Тонкие материи

— На этот раз ты перегнула палку, малышка, — заметил Ламберт и протянул руку, чтобы помочь Ани встать из-за стола. Королева послала ему раздраженный взгляд — в снисходительно наставительном тоне ведьмака слышался настоящий укор, а разговаривать подобным образом с правительницей не должен был позволять себе никто — даже близкий друг. Кроме того, за последний месяц Анаис стала такой неповоротливой, что это его вечное «малышка» звучало еще более неуместно. — Я сделала то, что должно, — отрезала она, но руку ведьмака приняла. Спина и живот тупо ныли от долгого сидения в неудобной позе — хотя едва ли остались позиции, в которых Ани было бы удобно. Она не привыкла принимать подобную помощь — даже когда ждала двух других своих детей, но сейчас пришлось переступить через гордость и опереться на локоть Ламберта. — Я целый месяц доказывала Роше, что моя позиция по этому вопросу верна, что его провели, как мальчишку. Приводила аргументы и сохраняла спокойствие. И что получила взамен? В этой стране, похоже, больше никто меня не слушает. Все считают, что я лишилась рассудка и не контролирую себя. И мне это надоело. — Я уверен, у Роше не было намерения тебя обидеть или поставить твою власть под сомнение, — нейтрально ответил Ламберт. Аккуратно придерживая королеву под руку, он повел ее к выходу из кабинета — и как бы самой Анаис ни хотелось сейчас лечь в теплую ванну или удобную постель, она чувствовала, что разговор был еще не окончен. С каждым днем, прошедшим с первого раунда переговоров, на которых за ее спиной едва не было принято судьбоносное — и катастрофическое для Темерии — решение, Анаис все больше убеждалась — ряды ее искренних сторонников таяли. Королева понимала, что сама позволила ситуации дойти до этого, послав Роше вместо себя на саммит — враги поспешили воспользоваться этой ее глупостью, хотя Ани подозревала, что план по ее отстранению от власти созрел уже давно. Должно быть, Эмгыр начал готовить почву для своего последнего триумфа даже задолго до того, как Анаис приняла глупое и несвоевременное предложение Виктора. Старый Еж мечтал об окончательной капитуляции Темерии еще с тех времен, когда был заключен первый договор о ее статусе в составе Империи. Бывшему тирану (хотя существовало ли вообще такое понятие, как «бывший тиран»?) невыносимо было осознавать, что, поработив почти весь Континент, он не смог прижать к ногтю свободолюбивое королевство, и с годами эта его мания только крепла. Эмгыр понимал, что военными методами действовать было бесполезно, и избрал иной — медленный и незаметный, но куда более эффективный путь. Анаис не единожды оказывалась обманута им. Начать хотя бы с Фергуса, за которого она вынуждена была выйти замуж, чтобы обнаружить себя в итоге не женой бесполезного и бесправного младшего сына, а Императора Нильфгаарда, который, женившись на Анаис, вроде как заручался ее безусловной преданностью, а значит — и преданностью Темерии. Но Фергус оказался слишком слаб, чтобы соответствовать отцовским ожиданиям и слишком не заинтересован в Анаис, как в жене, чтобы исполнить вторую часть плана Эмгыра — посадить свободолюбивую провинцию на короткий поводок, привязав ее к Нильфгаарду общим наследником. Ани помнила, с каким давлением и ей, и Гусику приходилось бороться в те времена. И даже рождение Леи стало результатом чародейской интриги, предательства верной подруги и советницы, хоть и прикрытого благими намерениями. И даже после ухода Фергуса ситуация не сильно поменялась. Эмгыр отказал Анаис в праве забрать свою дочь с собой, вынудил ее выбирать между Темерией и Леей, ожидая, должно быть, что несчастная мать выберет свое дитя и подчинится неизбежному. В Вызиму был бы в таком случае отправлен преданный Империи наместник, а самой Анаис осталось бы довольствоваться положением Императрицы-матери, не претендуя на власть большую, чем та, что даровал этот сомнительный титул. Но королева приняла тяжелое, но верное решение — переступила через свои чувства ради тех крупиц свободы, что еще оставались у Темерии. И, разумеется, Эмгыра ее выбор приводил в бешенство. Анаис не сомневалась — добрый дедушка, в котором маленькая Лея не чаяла души, сделал все возможное, чтобы неопытная малышка, податливая, как влажная глина, пропиталась если не ненавистью к непокорной матери, то хотя бы убежденностью, что та предала и бросила ее. И Ани ничего не могла с этим поделать. Годы шли, но поменялось только одно — Эмгыр всерьез испугался, что свое веское слово в давнишнем споре выскажет участник с голосом не менее громким, чем глас Империи. Виктора, пожалуй, Старый Еж ненавидел даже сильнее, чем Анаис. У реданского короля было достаточно средств и военной мощи, чтобы воевать с непобедимой громадой Нильфгаарда, и только нежелание короля развязывать войну удерживало мир в хрупком равновесии. Но Эмгыр выжидал, знал, что рано или поздно Северная Империя заявит о своих правах на Темерию — а потом, возможно, и на другие порабощенные королевства. И, когда игнорировать недовольные голоса стало невозможно, Эмгыр решился сделать последнюю ставку. Едва ли кто-то в Темерии хоть на мгновение мог бы усомниться в преданности и патриотизме Вернона Роше. Да, он был тем, кто подписал позорный договор о присоединении королевства к Империи, да, он был ставленником и любимцем Эмгыра, принимал нильфгаардские подачки и не гнушался работать на имперскую корону. Но его мотивы всегда были четки и однозначны — он приносил в жертву свои убеждения и гордость ради благополучия своей страны. Только вот в изменившемся мире само понятие этого благополучия не имело больше ничего общего с тем, как все представлялось Роше. Он отошел от дел слишком охотно, погрузился в простую семейную жизнь слишком безоглядно, чтобы поспевать за течением времени. Он заблуждался и не хотел слушать доводы Анаис. И Эмгыр, готовый отдать корону Темерии в руки своего давнего протеже, прекрасно знал, что все будет так, как он задумывал изначально. И теперь задачей королевы было исправить едва не совершенную ошибку. Но помимо всех этих разумных и логичных доводов Ани преследовало еще кое-что, почти необъяснимое, смутное и иррациональное. То, чем она не могла поделиться ни с Виктором, ни с отцом, ни даже с Ламбертом без риска быть высмеянной. Эта мысль пришла королеве внезапно еще пару месяцев назад, и с тех пор не оставляла ее. Проклятье, которое вроде как предназначалось Фергусу, после некоторых размышлений обрело для Анаис совершенно новый смысл. И ее подозрения лишь подтвердились, когда Эмгыр устами Леи выдвинул свое предложение. С ее стороны, наверно, было неосмотрительной глупостью много лет игнорировать то, что произошло во время казни Яссэ. Но, справедливости ради, до возвращения Гусика Ани и не подозревала ни о каком проклятье, а слова приговоренного преступника казались пустой и непонятной угрозой, желанием оставить за собой последнее слово. Но теперь, когда заклятье было нелепейшим образом активировано, Анаис поняла, что предназначалось оно вовсе не тому, кто об него случайно обжегся. Яссэ разговаривал с ней — и проклял именно ее. «Отцы убьют дочерей» — сказал маг-убийца, глядя прямо королеве в глаза, и теперь слова эти обретали совершенно новый смысл. Роше, конечно, не собирался убивать любимую названную дочь, и его намерения, пусть и ошибочные, были чисты. Но проклятье уже вступило в силу, и отец готов был если не отнять у Ани жизнь, то лишить ее того, что составляло смысл этой жизни — Темерию. Едва ли Яссэ предполагал, что его чары сработают именно так. На занюханное королевство где-то на Севере великому чародею, державшему в страхе всю Империю, самому опасному и разыскиваемому преступнику, было наплевать. Но вот Анаис он ненавидел — именно она была повинна в том, что Яссэ поймали и уничтожили, именно она выносила ему приговор и даже приводила его в исполнение. Он хотел отомстить ей — и месть, наконец, должна была свершиться. Ани отослала Вернона прочь из дворца — это решение далось ей нелегко, и со стороны, возможно, и впрямь казалось, что она перегнула палку. Но она сделала это ради собственного спасения — и для того, чтобы уберечь отца от проклятья. Оставалось только надеяться, что через какое-то время он сможет ее понять. Пусть не сейчас, но когда-нибудь. До выхода из кабинета королева и ведьмак добраться не успели — с вежливым стуком на пороге появился учтивый лакей. — Письмо, Ваше Величество, — поклонился он, — с печатью Императрицы. Ани удивленно смерила слугу взглядом. После того, как Ламберт покинул Город Золотых Башен, от Леи совсем не приходило вестей. Все вовлеченные в процесс переговоров готовились к новому их раунду, и юной Императрице, должно быть, посоветовали ограничить общение с матерью, чтобы та не могла воздействовать на нее — с точки зрения некоторых советников дочери та и так стала слишком мягкой с той, кто готовила мятеж. И сейчас, забирая из рук слуги запечатанный конверт с символом Великого Солнца на сургуче, Анаис невольно ощутила радость. Как ни крути, но терять дочь окончательно и навсегда ее материнское сердце отказывалось. Поблагодарив слугу, королева хотела было открыть письмо немедленно, стоя посреди кабинета — но спина слишком разнылась, а во всем теле ощущалась такая неприятная тянущая тяжесть, что Анаис решила сперва добраться до постели. Ламберт, прежде деливший с королевой долгие лесные прогулки и иногда пропадавший с ней на охоте по несколько дней, превратился для Ани в настоящую няньку. Но ведьмак, похоже, был совсем не против, справедливо решив, должно быть, что подобное положение вещей продлится не долго. Анаис никогда не пользовалась услугами камергеров и служанок, которые помогали бы ей одеваться или принимать ванну. Но в последние пару недель задачи эти для нее одной стали почти невыполнимыми. До рождения ребенка, по подсчетам Кейры, оставалось еще немногим меньше месяца, но Анаис уже чувствовала, что смертельно устала делить собственное тело с другим человеком. Особенно при том, что человек этот большую часть времени не давал ей покоя. Королеве престали быть впору даже те рубахи, которые она носила, ожидая Людвига, и каждый шаг, каждая смена позиции и попытка встать, сесть или прилечь давалась ей с трудом. Ламберт же неизменно был теперь рядом, чтобы помочь своей почти беспомощной подопечной. При нем Ани не испытывала никакого смущения и позволяла ведьмаку одевать и обувать себя, подавать руку, чтобы вылезти из ванны или подняться с кровати. И даже Виктор, знавший об этой близости между старыми друзьями, не выказывал ни ревности, ни беспокойства. Любимый, конечно, говорил, что хотел бы сам оказываться почаще с Ани рядом, чтобы делить с ней тягости последних недель беременности. Но королевские дела, как обычно, стояли на пути его благородных намерений. И Виктору оставалось только надеяться, что он сможет присутствовать хотя бы при рождении своего ребенка — как это было с Людвигом. Учитывая ход переговоров, Ани в этом сомневалась, но гнала от себя тревожные мысли. Предстоящие роды пугающей темной громадой маячили на горизонте, но королева, пока это было возможно, предпочитала смотреть в другую сторону. Она не стала открывать письмо до тех пор, пока не оказалась в постели. Ламберт присел на стул рядом с кроватью, а Ани еще немного поерзала на подушках, стараясь устроиться поудобней. Она не привыкла жаловаться и старалась никогда этого не делать, но сейчас королеве хотелось разрыдаться от того, как сильно у нее ломило все тело. Ребенок, явно вставший на сторону деда, во время беседы с Роше награждал мать градом сильных толчков, но сейчас притих и успокоился, но положение это не слишком спасало. Надеясь отвлечься от муторного недомогания, Анаис наконец сломала печать на конверте и развернула послание от дочери. Почерк Леи она узнала сразу — и письмо оказалось таким же лаконичным, как всегда — дочь, следуя примеру сурового немногословного даже в письменной форме деда, не любила тратить чернила понапрасну. Пробежав по строчкам глазами, Ани удивленно хмыкнула. — Что там? — с любопытством спросил Ламберт, и королева протянула ему письмо. — Лея просит меня явиться завтра к ней, чтобы обсудить предстоящие переговоры, — ответила Ани еще до того, как ведьмак прочитал послание, — у нее появилось новое предложение, и она хотела бы сделать его без лишних свидетелей. Ламберт с сомнением покачал головой. — Не думаю, что регламент переговоров подразумевает нечто подобное, — заметил он, — Виктору это точно не понравится. Ани досадливо поджала губы — ведьмак, безусловно, был прав, но в ней вдруг поднялось знакомое упрямство. — Виктор тут ни при чем, — отрезала она, — Редания изначально участвовала в саммите лишь для отвода глаз. Кроме того, ничто не может помешать мне просто поговорить с моей дочерью. Если ее предложение меня не устроит, я откажусь — и дело с концом. Ламберт кивнул, но продолжал мрачно хмуриться. И его взгляд был достаточно выразительным, чтобы Анаис поняла, что волновало его вовсе не только реноме короля Виктора. — Ничего со мной не случится, — Ани опустила ладонь на живот, куда и таращился заботливый ведьмак, — в крайнем случае, во дворце Леи ведь живет Регис — один из моих лекарей. Этот аргумент оказался куда более весомым, чем предыдущий, и Ламберт наконец снова кивнул — на этот раз вполне искренне. Ночь прошла тяжело. Ани на этот раз мешало уснуть не только то, что она никак не могла выбрать удобную позу, в которой у нее ничего бы не тянуло и не перехватывало дыхание, но тревожные размышления о том, что именно собиралась предложить ей Лея. Королева знала, что регент, прежде диктовавший дочери свою волю, некоторое время назад оказался не у дел — его болезнь прогрессировала, и жизнь держалась в нем каким-то немыслимым чудом. Жизнь — но не сознание. Эмгыр был в забытьи и не реагировал ни на старания Региса, ни на голоса близких, и дни его были очевидно сочтены. Может быть, теперь, свободная от его наставлений, Лея решилась пойти против его воли, поняла, что намерения деда были не так уж благородны. Но могло случиться и наоборот — желая исполнить последнюю просьбу любимого дедушки, Лея, возможно, собиралась отстаивать позицию Империи до конца, отозвать свое прежнее предложение и выдвинуть новое — предложить матери засунуть свои амбиции в задницу, заткнуться и забыть о свободе Темерии навсегда. И состряпанным на коленке фальшивым указом не вполне покойного Фергуса Лея размахивать больше не собиралась. Наутро Ани встала с постели еще более уставшей, чем ложилась накануне. Слегка, но надоедливо кружилась голова, ее неприятно подташнивало, а живот, который, казалось, за ночь стал еще массивней, то и дело каменел. Такое случалось и раньше — Анаис помнила, как мучилась подобными симптомами с Леей, и тогда это длилось почти целых две недели. Но сейчас королева впервые поняла, что до следующего раунда переговоров она могла буквально не дожить. Ани запрещала себе думать о смерти в родах, но этот страх все равно преследовал ее по пятам, не давая всерьез строить далеко идущие планы. Ламберту, помогавшему королеве облачиться в простое просторное платье — голубое, расшитое темерскими лилиями по подолу — Ани о своем недомогании ничего не сказала. А он, если и почувствовал в ней какое-то напряжение, должно быть, списал все на волнение перед предстоящей встречей с дочерью. Однако, провожая Анаис к порталу, ведьмак предложил сопроводить ее в Нильфгаард, но та мягко отказалась — при нем Лея едва ли решилась бы на полную откровенность. Из портационного зала в Императорском дворце королеву сопроводили к кабинету, в котором Лея обычно принимала тех посетителей, с которыми намеревалась вести беседу, не подходящую для Тронного зала. Анаис с удивлением отметила, что за ней по галереям замка, вопреки обыкновению, следовало сразу двое рыцарей в черных латах, а слуга, шедший впереди, то и дело поглядывал на королеву, будто хотел проверить, не отстала ли она. Где-то внутри Анаис почувствовала, как рождается смутное беспокойство — подобные почести ей никогда не оказывались, да и вообще охраны во дворце им встретилось едва ли не больше, чем в тот раз, когда агенты Ваттье де Ридо разыскивали преступника, покушавшегося на жизнь Фергуса. Но отступать было поздно. Ани гордо вскинула голову и пыталась шагать прямо и ровно, чеканя шаг. Но ломота в теле, теперь сосредоточившаяся в районе поясницы, препятствовала изяществу шага. У дверей кабинета была выставлена охрана — обычное дело, но сопровождавшие Ани рыцари, вместо того, чтобы удалиться, присоединились к страже. Слуга, поклонившись, распахнул перед запыхавшейся королевой двери и, в отличие от рыцарей, поспешил испариться. Анаис застыла на пороге — казалось, что-то удерживало ее от того, чтобы сделать еще один шаг. Ребенок беспокойно зашевелился, и каждое его движение отозвалось новой волной тупой боли в спине. Сомневаться, зайдя уже так далеко, было глупо — Лея ждала Анаис, и королева не могла просто развернуться и уйти обратно к порталу. Это стало бы позорным трусливым бегством и, возможно, поставило бы крест на возможности договориться с дочерью. И королева шагнула вперед. Двери за ней тут же захлопнулись. Знакомый кабинет, в котором сама Ани в далекие времена своего регентства часто принимала посетителей, был залит солнцем из высоких чистых окон, и его лучи падали на тяжелый дубовый стол, за которым прежде принимались важнейшие для Империи решения. На месте бывших и нынешних правителей сидел мастер Риннельдор, и, увидев его, Анаис невольно попятилась. Первый Советник медленно поднялся со своего места, наградив королеву сдержанной улыбкой. — Доброе утро, Ваша Милость, — заговорил он спокойно и негромко, — я рад, что вы приняли наше приглашение. Ани, хотя сердце ее сжалось от необъяснимой тревоги, повыше вздернула подбородок и расправила плечи. — Я ожидала встретить здесь мою дочь, Императрицу, — заявила она, — а вовсе не вас, мастер. — Ее Величество наделила меня достаточными полномочиями, чтобы говорить от ее имени, — ответил Риннельдор, не моргнув глазом, — и я намерен выполнить свой долг перед Империей. Ани отступила на полшага. Риннельдор не двигался, но королева услышала, как двери за ее спиной снова открылись. Лязгнули доспехи — рыцари, ожидавшие у дверей, вошли в кабинет. — Анаис, княгиня-протектор Темерии, княгиня Соддена, Понтарии, сюзерен Махакама и леди-протектор Бругге, Ангрена, Заречья и Элландера, — заговорил Знающий официальным тоном, и каждый слетавший с его уст титул, казалось, посылал в Анаис одну за другой отравленные стрелы, — вы обвиняетесь в измене Империи и в попытке мятежа. Вашу судьбу решит суд Ее Величества, а до тех пор вы пробудете в темнице, — он махнул рукой рыцарям, — арестовать ее, — обронил мастер Риннельдор, и стража обступила королеву. Первой мыслью Анаис было развернуться к рыцарям и попытаться напасть на них, предпринять последнюю, отчаянную попытку прорваться. Страха королева не испытывала, хоть и быстро поняла, что с самого начала ожидала чего-то подобного. Она совершила ошибку, послушала свое глупое сердце — и теперь попала в ловушку. Живот сковало судорогой — на этот раз по-настоящему болезненной, и у Анаис, не успевшей ничего сказать, перехватило дыхание. Сперва ей почудилось, что солнечный свет просто померк у нее перед глазами, и она готова была скользнуть в забытье, но уже в следующий момент Ани услышала, как с оглушительным звоном разлетелось стекло в одном из высоких окон. Солнце заслонили широкие перепончатые крылья — и на ковер между королевой и мастером Риннельдором упал огромный черный нетопырь. Никто не успел отреагировать — чудовище вмиг обратилось Литой — обнаженной и разъяренной, как голодная брукса. Она властно махнула рукой, и рыцари, подступившие к Ани, попадали вокруг королевы, гремя доспехами. Юной чародейкой двигала ярость — ее жар ощущался в воздухе, и пламя в большом камине за спиной мастера Риннельдора поднялось ослепительным столбом. Знающий, казалось, был оглушен, хотя устоял на ногах. Но Лите его секундного замешательства оказалось достаточно. Она подлетела к Ани и схватила ее за руку. — Бежим, если хочешь жить, — выдохнула чародейка и потянула королеву за собой. Лита ринулась к открытым дверям, а Ани, не успев возразить или о чем-то подумать, на негнущихся ватных ногах поспешила за ней. Чародейка выпустила ее запястье, когда, выкрикнув заклинание, откинула со своего пути подоспевших на шум рыцарей. Она бежала по коридору так быстро, словно не беспокоилась, поспевала ли за ней неуклюжая беременная спутница, но Анаис изо всех сил старалась следовать за Литой. Живот снова прихватило болью, но королева не обратила на это внимание — запоздалый страх и паника придали ей новых сил, и до изгиба галереи, ведущей к портационному залу, Ани добралась почти одновременно с Литой. Но здесь силы оставили ее. Тяжело дыша, королева привалилась спиной к высокой колонне. Боль, улегшаяся было, вернулась, и ей пришлось сделать несколько глубоких выдохов, чтобы унять ее. — Что происходит? — слабым голосом спросила королева, глядя в спину своей спутницы. Та, заметив заминку, остановилась и подошла к Анаис. — Проклятый Риннельдор, — вишневые глаза Литы горели пламенем ярости, — сделал все, чтобы Лея осталась одна, а потом, должно быть, наложил на нее чары. Ради спасения Империи, конечно. Если бы не Регис, мы никогда бы об этом не узнали. Но до этого ублюдка я еще доберусь — а пока — не стой, за нами гонятся. Анаис чувствовала, что сделать еще хоть шаг стало для нее непосильной задачей. — Я не могу, — она скривилась — горячая молния прошила поясницу, стоило королеве попытаться выпрямиться. Но упрямая Лита снова схватила спутницу за руку и чуть ли не волоком потащила за собой. — Риннельдор наложил чары на дворец — объявил его собственным жилищем. Детлафф и Регис не смогли войти, — тараторила она, подгоняя Ани, — он, наверно, надеялся, что я тоже не смогу — но просчитался. Да двигай же ногами, дурнушка! Когда перед ними наконец замаячили двери портационного зала, Анаис уже почти не могла дышать. Она едва разбирала дорогу, и, если бы не Лита, непременно рухнула бы на пол. Но ярость чародейки, казалось, подталкивала королеву в спину, не давая остановиться. Влетев в зал, Ани все же упала на колени — круг света перед глазами неумолимо сужался. Лита, набросив на дверь запирающую чару, поспешила к порталу. — Надолго это его не задержит, — бросила она через плечо Анаис, пытавшейся подняться, — но ты успеешь перенестись отсюда в Вызиму. Свяжись с Виктором, скажи ему, что здесь происходит. Возможно, придется вводить войска… Анаис едва слышала ее голос и почти не понимала обращенных к ней слов. Держась за стену, она все же с трудом поднялась на ноги, придерживая болезненно окаменевший тяжелый живот. — Зачем? — спросила королева, едва переводя дыхание, — зачем ты это делаешь? Лита повернулась к ней, и Ани перехватила ее злой взгляд. — Затем, что не хочу, чтобы моей родиной правил сумасшедший чародей, — отчеканила она. Юная чародейка подошла к порталу, провела рукой над кристаллом, но тот на ее жест никак не отреагировал. Лита застонала от досады. — Он закрыл порталы! — констатировала она очевидное, — придется импровизировать… Ани вымученно кивнула. Она слышала шум, нараставший за дверью, и сквозь него, как фальшивая нота в стройной симфонии, прорывался голос мастера Риннельдора, читавшего какое-то заклинание. Лита, словно не замечавшая этого, вцепилась обеими руками в бесполезный тусклый кристалл и что-то шептала, не оборачиваясь ни к двери, ни к Ани. Королева сделала шаг к ней, и вдруг услышала тихий хлопок, и в следующий миг почувствовала, как теплая жидкость полилась по ее бедрам. — Лита, — жалобно позвала Анаис, но чародейка лишь отмахнулась. Кристалл в пальцах девушки нехотя замерцал, и рамка портала, отвечая на его всполохи, зажглась багряной мглой. Лита опустила руки, отступила на шаг и покачнулась — должно быть, последнее заклятье окончательно истощило ее силы. Когда чародейка повернулась к Анаис, та заметила, что из носа девушки заструилась алая кровь. Но Лита властно махнула спутнице рукой. — Я не настроила точные координаты, — сказала она сбивчивым от одышки голосом, — он перенесет тебя в Темерию, но я не знаю точно, куда. — А ты? — дверь в зал трещала, готовая вот-вот поддаться. Анаис, все еще держась за живот, тяжело приблизилась к порталу. Лита беззаботно тряхнула головой и внезапно широко улыбнулась королеве. — За меня не бойся, дурнушка, — подмигнула она и, дернув Ани за руку, буквально толкнула ее в портал. Последним, что увидела Анаис, были распахнувшиеся двери зала и белоснежная высокая фигура Риннельдора на пороге. Путешествие длилось мгновение — королева буквально выпала из портала и повалилась на холодный каменный пол. Рамка за ее спиной, еще раз вспыхнув, погасла. Не в силах подняться, Анаис еще несколько секунд стояла, уперевшись руками и коленями в ледяную кладку — вернулась боль, и теперь уже заблуждаться о том, что с ней происходило, не приходилось. Когда схватка отступила, на дрожащую королеву обрушилась полная тишина. Она медленно постаралась сесть — тело подчинялось с трудом, голова кружилась, но в конце концов Ани удалось перевернуться. Женщина медленно огляделась, и от удивления негромко вскрикнула. Она уже видела место, в котором оказалась — не в жизни, но в одном из тех муторных тяжелых снов, которые иногда мучили ее по ночам. Просторный темный зал обступали высокие щербатые колонны, стрельчатая арка в дальнем конце помещения зияла мглой. Здесь было холодно — частое дыхание Ани обращалось белесым паром. Королева постаралась успокоиться. Лита спасла ее от заточения, и теперь нужно было не потратить впустую этот последний шанс. Но Анаис не имела ни малейшего понятия, ни где она очутилась, ни сколько времени было у нее в запасе до появления ребенка на свет. Процесс был запущен, но с Леей в свое время Ани промучилась почти целые сутки, а, с другой стороны, Людвигу на то, чтобы родиться, понадобились считанные часы. Королева прикрыла глаза, решив дождаться новой волны боли, и она пришла уже через пару мгновений. На этот раз живот сковало так сильно, что Ани не сдержала глухого мучительного стона. Ребенок рвался наружу, и его ничуть не волновало, что момент для этого выбран был совсем не подходящий. Дождавшись короткого облегчения, Анаис начала неспешно подниматься. Это и в обычных-то обстоятельствах было задачкой, для которой требовалась посторонняя помощь, а сейчас ей даже не за что было ухватиться рукой. Но, побившись пару минут, королева наконец смогла встать. Из странного зала нужно было выбираться — если Лита не ошиблась, Анаис была в Темерии, где в любом доме королеву ждала помощь. Но развалины, в которые ее занесло, могли находиться посреди леса, и брести до ближайшей деревни пришлось бы несколько часов, которых у Ани не было. Разумнее всего, наверно, было остаться здесь — снаружи все еще стояла северная зима, и, уходя из Вызимского дворца, женщина не озаботилась верхней одеждой, а на запах крови и страха могли сбрестись хищники. Но Ани буквально подталкивал в спину страх, который до сих пор она пыталась затолкать поглубже. Произведя на свет двоих детей, королева неплохо представляла, что ее ждало, но все могло пойти не так. Она могла истечь кровью, ребенок мог задохнуться, запутавшись в пуповине, да и вообще — кто бы смог найти их здесь, если вокруг стоял лишь ледяной лес? Анаис сделала несколько шагов к выходу, стараясь дышать ровно и глубоко. Шаг — мысленно командовала она себе — еще шаг. Королева про себя считала секунды, и счет ее прервала новая волна боли. Качнувшись вперед, сжав живот руками, Анаис переждала приступ, мысленно взывая к своему ребенку, чтобы тот не спешил, дал ей еще хотя бы час или два. Но упрямое дитя явно имело собственный взгляд на происходящее. Добравшись до одной из колонн — за несколько шагов до зиявшего темнотой выхода — Ани сползла по ней и привалилась спиной к холодному серому мрамору. Выбора не оставалось — ее последний ребенок должен был родиться прямо здесь, посреди незнакомых враждебных руин, и виновата в этом была только Анина глупость. Что ей стоило вместо визита к Лее ответить письмом на письмо, попросить дождаться официальных переговоров? Или хотя бы принять предложение Ламберта сопровождать себя? Или прислушаться к своим утренним ощущениям и остаться дома? Все эти бессмысленные теперь вопросы роились в голове Анаис, пока она, закрыв глаза, переносила очередную схватку. Сквозь шум в ушах и собственное шумное неглубокое дыхание королева вдруг расслышала голоса. Далекие — словно призрачные, похожие скорее на обман слуха, чем на настоящие звуки. Но это была надежда — единственная, за которую еще можно было ухватиться. Сцепив зубы от очередного приступа боли, Ани выпрямилась, и, когда вновь смогла вдохнуть, выкрикнула: — Помогите! Голоса на миг смолкли, и королева готова была разрыдаться от отчаяния. Но после короткой паузы до нее донеслось: — Эй! Кто здесь? — Помогите! — выдавила она из себя — на этот раз громче. Надежда придала королеве сил, — Сюда! Кто-то приближался — звонкие, похоже, мальчишеские голоса звучали уже очень отчетливо, отражались от невидимых стен темного прохода, но Анаис вдруг вновь охватил ужас. Она помнила и ту часть сна, которая сейчас повторялась наяву. Кто-то шел к ней — но неся не спасение, а неминуемую смерть. Королева устремила взгляд в темноту. Невидимые мальчишки переговаривались, и один голос — самый звонкий и звучный — выделялся на общем фоне. Он то и дело выкрикивал «Эй! Мы сейчас!», но Ани захотелось забиться в угол, спрятаться, ругая себя за новую оплошность. Она ждала, что, как и в том сне, темнота вот-вот готова была отхлынуть, уступив место обжигающему пламенному отсвету, которому суждено было утопить ее в жаре и боли. Но когда новая судорога заставила Ани мучительно выгнуться, из мглы вынырнул рыжий мальчишка с факелом в руке. Она мгновенно узнала его. За ним по пятам следовали еще двое, а Айра заметил королеву первым. — Анаис! — воскликнул сын Иорвета, посветив факелом королеве в лицо, — это ты? Что ты тут делаешь? Королева хотела ответить, но новая схватка оборвала ее, и Анаис, застонав, качнулась вперед. Айра свободной рукой придержал ее за плечи. -Это ребенок, да? — спросил он — без страха, лишь с любопытством, — ты рожаешь? Вопрос звучал, как риторический, но Ани все равно кивнула и, отдышавшись, подняла на названного брата глаза. — Помоги мне, — попросила она, облизав пересохшие от стонов губы, — позови кого-нибудь… — Я и сам могу, — гордо улыбнулся парнишка, — я видел, как это делал Иан. Не бойся. Он протянул факел одному из мальчишек, который мялся у него за спиной. Для них, должно быть, зрелище было настоящим шоком — пробираясь в заброшенные руины они никак не ожидали обнаружить здесь свою королеву, перекрученную родовыми муками. Но Айра, казалось, ничуть не испугался и даже не засомневался в своих силах. Он присел на колени рядом с Анаис и взялся за подол ее платья. — Мне надо посмотреть, — со знанием дела, явно копируя старшего, заявил он, и королева могла лишь согласно кивнуть. Его руки были удивительно теплыми — почти горячими, словно он не проделал долгий путь по зимнему холоду, и прикосновения мальчика оказались поразительно точными и аккуратными. Он, не моргнув глазом, избавил ее от исподнего и разведал обстановку, потом, подняв взгляд на Ани, ободряюще ей улыбнулся. — Нужно накалить нож, — скомандовал он, обернувшись к своим оробевшим спутникам, — Мика, притащи снега сверху — я руки помою. Для него, казалось, это была забавная увлекательная игра, повод продемонстрировать свои умения. Но Ани было уже все равно — со следующей схваткой пришло новое тянущее ощущение, и она, закрыв глаза, застонала. Парнишка, которого назвали Микой, метнулся в темноту и через пару минут вернулся, неся в руках пригоршню тающего чистого снега. Его товарищ в это время водил лезвием короткого ножа — похоже, кухонного — над пламенем факела. Айра же, устроившись между ног Анаис, раздвинул ее бедра чуть шире и снова с интересом заглянул между ними. Его познания, похоже, на этом заканчивались, потому что он ничего не сказал, и Ани пришлось выдавить, борясь с болью и тяжестью: — Он выходит, я чувствую… Айра перехватил ее взгляд и кивнул. Ребенку, впрочем, ничья помощь была уже не нужна — Ани ощущала, как он упорно двигался вниз, и она, сосредоточившись, забыв о таращившихся на нее мальчишках, попыталась направить его, вытолкнуть из себя поскорее. На эти усилия уходило все ее внимание — королева больше не слышала голоса Айры, который что-то говорил, не видела мерцания факелов. Для нее существовало лишь разрывавшая изнутри боль и движение дитя, стремившегося наружу. Когда вышла головка, Айра наконец вновь вступил в игру — Ани, все еще полностью сосредоточенная на своем деле, чувствовала, как парнишка аккуратно помогал младенцу появиться целиком, и еще через несколько ослепительных минут все было кончено. Почти теряя сознание, чувствуя, как вместе с волнами тошноты на нее накатывает облегчение и пустота, Анаис видела, как Айра поднял младенца на руки. Дрожащей ладонью Мика протянул ему нож, и парнишка уверенно перерезал пуповину. Королева готова была зарыдать от счастья, но вдруг поняла, что младенец — синеватый и маленький — остался лежать на руках Айры — безжизненный и безмолвный. — Почему он молчит? — слабым голосом спросила Анаис, стараясь сесть повыше, — Айра, почему он молчит?.. Похоже, впервые с тех пор, как появился из темной арки, Айра был растерян и напуган. Он поднял взволнованный взгляд зеленых глаз на Анаис, а потом снова посмотрел на ребенка. Попытался растереть крохотную грудь, подуть младенцу в нос и рот — должно быть, так при нем делал и Иан. Но ничего не происходило — новорожденный не двигался. На место минутной радости и облегчению снова пришла оглушительная паника. Анаис, не обращая внимания на новые волны боли, подалась вперед, протянулась к своему дитя, словно хотела выхватить его из рук мальчишки, попытаться самой вернуть его к жизни. Но лицо эльфа вдруг просветлело. Продолжая удерживать безжизненное маленькое тельце одной рукой, второй он пошарил у себя на груди, сдернул с шеи длинную серебряную цепочку и настойчиво протянул ее Ани. Та взяла ее, заметив висевший на ней крохотный ключик. Айра же уже протягивал королеве свое запястье — металл тонкого браслета на нем не отражал света факелов. — Сними его, — потребовал Айра, — быстрее, Анаис! Ее слабые пальцы тряслись и не слушались, королева с трудом смогла попасть ключиком в едва заметный замочек, но, когда тот щелкнул, и браслет, разомкнувшись, со звоном упал на камни, весь зал, казалось, вздрогнул от этого звука, мелькнули и погасли доселе невидимые руны на стволах мраморных колонн, факелы в руках мальчишек вдруг вспыхнули ярче — так же, как в камине по велению Литы. Спутники Айры упали на пол, как подкошенные, не издав ни звука, а их предводитель выверенным широким жестом опустил освобожденную ладонь на грудь новорожденного. Мгновение стояла жуткая пустая тишина, но потом младенец дернулся, закашлялся и тихо заплакал — а Анаис, дрожа, заплакала следом за ним. Айра приблизился к ней, снова сел на колени и протянул королеве уже порозовевшего младенца, не перестававшего кричать. Анаис встретилась с мягким взглядом светлых серых глаз. — Ты послужила мне, — произнес Айра тихо и почти ласково, — теперь ты свободна. И мир вокруг Ани погрузился во мглу. Она очнулась от боли. Все тело, казалось, затекло от неудобной позы, и теперь кровь медленно и мучительно приливала к онемевшим конечностям. Ани пошевелилась, не открывая глаза, попыталась привычно опустить руку на большой живот, но кто-то перехватил ее и прижал к прохладным губам. Застонав, Анаис медленно подняла веки и встретилась со взволнованным взглядом родных карих глаз. Виктор улыбнулся. — Тише, любимая, — прошептал он, — все в порядке — ты в замке отца. Все случившееся, весь ужас последних часов, возвращался к ней, но теперь казался смутным дурным сном. Ани попыталась сесть, но Виктор удержал ее. — Не двигайся, — попросил он. — Ребенок, — голос еще не слушался ее, но Ани нашла в себе силы перебить возлюбленного, — что с ребенком? — Она тоже здесь, — на этот раз его лицо, казалось, поймало солнечный луч, — отец с Иорветом отправились на поиски Айры, когда тот сбежал, а вместе с ним нашли и тебя. Как тебя занесло в те руины — ума не приложу… Имя названного брата отозвалось новым мучительным воспоминанием — Ани хотела сказать Виктору о том, что произошло, что Айра сказал ей до того, как она потеряла сознание. Но король поспешно встал, отошел куда-то в сторону и через мгновение вернулся, неся на руках маленький белоснежный сверток. — Вот, — с гордостью произнес Виктор, осторожно вкладывая его в руки Анаис, — познакомься с Лилией, будущей королевой Темерии. Из легкой изморози тонких кружев на Анаис выглядывало крохотное немного сморщенное лицо. На вытянутой макушке колосился рыжеватый пух, а глаза — непонятного пока цвета — с серьезным любопытством принялись изучать лицо матери. — Здравствуй, Лилия, — прошептала Анаис, не в силах сдержать подкативших к глазам слез. И весь пережитый ужас, еще мгновение назад такой яркий и значительный, вдруг отступил и померк. Отец явился в спальню через час. К тому моменту маленькая Лилия уже успела совершить свою первую трапезу и спокойно заснуть в деревянной колыбели под белым пологом, а Ани — достаточно прийти в себя, чтобы суметь усесться в постели, опираясь спиной на высоко взбитые заботливым Виктором подушки. Роше улыбался широко и буквально светился, как новенький орен. Он подошел к кровати Анаис присел на краешек и протянул дочери руку. Та сжала ее, перехватив взгляд отца. — Прости меня, — проговорила она тихо, — за все, что я наговорила тебе. Я была не в себе. — Еще бы, — хмыкнул Роше, — тебе не за что извиняться. Я рад, что и ты, и Лилия здесь — живые и здоровые. Ани, готовая раствориться в ощущении счастья и покоя, вдруг вздрогнула и пристально посмотрела на отца. — Лея, — проговорила она, — мастер Риннельдор захватил власть и, похоже, загипнотизировал ее… — Мы знаем, — заверил Ани появившийся в поле зрения Виктор, — Регис прибыл в Третогор несколько часов назад с вестями — Филиппа и Ложа уже занимаются этим. Он ответит за предательство — поверь королевскому слову. Анаис устало прикрыла глаза, но тут же вновь распахнула их. — А Айра? — спросила она, — он спас меня — и Лилию… Буквально вдохнул в нее жизнь — я не знаю, что произошло. — Иорвет сказал, что за побег Айра будет наказан до конца своих дней, — фыркнул Роше, закатив глаз, — но, думаю, за героический поступок ему полагается амнистия. Ани нахмурилась — образ мягко улыбающегося Айры с чужими глазами все еще стоял перед внутренним взором. И его странные слова — звучали в ушах, теперь далекие, как полузабытый сон. Все это могло привидеться королеве — она едва ли осознавала себя тогда. — С ним… все хорошо? — осторожно спросила она. Роше едва заметно нахмурился. — Ты сняла с него браслет, и выброс магической энергии, похоже, уложил в обморок его друзей, — ответил он, — мы пока не решили, что делать дальше — Айра ведь не знает, как обращаться с собственными силами. Но это не твоя забота, моя девочка. С ним все будет в порядке. Такой ответ не удовлетворил ее, но на споры у Анаис просто не хватило сил. Она устало прикрыла глаза и почувствовала, как Виктор снова ласково сжал ее руку. — Тебе нужно отдохнуть, — прошептал он, поцеловав возлюбленную в лоб, — Лилия скоро проснется — снова голодная. Когда ты окрепнешь, мы вместе вернемся в Вызиму. — Мне нужно отдохнуть, — слабым эхом повторила Ани, и тяжелый полог сна накрыл ее с головой.