Глава 4. По-волчьи выть
17 июля 2021 г. в 19:59
Июнь только-только начал приподнимать свои тяжёлые облачные веки, сдувать по-хозяйски ночную пыль с крыш домов, с деревьев, с окон и синих ирисов, суетливо перебирать между пальцами молодой клевер, заставляя росу на нём вспыхивать ярче самоцветов, улицы под его голубыми ладонями, с тысячами линий, походили на храмовые коридоры, светлые, шёлковые, молчаливые. Кико выбивалась из общей картины, начиная с алых волос, заканчивая кончиками розовых ногтей. От её улыбки, изогнутой обветренным серпом, тянуло фальшью, а за фальшью скрывалось что-то ещё — то ли боль, то ли тоска, то ли обычная человеческая усталость. Белая, как дорогой фарфор, кожа не знала касаний пудры и косметических кисточек, а запах мистической пурпурной фуксии овеивал образ куноичи из деревни Скрытых Водоворотов, дополнял его. Тобирама нахмурился, рассматривая большую военную сумку, набитую чем-то доверху, несколько раз моргнул, поскрёб щёку с красной полосой, отметив про себя, что серая броня клана Узумаки действительно редко видела настоящие битвы: на ней не осталось ни единой глубокой царапины, ни следа от пламени, ничего. Кико пригладила волосы, поправила протектор, на котором до сих пор красовался символ её родины, а не Конохи, и скосила взгляд на входную дверь резиденции с очевидным намёком, но так и не дождалась приглашения.
— Ты не рад меня видеть, Тобирамушка? — она внезапно переменилась — как сдёрнула с себя печальную маску и накинула новую: губы надула, цикориевые глаза прищурила и голову склонила немного набок, пересмешница. — Мы ведь не виделись уже так давно, чуть ли не с самой свадьбы...
— Для начала я не «Тобирамушка», я уже говорил это множество раз, — Тобирама поморщился, проследив за полётом маленького блёклого мотылька. Утро вокруг резиденции медленно покрывалось золотой корочкой, выдыхая прохладу. — Ты надолго?
— А Тобирамушка хочет избавиться от меня поскорее? — избавившись от кошачьей шерсти, Кико подняла алые брови вверх, во взгляде не осталось ни следа былой грусти, её всполохи погасли где-то за светлой небесной радужкой. — Я решила побыть немного в Конохе, если вы, конечно, господин Хокаге, не будете против меня приютить на несколько дней... я была бы очень-очень признательна, я бы даже могла показать мою новую технику... — она прищурилась по-лисьи. — Она лучше твоего теневого клонирования.
— Снова твоё глупое соревнование, — Тобирама вздохнул, из его сумки торчал свиток старинной техники Яманака, где он отыскал пару ошибок, из-за которых ею могли пользоваться лишь немногие. — Почему ты не остановилась у Мито? Она бы нашла для тебя комнату, у них большой дом, вам бы не было тесно.
— Не люблю пользоваться её гостеприимностью, — Кико следила за тонкими атласными облаками, похожими на белых журавлей. — Тобирамушка, приютишь, а? Я ведь не шучу, у меня с собой... — она порылась в сумке с куклой, вытащила из неё свитки, протянула два вперёд, — есть две техники, я их сама придумала, они почти работают, правда. Нет, они ничего не запечатывают, такое уже было.
— Кико, мне не нужны твои техники, я это тоже повторял не раз, у меня достаточно и своих, — Тобирама не стал брать свитки, только покачал головой. — Ты можешь войти, но при одном условии, — он едва сдержал зевок, — ты прекращаешь с этого момента называть меня Тобирамушкой раз и навсегда, таково условие.
— Так нечестно, — она надула губы, — просто называть тебя Тобирамой?
— Да, — Тобирама прошёл мимо неё, открывая входную дверь резиденции. — Проходи за мной, пока ты не наделала вокруг лишнего шума, как ты это умеешь. Я сделаю кофе.
Он снял сандалии, поправил хаппури, взглянув на старое хокку на стене по привычке. Его каждый раз встречал и провожал текст. Это было воспоминание о брате, который так тщательно выбирал рамки, советовался с Мито и всегда, повязав белую повязку на лоб, выводил из каждой стены, каждой шторки запах табака, убирался, украшал пустые углы самодельными деревянными фигурами, отзывавшимися на касания мая голубыми цветами. Резиденция напоминала молчаливого стража, дышавшего через раз и хранившего в себе, в каждой стене, в каждой доске память, въевшуюся даже в тёмный татами. Она ещё не состарилась, хоть время и тянулось иной раз слишком медленно, а временами мчалось куда-то вперёд со скоростью испуганного зайца. Тобирама прислушивался к её шёпоту скорее по привычке, чем намеренно, на ходу задвигал полупрозрачные шторы, закрывал окна, проводил пальцами вдоль подоконников — чисто, пыль ещё не успела осесть. В коридорах, на полках, на тумбах, на домашнем секретере стояли фарфоровые вазы. Вазы с аистами, вазы с цаплями, вазы с журавлями и маленькими синичками с лимонными грудками. Хаширама к ним относился с особой бережностью: всё-таки это была тонкая работа его невестки, Хиро, которая увлекалась и лепкой, и росписью с детства. Не проходило ни дня, когда бы он не останавливался и не хвалил её усердие. «Итама выбрал себе прекрасную пару, Тобирама, ты так не думаешь? — вдыхая аромат рыбного супа, спрашивал Хаширама. — Хиро — девушка очень светлая, очень воспитанная и талантливая — думаю, они проживут рука об руку до самой старости...» — «Она не из нашей деревни, да и у её семьи репутация сомнительная, — Тобирама развязывал тесёмки серого фартука, смахивая пот с кончика носа. — Может быть, девчонка и талантливая, и твоего сына любит, но я бы с неё глаз не спускал». — «Всегда ты так, — усмехался Хаширама, пробуя суп на вкус под внимательный взгляд алых глаз. — М-м-м, в этот раз ты даже не переборщил с солью, а в следующий раз будет и вовсе произведение искусства». — «Если что-то не нравится, вари суп сам, — бурчал Тобирама, отстраняясь от очага, тоже с миской ухи из карпа. — Рыбы у нас ещё достаточно». — «Нет-нет, суп хорош, просто у тебя, видимо, весьма специфичный вкус, — Хаширама закусывал бобовым пирожком, — ты с детства любил соль, меры в ней не знал». — «Итама, я так понимаю, настроен серьёзно, — Тобирама помешивал ложкой самую гущу, с кусками рыбы, — надеюсь, он знает, что делает». — «Они влюблены, — дополнил его Хаширама, — разве не это главное?» Тобирама завернул в арку, ведшую в большую кухню с очагом; ширма с карпами кои отделяла её от маленькой столовой — уголка, где висели медные перегонные кружки, сачки, старые фонарики желаний, так и не отправившиеся в небесный путь, моргая в темноте. В резиденции привычно правила царица-тишина, серые рассветные струнки пронизывали воздух, в котором летали крошечные пылинки, похожие на полупрозрачных медуз. Пахло терпким одиночеством: чернилами, свитками, книгами, старой заваркой.
— А кофе, надеюсь, будет с молоком? — тоже разувшись, повысила голос Кико, осматриваясь по сторонам. — И с сахаром?
— Молока у меня нет, — Тобирама проходил почти босиком по молчаливым коридорам, медленно добираясь до большой кухни с кофемолкой, сахарницей и вазочкой в форме лотоса с купленными недавно солёными карамельными конфетами. — Только сахар.
— Как у тебя чисто, — Кико задерживалась возле каждого угла, возле каждого поворота и коврика на полу, с жёстким коротким ворсом, — у тебя что же, уже есть любимая женщина? Наверное, она чистюля, только где ты её прячешь? В подвале? — она усмехнулась, тронула маленькую вазу с искусственным нарциссом, и та покачнулась, едва не упав. — Прости.
— Ничего не трогай. — Эту вазу в их дом купила Мито, первая ваза до появления Хиро, а Хаширама был только рад обновлениям, всегда повторял, что это к лучшему, что это облагораживает дом и что нарциссы, пусть и искусственные, это тоже красиво... Тобирама вздохнул, прохаживаясь от одной кухонной тумбы к другой, недра ящиков скрывали в себе банки с кофе, старый сорт, которым пропитывалась каждый раз вся комната — навязчивый тяжёлый аромат, с нотками дымка. — Ты так и не сказала, на сколько хочешь остаться.
— М, думаю, на пять дней, — Кико задержалась возле рамки с хокку, поправила её немного, так как та слегка покосилась. — Никогда не думала, что ты увлекаешься поэзией, на тебя не похоже. За всем этим панцирем скрывается лирический герой? — она хихикнула, кружа по кухне надоедливой мушкой, всё брала в руки, вертела, крутила, рассматривала старый портрет Хаширамы с чёрной лентой на нём, на ещё более старые изображения Итамы и Каварамы — где они стояли вместе с отцом, художник тогда был не в духе. — А куда ты меня поселишь? — она похлопала длинными ресницами. — Я видела большую комнату, там ведь жил Хаширама? Я могу там остановиться? Она такая светлая...
— Нет, — Тобирама засыпал тёмные ароматные зёрна в кофемолку, — будешь спать в гостиной, там есть запасной футон и ломать нечего. Меня всё равно большую часть дня здесь не бывает, — он двинул плечами, — просто не лезь, куда не просят. В мою комнату в частности, — он сделал акцент, принюхиваясь. — Что придумал Ашина?
— Да так, — Кико опустилась за столик, устроив сумку на коленях, — хочет, чтобы мы узнали друг друга получше, всё-таки он мечтает, чтобы мы с тобой сошлись, считает тебя достойной партией, только ты ему этого не говори — ни за что не признает.
— И ты не станешь ничего возражать? — Тобирама вертел жерновую латунную кофемолку, которая, наверное, была старше всей деревни Скрытого Листа, измельчая тёмные душистые зёрна до лёгкой пудры и заранее подготовив узорчатую турку.
— Меня особо не спрашивали, — она колупала аккуратными ноготками столешницу, на которой остался старый след от самокрутки. — Но я бы не сказала, что против... я всегда хотела узнать тебя получше, — она принюхалась, когда Тобирама начал варить кофе в красивой турке — почти антикварной, доставшейся им от отца, который изредка баловал себя кофе, пусть и не особо дорогим. Ему кофе привозили родственники Химари, матери Тобирамы, у них были обширные связи с кланами ближе к горным цепям на северо-востоке, где ныне находилась страна Мороза. — М-м-м, как пахнет! Уже готово?
— Нет, — Тобирама, добавив щепотку соли, ждал бежево-белой пенки на поверхности турки. Стоя теперь возле очага, он терпеливо поджал губы, когда Кико опять вскочила на ноги и стала заглядывать ему через плечо, чуть ли не совать нос прямо в кофе. — Сядь, Кико, ты мне мешаешь.
— Сбиваю с настроя? — Кико улыбнулась, когда Тобирама закатил глаза. — Ладно, не лезу.
— Так ты всё-таки «за» эту нелепую свадьбу? — уточнил Тобирама, поглядывая на окно, откуда уже заползал в комнату солнечной сороконожкой свет. — Лично я не вижу в ней никакого смысла, к тому же мы друг друга не знаем.
— Это будет фиктивный брак в каком-то смысле, — закивала Кико, опускаясь обратно за стол, она начала разглядывать и вертеть в руках уже свою куклу, висевшую на её сумке. Чёрные бусины смотрели на мир с грустью. — Не сказала бы, что я «за», но я и не «против». Ты не страшный, хоть и до жути занудный, — она сунула руку в вазочку с конфетами, зашуршала обёрткой и положила на язык домашнюю ириску. — Вообще я так смогла бы хоть одним глазком посмотреть на твою лабораторию...
— Это исключено, — он наконец увидел поднимавшуюся пену в турке и снял её с огня, разливая содержимое по двум высоким керамическим кружкам с фиолетовыми гроздями винограда, и аромат быстро завоевал тяжёлый воздух дома. Тобирама со вздохом занял своё место, когда убрал всё лишнее на кухонную тумбу. — Назови мне хоть одну причину, по которой я должен рассматривать серьёзно эту идею с браком? Ты меня не знаешь, я тебя не знаю, у наших кланов уже есть общие наследники.
— Так-то оно так, — Кико впилась в кружку, прикрывая глаза от удовольствия, — но сам подумай, я могла бы отгонять от тебя слишком уж любопытных поклонниц и говорить, что ты занят... — она улыбнулась ещё шире, — к тому же многие из нашего клана потянутся в ваш район, определённый для нас. Коноха только выиграет, а мой отец наверняка преподнесёт интересный свадебный подарок... Понимаешь, мы же не всем делились с вами, даже когда Хаширама женился на моей сестре, — на её верхней губе осталась пенка, — а я смогу предоставить тебе полный доступ к нашим архивам — а там и к техникам, которые запрещено делить с чужаками... ты ведь был бы не против этого, да?
— С чего ты взяла, что мне это нужно? — Тобирама тоже пробовал на вкус кофе — в самый раз, достаточно горький и достаточно бодрящий; узлы усталости и бессонной ночи развязывались. Встретившись с молчанием и загадочной улыбкой, он решил перевести разговор в другое русло: — Значит, ты решила пробыть здесь пять дней?
— Агась, — кивнула Кико, поболтав кружку, — я ещё плохо знаю вашу деревню, всё-таки была здесь всего пару раз, и то — на главных улицах, дальше меня не пускали. Знаешь что, я бы хотела взобраться на скалу! — она невольно двинула головой примерно в том направлении, где было каменное лицо Хаширамы с безразличным, отнюдь не хаширамовским взглядом. — А ещё я слышала, что у вас продаются лучшие сладости! Где-то в центре деревни... не сводишь меня туда? — она состроила щенячьи глазки.
— Нет, не свожу, — Тобирама смотрел на неё поверх белого бортика кружки, — у меня много работы, которая не терпит отлагательств: напоминаю, у нас война, без согласования действий многое пойдёт по наклонной, и тогда Скрытое Облако займёт страну Горячих Источников и подберётся к нашим границам — разве это не ясно? — он едва смог сдержать порыв наморщить раздражённо нос, вместо этого потерев висок. — Кико, я тебе определю проводника — этого будет достаточно? Пересекаться мы будем редко, только по вечерам.
— Прости, — Кико вдруг как-то совсем виновато опустила глаза, — я не хотела затрагивать тему войны: ты и без того накручен до предела, а тут ещё и я явилась, актриса, фу-ты ну-ты, — она стёрла пену с верхней губы, затем вновь оживилась, будто и не извинялась вовсе: — И кому же ты доверишь меня, кто этот счастливчик, м? Дай угадаю, твой теневой клон?
— Вполне возможный вариант, — Тобирама подсыпал себе в кружку щепотку соли, перемешал ложкой, — даже более логичный, чем пришедший мне на ум, как бы ни прискорбно это было признавать, — он хлебнул кофе, — есть у меня на примете ученик.
— Ученик, — Кико подавилась, прокашлялась, расплескав часть кофе на стол, — надеюсь, ему хоть больше шестнадцати... мне, конечно, всё равно на возраст, но это как-то подло, не считаешь? — она стёрла кофе из уголков губ салфеткой, когда Тобирама, устало выдохнув, направился на кухню, достал оттуда простенькое полотенце и вытер им стол, пока тёмная горькая лужа не перекочевала на пол, на круглый коврик с разноцветными секциями. Только после этого он снова опустился на стул. — Давай согласимся на клоне.
— Большую часть суток, три дня подряд? — Тобирама поднял бровь.
— М, а почему только три дня? — Кико заглядывала ему в глаза, она всегда так делала и, казалось, иногда забывала моргать.
— Я отправлюсь на миссию в это воскресенье, — Тобирама заметил проскользнувший интерес в цикориевых глазах, — и пока сложно сказать, когда я вернусь обратно, — бодрость от кофе прогнала желание свалиться на футон, прямо в броне, и проспать пару суток без задних ног. Работа. — Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, но ничего не трогай, слышишь меня?
— Слышу, — вздохнула Кико, — я просто люблю всё потискать и потрогать, тогда у меня в голове рождаются интересные мыслишки. У меня моторный склад ума, — она будто бы начала оправдываться, но быстро себя осекла. — Значит, я буду здесь.
Тобирама с облегчением взболтал кофе. В молчании они просидели несколько минут. Кико всё ёрзала на месте, отодвигалась от стола и опять к нему придвигалась, водила пальцем по столешнице, и улыбка её сошла с лица, пока она теребила в руках куколку в бордовом сарафане. В глазах её, глубоких и насыщенных, стала созревать то ли печаль, то ли разочарование в чём-то, кислое, как молодая крепкая слива. Солнечные волны накатывали на столовую всё чаще: они напитывались цветом, теплом, ароматом спелой клубники, росшей вразнобой, за забором и в маленьких квадратных клумбах, и только потом пробивались через начищенные, ещё прохладные после ночи, стёкла, падали на коврик, на стены с хокку, на шкаф со старыми деревянными фигурками в форме слонов, птиц, лошадей, волков — целой коллекцией; в его заводи попадала медь, ещё стекло, расписной фарфор, маленькое зеркальце на высоком ящике со всеми рыбацкими инструментами, от сложенных удочек до поплавков и крючков. Тобирама решил не лезть. Он медленно потягивал свою порцию кофе, достав из сумки свиток, над которым он работал уже несколько дней, и стал перечитывать символы, перепроверять печати. От большей части ошибок ему удалось избавиться, но лишь практика показала бы, был ли это успех или впустую потраченное время на древнюю технику, которая могла бы пригодиться. Мельком его мысли возвращались к заданию, к джинчурики, и назойливым бельмом на глазу накладывались на них размышления о Кагами, который мог получить то гневное письмо, а мог и не получить, мог порвать его и выбросить, а потом, через недельку-другую, сделать вид, что ничего до него не дошло; бомба замедленного действия тикала где-то под закованным в доспехи сердцем. Руки его сжали кружку ещё сильнее, стоило ему вспомнить о Кагами — где бы тот ни был, теперь ему не отвертеться от разговора. Если надо, Тобирама сам возьмёт его за шкирку и хорошенько встряхнёт. Он ловил себя на мысли, что всё-таки хотел бы заглянуть в чёрные учиховские глаза и отыскать в них замешательство, смирение, ответы — что угодно, лишь бы не растерянное блёклое ничто и не надежду. От бессмысленной мальчишеской надежды у него свело бы зубы, как от приторно-сладкого кофе, как от горсти сахара, засыпанного в глотку. Сахар — это тоже белая смерть. Расслабился на мгновение — и уже висишь распятый на столбе посреди руин, а вороны выклёвывают твою печень острыми окровавленными клювами... «Скажи, Тобирама, — Каварама отыскал его в оружейной, где тот возился с катанами, — сколько Учих ты убил за последнее время? Мы с отцом смогли положить целую дюжину!» — «Рад за вас, — фыркнул Тобирама, начищавший свою собственную катану, совсем ещё новенькую, а перед глазами его до сих пор вертелся бой, который едва не стал последним, когда кровь лилась рекой с обеих сторон, когда сюрикен вонзился в его бедро, и он прикусил губу до крови, уворачиваясь с трудом от другого и шарингана вдобавок. — Уже занёс это в свой личный дневник?» — «Ты завидуешь, — довольно улыбнулся Каварама, опускаясь на скамью возле него и ероша свои русые волосы, — когда-нибудь и ты сможешь показать себя, а пока смотри на меня и учись — вот я вырасту и стану главой клана, и тогда ни один Учиха не сможет от меня сбежать! Представь мир без них...» — «Ты дурак, раз думаешь, что можешь так что-то изменить, — Тобирама взялся за рукоятку, затем поставил катану на подставку и вернулся к своим доспехам, которые ещё были ему слегка великоваты. — До тебя никто не смог и после тебя не сможет, это ясно даже горному козлу». — «Почему ты всегда такой недовольный? — Каварама провёл пальцами по оружейной стойке. — Я, вообще-то, пытаюсь наладить наши отношения, а ты только и делаешь, что называешь меня дураком». — «Потому что ты этого заслуживаешь, ясно тебе? — Тобирама нашёл царапину на наплечнике, вздохнул, поднося свечу поближе. — Тебе нечем больше заняться, кроме как постоянно действовать мне на нервы?» — «Ладно-ладно, — отмахнулся от него Каварама. — Ты просто ворчун, я понимаю. Интересно, это лечится?»
— Ну да, — протянула Кико, видимо, заметив перемену в настроении, — наверное, я даже с твоим клоном найду общую тему, как, впрочем, и с любым учеником, только дай мне пару минуток — и всё, — она кокетливо улыбнулась, скосив взгляд на старый засохший кактус и начав рыться в своей сумке. — Тебе сегодня тоже надо уходить на свои важные дела Хокаге, которые не требуют отлагательств?
— Да, но позднее, — Тобирама с наслаждением растягивал свой кофе, солоноватый — то, что доктор прописал после долгих ночных часов в лаборатории. — Ты вознамерилась начать свой обход деревни сегодня же?
— Агась, — Кико подсыпала пару ложек сахара в кружку, размешала, — зачем тянуть кота за интересные подробности, когда можно начать всё сразу? — она бесцеремонно положила свои свитки на стол и раскрыла их. — Скажи, Тобирама, что с ними не так? Я вожусь над этими тремя техниками уже который день, но всё не могу понять, в чём проблема, почему у меня не выходит их использовать... скажи, как учёный учёному.
— Я не буду... — Тобирама хотел сделать глоток, но его прервали.
— Всего одним глазком, пожалуйста, ты ведь... — она прокашлялась, — гений Конохи.
— Гений или нет, но ошибки в твоих техниках понятны даже генину, — Тобирама прикрыл глаза, а затем услышал тихий стук в окно — будто кто-то бросал в стекло гальку. Он поднялся из-за стола, всё ещё придерживая кружку, раскрыл старые занавески с узором-зигзагом в самом низу, и на него уставились два огненных маленьких глаза. Это был тренированный фронтовой ястреб, весь пёстрый, с кривым клювом, острыми когтями и футляром на спине, в который, спрятав за печатью на всякий случай, вложили послание. Важное послание. Лишь в самых крайних случаях птицы летели прямиком в резиденцию или кабинет — в зависимости от обстоятельств.
— Послания в пять часов утра? — Кико тоже подняла бровку, скользнув взглядом по часам, которые тихонько подавали свой ровный монотонный голос. — Наверное, что-то важное.
— Судя по всему — да, — открыв окно настежь, Тобирама быстро вытряхнул из футляра свёрнутое письмо, освободив ястреба от его ноши, снял надёжную печать, развернул его и сразу нахмурился, стоило ему столкнуться с первыми символами и скачущими строками.
— Может быть, зачитаешь? — с надеждой поинтересовалась Кико. — Хотя бы пару строк.
Тобирама в ответ только покачал отрицательно головой и сосредоточился на послании. Бумага была новой, её не комкали, на ней не отпечаталось ни следов кофе, ни небрежных клякс, ни капель крови или пота, но письмо писали второпях, твёрдой рукой, от каждого движения, казалось, зависела чья-то жизнь. Проникновенно. «Мы потеряли северную позицию, где располагался лагерь с шиноби-медиками, — говорилось в послании, — это случилось ночью, в три часа, нападал неизвестный, предположительно джинчурики двухвостого, один. Его узнали по синему пламени, по чакре и по тому, как без всякого стеснения он представился. Назвал своё имя — Нобу. Позиции, предназначенные для защиты раненых и медиков, также утеряны, с ними связь пропала раньше, за полтора часа до нападения джинчурики, последнее их послание было о том, что все ловушки, заложенные в окрестностях, активировались практически одновременно, а после — лишь тишина. К сожалению, многие медики либо убиты, либо взяты в плен, а от раненых противник, скорее всего, избавился, я подозреваю. Повторюсь, только двадцать человек из шестидесяти восьми, по последним пересчётам, смогли добраться до Юи и сообщить о случившемся... остальным повезло гораздо меньше, — постепенно строки съезжали вниз. — Нам нужно подкрепление и пересмотр стратегии, как можно скорее. Вероятнее всего, противник готовится отбросить нас ещё дальше, к нашим границам, и открыть себе путь на занятые нами города». Тобирама перечитал послание и теперь понял окончательно, что беречь свой козырь Райкаге не намерен: он будет ходить им при любом удобном случае, надеясь на собственную силу и эффект неожиданности, думая, что его тузу нечего противопоставить.
— О чём пишут? — Кико вздёрнула подбородок.
— О проблемах, — Тобирама сложил письмо пополам и отпустил ястреба. — Я оставлю с тобой моего клона.
— Я передумала, — Кико опять надувала почти по-ребячьи губы, — я лучше буду с тобой, даже в кабинете, я не помешаю, зато смогу узнать тебя получше, всё-таки с нашим браком вопрос ещё открыт, не знаю, правда, к худу или к добру... — она поставила пустую кружку на стол и потянулась. — Ты же не на миссии будешь до воскресенья, Тобирама. Могли бы вместе съесть по... данго.
— Я даже не рассматриваю этот вариант, — Тобирама закрыл окно, поправил занавески так, будто и не трогал их вовсе, проследив мельком за тем, как падало медленно на землю ястребиное перо. — Ты будешь мешаться, особенно в кабинете.
— Я помогу с бумагами, — продолжала Кико, — или буду заваривать чай время от времени.
— Придумай что-нибудь получше, — Тобирама хмыкнул, потёр подбородок и забрал со стола обе опустевшие кружки. — Пока что самое безобидное, чем ты можешь заняться, — это осмотром деревни с моим клоном, точка. — Поправив ремни на броне, он быстро вымыл кружки с тёмными разводами на стенках и донце, так же быстро огляделся по сторонам, ещё раз пробежался глазами по короткому сообщению, сложил его в сумку со свитками. — Постарайся не вляпаться в неприятности, — предупредил её Тобирама, складывая печать — и его точная копия, такая же хмурая и уставшая, возникла рядом.
— Класс, — Кико восторженно округлила глаза, затем снова прокашлялась в кулак. — Я хотела сказать, ничего особенного, моя техника туманного клонирования во сто крат круче.
— Туманное клонирование? — Тобирама переглянулся со своим клоном, отмечая помятый вид последнего, который сонно зевнул и прищурил свои алые глаза. — Чем же оно лучше?
— Ну, — Кико усмехнулась, опять проведя пальцем по столешнице, — оно не жрёт столько же чакры, сколько и твоё дзюцу, его просто использовать, пусть клонов получается в несколько раз меньше — зато каких! — она снова развернула свой свиток, — сказала бы я, если бы оно хоть когда-то заработало.
Тобирама выдохнул, вытаскивая из маленькой коробочки на полке сточенный почти до основания карандаш, и в один миг перечеркнул половину свитка. Кико удивлённо открыла рот, затем обидчиво надулась, как мышь на крупу, и стала следить за его бледной рукой — будто пересчитывала на ней мельчайшие шрамы. Она что-то хотела возразить, как-то оправдать свою кропотливую и усердную работу, спасти её от строгих взглядов и тихого ворчания «здесь очевидная ошибка в порядке», «название глупое», «ты забыла, как нужно изображать печати?», однако почти сразу останавливала себя, только хмурилась и кивала. В светлой столовой до сих пор пахло терпким тяжёлым кофе; лишь изредка его перебивал сладковато-сахарный аромат отцветавшей липы за окном; над землёй стелился белёсый молочный туман — он тянул свои длани от близкой реки Нара, затягивал собой дороги и улицы, полз по древесным корням и старым жухлым виноградникам, которые успели зачахнуть за несколько последних лет: листья покрылись чёрными точками, гроздья стали мелкими, да и многочисленные ветви держались с трудом за деревянные подгнившие опоры. В пять часов утра мир только-только отходил от ночных чар, и вихры мутного рыжего солнца едва торчали из-за лилового дымчатого леса — там, где спали вечным сном храм и старые надгробия и где жили ещё отголоски былых времён, когда война не прекращалась ни на один день. Над высокой стойкой с коробочками дорогих специй, таких как шалфей, ценившийся на вес золота, красный перец, чёрный, сушёный чеснок, куркума, выпячивались между тонкими книжками с рецептами пузатые баночки с мазями от ожогов, обычных и солнечных, заживляющие мази, глазные капли. Ещё выше лежала большая домашняя аптечка в широком деревянном сундучке. Тобирама сделал ещё несколько исправлений, пока его клон мялся возле окна, что-то там высматривая.
— Вот, — он придвинул свитки обратно, — над этим тебе ещё предстоит поработать.
— Но ты же перечеркнул всё, что я написала! — ошарашенно воскликнула Кико.
— Да, — кивнул Тобирама, — потому что твоя техника сейчас попросту нежизнеспособна.
— Мог бы хотя бы подсказать и объяснить, что так, а что не так, — буркнула Кико, рассматривая исправления, сделанные аккуратным почерком, без завитушек, без лишних элементов — простые буквы. — Может быть, пояснишь? Я бы всё исправила.
— Начни с печатей, — Тобирама поправил наплечную пластину, — твои никуда не годятся.
— Это ещё почему? — Кико подняла тёмно-вишнёвые бровки. — По-моему, они простые.
— Простые — да, но не быстрые, а в бою каждая секунда на счету.
Заметив, что Кико собиралась с мыслями, Тобирама решил всё же приоткрыть окно, чтобы нагревавшийся ветерок залетал в резиденцию, задевая занавески, принося запахи цветущего торжественного июня — всего жёлтого, синего и красного, красного: он не разбирался в растениях, но хорошо помнил, как Кагами однажды не мог оторвать взгляда от клумбы с разными цветами. «Сенсей, — говорил Кагами во время перерыва, с осторожностью проводя пальцами по листьям в форме зелёных шпаг, — не поверите, впервые вижу столько гладиолусов в одном месте. А вы знали, что гладиолус означает заботу и постоянство?» — «Никогда не разбирался в цветах, — Тобирама тем временем смотрел на символ клана Учиха на его спине — это был тёмный жилет, веер и пламя. — На твоём месте я бы интересовался не цветами, а ядами — от этого было бы куда больше пользы». — «Я... — Кагами приблизил нос к нежным розовым лепесткам, — вы хотите, чтобы я изучил ядовитые растения, сенсей? Я мог бы, у меня как раз был где-то большой справочник, которым можно убить одним ударом... но с цветами... мне цветы привычнее». — «Привычнее, — повторил за ним Тобирама, делая к нему шаг. Колокольчики, повязанные на его запястье, тихонько звенели. — Сомневаюсь, что когда-то тебе пригодятся знания в языке цветов». — «Ну почему же? Я мог бы обескуражить противников и задарить их оранжевыми лилиями, — он насмешливо фыркнул, отстраняясь от цветов и оборачиваясь назад. — Оранжевая лилия — очень враждебный цветок, сенсей». — «Тогда вполне понятно, почему у меня на неё аллергия, — Тобирама опустил на его плечо свою тяжёлую ладонь, — а теперь, Кагами, настало время отработать твоё опоздание. Приступай». — «Но, сенсей! — Кагами расширил свои чёрные-чёрные глаза. — Вы же сказали, что в честь праздника освободите нас от наказания!» — «Я передумал. Тысяча отжиманий. Начинай».
— И всё-таки я не понимаю, — голос Кико вывел его из короткого воспоминания. — Что не так с моими печатями? Ещё ты перечеркнул название. Оно ведь вышло клёвым, я несколько дней над ним думала. Тоже слишком длинное?
— Пока ты его сложишь и произнесёшь, тебя успеют несколько раз четвертовать, — Тобирама вздохнул, направляясь к дверной арке, а его клон остался на месте, сложив руки на груди и смотря на Кико с полным безразличием. — Постарайся ничего не устроить, пока я буду заниматься делами. Вернусь поздно вечером, наверное, — он помедлил, — и от клона желательно далеко не отходи — иначе можешь ненароком заблудиться.
— Ну да, — кивнула Кико, — я ведь могу и в трёх соснах заблудиться...
— Поэтому у тебя и будет проводник, — кивнул Тобирама, отодвинув ещё одну вазу с искусственными нарциссами от края столика, чтобы та не упала.
— Но мы же проведём время вместе, Тобирама? — бросила она ему вслед. — Чуть-чуть?
— Может быть, — ответил ей Тобирама, надевая сандалии и выдыхая немного свободнее.
Утро приветствовало его ранними трелями соловья, под его ногами стелилась плёночка тумана, и облака над деревней тянулись медленным мраморным строем, скрывая уже отцветавшую луну и звёзды, которые давно растворились в блёклой синеве, как белые кристаллы сахара в тёмном кофе. На улицах было ещё пусто. Никто не бродил по дороге, не поднимал пыли, не разносил тревожные разговоры о войне, от дома к дому мерцали золотом вычищенные стёкла, возле большого деревенского колодца сидели воробьи — они тихонько чирикали, будто переговаривались друг с другом, коричневые, с маленькими крылышками и крепкими клювами. Тобирама ступал по главной улице, мимо большого фонтана, где в жару любила прыгать с фырканьем ребятня, брызгаться, кричать, омывать лица холодной водой и таскать из него тусклые монеты, точно сороки. Тащивший с собой сумку со свитками и тревожным посланием, он направлялся прямиком в административное здание, пламеневшее при первых лучах; двери легко поддавались ключам, коридоры змеились подобно древним корням лопуха, одни уходили в сторону лестниц, другие поворачивали к дверным аркам, в комнаты для собраний, в архивы. До собрания глав кланов ещё было предостаточно времени — пара часов точно в кармане.
Эри уже не спала, металась от одних полок к другим, всю свежую документацию стаскивала на широкие столы, раскладывала их в особом порядке, а потом, слыша свист закипавшего чайника, бежала в маленький заворот с большим жёлтым креслом и парой тумб с разными сортами чая на них. Поправляя иногда очки и прокашливаясь, она вздыхала и разгребала бумаги со всех уголков страны Огня — от миссий до сообщений с фронта; в её белых руках мелькали сургуч, страницы, печати, печаль с передовой, маленькие письма, сложенные треугольниками с подписями «любимой», «родителям», «сыну»... В воздухе откуда-то появился запах облепихи, Тобирама поискал его источник взглядом, прислонившись боком к дверному пролёту, и заметил маленькую тёмную бутылочку и белую домашнюю чашку с ложкой в ней.
В архивах было ещё мрачно. Маленькие окошечки под самым потолком не могли подарить солнечной ласки ни строгим стенам, ни деревянному полу с длинными однотонными ковриками. Зелень здесь гибла быстро: сначала молодой фикус, потом бонсай, за ним — капризная фуксия. Эри останавливалась на миг, потирала уставшие от напряжения зелёные глаза. За румянами она явно пыталась скрыть нездоровую бледность своего лица, а за блёкло-зелёными тенями — тёмно-синие полукруги под нижними веками; она продолжала хлопотать тут и там, затем опустилась за стол, постучала пальцами по его поверхности, несколько раз смахивая высокий светло-русый хвост назад. Перед ней тоже лежал свиток с техникой, способной создать сеть для передачи приказов с помощью телепатии клана Яманака. Ранее лишь немногие могли ею пользоваться из-за сложности, теперь же обстоятельства вынуждали всех изворачиваться, искать новые дорожки. Вытянув письмо с красной пометкой «срочно» из сумки, Тобирама осмотрел архивный пейзаж, который через несколько часов созерцал бы и сам на своём рабочем столе, и в этот момент Эри мелко вздрогнула, повернув голову в его сторону, заметно заволновалась, через силу скрыв своё смущение и потянув себя за мочку уха, где висела серёжка-талисман в форме рыбки. Она придвинула к себе поближе свиток, сгребла ещё пару бумаг, моргнула.
— Господин Хокаге, — Эри быстро, почти судорожно, кивнула, — я не... я не ожидала увидеть вас так рано. Случилось что-то неожиданное? — она заметила военное послание в его руках. — Срочное сообщение с фронта? Простите за моё любопытство, но что же там?..
— Неприятные новости, — в своей манере ответил Тобирама. — Как твои успехи с техникой?
— Она очень сложная, — стеснительная улыбка проскользнула на её бледном лице, — знаете, я уже не первый день её изучаю, но всё никак не могу справиться: она тратит невообразимое количество моей чакры... одна попытка — и я на весь оставшийся день выжата, как лимон. Возможно, виной всему моя неопытность...
— Эри, стоит ли мне напоминать, что ты уже не первый день носишь звание джоунина? — Тобирама взглянул на маленький глиняный чайничек и такую же простую, без прикрас, чашку. — Бесконечные сомнения могут негативно отразиться не только на качестве твоей работы, но и на тех, кто на тебя рассчитывает, ты это уже должна была уяснить.
— Меня на первом задании спасло только чудо, разве вы не помните? — Эри окончательно опустила плечи, нервно поглаживая свою татуировку на тыльной стороне ладони.
— Ты принижаешь собственные заслуги, — Тобирама покосился на кипу бумаг, сложенных в строгом порядке — их явно перебирали уже не первый час. — В тот раз только благодаря твоей технике караван смог добраться до нашей деревни.
— Простите, но это, мне кажется, просто было удачное стечение обстоятельств, — Эри снова поправила волосы, — я же такая трусиха, я даже не смогла бы пригодиться там, — она кивнула на растянутую и здесь карту страны Горячих Источников. — У меня всё идёт наперекосяк, и я ничего не могу с этим поделать, даже с этой техникой...
— Я сам работал с этой техникой, брал её за основу: она чрезмерно и неоправданно осложнена, — Тобирама раскрыл свою сумку, достал из неё нужный свиток и протянул в изящные ухоженные руки. — Здесь все мои последние наработки, я изменил пару печатей тут и тут, — он ткнул пальцем в новые символы и строки, — и значительно облегчил само дзюцу, чтобы оно не было таким изнурительным и чтобы им можно было пользоваться чаще и эффективнее, особенно на больших расстояниях, — Тобирама заметил интерес, промелькнувший в зелёных глазах. — Посмотрим, как всё будет работать на практике.
— На практике? — Эри опустила взгляд на свиток. — Вы думаете, у меня выйдет?
— Выйдет, пусть и не сразу, — обнадёжил её Тобирама, — начнём сейчас.
— Сейчас... Вы хотите связаться с кем-то на фронте? — Эри внимательно изучала печати.
— Верно, — Тобирама кивнул, — и желательно как можно скорее: мне нужно знать, что успело произойти за последние несколько часов. Ястребы не так быстры, как хотелось бы, — он задумался, приближаясь к столу. — Я должен связаться с Имой Яманака.
— С моей старшей сестрой, — тяжело вздохнула Эри, явно пытаясь запомнить каждое изменение в древней технике, прокашлялась, бросив взгляд на облепиховую микстуру. — Да, господин Хокаге, я сделаю всё, что в моих силах, но гарантировать успеха, к сожалению, не могу, ведь эта техника... у меня ушло две недели, чтобы её освоить, и то — не в совершенстве, сейчас же будет, наверное, импровизация... а я, как вы уже знаете, ужасно импровизирую...
— Придётся учиться, Эри, от этого многое зависит, — Тобирама окинул взглядом хмурые архивы, в которых не было никого, кроме них двоих. — Если отряды сейчас же не перегруппируются, это может стать для нас фатальной ошибкой, — он заметил, как Эри побледнела от волнения, — поэтому тебе нужно приложить все свои усилия, чтобы был результат. Постарайся, — он собирал в голове слова и приказы, — что мне нужно делать?
— Просто... — Эри беспокойно пожевала губу, — сядьте, пожалуйста, — она указала на стул, и Тобирама послушно опустился на место, заинтересованно следя за руками Эри, которые мелко подрагивали, точно от холода. — Не могли бы вы?.. — она указала на хаппури. — Мне нужно до вас дотронуться.
Помедлив, Тобирама нехотя расстался с хаппури. Только после этого Эри устроила холодную ладонь на его лбу и прикрыла глаза, едва-едва шевеля губами, которые стремительно теряли цвет. Она бледнела. Веки её двигались как во время кошмара. На стене, над картотеками, тикали часики, двигали бесшумно чёрными стрелочками. Никто не отвлекал. Никто не мешался под ногами и не задавал лишних вопросов. Здесь они были одни, однако за пределами администрации, а дальше — за границей, за Юи, за лесом, за дорогами и караванами, гудели тысячи голосов, тысячи жизней, миллионы мыслей, рождавшихся и умиравших каждую секунду, точно звёзды в космосе, и это наверняка сбивало с толку: даже талантливый телепат с первого раза не отыскал бы нужную частоту. Природа одарила Эри талантом, но не физическим здоровьем — она была слишком болезненной: зимой вечно шмыгала носом, весной — мучалась от аллергии, летом — кашляла и ловила тепловые удары, осенью — простуда, а потом — снова зима. Ясуши, главный целитель, уже узнавал её шаги издалека в прямых коридорах госпиталя.
Тобирама прикрыл веки. Всего какая-то пара секунд — и он оказался в совершенной темноте, хотя чувствовать не переставал ни ладони, ни прохладу комнаты, ни запах облепихи, но мысленно его утащили в большой чёрный кубический зал, где не было ничего, кроме очертаний Эри, игравшей роль проводника. В его память просачивались непрошеные чужие образы от первого гербария, который до сих пор хранился между страницами большой энциклопедии, до удачной попытки заговорить с Данзо — когда тот постучался в её дверь и попросил по-соседски поделиться щепоткой чёрного перца, «а то я пресное и есть-то не могу». «Я... — Эри тогда скрыла своё смущение, резко двинувшись на кухню, пока её младший брат не вернулся с прогулки. — У меня есть только красный перец». — «Ничего, сойдёт, спасибо, — Данзо топтался у входа, неловко скрябая затылок левой рукой. — Я потом принесу тогда и чёрного, и красного перца, без них на кухне и делать нечего». — «Ты сам готовишь? — она взяла баночку с красным перцем, на всякий случай проверив, что это совершенно точно был красный. — Никогда бы не подумала... не обижайся, но ты совсем не похож на повара». — «А я и не претендую на это звание, — усмехнулся Данзо, — но у меня не горы золота в кошельке, чтобы каждый день тратиться на рестораны». Эри поняла, что её воспоминания просачивались, она пыталась их удержать, но не сумела, поэтому ей оставалось лишь потупить взгляд вниз. «Не отвлекайся». — Тобирама слышал стук крови у себя в ушах, хотя сердце билось спокойно и медленно — как во сне, тогда как разум его уже затягивал канаты, крепче корабельных, планы, сплетал пути к победе в сеть крупных гранитных дорог, вечно разогретых от солнечных прикосновений. Он наблюдал за тем, как Эри, потиравшая виски, взывала к своей старшей сестре, снова и снова, но отклика всё не было. Вместо этого выстроился привычный мостик между ней и семилетним мальчишкой, её младшим братом, которому достались отцовские голубые глаза и русые с рыжиной волосы от матери, они распадались на прямой пробор посерёдке. Его звали Куро. Сонный Куро недоуменно морщил лоб, делая вид, что вовсе не заинтересован в синем доспехе, что знал каждый житель деревни.
— Сестрица, — бормотал он с раздражением, — ещё рано для тренировки.
— Я знаю, Куро, это вышло случайно, — оправдывалась Эри, — ложись, поспи ещё.
— И зачем ты с собой липового Хокаге притащила? — хмурил брови он. — Чтобы меня напугать? Я на это больше не куплюсь, так и знай.
— Допустим, я не липовый, — Тобирама чуть не усмехнулся, когда Куро стушевался на мгновение, потом взял себя в руки и выдохнул.
— Настоящий сейчас спит, — ответил тот с достоинством, — он же не дурак какой-то.
— Куро... — Эри зажмурилась, — тебе рано вставать, у тебя ведь завтра тест в академии.
— Он не такой уж и важный, — Куро всё-таки стал рассматривать Тобираму, прищурившись. — Я бы мог его и проспать — ничего бы не было мне за это, кроме отработки, — он пропустил прядку между пальцами и зевнул, — ладно, не буду мешать.
Куро исчез, и на его место вернулась темнота, разросшаяся диким шиповником; они ещё долго дрейфовали в ней, мир кругом звучал приглушённо, сонно, с ленцой, шёл шестой час, час, когда начинали кукарекать пёстрые петухи с перьевым шпорами на лапах. Ещё не щёлкали входные замки, не поскрипывали тихонько двери и ступени, которые вели в кабинет и в большую комнату для собраний. Тобирама слышал голоса: крики, бормотание, шёпот, которые сцеплялись друг с другом, точно бешеные дворовые псы, грызлись, взъерошив шерсть на холках и показывая острые зубы. В его голове складывался образ фронта. Он и сам помнил, каково это — когда смерть кружит всего в нескольких дюймах от твоего лица, подобно назойливой бабочке: только она сядет на твоё плечо — и пути назад уже нет. Он помнил кровь, он помнил боль, свою и чужую, стёртые до крови о рукоять катаны пальцы, он помнил железистый привкус на языке, и всюду — проклятый шаринган, из-за которого приходилось жмурить глаза, лишь бы не попасть в гендзюцу. Наверное, поэтому ему и не снились кошмары — кошмары настигли его в алой, залитой кровью, провонявшей разложением реальности. Эри удерживала печати, напряжённо хмурила брови, пытаясь отыскать нужный разум из тысячи тысяч, пока, наконец, перед ними не возникла высокая статная фигура с длинным, почти белым, высоким хвостом, в броне деревни Скрытого Листа, с толстым свитком-рулоном техник призыва за спиной. Броня уже повидала и огонь, и воду, и кунаи, и сюрикены. Грубые полосы, застывшая кровь. Это была Има Яманака — сонная, уставшая, с тяжёлым взглядом. Именно её Тобирама лично назначил главной в городе Юи с расчётом на будущую технику передачи сознания и цепкий предприимчивый склад ума: «Яманака внешне, Нара — внутри». Зелёные глаза её вперились сначала в Эри с неясным удивлением, а затем она опустилась на одно колено, склонив голову вниз, когда заметила Хокаге.
— Господин Хокаге, — промолвила Има медленно, — не думала, что мы сможем с вами связаться подобным способом, вы меня вырвали, можно сказать, из сна, — она улыбнулась, — впрочем, оно и к лучшему: не до сна нам сейчас. Вы же читали моё послание?
— Конечно, — кивнул Тобирама, — значит, их целью был лагерь с ранеными.
— Так точно, — кивнула Има, поднимая взгляд вверх, — мы многих там потеряли во время ночного нападения; противник уничтожил оба лагеря, на северо-западе и северо-востоке, которые служили своего рода защитой для медиков и раненых; это случилось так быстро, что до нас не дошло ни единого почтового ястреба. По словам выживших, единственный нападавший, джинчурики двухвостого или Нобу, как он назвался, смог зайти с тыла, устранив бесшумно нескольких часовых. Только один из них смог поднять тревогу. До сих пор не могу понять, каким образом ему удалось миновать все ловушки, расставленные по окрестностям... их ведь устанавливали далеко не дилетанты, — она прикусила тонкую губу. — Медики уж точно не были к такому готовы: за почти два месяца они работали без всяких рисков, пока мы сдерживали натиск Скрытого Облака. Нобу стал для всех сюрпризом. Неприятным сюрпризом...
— Сколько человек погибло после нападения? — спросил Тобирама, разглядывая свежий заштопанный шрам на её скуле и позволяя ей отклониться от формальности.
— Погибло сорок два человека, включая пятнадцать медиков, которые оказывали помощь раненым этой ночью. Семнадцать медиков взяты в плен, — Има опустила глаза, поднимаясь на ноги. — С каждым разом мы теряем всё больше людей. Даже подкрепление не всегда перевешивает чашу весов в нашу пользу, победа иногда кажется такой далёкой... но мы держим наши рубежи, не отступаем, — она перевела дух. — Мне жаль, я должна была это предвидеть: рано или поздно лагерь медиков стал бы лакомым кусочком...
— Без джинчурики они бы не так сильно осмелели, — хмыкнул Тобирама, складывая руки на груди, — если бы не этот фактор, они бы не стали так открыто и безрассудно нападать. Мы не можем себе позволить того же, — он продолжал, пока Има нервно трогала швы на скуле. — Сколько сейчас отрядов работают из тени? Они уже сумели отыскать линии снабжения Скрытого Облака?
— Семь команд ещё занимается поисками, — Има не опускала взгляда, — но с командой под номером двадцать три мы потеряли связь буквально несколько часов назад, сразу после нападения на лагерь... — она сжала своё колено. — Возможно, они догнали нападавших, но не смогли остаться незамеченными.
— Ещё меня интересует джинчурики двухвостого, этот Нобу, — Тобирама попытался представить нападение, нахмурился. — Я уже знаю, что у него есть бьякуган с недавних пор. Меня интересует, насколько он был способен контролировать свою чакру и чакру хвостатого, как он выглядел, какими техниками пользовался, что говорил, если говорил.
— Его клана я не знаю, — начала Има, перестав трогать шрам на скуле. — О нём, вообще говоря, мало что известно — лишь имя и ненадёжные слухи местных, которые не стоят и выеденного яйца, — она вздохнула. — Могу сказать одно: он был достаточно силён, чтобы убить за несколько минут около десятка опытных джоунинов. Чёртов монстр, — Има покосилась на Эри. — По словам выживших, в основном он пользовался приёмами из тайдзюцу, на близком расстоянии, но практически не задействовал ни гендзюцу, ни ниндзюцу. У него была странная особенность — он мог выпускать когти, подобно коту, но покровом хвостатого практически не пользовался и полную форму не принимал — хотя крови нам всё равно попортил знатно, — она сделала короткий вдох. — Господин Хокаге, с ним надо что-то сделать. Желательно размозжить ему череп, как ядовитой гадине, чтобы в будущем не доставлял нам никаких проблем, но не прямо сейчас... — Има взглянула на Тобираму смелее. — Я отдала приказ об эвакуации в Юи — все раненые и выжившие медики пока будут находиться в городе, все остальные лагеря находятся в боевой готовности, мы ждём только наших разведчиков. Что прикажете делать дальше?
— Они бьют по окраинам, к северо-западу от Юи, но в следующий раз, я не сомневаюсь, они двинутся к востоку: там находится ещё один реабилитационный лагерь и проходит путь для караванов до Юи и других городов, — он вспоминал карту. — Пусть лагерь на северо-востоке перегруппируется, а все остальные должны сделать вид, что они отступают к границам Юи, займём позицию в Нетсу. Выманим их из временного укрытия.
— Обманный манёвр? — Има с трудом, но всё же улыбнулась. — У нас в резерве как раз есть пара команд, которые могли бы сбить с них спесь с фланга.
— Сколько команд? — Тобирама сосредоточился на темноте.
— Пока шесть, — Има спрятала руки за спину. — Не так много, как хотелось бы, но что есть, то есть... Отправим их, чтобы они ударили по Скрытому Облаку, когда те этого не ожидают? — уточнила она. — С шестью командами по три человека это всё равно будет сложно, но чем чёрт не шутит...
— Я хочу, чтобы одна команда из этих шести повторно обследовала местность на границе со страной Мороза, — Тобирама задумался. — Желательно, чтобы они смогли найти путь, которым пользуются шиноби из Скрытого Облака, а затем уничтожили его — в горах это будет несложно сделать. Такой ход мог бы сыграть нам на руку и немного попортить планы Райкаге.
— Да, без подкрепления и продовольствия многие шиноби, вероятно, не будут рады подобному, кто-то даже может податься в дезертиры... — Има кивала, — но у нас, помимо плохой новости, есть и хорошая: нам удалось взять в плен капитана отряда «Чёрная молния». Не самый мелкий отряд, должна сказать, мы за ним охотились очень долго, и вот он совершил промашку, теперь сидит у нас перед носом, в тюрьме Юи — я его как раз хотела допросить... — она вздохнула, — но нам бы всё равно пригодилось подкрепление.
— Я отправлю к вам ещё пять команд, — Тобирама тоже кивнул, — твоей же задачей будет вытянуть всю информацию из пленного, можешь пользоваться всеми методами, какие только будут казаться тебе уместными. Нам нужны любые сведения о противнике.
— Будет сделано, господин Хокаге, — Има снова смотрела на Эри, — остаётся надеяться, что они не пошлют джинчурики в атаку на Юи — мы хоть и удерживаем свои позиции крепко, но с подобным козырем они могут доставить нам проблем.
— Мы разберёмся с джинчурики, — Тобирама прикидывал в голове, сколько времени ушло бы у Скрытого Облака, чтобы заявиться вновь в занятых районах, — подкрепление же у вас будет не позднее пятницы.
— То есть послезавтра? — уточнила Има, моргнула и довольно улыбнулась, будто о чём-то вспомнила. — Мы как раз сможем перегруппироваться, а пленника я буду допрашивать через несколько минут. После я отправлю вам весточку ястребом, так как техника Эри не работает пока в обе стороны, — она пригладила волосы на висках. — Он расколется, я даже не сомневаюсь в этом, уже не в первый раз допрашиваю...
— Я буду ждать ястреба, — Тобирама дал знак Эри, и связь мгновенно оборвалась.
Они вернулись в здание администрации. Отстранившись, Эри вновь потирала виски, поглядывая на развёрнутые свитки и скоп ещё не распределённых документов; архивы тяжело вздохнули, когда утренний ветерок забрался через приоткрытое окно с приоткрытыми бамбуковыми занавесками; рабочий уют клубился в воздухе, и запах микстуры из облепихи уже не казался чем-то из ряда вон выходящим — будто она стояла на столе без малого несколько поколений. Книги с любопытством высовывали свои носы-переплёты с полок, из большого чёрного ведра печально торчали черновики и испорченные страницы. Тобирама вдохнул полной грудью, возвращая хаппури на своё законное место — на лицо, поправил его так, чтобы белые непослушные волосы не лезли лишний раз в глаза; хаппури был его связью с прошлым и настоящим, крепким канатом, который соединял их между собой и никогда не рвался. Только вздрагивал временами от напряжения. Первый хаппури появился в его жизни в далёком прошлом, в детстве — тогда сталь неприятно холодила кожу, казалась скорее обузой, чем надёжной защитой, над ним ещё посмеивался Каварама, который никогда не волновался за сохранность собственного лица: «Ты что, девчонка, раз боишься, что тебе лицо во время боя подправят? — колко хохотал он, отрываясь от тренировок. — Я вот не боюсь, шрамы только украшают, это как...» — «Как звёздное небо, — дополнил его Итама, скромно опустив глаза, — разве без звёзд было бы небо таким же интересным? Или картина. Разве пустой лист бумаги — это красиво?» — «Я не боюсь, — буркнул Тобирама, — мне отец сказал, что хаппури — это символ воина, вы что же, не слышали?» — «Символ не символ, а за лицо ты своё всё равно боишься, это ясно и барану, — продолжал подначивать его Каварама, — правда, Итама?» — «Я... э... Тобирама не трус, — стушевался Итама, он явно не знал, на чью сторону становиться, поэтому ходил вокруг да около, сидя на нагретом гигантском булыжнике. — Раз отец сказал так про хаппури, значит, так оно и есть». — «Вы оба трусы, — фыркнул насмешливо Каварама, смывая пот речной водой, — а Тобирама ещё и вор к тому же!» — «Сам ты вор, — Тобирама толкнул его со всей силы в спину, и Каварама, потеряв равновесие, полетел в реку с неожиданным вскриком. — Только и умеешь, что нос задирать». — «Да ты... — Каварама отплёвывался от воды, вынырнув на поверхность; на макушке у него оказался лист кувшинки, — тихушник ты, вот кто, вор рогаток!» — «Ты говоришь что-то на жабьем, не могу разобрать, — усмехнулся Тобирама, отряхивая руки от пыли, когда Итама тоже с трудом сдерживался, чтобы громко не засмеяться. — Вылезай и не пыхти, а то мы так нормально и не потренируемся». У администрации билось несколько сердец — архивы, кабинет, зал собраний, — они с каждым новым ударом перегоняли чернильную кровь по всей деревне. Пульс прощупывался под жёсткой корой каждого дерева, под песком и камнем на дороге. Набитое бумагой здание, здание, напоминавшее открытое пламя, сохраняло похоронное молчание по вечерам, а по утрам его стены подслушивали планы, они знали о многом, но не могли говорить: деревянные уста было не разомкнуть. Эри выдохнула, бессильно оседая на отодвинутый стул, и потянулась за облепиховой микстурой, когда её сотряс сухой кашель. Тобирама же оставил стул, его наплечники приглушённо клацнули.
— Ты справилась, — скупо бросил Тобирама, это была почти похвала, — но не забывай практиковаться: техника, даже с моими исправлениями, далеко не простая.
— Да, конечно, господин Хокаге, — Эри выпила чайную ложку облепихового масла, поморщилась, стирая оранжевые следы с губ тыльной стороной ладони. — Раз я не пригодилась там, — она кивнула опять на карту, — значит, буду прикладывать все свои усилия здесь; не знаю, получится ли, но я попытаюсь, наверное... и ещё подумаю насчёт техники... — Эри в спешке начала разбирать документы, глядя на часы. — Конечно, моя сестра смогла бы справиться с этой задачей намного лучше меня, но я правда буду стараться, чтобы было меньше потерь... всего-то нужно, чтобы ваши приказы достигали нужных ушей вовремя, это главное.
— Да, главное, — кивнул Тобирама, высматривая нужную стопку, — жаль, побочная ветвь вашей семьи не может похвастаться такими же способностями, тогда задача с сообщением стала бы намного проще... — он потёр подбородок. — А из главной ветви остались лишь ты, твоя сестра, ваш младший брат, двоюродный брат, бабушка и двоюродный дед.
— К сожалению, так оно и есть, — Эри придвинула к краю стола маленькую стопочку, — война бывает порой слишком жестокой, особенно к тем, кого могут использовать и ломать... поэтому я её и боюсь, — она стёрла платочком каплю крови, которая поползла из её носа, затем с каким-то удивлением поглядела на красное пятнышко на белом хлопке. — Ваши бумаги я уже подготовила, часть из них не имеют никакого... никакого значения, с ними разберёмся мы сами.
— Хорошо, — Тобирама подобрал стопку из папок и листов, конвертов и жёстких огрызков, направившись обратно в коридор. — У тебя появится ещё два помощника: Данзо будет здесь, я подозреваю, позднее, вместе с Хирузеном.
— Данзо? — судя по интонации, она удивилась. — Мне не... спасибо, господин Хокаге.
Сонный Минори, недовольно ворчавший, всё это время мялся за дверью. Заметив Тобираму, он едва не подскочил с места, словно испуганный кот, затем опомнился, буркнул коротко: «Солнца вам, господин Хокаге» — и юркнул в архивы, на этот раз не задавая лишних вопросов. Работа за прикрытыми дверями закипела, зашуршали бумаги. Тобирама выдохнул немного свободнее, оказавшись в своём кабинете — а там, постукивая пальцами по столу, стал разбирать новую порцию посланий и бумажного вороха из сотен голосов. Он слышал каждый из них: одни просили о помощи, другие — рвались в бой, третьи отмалчивались, лишь изредка посылая весточки своим семьям и друзьям, которые остались в деревне, чтобы однажды дождаться окончания этой кровавой войны и вместе устроить большое чаепитие с белыми фарфоровыми сервизами и сладкими пирожками с разной начинкой. Большая часть действовавших отрядов стягивалась теперь в область вокруг города Юи — лучшую позицию на случай обороны: крепкие стены, река неподалёку, несколько чистых городских колодцев, запасы еды — хватило бы на несколько месяцев... Занесённая письменная кисть остановилась на полпути. Шесть команд отправились кругом — по дорогам, которые им проложили разведчики, тихими тропами, вдали от глаз неприятеля, чтобы отплатить ему такими же точечными и болезненными ударами, чтобы перебить его линии снабжения и преградить путь к отступлению. Этим занимались Сенджу и Хатаке, были среди них и Узумаки, но меньше.
Тобирама прикрыл веки, вслушиваясь в тиканье часов. Стрелки двигались так медленно, так неспешно, их никто никуда не торопил, и войны для них не существовало, только секунды, минуты, часы, чёрные цифры на циферблате, бесшумные механизмы за лицевой стороной. Часовая оправа была резной — сплошь деревянная, с резким орнаментом, напоминавшем о клане. Три года назад их подарил Итама, выбирал долго, на большом рынке в Танзаку... Тобирама отставил письменную кисть, поднялся из-за стола, приблизился к окну, прислонив к нему ладонь. Он следил за растворявшимся в воздухе белёсым туманом, который ближе к земле, над дорогами, напоминал густые сливки, парное молоко из глиняных крынок. Молоденькие клёны с широкими листьями, но тонкими ветвями, цеплялись за этот туман, туман лип к их коре, оставляя на ней влажные поцелуи... Зелень господствовала тут и там. Солнце, точно ткачиха, вплетало золотые ниточки в синеву, подёрнутую белой плёнкой облаков, которые просвечивались подобно кружеву. Маленькие птички, то ли воробьи, то ли малиновки, собирали старые хлебные крохи с земли, чирикали, пищали, щёлкали клювиками; им подпевали из кустов развесистой черёмухи соловьи — перекликались друг с другом от района к району.
Тьма отступала стремительно, бросала свои бастионы со всех направлений, закравшиеся тени заползали по-тараканьи во все доступные щели — даже добирались до трещин в скале Хокаге, находили себе укрытие под бельевыми верёвками, натянутыми между домами, лезли в переулки, углы, между бочками и стеллажами, палатками и навесами. Это было стратегическое отступление... и Тобирама понял, что видел войну даже в природе. Он тряхнул головой, приоткрывая окно — как всегда делал это летом, ибо кабинет быстро пропитывался теплом, мягкой поступью бродившем босыми латунными ступнями по листовкам и столешнице, по полу... Кофейная бодрость тоже рассеивалась, и сон, скрутившийся клубочком в груди под синим нагрудником, отдавался свинцом в руках, в спине, в ногах, в голове и в сердце, веки тяжелели. Тобирама ещё несколько секунд рассматривал улицу, оставив след от ладони на стекле, после чего услышал осторожный стук — сначала один, потом второй, третий. Он поправил хаппури, разворачиваясь назад, чувствуя колебания чакры. За дверью совершенно точно стоял Мамору.
— Входи, — пригласил его Тобирама, и дверь открылась. — Не думал, что ты придёшь так рано, — он опустился на своё место. — В чём дело?
— Тут кое-что произошло, господин Хокаге, — Мамору сжимал в руках толстую папку, из неё торчали красные язычки, на самой же папке красовалась надпись «Серийный убийца, Чистый». — Вы же помните наши отчёты об убийце беженцев?
— Конечно, — Тобирама интуитивно притянул к себе бумагу с нужными сведениями, пробежался по ним глазами; текст начинал плыть перед взором. — Вы смогли его изловить?
— Нас опередили, — криво улыбнулся Мамору, кладя новенькую красную папку на край стола, а сам отступил назад, становясь в центре комнаты, прямо возле антикварной белой вазы с крышкой, мелким узором и на четырёх лапках. — Мы нашли его труп в одной подворотне около получаса назад. Говорят, там видели кого-то из Скрытого Тумана, но это всего лишь городские домыслы и слухи, свидетелей мало, да и нашу деревню не посещал за последнее время ни один шиноби из страны Воды, во всяком случае, официально, — он поправил волнистые волосы, сгрёб их на одну сторону. — Художник уже зарисовывал место преступления. Взгляните, — Мамору всё-таки придвинул другой листок бумаги к Тобираме, — кажется, в этот раз он выбрал для себя не ту жертву.
Тобирама бросил взгляд на рисунок, выполненный акварелью. Полуобнажённый труп висел на заборе, приколоченный стальными штырями: его выпотрошили, изуродовали, обезличили, точно разжиревшую свинью, у которой ноги уже подгибались под набитое отрубями пузо. Кишки свисали вниз из распоротого живота, оставляя на земле лужу из тёмной, как мазут, крови; в вытаращенных блёкло-карих глазах уже погасла искра жизни, выцвела, потерялась, они, эти глаза, смотрели в высокое небо, в облака, и облака отражались в них, как в мутном дешёвом зеркале. Убитый широко разинул рот в последнем беззвучном крике, в предсмертной агонии, у него не хватало нескольких передних зубов — должно быть, выбили. На раздутом за несколько часов летней ночи теле цвели буйным цветом синяки, пятна, суставы припухли, от одежды остались лишь светлые штаны, перепачканные в застывшей крови и грязи, а обе руки были тщательно перебинтованы. Наверное, в той подворотне стоял тяжёлый запах смерти и летали кругом мухи-падальщики, лезли в глотку, жужжали — этого рисунок передать не мог.
Тобирама переключился на отчёт. Он нахмурился: личность мертвеца по обезображенному лицу не смог бы определить даже самый талантливый медик — ни клана, ни имени, ни звания, только клеймо «Убийца беженцев» повесили на него почти сразу, так как Мамору парой дней назад смог вытянуть из единственной выжившей его образ, пусть и весьма расплывчатый: высокий мужчина, раздавшийся в плечах, в тёмной одежде без символов и подсказок, и только перебинтованные пальцы на правой руке отпечатались в её памяти: «У него, кажется, ногти сходили, гноились, поэтому и были перебинтованы, видела такое не раз во время своей медицинской практики, — говорила молодая беженка, запинаясь и всё трогая свои русые волосы. — У него был голос очень низкий и тихий, помню ещё, что на руке у него был повязан, м-м-м, браслет из мелких ракушек...» В том районе обычно бывало слишком тихо, там были брошенные дома тех, кто так и не вернулся с фронта, и никто бы не услышал ни криков, ни просьб о помощи. Тобирама рассматривал кроваво-красное пятно несколько секунд, затем снова переводил взгляд на убийцу, которого с чувством мучали, с ним игрались, над ним смеялись, слушая просьбы о пощаде, потрошили ещё живого, и он сдавленно кричал в пустой подворотне от невыносимой боли, когда острое лезвие вырезало из тела куски кожи, мышц, на нём не использовали серьёзных боевых техник — наносили лишь физические увечья чем-то острым, наверное, кинжалом с наточенным лезвием... Мамору всё это время не двигался с места, ожидал.
— Вы пока не смогли установить личность, я так понимаю? — Тобирама отложил от себя красочную иллюстрацию.
— К сожалению, нет, господин Хокаге, пока не установили, — вздохнул Мамору и зевнул, прикрыв рот ладонью. — Труп был в ужасном состоянии, даже никаких документов или других опознавательных знаков при нём мы не нашли, — он потёр гладкий подбородок. — Во всяком случае, теперь у нас на одну проблему меньше. Конечно, надо бы изловить человека, который избавил нас от лишних хлопот, всё-таки это тоже убийство, но пока у нас нет ни одной зацепки. Надо бы рассмотреть версию с шиноби из Скрытого Тумана... если слухи правдивы, мы сможем его легко отыскать, — он снова трогал свои волосы, видимо, вредная привычка. — Но мне слабо в это верится.
— Что насчёт беженок? — поинтересовался Тобирама, раскрывая ящик стола. — Они не делали ничего подозрительного? — он посмотрел в чёрные глаза Мамору.
— Взяли взаймы деньги у Торифу Акимичи, — усмехнулся Мамору, скосив взгляд на вазу с крышкой. — Наверное, с рё у них действительно большие проблемы, Шизука ведь не выплачивает месячную зарплату вперёд — только к концу месяца. Должно быть, они решили пойти на отчаянные меры... — он перевёл взгляд на памятные вещи, оставшиеся после Хаширамы, особенно его заинтересовала копилка. — Господин Хокаге, можно вопрос?
— Задавай, — Тобирама коротко кивнул.
— Вы собираетесь разбивать копилку? — Мамору кивнул на керамического поросёнка. — Сколько ни прихожу, она всегда стоит на своём месте. Я думал, вы ждёте, когда она наберёт вес, но был не прав, наверное. Я её и раньше видел, когда... — он осёкся, — это память, да? У нас в доме осталось множество вещей от моей первой жены... — он по-прежнему разглядывал копилку, и Тобирама не стал его перебивать, вслушиваясь в речь, которая так напоминала речь Кагами временами. — Иногда мне кажется, что все её вещи — это маленькие кусочки её самой. Жалко их трогать лишний раз. Они будто бы напоминают, что она может вернуться в любой момент. Глупо, конечно, но на душе становится как-то спокойнее, так как кажется иногда, что она совсем рядом. Не знаю, как это объяснить, на самом деле, но может, она действительно живёт в каждой шкатулке, в каждом цветке и в каждом уголке.
— Может, так оно и есть, — Тобирама тоже устремил взгляд на копилку.
— Ваш брат тоже за вами приглядывает, я думаю, — смущённо улыбнулся Мамору улыбкой, в которой тоже отражалось их родство с Кагами. — Прошу простить, обычно я не сую нос в своё дело... да, кхм, — он прокашлялся в кулак, — в общем, я пришёл доложить о трупе и о том, что беженки пока никак не выдали себя. Вернее, никто не видел, чтобы Юка покидала лапшичную Шизуки, а Сора не показывалась из маленькой ночлежки: видимо, приводила в порядок комнату. Самая дешёвая ночлежка во всей Конохе, говорят, там стены тоньше бумаги, — Мамору протянул задумчиво, — они будут говорить тихо и ждать, когда заснёт наша бдительность. Я уверен, они что-то скрывают. Я как-то снимал в той ночлежке комнату, не самый удачный опыт...
— Главное, чтобы там была кровать, остальное не так уж важно, — пожал плечами Тобирама, — иногда в жизни не бывает даже и этого. Мамору, прочеши всю Коноху и отыщи этого шиноби из Скрытого Тумана. Назначь несколько отрядов для этого, если надо.
— Так точно, господин Тобирама, — Мамору ударил себя кулаком в грудь и исчез.
Ближе к полудню Тобирама, держа в руках ещё одну кружку с кофе, вновь стоял напротив окна, всматриваясь в улицы, на которых мелькали шиноби и гражданские, напротив администрации их было не так уж много — всего лишь старушка в широкополой шляпе, кормившая мелких обнаглевших воробьёв, в академии же был перерыв: крошечная группка малышни жевала онигири, переглядываясь друг с другом и болтая о том, что вот они вырастут и точно-точно остановят войну, ведь война — это страшно и неприятно, это время расставаний и слёз. Девчушка с пухлыми щеками, из клана Акимичи, повторяла каждое слово за проказницей Чихару, говорившей громче всех, её пытались перебивать, но она не останавливалась, лишь усиливала напор, встряхивая непокорными алыми хвостиками, поправляла иногда гордо заколку, подаренную отцом. Подростки постарше жались к тени и тайком курили сигареты — пускали дым, пока их не гнали оттуда учителя, почуявшие дым из своих строгих кабинетов, в стены которых вжился запах бумаг и чернил. За младшими приглядывал старший воспитатель, сенсей — зрелый мужчина, чуунин, с самыми обычными светло-русыми волосами, стриженными небрежной лесенкой, с прядями потемнее местами, особенно на висках и затылке; это был старший Айуму Сенджу, мягкой натуры личность — он никогда не повышал голоса и никогда не тянулся к битвам. В квартале Сенджу частенько приглядывал за стариками как доброволец, покупал одежду в дешёвых магазинах: например, сейчас на нём, помимо выданного жилета, была синяя рубаха с парой дырок вместо запонок, на обоих его плечах красовались повязки с гордым символом клана. «А вы не научите нас ничему крутому сегодня? — интересовалась Чихару, подсаживаясь к сенсею, которого увлекла синяя книжка без картинок. — Может быть, мы хотя бы подерёмся? У меня уже голова кипит от истории, вот». — «Дурочка, — шептал Нен из клана Хатаке, белобрысый парнишка чуть старше, — я с тобой драться не буду, ты кусаешься!» — «Сам такой, — Чихару показала ему язык. — Тогда ты сам напросился!» — «Дети, — вздыхал их сенсей, отрываясь от книги, — если вы уже пообедали, мы вернёмся к теории, завтра у вас будет контрольная, так что на вашем месте я бы запоминал каждое слово». — «Ну вот, снова теория, — вздохнула Чихару. — Зато я знаю супер-пупер технику-гендзюцу, мне её братец показал, а он из клана Учиха, — она с гордостью вздёрнула подбородок, — ты такого не знаешь, Нен, и не узнаешь, вот!» Тобирама едва не усмехнулся: в кого же пошла Чихару с таким-то характером, в мать или больше в отца? Она напоминала водоворот-вихрь, как сам клан Узумаки, она — это взрыв, открытая, честная, своевольная, но упёртая и совершенно не пластичная. Куноичи с большим будущим, с таким-то рвением. Вряд ли из неё вышел бы медик. Нет терпения Мито и осторожности Хаширамы... в операционной она бы лишь скучающе ковыряла ногти и тяжело вздыхала, пересчитывая в памяти каждый сюрикен в своей военной сумочке.
Спустя несколько минут Айуму объявил перерыв завершённым, и хмурая ребятня зашагала внутрь академии с обречённым «ну вот!», и в это же время по дороге, поднимая дорожную пыль, спешил Данзо, толкавший одной рукой коляску, в которой сидел Хирузен. Сквозь открытое окно было слышно, как первый возмущался чему-то и как, вцепившись пальцами в жёсткие подлокотники, вздыхал со снисходительной улыбкой второй, одетый в жилет с символом клана Сарутоби на плечах, двигал ногами, щипал себя за бёдра, почёсывал то перебинтованную голову, то трогал собачку молнии. Его будто забрали сразу после перевязки, оторвали от бережных рук медиков. «Ну и куда ты спешишь? Мы всё равно опоздали по твоей вине, — заметил мягко Хирузен, — надо было будильник себе поставить». — «Я ставил, — огрызнулся Данзо, — ставил ровно на восемь утра, так что не смей меня даже отчитывать, Сарутоби». — «Поставил бы десять будильников, раз не услышал одного, — пожимал плечами Хирузен, — это ведь несложно, всего-то нужно подумать головой». — «Ты сейчас намекнул, что я дурак? — Данзо фыркнул, продолжая пихать коляску. — Если ты такой умный, сам тащи свою коляску». — «Это несложно, — Хирузен устроил ладони на колёсах, — можешь идти вперёд, я тебя даже на коляске смогу обогнать». — «Это вызов? — Данзо нахмурился. — Ты серьёзно решил поспорить со мной именно сейчас?» — «Тебе ведь тяжело катить мою коляску, вот я и подумал, что смогу справиться и сам, — шире улыбнулся Хирузен. — Иди вперёд, я справлюсь». — «Придурок, — снова фыркнул Данзо, но катить коляску не перестал, — я докачу тебя до самых архивов, а дальше справишься и сам». — «Какая щедрость». Тобирама тяжело вздохнул — этих двоих не меняет даже война: как были оболтусами раньше, так ими и остались, только клыки отрастили за эти годы. Чтобы дать им указания, он спустился вниз по лестнице, прошёл в архивы, где суетились ещё люди, в основном из кланов Яманака и Нара. Только один Минори Учиха одинокой лодочкой лавировал от стола к столу, от стопки к стопке, иногда краснея, когда на него пристально смотрела поверх очков Эри, перепроверяя его бумаги. Почуяв присутствие второго Хокаге, он приосанился, расправил плечи и полез вверх по лестнице на колёсиках, к самым верхним полкам высоких шкафов. Перешёптывались между собой документы, крутились возле карты Нара. Иногда в архивы забегали молодые девчонки-почерковеды, подчинённые Иоши, тягали письма, которые вызывали вопросы — и исчезали вновь, заглушённые работой. В бежевые стены уже вгрызалось солнце, оно разогревало воздух — опять летняя жгучая духота. Эри иногда отвлекалась от страниц и посланий, усаживалась напротив раскрытого свитка и практиковалась с печатями, всё бормоча про себя: «Это не то, это — тоже, мне, похоже, тогда просто повезло...» Суета затихла, когда Тобирама молча занял стул и, постукивая пальцами по столешнице, стал терпеливо дожидаться скрипа коляски. Долго ждать ему не пришлось. Вскоре в коридоре действительно запели колёса, застонали половицы, распахнулась дверь — и в архивы въехал Хирузен, сложивший руки на коленях, и Данзо позади него, пытавшийся поправить тёмный ворох на голове. Они оба застыли.
— Вы оба опоздали, снова, — заметил с прищуром Тобирама, — пожалуй, вместо ваших отжиманий я вычту пару выходных из вашего графика. Будете работать пока без них.
— Сенсей, — пробормотал Данзо, — я, что ли...
— Сенсей, — увереннее проговорил Сарутоби, сверкая своими светло-серыми песчаными глазами, — это всё моя вина, я слишком долго собирался, вы можете вычитать выходные из моего графика, я против не буду, а Данзо здесь совсем ни при чём. Можете ещё больше работы мне назначить, я справлюсь.
— Эй, — Данзо пихнул его в плечо, — я вообще-то хотел взять вину на себя.
— Не имеет значения, кто из вас виноват, вы опоздали оба, а это значит, что и наказание будете отрабатывать оба, — Тобирама едва не усмехнулся, когда Данзо тяжело вздохнул, а Хирузен подбросил несколько раз красный мячик. — С этого момента вы работаете в архиве до своего полного выздоровления — здесь вам бездельничать не дадут.
— Бумаги, — Данзо покоился на ближайшую стопку, — а можно мне снимут гипс, и я лучше пойду на задание? Догоню, может быть, Кагами, он ведь не так далеко должен был за день уйти, посодействую.
— Я бы тоже не отказался от задания, — проговорил Хирузен, — но я понимаю, что сейчас буду только балластом, пока мои ноги окончательно не восстановятся... поэтому я приложу все свои силы, чтобы быть полезным хотя бы с бумагами, сенсей.
— Вот, — Эри тут же сунула в руки Хирузена стопку листов, — это надо будет разобрать.
— Эй, а мне? — Данзо окликнул её. — Мне тоже нужны бумаги!
— Сколько же здесь ошибок, — зажмурился Хирузен, — это ведь не прочитать... Сенсей, неужели вы такое читаете каждый день? Все письма, которые к вам приходят? Даже...
— Даже о том, что в этом году рапсового масла выйдет больше, чем в прошлом, из-за богатого урожая, — дополнил его Данзо, читая первые листы через его плечо, — или сколько голов дала скотина в этом месяце?.. Они серьёзно пишут об этом Хокаге? Не нашли никого лучше? — он фыркнул. — Хокаге не обязан заниматься такой ерундой.
— Это — голос нашей страны, — напомнил Тобирама, с трудом сдерживая саркастические ноты, — и не всегда он вещает о делах шиноби; простые люди тоже являются частью целого, без них у вас бы не было на столе ни рыбы, ни мяса, ни риса. Привыкайте.
— Сенсей... — обречённо выдохнул Данзо.
— У меня через полчаса собрание, — оборвал его Тобирама, взглянув на часы. — Что ещё, Данзо?
— А что за миссию взял Кагами? — он задумался. — Он и обычно, конечно, работал один, но в этот раз вёл себя странно.
— Должно быть, эта миссия была важной, — протянул Хирузен, — зная Кагами, он выкладывается сейчас на полную, и нам нельзя оплошать, — он покосился на Данзо, затем подъехал к столу сам, начиная вчитываться в документы. — Нам надо работать.
— Он взял миссию ранга «В», — коротко ответил Тобирама, заметив удивление в глазах своих учеников. — Вам пора за работу, — он кивнул, — не переверните все архивы вверх дном, иначе выходных у вас не останется вовсе.
— Конечно, сенсей, — ответил за них обоих Хирузен, — мы вас не подведём.
«Ни разу не подводили, действительно, — Тобирама едва не закатил глаза, — даже не потеряли кольца все втроём на свадьбе, горе-ученики». Оставив архивы, письма и фермерские сводки, он направился вверх по лестнице в зал собрания, где его уже ожидали советники, потягивавшие крепкий красный чай. Кин, которому пару месяцев назад исполнилось гордых пятьдесят восемь лет, играл сам с собой в шоги, проводя иногда ладонью по гладкой лысине, хмуря седые брови и увлечённо посвистывая; на его запястьях остались следы от выведенных с кожи татуировок, узкие глаза его напоминали щёлочки под дверями — и в них ютился огонёк, огонёк в светло-карих глазах. Старая Наоко косилась на игральную доску, завернув длинные рукава тёмно-бордового кимоно с рисунком белых цапель; она прижимала светлую чашку к своим губам, едва заметным из-за грубого ожога, который обезобразил пятном нижнюю часть её лица. У неё были тяжёлые веки, много морщин возле рта и на лбу, но волосы выкрашены в жгучий чёрный — как дань ушедшей молодости. Перед ними на широком столе лежала новая карта, совершенно чистая — без пометок и значков. За их спинами висели знамёна всех кланов: Хьюга, Учиха, Акимичи, Нара, Яманака, Хатаке, Абураме... Тобирама с кивком прошёл в комнату, залитую дневным назойливым солнцем, и опустился на своё место, дожидаясь прихода глав кланов и потирая иногда уставшие веки, так и норовившие сомкнуться.
— Приятно вас видеть в полном здравии, господин Хокаге, — степенно заговорила Наоко Хатаке, точно старая львица, знавшая больше, чем говорившая. — В последнее время война вошла в наш обиход как нечто само собой разумеющееся.
— Да-да, — поддакнул Кин, нахмурившись, — нам пора пересмотреть некоторые решения.
— Например, не пора бы нам мобилизовать успешных выпускников академии, включая чуунинов? — Наоко прикрыла глаза, словно бы параллельно раздумывала о чём-то. — Возраст шиноби не так важен, как его способности. Многие дети и подростки не уступают в способностях взрослым, вы сами сражались с молодых ногтей...
— Нет, — Тобирама налил себе чай в единственную щербатую кружку, — мы уже поднимали эту тему, и далеко не в первый раз. Она противоречит всему, на чём зиждется деревня Скрытого Листа, — он попробовал чай, терпкий, с фруктовыми нотками. — Но нам в самом деле пора рассмотреть глобальные вопросы, конкретно — подход к мобилизации.
— Мобилизация, — протянула Наоко, делая следующий глоток чая, — у нас ещё есть те, кого можно было бы отправить на фронт, да и раненые благодаря усилиям медиков вскоре снова будут в строю.
— В строю, в строю, — повторил за ней Кин, передвигая фишки, — я бы на вашем месте всё-таки согласился отправлять на передовую талантливую молодёжь... но «нет» — значит, «нет», — он живенько пожал плечами. — Придётся работать с тем, что есть.
В дверном проёме возникли Шион Хьюга и Рико, его младшая сестра; они почтенно склонили головы в приветствии, после чего заняли свои места за грубым столом; и у одного, и у другой приглаженные тёмно-русые волосы стягивали тугие чёрные резинки. Они бросили вопросительный взгляд на фарфоровый чайник, и Наоко наполнила две белые кружки, пока Кин продолжал ходить и обыгрывать самого себя — время от времени он радостно улыбался, свистел, правда, уже намного тише, проводя языком по десне, где вместо затупившегося клыка зиял провал. В зале собраний было так тихо, словно его посещали молчаливые мертвецы, разучившиеся шевелить языками, стены облагородили гобеленами и парой картин, сделанных на заказ Итамой — в основном портреты разных людей, кого он встречал когда-то на миссиях. Старые зарисовки, пастель, карандаш, масло, холст либо лист бумаги... Люди на них выглядели живыми, только глазами не водили — молчали, неподвижные и безмолвные. Кругом пахло влажной древесиной вперемешку с ароматом мимозы. Шион выглядел напряжённым, руки у него мелко подрагивали, он пытался это тщательно скрыть, но выходило паршиво, тогда как Рико придерживала его за плечо, не спуская глаза с чайника, который передавался из рук в руки, белый, с росписью — лапками сирени. Тобирама видел, что они хотели начать разговор сию минуту, но другие главы кланов решили прийти не заранее, а как раз вовремя, ни минутой раньше, ни минутой позже. Он дул на чай в своей щербатой кружке, рассматривая красочные гобелены. Мито лично приходила сюда, она любила делать перестановки. По её же инициативе по углам зала стояли горшки с неприхотливым молодым бамбуком. Красивые пустые амфоры прятались там же, когда-то в них хранили заграничное вино, а теперь на них смотрели с одной только ностальгией: саке вытеснило вино из продаж, им баловались именитые люди, знатные богачи, его наливали по праздникам, чтобы удивить гостей.
— Прошу простить, мы пришли немного раньше положенного, — выдавил из себя нервозную улыбку Шион, — мы хотели бы поговорить с вами немного до собрания. По веской причине, — он пока отказался от чая, отодвинул его в сторону, — вы знаете.
— Ужасная гибель нашей племянницы стала для нас ударом, — дополнила его Рико, щуря белые глаза от яркого света, обмахиваясь иногда маленьким белым веером. — Война, конечно, жестока, мы все об этом осведомлены, но когда умирают близкие — она кажется ещё более несправедливой.
— Амари была доброй девочкой, хоть и капризничала часто, когда дело касалось еды, ей многое не нравилось, — вздыхал Шион, не отрывая взгляда от карты. — Но она всегда готова была помочь, сколько раз она работала ночами курьером, доставляла лекарства...
— Мы скорбим, — продолжала Рико, — нам необходимо вернуть её бьякуган.
— Вырвать из их грязных лап, — охотно согласился Шион. — Но начать нужно, конечно, с командира отряда. Амари практически ничего не рассказывала о нём, и было не вытянуть из неё ни слова, но вам-то это известно, господин Хокаге. Кто он?
— Сомневаетесь в компетентности командира команды? — сузил глаза Тобирама.
— Нет, — тут же ответила за него Рико, — мы просто решили начать охоту на ведьм.
— Охота на ведьм, значит... — Тобирама выждал момент. — Это не имело бы смысла.
Было видно, что подобный ответ их не устроил: Рико непокорно поджала губы, опустив взгляд на шоги, а Шион всё косился на бамбук возле входа в зал собрания. Свистели за окном ласточки, метались высоко в небе, поблизости от своих гнёзд под крышами домов — и тихий беззвучный ветерок, почти незаметный, шевелил оттопыренные краешки карты. Старая Наоко, тоже недовольная таким раскладом, скрывала это за чайной чашкой, щурила свои узкие серые глаза, практически без ресниц, брови она подкрашивала, делала заметнее, так как свои давно поредели. Кин же, казалось, прослушал абсолютно всё, увлёкшись хитросплетениями своей игры для одного игрока. Тобирама отставил от себя тёплый чай — стал дожидаться, пока тот остынет. Он смотрел на напольные, тоже антикварные, часы — собрание началось бы через десять минут, все главы кланов появились бы именно тогда, заняли бы свои места, за спиной каждого висело бы знамя-символ, а пока никто не собирался нарушать безмолвие, только щёлкали фишки на доске. В подворотне шипели кошки — дрались за рыбий хвост, в псарнях Инузука тоже было неспокойно, но на улицах, под надзором полиции, не происходило ничего, было тихо-тихо: в академии шли занятия, в госпитале совершали обход врачи, раненые в больничных халатах пока сидели на своих койках, ожидая сытного обеда.
— Господин Хокаге, — раздалось из коридора, — господин Хокаге, — голос приближался, — Тобирама! — дверь скрипнула, и из щели высунул свой длинный нос Иоши. — Извините, но возникло кое-что экстренное, нам надо поговорить, немедленно. Это... я бы сказал, это дело государственной важности.
— Прошу простить, мне надо ненадолго откланяться, — Тобирама быстро кивнул, скрываясь в коридоре под взгляды белых глаз клана Хьюга. Покинув зал собраний, он потёр висок и разглядел перед собой взволнованного Иоши: тот хоть и был опрятным и чистым, без намёка на спешку или неряшливость, но в серых глазах скрутилось комочком волнение. — Надеюсь, это что-то в самом деле срочное, Иоши, а не очередной предлог поболтать.
— Ни в коем случае, Тобирама, ни в коем, — вздохнул Иоши, когда Фо начала вертеться возле его ног, высунув розовый язычок и двигая подозрительно ушами, — я сегодня работал не в своём кабинете, а расчищал завалы свежих писем в нашем Скворечнике, и знаешь, что я нашёл? Закономерность. Да-да, закономерность между тем письмом, которое ты мне отдал на исследование, и парой других писем, с которыми я столкнулся несколько минут назад.
— Что за закономерность? — насторожился Тобирама. — Очередная твоя безумная теория?
— Почему же сразу безумная? — заразительно хохотнул Иоши, когда они спустились вновь на первый этаж, а оттуда направились прямиком в каллиграфическую лабораторию, в которой было невероятно светло: всюду лампы, большое квадратное окно без занавесок, и почти никого в округе, только бегали в клетках серые лабораторные крысы, крутя колёса; Фо тут же села на своё место, на маленький ворсистый коврик. — У меня есть все доказательства, вот, смотри, — он плюхнулся на стул на колёсиках и подъехал к высокому столу под наклоном, где растянулись, точно убитые тигры, письма, над которыми висело увеличительное стекло. Рядом ещё были проявители, свеча и всякая мелочь вроде карандашей и линеек. — Видишь старое письмо? — Иоши ткнул в него кончиком карандаша. — Теперь смотри, мы расчленяем эти слова... видишь, что они написаны в похожем стиле? Да, писавший их старался лишний раз не повторяться, но смотри-смотри, — он придвинул к увеличительному стеклу новые письма, — в них тот же нажим и тот же наклон, пусть и проскакивает он довольно редко, ещё и прочерки... ты же видишь, как они заштрихованы? Писали в спешке, это видно, и ястреб, который приносил эти послания, вёл себя странно — будто одурманенный.
— Хорошо, допустим, я тебе верю, — Тобирама действительно видел закономерность в указанных частях посланий-донесений с границ, — но как это поможет нам найти крысу, если все отряды, от которых приходили донесения, после этого пропадали? Мне уже пришлось вычёркивать предыдущий отряд из списков — они до сих пор так и не ответили на мой зашифрованный приказ. Подозреваю, что и не ответят.
— Нам просто нужно проследить траекторию или... ну, знаешь, примерную закономерность, как в тех же письмах, — он взял карандаш, — давай начнём со старого отряда.
— Хорошо, — Тобирама тоже взялся за карандаш и поставил крест на самой дальней восточной точке, где находился отряд Фудо, тот самый, от которого впервые пришло ложное донесение, способное сбить с толку. — Откуда были другие письма?
— Отсюда, — Иоши ткнул пальцем в небольшой лагерь поближе к границе со страной Мороза, прямо у подножия гор, затем — ещё чуть западнее, а затем уже ближе к Юи. Линия выходила ломаной. — Видишь, они пытаются нас запутать. Они вырезали четыре отряда из разных точек... с разницей в пару часов...
— Это зеркально повторяет мой ход, — усмехнулся Тобирама, — Райкаге зол и мстит мне.
— Ты поступал так же? — Иоши даже поправил очки с несколькими сменными линзами. — В самом деле? Не то чтобы я сомневался в твоей хитрости, но пользоваться таким ходом в начале войны... рискованно, но... это ведь сработало?
— Да, сработало, — кивнул Тобирама, отрывая карандаш от карты. — Мы смогли их запутать и выиграть немного времени две недели назад. К счастью, этого у них не выйдет — я уже знаю, что это ловушка и уловка. Всё благодаря твоему профессионализму, Иоши.
— Ой, ты меня смущаешь, — рассмеялся Иоши, стягивая очки, — на твоём месте я бы действовал сейчас осторожно, чтобы не спугнуть рыбку, мы могли бы... — он задумался. — Разве есть способ связаться со всеми отрядами за пределами Юи, чтобы те были готовы?
— Есть, если Эри с этим справится, — задумчиво проговорил Тобирама. — Я улучшил их фамильную технику немного, снял, можно сказать, пару ограничений.
— Ты монстр, ты знаешь это? — улыбался Иоши. — Ты правда никогда не отдыхаешь? Когда успел с новой техникой-то разобраться? — он потрепал его за плечо, затем быстро отдёрнул от него руку. — Прости, забываю о твоей неприкосновенности.
— Что-нибудь ещё или я могу уже идти? — Тобирама поднял свои глаза на Иоши, который гладил по спине обеспокоенную Фо. — Мне уже нужно возвращаться в зал собраний.
— Большое собрание, да? — Иоши усмехнулся. — Могу только пожелать удачи.
Тобирама бросил в последний раз взгляд на карту с отмеченными участками, где оборвалась связь с отрядами, и, задумавшись, вернулся в светлый зал собраний, с вычищенным дощатым полом под ногами и трепетавшими клановыми знамёнами. На него тут же уставились несколько пар глаз. Шион — сразу опустил взгляд вниз, в кружку с чаем, Рико — покосилась на окно, делая глоток, старая Наоко — отвлеклась на свои ухоженные ногти, потирала пальцы, Кин — раскладывал следующую партию в шоги, надкусывая откуда-то взявшееся свежее алое яблоко, вонзал в него свои частые узкие зубы. Остальные выжидательно рассматривали карту страны Горячих Источников и терпеливо молчали, хотя секундой ранее наверняка тихонько переговаривались между собой. В зале стояла особая атмосфера. Это не был расцвет бури или сход лавины, способный сбить с ног — так, скорее летний тёплый дождь. Ичиро Учиха, глава своего клана, параллельно — шеф полиции, стриженный ёжиком, всегда смотрел на мир, обидчиво поджимая губы, не пряча кошачьих царапин на руках и тёмных следов от поцелуев возле мочки уха, в котором висела парная круглая серьга из серебра; чёрные, как завеса поздней ночи, учиховские глаза наблюдали за окружающими цепко и заметно. Шион сидел напротив него и делал вид, что не замечал его присутствия: ни того, как тот одёргивал в три четверти рукава своей чёрной рубашки, с пуговицами, аккуратными стежками и символом клана на спине, ни того, как рылся иногда в своём саквояже с десятками папок, торчавшими из-под крышки. Хироши Акимичи пожёвывал пластинки вяленой свинины, вытирая рот широкой ладонью время от времени, Раден Нара тихо отбивал пальцами какую-то барабанную мелодию, Юта Абураме не двигался вовсе, скрывая губы за высоким воротом своей лёгкой бежевой куртки, по которой ползали синие бабочки, Акира Инузука возилась со своим мраморным гигантским догом, следившим за столом большими карими глазами, и только из клана Яманака сидела полуслепая старушка по имени Башира, поправляя иногда съезжавшие на переносице очки — она читала маленькую книжку с красной обложкой. Тобирама оглядел всех присутствовавших, поприветствовал их кивком и занял своё место. От жары не спасала даже тень, Рико всё чаще обмахивалась своим веером, Акира Инузука хлебала жадно воду из своей зелёной фляжки, а все остальные выжидали, когда остынет чай в их кружках.
— Большие потери, — пробормотал наконец Кин, передвигая фишки, — это было неизбежно.
— И теперь у них бьякуган, — дополнила его старая Наоко, — ещё и два хвостатых зверя.
— Пока они не заполучили шаринган, преимущество на нашей стороне, — заметил Ичиро, переодически смакуя свой кофе, — отбить бьякуган не составит труда, всего лишь нужно подойти к этому творчески.
— Творчески? — вздёрнул бровь Шион. — Вы, Ичиро, шутник.
— Если бы бьякуган был у рядового шиноби — да, это бы не сыграло никакой роли, — Тобирама кивнул, когда старая Наоко налила ему в кружку красного чая с привкусом персика. — Но бьякуган оказался у джинчурики. Поэтому я собираю отряд на миссию ранга «S» и сам буду участвовать в этом лично.
— Господин Хокаге, — продолжая жевать, заговорил Хироши — отец Торифу Акимичи, высокий полный мужчина с ямочками на щеках и залысинами на висках, — моего сына вы тоже возьмёте? Всё-таки он является частью вашей команды. Когда вы намереваетесь отправиться на миссию?
— Самое позднее — в воскресенье, — Тобирама сделал глоток. — Торифу будет участвовать в этом, я уже решил, но мне нужны ещё два человека.
— Потому что Сарутоби и Шимура не в состоянии пока выполнять миссии? — уточнил Ичиро, сложив руки в замок, когда отставил от себя на время кружку с кофе. — Я бы предложил пару человек из нашего клана, но... — он прокашлялся. — Вы скорее возьмёте кого-то из клана Нара или Яманака.
— Из клана Учиха будет человек, — сухо ответил Тобирама, — в лучшем случае — Кагами.
— А в худшем? — снова уточнял Ичиро. — Я бы мог предложить ещё человека, который пробудил свой шаринган и владеет им ничуть не хуже. Мой сын, например.
— Твой сын, — Тобирама бы добавил соли в этот чай, — он давно рвётся на фронт, но он ещё не готов, к тому же он посредственно работает в команде и может ослушаться прямого приказа, поэтому я категорически отказываюсь его брать.
— Жаль, — Ичиро добавил ещё сливок, — он смог бы проявить себя...
— Мне нужен надёжный человек, Ичиро, а не совсем ещё желторотый, — напомнил ему Тобирама, когда по карте расставили фигурки для шахмат: пешки, слоны, кони, король... — Я в самом деле возьму человека из клана Яманака и из клана Нара — первый пригодится для поддержания связи с деревней, а второй, возможно, сыграет немалую роль в грядущем сражении, надо всего-то правильно всё рассчитать, — он чуть не зевнул, опять.
— Из клана Нара и клана Яманака? — переспросила старая Наоко. — На вашем месте, господин Хокаге, я бы взяла больше людей, всё-таки вы будете иметь дело с джинчурики, что само по себе непросто, вы же хотите взять его живым, я правильно предполагаю?
— Да, — Тобирама кивнул, — живой он принесёт больше пользы, чем мёртвый.
— Поэтому вам нужен шаринган... — догадался Ичиро, — собираетесь погрузить его в гендзюцу, верно? — он дождался кивка. — Это будет рискованно, но с вашей-то светлой головой этот план вполне может сработать. Кагами прекрасно владеет шаринганом.
«Так-то оно так, — думал Тобирама, — но вернётся ли он к воскресенью?»
— Господин Хокаге, так каков список тех, кто отправится с вами? — влез Хироши. — Хомура, Кохара, м-м-м, мой Торифу, Кагами и?..
— Хибики из клана Яманака и Ёру из клана Нара, — Тобирама допил чай. — Первого я знаю по успешно выполненным заданиям, а вторая неплохо разбирается в тактике на месте, её за это довольно часто хвалили и за пределами клана. С учётом того, что этот отряд с большой вероятностью придётся делить на месте, она будет лучшим вариантом.
— Не мне сомневаться в ваших решениях, но разве не лучше взять тогда два шарингана, чем ограничиваться одним Кагами? — спросил Ичиро, проводя пятернёй по затылку. — Так бы вы могли застать противника врасплох и...
— И потерять второй шаринган, — кольнул его Тобирама, — это было бы слишком неразумно, — он перевёл взгляд на советников. — На время моего отсутствия вы, Наоко и Кин, можете на своё усмотрение принимать решения касательно внутренних дел деревни, но всё, что так или иначе связано с войной и подкреплениями, вы обязаны согласовывать со мной, я неспроста беру с собой двоюродного брата Эри. Он быстро сможет передавать от меня послания, вам останется лишь сообщаться со мной. Всё понятно? — Тобирама скосил взгляд на советников, дождался их утвердительного кивка. — Есть ли ещё вопрос, требующий немедленного решения?
— Мы получили письмо, — начала старая Наоко. — В нём говорится, что завтра нас должен посетить посол из страны Горячих Источников, — она прикрыла грубые веки с бородавкой на правом. — Он прибудет ближе к вечеру.
— Прибыть-то прибудет, но вряд ли он сообщит что-то дельное, — протянул Кин, вертя в руках фишку, — мы уже знаем всё необходимое, чтобы действовать дальше...
— Лучше бы это был посол страны Молний, готовый предложить перемирие, — вздохнул Тобирама, посмотрев на знамя клана Сенджу, под которым сидел раньше во время собраний, когда... когда Хаширама был жив. — Что насчёт отчётов АНБУ, вы нашли человека, который передавал сведения о состоянии деревни Скрытому Облаку?
— Да, господин Хокаге, уже нашли, — охотно кивнул Ичиро, — мы как раз его изловили и допрашиваем, крепкий орешек оказался, говорят, у неё в родстве были кукольники из страны Ветра, прибавьте к этому кровь клана Оникума — гремучая смесь...
— К счастью, мы обнаружили утечку информации раньше, чем это стало проблемой, — подала голос старшая Яманака, Башира, невысокая, с короткими седыми волосами, собранными в маленький хвостик; она рассматривала карту с особой внимательностью. — Господин Хокаге, не слишком ли рискованно вам покидать деревню? Да, сложно отрицать, что джинчурики с бьякуганом — серьёзная проблема, но разве её нельзя решить иным путём? — она ткнула пальцем в верхний угол карты. — Возможно, если мы организуем западню, мы могли бы застать их врасплох... и тогда избавиться от проблемы...
— Джинчурики нам нужен живым, Башира, — повторил Тобирама, следя за её пальцем на карте, — куда более рискованно отправлять людей на убой. Противника нельзя недооценивать, он вполне может выбраться из западни, а затем исчезнуть вовсе, и бьякуган мы увидим вновь в самом неожиданном месте, так как не думаю, что Райкаге не воспользуется новым козырем у себя в рукаве, — он откинулся на спинку стула.
— Господин Хокаге, — это уже говорил глава клана Нара, Раден, сидевший всё это время в тени, — я бы хотел ещё поднять тему снабжения и торговых путей... — он, как главный казначей, говорил расчётливо. — Мы только-только наладили поставки из страны Ветра, но, к сожалению, утратили сообщение со страной Реки — недавно у них начался новый конфликт со страной Дождя, и это затянется надолго, если мы не вмешаемся... на границах с той же стороны становится неспокойно... Страна Ветра, кстати, и там преследует свои интересы: поддерживает страну Реки, что покрупнее, они явно хотят откусить кусочек новых территорий... — Раден сложил руки в замок. — Мы будем вмешиваться?
— Будет невыгодно вести войну на двух фронтах, — отрицательно покачал головой Тобирама, — мы пока не будем оказывать помощь ни одной стране, ни другой, но лучше будет укрепить границы на смежных территориях, — он снова разглядывал карту. — Раз они выставили двухвостого на передовой, вскоре там же появится и восьмихвостый.
— Два джинчурики за раз — это слишком даже для шарингана, — заметил Ичиро, теребя рукава своей рубашки: то закатывая их выше локтей, то вновь скрывая загорелую кожу под плотной тканью. — Мы могли бы... — он помолчал, — жаль, что госпожа Мито не может вступить в бой — с её-то чакрой... мы могли бы...
— Исключено, — оборвал его Тобирама, — Мито, конечно, держит под контролем девятихвостого, но это не значит, что мы поступим так же, как Скрытое Облако.
— Вы могли бы спросить и меня, — Мито появилась в дверном проёме, скрестив руки на груди и прислонившись к косяку. — Я бы могла временно оказать помощь на фронте, всё же я вполне справляюсь с медицинскими техниками, — она осмотрела строго весь стол с расстеленной на нём картой и пометками, пока Кин, нахмурившись, делал следующий ход. — Это крайняя мера, я осознаю это, но всегда лучше, когда под рукой есть запасной план, не так ли? — она пристально следила за главами кланов. — Рискованно это лишь потому, что я, обладая чакрой девятихвостого, до сих пор не смогла постичь всех новых способностей, которые были дарованы мне.
— Поэтому это даже не запасной план, — нахмурился Тобирама. — Твоей помощи в госпитале уже более чем достаточно.
— Но вам ведь нужен кто-то, кто способен при новых обстоятельствах перевесить чаши весов в нашу сторону, верно? — она незаметно подняла уголки губ в полуулыбке.
Главы кланов зашушукались, точно заросли ирисов возле академии, тронутые ветром; они переглядывались, кивали, складывали руки на столе, затем снова смотрели на карту, пока Тобирама задумчиво перечеркнул карандашом две пометки. Мито стояла подле него, со всезнающим прищуром рассматривая лица, карту, знамёна, а затем возвращала взгляд обратно. Обычно её не интересовала политика, война. Она стремилась помогать деревне иными способами: в госпитале, советами, сдержанным утешением, своими целебными техниками, это каждый понимал без слов. Теперь же её поддержка растянулась и здесь, на собрании, напоминая маленький шалашик в лесу, крыша которого скрывала всех от сильного ливня, и капли стучали по брезенту, скатывались вниз, пока ненастье не отступило. От неё пахло домом, домашней выпечкой — лимонными пирожками и вишней, — ещё глиной и душистой морской солью. Странное сочетание. Мито, точно тёмно-бордовая лисица с чёрными внимательными глазами, обращала внимание на каждое незначительное движение, поправляя изредка рукава нежно-голубого кимоно с розовыми розами. Тобирама чувствовал её спокойную, как храмовое молчание, чакру, за которой скрывалась усыплённая ненависть девятихвостого — боль, страх, злость, затапливаемые пресной студёной водой терпения и любви. Он притянул поближе чайник с лишней кружкой, и Мито, благодарно кивнув, наполнила её охлаждённым чаем — тёмные чаинки, словно чайки, вспорхнули и опустились на самое донце. Она сделала глоток, опустившись на запасной стул рядом с местом Хокаге. Старая Наоко скептично щурила глаза.
— В остальном, — прокашлялся Раден Нара, — страна Земли тоже недовольна развязанной между нами войной, но симпатизирует больше нам, чем стране Молний, поэтому в ближайшие дни, в субботу или воскресенье, мы ожидаем груза с оружием... тайного, естественно, — он провёл большим пальцем по брови. — Впрочем, страна Молний также получает неявную, но стабильную поддержку со стороны страны Воды, они рассчитывают что-то получить от них взамен... но я пока не понял, что именно...
— Одна страна Ветра находится в стороне, — усмехнулся Ичиро, — оно и понятно: вряд ли кому-то хочется вмешиваться в чужие распри, которые происходят в не самых выгодных условиях, к тому же... это неудобно. Если только они не решат присоединиться к стране Молний, тогда у нас возникнут проблемы, — у Ичиро была вырвана одна ноздря, и дышал он медленно и равномерно, несмотря на свои быстрые слова.
— Наши послы ведут работу на этом фронте, — повысил голос Кин, задумчиво смотря на свою доску сквозь пальцы, — они смогут убедить Казекаге в том, что будет не лучшей идеей подтягивать свои силы ближе к нашим границам, им там нечего ловить...
— Кроме шишек, — добавил Ичиро, поглядывая иногда с враждебностью на Шиона.
— Остаётся надеяться, что послы смогут с этим справиться, — вздохнул Шион, а его младшая сестра, Рико, с белыми фамильными глазами и округлым подбородком с родимым пятнышком в форме полумесяца, сверлила взглядом Ичиро в ответ.
— Что насчёт торговых путей? — поинтересовался Тобирама, пока Мито тихонько сидела подле его руки, точно названная сестра. — Есть какие-то новости?
— Более всего проявляет инициативу страна Травы, — заговорил вновь Раден Нара, — из страны Железа приходят лишь контрабандисты, сбывающие катаны и мастерскую работу по металлу, страны Дождя и Реки слишком увлечены друг другом, их границы закрыты, страна Ветра ищет пути по морю, чтобы не прекращать из-за них сбыт своих товаров, страна Воды молчит, её торговцы уже месяц как не пересекали открыто нашей границы, что же касается остальных... — он дёрнул себя за мочку уха, — стране Молний сейчас тяжелее: всё-таки это наши территории находятся в самом сердце мира шиноби, а не их, а им остаётся лишь пользоваться морем, а море у них неспокойное, коралловые рифы, скалы...
— Ты так говоришь, будто сам там плавал, Раден, — усмехнулся Ичиро, — не думал, что Нара и море как-то совместимы.
— Не всем же сидеть на месте, Ичиро, — вернул колкость Раден, скрыв за кружкой чая свою довольную усмешку, когда Ичиро закусил злобно губу, но продолжать спор не стал. — Пока война не слишком нарушила и нашу торговлю, Намикадзе, например, отправились буквально сегодня торговать в страну Травы, а семья Така только-только вернулась из страны Земли с целым караваном продовольствия, — он достал из сумки список и придвинул его к Тобираме, — просто отчёт, можете с ним ознакомиться на досуге.
— Господин Хокаге, — наконец выдавила из себя Рико, когда все главы кланов предпочли обойтись без слов, уткнувшись в свои кружки и прислушиваясь к шуршанию знамён, — много ли на счету тех, кто решил податься в дезертиры?
— Нет, не так много, как я предсказывал, — Тобирама вчитывался в очередной отчёт: пушнина, рис, рапсовое масло, мясо... — Среди них нет почти ни одного человека из ваших кланов, несмотря на то, что сражения за это время многих бы начали выматывать.
— «Почти»? — зацепился за слово Ичиро, проведя ладонью по краю своего хаори.
— Да, была одна девушка, из клана Учиха, — он заметил мгновенную перемену на лице главы клана Учиха, будто бы он действительно не знал, что день назад Джина Учиха покинула свой пост как раз в том районе, где случилось нападение на медицинский лагерь. Тобирама подозревал, что она сделала это скорее из глупости или страха, чем с какой-то корыстной целью. Он видел её пару раз в деревне — да, она всё время выглядела оживлённой и жизнерадостной, говорила громко и кланялась отчаянно, но на деле была трусливее кролика, пусть и сама набивалась пойти на фронт.
— Джина... — протянул Ичиро. — Вы уверены?
— Да, я уверен, — Тобирама предпочёл не рассказывать про послание с фронта.
— Может быть, у неё были какие-то причины? — попытался прощупать почву Ичиро, щёки у него были сплошь покрыты мелкими красными сосудами. — Может быть, она не бросала своего поста?
— Раз Хокаге говорит, что она дезертир, значит, она дезертир, всё кристально просто, — пожала плечами Рико, — ты ведь не будешь этого оспаривать и разводить сейчас ненужную полемику? — она не улыбалась со злорадством, но в её взгляде кустом барбариса цвела терпкая гордость, белые фамильные глаза она слегка прищурила.
— И... — Ичиро напрягся, заметно, — теперь её будут судить?
— Когда найдут, — кивнул Тобирама, — и не будет иметь значения то, какие узы вас связывали, — он пригладил край карты, который был немного заломлен. — Надеюсь, это не стало для тебя новостью, Учиха Ичиро?
— Нет, господин Хокаге, — он отодвинулся от стола немного, хотел, видимо, уйти, но сдержался, снова придвинулся, пересчитывая пальцами что-то, будто сжимал в руках чётки. — Не стало. Её же не приговорят к казни? Ей ведь только недавно исполнилось двадцать семь — ещё только расцвет юности.
— Это решение складывается из разных обстоятельств, Ичиро, — вздохнул Тобирама и обвёл взглядом всю светлую комнату собрания. — Наши дальнейшие действия — это удержать под своим контролем Юи и другие города поменьше.
— Мы могли бы пойти в наступление, — подал голос Шион, — я так понимаю, силы Скрытого Облака рассредоточены вдоль границы со страной Мороза...
— Они продвинулись дальше, — ответил Тобирама, — дальше границ. Они отыскали тропу среди горных хребтов, нам необходимо найти этот перевал по возможности. Наше наступление на данный момент ни к чему благому не приведёт, — он помолчал, заметив, что Шион задумался. — Нам не нужны лишние потери, не сейчас. Если это всё, все свободны.
Главы кланов переглянулись, с почтением, все до одного, поклонились и покинули чертоги зала совета, где Кин начал складывать шоги, а старая Наоко с отсутствующим выражением на лице допила свой чай, тоже склонила голову едва-едва и скрылась за дверью. Внутри стало пусто, только щёлкали по доске собираемые фишки. Мягкие кисточки на оконных занавесках вздрогнули пару раз, когда дверь захлопывалась, из приоткрытой форточки в зал заползал июньский день — душный, прелый, зелёно-золотистый, с голубой каёмочкой вдоль горизонта, леса и реки; с улицы доносился приглушённый стуком копыт мулов и осликов гомон приезжих торговцев из страны Травы. Дети, расширив глаза, тыкали в повозки пальцами. Они радостно хихикали, примеряя медальоны и всякие выкованные из стали амулеты и безделушки из перьев и полудрагоценных камней. Основные занятия в академии также подошли к концу, и теперь генины с налобными протекторами хвастались друг перед другом новыми техниками, швыряли сюрикены и кунаи в мишени — кто попадёт в яблочко. Новых раненых за день не поступило. Лишь организовывали похороны родственники погибших, среди них были и представители клана Хатаке, и клана Сенджу, и клана Абураме — их тела доставили прямиком из страны Горячих Источников. О них говорили полушёпотом, готовили надгробные камни, надписи, вспоминали светлые моменты, лишь изредка смахивая проступавшую на глазах влагу, стирали её платками. Тобирама отодвинул пустую кружку от себя, когда понял, что остался наедине с Мито, которая тоже разглядывала карту со своей особой дотошностью. Она даже передвинула фигурку на самый север. Короля.
— Не беспокойся, Тобирама, — Мито говорила мягко, — я сказала всё это не потому, что готова без оглядки на собственную семью броситься в бой, а потому что им нужно было услышать это от меня, они бы не отстали от тебя так просто, поверь, — она придвинула к себе поближе опустевшую кружку, снова наполняя её чаем. — Мои способности необходимы здесь, в госпитале, я ведь помогаю Ясуши, — Мито сделала глоток, — будем считать, что я боец только в резерве, такое тебя устроит, Тобирама?
— Боец в резерве, — усмехнулся всё-таки Тобирама, — Мито, я не буду рисковать тобой.
— Потому что у меня, в отличие от тебя, есть семья? — спросила она со строгостью учителя, который заносил линейку надо лбом своего непутёвого ученика. Занятно, но она была на несколько лет младше, чем Хаширама, а вела себя с расчётливостью женщины, повидавшей многое на своём веку. — Тобирама, разве я существую не для того, чтобы их оберегать? — она улыбнулась немного более открыто. — Если враг дойдёт до наших границ, кто ещё, кроме меня, станет щитом для Чихару и Итамы с его ещё не рождённым ребёнком?
— Я, — уверенно сказал Тобирама.
— Ты всё-таки слишком многое на себя берёшь, — покачала головой Мито, ставя короля обратно на карту. — Такими темпами ты присоединишься к Хашираме в скором времени, помяни моё слово, а он бы этого совершенно точно не хотел, — она наслаждалась чуть тёплым чаем, бросив быстрый взгляд в окно. — Чихару всё же напросилась на дополнительные занятия, даже в свои четыре. Упёртая, как баран.
— Есть в кого, — Тобирама отставил кружку в сторону, облокотившись о стол, — она по-прежнему хочет научиться обращаться с кунаями и сюрикенами, я подозреваю.
— Да, куда же без этого, — Мито приятно и тихо засмеялась, — она уже мнит себя следующим Хокаге.
— Я не удивлён, — Тобирама пригладил свои волосы, — по крайней мере сенсор из неё выйдет хороший, у неё есть задатки, а всё остальное... что ж, посмотрим, как она будет справляться, когда тренировки станут тяжелее.
Они сделали паузу: Тобирама переставлял шахматные фигурки по карте, в задумчивости хмуря белые брови. «Воскресенье — крайний срок, — размышлял он про себя, — если Кагами не соизволит явиться раньше, мне придётся искать ему замену, а замены в этом проклятом клане нет: в лучшем случае меня подставят под удар, в худшем — сами всадят нож в спину или перережут глотку во сне. Кагами... неужели в голове у него теперь остались сплошные опилки? — он мельком потёр висок. — Куда подевалась вся его хвалёная ответственность?» Без Кагами чего-то не хватало, как если бы в пазлах недоставало нескольких фрагментов. Талантливый и гибкий, он всё-таки вцепился в обычный распорядок дня Тобирамы, подобно плющу, когда появлялся в деревне после миссий. «Доброе утро, сенсей!» — бывало, здоровался он во время утренней пробежки и смущённо улыбался каждый раз, как только их взгляды встречались. «Вам не нужна помощь, сенсей?» — среди свитков мелькала его макушка с волнистыми чёрными волосами, как что-то само собой разумеющееся. «Вот, сенсей, надеюсь, я не прогадал», — и в его руках была пачка добротного кофе, когда запасы в резиденции подходили к концу. Тобирама тяжело вздохнул, потирая веки. Его до сих пор злила вся эта нелепая ситуация с письмами и признаниями, это кипело у него в сердце, бушевало штормом в груди, его задело это самовольное исчезновение, эта глупая выходка, которая нарушала теперь все планы и могла перечеркнуть будущее всей деревни, а всё потому, что был честен в одном — он не умел любить, никогда не собирался и собираться не планировал, поэтому лучший вариант — это оттолкнуть, оттолкнуть и не мучать надеждой пылкое молодое сердце. У них ничего бы не вышло в любом случае, да и Кагами нашёл бы себе более подходящую партию рано или поздно — и тогда вся эта влюблённость улетучилась бы в мгновение ока. Боялся ли Тобирама остаться у разбитого корыта в итоге? Боялся — неверное слово. Ожидал ли — более чёткая формулировка. Ожидал. Молодые всегда ищут лучшее для себя, будь то любовь или дело жизни, поэтому в этом круговороте интереса и проб второй Хокаге, уже далеко не молодой, был скорее ошибкой, чем серьёзным увлечением.
— Мне уже известно, что Кико решила устроить осмотр нашей деревни с твоим теневым клоном, — Мито продолжала пить холодный чай со слабым фруктовым ароматом и терпким привкусом, который ощущался ходившим вокруг да около августом, с урожаем, спелыми грушами и яблоками. — Я бы могла её приютить на весь визит, для меня это не составит никакого труда, в конце концов, она моя родная сестра, — она добавила чайную ложку сахара в кружку, помешала, — так что, когда ноша станет для тебя непосильной, ты можешь обратиться ко мне, а я смогу что-нибудь придумать.
— В любом случае в воскресенье я отправлюсь на миссию, и тогда резиденция останется без присмотра. Она может остаться там, конечно, но есть у меня сомнения, что по возвращении я застану лишь горстку пепла вместо моего дома, — Тобирама провёл пальцем по пунктиру. — Главное, чтобы она не решила отправиться на задание со мной.
— Это она может, — издала сдержанный смешок Мито, прикрыв рот ладонью, изящной, почти белой, будто слепленной из первого чистого снега, — недаром ведь её отец назвал «истинным водоворотом». Собираешься брать Кагами, я слышала, — она попробовала чай снова, добавила ещё сахара, — пусть ты и ворчишь на Учих, а этого мальчишку всё равно держишь при себе, светлячок всё-таки не так опасен, как открытое пламя Мадары, верно?
— Будь моя воля, я бы про него не вспоминал всю свою оставшуюся жизнь, — всё-таки фыркнул Тобирама, — что же касается Кагами... — он задумался, — он вряд ли вонзит мне нож в спину, даже если ему вложить его в руку и сказать: бей.
— Ты ему доверяешь? — сузила тёмные глазища Мито.
— Он не был бы моим учеником, если бы это было не так, — ответил Тобирама и тут же нахмурился, — возможно, я временами даже слишком многого от него жду, сознательности какой-то, ответственности, головы на плечах, а не облака из сахарной ваты. Видимо, размечтался, — он поставил крест примерно на том месте, где, как он подозревал, находился путь в горах, по которому передвигались шиноби из Скрытого Облака.
— Ты сам говорил, ему всего двадцать пять, — Мито немного склонила голову набок, — неужели не помнишь себя в таком нежном возрасте, Тобирама?
— У меня хотя бы не было каких-то иллюзий, — Тобирама покосился на чайник, — я не строил замки из песка на берегу моря, во всяком случае, зная, что они рано или поздно погибнут под натиском волн, — он придвинул чайник к себе, подлил ещё чая себе и Мито, — он же делает всё диаметрально противоположное, только этим и занимается.
— Кагами сделал какую-то глупость, которая поставила тебя в тупик, — заметила Мито, перемешивая сахар в кружке, — я поняла. Спрашивать и пытать не стану, это, видимо, касается лишь вас двоих. Дам только один совет — не дави на него. Иначе тебе придётся потом отучать его от боязни моря, а это уже проблема посложнее, чем недолговечность песочных замков, — она улыбнулась, мягко. — Конечно, это твоё дело — прислушиваться ко мне или нет, всё-таки я не твоя мать, чтобы читать нравоучения.
Тобирама кивнул, отодвигаясь от стола. Мито сделала то же самое, степенно поднялась, отряхнула своё скромное бледно-голубое кимоно, бросив напоследок: «Не перетрудись». Они разминулись в коридоре. День уже пылал июньским привычным пожаром, выцветало ярко-синее небо, редели облака, покрывалась позолоченной кожицей река Нара, а детский визг со стороны фонтана на главной площади долетал даже до здания администрации. Воздух даже в коридорах нагрелся, разбух от солнечного тепла, лучи пробивались сквозь начищенные стёкла, капали на деревянный пол, на ступени и стены, на коврики. Из комнаты Иоши в архивы спешили его помощницы, за которыми, задорно тявкая, иногда еле поспевала лохматая Фо — радостно виляла хвостом, встряхивала головой каждый раз, когда до неё дотрагивались чужие руки — не хозяйские, но она не скалилась и не возмущалась, только поднимала глазки вверх с собачьим вопросом: «А угостить?» Тобирама, кое-как стряхнувший с плеч сонливость на время, думал над фразой Мито про боязнь моря и вспоминал Кагами, когда тот только стал его учеником. Он до сих пор помнил, как хотел отказаться от, как ему казалось, наверняка гордого и заносчивого Учихи, но Хаширама на первую официальную встречу пригласил всех на «пикник». Вместо заносчивого и гордого Учихи перед ним сидел тот самый мальчишка, потерявшийся на празднике в толпе, и в чёрных-чёрных глазах его не отражалось ни одного из тех качеств, которые заставили бы его отвернуться и спихнуть того на Хашираму, весело беседовавшего с Хирузеном и Данзо. «Мы с вами ещё не совсем знакомы, вернее, знакомы, но я тогда не назвал своего имени... — Кагами тогда мягко улыбнулся. — Я Учиха Кагами... сенсей. Я выложусь на полную, даю вам слово, со мной не будет никаких проблем!» И вот, спустя столько лет, проблемы у них всё-таки возникли. Впрочем, с ним всегда было много мороки. Например, со страхом толпы.
— Тобирама-сенсей, — Кагами выглядел напряжённым, — в-вы уверены?
— Если постоянно сбегать от трудностей, велика вероятность, что однажды они тебя загрызут, а ты даже не будешь знать, как от них отбиться, — Тобирама смотрел на молоденького парнишку, ужасно бледного, с чёрными глазами, как два бездонных колодца, в которых застыли звёзды; он нервно сжимал кулаки за спиной, иногда мял между пальцами нижнюю грань своего тёмного жилета — и явно думал, что это было незаметно.
— Но я ведь точно грохнусь в обморок, — Кагами пытался улыбнуться, — а вам потом снова тащить меня в безлюдный переулок и обливать холодной водой... и на вас ведь подумают, что вы извращенец! — он сморгнул смешинки. — Но вы же не извращенец.
— Тебе рано или поздно придётся ходить в толпе, — напомнил ему Тобирама, поправляя его съехавший почти на брови протектор: тот ещё не научился затягивать ленту в самый раз, не слишком туго и не слишком слабо. — Ты обязан это перебороть.
— Борьба, ух ты, — нервно рассмеялся Кагами, — а можно мы сделаем вид, что я всё переборол и все счастливы, а, сенсей? — он с интересом рассматривал красные пометки на лице Тобирамы. — Знаете, я ведь совсем не боюсь толпы, это просто... это просто случается иногда...
— Из тебя никудышный лжец, Кагами, — усмехнулся Тобирама, потрепав его по волосам, и Кагами оживился, будто эта усмешка придала ему уверенности. — Ты хочешь о чём-то спросить?
— Уже давно, — Кагами зажмурился, когда они оказались в самом центре толпы, на рынке города Танзаку, где, по мнению Тобирамы, было лучше всего тренироваться и избавляться от ненужного страха. — Вы любите острое, солёное или сладкое?
— Солёное, — бросил Тобирама, когда они застыли в самом глазе тайфуна из городской толкотни, и Кагами начинал бледнеть и озираться всё чаще, его дыхание ускорилось, взгляд забегал, руки мелко задрожали. — Смотри на меня, не вокруг. Ты здесь со мной.
— С вами... — Кагами попытался восстановить дыхание.
— Дыши, — Тобирама сжал его плечо, — повторяй за мной: вдох — и медленный выдох.
— Вдох... — Кагами поперхнулся, — а можно в следующий раз, Тобирама-сенсей?
— На войне ты тоже попросишь сразиться в другой раз? — вздёрнул бровь Тобирама.
— Но у нас же нет пока войны, — Кагами пытался сосредоточиться на разговоре, но то и дело вздрагивал, как напуганный совёнок во время грозы. — Да и кому захочется начинать войну против нас?.. — его губы начинали дрожать, но он продолжал усердно цепляться за рукав поддоспешника Тобирамы, как за спасительную соломинку, будто тонул здесь, на рыночной площади, задыхался от чужих взглядов. — Правда, сенсей...
— На меня, Кагами, слышишь? — Тобирама сжимал его плечо ещё крепче, давая понять Кагами, что тот был не один, и Кагами кое-как боролся, хоть глаза его заметно помутнели от напряжения. Он смотрел на Тобираму внимательно, очень внимательно, будто тот стал для него вторым солнцем, точкой притяжения, магнитом. — Такие глупые страхи обязаны оставаться в детстве, а тебе ведь уже четырнадцать.
— Да, четырнадцать, — понуро кивнул Кагами, — ничего не могу с собой поделать, простите, — он сжал сильнее чёрный поддоспешник, вздохнул поглубже и сделал первый шаг к маленькой передвижной лавке с сыром и сливками, молоком и маслом, выбирался из толпы почти сам, торопился, расталкивал людей с приглушённым «извините, простите, дайте пройти, пожалуйста», и Тобирама шёл рядом, лишь иногда поддерживая его на ходу, чтобы тот не упал на землю от собственного неловкого движения. Это был птичий фестиваль — на главной улице стояли многочисленные клетки с певчими птахами, заграничными и местными. Повсюду висели плакаты, красочные вывески, гирлянды, люди покупали маски в форме птиц, иногда даже одежду с птичьим узором. Кагами ускорял шаг, спешил, дышал неровно и часто, и Тобирама мог почувствовать без труда его участившийся пульс на запястье — нестабильный заячий пульс.
— Не торопись, — напомнил ему Тобирама, стискивая сильнее его руку, — не забывай следить за дыханием, иначе снова потеряешь контроль, как в прошлый раз. Не закрывай глаз, просто помни, что сама по себе толпа не представляет угрозы.
— Могут затоптать, — Кагами вжал голову в плечи окончательно.
Тобирама вздохнул, направляя его к самой кромке столпотворения, где росли рядками молодые магнолии и сакуры, сбросившие свои шали и стоявшие теперь обнажённые, открытые чужим долгим взглядам; птицы верещали в клетках, щёлкали зёрна и орешки, встряхивали крыльями, ворочали головами так же тревожно, как и Кагами, которого качало, который бегал взглядом по узорам на кимоно и хаори, на платьях и рубахах-распашонках, а губы его побелели — будто превратились в чистый мел. В этот раз рядом не было его матери, которая утешила бы его, успокоила... был лишь Тобирама, который вновь повёл его в сердце людского моря, шушукавшегося, набегавшего волнами, неспокойного — там топтались и взрослые, и совсем ещё дети, и старики; Кагами вцепился в рукав Тобирамы только сильнее, он-то надеялся, что его вели к спасительному пятачку земли, возле небольшого закутка, где, за стеклом, работали в поте лица портные, а дальше, ещё дальше, под пение струн тянулись древние мотивы, кочевавшие от фестиваля к фестивалю. Тобирама слышал, наверное, каждую из них, так как Хаширама всей своей душой любил праздники, всегда выходил в свет со своей солнечной улыбкой, придерживая за локоток Мито — не было одного без другой. Он чувствовал возраставшую дрожь в теле Кагами, ощущал беспокойство даже в его чакре, но отступать было уже поздно — они вновь остановились в центре, между склонившихся к ним гостиниц... Кагами повело. Тобирама со вздохом подхватил его за плечо, помогая удержать равновесие, и тот поднял на него глаза — в них уже горел шаринган, холодный пот скатывался по его вискам, щекам, он не говорил ни слова, но Тобирама понял, что на сегодня борьба со страхом была завершена: если бы они пробыли среди незнакомцев дольше, Кагами, державшийся из последних сил, мог бы потерять и без того хлипкое самообладание.
— Тобирама-сенсей, можно?.. — он спросил хрипло, смотря куда-то в сторону неба, где танцевали плисовые облака, подгоняемые ветром, обожженные солнцем. — Я... — он не говорил прямо, что ему страшно, что ему плохо, что вот-вот его ноги подкосились бы окончательно, Тобирама это уловил, хоть и с большим трудом, по его тону, по его пульсу, по его чакре — по маленьким подсказкам, на которые он обычно обращал внимание во время настоящего боя.
— Хорошо, — Тобирама опять поймал его как раз вовремя за плечи, уже окрепшие за время их тренировок, и толпа выплюнула их к сакурам и магнолиям, где стояла большая цистерна с водой, а возле неё жевали сухое сено гнедые мулы. Он несколько мгновений наблюдал за тем, как медленно обретало цвет лицо Кагами, как его отпускала дрожь, как шаринган угасал, и теперь на смену волнению и ужасу, сдавливавшим горло, пришёл смущённый румянец на щеках и скулах, заставлявший его опустить глаза. Отдышавшись, он улыбнулся — как улыбался почти всегда — будто ничего не произошло и всё в порядке.
— Похоже, я снова опозорился, — негромко рассмеялся Кагами, уже сам поправляя протектор на лбу, проведя пальцем по символу их деревни, — простите, сенсей, я доставляю вам слишком много проблем, я бы сказал, их у меня целая повозка...
— Я уже догадался, — вздохнул Тобирама, опустив ладонь на его макушку. — Придётся от них избавиться, если ты не хочешь и на задании доставлять своим товарищам проблемы.
— Не хочу, — тряхнул головой Кагами, — я буду прикладывать все свои силы, даю слово, — он воровато взглянул на мелькавшие в руках незнакомцев купюры, сладости. — Мы здесь надолго? — спросил Кагами, заглядывая ему в глаза, когда Тобирама убрал свою руку и задумчиво стал рассматривать канарейку в клетке.
— У нас есть неделя, — Тобирама огляделся по сторонам, — ровно столько меня не будут вызывать на миссии.
— А почему вы не взяли с нами Данзо и Хирузена? — спросил Кагами, вновь опустив взгляд на свои сандалии. — Они бы тоже были не против потренироваться.
— Ими занимается Хаширама, — нехотя пояснил Тобирама, — а с тобой действительно мороки гораздо больше. Твой страх толпы может сыграть злую шутку на любом задании, поэтому нужно избавиться от него за эту неделю.
— Неделя... — Кагами протянул. — А этого точно хватит, сенсей?
— Должно, — Тобирама взял в зубы самокрутку, зажёг её. — Если ты будешь стараться.
— А отжимания тоже будут? — с опаской уточнил Кагами.
— Будут.
Жизнь Тобирамы за эти два месяца превратила его в бумажного императора. Раньше он тоже разгребал письма и документы за старшим братом, который вспоминал про них поздним вечером за чашкой любимого чая, когда возвращаться в кабинет у него не было никакого желания. Хаширама, знавший, на что надавить, всячески задабривал Тобираму, пока тот не вздыхал и не начинал таскать предназначенные для Хокаге сведения, вращать в голове слова, ответы на послания, параллельно потягивая лавандовый чай, сидел за столом, заполнял всё, что нужно заполнить, подписывал всё, что нужно подписать. Резиденция в те времена благоухала, точно чайная лавка: к ним постоянно приходили посылки из страны Чая с разными сортами заварки. Пряный, имбирный, лавандовый, красный, белый, чёрный — десятки, десятки вкусов, либо подслащенные тростниковым сахаром, либо подсоленные — всего щепотку. Тогда жизнь шла по иной дорожке, вела к солнечной мечте, которая смотрела на их попытки, наблюдала за каждым их шагом с азартным интересом — дойдут или не дойдут? Раньше деревня тоже купалась в свете, теперь же по небу ходило больше хмурых туч, грозы гремели чаще, духота давила на сердце, вялый ветер не спасал, а тяжёлым воздухом и дышать-то было тошно.
Тобирама несколько раз успел порезаться о гладкие страницы, которые злорадно возвышались на его столе, подобно сторожевой башне или проклятому маяку, который приманивал к себе ещё больше проблем. Где-то на второй час труда он почувствовал, что техника теневого клонирования рассеялась — и память клона тут же перешла к нему. Кико излазала всю деревню — вдоль и поперёк; носилась красным водоворотом по дорогам, танцевала под мелодию сякухати возле городского фонтана, в водяных брызгах, с осторожностью избегая слишком прытких и любопытных детей; зашла в кондитерскую лавочку и унесла оттуда пару пакетов сладостей — от жевательной пастилы до мармелада; бегала по улицам, посетила все кварталы, особенно долго и восхищённо она изучала полицейский участок — под подозрительные взгляды: Мамору всё же не был готов устраивать экскурсии, просто растерялся, когда егоза Узумаки подскочила к нему и, сверкая синими глазищами, затараторила — не изменяя своему сценическому образу: «А я могу заглянуть к вам? Должно быть, у вас там полно опасных преступников, хочу посмотреть на них хоть одним глазком» — но клон оттянул её в сторону как раз вовремя, пока Мамору складывал вежливый отказ, видя рядышком второго Хокаге. Клона она тоже успела утомить до такой степени, что он сожалел о том, что его создали. Они ещё долго кружили от улицы к улице, где пахло лапшой, карамельным мясом, жареным.
Тобирама нахмурился, а после вздохнул, когда в окно постучалась Кико, ловко взобравшаяся вверх по стене, и всё смотрела сквозь стекло сначала на него, долго, затем удивлённо — на его рабочий стол. Очередной стук. Иного выбора, кроме как впустить её внутрь, не оставалось. Когда окно с характерным щелчком открылось, новая проблема спрыгнула на пол, отряхнулась от пыли, прислонилась боком к стене, притащив с собой слабый аромат ландышей и два пакетика со сладостями. Алые волосы её растрепались, на броне остались следы от краски, а всё лицо ей словно бы разукрасили в шутку подростки. Впрочем, так оно и было. Праздник, лимонады, проказы, прятки от уставшего донельзя клона, что в отчаянии интересовался: «Может, уже хватит?» — а в ответ получал усмешку и задорный хохот: «Ещё чуть-чуть, я тут видела одно классное место!» Тобирама ни капли не жалел, что не бросил свои дела в угоду взбалмошной Кико, которая теперь во все глаза обследовала комнату, тянула руки к папкам и картотекам, но останавливалась, услышав строгое: «Не трогай». Она сразу дёрнулась назад, потом заметила копилку, маски...
— В общем, — Кико протянула, когда Тобирама закрыл окно и вернулся к делам, тщательно делая вид, что был в кабинете один. — Прогулка с твоим клоном вышла занимательной.
— Я уже догадался, — буркнул Тобирама, зная, как намучился его клон. — Ты могла бы войти в здание через дверь.
— Через окно интереснее, — пожала она плечами, зашуршав пакетиком. — Знаешь, никогда бы не подумала, что сладкое с солёным может так здорово сочетаться... ты открыл мне глаза, Тобирама, я ещё туда загляну, чтобы купить такого на обратную дорогу...
— Понятно, — продолжал отмахиваться от неё Тобирама.
— И теперь наверняка вся деревня знает, что у тебя будет невеста... — протянула Кико с улыбкой довольной сороки, которая своровала золотое колье. — Я не говорила ни слова, но люди и без того всё видят. Сплетни, — она снова пожимала плечами, — они всегда расползаются очень быстро...
— Этого следовало ожидать, — Тобирама потёр висок, когда наткнулся на бумагу, заполненную кривым почерком Данзо, тяжело вздохнул, заметив пару ошибок, которые ему пришлось на скорую руку исправлять. — Надеюсь, на этом твой ознакомительный осмотр деревни закончился, Кико? — он отложил исправленный документ, где говорилось о рисе.
— На сегодня — да, — кивнула она, заплетая маленькую косичку сбоку, — но я всё-таки рассчитываю и тебя из кабинета как-нибудь вытащить...
— Меня не будет здесь с воскресенья, — напомнил ей Тобирама, — думаю, Мито не будет против тебя приютить, потому что мне пока неизвестно, насколько может затянуться миссия, — он краем глаза следил за Кико, которая решила рассмотреть копилку поближе, уже встала на цыпочки и... — Не трогай.
— Я и не собиралась, — Кико отдёрнула руки, — я просто смотрю, — она состроила задумчивое выражение лица. — А по твоим прогнозам, сколько на это всё-таки уйдёт времени? Ты же примерно представляешь, какие трудности тебя будут ожидать, верно?
— Дольше двух дней — в этом я уверен, — Тобирама теперь рассматривал лист, заполненный бережной рукой Хирузена — ни ошибки, ни помарки, ничего. — Предполагаю, что на это может уйти неделя.
— То есть ты в любом случае смоешься от меня через пару дней, — разочарованно вздохнула Кико, — но да, дела деревни на порядок важнее, чем возможная невеста... честно, я бы и сама взялась за задание, смылась бы из деревни, да вот только отец... Ой, — она крутанулась назад, к окну, — тебе, кажется, срочная почта, Тобирама.
— Срочная почта? Опять? — Тобирама обернулся назад и увидел большого ястреба, который стучал теперь клювом в стекло, за спиной у него был повязан свиток с красной печатью в форме полумесяца. Он нахмурился, открывая окно. — На послание с фронта не похоже, — он ловко стянул свиток с птичьей спины и вернулся за рабочий стол.
— Может, в этот раз всё-таки зачитаешь вслух? — улыбнулась Кико.
— Нет, — Тобирама сорвал печать и принялся вчитываться в послание, когда солнечный свет уже начинал бледнеть, отцветать: «Господин Хокаге, — начиналось письмо красивым почерком, явно принадлежавшем человеку со способностями к каллиграфии, — довожу до вашего сведения, что задание ранга «В», а именно довести господина Бандо до города, где он должен был оказать немедленную медицинскую помощь, не завершилось успешно. Мы узнали, что господин Бандо, под защитой вашего шиноби, погиб». Тобирама коротко выдохнул. Кагами провалил задание?..
— Случилось что-то, чего ты не ожидал, Тобирама? — Кико опустилась на запасной стул, стоявший в стороне, между двумя картотеками с разинутыми ящиками, из которых торчали язычки папок и их обозначения. — Кто-то умер?
— Если не умер, я придушу его сам, — процедил Тобирама.
— Ого, — Кико усмехнулась, — тебя кто-то вывел из себя, такое случается раз в сотню лет.
— Я спокоен, — Тобирама сначала скомкал письмо, затем подумал, разгладил его и разорвал на части, выбросив останки в мусорку. Он бы его ещё и поджёг... — Придётся выплачивать компенсацию заказчику. Пятно на нашей репутации.
— Пятен у нас и без того предостаточно, наверное, война всё-таки, — Кико сложила ладони вместе, прижав кончики пальцев к нижней губе. — Может быть, возникли какие-то осложнения, о которых мы пока не знаем? Быть может, задание оказалось... м, с двойным дном? — она приблизилась к рабочему столу. — Вряд ли джоунин, которому ты доверял, мог провалиться ни с того ни с сего, правильно?
— Задание есть задание, Кико, — вздохнул Тобирама, притягивая к себе папку с наблюдениями за кланами со стороны АНБУ, её принесла не Эри, а молодой джоунин с волчьей маской, — и в этот раз не имеет значения, какие сложности возникли у него. Он обязан был выполнить его безупречно.
— Бука ты, Тобирама, — Кико взглянула на ястреба, — что будешь отвечать?
— Что такого более не повторится, не вижу иного варианта, — Тобирама взялся за кисть, чернила и новый лист, где начал тщательно и внимательно выводить свой ответ. Символы ложились на бумагу ровно, красиво, в этом послании Тобирама извинялся — горькая и неприятная вещь, эти извинения, особенно когда оплошность пошла затяжкой на гладкой шёлковой ткани его безупречной репутации, и кто же сделал эту затяжку? Кагами. Тобирама едва не заиграл желваками. В послании он также указал, что вернёт награду заказчику, вплоть до последней монетки... и уже вращал в голове их встречу: как будет вести себя Кагами, будет ли извиняться, как часто будет извиняться, будет ли смотреть в глаза?..
— Ты не забудь, что скоро ночь, — напомнила ему Кико, открывая дверь кабинета. — Я пойду в резиденцию, может быть, заварю для тебя нормальный чай, а не то, что ты там обычно себе завариваешь, — она улыбнулась, её улыбка так отличалась от улыбки Мито.
Тобирама только кивнул, отправил с ястребом ответ на послание, до темноты работал в своём обычном темпе — на износ, пока перед глазами не начали бегать чёрные точки. Затем, при свете лампы, он долго сидел не двигаясь, вращая в голове послание от заказчика, а после возвращался к Кагами — снова и снова, снова и снова — в голове у него промелькнула мысль: «А вдруг Кагами погиб?» — неприятный холодок пробежался вдоль его хребта. Нет, Тобирама покачал головой, он не погиб, не мог. А если бы погиб — что бы это изменило? Да, деревня лишилась бы талантливого шиноби, но было бы от этого больно самому Тобираме? Он не знал. Была бы тоска по вечным «я всё сделал, сенсей!» или по тем коротким взглядам, которые бросались украдкой в его сторону, когда они пересекались на улицах время от времени? Было бы больно, если бы пропал аромат лимонной цедры, которым наполнялся кабинет каждый раз, когда Кагами заглядывал в него? Не хватало бы его чёрных глаз, чёрных волнистых волос, чёрного жилета на молнии и с воротником и контрастной бледной кожи, губ, на которых время от времени разгоралась улыбка, за которой тот прятал многое и которой не всегда хотел делиться с миром каждый день. Несколько раз из задумчивости его вырывала Эри — она сообщила, что со всеми бумагами Данзо и Хирузен разобрались, уточнила, не нужна ли её помощь, а после, робко поклонившись, исчезла, пожелав доброй ночи. Тобирама остановился, только когда лунный свет заштриховал весь рабочий стол бледным дрожащим тоном — чистый серебряный атлас. Он зевнул, хотя мог бы заснуть уже давно среди бумаг и чернил, и начал свой ночной ритуал: защёлкнул дверь кабинета, спустился вниз по лестнице, вдохнул полной грудью остывавший воздух и двинулся в общественную баню. Обычно её закрывали в столь поздний час, но в середине недели, в жаркое лето, её двери были открыты почти до самого рассвета. Белая плитка приятно щёлкала под его сандалиями, пахло маслами, солью, мылом — чистотой. Обнажив торс и потянувшись в разные стороны, Тобирама, закинувший на плечо белое полотенце, выданное бодрым вежливым персоналом, направился к большой тёплой купальне. За последнее время он имел право немного расслабиться, перед тем как окунуться в долгожданный сон в тоскливой резиденции. Проходил по пустым коридорам, оставив на сохранность свои доспехи в шкафчике на замке, повесил сам ключ на запястье, вдохнул полной грудью приятное тепло, чистый воздух... как вдруг остановился. Знакомая чакра заставила его опасно прищурить глаза и считать медленно, очень медленно, до ста, стиснув кулаки. Бамбуковая дверь была ещё закрыта, но у него не возникало ни единого сомнения в том, кто составил бы ему компанию этой ночью в купальне. Бесшумно отъехала дверь. В купальне белый пар поднимался к самому потолку, всюду стояли тазы с водой, под ногами — опять белая плитка.
В воде, оттираясь от грязи, сидел Кагами.
Вполне себе живой Кагами.
В воде сидел Кагами, которого хотелось придушить.
Кагами, весь побитый, с синяками по всему телу и свежим шрамом на боку, будто его пырнули ножом, пытался избавиться от следов дороги, от пота. Он не заметил чужого присутствия, продолжая орудовать мылом и лохматой мочалкой, вздыхая; иногда он погружался под воду, потом выныривал, встряхивал головой, убирал волосы с лица и снова смывал пыль, песок, застывшую кровь. Тобирама, стоявший у самого входа, по-прежнему с полотенцем на плече, прочистил громко горло — достаточно громко, чтобы Кагами крупно вздрогнул и растерянно поднял на него глаза, когда мыло выскользнуло у него из рук. Он заметно выдохнул, будто бы сдулся, точно продырявленный воздушный шарик, и мгновением позже увёл взгляд в сторону, погрузившись под воду по самый нос.
— Как прошло задание? — поинтересовался Тобирама, прожигая его тяжёлым взглядом.
— А, задание, — забулькал Кагами, пытаясь нащупать на дне потерянное мыло, — я провалился, я знаю, вы недовольны, но позвольте мне объяснить... — он зажмурился, — хотя вы можете отчитать меня прямо здесь, если хотите.
— Я хочу услышать подробности, Кагами, — Тобирама опустился на скамью возле купальни. — Этот провал был недопустим. Как, впрочем, и любой другой провал.
— Я всё расскажу... — вздохнул Кагами, всё ещё не смотря ему в глаза.