Ехать никак нельзя

      Снова шумиха. Снова крики и ругань. Снова транспортная полиция. В этот раз начальник поезда встретил бравых молодцев в черной форме, стоя прижавшись к вагону Екатерины, и придерживая руками нос, чтобы кровь не капала на дорогую плитку столицы округа. Пока шестеро служивых разошлись вдоль состава, в случайном порядке опрашивая пассажиров, напротив начальника поезда встал главный транспортник. Это был статный пузатый мужчина с большими мозолистыми руками, и лысой головой, на которой лишь местами виднелись редкие седые волосы. На вид ему было лет шестьдесят, но он не смотря на свой возраст и живот сохранял прямую осанку. Он был одним из друзей гражданина Мескалита и его жены. — Ебать копать — ебать дремать. Ты чтоль, чумной?! — Леониду Юрьевичу пожал руку следователь-транспортник, вдруг рассмеявшись, — Ты че, нахуй, такой красавчик? Это тебя твой бабский коллектив тебе так наебенил, что ты их с премией на восьмое марта прокатил?       Начальник поезда рассмеялся и сказал, закрывшись уже другой рукой: — Серега, бля, не поверишь! Дважды меня какой-то пидорас отпиздил! — Ну-ка опиши, ща быстро найдем его бля. — Мужчина деловито сложил руки в карманы.       Мескалит указал на ближайший столб, где висела бумажка с ориентировкой на некоего вора два метра ростом. — Да вон харя его протокольная висит на каждом столбе! Я уже готов, бля, лично денег докинуть чтобы его быстрее нашли. Мне кажется, если честно, что несколько проводниц с ним в сговоре.       Мужчина почесал затылок, и сложил руки в карман штанов встав в тенек от вагона, и любуясь двумя молоденькими проводницами которые тоже прятались от жары в тени. — Ну так да. Тут даже Шерлоком быть не надо. Он же как то существует в поезде. Где-то спит. Как-то прячет награбленное. — Он показал на список, который составили его служивые по всему, что вынесли. — Двадцать четыре страницы просто так не вынесешь. И ладно бы он мелочь пиздил… — Он пиздит все, блять, от курток и зарядок, до ноутбуков. Это пиздец какой-то. И почему блять именно в моем поезде! — Так ты не один такой неудачник, хули ты расстраиваешься. Этот хуила уже лет десять как тут промышляет. Вас таких уже с десяток наберется дебилов безглазых. Но морду тебе первому набили.       Их разговор слышали почти все пассажиры. Внимательнее всего слушал Михаил, который обнимал свою куртку, стоя с соседом по койке сверху. — Видал, Циркунов. — Усмехнулся высокий статный парень лет тридцати, рассматривая Екатерину не без интереса, которая, заметив на себе его пристальный взгляд, тут же растерялась и запрыгнула к себе в вагон, сделав вид, что что-то ей срочно понадобилось. — Ты не один такой счастливчик. — Ага. — Растерянно прошептал Михаил.       Задумавшись, он повернул голову, с улыбкой посмотрев на оставшуюся стоять одинокую Алину, которая вжалась в стенку своего вагона, прячась от палящего яркого солнца. Девушка ему подмигнула с улыбкой. Когда Еки вышла с вагона, Алина тут же дернула ее за рукав пиджака, решив доебаться: — Слушай, а че Золото уже свалил что ль? — Да, вышел уже. Еще в Чернотопьях. — Сказала Екатерина, смотря на то, как мимо на полной скорости несется Ласточка, сияя своими чистыми стеночками на ярком солнце.- Он поиграл в героя, защитив меня от злодея, и решил уйти. — Спокойно скрывая тайну, сказала блондинка, опустив голову, — Меня Мескалит утром как прижал. Что аж не пускал поезд. И говорит признайся, да признайся. Он думает что я ворую. — Ты? — Искренне удивилась Алина, — Мда, мне не показалось, что он ебанулся в край. Вот бы рыжий пизданул бы его так чтобы он не вылез больше со своей норы. — Взяв паузу, кратко задрала рукав рубашечки, смотря на засос который оставил на ней Золото, и едва слышно сказала Еки, — Слышь, Александровна, а ты оказалась права.       Блондинка лишь заправила кудри за ухо и кивнула. Как давно она не слышала этих слов. Через некоторое время, вышедший с вагона муж проводницы быстро потащил ее за собой куда-то в сторону, выяснять произошедшее. Дождавшись, когда народ и около Алины разошелся, Михаил подошел к стоящей, и тихо спросил: — Ты мне одному помогла?       Девушка кивнула, и, оглядевшись в поисках начальника, никого не нашла и закурила. Пока вокруг никого, хоть можно покурить спокойно. Затянувшись полными легкими, она медленно выдыхала дым через нос и сказала: — Ты единственный, кому я помогла. Этот припиздок тут пятый год орудует. Ты один, кому я помогла. За пять лет.       Она снова затянулась сигаретой и сосредоточенно выдыхая дым через нос. Михаил рассматривал ее веснушчатое лицо, скромно переминаясь с ноги на ногу, спросил: — Как я могу тебя отблагодарить? — Все что я прошу, просто не выдавать нас. Забей на все остальное. — Судя по тому, что этого вора так никто и не поймал, вы отлично справляетесь. — Отлично. — Она улыбнулась белоснежными зубками, — Главное, что поезда всегда разные и начальники у них всегда разные. Да и мы не всегда друг с другом работаем. В этом рейсе просто невероятно повезло, что мы тут еще более менее знакомы друг с другом. Пару раз нашему прохиндею-воришке везло, и он воровал даже на незнакомых поездах. — Она кивнула, смотря на то как редкий ветерок раздувает сигаретку, снова ей затянулась, — Но он ворует не из хороший жизни, ты его тоже пойми.       Стоящий кивнул, и сказал: — Я бы может тоже этим делом занялся, самому иногда есть нечего. Да страх быть пойманным сильнее. Чтобы не провоцировать эти мысли внутри себя вот, с помощью друга, пошел в прокуратуру работать.       Алина задумалась над его словами и перевела взгляд на вставшего рядом мужчину в форме исполнения наказаний. Она сама пару лет назад носила такую форму. Она не с чем ее не перепутает. Знакомая нашивка на руке в виде орла с двумя перекрещенными мечами пробудила в ней давние воспоминания, из-за чего девушка даже была не в состоянии сказать свою дежурную фразу. Благо, подошедший товарищ был не из робкого десятка. — Добрый день гражданка проводница. — И вам здравия желаю. — Она хмыкнула, выкинув сигаретку в узенький провал между вагоном и перроном, — Чем могу?       Он улыбнулся и сказал: — А я к вам по делу. — Без дела тут никто не ходит. — Гордо сказала Алина, стоя рядом с Мишей.       Служивый вдруг протянул паспорт рапортовав: — С вами хочу ехать.       Она рассмеялась и сказала: — Первый раз вижу такого мужчину с таким предложением. — Она сверилась со своим списком пассажиров, в смартфоне, и сказала, — Я бы с радостью, но вы в соседнем вагоне. Могу пропустить, а можете подождать вторую проводницу. — Знаете, — мужчина кратко глянул на ее бейджик, — Алина Даниловна, в вашем вагоне хочу ехать. — В нашем вагоне едут те, кто едут в нашем вагоне.       Мужчину застопорила ее фраза, и выигранного времени хватило, чтобы пришла Екатерина. Она заправила кудри за ухо, встав рядышком с Алиной. — С вами хочу ехать. — Мужчина протянул паспорт уже блондиночке. — Вот так и заканчивается любовь. — Наигранно расстроилась Алина, — Я думала вы уже влюбились в меня, а вы всем так говорите. — Она рассмеялась, — все понятно. Выводы сделаны, генерал майор.       Мужчина искренне удивился, тут же спросив: — Сама служила?       Будь другой работник, он бы не стал признаваться в том, что он работал в исправительной колонии. Но это было явно не про Алину. Она всей душой гордилась тем, что работала в одной из лучших исправительных колоний страны, еще и добившись за довольно короткое время неплохой должности. Ее там научили и морды бить, и с огнестрелом обращаться, и заключенных пинать, да и прочим навыкам. Всему тому, что, к слову, явно пригодится, когда ты пойдешь с колонии работать проводницей. — Бывшая исполнявшая обязанности заместителя в отделе конвоирования, режима и надзора. — Она кивнула, сложив руки на груди, — майор Мкртчян.  — И все равно я бы с вами поехал… — не унимался мужчина. — Дайте угадаю, майор, во второй служили?       Она отрицательно покачала головой и сказала: — Одиннадцатка.       Еки пощелкала пальцами, привлекая внимание мужчины, который поразился сказанному, и, вручив ему паспорт, сказала: — Уважаемый, проходите, пять минут осталось до отправления. Место у вас пятнадцатое, нижнее, третье купе.       Алина проводила его взглядом, и попросила Мишу закрыть уши. Катерине такой команды не требовалось. — По вагонам, детишки! — Командным голосом приказала Алина, — А то кто не успел, тот не успел, останетесь тут платки вязать!       Пассажиры побрели внутрь. Проводницы запустили последних опаздывающих и запрыгнули в вагон. Алина сладко зевнула, прижавшись спиной к стенке своего вагона смотря с улыбкой на Екатерину, которая высунулась с вагона, вытянув руку с флажком. Поезд медленно пополз вдоль высокого перрона, начав стучать колесами по рельсам. Заскрипел на переездах на другие пути.  — Какой очаровательный мужчина у тебя. Генерал-майоры на дороге не валяются и в плацкарте не катаются. — У меня все очаровательные, красивые и добрые. — Екатерина усмехнулась.- Не прибедняйся, у тебя вообще два преподавателя едут. — Откуда знаешь? — Девушка оперлась о противоположную стенку, любуясь счастливым видом подруги. — Ну про того, кто рядом стоял, ты сама мне сказала. А второго я узнала. — Женщина улыбнулась, — Если мне память не изменяет, то это Галицков. Преподаватель муниципального права. — Откуда его-то ты знаешь? Тебя муж познакомил? Ты ж в своей шарашкиной конторе к муниципалитету вообще никакого отношения не имела. — Я не одно высшее закончила. — Она кивнула. — Дважды у него диплом писала. До него думала, что муниципальное право самый скучный предмет в жизни. Потом нам поменяли преподавателя, и попался этот товарищ. — Екатерина убрала руку, наблюдая за тем, как поезд быстро набирает скорость и наслаждаясь встречным ветром, — поговори с ним, если будет возможность. Один из умнейших людей был в моем университете.       Девушки закрыли двери и разошлись исполнять свои обязанности. Казалось, этот рейс в шесть дней никогда не закончится. Но их скоро ждал конечный пункт назначения.       Ночью по поезду снова заскользила знакомая тень. Этот силуэт с вечно сгорбленной спиной, едва видящим глазом и с портфелем на спине ни с чем не спутаешь. Михаил, который обрел себе лишний страх плацкарта, заметил идущего по полной темноте. Михаил выставил руку, остановив его, и сказал: — Снова здравствуйте. — Нахуй иди. — Огрызнулся стоящий, отправившись дальше, грубо оттолкнув его руку.       Парень осмотрелся, и пошел за ним. Они вышли в тамбур. Золото резко развернулся, не пойдя в последний вагон и спросил довольно грубым тоном: — Что теперь-то тебе надо от меня, уеба?! — Скажу «спасибо». Пускай ноутбук вернулся ко мне через посредника, он все же вернулся. — Степь заплатила за тебя очень дорого, нытик. Расхныкался он, картонный. — Я вам объяснил уже почему…       Данила вдруг снял с лица черную маску, и склонившись к нему, прорычал, прервав его: — Да поебать мне. Ты с ноутом. Я с платой за него. Все. Мы в расчете. Отъебись, а, пока я с тебя ещё столько же не содрал. — А много вы хотите?       Данил осмотрел его, и, хмыкнув, сказал: — Ты не в моем вкусе. — Можно на вас посмотреть? — Да ебать, ты че блять доебался до меня, как пьяный до радио, спой да спой. Слушай, мы в расчете. Отъебись худая жизнь, приебись хорошая. Как тебя звать ваще? — Михаил. — Слышь, Михаил, — Данила плюнул в него, — Нахуй иди, а?!       Рыжий пошел дальше, засунув руки в карманы. Переступив междувагонье, уже хотел было по привычке постучаться к Еки, но заметив, что этот чертила от него не отъебался, вдруг остановился опустив голову около титана. — Че еще то тебе надо? Ориентировка на меня есть у любого уебка из транспортной полиции и на каждом столбе уже блять. Коррупционеров так не ищут, как меня. Ты ментяра чтоль ебаная. Хули ты приебался. — Преподаватель я.- Михаил хмыкнул. — Я не много прошу.       Данила повернулся к нему и снял с головы капюшон, наклонившись, чтобы Мише было лучше его разглядеть. Посмотрел своими зелено-голубыми глазами в серые глаза парня.       Они простояли смотрят друг на друга пару минут, после чего Золото медленно выгнул больную спину. Снова скрыв свои рыжие волосы под капюшоном, а лицо под маской, и съебался дальше в вагон, решив пока не беспокоить Еки. Услышав, что за ним больше никто не волочится, он дошел до самого конца поезда. Встал в тамбуре, и молча закурил. Через какое-то время, явно не быстрое, к нему подошла Еки. Встав рядом, она молча уперла взгляд в тот пейзаж которым любовался Данила в оконце последней двери поезда. Они синхронно переглянулись. Еки закрыла дверь, что вела в тамбур на ключ, а Золото лишь повернул рычажок, который открывает последнюю дверь, ведущую в никуда. Они сели вдвоем в довольно узком проходе свесив ноги и просто молчали, думая каждый о своем.       Стоял грохот от железных колес, отбивающих ровный ритм. Длинный железный червь мчался по накрытым ночным покрывалом полям с опустившими головы подсолнухами, с цветущими фруктовыми садами с ровными рядами деревьев. Прохлада прокралась внутрь тамбура, прогнав тепло. Еки опустила голову, смотря на пути не моргая по несколько минут. Данила же повернул голову, любуясь ей. Мягким жестом пригладил ее растрепавшиеся светлые волосы. Он чувствовал, что ей больно и плохо. Знал почему. Но он не мог ей помочь. Побоялся быть обвиненным. Но ей уже никто не мог помочь. Рыжий стянул с себя толстовку укрыв девушку ей от прохлады, сам оставшись в черной футболке с бирюзовой надписью «Лицемер». — Может и правда вернемся? Я устала боятся. — А я устал жить вне закона. Но меня же посадят, если я объявлюсь. — Данила пожал плечами, когда она подняла голову. — А меня думаешь нет? — Еки улыбнулась, — я же самый злой коррупционер.  — А я самый смышленый вор и возможный убийца. И что будем делать? — Не знаю. Наслаждаться. — Еки тяжело вздохнула. — Марина может сдать тебя. Начальник поезда знает ее. Он мне в претензию много чего тем утром выдал. Мне все равно на себя. Я боюсь за тебя.       Данила ее обнял, и тихо прошептал на ухо, проведя руками по мягким нежным кудрявым прядкам: — У тебя есть за кого боятся. И кого любить. Марина не наша забота уже лет пять. — Но вот мы ее с тобой один раз увидели, и наши жизни начали катиться не туда.       Они тяжело вздохнули. Данила опустил голову и улыбнулся ей, медленно проведя теплой рукой по ее впалой щеке. Тонкие бледные губы дрожали. — Ты сама все понимаешь. Ты девочка мэра города. Не смотри на меня так. — А ты чей мальчик? — Свой. — Данила улыбнулся, — Иди, проводница, тебя бедолаги ждут. Ехать хотят с тобой. Сегодня опять твоя очередь распахивать двери для всех желающих.       Еки убрала его руки от себя, жестом показав ему молчать. Поезд понесся по мосту над большой шумной рекой, по оба берега которых стояла деревушка. Как поезд снова побежал по равнине, голубые глаза медленно закрылись. Еки тяжело вздохнула, собираясь с мыслями. Данила уже понимал, что сейчас его будут ждать нотации. Он никогда не ошибается в трактовке ее чувств. — Дань, слушай, а ты ведь седьмого числа официально уволился? — Когда рыжий кивнул, она уточнила, — Седьмого июня? В тот самый момент четыре года назад? — Не задавай вопросов на которые ты знаешь ответ. Да, Еки, седьмого. В понедельник. Госпожа с гордостью лично мне въебала статью по хищению имущества, с грохотом выкинув меня. — Он пожал плечами, — Я дождался своего. Сказал же, что как меня выкинут оттуда, я первым же поездом уеду. Так и получилось. — Данила вдруг переменился в лице, сложив ноги под себя, и повернувшись полностью к девушке, — Ты же знаешь сколько наших тогда Маринка вышвырнула. В тот день много кто пошел с увольнением домой плакать. Но кроме статьи по сокращению штата, и прочей хуйни были еще несколько необычных статей увольнения.       Еки подняла взгляд, перебирая в уме все новостные сводки за тот момент. Она не знала почему вдруг Золото настолько сильно переменился. Словно ему было больно об этом говорить. — О чем ты? — Ты не захочешь этого знать, поверь мне. Не захочешь знать по какой статье и кто ушел вместе со мной. — Знаешь, — Девушка медленно сняла с бледного тонкого пальчика обручальное серебряное колечко, и сказала, — мне надо с тобой поговорить. Это очень важно. Я всего раз, будучи твоей начальницей, успела тебе эту лекцию прочитать. Но ты тогда не воспринял меня в серьез. — Не знаю о чем ты. Я все время был занят тем, что уворачивался от пиздюлей твоего зама, тебя, или той припизднутой и ее четырех замов, а так же бля остальной половины управления. Меня буквально каждый второй был готов за что-то задушить. Так что у меня была серьезная причина пропустить пару твоих монологов, знаешь ли. — Знаю. — Еки вздохнула, — Ты когда рассказывал им о своей ситуации, сказал о том, что им, как начальникам, всегда все равно было на тебя, и они в любом моменте удержатся. А ты не думал о том, что проблема не в начальниках? — А в ком еще. — Данила вдруг оскорбился этой фразой, — О чем ты, бля. Конкретней, пожалуйста, пока я не надумал себе лишнего и не прибил тебя тут со злости. — Ты сам все понимаешь. Ты у меня был умным мальчиком. — Она провела рукой по его рыжим волосам, — Просто не хочешь себе в этом признаваться. Ты то мне жаловался, то потом той, которая села на место начальника отдела вместо меня на то, что люди в отделе не имеют равные условия. Что «все животные равны, но какие-то ровнее.» А тебя игнорировали. Помнишь ведь это? — Она усмехнулась очень грустно, когда он кивнул, — Ты ведь всегда со всеми был в равных условиях. Ни у кого к тебе не было никакой предвзятости. Дела по отделу распределялись одинаково. Норма дел у всех была одинаковая. Тебе, как отработавшему в отделе на своей должности давали двадцать дел в день, девочке, которая пришла с улицы месяц назад, падало на стол те же двадцать дел, и человеку, отработавшему в управлении с момента его создания, а то есть больше сорока лет, падало двадцать дел. Наш отдел — как олимпийцы бегущие в паре, передающие палочку. Мы все должны были бежать на одной скорости. Так, чтобы все успевали. Всем давали одинаковый груз. У всех были сильные проверяющие, которые прикрывали вас со спины. Просто пока тебя ставить в равные со всеми условиями — ты становишься отстающим. — Так не должно быть. Если бы мы все бежали с равной скоростью, то того, что происходило в самый последний момент перед тем, как тебя столкнули, не было. — Подумай сам. — Еки обняла своими худенькими руками ноги, положив на них голову, говоря тихо и с приятной материнской заботой в голосе, — Ты мог удержаться на равных с людьми любого стажа только тогда, когда задерживался и выходил в выходной. Но весь наш отдел был принципиальных упертых баранов. Марина нас за это ненавидела. Наш отдел было никаким хлыстом, никакими богатствами не заставить выйти. Всех вымаливали выходить на праздники или в выходной. Заставляли сначала словами, а потом и лишением премии вплоть до оклада в три шестьсот выходить вне рабочего времени на работу. Но все выполняли свой объем в рабочее время. И все справлялись. — Ненавижу эту фразу! — Вдруг вскрикнул Золото, закрыв покрасневшее лицо руками, — Заткнись нахуй! Сорок человек в отделе! Тридацать девять успевает, сороковой нет!       Он моментально впал в ярость, со всей силы ударив рукой по металлическому полу и громко вскрикнув. На его лице красными пятнами растеклась злость, а обида покатилась солеными слезами. — Заткнись! Ты же знаешь я ненавижу эту фразу! — Тихо. — Еки положила руки на его плечи, наклонившись к нему, и прижала к себе, словно маленького ребенка, — Даня, успокойся и послушай меня. Послушай мой голос. Успокойся. Подумай сам. Когда я ушла в другой отдел, вас стало чуть меньше. Всего пятерых уволили за те четыре года, пока ты не ушел. И что ты почувствовал, когда начал понимать, что новая начальница косит ленивых и неуспевающих косой сокращений? — Что я могу стать следующим. — Дрожащим голосом прошептал Золото, вцепившись в ее темно-синий пиджак, и вдыхая полной грудью едва уловимый аромат духов, — Я любил эту работу. Любил ее больше всего. Я был последним человеком, которому хватало «спасибо за работу». Я не просил денег. Не просил премию. Я просил сказать мне «спасибо». Что я за бесплатно остаюсь, задерживаюсь, выхожу в праздники и в выходные. Что я бегу без единого выходного, работая по двенадцать часов, лишь бы догнать отдел. — У тебя начались ночные кошмары. Я помню, как ты первый раз ввалился в мой кабинет, когда я уже заведовала тряпками и бумагой, слыша, как за соседней стенкой вычеркивают последние дни моей работы здесь. Ты был загнанным в угол диким зверем. Твои глаза были полны ужаса. — Она максимально близко к нему наклонилась и прошептала, — Тогда ведь часть тебя понимала, что ты тоже просто ленивый и неуспевающий. Все считали тебя тихой рабочей лошадкой. Что ты просто трудоголик. А ты всегда мне шутил, что соревнуешься со мной, кто из нас раньше уйдет. Пойми, Данила, ты сам знаешь свои недостатки. Это я видела тебя в деле и знаю правду о тебе. Но ведь остальные нет. Они же верят твоим словам. И говоря о том, что начальники тебя просто не любили, не ценили и подставляли — ты просто обманываешь себя и всех, кому это говоришь. — Это было не так. Госпожа постоянно лишала меня премии за то, что я вечно был в завале. Но я же работал с двумя сильнейшими проверяющими! Греб двойную норму! Почему же я обманщик? — Ты сам гордился тем, что начинал работать в одиннадцать. Все субботы мог просто смотреть фильмы на рабочем месте, чтобы не тратить дома зарядку на ноутбук. Хороший день у тебя считался тот, в котором ты принтер в три часа дня включал. А Марина Николаевна нас всех лишала премии, и орала на нас на всех, потому что ей со столицы прилетало по голове. Со столицы прилетает ей сильнее, чем тебе от меня. — Когда ты ушла, они с начальницей отдела вошли во вкус, и просто орали на собраниях так, пока не охрипнут. И считаешь нормальным, что я три месяца жил на одном окладе, который, мне, блять, еще и порезали? Да, заебись, у меня учеба, ипотека, налоги, умирающие родители с дорогими таблетками. А ты меня уверяешь в том, что это я дурак. А Маринка стоит в своем белоснежном пальто, и ей там даже не холодно на вершинах ее моральных устоев. Екатерина Александровна, я слепой, но не тупой. Эта же, блять, Маринка, я напомню, на одном из первых собраний, как я пришел к вам работать, гордо говорила о том, что ты, и еще несколько человек ее чуть под прокуратуру и гильотину суда не толкнули. И что она одна не сядет, а поделится сроком и штрафами с обществом, и утянет за собой в тюрьму половину нашего управления. Помнишь, как я тебе денег занимал, когда ты каждое утро и каждый вечер то в управление по экономическим преступлениям ездила, то в суд, то на допрос. Что, мало тогда на тебя штраф наложили в стоимость двух моих квартир? Ты ведь его так сама бы и не погасила, если бы за того картонного уебка мэра не вышла замуж. — Тобой все время манипулировали. А ты верил этому. — Екатерина провела прохладными руками по его покрасневшим щекам, — Тебе сказали никому не верить и ты им поверил. Даня, я тебя ведь не этому учила. — Ты учила меня, что на работе я гордый воин с тяжелым копьем. — Его голос задрожал. Он закрыл глаза, вцепившись в девушку, — Как бы мне не было тяжело, как бы не было больно, я не могу покинуть это поле боя. Когда тебя оттолкнули от меня, я остался один. Моя психика не выдерживала вечных переработок, криков «срочно, надо было сделать еще два дня назад». и прочего. Я терял концентрацию, меня засыпало таким объемом дел, с которым в хорошие времена я бы справлялся за час. — Ты стал моим лучшим учеником, Данила. Ты лучший воин во всем моем отряде. — Но сейчас уже нет того сильнейшего отдела во всем округе. Ты стала проводницей, а я — жалкий вор. Но у меня до сих пор осталась привычка стоять до последнего. Я не могу бросить свое копье. Не могу сказать, что оно тяжелое. Но и не могу держать его так же крепко как и раньше. Я каждый рабочий день сгорал дотла. Впадал в уныние, следом в ярость. Последний год, как тебя рядом не было, меня начала сжирать депрессия. — Ты расскажешь мне о том, что живет у тебя внутри? Я чувствую, что тебе стало еще хуже. — Там чернота. Все мое обломанное детство, все мои осколки юности. И все мои десять лет работы в управлении. Они все подпитывали чудовище которое родилось вместе со мной. Раньше оно было безобидной собакой. Но чем старше я становлюсь, тем сильнее зверело и дичало чудовище внутри меня. Пепелище от меня после десяти вечера на протяжении этих десяти лет кормило его. — Зелено-голубые глаза закрылись, давая горьким слезам капать на бледные тонкие руки Еки, — Я прозвал его Кошмаром. Я не сплю по ночам. Оно бродит за мной по теням. Седьмого июня я уволился не один по такой необычной статье. В связи со смертью работника уволили седьмого июня двоих. — Я слышала это из новостей. Но я думала, что там просто наши посетители разбушевались. У нас постоянно кому-то морду в клиентской службе били.       Еки села перед ним колени, вытирая горькие слезы с лица Золота. Он сидел перед ней словно раскрытая книга. Он открывался так только перед ней. Только она его не обманула и не предала за все это время. И он мог показаться таким, каким был. Забитый обществом двадцатилетний мальчишка, дышащий от немощи через рот. Внутри него и правда, если прислушаться, можно было услышать рычание. Кошмар всегда был там. Когда она делила с ним одну постель в те далекие времена, она слышала это рычание. Они с Кошмаром были связаны. Скованны одной цепью. И он пожирал его изнутри. С каждым годом, пока он мелькал перед ней в самые редкие дни ее бесконечных зим и лет, Золото становился все слабее морально. Когда слезы перестали литься, а последние влажные следы стерла прохладная, по-матерински мягкая рука, Золото поднял покрасневшие зелено-голубые глаза. Они просидели в тишине порядка часа, прежде чем он успокоился и сказал свой самый большой секрет о котором не знал никто из ныне живущих в мире: — Нет, это сделал я. Седьмого числа я убил их обоих. Ту, которую столкнула тебя под косу госпожи, и ту, которая могла бы быть у меня.       Эта новость выбила Еки из колеи на очень продолжительный срок. Она пошатнулась, резко ослабела, и прижавшись спиной к стеночке, медленно съехала по ней, пытаясь понять все что происходит. Сжалась в комок, обняв свои ноги. Она видела в его прекрасных глазах Кошмар. Слышала его. Но не знала, что он давно уже перестал контролировать эту дикую собаку, сорвавшуюся с поводка. Истерзанная войной и голодом душа обливается кровью. Значит искра человечности скоро совсем погаснет в нем. — Послушай. Ты понимаешь что ты сделал? — Она подняла растерянный взгляд, медленно надевая обручальное колечко обратно на палец, — И ты ведь не получил наказание за это? — Нет, не получил. — Данила кивнул, — я бы сидел минимум лет пятнадцать, если не больше. Но ты понимаешь почему я это сделал. Они обе чудовища, явно не меньшие, чем та, которая стояла над ними. — И что, с ней ты так же расправишься? — Да, Катя, так же.       Снова пауза. — А я ведь, — Блондинка заправила прядку волос за ухо, смотря на свои трясущиеся руки, — была твоим начальником. Так же как и те, кого ты утянул за собой по восемьдесят третьей статье. Ты ведь это понимаешь? Со мной ты тоже самое сделаешь? Я тоже, если меня выбешивали, и я была очень уставшая, была чудовищем. И явно не хуже, чем они. И ведь мы оба с тобой это понимаем. И ты сам мне десятки раз рассказал о том, что отдел который я закрывала собой от злости всех, начиная столицей страны, и заканчивая гневом других отделов на наш, что они ненавидят меня так же, как и ты ненавидишь их. Ты просто попался под меня, и ты не видел тех, кто были до меня. Я тоже была чудовищем для своего отдела. — Я не поступлю с тобой так. — Тут же прервал ее размышления Золото. — Но у кого то был такой вопрос. И кто-то так же как и ты думал об этом. Я тебе тысячу раз говорила, что чудовище внутри тебя начало властвовать над тобой. Оно заверило тебя, что ты обделен правами. Что у тебя больше нагрузка. Что тебя не ценят. К нам ко всем одинаково плохо относились. Но если ставить тебя в равные условия — ты моментально станешь отстающим. Ты будешь гением только среди глупых. Я закрывала на это глаза. — Я не могу даже на тебя руку поднять. У меня не хватит сил тебе навредить. Даже не смей думать о том, что тебе грозит такая же судьба, которая постигла тех крыс. — Я понимаю почему. — Еки уперла руки в пол, — Заботилась о тебе. Потакала тебе. Защищала тебе. Поэтому я для тебя не стала таким чудовищем. Единственная жалела тебя и заботилась о тебе. Гоняла, чтобы ты бросил пить и курить. Чтобы не оставался по ночам и за кофту вытягивала с рабочего места поздно ночью. Но я просто научила тебя не тем идеалам. Я научила тебя работать до чистого стола. Я всех этому учила. Но никто кроме тебя меня не послушался. Я стала твоим авторитетом. Но нет никакой гарантии, что человек в тебе однажды утром не решит покончить с собой, перестав держать свое копье в драке с диким зверем. — Ты знаешь почему я этого не сделаю. — Он взял паузу, прекрасно понимая, что сейчас скажет то, что ему нельзя говорить. Склонившись к испуганной девушке, он положил свои теплые руки на ее бледные щеки с веснушками, и, заглянув в глаза, прошептал, — Я люблю тебя. И всегда любил. Даже когда ты себя ненавидела. Я вытащил тебя с того света. Не дал тебе погибнуть.       Убрав несколько светлых прядок, он осторожно коснулся ее тонких губ своими губами. Это давно забытое чувство. Запретное. Им нужно снова надеть маски двух незнакомцев. Так будет лучше для всех. Когда на улице начало подниматься солнце, Еки тихо сказала, повернув голову к бесконечным путям, которые оставались за поездом. Они неслись по непроглядному лесу, где начали медленно пропадать тени. Все так же опаздывают. Несутся не сбавляя скорости через деревушки. — Оно того не стоило. Я бы хотела, чтобы ты дал мне умереть.       Солнце поднялось из-за горизонта, освещая бесконечные заболоченные территории. Поезд ехал свой последний день. Завтра они с утра приедут, и все закончится. В семь часов двери всех вагонов открылись на большой станции. Очень много курящих вышло на большую площадь перед вокзалом, рассевшись по лавочкам и поребрикам, разговаривая о своем. Кто-то выскакивал из поезда убегая сразу на работу. Очень многие волочились не спеша, лениво тягая за собой чемоданы, что грохотали по брусчатке. Екатерина гордо держала оборону за два вагона, проверяя билеты. Начальник поезда медленно дошел до самого конца и остановился ровно напротив нее.       Отдав билеты и документ гражданина мужчине, проводница мягким жестом указала на раскрытую дверь своего вагона. С соседнего вагона вдруг вывалилась в пижаме Алина. Девушка грубо толкнула начальника в сторону, едва сдержавшись, чтобы не отправить его по своему любимому направлению. Развязав жуткое гнездо на голове, девушка сонно потерла лицо от следов подушки и засунула руки в пижамные штаны, стоя рядом с Еки в дырявых домашних тапочках. Пока пока младшая проводница стояла со своей идеальной прической, в идеально ровной рубашке, заправленной в штаны, накинув сверху свой пиджак прекраснейшего темно синего оттенка, в маленьких туфельках, Алина выглядела как тролль выбравшийся из пещеры. С копной на голове, похожей на гнездо аиста, и в мужской футболке которая, была ей слишком большой, на которой виднелись цветные пятна неизвестного происхождения, похожие на пятна от вина, ибо были преимущественно розового и красного цвета, которая была наполовину заправлена в штаны, одна штанина которой была оборвана сразу после колена, еще и довольно криво, а вторая слишком длинная, и подвернутая в несколько раз, дополняемая невероятными тапками. Голые щиколотки сияли красными шрамами, которые ей оставили служебные собаки, а на оголенных руках и шее виднелись свеженькие засосы.       Еки с улыбкой посмотрела на Алину, перевернув свой бейджик. Алина же громко чихнула, напугав нескольких пассажиров, и, лениво почесавшись, достала чипсину из волос, и съев ее, гордо сказала: — М-м-м, принглс оригинальный. — Облизнув пальцы, похлопала по карманам руками, и, достав свой бейджик, повесила его на футболку. — Мкртчян, что за вид?! — С нескрываемым отвращением спросил Мескалит. — Я же старший проводник. — Она горделиво указала на бейджик. — Соответствую имиджу компании перевозчика. — Алина лучезарно улыбнулась, — Вина? Водочки? Блюда из вагона-ресторана? Обращайтесь, гражданин начальник.       Мескалит молча ушел в ужасе. Алина проводила его взглядом, и, закурив гордо сказала: — Нахуй иди, а, уеба.       Она накинула на футболку свой прекраснейший мятый пиджак и продолжила курить. Еки с улыбкой осмотрела ее. Проводницы вдруг начали громко хохотать. — Работник месяца, блять. — Гордо сказала Алина, потушив сигарету о корпус вагона и села на корточки, — Бля, грустно без нашего эль-долбоебо. — Она закинула голову, смотря на подругу, у которой вид был совсем отрешенный, — Что случилось, Еки? Тебе от муженька прилетело по шапке, что ты опять улыбалась другим людям? — Нет, мы с Золотом поговорили ночью. — Она повернула голову в сторону, закрыв грустные глаза. — Ничего хорошего я от него не услышала. Будь осторожна, я прошу тебя. Он совсем дичает. — Ой, ебать, ты меня-то предупреждаешь? — Алина расхохоталась, — Я с этим уебком, бля, нашла общий язык. И ясен хуй он дичает. Он больше половины года взаперти просидел. Я как-то в выходной съездила к нему в гости. У него такие соседи добрые — они, видать, думали, что он с хаты съебался, и взяли ему дверь великами, да своим мусором завалили. Я, бля, девка не промах. Взяла заяву написала. «Мусор не складировать в коридорах общего пользования. Штраф: лопатой по морде». Так и все, на следующий же день все убрали. — Я не была у него в гостях ни разу. — Еки пожала плечами. — Так надо побывать! Слушай, Катерина, бля. Ты мне че-то не договариваешь. — Не называй меня по имени. — Ах, прошу прощения, Екатерина Александровна, но я тут старший проводник.       Алина тут же получила подзатыльник и начала громко хохотать. Осторожно отсела от нее подальше, встав с другой стороны своего вагона. Сжав в зубах сигарету, сказала: — Опасная какая девица. Я тебе, бля, ща устрою допрос с пристрастием. Что-то ты мне явно не договариваешь. Ох что-то у тебя явно было с Золотом. — Помолчи, Степь. — Еки шикнула на него, — Илья все еще здесь. Ему много поводов для ревности не надо.       Степь все же поднялась, выпрямившись в полный рост. Отряхнув свою футболку, резко обняла Еки за талию, прижав к себе, и поцеловала в щечку. Блондинка тут же ее попыталась оттолкнуть, но Алину это лишь раззадорило. Она обняла ее за шею, и решила поцеловать уже в наглую. Стоящие на перроне Максим и Илья были поражены открывшейся картиной. Прикинувшийся тенью от фонаря, Золото рассматривал их.       Он не мог нарадоваться тому, что видел. Девочки и мальчики на этом маршруте были очень счастливые. Они дурачились, веселились, грубили начальнику поезда, и ничего не боялись. Он, не вылезавший из своей норы несколько месяцев, и одичавший до почти звериного состояния, рядом с ними начинал чувствовать себя живым. Все эти пол года его грызли суицидальные мысли, снились бесконечные кошмары, и организм отказывался жить, наплевав на самосохранение. А сейчас он стоит живой, первый раз за долгое время улыбается, смотря на счастливых людей. Его никто не шпыняет, не бьет. Ему не надо защищаться и бросаться на людей, в попытках защитится. На него никто не нападает. Подняв голову, он посмотрел покрасневшими глазами на яркое голубое небо. На него светило теплое солнце, что растопило все снега в этом северном крае. Как давно он не видел этого небесного светила. Как давно он не спал по ночам. Сегодня была первая ночь, когда ему не снились кошмары.       Алина, все же поставившая обратно на ноги Еки, начала громко хохотать, заметив на себе злобный взгляд полный ненависти Ильи Александровича. Еки с отвращением вытерла губы об рукав пиджака и поплевалась в сторону от мерзкого привкуса сигарет. — Спасибо, красавица, — Степь низко поклонилась ей, — Жду тебя вечером у себя, как договаривались. — Да иди ты. — Еки перевела взгляд с нее на Данилу, и улыбнулась ему. — Целоваться сначала научись, а потом лезь ко мне.       Алина решила посмотреть на того, кому же девочка улыбнулась, и, заметив Золото, тут же бросилась к нему. Рыжий вскрикнул, и бросился бежать от нее. Едва не убившись, побежал по брусчатке. Перепрыгнул несколько скамеек, перескочил клумбы. Несся на полной скорости вдоль всего состава. Но Степь тоже не пальцем деланная. Она довольно быстро догнала его, и, подпрыгнув, повисла на нем, свалив прохиндея в лужу. Данила начал хохотать, когда ее ручонки полезли под его толстовку. — Ай, да мать твою. Ты какого хера творишь ваще?! — Ты, проститутка рыжая, я ж тебя ща утоплю нахер в этой луже. Это че бля тебе моя Катька улыбается. Ты, тварь…       Данила решил, что выдавать свои тайны он не хочет, и резко притянув ее к себе, начал жадно целовать. Девушка опешила, оперевшись руками в его крепкие плечи, и отвечала ему на поцелуй. Спустя почти минуту с неохотой отстранилась удивленно смотря в его зелено-голубые глаза. — Я вижу как ты на меня смотришь и как ты от меня краснеешь. Не ревнуй. Катя не в моем вкусе. Можешь сколько угодно пиздеть всем вокруг, но я слишком долго работал на государство. Ты, собака на банкете, и я для тебя самое желанное блюдо. — Тварь. Ну ты ниче такой, да. С пивом покатишь. — Она наклонилась к нему, и прошептала на ухо, — Мы завтра приезжаем. Ты снова бросишь нас на пол года? — Ты хочешь чтобы я остался? — Он запустил руки в ее густые волосы. — Очень хочу. — Беззвучно прошептала Алина, любуясь его покрасневшим лицом. — У нас будет десять дней выходных. А потом, я надеюсь, нас на другой маршрут толкнут и мы поедем с другим начальником поезда. Этот уебок перепончатый ваще козлина, твою мать. Ебни его. Я тебе заплачу. — Это будет стоить дороже, чем ноут того сопляка. — Эй, этот сопляк, между прочим, в прокуратуре работает с понедельника. — Алина кивнула, — Вот я тебя ему сдам и посадят тебя далеко и надолго, ворюга. — Это еще доказать надо. — Рыжий снова начал ее целовать, — У тебя уже нечего воровать. Души у тебя нет, красоты тоже, да денег тем более. Тебя жалеть надо, а не грабить. Вот ты и согласилась мне натурой платить. Денег-то нихуя. — Да что ж ты за тварь. — Степь схватила его грубо за волосы. — Ну все, пизда тебе, уеба. Тебя, блять, даже на рельсы не столкнуть, потому что из-за тебя любой поезд наебнется. Ты, нахуй, псина крашеная, я тебе сейчас оторву сейчас все то что у тебя там с кармана торчит.       Данила достал из кармана смартфон начальника поезда и, хитро усмехнувшись, сказал: — Хочешь я тебе его подарю? Он мне почти поддался. — Ебать, он же двести штук стоит. Ты че, охуел? А если Мескалит его узнает? — Я бля, ворюга или долбоеб? — Он кивнул, — Я тебе его перекрашу, почищу от мусора, да отдам. Вместе с зарядкой. — Данила улыбнулся, — Эх, Алина, глазки то загорелись. Какая ты падкая на денежки, да на технику.       Алина аккуратно достала дорогой смартфон из его руки, и, отложив его в сторону, начала душить злодея, который ворочался, пытаясь ее скинуть. Заливаясь смехом, он слегка выгибался, еще больше пачкаясь в луже. Как же было хорошо среди тех, кто не пытается тебя обмануть, сдать или предать. Он сам дурак, и нашел себе в качестве пассии такую же дурочку. Нет, не умного взрослого человека. Дурочку Степь. Умная и взрослая состоявшаяся морально как человек с высокими моральными принципами досталась другому. Однажды Степь тоже услышит рычание Кошмара. Однажды он потеряет ее так же, как потерял свою Екатерину.