***
Гермиона увидела, как Поттер зашел в одну из дверей, после чего она словно растворилась в воздухе. Уизли подбежала, начала испугано стучать и звать Гарри по имени. — Джинни, я думаю, что все так и должно быть. Посмотри, нас четверо, здесь четыре двери. Это испытания для каждого, скорее всего, выйти мы сможем только если их полностью пройдем. — Испытания? — Бром сказал, что здесь мы должны будет столкнуться с нашими страхами. Возможно, там боггарты, а возможно, нас ждет какой-то тест на выносливость или отвагу. Мы не узнаем точно, пока не зайдем. Грейнджер ободряюще улыбнулась подруге и, подавая пример, подошла к своей двери. Говорила она вполне спокойно, рассудительно и уверенно, но, стоя на пороге, Грейнджер чувствовала, как страх расползается по ее сознанию. Решив не оттягивать решающий момент, она схватилась за ручку двери, потянула ее на себя и зашла внутрь. Попав в темное, достаточно просторное помещение, она внимательно огляделась. По обе стороны от неё стояли ряды кроватей с балдахином зеленого цвета, а впереди находились арки, сквозь которые сверху в комнату поступал свет. По всей спальне лежала различная женская одежда, книги и свитки. Она никогда здесь не была, но все вокруг казалось до боли знакомым. Гермиона убедилась в своих догадках, рассмотрев в темноте изумрудный герб с серебряной змеей. Она переместилась в слизеринскую спальню для девочек. Грейнджер решила внимательно осмотреться, пытаясь догадаться, зачем лабиринт показал ей именно эту комнату. Внезапно на стене проявилась надпись. Выбери то, что дороже всего. — Дороже всего… Финансово или духовно? Что это может означать? — принялась размышлять девушка, параллельно оглядывая спальню еще более внимательным взглядом. — Выбрать то, что дороже всего для нас или для кого-то еще? Или для всех людей? Сосредоточившись на своих мыслях, Грейнджер не сразу заметила, как в спальню открылась дверь, и зашли профессор Макгонагалл и какая-то студентка первого курса. Гермиона уже хотела было что-то им сказать, но обе прошли мимо, не замечая девушку. — Это похоже на то, как описывали Джинни и Гарри воспоминания из дневника Тома Реддла, — подумала гриффиндорка. — И что же такого важного вы хотели мне сообщить, что даже наш декан, скрипя зубами, пропустил вас в нашу святая святых? — саркастично произнесла девушка, присев на кровать. Кому-то могло показаться, что слизеринка ничем не взволнована, но Гермиона увидела, как та с силой сжала руки в кулаки, приготовившись услышать ответ Минервы Макгонагалл. — Панси, могу ли я называть вас по имени? Гермиона шокировано уставилась на темноволосую девушку, поражаясь, как сама сразу не узнала ее. Она увидела, как Паркинсон держит зажатой в руках черную заколку и вспомнила, как на первом курсе она не расставалась с ней ни на секунду, постоянно перебирая ее в руках, однако на старших курсах она начала носить украшение в волосах, спрятав от других людей. От всех, кроме Гермионы, которая с детства привыкла замечать малейшие детали поведения, особенно если они касались слизеринцев. Это, без сомнения, были воспоминания пятилетней давности. — Как хотите, — безразлично пожала плечами темноволосая девушка. — Панси, у меня ужасные новости из больницы Святого Мунго. Мне очень жаль, но ваш отец скончался. Сегодня за вами прибудет карета, и вы сможете отправиться домой к матери. Вам нужно собрать с собой вещи. И не переживайте, все учителя будут оповещены о случившемся, с успеваемостью проблем не возникнет. Паркинсон сидела на крою кровати и растеряно смотрела вдаль. Казалось, будто она и не услышала страшные новости, которые сообщила ей декан Гриффиндора. Гермиона застыла в ужасе, представив, какую ужасную боль испытала Панси. — Ну что же, я вас пока оставлю, нам необходимо отдать распоряжения. Обязательно поговорите о случившимся с подругой или другом. В такой тяжелый момент вы не должны оставаться одни, — профессор постояла в дверях, словно хотела добавить еще что-то, но затем она развернулась и ушла. Панси продолжала смотреть вдаль, а в ее глазах медленно начали скапливаться слезы. — Нет… — хрипло произнесла она. — Нет, это ошибка. Это ошибка! Нет! — внезапно закричала она, вышвыривая все вещи с кровати на пол. — Нет! Гермиона попыталась подойти к ней, чтобы успокоить, но наткнулась на невидимый барьер. — Панси! Панси! Мне очень жаль! — сказала гриффиндорка, но Паркинсон ее не слышала. Грейнджер лишь оставалось смотреть, как Панси трясущимися руками достала колдографию с отцом, легла на кровать, прижимая согнутые колени к груди и горько заплакала, задыхаясь от слез. Гермиона вспомнила, как на первом курсе Панси отсутствовала в Хогвартсе целую неделю, и как она была счастлива, что больше ее никто не задирал. Мысленно она желала, чтобы Паркинсон так пропадала каждый месяц, а затем в порыве злости она сказала это ей в лицо. Сейчас, увидев, через что прошла Панси, лежа в одиночестве в своей комнате, в окружении только лишь колдографии покойного отца, Грейнджер чувствовала себя ужасно. Ее щеки горели от стыда, а сердце разрывалось на части от сочувствия. Пелена слез застилала ее глаза, а затем яркое синее сияние охватило всю спальню, полностью ослепляя Гермиону.***
Невыносимо яркий свет наконец-то перестал резать глаза Гарри, и он медленно приоткрыл их. Все убранство комнаты изменилось и теперь представляло собой аналог школьной библиотеки. Помещение было просторным и светлым, из высоких окон поступало много солнечного света, однако стекло было мутным, и за ним ничего не было видно. В середине комнаты находился один стул и обычный белый стол, на котором лежали пустые пергаменты и перья с чернилами, а вокруг располагались полки с книгами. Поттер подошел к одной из них, раскрыл первую попавшую книжку, однако все страницы в ней были белыми. — Надеюсь, это не очередные дневники Реддла, — подумал Гарри и вернул книгу на место. Он все еще прибывал в потрясение от всего увиденного. Очевидно, это были лишь воспоминания, но ведь Малфой смог как-то его там увидеть. От осознания того, что он ничем не мог помочь беззащитному ребенку, на Поттера вновь накатило отчаяние и ярость. Он и раньше не был высокого мнения о Люциусе, однако теперь, увидев, как именно тот воспитывал своего единственного сына, Малфой старший опустился в его глазах еще ниже. Драко нужно было отдать должное, не каждый ребенок смог бы выжить в таких условиях. Гарри присел за стол, взял чистый пергамент и перо, написал фразу «Меня зовут Гарри Поттер». Он несколько минут ждал, пока эта фраза пропадет, и вместо нее проступит другая, но этого не случилось. Затем он взял книгу с полки и повторил в ней надпись, однако его ждал тот же результат. Гриффиндорец почувствовал себя крайне глупо. — Что я должен сделать? — подумал Гарри. И вновь будто бы в ответ на его мысли на стене появилась новая запись, написанная витиеватым почерком. Выбери то, что дороже всего И назови что важно́ для него. — Для него? Причем тут вообще Малфой? Я думал, что испытания будут про нас самих. Ладно. Что может быть самым важным для слизеринского принца? Деньги? Власть? — задумался Поттер, стараясь не думать о произошедшем, но мысли упорно возвращались к сцене в гостиной Малфоев. Они были врагами с самого первого курса, и Гарри ненавидел все, что олицетворял собой слизеринец. Кроме того, он единственный кто умел задеть за живое и вывести Гарри из себя настолько сильно, что он первый бросался в драку. И Годрик свидетель, Поттеру часто хотелось поквитаться за все с Малфоем, но никто, даже самый заклятый враг, не заслужил расти в таких условиях. И Гарри понимал это как никто другой, ведь у него тоже никогда не было любящей и заботливой семьи в детстве. Дурсли, конечно, не могли наложить на него Круциатус за непослушание, но они лишали его еды и питья, а однажды они заперли его в каморке под лестницей на трое суток, лишив всего. Гарри повезло, что организм волшебников был намного выносливее магловского, и он выжил. Спустя годы он обрел верных друзей, которые его защищали, выручали и были всегда рядом, заботливую семью в лице семейства Уизли, а у Драко Малфоя не было ничего. Или все же было? Озаренный своей догадкой, он снова воспроизвел в памяти все увиденное и убедился в своей правоте. В тот момент, когда Люциус спросил его, кто сломал часы, Малфой сначала оглянулся, а затем незаметно сжал и разжал руки несколько раз. Он собирался соврать. Гарри хорошо знал этот жест, видел его множество раз перед тем, как слизеринец собирался солгать преподавателю и превратить его жизнь в ад. А что если на самом деле в прошлом он действительно спрятал за стеллажами кого-то другого. Возможно того, чью вину он взял на себя. Того человека, которого он спас от Круцио. Его друга. Образ этого храброго мальчика, который взял на себя чужую вину, не вязался с образом парня, который из года в год отравлял ему и его близким жизнь. Но лабиринт показал ему именно эту сцену не просто так. Конечно, легче было бы считать, что он видел поддельные воспоминания, но Гарри был сенсейтом, он чувствовал, что все это случилось взаправду. И тогда он понял, что ни деньги, ни слава, ни даже одобрение отца не значили для Драко ничего. Все это было скорее бонусом жизни одного из Священных двадцати восьми. Но он не стал бы жертвовать собой ради этих вещей, он не принял бы за них Круциатус. Гарри взял перо со стола, подтянул к себе чистый пергамент и написал три слова, которые мгновенно вспыхнули синий светом и гриффиндорец, вспомнив подсказку, прочел их вслух: Защитить своих друзей. Для Драко Малфоя защита друзей — дороже всего. Яркое свечение от пергамента начало усиливаться, озаряя всю комнату и заставляя Поттера в очередной раз зажмуриться. Когда он вновь открыл свои глаза, то увидел знакомую дверь и понял, что дал лабиринту верный ответ.***
Джинни оглянулась на пропавшую в стене дверь и сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Гарри и Гермиона были правы, им нужно было разделиться, чтобы столкнуться со своими страхами лицом к лицу. Девушке никогда не было страшно за себя, ведь даже в детстве она надолго запиралась в неосвещенных помещениях, чтобы побороть страх темноты. Но несмотря на все это, она постоянно боялась за своих друзей и семью. Уизли мечтала о спокойной школьной жизни, где самыми большими трудностями были бы проблемы с парнем, итоговые экзамены или чересчур большое количество домашних заданий от Снейпа, но выходило так, что ее лучшие друзья притягивали к себе проблемы и несчастья словно самые сильные манящие чары в мире. — Возможно, испытания уже начались, — подумала она. — И первый кошмар, который нужно пережить — тревога за близких. Невилл? — позвала она одногруппника — Ты готов? Дождавшись утвердительного кивка от друга, она еще раз сделала глубокий вдох, затем они с Лонгботтомом одновременно взялись за ручки выбранных ими дверей, на счет три их открыли и зашли внутрь. Теперь каждый из них мог рассчитывать исключительно сам на себя. Джинни переступила порог и защурилась от яркого, слепящего глаза солнечного света. Когда глаза привыкли к этому, она их открыла и заинтересовано огляделась. Уизли находилась в красивом, утопающем в зелени и цветах парке. Впереди виднелись очертания небольшого пруда с фонтаном и уютными лавочками по периметру. Вокруг нее пробегали дети, которые весело о чем-то болтали и смеялись, вдалеке слышалось пение птиц и приглушенные разговоры отдыхающих там взрослых. Увидев рядом газетный прилавок, Джинни подошла к нему и сразу же поняла две вещи: во-первых, она находилась в мире маглов, а во-вторых, что она переместилась почти на двенадцать лет назад. Пока то место, куда ее перенес лабиринт, больше напоминал чудесный сон про теплое лето, нежели ее самый страшный кошмар. Уизли несколько раз спросила стоимость газеты, однако продавщица не обратила на гриффиндорку ни малейшего внимания, поэтому Джинни просто взяла первый попавшийся небольшой журнал с прилавка и принялась неспешно прогуливаться по парку. — Что я должна сделать? — задалась вопросом Уизли, и в то же мгновенье на обложке издания проступила надпись. Выбери то, что дороже всего. — Годрик, лишь бы не очередной проклятый дневник, — подумала Джинни, а потом она сосредоточилась на одной мысли, глядя на приобретенный журнал: Дай мне подсказку. Через несколько мысленных повторений надпись ярко засветилась, а затем исчезла. Внезапно из ниоткуда поднялся настолько сильный ветер, что он вырвал сборник из рук девушки и унес его в сторону небольшого леса. Джинни следовала за ним, пока не увидела, как журнал упал рядом с поляной, скрытой от другой части парка ветвистыми деревьями. Там, среди зелени, сидел к ней спиной темноволосый мальчик и внимательно разглядывал что-то на земле. Оглянувшись и не заметив больше никого, Джинни подошла ближе и увидела, что перед мальчиком лежал сломанный цветок, а в руках у него была игрушечная волшебная палочка. — Привет, — шокировано проговорила Уизли, подходя к нему немного ближе. — Как тебя зовут? Где твои родители? Однако мальчик словно не слышал ее или не хотел с ней разговаривать, вместо этого он взмахнул палочкой, а из нее появилось несколько ярких искорок. Затем он отложил ее, взял цветок в руки, слегка подул на него, и тот приподнялся над землёй, полностью целый. Он смотрел на спасённый цветок и очаровательно улыбался. Джинни восхитилась стихийной магией этого мальчика и хотела уже похвалить его, когда внезапно из-за деревьев послышался озлобленный, полный презрения и ярости детский крик и показалось четверо ребят явно на несколько лет старше темноволосого мальчика. — Я же говорил, этот урод поклоняется нечисти, — с ненавистью прорычал один из них, подбежал к испуганному ребенку, с силой толкнул его, схватил цветок в воздухе и разорвал. Остальные начали постепенно окружать мальчика, пока один из них поднимал палочку и ломал ее пополам. — Нет! — крикнула Уизли, когда поняла, что они собираются с ним сделать и попыталась остановить их, но она словно была отрезана от всех невидимым магическим барьером. — Нет! Бомбарда! Бомбарда Максима! Экспульсо! Депримо! Диффиндо! — Уизли продолжала накладывать заклинания, однако ни одно из них не действовало, и ей оставалось лишь смотреть, как они по очереди толкают и оскорбляют ребенка. — Мама говорила, что грешников нужно сжигать на костре, давайте покажем ему, как у нас поступают с такими, как он, — мерзким голосом произнес самый старший из них, затем схватил юного волшебника за волосы и ударил его. Мальчик упал на землю и свернулся так, чтобы по возможности закрывать голову от ударов, а другие ребята продолжили пинать его ногами, несмотря на то, что мальчик не сопротивлялся и только тихо терпел боль. — Он что, немой? — спросил один из них. — Или кто-то ему успел язык до нас отрезать? — А мы сейчас проверим и, если что, вырежем его сами, — сказал первый парень, достав из кармана нож. — Мерлин, прошу помогите ему кто-нибудь! Помогите! — кричала Джинни. — Помогите ему, черт вас побери! Но, несмотря на ее мольбы, никто не появился, чтобы остановить это ужасное избиение. — У него на одежде какая-то бирка, — сказал один из них и наклонившись ниже прочитал. — Забини? Блейз Забини? Это что еще за идиотское имя? Вокруг раздался издевательский смех, а у Уизли перехватило от ужаса дыхание, когда она поняла, кого именно так жестоко избивали маглы. — Нет! Не может быть, — в ужасе прошептала девушка и, увидев отблеск ножа, закричала, срывая голос. — Нет! Ну же! Помогите! Неожиданно весь парк начал озарятся нестерпимым насыщенным синим светом, а девушка продолжала кричать, пока наконец она уже не могла ничего увидеть, и ей оставалось лишь горько плакать.***
Невилл аккуратно переступил через порог выбранной двери, и его мгновенно окружили знакомые звуки. Вокруг него торопливо перемещались люди в специальных мантиях, на стенах висели различные яркие плакаты, а по обеим сторонам коридора располагались палаты с койками, на которых лежали перебинтованные волшебники. Лонгботтом безошибочно узнал это место, ведь он сам бывал здесь каждые выходные дни на протяжении последних шестнадцати лет. Он, без сомнения, находился в больнице Святого Мунго. И, судя по холлу и расположению коек, он переместился в отделение на первом этаже больницы, которое носило название «Травмы от рукотворных предметов». Невилл еще раз внимательно огляделся, однако ничего выбивающегося из нормы он не заметил. И в тот момент, когда он уже решил обратиться за помощью к одной из целительниц, стоящей неподалеку, он заметил в дверях знакомое лицо. Его волосы были значительно короче, и он явно сильно нервничал, но это, несомненно, был Теодор Нотт. Слизеринец был необычайно бледным и серьезным, он не перебивал целителя, внимательно слушая все, что тот ему рассказывал. Наконец, они закончили разговор и пошли в сторону лестниц, ведущих в другие отделения магической больницы. Произошедшее сильно удивило гриффиндорца, и он решил за ними проследить. Поднявшись на пятый этаж, волшебники свернули в отделение «Недуги от заклятий», туда, где уже много лет находились родители Невилла. Однако они прошли мимо знакомой ему палаты и остановились напротив одной из последних дверей на этаже. Лонгботтом знал, что здесь находились те волшебники, кто впал в магическую кому после действия порчи. Шансов на выздоровление таких пациентов почти не было. Тео замер в дверях, повернулся в сторону Невилла, сделал глубокий вдох и зашел внутрь. — Что происходит? Он меня не узнал? Или не увидел? — растеряно подумал парень. — Но как это возможно? Будто в ответ на его мысленный вопрос напротив него на стене появилась надпись. Выбери то, что дороже всего. Подходя ближе к надписи, он ненароком услышал голоса, исходящие из палаты. — Мистер Нотт, примите мои искренние соболезнования. Мы постараемся предпринять все возможное, чтобы помочь вашей матери, но вы должны понимать, что практически всегда такие проклятья неизлечимы, — произнёс мужской голос. — Как такое могло случится? — с болью в голосе спросил Теодор. — Она ни с кем не общалась, и почти не выходила из поместья с тех пор как без вести пропала моя младшая сестра. Кто мог наслать на неё проклятье? Это невозможно! — По нашим данным ваша мать воспользовалась неким амулетом, который оказался проклятым, — сочувственно произнесла одна из целительниц. — Вы сказали, что недавно пережили семейную трагедию, возможно, ее обманули, пообещав, что этот артефакт поможет вашей матери найти потерянную дочь. Мы часто сталкиваемся с такими случаями, когда недобросовестные волшебники продают покупателям различные магические предметы, пообещав, что с их помощью они смогут спасти близких, вылечить родных от недугов и прочее. Чаще всего такие предметы просто не приносят никакой пользы, но, к сожалению, иногда они наносят непоправимый вред здоровью. Нам очень жаль. — Вы сможете найти того, кто продал ей амулет? — хрипло спросил слизеринец. — Мы сразу же связались с отделом по изъятию и уничтожению темных артефактов в Аврорате. Они займутся вашим делом, но по опыту могу сказать, что обычно в таких случаях невозможно найти виновных. Проклятые ожерелья, амулеты и кольца покупают и перепродают по всему миру, поэтому по отпечатками магии найти продавца почти невозможно, свидетели сделки если и были, то скорее всего они откажутся давать показания аврорам, ведь покупка таких артефактов тоже незаконна. — Значит я лично позабочусь об этом, — с ненавистью в голосе произнёс Нотт и добавил: — Я требую, чтобы моей матери обеспечили лучший возможный уход и готов заплатить любую сумму, которую назовете. — Возможно, нам стоит связаться с вашим отцом? Все таки вы еще учитесь в школе, а такие вопросы сможет лучше решить глава семьи. — С тех пор как эта мразь сбежала на другой конец света, оставив нас с матерью одних, я и есть глава семьи, — твердо произнёс он и в одночасье перед ними уже стоял не сломленный горем подросток, а наследник из списка Священных двадцати восьми. — Мы начнем подготавливать нужные документы и вызовем нашего лучшего специалиста из Барселоны, мистер Нотт. Ваша мама будет в надежных руках. К сожалению, часы приема уже закончились, но мы будем ждать вас завтра. — Вы дадите нам пару минут? — спросил Тео. На несколько секунд воцарилось молчание, а затем мужской голос произнёс: — Конечно, как закончите, мы будем ждать вас внизу. Невилл едва успел отскочить от двери, когда она открылась и целители вышли из палаты. Он заметил стопку галлеонов, которые спрятали мужчина и женщина, работавшие в больнице, и понял, что они явно только что заработали, предоставив Нотту возможность поговорить с матерью наедине. И снова создалось ощущение, будто они и не увидели Невилла стоящего прямо перед ними. Лонгботтом постоял немного в дверях, и зашел внутрь. Там на койке неподвижно лежала темноволосая женщина, которую за руку держал Тео. — Прости меня, мама, — прошептал он. — Это все моя вина. Прости меня за то, что не смог защитить тебя и не смог защитить ее. Я сделаю все, лишь бы вылечить тебя, прошу, только не покидай меня. Я не справлюсь без тебя. И я клянусь, что найду того, кто это сделал и заставлю его заплатить за это, — он аккуратно убрал порядку волос с ее лица и хриплым голосом продолжил: — Очнись, мама. Я прошу тебя не бросай меня. Я не смогу жить без вас обеих. Прости меня. Прости. Невилл развернулся и, не говоря ни слова, вышел из палаты. Он услышал, как тихо заплакал Нотт, и сам еле мог сдерживать слезы. Нет ничего хуже, чем видеть, как твои родные лежат на больничной койке и не иметь возможности их спасти. Он знал это наверняка. Казалось бы, за шестнадцать лет он должен был с этим смириться, но этого не случилось. И больнее всего было даже не от осознания собственного бессилия, а от постоянно возникающей ложной надежды. Невилл уже и не помнил своих родителей вне этих стен, и он знал, что их состояние неизлечимо, но каждый раз, когда он глядел в лица своих близких, гриффиндорец молился Мерлину, чтобы они пришли в себя. Однако, этому не суждено было сбыться. Увидев Нотта, он словно посмотрел на самого себя со стороны, и это вдребезги разбило ему сердце. Захотелось увидеть родителей хотя бы ненадолго, но все помещение стало погружаться в синее сияние, полностью ослепляя его. Когда оно спало, и Невилл смог вновь открыть глаза, он увидел обычный кабинет со столом посередине и книжными полками по обеим сторонам. Все еще прибывая в растерзанных чувствах, он опустился на стул и задумался о произошедшем. Он знал, что то, что он увидел, было не наваждением, иллюзией или сном, все произошедшее случилось на самом деле. И, судя по определенным признакам, этому воспоминанию было как минимум несколько лет. Лонгботтом догадывался, что лабиринт показал ему эту сцену неспроста, но он не мог понять причину. В ответ на его мысли на одной из стен появилась та же надпись, которую он заметил в больнице. — Что я должен сделать? — задался вопросом парень. И под витиеватыми строчками появилась еще одна. И назови что важно́ для него. Осознав, что речь действительно шла про Нотта, Невилл сообразил, что знает единственный правильный ответ, ведь это именно то, что, как оказалось, объединяло их со слизеринцем. То, что разбило ему сердце в больнице. То, за что просил прощения Тео. — Защита, — тихо произнёс вслух Лонгботтом — Защита своей семьи. В ответ на его фразу, на стене появилась дверь, Невилл открыл ее и оказался в очередной комнате. Понадеявшись, что ему не придется вновь проходить через схожую эмоциональную пытку, он обернулся и, на свое счастье, обнаружил там Джинни, Гарри и Гермиону. Они стояли в углу и в начале не заметили его, однако затем Грейнджер обернулась и радостно произнесла: — Невилл! Слава Мерлину, ты тоже прошел испытание. С тобой все хорошо? — Конечно, — вслух начал Невилл и закончил про себя: — Нет. Затем девушка отвернулась от него, и Лонгботтом заметил на полу мужскую фигуру в слизеринской мантии. — Что произошло? — в панике спросил он. — После моего испытания, — тяжело вздохнув, начала Гермиона и подошла к нему ближе: — я оказалась в комнате с книгами и свитками. — Я тоже там был, — добавил Невилл. — Как я понимаю, мы все там оказались, чтобы решить загадку лабиринта, — она ненадолго замолчала, и Лонгботтом понял, что всем им пришлось пройти через нечто невероятно тяжелое внутри этих комнат. Гермиона продолжила: — В той второй комнате стояли книжные полки, и я заметила, что все книги были пронумерованы на обложках. Там были числа двадцать, семь, пятнадцать, тридцать один и один. Я решила, что это номера букв в алфавите, но вышла полная чушь — ТЁНЭА. А затем я вспомнила про существование шифра Цезаря и расшифровала это слово. СЕМЬЯ. Мне нужно было выбрать то… — Что дороже всего, — закончил за нее Невилл, вновь почувствовав, как заныло от боли его сердце. — Да. Они ненадолго замолчали, и затем Гермиона сказала: — Когда дверь открылась, и я увидела здесь Гарри, то сначала очень обрадовалась, но мы не успели сказать друг другу и пару слов, когда вновь из ниоткуда появилась дверь, и показался Забини весь в крови. — Что? — ошарашенно переспросил ее Невилл. — Он потерял сознание раньше, чем смог объяснить, что случилось. Потом появилась Джинни, а теперь ты. Энервейт не сработал. Он дышит, кровь мы остановили, но он не приходит в себя. В ту же секунду, когда Грейнджер закончила говорить, на одной из стен материализовалась очередная дверь и из нее вышла Панси. — Паркинсон! Ты в порядке? — раздался взволнованный голос Гарри. Слизеринка хотела было ответить на его вопрос, но увидела лежачего на полу Блейза и подбежала к нему. — Что с ним произошло? — в панике спросила она, наклонившись к другу. Ребята коротко пересказали, что случилось, и тогда девушка подняла свою волшебную палочку и принялась накладывать неизвестные им заклинания. — Какие чары ты используешь? — спросила ее Гермиона. — Грейнджер, может, мы время для лекции на потом перенесем? Если ты не видишь — я тут немного занята. Ребята еще какое-то время наблюдали за ней, а затем Панси выдохнула и отошла от Блейза. — Он будет в порядке, — уверено произнесла Паркинсон. — Он пережил несколько серьезных внутричерепных травм за последнее время, но он полностью восстановится. И отвечая на ваш незаданный вопрос: да, я с первого курса занимаюсь колдомедициной и в ней отлично разбираюсь. Гермиона вновь почувствовала, как ее накрывает волна сочувствия к слизеринке, она догадывалась, что именно скоропостижная смерть ее отца повлияла на желание лечить других. — Паркинсон, с чем ты столкнулась в лабиринте? — спросила гриффиндорка, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. — Я думаю с тем же, с чем боролся Блейз, — измучено ответила она и устало прислонилась к стене — С собой.