Тонкие материи

Анаис прибыла во Флотзам накануне первого раунда переговоров. Делегация Темерии отправилась на место за пять дней до знаменательного события, и возглавлял ее Вернон Роше, наделенный исключительными полномочиями представлять интересы королевы. Поначалу и отец, и, в какой-то степени, сама Ани волновались, что другие участники саммита воспримут это решение в штыки. Но то ли сработал дипломатический талант Виктора, способного договориться о чем угодно и с кем угодно, то ли организаторам встречи куда больше улыбалась перспектива иметь дело с надежным и хорошо знакомым всем Роше, чем с непредсказуемой беременной правительницей, но возражений никто не высказал, а глава темерской разведки Патрик Вес так и вовсе с трудом скрывал свою радость, получив новые указания. Поначалу и отец, и Виктор настаивали, чтобы добровольно отлученная от политических дел Анаис оставалась в Вызиме до конца переговоров. Дражайший король Редании снизошел даже до того, чтобы самолично доставить из Третогора к матери принца Людвига, словно присутствие сына должно было приковать Ани к месту. Но у королевы на этот счет были, конечно, свои планы. Она не собиралась выступать на встрече правителей, даже присутствовать на ней не хотела, но ждать новостей в столице, гадая, о чем могли договориться с Леей Роше и Виктор, было просто невыносимо. Анаис надеялась, что ее приезд во Флотзам останется незамеченным. И участники саммита, и их многочисленные сопровождающие были слишком заняты подготовкой к главному событию, а королева, покидая Вызиму, не стала пользоваться ни дворцовым порталом, ведущим в губернаторский дом, в котором разместилась делегация Темерии, ни собственным экипажем, слишком приметным, чтобы пересечь границы города незамеченным. Ей на помощь пришла одна из молодых чародеек, только недавно заступившая на службу к королеве и мечтавшая выделиться и отличиться. Патрик, тоже поставленный в известность о намерении Анаис явиться во Флотзам, подготовил для нее жилье — неприметный домик у самой городской стены в бывшем районе нелюдей — и организовал охрану. Азалия по наводке Веса открыла для правительницы портал прямо в уютную маленькую гостиную — здание было выбрано главой разведки отнюдь не случайно. Оно не входило в круг городских строений, экранированных защитными чарами, и вернуться из него домой Анаис могла так же легко, как очутиться в нем. Получив приказ присоединиться к агентам Веса, обеспечивающим охрану королевы, Азалия пообещала явиться к Анаис по первому требованию и оставила королеву одну. Ани, однако, не тешила себя иллюзиями, что одиночество это могло продлиться долго — она не запрещала Патрику распространяться о ее приезде перед теми, кому доверяла, и первым на огонек явился, конечно, Виктор. Реданский король всегда был склонен к мистификациям. Эта глупая мальчишеская черта иногда страшно раздражала Анаис, но большей частью ей было даже смешно слушать истории любимого о том, как он, переодевшись портовым нищим или скромным школяром из Оксенфурта, разгуливал по своей столице, слушая разговоры простых людей. Виктору нравилось думать, что этим нехитрым маскарадам он неизменно мог обвести вокруг пальца не только столичных трактирщиков и лавочников или моряков с прибывавших в Третогор кораблей, но и собственных советниц-чародеек. Ани охотно верила, что Лита ни сном, ни духом не подозревала о «простолюдинских» привычках своего короля. Юная магичка вообще мало что замечала, если это не касалось ее блистательной особы. Но вот Филиппу провести было не так-то просто. Впрочем, старшая советница на выходки Виктора охотно закрывала глаза и, может быть, даже приглядывала за неуемным правителем, чтобы тот не вляпался в неприятности. И, зная это, Анаис была за возлюбленного совершенно спокойна. Она и сама в далекой юности вечно проделывала что-то подобное, и Виктор, по ее мнению, мог бы уже и перерасти юношеские привычки. Но мешать ему «сближаться с народом», как король это называл, Ани не хотела. Виктор явился вскоре после заката, таинственно закутанный в темный плащ, и совсем без охраны. И тот факт, что патриковы агенты подпустили его к двери дома Анаис без звука, ясно давал понять, что маскарад реданского короля не сработал. — Кто тебе сказал, что я здесь? — изобразив недовольство, спросила Анаис, когда Виктор появился на ее пороге. Он широко улыбнулся ей из-под капюшона и озорно подмигнул. — У меня повсюду свои глаза и уши, — сообщил король театральным полушепотом. — Людо рассказал, — вздохнула Анаис, пропуская любимого в дом. Отец и сын, находясь вдали друг от друга, разговаривали по мегаскопу каждый вечер, а Людвиг совершенно не умел хранить секреты, особенно, если они касались кого-то из родителей. С самого раннего детства мальчик недоумевал, почему мама и папа не могли жить все время вместе, и ему самому приходилось проводить время то в Вызиме, то в Третогоре, везде оставаясь гостем. И как бы Анаис и Виктору ни было совестно перед сыном за это, изменить они ничего не могли. Став старше, Людвиг разобрался в ситуации и стал относиться к ней с большим пониманием, но все равно с нетерпением ждал и радовался любому случаю, когда родители его оказывались вместе. Ани проводила Виктора в небольшую скромно обставленную кухню. Патрик снабдил королеву в ее убежище всем необходимым — провизией на несколько дней, дровами для очага и даже парочкой рыцарских романов, на случай, если правительница заскучает в одиночестве. К ее приезду был готов первый ужин, к которому до появления Виктора Ани едва успела притронуться. Но, судя по сумке, которую король притащил с собой, у него имелся собственный взгляд на то, что значило «обеспечить королеву всем необходимым». И, когда Виктор начал деловито выгружать на стол принесенные дары, Анаис едва не бросилась на него с поцелуями. Патрик заботился о ее удобстве, следуя обычному протоколу. Возлюбленный же действительно хорошо ее знал. На столе сперва появился сверток с южными фруктами — посреди зимы даже в столице достать их было ужасно сложно. Затем Виктор вытащил любимый Ани в последние недели выдержанный туссентский сыр, коробочку со свежайшими пирожными прямиком из Третогорского дворца, и наконец — венец своей щедрости — большую бутыль с терпким отваром, который по вкусу мало чем отличался от настоящего вина. Этот напиток находчивый чародей-недоучка изобрел самолично, когда, ожидая Людвига, Ани как-то пожаловалась, что была готова убить за единственный глоток Котэ-де-Блессюра. Поборов первое желание броситься Виктору на шею, Анаис ехидно хмыкнула, скрестив руки на груди. — Ты, видно, думаешь, что Патрик держит меня тут в черном теле? — поинтересовалась она. Виктор, закончив выкладывать дары на стол, подошел к ней и с деланной серьезностью посмотрел Ани в глаза. — А это все — и не для тебя, — сообщил он торжественно, а потом, снова светло улыбнувшись, присел на корточки, бесцеремонно задрал край свободной белой блузы и потерся щекой о живот Анаис, — здравствуй, маленькая Лилия, — обратился он к пупку королевы, — папа принес тебе кое-что вкусненькое — надеюсь, ты будешь со мной более приветлива, чем твоя мама. Ребенок, последние несколько часов ничем не выдававший своего присутствия, зашевелился, словно потягиваясь и наградил старания отца крепким толчком. Ани хотела было возмутиться, но зрелище мудрого и справедливого короля Виктора у ее ног было больно уж нелепым, и она тихо рассмеялась. — Не подначивай ее, — попеняла, однако, королева, — а то она мне всю ночь не даст заснуть. — Быстрым жестом Анаис растрепала тронутые серебристой сединой рыжие кудри на макушке возлюбленного, и тот поднял на нее взгляд, перехватил руку королевы и поднес ладонь к губам. Обычно подобные нежности от Виктора за пределами спальни Ани скорее терпела, чем принимала с удовольствием. Долгие годы, прожитые по разные стороны государственной границы, научили их обоих не только ценить каждую секунду, проведенную вместе, но и принимать скорую разлуку, как должное. И Анаис часто приходилось одергивать себя, напоминать, что слишком ласковые прикосновения или слишком пылкие объятия на виду у чужих глаз, могли быть истолкованы превратно, использованы против обоих правителей. А это, в свою очередь, вело к тому, что, даже оставаясь наедине с Виктором, королева продолжала экономить свою нежность. Но за последние недели что-то в ней необъяснимо переменилось, и сейчас, стоя перед возлюбленным, который просто поцеловал ей руку и немного поговорил с ее животом, Ани поймала себя на том, что вот-вот расплачется от умиления и любви. — Встань, — приказала она, сглотнув солоноватый комок слез. Все эти новые слабости можно было, конечно, списать на беременность, в остальном протекавшую совершенно нормально. Но Анаис родила уже двоих детей — и ни с одним из них до сих пор не испытывала ничего подобного. С этим ребенком — первым по-настоящему случайным подарком судьбы — многое было совсем иначе, чем с предыдущими. И дело было даже не в том, как долго на этот раз Ани скрывала сам факт его существования, и не в том, что еще не рожденное дитя стало невольным участником политической игры. В самой Анаис что-то неуловимо менялось, и из всех этих изменений совершенно четко она осознавала лишь одно — безотчетный и непобедимый страх. Ни Виктор, ни Кейра с Регисом, охотно занявшиеся вопросами здоровья будущей матери, не разделяли и не понимали этого страха. Король ожидаемо вел себя так, словно новый отпрыск должен был стать лучшим, что случалось с ним в жизни. Целители же в один голос заверяли Анаис, что ее жизни и благополучию ровным счетом ничего не угрожало — да, она пренебрегла их помощью в самом начале беременности, неверно подсчитала срок и слишком много волновалась из-за текущих событий. Но дитя развивалось нормально, а тело Анаис, пусть уже совсем не такое юное, как в предыдущие разы, осталось достаточно здоровым и сильным, чтобы выносить и произвести на свет ребенка безо всяких проблем. Все эти заверения, однако, не могли унять тревоги Ани, причин которой она по-прежнему не могла толком объяснить. Виктор поднялся на ноги, обнял Анаис и нежно поцеловал ее в губы — осторожно, точно боялся, что королева отпрянет от него или брезгливо поморщится. Но Ани, секунду помедлив, вернула ему поцелуй, и король, осмелев, прижал ее к себе настойчивей. Им нечасто приходилось оставаться совсем наедине — проводить дольше нескольких дней во дворцах друг друга не позволял долг правителей. И сейчас под поспешными и немного по-мальчишески неуклюжими поцелуями Виктора Анаис почувствовала, как тело ее охватила тягучая горячая жажда, мало похожая на ту, что она испытывала прежде. Нечто подобное королева в последний раз чувствовала, пожалуй, только в самом начале их знакомства, когда новый барон Кимбольт невесть откуда ворвался в ее спокойную скучную жизнь — и Ани потеряла из-за него голову. Тогда не только его ласки, но и малейшие робкие взгляды были внове, они узнавали друг друга, с каждой секундой, с каждым касанием все отчетливей понимая, что были созданы друг для друга. Теперь — по прошествии пятнадцати лет — эти чувства вернулись в один момент. Не в силах справиться со своим участившимся дыханием, Ани отстранилась от Виктора и чуть затуманенным взором посмотрела ему в глаза — потемневшие от ответной страсти. — Давай посмотрим, какая тут спальня, — хрипловато предложила королева, — я еще не успела там побывать. На лице Виктора на миг отразилось мучительное сомнение, и Анаис готова была отвесить ему оплеуху за эту его вечную предусмотрительность. И вместо сотни разумных аргументов — за ним могли наблюдать агенты Патрика, да и не только они — на ум королеве пришло единственное объяснение, почему возлюбленный вдруг решил отступиться. И, придя к этому выводу, она немедленно поверила в него. Анаис нахмурилась, оттолкнула от себя Виктора и раздраженно отвела взгляд в сторону. — Что? — с вызовом спросила она, — я для тебя теперь недостаточно привлекательна, чтобы сразу волочь меня в постель, Твое Величество? Виктор растерянно моргнул, словно она и впрямь ударила его. — Ани, — заговорил он, нервно облизнув губы и покосившись на ее живот, — будь моя воля, я и до спальни бы тебя волочь не стал, а набросился прямо здесь, на полу, но ведь… Прекрасно понимая, что выглядела она, как ненормальная истеричка, и проклиная себя за это последними словами, в первые мгновения Анаис никак не могла взять себя в руки. Виктор стоял перед ней — почти напуганный ее отпором и явно решивший, что наговорил какой-то обидной ерунды, и королеве снова захотелось врезать ему по лицу — ради того хотя бы, чтобы отвести душу. Королева отвернулась от возлюбленного и, обогнув его, направилась к столу. Вечер, начинавшийся так приятно, казался окончательно испорченным, и вся надежда теперь оставалась только на принесенные королем деликатесы. Мысленно Анаис в очередной раз похвалила себя за решение отправить в качестве представителя Темерии отца — хороша бы она была, если бы устроила подобную сцену на глазах у других делегатов. — Как идет подготовка к переговорам? — спросила королева, не оборачиваясь. Разложенные на столе сыр, пирожные и фрукты, прежде такие привлекательные, сейчас не вызывали в ней никакого желания их попробовать. От всего многообразия противоречивых чувств, обрушившихся на королеву в считанные минуты, ее неприятно замутило. И в этом Ани тоже захотелось немедленно обвинить Виктора. И чего королю не сиделось в своей резиденции в окружении услужливых прекрасных чародеек? — Все идет по плану, — откликнулся Виктор. Он неловко одернул полы своего короткого дублета, словно надеялся растянуть их побольше и стыдливо прикрыться, — Лея прибыла три дня назад, но сама в предварительных встречах не участвует. Мы с отцом провели несколько незабываемых часов в компании ее Первого Советника, который прочел нам целую лекцию о величии Империи и неблагодарности ее провинций, не способных оценить вклад Нильфгаарда в их развитие. Скорее всего, на самих переговорах Ее Величество будет говорить о том же самом, и наша с отцом задача — соглашаясь с ней на этот раз, свести все к новой встрече через несколько недель. — Хорошо, — кивнула Ани. Она все же прихватила одно пирожное, критически оглядела его со всех сторон и вернула на место. — Когда все закончится, доложите мне о результатах, и мы разработаем стратегию следующего раунда, чтобы начать подводить Нильфгаард к моему будущему заявлению. По подсчетам моих целителей, ребенок родится еще до конца зимы. И к этому моменту все должно быть подготовлено. — Мы поговорим об этом после первого раунда, — ответил Виктор, и в его голосе Анаис послышалась неуверенность, — без его результатов сложно выстраивать дальнейшие планы. Королева повернулась к нему так резко, что мужчина едва не отпрянул. — Я не собираюсь брать назад ни одно из своих слов, — отчеканила она твердо, расправив плечи, — и менять свои планы — тоже. Поддержишь ты меня или нет — дело твое. — Я поддерживаю освобождение Темерии — безусловно, — заверил королеву Виктор, — даже Филиппа, которой твой план понравился меньше всех, теперь не имеет никаких возражений. Но есть одна вещь…- он осекся, когда Анаис резко взмахнула рукой, приказывая ему замолчать. — Я уже сказала тебе, что больше не позволю никому диктовать мне условия, — сказала она, — да — от результатов нынешних переговоров многое зависит, но никаких наставлений ни от тебя, ни от кого бы то ни было еще, я слушать больше не хочу. Виктор нахмурился, но, помолчав, покорно кивнул. Между ними повисла пауза — еще более неловкая, чем тогда, когда возлюбленный отказался от экскурсии в спальню. Чувствуя, что вот-вот готов был подкатить новый непредсказуемый приступ эмоций, Анаис хотела уже распрощаться с королем, отправить его восвояси, чтобы остаться одной и справляться со своими слабостями самостоятельно, но в этот момент раздался негромкий стук в дверь. Виктор мгновенно насторожился — он словно забыл, что дом королевы во Флотзаме охранялся едва ли не лучше, чем резиденции прочих делегатов, и никого чужого к ее дверям пропустить просто не могли. Лицо у короля сделалось такое, будто он намеревался вытащить из-под пол плаща верный меч и идти защищать возлюбленную от полчищ неведомых врагов, и Ани, не успев даже удивиться этой перемене в себе, тихо рассмеялась. — Какой ты дурак, Виктор, — заметила она, — это, наверно, отец. Патрик не мог не рассказать ему, что я здесь. — она медленно опустилась на высокий деревянный стул у стола и снова взяла пирожное — теперь куда более соблазнительное, чем секунду назад, — иди, открывай. — велела королева Виктору. Тот, еще секунду посомневавшись, повиновался, но в кухню вернулся вовсе не в компании Вернона Роше. Сперва в маленькое помещение протиснулся Ламберт — на первый взгляд совсем не вооруженный, хоть Ани и знала, что верный охранник дочери всегда носил при себе искусно спрятанные метательные ножи или сдобренные паралитическим зельем шипы. При виде старого знакомого королева поспешила подняться — с Ламбертом в последние годы они виделись очень редко, и время от времени Анаис с грустью и сожалением вспоминала времена, когда она была почти неразлучна с ведьмаком. Но никто из них не успел даже рта раскрыть для приветствия, когда в комнату, сопровождаемая глупо улыбавшимся Виктором, вошла Лея. Анаис часто замечала, как, ничего не зная о родстве с реданским королем, дочь перенимала некоторые черты и привычки отца — и привычка сбегать из-под опеки имперских стражников была одной из них. Лея была одета в ладно скроенный, но очень простой костюм придворного конюха. Длинные светлые волосы юная Императрица заплела в косу и спрятала ее под воротом, словно этот вид мог хоть кого-то ввести в заблуждение. Главным промахом ее конспирации был, конечно, Ламберт, следовавший за девушкой по пятам. Но Лея, как и Виктор, должно быть, страшно гордилась своей смелой задумкой. В руках девушка несла небольшой сверток, который, войдя, не стала никому передавать. Движимая внезапной волной удивленной радости, Анаис шагнула к дочери и раскрыла ей объятия, уже зная, что Лея, если и не увернется, то примет их с прохладной обреченностью, как обычно. Между матерью и дочерью никогда не было теплых отношений — их разделяли не только государственные границы или статус правителей. Лею учили скрывать свои чувства — потерпев два сокрушительных поражения с Цириллой и Фергусом, Эмгыр старался выточить из единственной внучки свою точную копию, и девушка, лишенная иных сильных примеров, всю жизнь стремилась соответствовать его ожиданиям. Анаис больно было осознавать свою беспомощность — она всегда помнила, что добровольно отказалась от дочери, оставив ее в Нильфгаарде, когда долг королевы заставил саму Ани вернуться в Темерию. Эмгыр не запрещал им видеться, даже представлял для всех их встречи, как нечто очень полезное для политики Империи. Материнские чувства Ани были гарантом верности свободолюбивой провинции, и снова, как и с Виктором, Анаис приходилось точно измерять крупицы своей нежности с дочерью, чтобы темерский народ не распознал в этом ненужной слабости и желания полностью подчиниться Империи. И Лея платила ей той же монетой. Однако в последние недели отношение девушки к матери неуловимо менялось — все началось с того объятия на балу в честь ее дня рождения, продолжилось коротким письмом с поздравлением, и вот теперь, когда Ани обняла дочь, та и не думала отстраняться или изображать на своем лице усталое смирение. Было ли дело в том, что чары Эмгыра таяли вместе с его жизненными силами, или знакомство с Фергусом так повлияло на Лею, Анаис не знала. Но и разбираться в этом ей не хотелось — результат становился все очевидней с каждой встречей, и королеве оставалось только принять его с благодарностью. Когда Ани выпустила дочь из рук, та отступила на полшага и, улыбаясь, совершенно забыв о присутствии посторонних, протянула матери сверток. — Я принесла подарок, — пояснила девушка, когда Анаис удивленно замешкалась, — для сестренки. Дедушка Вернон сказал, ты считаешь, что родится девочка. Чуть дрогнувшими руками королева приняла сверток и аккуратно отогнула край белого полотна. Из-под него на нее взглянули стеклянные голубые глаза большой белокурой куклы, в чертах фарфорового лица которой Ани узнала самое себя. Лея улыбнулась. — Эту куклу сделал Детлафф, друг Литы, — пояснила юная Императрица, — и подарил мне на пятый день рождения. Он откуда-то узнал, как сильно я скучала по тебе, и хотел меня порадовать. Но я с ней почти не играла — она сидела в моей спальне, и перед сном я желала ей спокойной ночи. Слезы подкатили к глазам Анаис так внезапно, что она не успела себя остановить или хотя бы отвернуться. — О, моя девочка, — прошептала она. Подоспевший Ламберт успел забрать сверток из рук королевы, чтобы тот не упал на пол, когда Ани снова бросилась обнимать дочь, не в силах справиться с рыданиями. Лея бережно обняла ее в ответ, немного покровительственно погладила по спине. — Не плачь, — тихо попросила она, — это все в прошлом. А кукла пусть будет у сестры, если вдруг тебе придется оставить ее одну. На фоне первой волны удушливого стыда и покаянной нежности голосок сомнения был почти неслышен, но Ани вдруг подумала, не было ли это явление дочери с таким красноречивым подарком в руках заранее спланированной акцией, уловкой, чтобы отвлечь внимание королевы, воспользоваться ее хрупким положением. Заявление дочери, пусть и весьма справедливое, звучало очень уж двусмысленно. Едва ли юную Императрицу так легко выпустили бы в сопровождении только одного охранника в столь неурочный час, чтобы та могла повидаться с матерью. В этом снова чувствовалась длинная рука Эмгыра или его Первого Советника. Королева отпустила плечи дочери, отступила на шаг, утерев слезы, и изобразила на лице приветливую улыбку. — Спасибо, милая, — поблагодарила она, — но что мы будем делать, если родится мальчик? Лея то ли не заметила фальши в ее доброжелательном тоне, то ли не захотела ее замечать. Она тоже улыбнулась и независимо пожала плечами. — От моего папы во дворце осталась целая армия деревянных солдатиков, — ответила Императрица, — среди них есть и те, кто раскрашен в темерских цветах. Их, конечно, мало, но брату они понравятся. В этом новом заявлении Ани послышалась уже настоящая угроза — Лея, казалось, хотела напомнить королеве о превосходстве собственной армии над силами Темерии, и сделала это самым невинным образом, глядя прямо ей в глаза. Анаис поспешила сменить тему, чтобы не забрести в чащу подозрений еще глубже. — Как поживает твой отец? — спросила она, — я слышала, ты часто его навещаешь. А у меня вот все нет на это времени… Лицо Леи заметно помрачнело, и сожаление, отразившееся вдруг на нем, было самым настоящим. — Папа уехал из замка Кимбольт, чтобы попытаться найти средство от своего проклятья, — ответила девушка, — я говорила с Ианом — он очень волнуется, потому что уже давно не получал от него никаких вестей. Если отец не вернется после конца переговоров, я попрошу Литу его поискать. Анаис тревожно сдвинула брови — об отъезде Фергуса она знала, но вот его долгое молчание было странным. Бывший супруг направился в Бан Ард в поисках магических знаний, и могло статься, что тамошние хранители чародейских фолиантов запретили ему общаться с внешним миром, пока он погружался в их тайны. Кейра, бывало, раздраженно жаловалась королеве, что чародеи школы так ревностно охраняли свои секреты, что даже ее до них не допускали. — Филиппа по моей просьбе отправила прошение Ректору Бан Арда, чтобы тот впустил Фергуса в закрытое хранилище школы, — подтверждая ее догадки, вдруг вмешался в разговор Виктор, — возможно, теперь он связан неким обязательством и не может ни с кем разговаривать, пока не закончит. Лея, словно успела совсем забыть, что в комнате они с матерью были не одни, раздраженно глянула на короля через плечо. — Благодарю за информацию, — ответила она с учтивым кивком, — и за помощь моему отцу. Виктор ответил сдержанным коротким поклоном, досадливо поджав губы. Ани на миг даже стало жалко возлюбленного — стоя в двух шагах от единственной дочери, он не мог ни прикоснуться к ней, ни заговорить, не рискуя нарваться на холодную стену ее враждебного молчания. А еще — сложно было себе представить, как сильно король ревновал Лею к вернувшемуся из добровольной ссылки Фергусу, тут же добившемуся ее доверия и дочерней любви, почти ничего для этого не сделав. — Садись за стол, — предложила Анаис, чтобы немного снять возникшее липкое напряжение, — я еще не ужинала, и буду рада разделить с тобой трапезу. Лея глянула на стол из-за плеча матери, и глаза ее на мгновение зажглись — Ани знала, как дочь обожала третогорские пирожные и золотистые зерриканские бананы. — Виктор принес слишком много всего, — шутливо пожаловалась Анаис, покачав головой, — так что, если ты мне поможешь, я, может, и не помру от обжорства. Едва произнеся это, королева сразу поняла, что совершила страшную ошибку. Лицо Леи мгновенно изменилось — она с трудом не поморщилась от отвращения, словно была уверена — еда из рук реданского короля непременно окажется отравленной. — Я не голодна, — отчеканила дочь, — и мне нужно возвращаться. Желаю вам приятного вечера, — она бросила еще один по-эмгырски тяжелый взгляд на Виктора, но потом все же улыбнулась матери, — Ламберт, — вдруг обратилась девушка к ведьмаку, — завтра мне твои услуги не понадобятся — в зале для переговоров и так будет достаточно охраны. Так что ты можешь провести день, как тебе угодно, — и девушка мельком подмигнула ему. Когда юная Императрица и ее спутник откланялись, Виктор, которого внезапная встреча, похоже, окончательно добила, тоже засобирался уходить. — Мы с отцом придем завтра вечером, — пообещал он, — и обсудим все, что произойдет на переговорах. Ани чуть помедлила. — Встреча назначена на полдень, — напомнила она, надеясь, что глупый король истолкует ее намек правильно — просить его остаться было ниже ее достоинства. Виктор улыбнулся. — Ты говоришь, спальню здешнюю ты еще не видела? — спросил он, и Ани с облегчением тихо рассмеялась. Перед тем, как отправиться в постель, любимый ревностно проследил, чтобы королева все же поужинала — и она на удивление нашла в себе силы на это. Не осталась без внимания ни снедь, приготовленная для нее заранее, ни подношения реданского короля, и, доедая последний кусочек сыра, Ани жалобно укорила Виктора, что тот не помешал ей предаться безудержному чревоугодию. Тот, смеясь, помог королеве подняться и, обнимая за талию, проводил в спальню, сам раздел ее, хотя Анаис попыталась соврать, что справилась бы и без его участия. Наконец, избавившись и от собственной одежды, Виктор улегся рядом с Ани на кровать — слишком узкую для них троих — позволил ей устроить голову у себя на плече и нежно обнял, прижав к себе. Предаваться ласкам или даже разговаривать Анаис не хотелось. Странный неприятный вечер, казалось, выпил из нее все силы, и плотный ужин довершил дело — она заснула, едва смежила веки, не успев пожелать любимому даже приятных сновидений. Незнакомые стены из источенного временем серого мрамора надвинулись на Анаис, дыша ледяным холодом. Темный зал с обступившими ее высокими колоннами, похожими на стволы вековых деревьев, освещали лишь смутные всполохи открытого портала, но и они вскоре погасли. Ани попыталась оглядеться по сторонам, понять, где очутилась, но тело ее — от горла вниз до самой поясницы — прошила тягучая молния боли, и она с трудом устояла на ногах. Босые стопы сковало холодом. Откуда-то издалека доносились смутные голоса — высокие и звонкие, точно кто-то насмехался над пугающей ледяной мглой, и Ани попыталась крикнуть, позвать на помощь, но горло сдавил внезапный спазм, мешающий даже сделать следующий вдох. Королева все же смогла оторвать от пола одну неподъемно-тяжелую ногу и шагнуть вперед, хотя все ее отяжелевшее тело противилось этому, внутри, казалось, расцветал хищный цветок невыносимой боли, от которой Ани не могла даже застонать. Она подняла руки к глазам — пальцы были измазаны чем-то липким, и даже сквозь душившую ее мглу королева поняла, что они были все в крови. Звонкие голоса приближались, и теперь, почти обессиленная страхом и болью, Анаис поняла, что нужно бежать от тех, кто скрывался за мраморными стенами, нужно спасаться, пусть даже за порогом смерти — лишь бы не знать, не видеть, кого прятала ледяная темнота. В черном портале высокой арки прямо перед ней вдруг возник отдаленный оранжевый всполох — пятно света ширилось, и вместе с тем отступал холод. На мгновение королева вновь обрела способность двигаться, она отпрянула от арки, готовая бежать, но на место льдистому параличу пришло новое чувство — невыносимый иссушающий жар, за пару мгновений охвативший все ее измученное тело, и на этот раз Анаис смогла закричать. — Тише, тише, — заботливые крепкие руки тормошили ее, пылающего лица коснулось что-то восхитительно-прохладное, и королева, впервые за, казалось, долгие часы, глубоко вдохнув, распахнула глаза. Над ней стоял обеспокоенный Виктор. Одной рукой он пытался разбудить Ани, а второй отирал ее лицо влажной тряпицей. Заметив, что королева очнулась, любимый бледно улыбнулся. Она пошевелилась, чувствуя, что, хоть ужас и мгла отступили, боль осталась на месте — во рту Анаис ощутила неприятный горький привкус, и от горла вниз спускался сплошной горячий столб, камнем падая куда-то в желудок. Королева закашлялась, застонала, но Виктор удержал ее. Он отложил тряпицу, и ладонь его замерцала мягким голубым свечением. Любимый осторожно опустил руку на грудь Анаис, и уже через пару мгновений наступило долгожданное облегчение. Женщина снова прикрыла глаза, стараясь выровнять дыхание, сосредоточиться на приятных волнах тепла, расходившихся от ладони Виктора. — Проклятая изжога, — пожаловалась она, когда снова обрела способность говорить, — говорила я тебе, тот последний кусок был явно лишним. Виктор присел на кровать рядом с ней. За окнами было еще совсем темно, и Ани не знала, как долго она проспала. Теперь, когда жгучая боль окончательно отступила, смутный кошмар казался ей даже глупым — королева думала, что с дурными снами после исчезновения Цири много лет назад она смогла справиться. Но, по всей видимости, ошиблась. — Жаль, здесь нет никаких трав, — услышала Ани тихий голос Виктора — возлюбленный явно храбрился, как и всегда не желая выдавать своей паники, пока проблема не будет решена. Королева приоткрыла глаза и перехватила его руку, поднесла к губам, повторив его собственный жест. — Ложись со мной, — попросила она, — мне просто приснился дурной сон, но уже все в порядке. Виктор, немного посомневавшись, кивнул. Он откинул одеяло, устроился за спиной Анаис и прижал ладонь к ее животу — ребенок немедленно встрепенулся и заворочался под его ладонью. Королева хотела недовольно заявить, что вот теперь ей точно ни за что не заснуть, но сон навалился на нее, не дав сказать ни слова больше. Виктор ушел рано утром, едва забрезжил хмурый зимний рассвет. Он в очередной раз пообещал вернуться сразу после окончания переговоров, и Ани лишь отмахнулась от него. Кошмары больше не повторялись, боль тоже улеглась, а викторов отпрыск после ухода отца явно решил дать матери возможность спокойно проспать еще несколько часов. Когда к ее двери явился Ламберт, получивший вольную от своей госпожи, Анаис была уже умыта, одета и готова к прогулке. День выдался ясным и не слишком холодным — до весны было еще далеко, но во влажном речном воздухе Флотзама чувствовалось едва уловимое мягкое тепло. Вместо приветствия ведьмак обнимал королеву так долго и крепко, что Ани пригрозила — если он не отпустит, она разродится прямо сейчас. Ламберт, смеясь, повиновался. За время разлуки ее бывший верный спутник почти не изменился — может, немного отяжелел, и в коротких черных волосах тут и там появились серебряные стрелы седины. Но улыбка его осталась прежней, как и твердость рук и вечно чуть насмешливый тон. — Уверена, что хочешь прогуляться по Флотзамским лесам? — осведомился ведьмак, когда они уже вышли из дома, и Ани полной грудью вдохнула свежий воздух, чуть пропитанный запахом речного ила, — учти — роды я принимать не умею. — Ничего, это несложно, — весело отмахнулась Ани — этим светлым прозрачным утром ей совсем не хотелось думать ни о начинавшихся в эту минуту важных переговорах, ни о прошлом вечере, полном неловкости и тревоги, ни даже о собственном страхе перед будущим. У ног королевы крутился большой черный пес — она понятия не имела, как ведьмаку удалось протащить его с собой на саммит. Зверюга обнюхала ладонь Анаис и тут же попыталась, встав на задние лапы, лизнуть ее в лицо, но Ламберт осадил пса. — Лео, побольше почтения! — заявил ведьмак весомо, — перед тобой сама королева Темерии! Но Ани, смеясь, потрепала собаку по лохматой макушке. Этот молодой потомок прежней любимицы Ламберта Клюквы мало походил на свою знаменитую мать — он был мощнее, больше, с длинной темной шерстью, но вышколил и воспитал его ведьмак ничуть не хуже покойной любимицы. До самых городских ворот, через которые спутников пропустили беспрекословно, Лео важно семенил рядом с хозяином, не сделав даже попытки вырваться вперед. И только когда они ступили на широкую лесную тропу, пес, оглянувшись на Ламберта и получив выразительный кивок в ответ, понесся вперед, сбивая по пути снег с низких ветвей. С тех пор, как по ее просьбе Ламберт перебрался в Нильфгаард, виделись они с Ани очень редко. Ведьмак преданно служил юной Императрице, а в свободное время тренировал младшего брата Фергуса Риэра, и, конечно, не мог выбираться в Темерию, чтобы поохотиться с Анаис, как раньше. Королеве и ведьмаку приходилось встречаться урывками, но всякий раз, увидевшись с Ламбертом, Ани казалось, что не было никакой разлуки — они могли начать разговор так, словно прервали его лишь накануне, и сейчас именно так и произошло. Ламберт, привыкший ходить по лесу быстро и бесшумно, шел неторопливо, подстраиваясь под отяжелевший шаг Анаис, и Лео то и дело выныривал из-под низких ветвей, чтобы проверить, не отстал ли хозяин совсем безнадежно. Королева, хоть и досадовала на то, что не могла двигаться так же легко, как обычно, была все же благодарна спутнику, что ничем, кроме скорости, он не показывал своего беспокойства ее положением, не бросал на нее обеспокоенные взгляды, не рвался поддержать под руку, если приходилось обходить сваленные на тропе ветви, и не спрашивал поминутно, не устала ли она, как делали отец и Виктор. В лесу дышалось легко. Анаис, следуя за Ламбертом, чувствовала, как из тела ее постепенно уходили ставшие привычными тяжесть и усталость, от которых в стенах Вызимского дворца она никак не могла избавиться, сколько ни спи. Даже подъем на небольшой пригорок, с которого открывался вид на долину Понтара, королева преодолела, почти совсем не запыхавшись. Сперва они говорили, не выбирая тем, о пустых приятных вещах — о внезапном потеплении после ледяного морозного декабря, о праздновании Йуле, о том, как Ламберт учил Лео выполнять разные трюки — и только через час прогулки ведьмак, немного помявшись спросил: — Ну… и как поживает Кейра? Анаис покосилась на спутника. Она знала, что за последние годы супруги стали друг другу почти чужими. Кейра, полностью посвятившая себя ректорству в Вызимском университете и игравшая не последнюю роль в делах Ложи Чародеек, казалось, вообще мало замечала старых знакомых. Даже о беременности своей бывшей подопечной она узнала вместе со всем темерским народом, и, хоть и предложила Ани свою помощь, особого интереса не проявила. С Ламбертом чародейка встречалась от случая к случаю, и, видимо, сейчас эти свидания вовсе сошли на нет. — Работает, — пожала плечами Анаис, — лично выбирает выпускниц Аретузы, чтобы они служили мне, и занимается делами Академии. Я вижу ее только на официальных встречах и приемах во дворце. — Понятно, — откликнулся Ламберт и неловко замолчал. Он огляделся по сторонам и кивнул в сторону большого поваленного дерева у самой кромки невысокого обрыва над рекой. — Присядем? Я что-то притомился, — это была бесстыдная ложь, но Ани не стала уличать в ней спутника — Ламберт явно ни на мгновение не забывал, что спутница его была глубоко беременна, и теперь решил скрыть заботу под этим неуклюжим враньем. Королева и сама чувствовала, что устала и начинала задыхаться, несмотря на черепашью скорость ходьбы. Она великодушно кивнула, и Ламберт, прежде, чем позволить ей сесть, стащил с себя куртку и расстелил ее на стволе. Анаис устроилась, вытянув ноги и прислонившись начинавшей ныть спиной к толстой ветви, стараясь не морщиться. Ламберт сел рядом, а явившийся из белоснежной чащи Лео улегся у его ног. Ведьмак потрепал пса между ушами, не глядя на спутницу, словно не знал, как продолжить разговор. Ани ждала. — Риэр уехал в Каэр Морхен, — вдруг сообщил ведьмак почти равнодушно, словно говорил о том, что собирался съесть на ужин немного кроличьего рагу. — И ты его отпустил? — удивленно спросила Анаис, — я думала, ты специально ничего ему не рассказывал о своем житье-бытье в крепости, как мне, чтобы не искушать паренька. — Не рассказывал, — подтвердил Ламберт, — но нашлись другие доброхоты. И Риэр, едва представилась возможность и выдался достойный повод, свалил, только я его и видел. — Ну ведь ты всему его научил, — осторожно заметила Ани, — не бойся — после твоих уроков он не пропадет. — Я знаю, — все еще не глядя на нее, кивнул Ламберт, — просто я… как бы это сказать… привык к пареньку. Он, конечно, тот еще дуболом, и мечом махает лучше, чем соображает. Но без него в Нильфгаарде мне стало совсем тошно…- ведьмак мельком глянул на спутницу, — не то, чтобы мне не нравилось служить Лее, но… — Я понимаю, — перебила его Анаис, — Лея — Императрица, и найти с ней общие темы может разве что Гусик. Куда нам до нее. Ламберт фыркнул. — Да к тому же, Старый Катакан запретил мне открывать рот в ее присутствии, — напомнил он, — видимо, боялся, что из детки вырастет такой же старый матрос, как ты. — Иди нахуй, Ламберт, — от души пожелала ему Анаис и рассмеялась, но тут же снова стала серьезной, — я тут подумала…- начала она снова, — Лея ведь уже взрослая, и защита ведьмака, когда ей присягнули все рыцари Империи, моей дочери больше не нужна. А вот ему…- она мягко опустила ладонь на скрытый под складками шерстяного плаща живот. Ламберт проследил за ее рукой и усмехнулся. — Хочешь снова сделать меня нянькой для своего отпрыска? — спросил он с вызовом, и Анаис серьезно кивнула. — Может, ты слышал, что я собираюсь объявить о намерении Темерии выйти из состава Нильфгаарда? — произнесла она, и взгляд Ламберта мгновенно стал цепким и прямым, — и наследнику трона понадобится надежный защитник. И друг — такой же, какой появился у меня, когда был мне так нужен. — Ты серьезно? — немного помолчав, уточнил Ламберт, — что на это скажет Старик Катакан? — Плевать мне! — с неожиданной злостью ответила Анаис, неловко выпрямившись — поясница ответила тупой тягучей болью, и королева, поморщившись, заговорила спокойней, — ты не слышал? Темерия будет свободна — и мнение Старого Катакана, который все никак кони не двинет, меня больше не волнует. И не то чтобы ты так уж сблизился с Леей — она не станет возражать против твоего отъезда. — Да и в конце концов, — подхватил Ламберт, — ведьмак я или сраный рыцарь в крылатом шлеме? Я и служил им только потому, что ты мне приказала. — Я не приказывала, — напомнила Ани, — я просила. И прошу снова — возвращайся в Вызиму. Ты нужен моему наследнику — и мне. — она, вдруг почувствовав, как к горлу снова подкатил знакомый комок, опустила глаза, — друзей в столице у меня совсем не осталось. Ламберт придвинулся к королеве ближе, обнял ее за плечо, и Анаис, тихо всхлипнув, прижалась к нему, как маленькая девочка. — Ну раз ты так просишь, — снисходительно сказал ведьмак тоном лавочника, торговавшегося с упрямым покупателем несколько часов кряду, — так и быть — может, хорошим манерам я твоего ребенка и не научу, но кое-чего полезного он от меня узнать сможет. В город спутники вернулись, когда уже начинало смеркаться. Ламберт проводил Анаис до дома, помог ей, почти совсем обессиленной долгой прогулкой, раздеться и уложил в постель. Королева хотела сказать ему на прощание что-то еще — непременно очень значительное, понятное только им двоим, но сон сморил ее, и последним, что почувствовала Анаис, проваливаясь в теплое забытье, была твердая шершавая рука ведьмака, ласково коснувшаяся ее щеки. Разбудили королеву Виктор и Роше, вошедшие в дом без стука. Ради них, впрочем, Ани решила даже не вылезать из постели. Она успела отдохнуть, хотя ноги и спина все еще гудели после целого дня, проведенного в лесу. Состоявшаяся встреча правителей с самого начала была обычным спектаклем, и королева сомневалась, что на ней могло произойти что-то значительное, ведь настоящие решения принимать пришлось бы гораздо позже. Сидя в кровати, оперевшись спиной на высоко взбитые подушки, Ани наблюдала, как отец входил в комнату с подносом — должно быть, пока она спала, гости успели позаботиться об ужине. Роше опустил поднос королеве не колени и уселся на стул у кровати. Виктор же устроился рядом с ней и зачем-то тут же взял Анаис за руку. Та чуть удивленно нахмурилась. — В чем дело? — быстро спросила она, чувствуя, как едва забытая тревога снова поднимает голову, — у вас такие лица, будто кто-то из Леиных генералов совершил акт самосожжения прямо в зале для переговоров. Виктор улыбнулся и покачал головой. — Я бы на такое посмотрел, — заметил он, — но нет — ничего подобного. Только вот… переговоры пошли не по моему плану. Анаис продолжала молча взирать на него, дожидаясь, пока отважный король сам разродится объяснением. Виктор поднял на нее взгляд, и улыбка на его лице померкла. — Лея выступила с собственным предложением, — заговорил вместо сына отец, — мы ожидали, что она будет придерживаться той позиции, которую все эти дни отстаивал ее Первый Советник. Но Ее Величество решила нас всех удивить… — Включая мастера Риннельдора, — поддакнул Виктор, — у него было такое лицо, словно он на ежа присел. — Что она предложила? — не выдержав, потребовала Анаис. Отец и сын переглянулись. — Лея объявила о своем желании даровать Темерии свободу по случаю собственной скорой коронации, — ответил наконец Роше, — как подтверждение того, что старая вражда между королевством и Империей забыта, и как компенсацию за Третью Северную войну, развязанную ее дедом. Она сказала, что этого хотел еще Император Фергус — подготовил соответствующий указ, который должен был обнародовать по случаю рождения своего первенца. И вот теперь тот первенец должен довести начатое до конца. Ани моргнула. Она буквально кожей чувствовала, что за этой речью должно было последовать неминуемое «но». Все не могло быть так просто — разве что накануне Лея действительно приходила, чтобы сообщить матери о своем решении, но не смогла, застав у нее Виктора. — Но, — обронил Роше со вздохом, — она выдвинула ряд условий. Самое главное из которых — ее мать, помолвленная с королем Редании, не может взойти на трон освобожденного королевства. Кандидата Лея предложит сама, но он волен будет сложить с себя полномочия по прошествии четырнадцати лет с момента коронации, оставив корону тому, кого сам выберет. Ани хмыкнула. Дочь все же нашла способ ей отомстить за все эти годы. Королева молчала, выжидающе глядя на отца. Тот выдержал ее взгляд, хотя челюсть его заметно напряглась, а ноздри мелко затрепетали. — Лея сказала, что на трон Темерии взойдет человек из рода Фольтеста, — продолжил за Роше Виктор, все же спрятав глаза, — я думаю, ты понимаешь, кого она имела в виду… Анаис не сводила глаз с отца. Она, конечно, понимала, о ком шла речь. — И ты согласился? — резко спросила королева. Отец не отвернулся. — Было решено, что окончательное соглашение будет озвучено и подписано через месяц, — снова ответил за него Виктор, — это время уйдет на… — Ты согласился, — отрезала Анаис. Она высвободила руку из цепкой хватки Виктора, откинула одеяло, перевернув нетронутый поднос, и попыталась встать с постели — этот маневр дался ей не с первого подхода, но никто из мужчин не двинулся, чтобы помочь ей. Королева раздраженно прошлась по тесной комнате, не глядя на них, потом остановилась прямо перед Роше, перехватила его взгляд. — Значит, ему все же удалось, — выдала Анаис с горечью — злости в ней почти не осталось, теперь ее место заняло глухое разочарование. Роше смотрел на нее в ответ, явно ничего не понимая. — Эмгыр, чтоб ему сгнить, все же перехитрил нас всех. А вы, если не поняли этого, либо продались ему, либо полные идиоты. — Ани, — Виктор подался к ней, но королева на него даже не взглянула. — Славный Император решил отомстить мне за то, что потомки Фольтеста фактически унаследовали его Империю, — хмыкнула Ани, высоко вскинув голову, — или решил править всеми и дальше, из могилы. Это ведь его план — не отпирайтесь. Он, зная, что все договоры с Ложей, завязаны на мне, решил посадить на трон Темерии того же человека, которого выбрал в прошлый раз. Но теперь — затем лишь, чтобы ты, отец, помог окончательно похоронить нашу родину. — Анаис! — воскликнул Виктор, но Роше остался неподвижным, хотя лицо его обратилось в непроницаемую каменную маску. — Без поддержки чародеев Темерия останется беззащитной, и Нильфгаард начнет новое наступление, когда тело Эмгыра еще не успеет остыть, — отчеканила Анаис жестко, потом все же повернулась к Виктору, — а ты, любовь моя, готов будешь пойти против воли твоей драгоценной советницы и поддержать неудобного союзника? Что о тебе подумает реданский народ, если ты вступишь в войну не только с Нильфгаардом, но и с Ложей? — Этого не будет, — возразил Виктор. Лицо его теперь было сосредоточенно серьезным, — Лея предложила договор о взаимном ненападении, военную поддержку и экономические реформы… — Сроком на четырнадцать лет! — Ани сжала кулаки, — а потом, когда наследник взойдет на трон, всему наступит конец! Или так далеко вы оба не заглядывали? Видимо, почувствовав настроение матери, ребенок в животе королевы толкнулся так сильно, что она едва не вскрикнула от неожиданности. Мужчины молчали. Анаис, покачав головой, присела на край кровати, бездумно растирая то место, куда врезалась пятка ребенка, желавшего, видимо, поучаствовать в жаркой дискуссии. — Мы соберем совет, когда вернемся в Вызиму, — заговорил наконец Роше, и по его тону Анаис поняла, что не она одна опасалась именно того, о чем они говорили, — и примем решение, как действовать дальше. На иные условия Лея сейчас не согласна, но мы в праве выдвинуть встречное предложение. — он склонил голову и заговорил тише, чуть подавшись вперед, — Ты знаешь меня, Анаис, я никогда не рвался к власти, и вернулся на службу потому лишь, что думал — она нужна моей Родине. Если мое присутствие только осложнит ее положение, я уеду из Темерии навсегда. Ани чувствовала, как тяжелая усталость опустилась ей на плечи, а от спокойного рассудительного тона Роше ей стало только хуже. Меньше всего она хотела обидеть того, кто заменил ей отца, но иных слов для него она просто не находила. — Прости меня, — произнесла королева негромко, — простите меня оба. Все было бы проще, согласись я на вхождение Темерии в состав Северной Империи. Но это невозможно — я и сама отказалась бы от короны ради благополучия моей страны, если бы не знала, что Темерией снова хотят воспользоваться. Я не могу этого допустить. Мужчины переглянулись. — Ты права, — ответил за них обоих Роше, — и за оставшееся до новой встречи время мы должны найти решение, которое приведет к наименьшим потерям. — Может быть, мне удастся договориться с Ложей, — встрял Виктор. — Последнее слово еще не сказано. Анаис невесело усмехнулась. — Хочется надеяться, что последнее слово останется за нами, — тихо проговорила она.