"(НЕ)Принятие"

      Неделя в лазарете, ещё неделя больничного. Уокер я не видел всё это время, лишь нервно заглядывал на этаж, видя через распахнутую дверь лазарета койку, у которой в ногах сидели поочерёдно чуть ли не все обитатели школы, с кем она общалась. Последней каплей оказался визит Ребекки. Я ушёл в тот день и больше не появлялся. Незачем было. Мать больше нужна в такие моменты. Знал, что Лора исправно таскает в лазарет и спальню подруги книги и задания для самоподготовки. Мими самозабвенно что-то рассказывала об адской диаспоре. Кажется, демоница всё ещё не теряла надежды, что Вики сменит направление.       Но нет…       Вечера с альбомом перед зеркалом — бессильные попытки улыбнуться. Головная боль, словно назло, словно доказывая в очередной раз — не достоин. Вспышками до сосудов, полопавшихся в глазах. И всё равно попытки. Понять бы ещё — зачем?..       Извинения сквозь зубы от Геральда за поспешность суждений. Разговор с Кроули, чтобы уточнить обстоятельства: какого дьявола меня понесло на ночь глядя летать, пугать девчонку… Хотелось закатить глаза, послать всех к чёрту и уйти куда подальше. Вместо этого — вытерпел, выдержал. Она терпит боль от срастающихся крыльев — неужели я не могу выдержать какие-то бесполезные сотрясания воздуха от несведущих?..       Занятия закончились, в кабинете тихо и пусто, слава всему святому. Отложив очередную стопку проверенных пергаментов, я откинулся на спинку стула. На подоконнике лежал альбом, который я рассматривал теперь то с ненавистью, то с усталостью. Как она подписывала последний рисунок: «Почему не выходит?!». Вот и у меня не выходило. Закостенел, закоченел, зачерствел, как старая краюха пересушенного хлеба из самой дерьмовой муки грубейшего помола. Тошнотворный, даже не заслуживающий быть…       Из мыслей и созерцания вывел тихий, едва отмеченный стук в дверь. Я провёл ладонями по лицу, отводя волосы:       — Войдите.       Не возникало нужды оборачиваться. Тихая невесомая поступь, шелест юбки платья, вздох:       — Я… Простите за беспокойство, я хотела поблагодарить за помощь и сдать отработки за пропуски, чтобы не возникло недопонимания в преддверии экзаменов, — Уокер застыла на пороге, закрыв за собой дверь. — Или лучше позже зайти?..       — Всё в порядке. Давай сейчас, — я отмахнулся, сев вполоборота. — Рад, что ты цела. И извини за грубость. Перенервничал после столь… неоднозначной реакции.       Вики вспыхнула, опустив голову. Пара торопливых шагов к столу, она разложила несколько заготовок амулетов, вынутых из мешочков. Крепления ещё не прижаты, чтобы можно было без проблем перебрать состав. Попутно рассказывала, что и в какой технике выполнено. Ошибка была только в одном амулете. По сути не фатальная, но могла привести к сбою.       Невольно считав энергию, я отметил отголоски вереска. Странно, должна была быть унаследована от матери. Шалфей ещё тревожил воспоминания. Но Вики… Вики, видимо, больше почерпнула у отца. Тонкий шлейф от волнения, лёгкая горчинка и свежесть. Почему-то хотелось зажмуриться, но я не отвлекался, вслушиваясь в голос, в пояснения, не перебивая. На стол опустились пергаменты следом за амулетами. Все расчёты с рекомендациями огранки и подбора элементов.       Повисла пауза, которую Вики перебила тихим вопросом:       — Всё в порядке?..       — Одна ошибка, — я чуть усмехнулся, указав на амулет. — Ты ведь поняла в чём, но сделала по учебнику. Здесь должен быть аметист, а не розовый кварц. Такой состав снижает эффективность…       Она потупилась:       — Да, но в задании чёрным по белому был указан состав…       — Стоило обратить внимание на автора учебника, — я подтянул экземпляр к краю, указав на своё имя на обложке. — Некоторые ошибки вносятся намеренно, чтобы проверить понимание предмета. Так что не стоит слепо выполнять именно то, что от тебя ждут…       Она вздохнула, недоверчиво подняв глаза. Взгляды встретились, почти с треском. Примагничивая зрачки, заставляя невольно дёрнуться от промелькнувшего воспоминания в падении. Моё собственное озадаченное лицо, вспышка паники, отчаяние… Новые для неё эмоции от старого сухаря. Хотелось поёжиться от того, что моё лицо ещё способно подобное отразить. «Это, но не улыбку…» — фыркнул я внутренне.       Вики вздрогнула, когда воспоминание оборвалось:       — Простите…       — Не стоит извиняться… Это нормальное желание — сделать правильно, но не всегда «правильно» оказывается тем, что нам представляют. Кстати… — я протянул руку, забирая с подоконника альбом и протягивая его владелице, — кажется, это твоё… Прости, я не удержался и просмотрел содержимое. Ты прекрасно рисуешь.       Охнув, девушка ухватилась за альбом, прижав его к груди. Румянец стал ещё насыщеннее. Голова опустилась ниже, скрыв лицо от моего внимания волнистыми волосами. Пальцы побелели от того, как вцепилась в обложку. Судорожное дыхание… «Если так дальше продолжится — рухнет в обморок от кислородной недостаточности. А потом придётся опять нести в лазарет, получать по морде от Геральда…» — встревоженно подумал я, поднимаясь из-за стола, наливая в стакан воды.       Вики недоверчиво подняла глаза, принимая его. Несколько глотков, подрагивающий в пальцах сосуд. Вроде бы успокоилась.       — Я думала, он упал с острова. Спасибо, что забрали. И, надеюсь, вас не разозлил портрет Дино в числе остальных.       — Ничуть… — я отвернулся, невольно нервно пряча улыбку, которая, по ощущениям, всё больше смахивала на ту инсультную судорогу, что видел в зеркале. — Почему именно рисование?..       Вздохнув, девушка тихо проговорила:       — Меня это успокаивает. Знаете, когда рисуешь, иногда удаётся заглянуть в душу, увидеть больше, чем показано в образе того, чей портрет на изображении… — она снова сделала глоток воды, с любопытством взглянув на меня. — Раскрываешь больше, когда начинаешь понимать причину того или иного взгляда, морщинок вокруг глаз в улыбке, в раздражении, в безмятежности… Во всём, что угодно…       — Выходит, у меня нет души? — почему-то выпалил я.       Рефлексом на хлёсткую волну гнева — вспышка головной боли. «Как же не вовремя…» — я пережал пальцами переносицу, пытаясь согнать приступ. Реальность куда-то уплывала, кажется. Хотелось выдворить девчонку, запереться в кабинете, выдохнуть, чтобы всё это закончилось сию минуту…       Стук отложенного альбома на край стола, шелест юбки. Она вздохнула, но все же прохладные пальцы нерешительно прошлись от середины моего лба к вискам. Осторожно, бережно, слишком мягко и неожиданно для сорвавшегося обиженного вопроса. А может, как раз это и было правильным?.. «Есть ли у меня душа?..» — не решаясь открыть глаза, я просто замер, опустив руки на подлокотники, позволяя ей действовать на своё усмотрение. Поглаживание, давление, скольжение. Мягкий массаж тех мест в висках, где, кажется, мгновение назад было калёное шило.       Спокойный шёпот:       — Легче?..       — Значительно, — почему-то так же шёпотом ответил я.       Пальцы пропали, и я открыл глаза. Стоящая на коленях у стула Уокер немного затравлено оглядела меня с ног до головы. Вереском пахнуло почти удушающе. Снова начала нервничать, раскрыв серые крылья, задев альбом, который полетел на пол. Дёрнулись синхронно, стукнувшись лбами, в попытке поймать. Альбом всё же с глухим шлепком упал. Вики со вздохом подняла глаза, кажется, заглянув в мою душу через зрачки, если таковая всё же была.       Зашумевшая в ушах кровь оглушила. Насыщенными красками почему-то стал наполняться кабинет. Только голубые глаза напротив, снова крутящиеся раз за разом моменты от порога школы до падения альбома. Даже мимолётный взгляд через дверь лазарета в удаляющуюся белокрылую спину. Мою спину… Я нервно сглотнул, чувствуя бегущие по конечностям мурашки — слишком близко, слишком провокационное положение. Наивный и какой-то нереально чистый взгляд…       Неуловимое движение вперёд. Снова делаю первый шаг, но замираю на половине пути, оставляя выбор и не питая надежды. Немного страшно, но оправданно… В голове проносится, что собирался стать ей лишь наставником, но не это, не так, не с ней… Внутренняя молитва о том, чтобы всё же оттолкнула и убежала, пресекла сию секунду. Всё рушится из-за одного порыва, повторяющегося с интервалом в неполные пятнадцать лет. Всё рушится вместе со мной. Больше нет сил и права сдаваться, оступаться. Нельзя повторять ошибку, которая отправит в ссылку…       Вики сглотнула нервно, чуть опустились длинные ресницы, скрыв голубые глаза. Приоткрытые полные губы двинулись навстречу. Ожёгшее кожу дыхание, короткий неуловимый поцелуй. Но отчего-то закружилась голова, шум крови в ушах, сродни урагану, смёл прочие звуки, оставив на поверхности лишь шелест трав мяты и цветов вереска. Запоздало вспоминается, что вересковые пустоши — следствие битв и смертей, войн и побоищ, что происходили в мире смертных, скрытые войной за Равновесие, которая отгремела тысячи лет назад…

      «Где праведники головы сложили,       Там вереск был белее чем снега;       Где грешники покой не получили       — Багрянцем отливал, затмив закат…»

      Неловко скользнувшие по щеке прохладные пальцы снова выбили лишнее из головы, оставив только это ощущение испуганно-безучастных губ. Кажется, она не дышала до того, как коснулась моего лица. Хотелось бы большего, но не пугать… Нет — не этого, ни в коем случае…       Короткий обжигающий вдох, она резко отстранилась, подхватывая альбом, вскакивая с колен на ноги и уносясь к двери.       — П-простите… — она ухватилась за дверную ручку, уперевшись лбом в косяк. Шёпот заставил приподняться волосы на моём загривке: — У вас есть душа… Просто… просто рассмотреть её под усталостью — сложно. И я нарисую. Обещаю… Просто пока… — знакомое «кап-кап» на пол, — пока не получается почему-то…       Скрип двери, шелест юбок, тихий щелчок замка. Мог поклясться, что ещё остановилась отдышаться, облокотившись лопатками снаружи. Удары сердца долетали, кажется, даже через преграду. Либо же это было лишь моим собственным биением. Прикрытые глаза ярко нарисовали образ девушки. Слишком ярко… Привкус чего-то сладкого после поцелуя, прохлада пальцев флешбеком выдернула мурашки и испарину.       Торопливые шаги за дверью. Удаляющиеся…       Я откинулся на спинку стула, бездумно глядя в потолок. Язык пробежался по губам, всё ещё тёплым. Головокружение неохотно отступало, оставляя лишь лёгкое ощущение неправильности. Снова флешбек: невесомое тело в руках, которое нёс в лазарет, поцелуй, голубые глаза. «Я этого не хотел… Хотя, кому я лгу…» — встревоженно пронеслось в одурманенных вереском мозгах. Символ вечной жизни. Символ того, что возродило её здесь… Для чего-то возродило. Прислушавшись к фону, выделил испаряющуюся энергию, раскрылась визуализация.       — Так и есть — белый вереск. Символ падения после долгой борьбы, приведшей в бессмертие уже здесь, — почему-то тихо проговорил я.       На краю стола остались амулеты. Я с некоторой опаской взял тот, в котором была заложенная инструкцией в учебнике ошибка. Выдвинул ящик стола, извлекая инструменты и шкатулку с самоцветами. Руки двигались автоматически — отогнуть «лапку» крепления, пинцетом извлечь камень, перебрать содержимое шкатулки, установить тот камень, что был более пригоден, вернуть крепления обратно. Технической кистью пройтись по стыкам, зачищая грани.       Заклинание, и мягкое розоватое сияние. Активация остальных амулетов — без сбоев. «Умница…» — почти гордо проносится в голове. Сложив всё в вынутую следом шкатулку, проверил содержимое свитков. На моменте с ошибкой исправляла, как и ожидалось — несколько раз. Невольно почему-то вспомнилось, что при попытке объяснить схемы составления амулетов Ребекке, я сталкивался с непониманием. Для неё это было в большей мере украшением нежели чем-то, что способно помочь или наоборот — навредить.       Шкатулку решил отдать Вики. Её работы — ей пригодится. Тем более, она явно понимает, что и для чего нужно. Хотелось верить, что получает удовольствие и от процесса создания. «Либо я жду от неё то, что люблю сам. Вот только зачем?..» — встревоженно думается мне. Чуть повернув голову, я уловил в отражении дверцы одного из шкафов своего кабинета… улыбку. Не судорожную. Вполне обычную. Мягкую… Стоило задуматься, как лицо напряглось, мимика снова съехала в привычную гневную маску отвращения.       Я помотал головой, снова пытаясь поймать ту волну внутреннего неуверенного счастья — фиаско. Отголоски головной боли метались в черепе, но не торопились выбираться на поверхность. Удивление переходило все возможные пределы. Снова волна мурашек от воспоминаний о тонких прохладных пальцах, поглаживающих, бережно массирующих. Слишком бережно в отношении того, кто был недолгое время назад инициатором её травли. Несправедливость такого к себе отношения царапала что-то внутри, заставляя с отчаянием думать о том, чего же я в итоге хочу…       — Навредить или всё же… всё же помочь выжить в этом мире, где слабым нет места. Никакого… — вслух поинтересовался я, словно кто-то мог ответить на этот вопрос сию минуту.       Я поднялся с места, перехватив посох, и покинул кабинет. Ноги несли в администрацию школы. Нужно было всё же уточнить у Кроули несколько деталей. Прежде всего — зачем он решил пойти наперекор Ребекке и отправить девушку в мои руки для «закалки характера». И уточнить момент с болезнью, которая привела сюда сначала Ребекку, а следом и её дочь.       Однако уже на пороге башни администрации я уловил, что энергетический след в кабинете не отслеживается. Странно — директор обычно обретался в башне до поздней ночи и лишь потом либо улетал в столицу, либо уходил в свои покои, расположенные здесь же в башне, но на пару уровней выше. Сейчас же, судя по всему, был либо в школе, либо… Я прислушался к энергии, неторопливо выискивая серафима. Отголосок был в школьном саду. «Что ж, тем лучше — прогулка, как обычно, компания уж точно не будет лишней, к тому же без лишних ушей…» — кивнув своим мыслям решил я.       Кроули бродил по ухоженным тропинкам в одиночестве, наслаждаясь прохладой в тени деревьев. Заметив меня, старик немного оживился — благосклонный кивок, позволяющий приблизиться. Внимательный взгляд, кажется, уже считал всё абсолютно. И налёт энергии вереска, и мою растерянность. Исповеди не должно было произойти. Связь запретна, и я знаю это, как никто. Если бы прежде я был умнее, не остался бы коротать остаток вечности в школе, будучи сверженным. И сейчас снова ступил на тропинку непонятного теперь себе самому чувства.       Схлопнув блокировку на разуме, я молча брёл по левую руку от директора, не решаясь прервать тишину. Не тяготило, но думать в компании было почти страшно. Почему-то именно сейчас остро пришло понимание, что я совершил ошибку изначально, не отказав в обучении.       — Почему вы решили, что мне стоит обучать младшую Уокер дополнительно? Только ли ради характера?       — Вам обоим нужно научиться чувствовать больше. Ты нелюдим, мой мальчик… — я сморщился, упомнив собственную седину, но смолчал под насмешливым взглядом, кивнув в ожидании продолжения: — Твоя нелюдимость и замкнутость — следствие утраченной доверчивости. Девушка же… Ты видишь немощь старца во мне, подтачивающие здоровье болезни, которые мучают и низводят в прах каждый день сотни лет… Её жизнь оказалась куда короче. Два десятка лет, и небеса призвали…       Я сглотнул:       — Что за болезнь унесла её?       — Едва ли земное название тебе что-то скажет… — отозвался серафим.       — И всё же?       — Болезнь Виллебранда. Третий тип. Наследственное заболевание, которое приводит к кровотечениям. Внешним, внутренним. Убивает медленно, лечение помогает не всегда. Для женщин, по понятным причинам, многократно опаснее, — он вздохнул, подняв голову и щурясь солнцу. — Ребекке хватило сил выдержать почти до трёх десятков земных лет, дать жизнь дочери, прожить… С Вики… всё было многократно хуже…       Я прикрыл глаза, чувствуя, что где-то внутри узел отвращения к себе скрутился до безумия:       — Почему?       — У девочки проявления диагноза были с рождения. Родители оберегали, как только могли. Изоляция, домашнее обучение, всевозможные ограничения, чтобы позволить ей жить дольше. Но Вики оказалась слабее, чем можно было предположить, — серафим опустил взгляд к земле. — После смерти Ребекки всё усугубилось. Отец не справлялся… Словом, она не социализирована, а с учётом обстоятельств и родства ещё и в заведомо проигрышном положении. Среди прочих, я вижу подходящего наставника только в тебе. Достаточно жёсткого, способного защитить, направить так, как девочка сможет раскрыться и почувствовать себя не лишним элементом мозаики, а скорее наоборот — поймёт, что её значимость не заслуга матери, а её самой.       «Доверить мне ребёнка бывшей любовницы — не самая мудрая мысль…» — едва не выпалил я. При этом чувствуя, как скрипит в пальцах сжатый до судорог посох. Снова пронеслось в голове прикосновение губ… Девушка, которая не общалась ни с кем, кроме семьи и врачей. Учителей, возможно… Холодный пот вышел испариной на лбу. Отвратительный кандидат для первого в жизни поцелуя. Отвратительный наставник и самый паршивый в этой богадельне преподаватель. Возникали некоторые сомнения в адекватности серафима, который, кажется, пытался наоборот доломать то, что не успели сломать болезнь и события, предшествующие её попаданию сюда.       — Я не справлюсь. Это слишком… важная миссия.       Директор усмехнулся:       — Неужели нет желания доказать Ребекке, что даже в своём положении ты всё ещё чист и не позабыл понятия чести?..       — Причём здесь вообще «честь»?! — зло выпалил я. — Её выбор отбросил меня в самый низ без права вернуться туда, где было моё заслуженное место! Честь?! Честным ли было попользоваться и уйти???       Взгляд Кроули стал колючим после этой реплики:       — Твой выбор. Не её, Фенцио. Пора признать. Ты решил сознаться сам, не спросив её даже — есть ли будущее у вашей связи. Тем более, если учесть, что пути ваши были открыты после её выпуска. Потерпеть меньше полугода, завершить твоё задание…       — Я вернулся бы лишь через несколько лет. Она уже нашла бы кого-то другого… — сквозь зубы выпалил я. — Мне лишь не хотелось терять. После жены я впервые решился сблизиться, а получил нож в спину в виде отказа. Это теперь — признак чести?       Серафим с грустной усмешкой потёр глаза:       — Идеализм тебя сгубил, как я и говорил когда-то. И основная беда в том, что ты направил его не туда. Сейчас есть шанс всё исправить, — Кроули усмехнулся. — Что ж, видимо, Ребекка права. Ты уже ожесточился до той меры, что в девочке не разглядишь ничего, кроме собственной головной боли…       Слова ошпарили, снова вызвав приступ. До тошноты и звёзд перед глазами. Я сбился с шага, опустив голову, пытаясь навести резкость. Весь кошмар его слов заключался как раз в обратном — только с ней боль отступала. Как минимум, отступила сегодня… Это пугало больше прочего. Неужели моё собственное исцеление было в её присутствии?..       Мотнув головой, я развернулся на пятках, направляясь к школе и бросив через плечо:       — Потом не говорите, что девчонка ставит школу на уши и доводит мать до белого каления. Я возьмусь… Но за последствия не отвечаю.       В спину улетела усталая усмешка, но никакого ответа не последовало. В голове же набатом билось, что сейчас мне невыносимо хочется оказаться рядом с источником вереска, способным унять вернувшуюся головную боль. Вернуть то, что разбивало меня сейчас и будет разбивать дальше в осколки. Пришло понимание, что это какое-то испытание своего рода, но ценой была жизнь. Две жизни — её и моя. И если с моей всё было более, чем понятно, то Вики… Из Вики хотели сделать бессмертную похожую на Ребекку — сильную, бескомпромиссную, жёсткую и отстранённую от нападок окружающих. А кто, если не я — первоисточник проблем, сможет выдернуть из мягкой натуры одиночки эту неколебимую сталь с ледяным отблеском в голубых глазах. В слишком наивных глазах для этого мира.       Захлопнув дверь в собственные покои, стянул балахон, отбрасывая его куда-то в сторону — лишнее. Сейчас всё лишнее. Рабочий стол в гостиной прибран с педантичным порядком. Всё на своих местах: книги, пергаменты, инструменты, секционная шкатулка с элементами для амулетов. Хотелось что-то сделать, как-то отвлечься. Перехваченная заготовка, десяток высыпанных на столешницу белых и голубых камней. Отсортировать по форме огранки, по составу. Какую функцию задать?.. Что нужно ей? Силы?.. Она сильна и без амулетов — лишь раскрыть эту силу, показать её той, что скрыто под слабостью…       «Просто украшение…» — со вздохом решился я. Цветок белого вереска с яркой голубой сердцевиной. Камни переливались, пытаясь понять, что я закладывал при создании. Но не было… подвеска. Цепочка достаточно длинная, чтобы скрыть под одеждой от лишнего внимания. Лёгкая связка энергии, отголосок вереска, частичка мяты. Словно успокаивающий чай, отгоняющий лишние мысли. Законченный амулет почему-то светился. Не ярко, не мешаясь. Продев карабин замочка, я намотал на пальцы цепочку, рассматривая переливающиеся грани. Губы снова, кажется, обожгло дыханием…       Зажмурившись, сжал в руке подарок, чувствуя, как боль отступает. Смахивало на бред. Невероятный бред какой-то нездоровой взаимосвязи. Спорить с ней было даже страшнее, чем идти на поводу. Отложив амулет… «или всё же украшение?», я поплёлся в душ. Снова обвал мыслей, которые я мог только мечтать заткнуть и убрать куда подальше. Слишком много всего за один день. Знания, понимание… Чёртов поцелуй, чёртовы пальцы, вереск и вскрывший гноящийся нарыв на сердце голубой скальпель наивного взгляда. Обжигающая вода в душе, кажется, готова расплавить кожу, тяжелеют крылья, но выходить не хочется совершенно. Боль снова отступила. Пока что…       Уже в спальне рука привычно тянется к тумбе, на которой прежде лежал альбом. Около лампы, чтобы лучше видеть всё, что изображено. Разумеется, то, что восстановил заклинанием, я снова убрал — ни к чему нервировать. И всё же… Всё же отчего-то хотелось понаблюдать за ней, когда снова схватится за карандаш. С другой стороны, сам с усмешкой вспоминал, как спускал собак на всех, кто заглядывал через плечо во время работы над амулетами, кроме Дино, разве что. Так что… Велик шанс, что даже при попытке приблизиться к созданию такого «волшебства», будет побег куда-то в безопасное место, подальше от того, кто будет таращиться…       — Учиться?.. — меня разобрал смех. — Ну уж нет…       Убравшись в постель невольно вспомнилось: «Меня это успокаивает…». Знать бы ещё — что может тебя беспокоить, кроме падали, которая пытается вывести из себя, в числе которых и я обретался?.. Выглядит как-то дурно и нерационально — чем может помочь карандаш и бумага в том, чтобы выплеснуть негатив? «А мне что помогало?..». По всему выходило, что абсолютно ничего. Я никогда не искал возможности расслабиться как-то иначе, чем в полётах, книгах и общении с Дино.       Мозг невольно переключился на то, какую систему обучения стоило бы с ней выбрать для того, чтобы за короткий срок добиться максимальной эффективности, чтобы интерес не был на последнем месте. Если учёба идёт из-под палки, то и результата ждать не следует. Будет как большинство Непризнанных, которые, вроде, даже что-то поняли, но по итогу в глазах нет ни единой дельной адекватной мысли по предмету.       «Однозначно стоит обучить группированию в падении. В противном случае до смены крыльев она летать вовсе не сможет… Странно, что Раймонд не заметил, что с этим у неё всё не очень хорошо… Да, юркая, пластичная, наслаждается полётом, словно прирождённая. Но падает, как мешок с тряпьём, не пытаясь даже извернуться. Хотя нечто кошачье в ней определённо было. Только, опять же, натренировать, показать, как лучше справляться с крыльями, которые будут меняться каждые полгода для того, чтобы привести её к стороне выбора…» — глядя в потолок, размышлял я. Мало кто понимал, что обряд признания, по сути — ерунда. Крылья у Непризнанных развивались пропорционально с прохождением испытаний, при обновлении приобретая окраску и размер выбранной направленности и предрасположенности. У бойцов больше, размашистее, способные долго удерживать в воздухе. У законодательной верхушки — меньше, в большей мере являющиеся показателем достигнутой ступени. И всё равно — чем выше статус, тем больше крылья.       Отчего-то мне стало смешно, представив субтильную младшую Уокер с крыльями серафима средней руки, если она до таких сможет дослужиться. Почему-то в голове пронеслись какие-то нелепые аналогии с патрициями из римского сената. Крылья так, как тогу через локоть, не перекинешь. Впрочем, физиология всё же определяла комфортный размер, который позволял уберечь перья от грязи и возможности истрепаться до лохмотьев, лишив возможности летать.       «С амулетами проблем не будет — схватывает быстро. Пару дополнительных книг по огранке и подбору свойств, и до выпуска сможет на автомате собрать даже взрывной, способный снести пол школы, если компоненты найдёт… Мифология?.. Геральд, вроде, доволен её успехами, но стоит немного расширить. Самую малость. Религии тоже — какие-то побочные, которые входят в нашу сферу, но не подчинены до поры. Заклинания на теории и в практике — к слову, она почти ими не пользуется. Стоит уточнить — нет ли какого-то ограничения… Энергия…» — от последней мысли по губам прокатился привкус сладковатого поцелуя, щекотал обоняние и рецепторы, засевший в голове аромат вереска. Падение — плеск русых волос в воздухе, нелепый и неловкий взмах руками, перепуганный от потери равновесия взгляд. Крылья для неё не вечный груз, но пользоваться ими в нужный момент пока не привыкла.       Сон обрушился как-то невероятно быстро. Вдох-выдох, вереск, провал… Где-то там, в глубине собственного разума, вереница кадров. То, чего не было, то, что было, то, чего подсознательно хотелось, но ни в коем случае допускать было нельзя. Брать грех на душу нельзя. И всё же… И всё же девушка в моих руках. Беззащитный наивный взгляд… Как те же льдистые оттенки серо-голубого цвета, как у её матери, могут быть до такой степени тёплыми?.. Скользнувшие по лицу пальцы, невесомое прикосновение. Замкнутый цикл покоя под смеженными веками.       И всего одно чёткое и бесконечно важное осознание прошедшей ночи: «Я хотел бы повторить это ещё не один раз… Не один десяток раз…». Где-то в иллюзии, в грёзе — продолжается поцелуй, становясь не просто прикосновением, а возможностью утолить многолетнюю жажду. Словно пьяница, снова сорвавшийся в омут бутылки вина, надеясь до последнего, что от одного бокала ничего фатального не случится. При этом видит дрожь собственных рук, тянущихся к заветному сосуду, и чувствует иссушенное долгой жаждой горло.        Первая ночь, когда я не пробуждался вовсе, словно желая получить, досмотреть недоступное во сне. Словно касался чего-то свыше необходимого. Но ни гладкости кожи, ничего… губы, вереск, прохладные пальцы. Больше ничего вовсе. От того момента, как закрылись глаза, и до звонка будильника. Но просыпаться безумно не хочется. Где-то там, в подкорке, в ярких кадрах происходит то, в чём я никогда не признаюсь себе в действительности, наслаждаясь хотя бы той малостью, что остаётся в самом крепком и красочном сне.       Но рассвет…       Я никогда прежде не задёргивал шторы, понимая, что проснусь прежде, чем встанет солнце. Кажется, сегодня я неимоверно жалел об этом. Однако был в полной уверенности, что теперь знаю, как поступить. Как минимум, смогу развязать свои руки в случае, если Ребекка решит что-то переиграть. И что ещё важнее, я предоставлю право выбора. Для собственного спокойствия.       «Смертные говорят о правиле десяти шагов. Из которых один делает пять, и если встречных пяти нет, то нет и смысла…» — почему-то думал я, натягивая чистый балахон. — «С другой стороны — какой толк? На что я рассчитываю? Передо мной поставлена лишь чёткая задача — обучить…». Мысли растревожено, словно мухи в ловушке, метались в голове, но не было прежнего ожидания боли. Может, своего рода знак, что двигаюсь в кои-то веке в верном направлении, а не слепо ведомый чем-то постыдным и недостойным?..       По расписанию — первые занятия у потока Непризнанных. Уокер в тёмном. Впервые на моей памяти. Ни единого взгляда в сторону моего стола. Прилежное конспектирование лекции, отстранённость. Единственный взгляд, который довелось перехватить, и следом — нервный румянец. Больше глаза от парты не поднимала. Практическое занятие почти без заминок.       Занятие закончилось, я открыл было рот, пытаясь…       — Уокер, задер… — выскочила из аудитории первой с такой прытью, что волосы плеснули на бегу, — …жись…       «А чего, собственно, ты ждал?..» — с кривой усмешкой пролетело в моей голове.              В тишине сада Ребекка сидела под деревом с очередным учебником, я рассматривал составленный ею конспект. Всё было верно, кроме одной детали.       — Нужно немного подправить затраты энергии. Тогда иллюзия будет более стабильной.       Я провёл пальцами по воздуху, создав бабочку, сорвавшуюся с пальцев, вспорхнувшую в воздух. Насекомое взмахнуло крыльями, пролетев вокруг моей ладони, и опустилось на уголок книги светловолосой. Ребекка безучастно подставила палец. Бабочка проворно перебралась на её ладонь, перебирая лапками, помахивая пёстрыми крыльями. Тактильная функция так же была заложенной — ветерок от махов, щекотка от лапок. Попытка погладить, и иллюзия осыпалась. С лёгкой усмешкой я наблюдал за разочарованием.       Она задумчиво склонила голову набок:       — Зачем? Какой смысл в иллюзиях, если их нельзя использовать постоянно, и их ресурс исчерпаем?..       Я с тихим смехом устроился с ней рядом, сложив локти на колени и уперевшись спиной в ствол:       — Стабильность — уже показатель. Иллюзия недолговечна, однако при определённом уровне развития, будет держаться куда дольше. Сменит на время цвет крыльев, волос, внешность, например… — осторожно взяв обеими руками её ладонь, я провёл над ней своей, и пальцы усыпали разномастные кольца: — Чувствуешь? Металл, камни… они холодят кожу, блестят… При необходимости — иллюзия продержится час или два, — ещё движение магии, и на смену тёмному просторному платью пришло светлое облачение с вязью на груди. — Так же почти со всем…       Заинтересованность, но не более. Она вздохнула, поведя плечами, ощущая, что стороннее воздействие проходит не слишком уютно для восприятия:       — Удобно, если нужно шпионить, да? Если нужно куда-то проникнуть, что-то выкрасть?..       Рассмеявшись, я качнул головой:       — Иногда и для этого, но, поверь, если цель умна — рассеивающие чары будут первыми, которые она применит.       — Ты знаешь, как добиться постоянного эффекта? — с любопытством поинтересовалась Ребекка.       Я кивнул:       — Существуют амулеты, достаточно сложные в сборке, которые удерживают иллюзии почти постоянно…       Светловолосая фыркнула:       — У тебя всё в конечном итоге сводится к амулетам…       Меня умиляла её прямота, снова вызывая смех и желание удивить больше. И всё же в голосе чувствовалась обида. Подтянув тонкую ладонь к лицу, я запечатлел на пальцах короткий тёплый поцелуй, пытаясь унять отголоски обиды в плеске шалфея. Амулет на её запястье работал, огораживая от внимания всех, кроме меня.       — В этом я лучший. Потому — да. Мне проще достигнуть желаемого, используя свои навыки. Как и у смертных — сложно быть профессионалом множества областей. Есть торговцы, есть политики, есть преподаватели и врачи. Каждый из них эффективен, если достаточно упорен, в своей сфере… — я осёкся, видя, как она побледнела и потупилась. — В чём дело?       Кривая усмешка:       — Врачи… Весьма спорно. Эффективность?.. — она нервно выдохнула. — Поверь, в мире смертных образованию уделяют куда меньше внимания в отношении абсолютно любой профессии…       — Здесь тоже, — просто ответил я, — но, если ты всерьёз заинтересован в любимом занятии — результат не заставит себя ждать.       Ребекка дёрнула плечами:       — Я хочу изучить и узнать, как можно больше. Не только иллюзии, не только амулеты. Мне нужно выучить всё, что здесь есть. Благословения, исцеления, всё, что направлено на…       Я вздохнул:       — Бекки, лучше уделить внимание чему-то одному, углубиться, а уже после охватывать больше и больше. В противном случае выгоришь или распылишь внимание, не достигнув результата.       Она опустила голову, оставив ладонь в моей руке. Иллюзия от спадания концентрации осыпалась, снова явив тёмное платье, исчезли кольца. Образ стал привычным. Я отметил, как она поджала губы. Кажется, увиденное понравилось, но приходило и понимание, что так легко, как с помощью иллюзий, этого не достичь. И всё же образ отпечатался в моей памяти достаточно отчётливо — светлые одежды, украшения. Достоинства, подчёркнутые регалиями света. Ей лишь не хватало белых крыльев.       «Наживное…» — улыбнулся я, снова погладив пальцы, ободряюще сжав их.       — Я поговорю с директором школы. Он лучший в благословениях. Если тебе это интереснее амулетов, то при достаточном упорстве сможешь почерпнуть лично у него значительно больше…       Неуверенный взгляд сместился на меня:       — Это правда возможно?..       — Приложу все силы, — «Только бы ты улыбалась чаще…». — Если его график позволит проводить частные занятия, думаю, это не составит проблем…       Она торопливо подалась вперёд. Первое добровольное прикосновение губ к моей щеке заставило замереть. Я, кажется, излишне блаженно прикрыл глаза, пропитываясь этой минутой до самого отдалённого уголка своей души. Прохладная ладонь сжалась на моих пальцах с благодарностью. Она чуть отстранилась со вздохом и в дальнейшей смущённой тишине уткнулась в книгу, не желая портить момент.       Только тихий, едва уловимый шёпот:       — Спасибо… Ты не представляешь, как это важно для меня…       — Но ты должна понимать, что кроме как по заданию применять навыки благословения запрещено…       Ребекка побледнела, вытянув пальцы и поднимаясь на ноги:       — Я не идиотка. И прекрасно понимаю, что не имею права помочь своей… — она умолкла, разворачиваясь на пятках и направляясь в сторону школы, обронив напоследок: — Извини, тебе не стоит в это вникать…       Я не успел даже рта открыть, как она торопливо ушла.       Уже понимал, что приложу максимум усилий. Понимал, что ради того, чтобы это не оборвалось, буду делать всё, что потребуется. Понимал, что, скорее всего, всё действительно не просто. Знал, что порой после заданий она наблюдает за дочерью. Запреты игнорировались, но отношение было лояльным. Хотя бы пока. Ей это было нужно, чтобы успокоиться, позволить себе двигаться дальше, убеждаясь, что всё в порядке. Ребекка была слишком привязана к дочери, и я не мог её в этом винить.       Уже часом позже мне удалось попасть на приём к директору. Выслушав нудную лекцию о запрете отношений, пообещал, что никаких отношений до определения её стороны я не буду заводить всерьёз, всё же получил согласие на эти частные уроки. Чувствуя себя героем мирового масштаба, оповестил об этом Ребекку, заработав несколько очков в свою пользу и ещё один благодарный поцелуй.       Что-то шло не так… Совершенно не так, как я этого хотел.       Неправильно…       «Я покупаю чувства…» — встревоженно думалось мне, но губы горели, и в распалённых мыслях уже носилось какое-то безумное желание добиваться большего…