***
Джинни Уизли сидела в гостиной Гриффиндора и задумчиво смотрела на огонь камина. Вокруг все давно уже разошлись по спальням, а за небольшими столами остались сидеть только Эмили Тэйлор и Джеффри Хупер, которые, судя по недовольным комментариям и объему работы, выполняли домашнее задание Снейпа к завтрашнему занятию. — Хоть что-то хорошее случилось из-за этого чертового лабиринта, — подумала Джинни. Всех сенсейтов освободили от выполнения домашнего задания по указанию мадам Помфри. После сонного зелья ребята проспали до позднего вечера и вернулись в свои гостиные буквально несколько часов назад. Все это время Уизли безуспешно пыталась поговорить с Гарри, но из-за вмешательства Рона и долгого рассказа обо всем случившемся у нее так и не было возможности с ним обсудить то, что произошло в лабиринте. Оказалось, что они отсутствовали всего полтора часа, хотя в лабиринте казалось, будто прошли десятки часов. Когда они долгое время не появлялись, Рон забеспокоился и пошел на их поиски. Выходит, что он уже дважды находил их всех без сознания. Испугавшись, он позвал Макгонагалл, и дальше уже все были поставлены в известность об их происшествии. Теперь по всему факультету ходили странные слухи о том, что у них восьмерых появился свой ночной клуб любителей корня асфоделя. Если верить этим бредням, выходило, что они совершают ночные вылазки, чтобы выпивать каждую ночь по напитку живой смерти. Очевидно, что С.О.В. по зельеварению они сдадут только на «Тролля», ведь помимо корня асфоделя, туда еще входит настойка полыни, сок дремоносных бобов и корень валерианы. Однако сам факт того, что они выучили название хотя бы одного ингредиента, уже был удивительным. Все это они узнали от Рона, с которым они провели последние пару часов. Наверное, Джинни могла бы настоять на своем, подойти к Гарри при всех и поговорить с ним, когда они обсуждали события лабиринта, но она видела, насколько он был зол. Ей казалось, что в тот момент он ненавидел всех вокруг, а разговор им предстоял очень тяжелый. Наконец, когда все начали расходиться, она подошла к нему и попросила о разговоре. Но в ответ Гарри лишь холодно ответил, что будет готов уделить ей время только поздно вечером перед отбоем и что он сам спустится к ней в гостиную. Затем он ушел вместе с Роном и Невиллом к себе в комнату, не сказав больше ни слова. Джинни устала чувствовать это душераздирающее отчаяние каждый раз, когда они разговаривали друг с другом. За все время, которое они провели в лабиринте, они едва ли перекинулись десятком фраз. А то признание Забини просто забило последний гвоздь в их итак рухнувшие отношения. Сначала она даже не пыталась обдумать все услышанное, ведь жизнь Гермионы весела на волоске, а затем, услышав признание Малфоя, все ее мысли были направлены на ярость и потрясение по отношению к тайне Слизеринца. Теперь же она просто не знала, что думает и чувствует по этому поводу. Джинни взглянула на диван, стоящий напротив камина, и слегка улыбнулась, вспомнив то счастливое время, когда их отношения с Гарри только начинались. Это был конец четвертого курса, стоял теплый июнь, а до финального этапа Турнира Трех Волшебников оставалось больше трех недель. Тогда никто еще из них не знал, чем все вскоре обернется. Она всегда любила Гарри. Сначала на первом курсе эта любовь была больше похожа на фанатскую одержимость, потом, когда он спас ее в Тайной комнате, эти чувства трансформировались в обожествление, ведь он стал ее героем. Затем она поняла, что Поттер был не просто идеальным образом, а настоящим живым человеком со своими плюсами и минусами, со сложным характером и тяжелой судьбой, с добрым сердцем и открытой душой, и все это вместе делало его особенным. Они сдружились, и вот тогда она полюбила его по-настоящему. Джинни знала о нем все: знала его мечты, его страхи, его желания. И ее устраивала та роль, которую она играла, находясь рядом с ним. Она была его подругой, человеком, на которого он мог положиться, кому он мог полностью довериться. И она не рассчитывала на что-то большее. В тот день, когда все изменилось, она сидела на диване, а Гарри готовился к занятию преподавателя Флитвика, занимаясь изучением отбрасывающих чар. Джинни, как обычно, вызвалась помогать ему. — Нет, Гарри, мне кажется, что ты неправильно… — начала говорить девушка. — Депульсо! — одновременно с ней произнес Гарри. — Годрик, Джинни! Ты как?! Прости меня! — взволнованно сказал парень, подбежав к своей подруге, которую он случайно откинул заклинанием. — Джинни, клянусь, я не хотел! Ты что-то сказала, и, видимо, я инстинктивно повернулся в твою сторону, — продолжил он, наклонившись над Уизли. — Повезло, что тут стоит мягкий диван, — сказала девушка и поморщилась от небольшой боли из-за удара головой. Гарри наклонился к ней еще ближе, осматривая ее на предмет возможных травм, а у Джинни перехватило дыхание, когда она осознала, как близко к ней он находился. Она взглянула ему в глаза и поняла, что будет корить себя до конца своих дней, если не сделает то, о чем она мечтала столько лет. Уизли призвала всю свою смелость, обвила его руками, притянула Гарри еще ближе к себе и страстно поцеловала. Оглядываясь назад, она могла абсолютно точно сказать, что те три месяца были лучшими в ее жизни. А теперь она сидит, глядя на тот самый диван, и собирается навсегда лишить себя возможности испытать похожее счастье. — Ты хотела поговорить? — раздался за спиной отрешенный голос Гарри. Джинни, слегка вздрогнув от неожиданности, оглянулась. Он смотрел куда-угодно, только бы не пересекаться с ней взглядом. Уизли задавалась этим вопросом тысячу раз и так и не смогла понять, когда все изменилось. После смерти Седрика и воскрешения Волан-де-Морта? После летних каникул? После того, как они стали сенсейтами, но все равно не смогли понять друг друга, несмотря на то, что теперь делили эмоции? А может раньше? Может, им никогда не суждено было быть вместе? Проблема в том, что они стали совсем другими людьми, и сейчас Джинни поняла, что совсем не знает того, кем стал он. Они променяли дружбу на отношения, а теперь Уизли боялась, что вместе с любимым человеком она потеряет и верного друга. — А ты не думаешь, что нам пора все обсудить? — задала она встречный вопрос, осознав, что пауза сильно затянулась. Поттер пожал плечами и упорно продолжил смотреть в другую сторону. — Гарри, хватит! — не выдержала девушка и подошла к нему так, что ему пришлось взглянуть ей в глаза. И добавила: — Скажи мне, что у тебя на уме. — Сказать, что на уме? Я думаю, что тебе стоит перевестись на Слизерин, чтобы быть ближе к своему новому парню. Уверен, со змеями тебе будет комфортнее. Я даже могу замолвить за тебя словечко перед Дамблдором. Скажи, а вас с Забини уже можно поздравить с началом отношений или подождать, пока все не станет официальным? Каждое его ядовитое слово жгло ее изнутри словно раскаленным железом. — Я… — хрипло начала Уизли. — Я понимаю, что ты расстроен, но я могу тебя заверить, что между мной и Блейзом, точнее, между мной и Забини, ничего нет. Я клянусь. Я бы никогда… — Значит, подожду, пока станет официальным. Кто я такой, чтобы вставать на пути у вашей любви? Как думаешь, он тоже собирается стать Пожирателем? — Хватит! Это несправедливо! — крикнула и вскочила на ноги Джинни, не выдержав таких слов от него. — Я столько лет ждала тебя, я делала для тебя все и всегда поддерживала тебя в любых ситуациях! А ты считаешь, что я способна на такое предательство?! Тогда ты меня совершенно не знаешь! Хоть раз я дала повод усомниться в моей честности или верности? Хоть раз?! Гарри лишь молча стоял, смотря на нее в ответ. — Ну же! Отвечай мне, Мерлин тебя подери! Хоть раз я предавала тебя? Хоть раз?! Отвечай, Поттер! — со слезами на глазах продолжила кричать Джинни, с силой толкнув его. — Нет, — хрипло сказал он, еле устояв на ногах. — Тогда как ты смеешь?! После всех этих лет, сколько ты меня знаешь, как ты только посмел… — Уизли не смогла договорить, расплакавшись. Гарри неловко приобнял ее, прижав к себе, давая девушке возможность выплакаться. — Прости меня, — тихо произнес Поттер, поглаживая девушку по волосам. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не знаю, почему во мне столько злобы и ненависти. Особенно к тебе. Ты этого не заслужила. — Что с нами случилось? — Я не знаю, Джинни, правда… — тяжело вздохнув, ответил Гарри и прижал ее к себе крепче, словно боялся, что она исчезнет. — Я хотел бы это узнать, чтобы все исправить. Мне очень-очень жаль.***
Теодор Нотт прогуливался по опустевшим коридорам и распивал свой огневиски. В который раз ему пришла в голову мысль о том, что его организм не сможет выдерживать такое количество спиртного каждый день, но он продолжал пить. По сути, ему было уже все равно, что его ждет в жизни: он отчаялся и потерял всех, кого он когда-либо любил. Поэтому летом он и собирался покончить со своими мучениями раз и навсегда. Алкоголь все равно прикончит его рано или поздно, а он хотел просто ускорить этот процесс. Но он не смог. Он все думал о том, что бы сказала сестра, что бы сказала мать. Он итак подводил их всю свою жизнь, он не мог позволить себе поступить так еще раз. Тогда в лабиринте он действительно был готов избавиться от эмоций и чувств раз и навсегда. Но Поттер был прав, он бы забыл про Светлячка, и этого он бы никогда не допустил. Алкоголизм — это тоже медленное самоубийство в какой-то степени. Его они бы наверняка не одобрили, но без спирта в крови он не мог даже встать сам с кровати. Внезапно впереди него показались знакомые светлые волосы. Возможно, алкоголь наконец-то окончательно затмил его разум, а возможно, после лабиринта он вспомнил ради чего раньше жил, а точнее ради кого. Возможно, надежда все еще осталась. — Стоять! — приказным тоном произнес он, подойдя ближе к когтевранке. — Нам нужно поговорить, Светлая. Полумна обернулась, совершенно не удивляясь тому, что Нотт захотел с ней что-либо обсудить. Словно она знала, что так и случится. — Вы молодцы, что не разорвали связь, Теодор. — Как ты об этом узнала? Откуда ты все всегда знаешь? — начал говорить слизеринец агрессивным тоном. Лавгуд же не обратила на это внимание и развернулась, чтоб уйти. — Стой! — Тео схватил ее за руку, развернул к себе и добавил: — Потом со своими воображаемыми друзьями поговоришь. Объясни мне, откуда ты это узнала. — Невилл мне рассказал про лабиринт, — спокойно ответила девушка, не пытаясь вырваться. — Я говорю не про грёбаный лабиринт! Было очевидно, что гриффиндорцы не умеют держать язык за зубами. Откуда ты знаешь о ней? — Нотт чувствовал, как внутри все закипает от внезапно объявившейся ярости. — Ты говоришь ее словами, ты выглядишь совсем как она, ты даже грёбаный чай себе так же наливаешь. Ты знаешь, где она? — он начал сжимать ее руку все сильнее, явно принося когтевранке боль. — Отвечай мне! — Иногда люди рождаются похожими друг на друга. — Бред! Не настолько сильно! Ты изменилась и, каким-то образом, стала на неё похожа. — Я не менялась, Теодор. Просто раньше ты меня не замечал, — продолжала спокойно отвечать Полумна, глядя ему прямо в глаза, без страха и так, словно не чувствовала боли, хотя он был уверен, что сжал её руку достаточно сильно. — Ты потерял кого-то близкого? Сестру? Он сжал её руку ещё сильнее и угрожающе спросил: — Если ты ничего о ней не знаешь, то как ты обо всём догадалась? — Ты сказал, что мы очень похожи, вероятно, она примерно моего возраста. И ты готов на всё, чтобы её защитить, это видно. Но она не ходила в Хогвартс, значит, либо она жила далеко отсюда, либо она… — Замолчи! Не продолжай! — почти закричал Нотт, борясь с идиотским желанием закрыть себе уши, чтобы не слышать того, что скажет Лавгуд. — Она была сквибом. — Ты нарываешься, блять! Заткни свой рот! — яростно произнёс Тео, схватив девушку ещё сильнее. — Я не пытаюсь тебя разозлить, я просто рассказываю о своих догадках, — мягко сказала когтевранка, продолжая спокойно смотреть ему в глаза. Почему-то от её взгляда вся ярость и ненависть исчезали. Девушка не показывала никакого страха, несмотря на то, что Нотт причинял ей сильную боль, кричал на неё и угрожал. Она всё воспринимала так, словно ничего в этой жизни не могло её удивить или расстроить. Её огромные голубые глаза словно смотрели ему в самую душу, и это ужасно напрягало. — Забудь этот разговор и иди дальше занимайся своими делами, Полоумная, — наконец произнёс Тео и ушёл, стараясь выкинуть весь этот диалог из своей головы навсегда.***
Гермиона сидела за своим письменным столом и пыталась сосредоточиться над письменным заданием для профессора Снейпа. Несмотря на освобождение от выполнения всех заданий к завтрашнему дню, гриффиндорка не могла допустить, чтобы у неё возникали хоть какие-то долги по учебе. Поэтому, поднявшись к себе в спальню, она сразу же села за уроки. Однако уже больше часа она бездумно смотрела на тему домашнего задания про процесс производства противоядий. За все семьдесят пять минут единственное, что пришло ей в голову, это то, что от Черной Метки у Малфоя противоядий нет, как и от их связи. И теперь все они обречены делить свою жизнь с Пожирателем Смерти. Гермиону снова затошнило от этих мыслей. Она почти не помнила, что случилось после его признания. Кажется, Гарри и Джинни начали орать на Малфоя. Кажется, она слышала крики Паркинсон и Забини. Кажется, кто-то поднял её и помог добраться до выхода из лабиринта. Но все воспоминания были блеклыми и неточными. По-настоящему она помнила лишь его взгляд. Жестокий, холодный, безжизненный. Лучше бы она тогда отключилась от потери крови и не услышала его слов. — Хватит! — мысленно разозлилась на себя гриффиндорка. — Хватит о нём думать. Она усилием воли заставила себя сосредоточиться на учебнике по зельеварению, и её блуждающий взгляд зацепился за нужный абзац. Гермиона начала внимательно его читать. «…полученная смесь подвергается интенсивной дистилляции и экстракции в течение нескольких дней, чтобы извлечь максимальное количество действующих веществ из каждого ингредиента. Затем, после тщательной проверки и коррекции состава для достижения нужного эффекта, полученная жидкая смесь ставится в специальный котел…» — Отлично! Я могу написать сочинение, где подробно опишу процессы дистилляции и экстракции, — сказала сама себе вслух Грейнджер и радостно схватила перо. Но внезапно в её дверь постучали, и, когда сквозь неё показалась заплаканная Джинни, Гермиона поняла, что выполнение домашнего задания на сегодня отменяется. — Годрик, Джинни, проходи скорее. Что случилось? — сердце Грейнджер сжалось от отчаяния и боли, ей показалось, что она поняла, что произошло ещё до того, как подруга произнесла эти слова вслух. — Мы с Гарри расстались, — тяжело произнесла Уизли и присела на кровать подруги. — Джинни! Мне очень жаль! — Гермиона замялась, прежде чем задать следующий вопрос. — Это из-за того, что сказал Забини? У вас что-то было? — Нет! Мерлин, Миона! — испуганным тоном ответила Джинни. — Нет, конечно. Расстались мы, потому что с этого лета не было ни дня, когда мы бы не ругались. Мы оба уже не могли так дальше продолжать жить. И я никогда бы не изменила Гарри, — она отвела свой взгляд, тяжело рвано вдохнула и продолжила. — С Блейзом у нас ничего нет и никогда не могло бы быть. Мы общались то всего пару раз. Да, он меня понимает с полуслова, но это просто побочное действие связи. — Ну, во-первых, по твоей логике Гарри с Малфоем должны были стать лучшими друзьями. А они влезают в драки друг с другом чаще, чем Симус умудряется что-то взорвать на зельеварении, — на этих словах Джинни слабо улыбнулась, Грейнджер послала ей в ответ ободряющую улыбку и продолжила. — А, во-вторых, мне кажется, он тебе тоже не полностью безразличен. — Что?! С чего ты это решила? — Ты слегка улыбнулась, когда о нём говорила. — Нет, — неуверенно возразила ей подруга, а затем добавила: — Нет! Ну, ладно, даже если бы это было правдой, это ещё ничего не доказывает! — И ты назвала его по имени и даже не заметила этого, — перебила ее возмущение Грейнджер. — Миона, он слизеринец, они враги. Даже если бы существовала такая вероятность, что он действительно мог мне немного нравиться, мы бы все равно не смогли бы быть вместе. — Возможно, — тихо начала Гермиона. — В этот раз не всё так однозначно. Из-за всей этой связи, сложнее воспринимать их как врагов, — закончила она, думая совсем не о Забини. Ненадолго в комнате воцарилось молчание. — Честно, я думала, что ты больше всех будешь убеждать меня перестать с ним общаться. Гермиона ненадолго задумалась и произнесла: — Мы в любом случае теперь связаны с ними до конца. Нам остается это только принять. — Я могу принять всё, кроме того, что рассказал Малфой. — Я тоже. Подруги вновь замолчали, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Ладно, может быть ты и права, Миона, но я честно не знаю, что мне делать. Мне кажется, будто я предаю Гарри каждый раз, когда думаю о нём. — Как же мне это знакомо, — подумала Грейнджер и произнесла: — Вам нужно честно и открыто поговорить с ним обо всём. Вдвоём. Без посторонних людей, без ситуаций на гране жизни и смерти. Просто сесть и всё обсудить в спокойной обстановке. Джинни обдумала её слова и сказала: — Ты права. И, кстати, если ты не знала, это твоя самая раздражающая черта, между прочим, — сказала она и с хохотом уклонилась от подушки, брошенной в неё старостой Гриффиндора. — Без шуток, спасибо, что выслушала, Гермиона. Я не знаю, что делала бы без тебя. — Как минимум, завалила бы С.О.В. Я принесла нам новые учебные материалы, будем сейчас готовиться. Убьём двух соплохвостов одним заклинанием: отвлечёмся от своих проблем и подготовимся к экзамену, — заявила Грейнджер, отложила так и не написанное сочинение, и достала другой учебник с полки над столом.***
Малфой быстро шел по коридорам Хогвартса, направляясь к кабинету Снейпа. Декан Слизерина был единственный, кто мог беспрепятственно и скрытно доставить письмо в Малфой-мэнор. Драко отправлял Нарцисе по одному письму в день, в надежде, что хоть одно из них дойдет до адресата, и она сможет ответить ему. Никогда в своей жизни он не писал столько писем, сколько написал за последние месяцы. К тому же, поход к Снейпу был отличным способом, чтобы избежать разговоров с Забини, который хоть и начал вновь разговаривать с ним, поняв, в чем была причина его неадекватного поведения, но был явно в ярости. Панси весь вечер пыталась расспрашивать его, начиная то кричать на него, то плакать, то успокаивать. Тео ничего не сказал, но по его взгляду было понятно, что и с ним он разговора не избежит. Малфой, конечно, понимал, что скрывать метку всегда не получится, но он хотел, чтобы о ней узнали на его условиях. — Ебаная Грейнджер, — вновь подумал Драко. Он был настолько в ярости от сложившейся ситуации, что всерьез рассматривал возможность наложения на них Обливиэйта. Его останавливало лишь то, что даже если он сможет правильно наложить заклинание, то не было уверенности в том, что они не успели рассказать о Метке кому-то еще. А накладывать заклятие забвения на всю школу было явно не самым мудрым решением. Драко свернул за угол и даже нисколько не удивился, когда в него влетела знакомая студентка. Он опустил взгляд ниже, уже заранее зная, что увидит там копну кудрявых волос и туго завязанный гриффиндорский галстук. Ему порой казалось, что он действительно мог материализовать ее из воздуха лишь одной силой мысли. Как обычно, слизеринец оттолкнул ее от себя и показательно отряхнулся, зная наверняка, какие эмоции у нее вызовет такое явно пренебрежение. — Как ты смеешь?! Не смей даже прикасаться ко мне! — Я бы намеренно не прикоснулся к тебе даже за предложенное место в сборной мира по Квиддичу, а это о многом говорит, ведь я чертовски сильно люблю летать, — смешливым тоном произнес Драко и спокойно продолжил путь дальше. — Что?! — с возмущением крикнула Гермиона ему в спину. — Как смеешь ты шутить и делать вид, что ничего не случилось?! Ты Пожиратель смерти, Малфой! И мало того, что ты обрек себя на эту ужасную, жестокую и отвратительную участь, теперь весь кластер пострадает от этого. Мы не можем сдать тебя, ведь в таком случае ты попадешь в Азкабан, а мы испытаем это на себе все вместе. И, Мерлин свидетель, мы никогда не сможем этого понять или принять. Зачем ты это сделал? — Заткнись, грязнокровка, — с яростью прорычал слизеринец, мгновенно оказавшись рядом с девушкой. — Я не обязан ни перед кем оправдываться. И напомню, что только благодаря мне ты все еще жива. — Да? Спасибо тебе большое! И главное, что теперь мы все в безопасности! Ты ведь не являешься сторонником одного из самых темных и жестоких волшебников всех времен, который недавно воскрес и желает истребить весь наш кластер. — Сарказм тебе не идет, Грейнджер. — Ты понимаешь, что он тебя убьет, да? Это не гребаные шутки! Он оставит тебя в живых последним, чтобы сначала ты пережил смерть каждого из нас. — Отвали от меня! — Ты всех подверг опасности! И ради чего? Ради власти или силы? Тебе плевать на свою безопасность и на жизнь других людей! Что на это сказала бы твоя мать?! Ненависть. — Заткни свою пасть, грязнокровная тварь! Тебе пора заткнуться, иначе ты сильно пожалеешь, и никакая сенсейтская связь тебя не спасет. Надо было оставить тебя истекать кровью в лабиринте. — С учетом проклятой метки на твоей руке, это желание совсем скоро сбудется. Так что ты не спас меня, и ты не герой, как тебе хочется о себе думать. Ты лишь отсрочил мою смерть, чтобы я погибла от руки самого Волан-де-Морта. Ты трусливый, лживый, ничтожный… — Заткнись! — Малфой подскочил к гриффиндорке и резко схватил ее за горло, однако тут же отпустил, почувствовав, что на мгновенье ему стало трудно дышать. — Что? Неприятно чувствовать все, что чувствую я?! — с торжеством проговорила Гермиона. — А как тебе вот это? — и девушка со всей силы сжала свою руку, которая была все еще перебинтована после прошлой отработки у Амбридж. Малфой с силой сжал челюсть, однако не проронил ни слова, лишь прожигая гриффиндорку взглядом. Злость настолько переполняла его, что он даже не задумался и не удивился тому, что через их связь они теперь могли чувствовать боль другого. — Я знаю, это больно. А теперь представь, что ты почувствуешь, когда твой Хозяин будет меня пытать. Знаешь, единственное хорошее, что есть во всем этом — я буду знать, что ты испытаешь все эти адские мучения на своей шкуре! Ярость. Малфой резко схватил ее, заломил ее руки за спиной и с силой впечатал ее в стену. Гермиона вскрикнула от боли и попыталась выбраться, однако слизеринец был гораздо сильнее. Чем активнее она пыталась вырваться, тем больнее ей было. Наконец, она перестала дергаться и замерла. — Некоторые из нас привыкли терпеть постоянную боль, Грейнджер, — тихо проговорил ей на ухо Малфой. — Я уже вижу слезы от боли у тебя на глазах, а это простой захват рук. Что же ты будешь делать, если к тебе применят Круциатус? Ты слабая. И морально, и физически. И ты нихрена не понимаешь, что на самом деле происходит вокруг тебя и в жизнях других людей. Так что учись вовремя замолкать, если не хочешь, чтобы тебя заткнули силой. Ты поняла меня? Гермиона сцепила зубы и упорно молчала, явно не желая сдаваться Малфою. Слизеринец еще сильнее заломил ее руки, пока девушка не вскрикнула от острой боли, и наконец она произнесла: — Я поняла, Малфой, хватит. Отпусти меня. Пожалуйста. Услышав ее покорный и будто сломленный голос, Малфой почувствовал резкое возбуждение. В голове промелькнули воспоминания о том, какой кроткой она бывала, и как приятно было это наблюдать. — Нет, хватит! Проучил ее и отпусти, — отдал себе мысленный приказ Драко и слегка ослабил хватку, однако не отпустил ее и вместо этого прижался к ней ближе. Он перехватил ее руки одной своей и свободной рукой медленно провел вдоль ее тела, вспомнив, как она реагировала на схожие прикосновения в прошлый раз. — Если ищешь палочку, то я больше не держу ее в кармане после того случая, — хрипло ответила Гермиона. Ярость, ненависть, обида и злость начали исчезать. Эти эмоции меркли перед таким острым возбуждением, что от него кружилась голова и подгибались ноги. — Мне не нужна твоя палочка, чтобы преподать урок, — прошептал он ей на ухо, от чего тело девушки мгновенно покрылось мурашками. Они одновременно почувствовали это ошеломительное желание, путающее сознание, но никто не хотел себе в этом признаваться. Почувствовав, что Грейнджер окончательно перестала сопротивляться, он отпустил ее руки, развернул ее к себе и задохнулся от страсти, увидев ее растрепанные кудрявые волосы, искусанные губы и взгляд, затянутый пеленой похоти. Он знал, что Грейнджер чувствовала то же дикое возбуждение, что и он. Малфой вновь прикоснулся к ее шее, но в этот раз он не пытался сделать больно. Драко притянул ее к себе и, ни секунды не задумываясь о последствиях, страстно поцеловал. Он хотел ее оттолкнуть, высмеять, заставить страдать или удушить еще пару секунд назад, но теперь он мог еле сдерживать стоны бешенного удовольствия, когда она начала самозабвенно отвечать ему. Гермиона прижалась к нему еще ближе, и Драко почувствовал, как она дрожит от удовольствия. Он вылизывал ее сладкий язык, наслаждаясь тихими стонами, а руками блуждал по ее восхитительному телу. Докоснувшись до ее голой кожи, он не сдержался и застонал ей в губы. Прикосновения к ней были настолько приятными, возникали мысли, что она принимала ванну с амортенцией или с любым другим любовным зельем. Малфой настолько растворился в своих эмоциях, что не сразу понял, что ее чувства резко изменились. Руки, которые сначала прижимали его к себе, начали внезапно его отталкивать, а стоны превратились в протесты. Удовольствие и страсть сменились стыдом и отвращением. Он пришел в себя, почувствовав острую боль от укуса и от неожиданности отпустил ее. Вырвавшись от него, девушка убежала в противоположном направлении, не сказав ни слова. Она ни разу не оглянулась. Ее эмоции оглушили Драко так, словно на него обрушилась снежная лавина. Позор, омерзение, ужас. Драко взглянул на свою левую руку и увидел, что в порыве страсти рукав его рубашки задрался, и стала отчетливо видна метка. Он почувствовал уже знакомое ему чувство отвращения, которое накрывало его каждый раз, когда он видел это уродливое клеймо, и опустил рукав вниз. Теперь он не смог бы сказать наверняка, кто ненавидел его больше: Грейнджер или он сам.