон знал буквально с рождения. После Третьей Северной их с Бьянкой пути разошлись. Став регентом, Роше назначил бывшую подопечную командиром отряда на дальних южных рубежах — не слишком, впрочем, охотно. Его первой идеей было предложить Бьянке должность главы королевской охраны, но девушка наотрез отказалась. Из всего отряда партизан она осталась единственной, кого совершенно не устроил исход войны. Сдача Темерии Черным казалась Бьянке настоящим позорным поражением, и она готова была вовсе бросить службу и уехать подальше на юг, чтобы стать наемницей в Офире. Роше удалось убедить ее, что Родине еще нужна была ее служба, но Бьянка, которая была слишком зла на командира за его решение, попросила распределить себя в наиболее отдаленную от столицы область. Содденская граница подходила для этого как нельзя лучше. С годами бывшая подопечная, конечно, оттаяла, и за несколько месяцев до того, как Роше сняли с должности регента, согласилась перебраться поближе к столице. Прежней теплоты и доверия в их отношениях не осталось, но Бьянка исправно несла службу королеве Анаис и после того, как та стала править единолично. Патрик родился за пару дней до фальшивой казни потерявшего доверие регента, и имени его отца Вернон не знал. Парень, однако, получился чернявым и темноглазым, и это наводило на мысли о том, что ненависть Бьянки к нильфгаардцам оказалась не такой уж непримиримой. Во время Зимней войны, когда мать его командовала гарнизоном в предгорьях Махакама, готовясь отразить атаку с востока, сам Патрик был еще слишком мал, чтобы вступить в армию, но, едва войдя в возраст, он, конечно, решил пойти по стопам родительницы, а в последствии показал себя, как умный стратег, и, когда Роше заменил Талера на должности главы разведки, оставил полевую работу в пользу кабинетной. Бьянка, после войны оставшаяся в предгорьях, умерла пять лет назад от пневмонии, и Роше с грустной иронией думал, что ее подвела старая привычка никогда не одеваться по погоде. Похоронили Вес в Вызиме, на городском кладбище, и, приезжая в столицу, Вернон часто навещал ее могилу, обычно — в компании Патрика. Молодой глава разведки проводил старшего товарища в кабинет, который прежде занимал сам Роше, и, переступив знакомый порог, человек заметил, что все в опостылевшем помещении осталось почти нетронутым. В углу комнаты появился мегаскоп — Патрик явно куда чаще проводил совещания с чародеями, чем его предшественник. На стене висела огромная и очень подробная карта Континента, истыканная яркими флажками, словно Темерия готовилась к неминуемой войне, и разведка подсчитывала силы королевства. Кипа документов на столе заметно уменьшилась — видимо, Патрик разбирался с бумажной работой куда быстрее Вернона, и депеши не задерживались в его руках. Очень быстро, не тратя лишних слов на предисловия, молодой человек изложил Роше актуальную обстановку перед переговорами, и, слушая его, тот все яснее понимал — помощь в организации эпохального события Патрику не требовалась. Встреча правителей должна была состояться во Флотзаме. Фактория, разросшаяся до размеров настоящего портового города, служила своего рода буферной зоной между Империей в нынешних ее границах и Реданией. Модератором переговоров назначили Эстамунда Тиссена, короля Ковира и Повисса, как лицо, равно заинтересованное в партнерстве и с Нильфгаардом, и с Северной Империей. Прибытие делегаций к месту проведения саммита запланировали на пятый день после Йуле, чтобы правители, до начала официальной части, успели встретиться лицом к лицу, поговорить о будущих условиях в закрытой обстановке и обсудить взаимные претензии до того, как взять свои слова назад будет уже невозможно. Роше слушал, кивал и осознавал, что добавить к этой стройной схеме ему было решительно нечего — он сам не смог бы организовать все, включая расселение и охрану участников лучше, чем это уже было сделано. Город был поделен на четкие зоны с учетом интересов правителей — Патрик показал Вернону план, на котором обозначил и расположение чародеев, обеспечивающих безопасность Северных участников, и нильфгаардского гарнизона, сопровождавшего Лею, и становилось понятно, что глава разведки постарался развести их по углам так, чтобы избежать возможных стычек. Время переговоров тоже было подогнано идеально — в начале года торговля, за счет которой и жил Флотзам, почти замирала, и жителей можно было безболезненно убрать в соседние области, чтобы расчистить порт и улицы и предотвратить возможные беспорядки. Под конец этой лекции Вернону оставалось только похвалить преемника, хотя едва ли эта похвала была ему нужна. — Я полагаю, вы будете сопровождать Ее Величество в числе личной охраны, — с сомнением проговорил Патрик, разглядывая Роше так, словно человек совершенно не вписывался в его стройные выкладки, — вас поселят вместе с ней в резиденции губернатора, и на переговорах вы будете иметь право голоса, как…- он запнулся, и взгляд его стал пристальней. Роше был вынужден пожать плечами. — Анаис пока не поручила мне ничего конкретного, — ответил он со вздохом, — я — представитель темерской аристократии, но мое прямое участие в обсуждении может быть истолковано… превратно. Патрик понимающе кивнул. — Значит, — ответил он, быстро подмигнув гостю, — будем импровизировать. Проговорив с Патриком почти до самой ночи, Роше вышел из его кабинета таким уставшим, словно прошел через утомительную кровавую битву или совершил длинный бросок через горы. Ани так и не вернулась, и оставаться во дворце Вернону не хотелось. Вступив в права владения замком Кимбольт, человек не стал избавляться от своего скромного жилища в столице. Иногда, еще работая при дворе, он ночевал в крохотном доме в нескольких кварталах от королевской резиденции, хоть и бросил попытки сделать его уютней солдатской казармы. Вернон знал, однако, что Иорвет, разобравшись со своими делами в Университете, догадается, куда именно направился его человек на ночь, и, выйдя из ворот дворца, пошел по знакомым столичным улицам в сторону Старого Города. Вызима засыпала рано. Горожане, днем большей частью занятые работой, расходились по домам почти вместе с закатом, а до начала сезона зимних праздников Конца Года было еще далеко. Подгоняемый промозглым холодом, Роше добрался до дома, нигде не задержавшись, и, открыв дверь, сразу понял, что Иорвет сюда пока не возвращался. В узкой прихожей было почти так же холодно, как на улице, и Вернон, не снимая сапог и плаща, поспешил на кухню, надеясь, что с прошлого раза, когда он ночевал здесь, осталось хоть немного дров для очага. Его ждало жестокое разочарование — в ящике у камина было пусто, и человек начал сомневаться даже, не стоило ли вернуться во дворец, чтобы не околеть в этом доме до наступления утра. Занятый важными государственными делами, Роше не позаботился ни о пропитании, ни даже о свечах. Он напомнил себе, что в былые времена ему случалось ночевать в местах и похуже — в темных влажных пещерах, в чаще непролазного леса на голых камнях или в трактирах, пользовавшихся самой дурной славой. Но, задумавшись, Вернон понял, что годы, прожитые в тепле и уюте баронского замка, сильно подточили его терпимость к походных условиям. Приходилось мириться с неизбежным и признаться самому себе, что полевой командир окончательно уступил место изнеженному аристократу, привыкшему получать горячий завтрак, вылезая из нагретой мягкой постели. Роше порылся в походной сумке, вытащил огрызок карандаша и лист бумаги — нужно было оставить записку Иорвету, реши тот явиться в их старое убежище, чтобы эльф мог присоединиться к супругу в тепле королевских чертогов. Однако ничего написать он не успел — послышался негромкий стук в дверь, и Вернон, нахмурившись, отправился открывать. На пороге обнаружилась невысокая фигура, с головой закутанная в просторную темную накидку с капюшоном, и в ней с большим удивлением Вернон распознал своего сына. — Виктор? — Роше распахнул дверь шире и пристально вгляделся в лицо короля под плотной тканью. — Что ты тут делаешь? — Пришел в гости, — как ни в чем не бывало, ответил Виктор, — и с дарами, — он указал на сваленные на крыльце плотные холщовые сумки. — Откуда ты узнал, что я здесь? — продолжал допытываться Роше — ему вдруг почудилось, что перед ним стоял вовсе не его сын, а вражеский шпион, принявший его облик, может быть, явившийся, чтобы прикончить приближенного королевы и возможного претендента на трон. Похоже, визит на место прошлой работы сказался на нем больше, чем Вернон предполагал, разбудив былую тяжелую подозрительность. Но Виктор откинул капюшон с головы и улыбнулся. — Сегодня днем ко мне явился призрак Его Величества Императора Фергуса, — заявил он, — и сообщил, что ты отправился в Вызиму. А я знаю, как ты ненавидишь ночевать во дворце. — Фергус? — переспросил Роше, еще больше нахмурившись. — Папа, — взмолился Виктор, став вдруг похожим на Людвига, которому нужно было снова тащиться на урок математики, — впусти меня, пока я себе ничего важного не отморозил. Я все объясню за ужином. Вернон со вздохом посторонился, пропуская сына внутрь. — Только ужинать нам нечем, — сообщил он, тоже невольно улыбнувшись. — Это я предусмотрел, — заметил король, кивнув на свои сумки. Он подхватил одну, оставив вторую — ту, что помассивней — отцу, — годы правления научили меня принимать тактические решения. Я принес немного дров и провианта. — Как тебе удалось сбежать из дворца, из-под чуткого ока твоих советниц? — поинтересовался Вернон, следуя за сыном на кухню. Тот надменно фыркнул. — Одна из моих советниц сама научила меня основам магического искусства, — ответил он, — я открыл портал — королевское разрешение у меня имеется. А к утру — вернусь точно так же, никто ничего и не заметит. Оказавшись в темном помещении, Виктор сразу вытащил и зажег несколько длинных белых свечей, расставил их по комнате, и от этого в ней тут же стало заметно уютней. Из доставшейся ему сумки Вернон извлек целую охапку сухих ровных дров, пропитанных каким-то ароматным маслом. — Их должно хватить на всю ночь, — пояснил сын, принимаясь за разбор припасов, — новейшее изобретение Оксенфуртских ученых, наконец-то наука начала по-настоящему служить простому народу. На столе быстро появился сверток с крупной картошкой, завернутый в промасленную бумагу окорок, буханка черного хлеба, горшочек масла, крынка молока — последней Виктор извлек на свет большую темную бутылку со следами серой пыли на пузатых стенках. — Я знаю, ты не пьешь, — пояснил он немного смущенно, — но это — цидарийское вино нового урожая, и я подумал… — Сегодня — пью, — заверил его Роше, и Виктор послал ему долгий понимающий взгляд. — Я почищу картошку, — предложил он, — а ты — разведи огонь и доставай сковороду. Устроим пир. — Только не говори мне, что со дня коронации ты научился чистить картошку, — фыркнул Роше, но принялся исполнять распоряжения, — не королевское это дело… — Я — человек больших и разнообразных талантов, — подмигнул Виктор и взялся за нож. Крупные коричневые клубни он и впрямь очистил довольно быстро — Вернон успел только сложить в очаге и поджечь пару ароматных дров — те занялись легко, и в кухне почти сразу стало заметно теплее. Сковорода нашлась на обычном месте. Стряхнув с нее остатки старой сажи, Роше вытер дно чистой тряпицей и смазал его маслом из горшочка. Запах жарящейся картошки наполнил комнату вместе с растекавшимися по углам волнами тепла, и Вернон, все же избавившийся от верхней одежды, пристально следил, чтобы ужин не пригорел, иногда мельком поглядывая на сына. Тот совершенно по-хозяйски достал из высокого буфета пару пыльных стаканов, откупорил бутылку и разлил прозрачно-золотое вино. Роше знал, что Виктор, как и он сам, почти не притрагивался к спиртному, но сейчас сын вцепился в свою скромную чашу так, словно только в ней видел спасение от своих тревог. Не спеша начинать разговор до того, как ужин окажется на тарелках, Вернон закончил с картошкой, вытащил ножи и вилки, тонко нарезал хлеб и окорок, и лишь после этого уселся за стол напротив сына. — Ну, — объявил он, поднимая свой стакан, но не спеша делать первый глоток, — рассказывай, как ты тут очутился — а то я пока не совсем уверен, что передо мной не шпион в облике моего сына. Уж больно ловко ты управился с картошкой. Виктор посмотрел на него без веселой искры, плясавшей в его глазах, когда он только появился на пороге. Лицо сына сделалось серьезным и чуть отстраненным, точно он наконец задумался, а стоило ли вообще являться к отцу и заводить какой-то разговор. Начать король решил с темы, казавшейся, видимо, ему самой безопасной. — Я только на Леином балу узнал, что Фергус жив-здоров, — заговорил он неспешно — вина в его стакане за пару глотков заметно поубавилось, а на картошку сын пока даже не взглянул, — не то, чтобы я сильно удивился, но встреча вышла неожиданная, не скрою. И вот сегодня днем Фергус явился ко мне собственной персоной. Попросил разрешения отправиться в библиотеку Бан Арда, но не объяснил, зачем. Роше сдвинул брови, продолжая пристально смотреть на сына. Он не знал, как подробно Анаис предпочла рассказать возлюбленному о судьбе бывшего супруга, и речь о проклятье Гусика заводить первым, наверно, не стоило. Хотя Вернон был уверен, что библиотека магической школы понадобилась Фергусу именно из-за него. И совсем другой вопрос интересовал Роше гораздо больше. — Иан был с ним? — спросил он, отчего-то ясно припомнив слова Иорвета — старший сын совсем не горел желанием оставаться наедине с Айрой, и теперь, возможно, решил сбежать от него раньше, чем родители предполагали. — Нет, — покачал головой Виктор, — Гусик сказал, что Иан остался в замке с младшим. — Роше облегченно выдохнул и даже ободряюще улыбнулся. — У Фергуса, когда он вернулся, возникли… проблемы с магией, — сказал он, — должно быть, он решил разобраться с ними раньше, чем до этого снизойдет его сестра. Виктор кивнул, словно это была для него никакая не новость. — Я видел след ожога у него на щеке, — подтвердил он, — и мне приходилось иметь дело с подобными ранами — помнишь? Тогда Иан, показывая фокус, обжег Юлиана, посольского сына. У парнишки до сих пор остался шрам от того трюка… Я даже подумал, что братишка снова не совладал со своим колдовством, но потом решил, что чужая семейная жизнь — совершенно не мое дело. — И правильно, — подтвердил Вернон, решив не вдаваться в подробности. Он помнил, что проклятье, павшее на Фергуса по ошибке, было, судя по всему, предназначено именно Виктору, но надеялся, что Лита позаботилась о безопасности своего короля, а смущать сына своими предположениями не хотел. — Я выдал Фергусу подорожную грамоту и письмо для Ректора, — продолжал Виктор, — он сможет воспользоваться любыми ресурсами магической школы. Лишь бы не зря. Король замолчал и сделал еще один глоток из стакана. Он явно не собирался продолжать разговор, и, немного подождав, Роше нарушил молчание первым. — Я слышал, Анаис объявила о своей беременности официально, — заметил он, — народ Темерии, должно быть, в восторге. Я помню, какой праздник закатили в Вызиме, когда она сообщила людям о Людвиге. Виктор кривовато улыбнулся. — Да, но в этот раз праздника не будет, — ответил он, — Ани и в Марибор-то сбежала вроде как по торговым делам, но на самом деле, чтобы не принимать бесконечные поздравления. Она боится — причем не только реакции Империи, но самого факта рождения ребенка. И всего моего красноречия недостаточно, чтобы ее успокоить. Кто я такой, чтобы разбираться в вопросах деторождения… — Ее не переубедили даже красочные рассказы Иана о его работе повитухой на Скеллиге, — отмахнулся Роше, — думаю, даже Кейра в этом деле окажется бессильной. Ани успокоится, только когда ребенок родится точно в срок и так же легко и быстро, как ваш сын. А я не сомневаюсь, что так и будет. — Правда? — Виктор с надеждой посмотрел на отца, и по его взгляду Роше понял, что страхи Анаис передались и ее почти супругу. — Я и сам мало понимаю в деторождении, хотя мой младший сын родился у меня на глазах — с твоей, кстати, помощью, — ответил он, — но Ани — здоровая и сильная, это ее третий ребенок, и беременность, насколько я знаю, протекает хорошо. Она справится, не сомневайся. — В иных обстоятельствах я бы поверил, — вздохнул Виктор, — но сейчас…- он замолчал, уставившись в свой почти опустевший стакан. — Переговоры, — немного помолчав, понимающе подтвердил Вернон, — я так понял, пока о планах Темерии отделиться от одной Империи и не вступать в состав другой, решено не объявлять? И все это волнения могут плохо сказаться на Анаис и ребенке. Виктор кивнул. — Если бы мог, я оградил бы ее от этого, — с болью в голосе проговорил он, а потом, помолчав, добавил: — я бы и себя от этого отгородил… Роше удивленно поднял брови, и, отвечая на его взгляд, Виктор продолжил: — Мне предстоит торговаться с Леей, которая и так-то меня недолюбливает. А, если все сложится наилучшим образом для Темерии, я боюсь, она и вовсе меня возненавидит. А ведь она — мой первенец. Моя единственная дочь. Над столом повисла неловкая тишина. Роше, чтобы чем-то занять руки, поднял стакан и прихлебнул вина — прохладно-терпкого, легкого, как вода. Ответить Виктору на эту жестокую правду Вернону было нечего. — Я смирился с тем, что с самого начала она мне не принадлежала, — продолжал король, точно спиртное наконец ударило ему в голову, и он говорил теперь все, что приходило на ум, все, что зрело в нем долгие годы, — я не видел, как она родилась, не был рядом, когда она училась ходить и говорить, когда хворала и принимала свои первые решения. Для нее я всегда был тем, кто похитил ее мать, не говоря уже о политическом соперничестве. Я не мог демонстрировать свою любовь, потому что это восприняли бы, как попытку повлиять на Императрицу или проявление слабости. Я и встречался-то с ней только на официальных приемах — и мне приходилось бороться с желанием вывалить на нее правду. И все потому, что я знаю — правда уничтожит ее. И даже если Редания предложит ей политическое убежище, когда станет ясно, что Фергус ей не отец, Лея откажется. Потому что я — чужак. И лжец. Анаис, возможно, приходилось сложнее, чем мне — она могла быть рядом с Леей, говорить с ней, но, даже зная, что Ани — ее мать, Лея сохраняла дистанцию. Это страшнее, чем быть от нее вдали и довольствоваться новостями из третьих рук. Но оттого моя боль не становится меньше. Я потерял свою дочь еще до того, как она появилась на свет. И теперь должен выступать против нее на переговорах, которые зададут тон всему ее правлению. — Виктор поднял бесконечно усталый взгляд на Роше, — что мне делать, папа? Вернон, не находя подходящего ответа, долго молчал. Потом с тяжелым вздохом покачал головой. — Ты мог бы отправить на саммит Филиппу, сказавшись больным или слишком занятым, — заметил он, — но твои подданные не простили бы тебе этого. — Они не простят мне и поражения, — подтвердил Виктор, — и Ани тоже не простит. Решение о предоставлении свободы Темерии еще можно подать в нужно свете. Это даже, в некотором роде, разумно и благородно — верный союзник Редании нужней, чем бунтующая провинция — в этом я почти успел всех убедить. Но Лее такой вариант не подходит. Вернон прикрыл глаза. Сделал долгий глоток вина, прежде, чем снова заговорить. Слова давались нелегко, и каждое приходилось буквально сильной извлекать из себя. — Недавно я говорил с Эмгыром, — сказал он, стараясь не отвести взгляда от лица сына, — и, похоже, Старый Еж, как обычно, придумал решение за нас всех. Виктор посмотрел на отца пристальней — едва затуманивший его глаза хмель, казалось, мгновенно слетел с короля. Роше рассказал ему о своей беседе с бывшим Императором обстоятельно и подробно, не став делиться собственным мнением на этот счет, и под конец его речи лицо Виктора заметно посветлело. — Ты пойдешь на это? — спросил он с плохо скрываемым жаром, — хотя бы подумаешь об этом? Если договор с Империей будет предполагать срок твоих полномочий, то на трон после тебя сможет взойти мой нерожденный пока сын — или дочь. Ты успеешь всему научить его, а Ани не нужно будет отрекаться от власти полностью — она может стать советницей принца… — И твоей женой, — улыбнулся Роше в ответ. Все сомнения, терзавшие его несколько долгих недель, вдруг притупились, стоило Вернону заглянуть в полные надежды глаза сына. — Я не знаю, как на это предложение отреагирует Анаис. Она была королевой с самого детства, я служил ей, как мог, защищал ее право на корону, а теперь что же — отберу ее? Виктор гордо вскинул голову. — Ты думаешь, для Ани так важна именно корона? — спросил он, — это правда — она пожертвовала дочерью и сыном, всю жизнь сложила, можно сказать — но не ради короны, отец. Но ради Темерии. Вот — ее истинная любовь — не я, не дети. Темерия. И во имя ее благополучия и свободы, Анаис сделает все — даже решится сложить с себя полномочия. И передать их тому, кому она доверяет, как самой себе. Вернон медленно покачал головой, все еще не переубежденный, но потом нашел в себе силы улыбнуться сыну. — Я обдумаю это, обещаю, — ответил он, — до конца переговоров время еще есть. А вот ужин — стынет. Ешь, а то захмелеешь. Виктор поглядел в свою тарелку так, словно только что заметил ее перед собой, и вдруг легко рассмеялся. — Жаль, король Фольтест погиб, так и не узнав, что потомки его захватят весь Континент, — заявил он, — но я уверен, против твоей кандидатуры в короли Темерии он точно возражать не стал бы. А, может, и сам бы ее предложил. — Поживем — увидим, — мрачно откликнулся Роше. Они с Виктором просидели за столом почти до рассвета. Разговор, словно преодолев какую-то невидимую плотину, полился легко, как полноводный весенний Понтар. Отец и сын прикончили бутылку с вином, до крошки доели картошку, мясо и хлеб, и Реданский король отправлялся восвояси успокоенным и благостным. Иорвет до утра так и не объявился. Роше это не слишком обеспокоило — супруг часто оставался в Университете по нескольку дней кряду, и нынешнее дело было слишком важным, чтобы его прерывать. Проспав пару часов после ухода сына, Вернон снова отправился во дворец, где ему сразу сообщили, что Анаис вернулась в Вызиму и готова была его принять. Роше проводили к знакомым дверям королевского кабинета и, деликатно постучав, он вошел, постаравшись изобразить на своем лице беззаботную уверенность, которой вовсе не ощущал. Ани сидела за столом, держала в руках распечатанное письмо, и с внезапным ужасом Вернон заметил на бледных щеках королевы влажные дорожки слез. Притворив дверь, он ринулся к названой дочери. С самого детства Анаис почти никогда не плакала. Роше мог припомнить всего пару таких случаев, и тогда речь шла о по-настоящему страшных вещах. Ани разрыдалась, узнав о предательстве матери. В ее глазах стояли слезы, когда «погиб» Фергус, и, даже зная правду, королева на его похоронах не смогла сдержать рыданий. Но обычно удары судьбы она встречала твердо и смело, с высоко поднятой головой. — Ани, милая, — Роше остановился перед ее столом, упер руки в столешницу и пристально посмотрел в заплаканное лицо королевы, — в чем дело? Тебе плохо? Мельком взглянув на него, Анаис выронила из пальцев письмо, кивнула на него и закрыла лицо руками. Плечи ее сотрясли беззвучные рыдания, и, подавив желание обнять дочь вместо того, чтобы вчитываться в послание, Роше все же поднял бумагу и пробежался взглядом по строчкам. Письмо было написано быстрым изящным почерком Леи, и в нем юная Императрица поздравляла мать со скорым прибавлением и желала доброго здоровья и счастья. Послание было составлено просто, без придворных экивоков, и похоже было, что Изюминка писала его сама, не под диктовку, и была совершенно искренна. Роше удивленно посмотрел на Анаис. — Я не понимаю, — признался он. Ножки стула резко скрипнули — королева отодвинула его от стола и поднялась со всей стремительностью, на какую была способна. Объявив о скором рождении ребенка публично, Ани тут же отказалась от мешковатых нелепых рубах, и одета сейчас была почти, как обычно с дороги — только верная кожаная куртка была распахнута спереди, демонстрируя обтянутый хлопковой блузой округлый живот. Прижав к нему ладонь, королева раздраженно прошлась по комнате, остановилась у окна и неловко замерла. Роше наблюдал за ней, не вмешиваясь. — Я не хотела, чтобы ты застал меня в таком виде, — призналась Ани, не оборачиваясь, — из-за этого ребенка я стала плаксивой и жалкой. — Милая, ну это же в порядке вещей, — попытался возразить Роше, хотя не мог припомнить, чтобы, беременная Людвигом, Анаис позволяла себе нечто подобное. — Я разрыдалась, получив поздравление от дочери, отец, — бросила Анаис почти зло, — конечно, это не в порядке вещей. — Но Лея, похоже, и правда рада за тебя, — заметил Вернон, — может быть, разговоры с Фергусом на нее благотворно повлияли, а, может, она просто стала старше и приняла тот факт, что вы с Виктором… — Да это неважно! — перебила его Анаис, — верно, она и впрямь стала со мной мягче, даже когда не знала, что я в положении. Спасибо, добрый папа Гусик, и все такое. Но посмотри на меня! — она резко развернулась, и Роше покорно взглянул на нее, не заметив, впрочем, ничего необычного, — Я развалина! Я плачу от такой ерунды. Да чего там — стоит мне подумать о Лее, как я тут же готова распустить нюни. Моя девочка выросла и готовится взойти на трон — а я… я… Она снова всхлипнула и опустила голову, зло сжав кулаки. Роше быстро подошел к ней и заботливо обнял дочь за плечи, погладил ее по спине, позволив Анаис прижаться мокрым от слез лицом к своему плечу. Нужных слов он, впрочем, найти никак не мог, и понадеялся, что объятий было достаточно. Но Ани, еще пару раз всхлипнув, вдруг подняла на него глаза. — Я не могу участвовать в переговорах, — сказала она очень тихо, пристально вглядываясь в лицо отца, — что, если я расплачусь прямо посреди речи Виктора? И не то чтобы он собирался говорить о чем-то слишком трогательном. Просто я, мать его так, беременна и рыдаю по любому поводу. — Ты не можешь отказаться от переговоров сейчас, когда все уже готово, — напомнил Роше, хотя вовсе не хотел этого говорить. Он вспомнил вдруг слова Виктора, волновавшегося о здоровье возлюбленной и будущего ребенка. Ситуация складывалась патовая. — Я и не хочу от них отказываться, — твердо заявила Анаис, — и не буду. Но выступать на них — не могу. Отец…- взгляд королевы стал внимательно умоляющим — она словно выискивала в Верноне слабину, — ты должен участвовать в саммите, как мой полноправный представитель. Быть моим голосом. — Ани, — серьезно перебил ее Вернон, — я не имею достаточно полномочий, я… — Полномочия я тебе предоставлю, — возразила она, — и у тебя хватит решимости, чтобы отстоять позицию Темерии — и сейчас, и, когда дело дойдет до настоящего решения. Роше молчал, и Ани, похоже, почувствовав его сомнения, твердо напомнила: — Ты принес клятву. Вернон тяжело вздохнул и сжал дочь в руках крепче. — Ладно, — сказал он наконец, — похоже, у меня и правда нет выбора. — И правда, — улыбнувшись, подтвердила Анаис. — Тогда — утирай слезы, — Роше не мог не ответить на ее улыбку, — позавтракаем, и ты расскажешь мне, что именно я должен там говорить. Я ведь хреновый политик, ты и сама знаешь.