***
Панси вытащила свою палочку, сильно сжав ее пальцами, и с опаской переступила через порог. Блейз пытался убедить ее пойти вместе с ним, но Паркинсон понимала, что лабиринт их так просто не выпустит. Осмотревшись, слизеринка поняла, что оказалась в полукруглой просторной комнате с большими красивыми витражными окнами, через которые внутрь поступало много света. Пол и стены здесь были покрыты светлым мрамором, что визуально делало помещение еще шире. Кроме двух необычных платформ в центре комнаты, Паркинсон больше ничего не заметила. Она облегченно выдохнула и наконец расслабила руку, державшую палочку. — Ты забыла оглянуться, — внезапно произнес высокий, полный презрения женский голос позади нее. Панси резко обернулась, подняв свою палочку, и застыла от ужаса. Перед ней стояла ее копия. Если бы не издевательская усмешка и другая поза двойника, девушка подумала бы, что смотрит в зеркало. — Что? Как? — охрипшим от страха голосом спросила Паркинсон и отступила на несколько шагов назад — Это невозможно. Кто ты? Что ты такое? — Как грубо! — с деланной обидой в голосе произнес двойник, — Я — это ты. А ты — это я. — Лабиринт… — Надо же! Ты догадалась! А я-то уж думала, что мы тут будем минут сорок соображать. А до всего остального ты уже додумалась? — спросила она, приближаясь к настоящей Панси и заставляя ее постепенно отходить назад. — Я не понимаю… Что происходит? Что я должна сделать? — Да, умом ты не блещешь. Придется дать тебе подсказку, — с каждым шагом ее голос становился все более угрожающим, полным ненависти. — Я — это ты, только необремененная той чушью, которая делает тебя тупой назойливой тряпкой. Я — лучшая версия тебя. А ты даже жалости у меня не вызываешь, только отвращение. Ты недостойна носить мое лицо и мое имя. Услышав это, Паркинсон перестала отступать, страх будто отошел на второй план, когда ее душу захватила волна ярости, и она с силой оттолкнула свою копию от себя. — Ты всего лишь убогая галлюцинация этого гребаного лабиринта! — произнесла Панси, направляя на нее палочку. — Я заставлю тебя исчезнуть навсегда! — Попробуй! — засмеялась она, шутливо подняв руки вверх. — Конфринго! Экспульсо! — произнесла несколько боевых заклинаний Паркинсон, однако ничего не произошло. Из палочки вырвалось несколько искр, которые через пару секунд исчезли без следа. — Какого черта происходит? — ошарашенно подумала слизеринка и попробовала наложить другие чары — Остолбеней! Экспеллиармус! Инкарцеро! — Ты и дальше будешь пробовать применить все известные заклинание или до тебя уже дойдет, что здесь невозможно использовать магию? — издевательски уточнил ее двойник. — Да что вообще происходит?! — не выдержав, закричала девушка, опуская свою полочку. — Не истери, — холодно осадила ее копия. — Неужели ты не помнишь, что говорила тебе наша многонеуважаемая мамочка? Истерика даму не красит. Жаль, что она сама не последовала этому совету на похоронах отца. Было достаточно мерзко смотреть на ее слезы и крики. — Замолчи! Не смей трогать моих близких, иначе ты пожалеешь! — Да? И что же ты сделаешь? Ослепишь меня искорками из палочки? От нее здесь толку не больше, чем от простой ветки. Как, собственно, и от всей вашей неполноценной семейки. Хорошо, что отец умер до того, как увидел, в какое отродье превратилась его единственная дочь. Паркинсон, ослепленная своей яростью, попыталась наброситься на своего двойника, но внезапно ее откинул назад невидимый барьер, мгновенно возникший из ниоткуда. Комнату заполнил оглушительный мерзкий смех. В этот момент Панси люто возненавидела свой голос. — Становится все более очевидным, что теперь я должна занять твое место. Твой постоянный страх, нелепая привязанность к семье, парню, псевдодрузьям превращают тебя в ничтожество. Посмотри на меня! Я ничего не боюсь, потому что мне нечего терять, я никогда не унижаюсь, потому что мне никто не нужен. Я смотрю на тебя и понимаю, почему Малфой бросил тебя. Ты никто. Ты ничего не стоишь. Ты и сама себя то не уважаешь! — Пошла ты нахуй! — завизжала Паркиносон, затем направила палочку на барьер и попыталась наложить хоть какие-то чары, но снова ничего не вышло. — Аккуратнее с палочкой, ненормальная, а то глаз себе ненароком выколешь. Я повторю для особо тупых. Здесь нельзя пользоваться магией. Победить меня здесь возможно только одним способом, но ты на это не способна. — Каким способом? Я сделаю все, чтобы тебя уничтожить, — с ненавистью в голосе произнесла Паркинсон. — Заметила те платформы? Не задумывалась, зачем они в этой большой и пустой комнате? — продолжила издеваться копия Панси. — Ах да, у тебя же интеллект на уровне первокурсника. Придется видимо дать тебе еще одну подсказку. На них нужно встать. — Чтобы сделать что? Как вставание на платформы поможет тебя убрать? Если бы здесь работала невербальная магия — от тебя бы уже и мокрого места не осталось, уж поверь мне. Может ты сама не знаешь, что нужно сделать? — спросила Паркинсон, повторив издевательскую усмешку и тон голоса двойника. — Столько слов произнесла, и все впустую. Легко строить из себя умную, когда ничего не знаешь сама. Ты считаешь меня жалкой? Посмотри на себя. Я хотя бы не притворяюсь тем, кем не являюсь. Улыбка тотчас же сменилась озлобленной гримасой на лице копии слизеринки, она подошла ближе к разделявшему их барьеру и яростно произнесла: — Мы сразимся в интеллектуальной викторине. Эта платформа зачарована магией и тот, кто проиграет, сгорит в Адском пламени. Поняла теперь? Тебе никогда меня не победить. Я займу твое место и уничтожу всех, кто тебе был дорог. Паркинсон улыбнулась, довольная тем, что разозлила ее достаточно сильно, чтобы та раскололась. Затем слизеринка подошла к ней еще ближе, так, что между нами остался лишь барьер. — Это мы еще посмотрим, тварь. Панси развернулась и уверенно зашагала в сторону своей выступающей плиты. Затем слизеринка осторожно наступила на отведенную ей платформу, и в то же мгновенье вокруг нее появилось яркое синие свечение, которое постепенно стало формироваться в кольцо. Паркинсон подняла взгляд выше и увидела, как это свечение охватило ее словно куполом, приковывая к одному месту. Девушка неуверенно поднесла к сиянию свою руку, но затем взглянула на двойника. Она спокойно стояла, охваченная своим магическим сводом, поэтому Панси передумала притрагиваться к нему. Даже если светящийся купол не убил бы ее на месте, Паркинсон сомневалась, что лабиринт выпустит ее отсюда без прохождения испытания. Кроме того, она была обязана победить это существо, лишь внешне похожее на нее. Эта копия представляла собой все, что ненавидела в себе слизеринка. Сколько раз она сама издевалась над людьми и давила им на самое больное. Сколько раз она плевала на других людей и отказывала им в помощи. Сколько раз восхваляла себя, считая других недостойными неудачниками. Панси будто смотрела на себя со стороны, и она ненавидела то, что видела. Эта девушка была больше похожа на психопатку с садистскими наклонностями и манией величия, чем на Панси Паркинсон. Слизеринка видела свою внешность, похожую походку, жесты и позы, слышала схожую интонацию голоса, но эта копия все-таки не была ею. И больше всего на свете Паркинсон боялась однажды стать такой как она. Сердце все еще ныло после ее комментария про смерть отца, ведь двойник высказала те же мысли, которые преследовали Панси в кошмарах. Она боялась, что отец бы не одобрил то, какой она стала, и в кого превратилась ее мать, которая начала топить свое горе в огневиски, напрочь забыв про существование своей дочери. Было отвратительно осознавать, как сильно они обе подвели папу. Тогда на первом курсе она будто одновременно потеряла обоих родителей, и чтобы хоть как-то компенсировать это, она начала все свое время и внимание уделять одному человеку. Панси понимала, что возникшая одержимость Малфоем скорей всего возникла именно из-за потери отца, но одно дело осознавать что-то, а другое — сделать так, чтобы это исправить. Боясь потерять кого-то еще, она много лет подсознательно цеплялась за их токсичные, отравляющие отношения. И да, она страдала, но по крайней мере она испытывала хоть какие-то эмоции, а эта кукла, стоящая напротив нее, похитившая ее лицо и пытающаяся заменить слизеринку, была на это неспособна. А еще Паркинсон чувствовала, что ее двойник чрезвычайно опасна. Если она победит, то не пожалеет никого из ее близких. Панси должна победить ее любой ценой. — Как будет проходить викторина? — спросила она, обращаясь к своей копии. — Хочешь сказать, что ты никогда в таких не участвовала? Пытаешься врать самой себе? — Только в детстве, — огрызнулась Паркинсон, чье раздражение многократно увеличивалось с каждой секундой вынужденного диалога. Девушка не хотела вспоминать правила, потому что несколько лет сознательно подавляла любые воспоминания, хотя бы отдаленно связанные с отцом. Так было проще. Но сейчас обстоятельства вынудили ее раскрыть этот ящик Пандоры, и эмоции полностью захлестнули ее. В сознании возникали кадры того, как она вместе с родителями готовилась к викторинам, как они ее подбадривали и приходили на каждое соревнование, а затем как весело и непринужденно они праздновали ее победу в поместье. Она достигала таких высот, что родители даже шутили, что с такими успехами Распределяющая шляпа должна будет отправить ее в Рейвенкло, вместо Слизерина и задорно смеялись, когда она начинала из-за этого возмущаться. Панси усилием воли заставила себя не отвлекаться на воспоминания и сосредоточиться на правилах проведения чемпионатов. — Мы по очереди отвечаем на вопросы до тех пор, пока одна из нас не ошибется, — слегка охрипшим голосом произнесла Паркинсон. — Браво! — саркастично произнесла ее двойник и повернулась к белой мраморной стене и снисходительно добавила. — Пожалуй, это слишком простой вопрос для меня, уступлю возможность ответить тебе, как менее сообразительной. Только тогда слизеринка заметила, что на стене проступила золотистая надпись. Какие ингредиенты входят в состав зелья, которое снимает действие Силенцио? — Здесь явно идет речь про Болтливое зелье, — подумала слизеринка и произнесла вслух: — Мята, мандрагора, медовая вода и чемерица. Надпись на стене словно озарилась пламенем, напоминая участницам цену их ошибки, а затем сменилась на новый вопрос. В честь кого в 1407 году в Таинственном саду был проведён Первый Чемпионат по зельям между учениками волшебных школ? — В честь Квинтии МакКуойд, — уверенно ответила двойник, даже не задумываясь над вопросом. Увидев то, с какой легкостью она ответила на заданный вопрос, Паркинсон начала сомневаться в своих способностях. Конечно, она бы тоже ответила на него, но точно не так быстро, и не так убежденно. Слизеринка почувствовала, как в душе поднимается паника, а мысли начинают путаться. Панси не могла себе позволить отвлекаться на сковывающий сознание страх, поэтому усилием воли девушка вновь сосредоточила все свое внимание на вопросах. Как звали немецкого волшебника, автора работ по нумерологии, в честь которого назвали ингредиент для приготовления зелий? Панси пару минут обдумывала свой ответ. Она знала наверняка, что речь шла про агриппу — субстанцию фиолетового цвета, которую используют в зельеварении, однако имя самого волшебника напрочь вылетело у нее из головы. — Салазар, да как можно такого не знать? — раздался раздраженный голос двойника, но слизеринка не обратила на него ни малейшего внимания. — Корнелиус Агриппа, — слегка дрогнувшим от неуверенности голосом произнесла девушка, и надпись на стене сменилась на новую. Это означало, что Паркинсон вновь дала верный ответ.***
— Тебе отрезали язык? — раздался голос незнакомца. — Какого хера? Что происходит? Почему он так похож на меня? — шокировано думал Драко, рассматривая своего двойника, стоящего перед ним. Не смотря на полное смятение от произошедшего, на лице Драко не отобразилось ни малейшего намека на растерянность, сказывались тренировки по скрытию своих эмоций от окружающих людей и долгие часы изучения окклюменции. — Впервые вижу разговорчивого боггарта, — высокомерно ответил ему Малфой и продолжил мысленный монолог. — Я хорошо знаю свои страхи, и это явно не мой самый жуткий кошмар. — Не спеши накладывать Ридикулус, гений. И не пытайся меня обмануть, я знаю все, что знаешь ты. Мы оба понимаем, в кого превратится твой боггарт, — он протянул ему свою левую руку, задрал рукав и показал свою Черную метку. — В того, кому ты теперь служишь. От упоминания Волан-де-Морта слизеринец почувствовал уже привычный ему тошнотворный наплыв паники. — Если ты и впрямь моя копия — последнее слово Малфой особенно выделил голосом и подошел к нему ближе. — То ты тоже ему служишь, гений. Двойник криво улыбнулся и произнес: — Я не служу никому, кроме себя, в отличие от тебя, щенок. Так ведь тебя любил в детстве называть отец? Ты мечтал, что вырастишь, и папочка будет тобой гордится, перестанет так тебя называть и контролировать. Вот только ничего не изменилось, ты так и не стал достойным, не выбрался от Люциуса, ты просто променял одного хозяина на другого. Всю жизнь ты боялся отца, только лишь затем, чтобы под страхом смерти Нарциссы принять метку, и теперь начать бояться Лорда. И в этом наше главное отличие — я не ведаю страха, — он провел своей рукой по черепу с выползающей изо рта змеёй, и она исчезла без следа. — Видишь? Из нас двоих слуга здесь только ты. Ты слаб. Да ты даже принимать собственные решения не можешь. Ты стал еще более жалким, чем был в детстве, когда твою беспомощность можно было оправдать возрастом. А сейчас что? Ты ни на что не способен. Как же ты тогда спасешь своего лучшего друга или бедную мамочку? — Заткнись, — прорычал Малфой. Драко изо всех сил старался сохранить хладнокровие и не реагировать на явную провокацию, но слова двойника доставляли почти физическую боль. Всего парой слов он смог воскресить в сознании Драко все те мучительные мысли, которые он много лет пытался в себе искоренить. — Побереги силы, — усмехнулась его копия, заметив, как Малфой сжал сильнее свою палочку. — У тебя еще будет возможность опозориться. Уже понял, что нужно сделать, чтобы выйти из лабиринта? — Убить тебя, — с нескрываемой ненавистью произнес слизеринец. — Умереть, попытавшись, — в тон ему ответил двойник и добавил, вытащив свою палочку: — В магической дуэли.***
— Огнезащитное зелье, — устало произнесла Панси. — Взрывающиеся грибы, бородавочный порошок и кровь саламандры используются для приготовления Огнезащитного зелья. Паркинсон сбилась, на который по счету вопрос она успела ответить. Часть из них были легкими, а над другими приходилось изрядно потрудиться, и с каждым таким вопросом девушка чувствовала, как устает все сильнее и сильнее. Становилось гораздо труднее сосредоточиться. Ее копия же не тратила на раздумья ни секунды, и создавалось такое ощущение, будто она заранее знала все ответы на вопросы. Какая сила одновременно и более чудесная, и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем силы природы? — Что? — ошарашенно произнесла двойник. — Что за чушь? Паркинсон шокировано перечитала возникший вопрос. Абсолютно все загадки, заданные лабиринтом до этого момента, касались заклинаний, зелий, известных волшебников и дат важных событий, но ни одного похожего на этот не было. Панси догадывалась, какой ответ мог быть правильным, и она застыла в ожидании ответа своей копии. — Я требую изменить вопрос — продолжала возмущаться она. — Салазар, да как можно такого не знать? — передразнила ее Паркинсон. — Заткнись! — яростно ответила та ей. — Ты что не знаешь ответ? Это же элементарный вопрос, — продолжила издеваться слизеринка, в надежде разозлить ее еще сильнее. — Я приказала тебе заткнуться! — крикнула двойник. — Власть! Ответ — власть. Она более чудесная, и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум и чем силы природы. Панси оглушительно засмеялась, когда ее синий купол спал, и она смогла переступить через платформу. — Что?! Нет, это невозможно, я не могла ошибиться, — со страхом в голосе сказала ее копия. Она попыталась сойти с платформы, но купол не только не отпускал ее, но и постепенно сужался вокруг нее. — А знаешь, что самое прекрасное? — спросила Панси, подходя к ней ближе — Тебя убьет именно то, что ты считала пустым звуком, то, что ты презирала и считала жалким — любовь. Она важнее и сильнее власти, смерти, даже самой жизни. Но откуда тебе это знать, если ты никогда такого не испытывала. Ни я, ни моя мать, ни отец не были идеальными людьми, но мы искренне любили друг друга. И после его смерти для нас ничего не изменилось, мы по-прежнему любили его, и это никогда не изменится. Однако тебе никогда не суждено будет это понять. Ее двойник попыталась что-то на это ответить, но внезапно все пространство под ее куполом охватило нестерпимо ярким столбом огня. Когда пламя спало, от нее не осталось больше ничего, даже пепла. Только после этого, Панси смогла выдохнуть и позволила себе расслабиться. Это испытание вымотало ее так, что она едва могла стоять на ногах, поэтому увидев на стене рядом с ней появившуюся дверь, она без лишних раздумий, схватилась за ручку, повернула ее, открыла дверь и вышла из комнаты.***
— Итак, — подумал Малфой, вращая палочку между пальцами и оценивая сложившуюся обстановку и своего противника. — Невербальная магия здесь не работает, иначе от этого урода ни хера бы уже не осталось. Он знает все, что знаю я. Значит элемент неожиданности исключен. Он не подвержен страху, угрозы тоже не сработают. Возможно, я смогу его обмануть? Нет. Слишком умен. Думай, Драко, мать твою! — Салазар, как же ты жалок. Твою панику заметил бы и слепой, — высокомерно ответил двойник. — Тебе не победить. Правила дуэли просты — мы считаем до трех и бьемся до смерти. — Очевидное мог и не говорить, я не Уизли, — холодно ответил Драко и подумал про себя. — Он не станет считать до трех. Я бы начал атаковать сразу после второго счета. Значит мне нужно наложить заклинание уже после первого. — Страх сковывает тебя и не дает возможности подумать. Хотя ты всегда был трусом, удивляться тут нечему, но раньше ты хотя бы мог держать себя в руках. А что же теперь? Не смог противостоять отцу, спутался с грязнокровкой, разделил свое сознание с недостойным отребьем. — А ты, видимо, дрочишь на звук собственного голоса, раз заткнуться не можешь, — произнес взбешенный Малфой. — Или ты специально тянешь время, потому что боишься проиграть? — Не терпится умереть? Понимаю. Я бы тоже не хотел жить такой ничтожной жизнью, — двойник вытащил палочку и приготовился к дуэли. — Раз… — Конфринго! — крикнул Драко, не дожидаясь следующего счета. Противник Малфоя с легкостью отразил его заклятие, будто слизеринец только что наложил не взрывающее заклятие, а легкую Риктусемпру, и почти мгновенно произнес: — Экспульсо! — Протего! — Импедимента! Эверте Статум! Сектумсемпра! Драко вновь и вновь отражал наложенные заклинания, однако с каждым разом ему давалось это все труднее и труднее. Хуже всего было то, что ему приходилось постоянно отступать и уворачиваться от заклятий. Его копия накладывал сглазы и проклятья с такой скоростью, что Малфою оставалось только лишь от них защищаться. Единственный раз, когда ему удалось атаковать двойника был в начале, сейчас же все, что он мог — это уклоняться от летящих в него магических лучей. Слизеринец осознавал, что если будет продолжать отступать, то рано или поздно его загонят в угол, и у него не будет больше шансов, чтобы спастись. Отразив очередное проклятье, он кувырком приблизился к двойнику, сбив того с толку, и выкрикнул: — Диффиндо! Малфой попал заклинанием в свою копию, однако тот вовремя успел отступить, и Режущее заклинание лишь слегка задело его. — Круцио! — яростно крикнул двойник, стирая кровь со своего лица. Драко ослабил свое внимание после попадания в противника и мгновенно поплатился за эту ошибку. Душераздирающие крики заполнили все помещение, отражаясь от стен подземелья. Его тело забилось в жутких конвульсиях, глаза закатились, а изо рта показалась кровавая пена. Когда действие Круциатуса подошло к концу, двойник подошел к слизеринцу ближе, наслаждаясь его болью и мучениями. Он смотрел на то, как Малфой беспомощно лежал на земле, хрипло дыша, а затем он занес палочку, намереваясь раз и навсегда покончить с Драко. — Он убьет меня, — сквозь боль думал слизеринец — Если я сейчас не встану, он уничтожит меня и тогда некому будет спасать Нарциссу. Я нужен ей. Я должен подняться! Я не готов умирать! Страх заполнил каждую клетку в его теле, когда он увидел, как его копия поднял палочку, чтобы окончить его жизнь. Никогда прежде ему не было так страшно, как в эти секунды. Но этот ужас совсем не сковывал его, как бывало, когда он боялся отца или Волан-де-Морта, наоборот он давал ему силы отчаянно бороться за свою жизнь. Биться до самого конца. Время словно остановилось, и тогда он собрал все свои силы, крепче схватил чудом оставшуюся у него в руке палочку, навел ее на своего врага и крикнул: — Авада Кедавра! Убивающий зеленый луч пронзил двойника прямо в грудь, и он безжизненно рухнул на пол подземелья. Драко с большим трудом приподнялся, выплюнул скопившуюся во рту кровь и, хватаясь за стены, медленно начал передвигаться сторону появившейся из ниоткуда двери. Схватившись наконец за ручку двери и повернув ее, он застонал от боли и открыл дверь. Он смог победить. Но выжили ли остальные?