"(НЕ)Принятие"

      Школа на ушах — привычно и знакомо. Подготовка полным ходом. Подготовка к рождественскому балу, к слову. Последние лет пятьдесят это превратилось в какую-то гонку с подачи серафима Кроули. Не знаю, с какой целью, да и не интересовался никогда — почему именно здесь. В столице, в цитадели, этот праздник в большей мере смахивал на обычный бал, который проводили раз в год. Единственный праздник для всех бессмертных сразу. Благодарность Шепфа за жизнь и право на свои крылья.       Для Непризнанных… всё иначе. Для каждого из них: рождество — это не точка отсчёта очередного этапа своей новой жизни. Нет… Это ещё и традиции, которые они приносили с собой. Какие-то безмерно веселили нас, преподавателей: свитера с оленями, поиск и изготовление украшений для комнат, пару раз я даже наблюдал, как «храбрые» притаскивали с земли ёлки, попытка отыскать подарки, что-то придумать. Было время, когда я даже сквозь зубы помогал изготавливать какие-то амулеты на подарок, тратя своё время и нервы на не слишком упорных.       И всё же, праздник приближался, но занятий это не отменяло…       Над головой раздалось деликатное покашливание. Я оторвался от бумаг, рассматривая Энди:       — В чём дело? У вас занятия закончились пять минут назад. Что-то не понял из пройденного материала — перечитай учебник…       — Нет-нет… Я всё понял. Просто… — он вздохнул: — Ангел Фенцио, завтра уже рождество…       Я закатил глаза:       — Подружке подарок «своими руками» решил смастерить?.. Амулет можно собрать и по инструкции из учебника более старшего курса, — терпение иссякало пропорционально с тем, как росла нервозность Энди.       Непризнанный опустил голову:       — Мне нужно к смертным спуститься. Там подарок найду. Времени не больше часа займёт… — он осёкся.       И было с чего…       Пожалуй, я был одним из тех, кто принципиально не отпустил бы никого к смертным, не будь тому даже более весомая мотивация, чем поиск подарка. Тем удивительнее было, что серокрылый решил обратиться именно ко мне. Ещё и в конце рабочего дня, когда я наверняка не в духе, мог быть кем-то выведен из себя, да и вообще не пожелал бы, скорее всего, даже слушать, сразу потащив за такую просьбу к директору. В конце концов Мисселина и Геральд в этом плане были значительно сговорчивее. Они могли закрыть глаза на такую мелочь и взять на себя ответственность. Я — нет.       Я опустил голову, раскладывая бумажки и подвигая к себе очередную стопку работ для проверки:       — Ступай.       Непризнанный промолчал, смиренно кивнув и удирая из аудитории.       Пока он шёл, я вспоминал себя. Себя — молодого идиота. Импульсивного, молодого, стремящегося показать такой же молодой женщине, которая меня не видела, возможно, даже другом. У меня было куда больше возможностей отыскать достойные подарки. Столица изобиловала, да и изобилует всеми возможными лавками, снабжающими бессмертных всем, что угодно душе и не нарушает правил мироздания.       Дёрнув подбородком, я всё же решительно проговорил, когда парень начал уже открывать дверь:       — Энди… У тебя час. Когда я проверю последнюю работу… — я красноречиво указал на стопку пергаментов с контрольными заданиями, — ты должен уже находиться на территории школы.       Непризнанный недоверчиво обернулся. Лица я не видел, лишь ощутил на себе до одури удивлённый взгляд парня. Он чуть ли не бегом бросился к водовороту, рыбкой ныряя в жерло портала, на бегу бросив чёткое и бойкое:       — Спасибо!..       «Такой же порывистый дурак… Только ещё не определившийся…» — подумал я. Взгляд бездумно скользил по строчкам первой из работ в стопке. Сосредоточиться не выходило. Невольно вспоминалось всё, что происходило тогда. Я вспоминал, как делал амулеты в подарок, заказывал платья и обувь, уже определив её размер. Почему-то хотелось разбавить гардероб Ребекки. Кольца, подвески, украшения для волос. Какие-то действительно были с функцией амулета, какие-то просто призваны были показать её красоту, позволить ей быть более подчёркнутой.       Вспоминалось и то, как эти подарки принимались. Кивок, прижатый к себе свёрток с книгами или обновками, торопливо убранные в карман украшения. Изредка признательный поцелуй в щёку, ещё реже в губы. От чего-то я ждал, что она должна, как большинство местных обитательниц, сиять чуть ли не после сорного цветка, принесённого пусть даже с любовью. И всё же самой высокой ценностью для неё являлись именно книги, а не всё прочее. На вопрос — неужели ничего не приглянулось, Ребекка отвечала всегда одинаково: «Ткань изнашивается, украшения обесцениваются… Знания же всегда в цене…» Спорить с этим я не мог. В конечном итоге действительно полностью переключил внимание на то, чтобы дать ей больше знаний о новом мире, которые школа дать бы не могла.       И в то же время невольно вспомнилась цепочка с подвеской, которую я подарил Вики. С бело-голубым вереском из камней. Всё же носила — я узнал цепочку. Перехватив удивлённый взгляд, опустила глаза, робкая улыбка, кивок, и удрала из аудитории. Какая-то часть гордилась, какая-то была смущена этим поступком. Она не боялась носить. Не хотела прятаться хотя бы от себя самой, и, хотелось верить, что от меня тоже. Почему-то я снова и снова находил причины, чтобы видеть это смущение как можно чаще. Видеть румянец, блеск в глазах, опущенную голову. Привлекала робость и скромность, повлечённая публикой. И ещё больше привлекала чистота её улыбки, когда редкие минуты удавалось провести наедине. Всего один поцелуй, в котором уже переставали удерживаться границы.       Выпав из размышлений, я обнаружил на краю проверочного пергамента набросок кувшинки. Сам не заметил, как рука непроизвольно начала выводить изображение. Становилось понятно, что Вики имела в виду, когда говорила об успокоении во время рисования. Кто-то мог им отвлекаться от гнетущих мыслей, кто-то наоборот, переваривая что-то из сказанного и увиденного, лучше соображал, водя карандашом по бумаге. Действительно — помогало. Помогало чувствовать больше и понимать. Как та самая кувшинка, которая наконец получила не только изображение, но и… запах.       Глаза взметнулись к часам над дверью аудитории. Энди должен был вот-вот вернуться. Собственно, сейчас у меня в голове был такой сквозняк… Да ещё и эта кувшинка, будь она неладна… В голове мелькнуло бледное изображение цветка из альбома. Краски были, но до того невесомые, что закрадывались подозрения. «Сколько она времени уже в школе? Кто принёс ей эти альбомы, кисти, краски?.. Могло ли всё закончиться, что она полностью, например, перешла только на чёрно-белые графические рисунки…» — металось в голове.       Я покосился на водоворот, из которого пушечным ядром вывалился страшно довольный собой Энди с плоской коробкой в руках. Я недоумённо вскинул бровь. Стало даже несколько любопытно, что этот «добытчик» умудрился найти. И чуть менее любопытно — для кого.       Перехватив мой взгляд, серокрылый смутился:       — Это платье для Лоры. Ей не в чем идти на рождественский бал. Я… — он неожиданно хохотнул. — Я еле нашёл её одежду в прачечной, чтобы узнать размер.       Кажется, моё лицо стало ещё более изумлённым:       — Ты думаешь, мне интересно знать, что ты копался в…       — Нет-нет-нет!.. Простите. И ещё раз спасибо!.. — парень накрепко прижал к себе коробку, словно боясь, что я её отберу и брошу обратно в водоворот. — Я п-пойду…       Он продолжал ещё что-то невнятно тараторить, пока бежал к двери, закрывал её, снова оставляя меня наедине с бумажками и мыслями. С щелчком дверного замка, кажется, поток идей уже оформился в чётко поставленную задачу — дарить надо то, что приносит пользу и счастье. Едва ли и в первый, и во второй раз подчёркивать статус женщины тряпками и украшениями будет мудро. Ребекке были дороги знания и книги. Вики любит рисовать и этими рисунками дарить чувства куда большие, чем могли показать платья.       Решительность сегодняшнего дня вводила в какой-то азарт. Нездоровый, следует признать. Пройдясь к своему кабинету вынул из тайника скрывающий амулет. Оставил след энергии в комнате, чтобы не искали, точнее понадеявшись на это. Заперев аудиторию изнутри, я смотрел в жерло портала, не совсем понимая, как завершить вторую часть плана. Ну, допустим, всё удастся найти. А дальше? Как вручить? Это явно будет больше, чем шкатулка с амулетами. Просто так не сунешь в руки…       «И ещё интереснее было бы посмотреть на реакцию в конечном итоге. Но вот это точно будет едва ли возможным…» — немного тоскливо подумал я, активируя амулет и шагая в портал. Задавать направление было бесполезным. Я понятия не имел, где всё искать. Вообще впервые на своей памяти встретил женщину, увлечённую искусством и умеющую созидать прекрасное движением карандаша или кисти в руках.       Спохватившись, всё же определил перемещение туда, куда меня и по молодости не заносило. Париж, бульвар Монмартр. Знал об этом месте только со слов одного из прежних приятелей, который нередко спускался к смертным, будучи любителем полотен в непонятном для меня стиле «современного экспрессионизма». Для меня все эти яркие краски и неожиданные формы были чем-то сводящим с ума далеко не от восхищения. Скорее безумное начало помешательства разумом.       Притянутое прежними заданиями тело какого-то француза показалось после своего каким-то… неудобным. Впрочем, кто говорил, что покойники когда-то до смерти были довольны своими шкурами, и кто бы мог сказать, что небожителю в нём должно быть уютно. Ощупав карманы пиджака, я обнаружил портмоне. Деньги были. Не так много, как может понадобиться, но всё же… Нервно зачитав заклинание, я вложил ещё пару банкнот в бумажник и покинул узкую мощёную улочку, вливаясь в поток местных и туристов, снующих по бульвару.       Сказать, что это место слепило, глушило и дурманило — не сказать ничего. Множество кафе на открытом воздухе, манящих ароматами выпечки и напитков, какофония музыки разных стилей и направлений как из звуковых установок, так и в исполнении людей с инструментами, яркие краски опускающихся сумерек, подсвеченных уличными фонарями и витринными лампочками… И картины… Кажется, каждые пять-семь шагов появлялись лавки, или одиноко торгующие своими картинами художники.       Я заинтересованно приблизился к стойке с несколькими закатными пейзажами, всматриваясь в технику исполнения так, словно что-то в этом соображал. Почему меня манили именно закаты?.. Ведь рассвет и чистота пробуждения куда прекраснее, а дни теплее, как и ночь может удержать в себе бессчётное количество тайн одиночества или пары.       На плечо легла рука:       — Bonjour! Мсье интересуется живописью как любитель, или как знаток?       — Обывателю свойственно быть падким на красоту закатов, — я кивнул сухопарому мужчине с усами на несколько усталом лице. — Добрый вечер. Вы автор работ?..       Он бурно всплеснул руками:       — Обыватель не станет так пристально всматриваться в красоту, имея пустоту внутри. И, нет. Художница — моя дочь. Она работает в кафе неподалёку, а я, как вы заметили, торгую этими рисунками, — он приветственно махнул рукой проходящему мужчине и снова посмотрел на меня. — Закаты притягательны именно для старшего поколения, верно?       «Это попытка подначить, или тело, которое мне выдал портал, действительно выглядит до такой степени паршиво?..» — подумалось мне. Впрочем, он был прав в этом, судя по всему. Закаты я действительно любил. Однако, именно сейчас пришло осознание причин. Снова посмотрев на картины, я со вздохом вспомнил закат на перевале, понимая, что тот момент, невероятно переданный Вики в красках, перекликался с изображением не в деталях, но в оттенках как минимум. В какой-то мере тепло клонящегося к горизонту солнца, но уже почти звонкая прохлада опускающейся предстоящей ночи. Холодной в горах…       — Возможно, — тихо ответил я. — И всё равно, даже закат не мешает тянуться к рассвету. Красота первого солнечного луча на небе не менее притягательна.       — Совершенно верно, — торговец улыбнулся. — Но знаете ли вы, что из четырёх рисунков лишь на паре закат. Сможете определить?..       Я отчего-то неуверенно посмотрел на стойку, разглядывая прикреплённые к фанере изображения. Казалось бы, все были идентичны, но… Склон иной, и расположение света, и картины дышали… Именно дышали. Пара прохладой, пара грядущим теплом. Вот только чего-то в них мне катастрофически не хватало. И чего именно, я понял лишь спустя несколько минут, почти полностью уйдя в созерцание: орла, синицы, кувшинки и силуэта на фоне пары закатных изображений.       — Эти, — я указал на пару рисунков. — Здесь изображён закат.       — Верно, мсье! — он был доволен, кажется. — Не буду уговаривать, но, если вам любопытно, все четыре изображения, вы можете забрать за двадцать евро. Они… как бы сказать… Из одного набора и украсят любую стену или полку…       «Не буду уговаривать…» — хмыкнул я, слушая соловьём разливающегося торгаша. И всё же мне не давали покоя уставшие глаза. И в голове невольно проплывали слова Вики, что под моей усталостью душу не разглядеть. Невольно поймав его взгляд, я провалился в обрывки воспоминаний. Преподаватель Сорбонны, уволенный по сокращению, искусствовед, начинавший с низов, всю жизнь варившийся в мире искусства, неожиданно ставший невостребованным продавцом на улице Парижа. Умершая жена, оставшаяся на попечении дочь, которая сейчас без продыху работала, чтобы накопить на учёбу средства. Днём рисуя на продажу, вечером работая в кафетерии на углу в конце квартала.       От образа девушки я невольно вздрогнул. Светловолосая, высокая стройная зеленоглазая девушка. Чертами она была похожа на Вики. Только Непризнанная была ещё более миниатюрная, кажется. От девочки с хвостиками к невысокой бойкой и харизматичной девушке вели пятнадцать лет… «Ей восемнадцать, она тоже чем-то больна, но надрывается, тратя на сон чуть больше четырёх часов в сутки…» — вычитал я. И разум торгаша уже почти отчаянно уговаривал продать хоть пару картин, чтобы накопить чёртовы деньги.       Я выпал из мыслей, потянувшись за кошельком. Купюра, превышающая номинал в два с половиной раза, перекочевала в его ладонь.       — Понимаю, что этого мало. Но… пусть это будет началом успеха вашей дочери, — незаметно с купюрой переданное благословение, которое должно было достигнуть адресата. — Упаковывать не нужно. Удачи вам, мсье…       Тронув висок пальцами, словно поддев несуществующую шляпу, я развернулся и, ещё раз взглянув на картину, побрёл дальше. Торговец что-то крикнул в спину, рванулся было догонять, но я пробормотал заклинание и растворился в толпе. Внутри скребли кошки — противоречивые эмоции о мире смертных заставляли много думать. Слишком много. Думать и анализировать жизнь смертных. Бесконечная гонка от рождения до места последнего упокоения. Их убивают болезни и войны, катаклизмы и техногенные катастрофы. Но они всё равно из поколения в поколение стремятся и пытаются выйти из узкой колеи, начертанной Шепфа для каждого.       Изначальная цель визита сюда снова, к стыду моему, ушла на второй план. Я шёл к увиденному в воспоминаниях кафе, чувствуя, что должен найти девушку. Взглянуть на неё и понять — как выглядела бы та же Вики без крыльев, но имей хоть каплю свободы, позволяющую покинуть ненавистную «банку» дома, чтобы увидеть людей, мир, узнать — каково это: жить. Полноценно и неограниченно. Безусловно, у них были разные диагнозы, но исход…       Я заметил её издалека. Не такая скромница, как та, что попала на небеса, лишив меня покоя. Бойкая, озорная, живая… Пока ещё живая. Подтачивающий недуг увидел почти сразу. Кости… Ей даже сейчас было больно ходить и стоять излишне долго. И всё же, через боль и усталость — улыбается, принимая и выдавая клиентам заказы. Одна на небольшую забегаловку. Впрочем, я погорячился, едва подошёл ближе: кофе, чай, выпечка и кондитерские изделия действительно были удивительно хороши даже на вид.       Устроившись за столиком, я покорно ждал своей очереди. Девушка уже вежливо кивнула и улыбнулась, показав, что скоро уделит мне время. Собственно, ждать долго не пришлось. Приветливая улыбка и ямочки на щеках. Такая же бледная, как Вики. Но если у той это было следствием земной болезни, то у белокурой скорее накопившейся усталостью. Ей уже сейчас непередаваемо хотелось поспать, но в подсобке ждали переносной мольберт и сумка с красками.       Девушка снова улыбнулась:       — Bonjour, мсье! Что будете заказывать? — из передника выпорхнули блокнот и карандаш.       На обороте листочка я заметил какие-то наброски и с трудом одёрнул себя от того, чтобы не присмотреться внимательнее. Таращиться было бы уж слишком неприлично.       Выпав из наблюдения, я постарался максимально дружелюбно ответить на её улыбку:       — Чашку кофе и ваше фирменное пирожное, мадемуазель, — вытолкнув немного магии к поверхности, я тихо поинтересовался: — И, если возможно, несколько минут вашего свободного времени, если не появится посетителей. Мне бы хотелось обсудить ваши рисунки…       Девушка охнула:       — Отец снова рекламировал мою мазню?..       — Не мазню, отнюдь. И ваши рисунки не нуждаются в рекламе. Они сами по себе привлекают, — я внимательно посмотрел на проступивший румянец. — Вы невероятно талантливы. И я был бы благодарен, если бы вы смогли уделить мне десяток минут своего времени, а заодно немного передохнули бы сами.       Девушка записала заказ, снова улыбнулась и упорхнула в сторону стойки. Шумел кофейный аппарат, пахло свежемолотыми зёрнами, сливками и сиропами. Внимательный взгляд бариста из-за прилавка немного настороженно скользнул по мне, но почти сразу утратил всякий интерес. Снова магия. И мне было даже чуточку стыдно за то, что сегодня я перевыполнил собственный план по воздействию на смертных, совершенно не имея на то никакого права.       Тем удивительнее, что вне своего тела я на землю не спускался уже многие годы. Сейчас было неуютно. Уловив своё отражение в металлической салфетнице, я обнаружил образ улыбчивого пожилого европейца. «И тут старость, чёрт бы её побрал. Зато, теперь становится понятно, почему отец официантки с усмешкой сообщил о предрасположенности к созерцанию закатов…» — немного тоскливо подумал я, нервно поправив тесный в плечах пиджак. Впрочем, проблема была не в пиджаке, а в том, что «тело» было само по себе достаточно тщедушным по сравнению с тем, что у меня наличествовало в мире наверху.       Перед носом опустилась чашка ароматного кофе на блюдце, и кусок шоколадного суфле с топпингом на тарелке.       — Bon Appétit, мсье! — девушка улыбнулась, оглядываясь. Посетителей не появлялось. — Одну минуту…       Она удалилась к стойке и вернулась со стаканом холодной воды, в которой плавали мелисса и дольки лимона.       Я сделал глоток кофе:       — Повторюсь: вы потрясающе рисуете… Где-то учились?       — Д-да… — она чуть покраснела, — год назад я ездила по обмену в Штаты и проходила обучение в одной из студий на восточном побережье. Они специализировались на акварелях. С тех пор, пожалуй, это стало моим любимым вариантом цветных иллюстраций, — она неожиданно охнула, протягивая мне тонкую руку с одиноким колечком на среднем пальце. — Ох, я совершенно растеряла манеры! Меня зовут Николетта.       «Чёрт… Стоило подобрать себе имя… — проворчал я на себя самого, привстав и запечатлев на её пальцах короткий поцелуй. — Ай, была не была…»       — Анжело. Очень приятно. Как давно вы рисуете?..       Николетта улыбнулась:       — С тех пор, как научилась держать столовые приборы в руках. Лет с трёх. Особо нечем заняться было… — она нервно поёжилась, в глазах промелькнуло удивление от самой себя: «Почему я рассказываю это незнакомцу?» — А почему вы интересуетесь?       — Я… был знаком с девушкой, которая рисует в похожем стиле. Тоже невероятно талантлива. Когда встречаешь творческих людей, до такой меры болеющих своим любимым делом, хочется знать о них больше… — я коротко улыбнулся. — Кто знает, быть может, через десяток лет я забреду на вашу персональную выставку и смогу гордиться тем, что был знаком с вами лично, пусть и не в самых близких к искусству обстоятельствах. Впрочем, где, как не в этом сосредоточии смешения стилей и культур, обстоятельства могли бы стать более удачными, верно?..       Девушка чуть нахмурилась:       — Почему «был»?..       — К сожалению, её не стало около полугода назад, — тихо ответил я.       Николетта опустила голову:       — Соболезную. Моя мама тоже была художницей. И её не так давно унесла болезнь, — она потёрла лицо ладонями. — Не знаю, зачем рассказываю вам это. Едва ли вам хоть сколько-то интересно…       Памятуя о том, что в современном мире можно легко схлопотать статью за прикосновения даже, я всё-таки несмело погладил её опустившиеся на столик ладони:       — Не существует неинтересного. Есть те, кто не умеет слышать и улавливать крик о помощи…       — Но я не… — она снова опустила голову. — Вы правы. Просто иногда из двух зол выбирать следует ту, которая не приведёт к нищенству, а даст денег на хлеб и воду.       Я закончил с внеплановым перекусом, отдав должное мастерству кондитера, и сделал последний глоток кофе. Короткий ментальный удар в сознание девушки заставил её расфокусировано смотреть перед собой, выпав из реальности. Глаза смотрели в одну точку куда-то выше моего левого плеча. Короткое прикосновение к её ладони, запускающее благословение и исцеление. Нет, я не владел в совершенстве такого рода магией, но мог немного исправить ситуацию, перенаправив потоки жизненных сил. Как минимум болезнь пошла постепенно на убыль. Быть может, к концу года она будет если не полностью здорова, то уж точно не будет жаловаться на боли даже себе самой.       Ещё ментальный удар, и она охнула, потерев переносицу пальцами:       — Кажется, будет дождь…       Я поднял взгляд к безоблачному небу и улыбнулся:       — Не думаю… К слову… А вы не знаете, где здесь можно найти художественный салон, торгующий расходниками для рисования?       Николетта растерянно огляделась, ещё не до конца соображая происходящее после вспышки магии в своём теле. Упрямо поджатые губы. Она потёрла виски пальцами и вымученно улыбнулась.       — На параллельной улице работает магазинчик для художников. Вам следует пройти по этому переулку, — она махнула рукой, — и чуть левее увидите вывеску. Но там всё достаточно дорого…       — Не имеет значения, — я улыбнулся, оставляя под чашкой допитого кофе купюру, покрывающую заказ и гарантирующую хорошие чаевые. — Спасибо за компанию, Николетта. Доброго вам вечера и лёгкой смены.       Девушка жалобно посмотрела на деньги:       — Но сдача, мсье Анжело!.. Это слишком много!       — Повторяю, деньги не имеют значения, мадемуазель. Ещё раз спасибо за беседу, и передайте мой комплимент кондитеру… Очень вкусное суфле.       Я молча кивнул, поднялся со своего места и побрёл в сторону, куда она указала. В спину не долетало ни единого звука. Взгляд девушки чувствовал спиной, понимая, что всё сделал правильно. Как и понимал, что вспышки магии на Монмартре этим вечером едва ли остались незамеченными. Меня ждал выговор, но даже он не имел значения.       Всё вернулось на круги своя — мне нужно было выполнить цель, ради которой я на деле спустился к смертным. Проулок так же наполненный неприметными лавчонками. Суета осталась на бульваре. Здесь же было тихо и мирно. Редкие звуки музыки, чуть кружащие голову, воздух, пахнущий надвигающейся ночью и отголосками свободы. Преодолев проулок, я вышел на параллельную бульвару улочку. Снова заклинание, чуть прибавившее содержимое бумажника.       «Как же я себя ненавижу среди тех, кто на одну похожую купюру может жить около пары недель… Они работают ради денег и ради них живут. Зарабатывают, чтобы снова выйти на работу, чтобы что-то оплатить, приобрести… и так бесконечно… Воистину — деньги изобрёл Сатана…» — мрачно подумал я, сворачивая налево. Вывеска действительно бросилась в глаза. Я торопливо толкнул дверь магазинчика, с любопытством осматриваясь по сторонам, словно попал в святая святых. Пахло чем-то странным. Незнакомые ароматы… Холсты, кисти, краски, подставки, палитры, наборы всего подряд, мольберты и декорации для студий рисования. Было всё, вплоть до предметов для оформления натюрмортов.       Лёгкий укол тоски смыло появление консультанта:       — Чего желает мсье?..       — Честно сказать, не знаю… — растеряно пробормотал я. — Мне нужно собрать подарок. Краски, кисти, карандаши… И это лишь малая часть того, что я знаю сам. Девушка… училась на художника. Сейчас у неё, как я знаю, всё закончилось.       Консультант вежливо улыбнулся и убежал за прилавок. Через некоторое время на поверхности появилась коробка. Несколько альбомов, папки с акварельной бумагой, кисти разного качества и разной густоты, акварели в двух вариациях, палитра, набор масляных красок, несколько рулонов холстины и рекомендации, как их натягивать на подрамник. Набор карандашей, которые я рассматривал уже совершенно растерянно. Ластики, бутыль растворителя, «перчатки» для рисования на мизинец и ребро ладони, мелки, угольки, ещё какая-то невыговариваемая мелочёвка. Коробка заполнилась, уже на вид, кажется, став совершенно неподъёмной.       Через час я расстался с содержимым бумажника, поблагодарил консультанта и ушёл в более тёмный переулок, призвав водоворот. Ноша приятно тянула руку, как и оставляла приятное послевкусие того, что день проведён с пользой. Водоворот утягивал уже в своём теле. Даже непривычно распрямились плечи с вернувшимися крыльями. Словно снял жмущий со всех сторон костюм. Я понимал, кажется, что не мог бы выдержать смертное существование. Никак. Совершенно. Видимо, я тоже был слаб. Пожалуй, даже слабее, чем Вики, Николетта… А сколько ещё похожих смертных, которые тратят жизнь на гонку каждого последующего дня?..       В аудитории с порталом было уже темно и сумрачно. Удерживая внушительную ношу, пусть и лёгкую, подмышкой, я пошёл в сторону выхода. Ключ в двери повернулся, и я потянул её на себя. Слава Шепфа, она не скрипнула. Стоило выглянуть в коридор, как я едва удержался от того, чтобы не захлопнуть её. В коридоре стояли Ребекка и Вики.       Отставив ношу на скамейку под партой, я прильнул к не до конца закрытой двери, судорожно прислушиваясь к разговору и рассматривая обеих Уокер. Разница была между обеими, как между луной и солнцем. Венценосный златокрылый серафим и тоненькая миниатюрная хрупкая серокрылая девушка. Ребекка заботливо заправила ей за ухо прядку русых волос, максимально мягко улыбаясь, словно силясь выдернуть из себя то, что давно похоронила.       — Зачем?.. — тихо поинтересовалась Вики.       — Завтра праздник. Я хочу, чтобы ты не чувствовала себя среди урождённых чем-то приниженной. Милая, это всего лишь платье и туфли, — снова поглаживание по бледной бархатистой щеке. — Если что-то будет нужно из нарядного, ты всегда можешь сказать, и я обязательно это найду.       Вики вздохнула:       — Мам, мне всего хватает. Правда. И наряд я уже подобрала. Мне Мими помогла…       — Милая, позволь мне… — Ребекка вздохнула, нервно сделав шаг вперёд, обнимая дочь. — Просто дай мне возможность немного наверстать время и позволь мне делать тебе такие подарки. Прошу…       Внутри что-то дрогнуло, и я едва не отступил от двери, коря себя за любопытство. Вики же приподняла лицо, чуть улыбнувшись, кивнула. Я только сейчас заметил объёмистый бумажный свёрток в её руках. Ребекка продолжала обнимать дочь, перебирая тонкими пальцами русые пряди. Выглядела растерянной. Словно ей действительно кто-то что-то мог запретить. С другой стороны, я понимал, что Вики может просто взбрыкнуть и нарядиться в то, что выбрала сама.       «Не станет…» — уверенно подумалось мне.       — Хорошо, я надену то, что ты принесла. Ты прилетишь завтра на праздник?       — Не знаю. Если успею закончить дела, постараюсь заглянуть на пару часов, — Ребекка чуть отстранилась, поддев лицо дочери пальцами. — На каникулы, если хочешь, полетим вместе в столицу. Посмотришь на дом, пройдёмся по местным лавкам… Мне кажется, тебе стоит узнать место, где мы будем вместе жить, когда ты закончишь учёбу.       Робкая улыбка, но Вики отрицательно качнула головой:       — Лучше летом. Не хочу, чтобы всё было впопыхах. Останусь в школе, посижу в библиотеке. Я хочу наверстать программу, чтобы пройти инициацию с предыдущим курсом Непризнанных. Так будет быстрее.       Я нервно выдохнул, внутренне почему-то порадовавшись её решению. В голове снова начали вырисовываться какие-то планы на каникулы. Может, такие же спуски. Может, показать какие-то парящие острова. Столица сейчас действительно могла быть едва ли интересна девушке. С её хмурой и серой погодой, стоящей три четверти года, там было почти не на что смотреть. То ли дело прежде излюбленные места, усыпанные снегами… По спине потёк липкий пот, который окончательно утвердил задумку: «Насекомое в стеклянной банке, которое через стекло два десятка лет видело, как пробуждается природа весной, как летом порхают бабочки по участку у дома среди маминых цветов, как осенью опадает листва со старого клёна под окном и как зимой улица снаружи кутается в снег…»       Моя серая бабочка не видела ничего… И в моих силах было изменить хотя бы часть, расширив её кругозор, показав больше, чем довелось прежде.       Ребекка вздохнула, тронув лоб дочери губами:       — Как пожелаешь. Проводи меня к дракону и ступай отдыхать.       Девушка с улыбкой кивнула, и они отправились по коридору, ведущему во внутренний двор школы. Я боднул головой дверь, захлопнув её и прислонившись спиной. Сумрачный антураж аудитории почему-то пугал. В голове снова начали проплывать вереницей воспоминания прошлого и настоящего. Взгляд выцепил заклеенную скотчем коробку. Помотав головой и разогнав мысли до возвращения в свои покои, я подхватил ношу и решительно потянул дверь на себя.       Вселенная умеет шутить. Стоило выйти в коридор и запереть аудиторию, как я почти носом к носу столкнулся с возвращающейся из внутреннего двора школы Вики. Девушка испуганно ойкнула и отскочила в сторону, продолжая прижимать к груди свёрток. Любопытный взгляд сместился на коробку в моих руках. Она улыбнулась, тихо кивнув, и собиралась уже юркнуть в сторону лестницы.       — Извините. Доброй ночи, ангел Фенцио.       — Погоди, — я неуверенно положил руку на её плечо. — Пойдём, я провожу тебя в общежитие.       Вики хлопнула глазами, отметив, как я забрал свёрток из её рук:       — Он нетяжёлый ведь…       — Коробка тяжёлая, — я усмехнулся, решительно шагнув к лестнице. — А она для тебя.       Девушка послушно побрела следом, поинтересовавшись:       — А что там?       — Твой подарок на предстоящее рождество. Только… — я вздохнул, — только давай условимся, что откроешь ты его по правилам — завтра после полуночи и не раньше. Иначе традиция вылетит в трубу, а мне бы этого не хотелось.       Горестно вздохнув, Вики пробормотала:       — Я теперь от любопытства с ума сойду.       — Тем приятнее будет, когда любопытство будет удовлетворено. Верно? — я улыбнулся, поднимаясь по лестнице.       Снова почти тоскливый вздох, заставивший меня улыбнуться.       Несколько длинных переходов и жилое крыло. Коридор с вереницей дверей — женский этаж. Я бывал здесь только во время дежурств по школе. И уже довольно давно, предпочитая проверять мужской этаж, мгновенно затихающий во время проверки. Как я знал, первые пару месяцев Вики жила с Мими в комнате на двоих. Потом по просьбе Ребекки, девушке выделили отдельные апартаменты. Не самая удачная была мысль — это стало первопричиной травли. Непризнанная, оказавшаяся в фаворе Кроули, обладающая протекцией матери…       Впрочем, сейчас это было мне на руку. Можно было спокойно донести коробку и удалиться, не вызвав вопросов у соседки по комнате. Руки порядком устали. Я искренне сожалел, что продавец не сделал из скотча «ручку», но назад уже не повернуть. Приходилось нести всё подмышкой. Но всё равно внутри было предельно радостно от мысли, что уже завтра она распакует подарок… И я бы хотел видеть её в этот момент. Гамму уже виденных эмоций… Удивление, смущение, улыбку робкую и опущенную от лёгкого стыда голову с переливающимися в солнечном свете русыми прядями, закрывающими лицо.       Вики извлекла из кармана ключ, отпирая дверь и шагая в комнату. Щелчок включателя света. Я вошёл следом, ногой захлопнув за собой дверь. Комната вполне обычная. Как у всех. Платяной шкаф, постель, рабочий стол, полки для книг, тумбочки и ростовое зеркало в тяжёлой оправе на стене с туалетным столиком чуть левее. Уютная, хоть и довольно маленькая обитель. Дверь в ванную и… Стена, увешанная набросками. Бумага, прикрепленная к стене на кнопки. Под рисунками была маленькая плоская коробка с кистями, красками и карандашами. Внутренне похвалив себя, я отметил почти закончившуюся акварель.       — И всё же, что в коробке?.. — тихо спросила Вики.       — Завтра в полночь узнаешь, — я отставил ношу на стол, разворачиваясь к двери. — Доброй ночи, Вики…       Прохладные пальцы обхватили мою ладонь, останавливая. Она обошла меня, вставая напротив. Любопытный взгляд смягчился, скользнув ниже. Неприлично долго рассматривала мои губы. «Пять шагов», которые она делает первой, привстав на цыпочки, упираясь руками в мою грудь. Сопротивление не сломить, раз его уже нет. Склоняюсь в ответ, чувствуя, что снова проваливаюсь в ту безвыходную бездну, которая пахнет вереском и имеет странный сладковатый привкус мёда. Губы встречаются наэлектризованным прикосновением. Осыпается сдержанность, и поцелуй из невесомого становится жадным и требовательным.       Снова птичье биение сердца в худеньком теле, тонкие трепещущие веки, обволакивающая прохлада девичьей ладони, ласкающей лицо. «Неправильно… Запретно… Грех и неизбежная кара… — мечется в одурманенном сознании. — К чёрту… мне она нужна больше воздуха…»       Я отстранился, мирно тронув лоб Вики поцелуем:       — Доброй ночи…              Светлый просторный зал, музыка. Напитки и угощения. Дети и взрослые. Дино, общающийся с друзьями. Традиции… Дети иерархов, их семьи. Время, когда можно немного выдохнуть, выйти из замкнутого колеса забот и гонки за привилегиями. Визуально кажется, что здесь все сегодня равны. Хоть это и не так. Всё равно каждая деталь, от цвета крыльев до надменного взгляда, может отделить тех, кто лишь начинает путь по ступеням из битого стекла, а кто уже достиг вершины и взирает на прочих, словно на сброд.       Но сегодня для меня это значения не имеет. Я лишь с какой-то довольной улыбкой поглядываю периодически на Ребекку, исподлобья наблюдающую за холуями цитадели и пытаясь разобраться что к чему. Нет-нет. Всё просто. И к ней даже не пристают с придирками и попытками посмеяться. Непризнанные — диковинка среди урождённых, которые здесь собрались. Для серокрылых отдельный праздник в школе — своеобразная репетиция, которая показывает, что их место сейчас как у детей из семьи достатка ниже малого. А вот если приложат силы, старания…       Ребекка в белом платье с накидкой. Собранные в незатейливую чуть небрежную причёску волосы венчает заколка с камнями. Она выделяется среди прочих только крыльями. При попытке взять за руку или хотя бы расположить её ладонь на собственном предплечье — отводит взгляд. Для неё это ново и немного пугающе, кажется.       Слуха касается нервный шёпот:       — Давай уйдём, когда Дино отблагодарит Шепфа. Пожалуйста…       — В чём дело? — кивнув старому знакомому, поинтересовался я.       — Мне неуютно, — призналась Ребекка. — Меньше всего хочется быть ручной обезьянкой для высших, не пройдя и половины пути, чтобы стать хотя бы на один уровень с детьми даже, не говоря о старших.       Я вздохнул, согласно кивнув:       — Как пожелаешь. Ещё полчаса, и можно будет уйти, думаю.       — Спасибо, — она приняла у меня бокал шампанского. — На это любопытно посмотреть, но посещать такие мероприятия постоянно… Не думаю, что до обряда признания стороной стоит частить с такими визитами. Это неразумно.       Хотелось удручённо посмотреть на неё, но не стал. Долгий перелёт от школы в цитадель, поиск наряда, косые взгляды на улицах. Мне было в общем-то плевать, кто и что подумает. Важно было показать ей, что Рай в большей мере не враждебен ко вчерашним смертным. Правда, были некоторые личности из высших, неодобрительно поглядывающие в нашу сторону. Однако удар я стоически держал. Это мой выбор и моё решение. К ответственности я был полностью готов.       Началась церемония. Ребекка впервые за всё время добровольно обхватила моё предплечье. Немного взволнованный взгляд выделил в толпе светловолосую макушку Дино, на мгновение проскочила гордая улыбка. Сын был сосредоточен, словно собирался не Шепфа благодарить, а готовил армию для военного похода. Мне это лишь на секунду показалось забавным. Шепотки откуда-то слева привлекли внимание. Я повернул голову, всматриваясь в переговаривающихся демонов.       Хозяин Ада с нескрываемой усмешкой пытался углядеть за моим плечом Ребекку. Предчувствуя провокацию, я осторожно сжал женские пальцы, задрав подбородок и чуть приоткрыв крылья. Со стороны, наверное, смотрелось комично. Должность моя была не так уж высока, как и возможности. И всё же, на их взгляд было забавным, что я рискнул так подставиться, приведя вчерашнюю смертную на банкет для высших.       Дино вышел на пьедестал, скользнув взглядом по собравшимся:       — Я хочу поблагодарить Шепфа за силы, разум и свои возможности. За покой моей матери, которой, к сожалению, больше нет… — по залу прокатился созвучный вздох сожаления. — За мудрость и счастье отца… Спасибо…       Ехидный шепоток:       — Счастье отца в объятиях вчерашней смертной… — пролетело в веренице детей демонов. — Достойная замена…       Я сжал зубы, Ребекка опустила голову. Дино оскалился, почти зло покосившись на улыбающегося Люцифера, чья шуточка заставила скрыть усмешки почти всех в зале. В глазах сына застыл холодный огонь. Он не стал лезть на рожон, смиренно сойдя с пьедестала и направляясь к нам с Ребеккой. Поравнявшись с болтливым наследником Ада, он тихо проговорил, едва повернув к нему голову:       — Я хотя бы знаю, что мой отец способен любить…       Гневный вопль:       — Ах ты!.. — мальчишка рванулся было к Дино, замахнувшись кулаком.       — ЛЮЦИФЕР!.. — грозный оклик Сатаны. — Держи себя в руках и не уподобляйся…       Сын дёрнул подбородком, продолжая идти. Видно было, как подрагивали руки, как плотно поджатая челюсть норовит выпустить злой оскал маленького льва. Самому хотелось ответить тем же, но сдержался. Как и осознал ошибку — не стоило его впутывать. Вежливые поклоны, я взял сына за плечо, уводя его и Бекки к выходу. Больше здесь было совершенно нечего делать. Вполне вероятно, что не следует и самому ходить на эти мероприятия, во время которых шампанское, желчь гнилых языков и змеиных жал создают коктейли непередаваемого отвращения.       Нас не останавливали, не задерживали. Даже не было шепотков в спину. Вереницу коридоров преодолели молча. Казалось — откроем рот, начнутся упрёки и обиды. Виноват во всём был лишь я один, и мне это предстояло исправить. На улице стало легче. Кажется, без неуютных взглядов, сверлящих спину, стало даже дышать легче. Плечо Дино под ладонью поднялось и опустилось от глубокого вздоха.       Ребекка собиралась свернуть к драконьим загонам, но я удержал:       — Заночуем дома, а утром полетим. Так безопаснее.       Дино поднял голову:       — Думаешь стоит?..       Я опустился на корточки, поддев пальцем его подбородок:       — Свой выбор нужно отстаивать. Не косые взгляды делают нас слабыми, а отказ от целей. И я благодарен за твои слова, — встрепав ладонью его волосы, я поднялся на ноги, уводя обоих по улице дальше от цитадели. — В доме достаточно спален, чтобы никто не стеснялся. К тому же день был действительно тяжёлым.       Светловолосая продолжала молча идти, увлекаемая за руку, и кутаясь в накидку. Я испытывал лёгкий стыд. Не из-за того, что столь явная провокация возымела эффект, а в большей мере потому, что ей изначально не хотелось туда идти. Но я потащил, надеясь представить тем, кто может обучать ещё больше. Ответственный ставленник цитадели Торендо был лучшим в целительстве. Это знакомство могло принести свои плоды. Сейчас же… Шанс оставался, хоть и был малым.       «Позже, когда всё уляжется…» — решил я, отпирая дверь.       Ребекка и Дино остались на первом этаже, пока я обустроил и прогрел спальни. Стянутый камзол наконец-то был отправлен в шкаф. Включив свет в коридоре на втором этаже, я вернулся на первый этаж. Вымотанный сын уснул, положив голову на колени Ребекки. Перед ним стыд был острее. Но в то же время гордость. Гордость его желанием защитить женщину. Приложив к губам палец, я указал глазами на второй этаж. Светловолосая неуловимо кивнула, двинувшись наверх первой. Я поднял сына на руки, унося в спальню.       Становилась понятной причина первой драки, произошедшей между ним и Люцифером в школе. Позже они не раз повторялись, но, очевидно, в тот раз наследник Ада впервые позволил себе изобличающие реплики в адрес нашей семьи. «Всё же более достойного ангела отыскать будет сложно…» — раздев сына и укрыв его одеялом, подумал я. Погасив в комнате ночник, вышел, притворив за собой дверь. Вторая была уже закрыта. Ребекка ушла отдыхать.       Я потёр лицо ладонями, понимая, что сейчас всем нужен отдых. И я не был исключением. Несколько шагов, прикрытая дверь… К камзолу брюки и рубашка. Волнообразно накатывающая усталость и стресс давали о себе знать, хотелось забыться до утра, позволить себе переварить произошедшее и подумать — как следует действовать дальше, чтобы вывести из-под удара тех, кто мне был дорог.       Скрипнула дверь, и на плечо легла тонкая тёплая ладонь. Я прикрыл глаза, опустив голову. Долгожданное прикосновение, которого я сегодня уж точно не заслуживал. Мурашки по телу рванулись непроизвольно, вызвав короткий смешок Ребекки. Я улыбнулся в ответ, оборачиваясь к женщине, закутанной в простыню.       — Спасибо за то, что делаешь для меня… Но не стоит подставляться…       Я вздохнул, поглаживая пальцами её лицо, обхваченное ладонями:       — Это мой выбор. Сознательный. Если кто-то им не доволен — пусть закроют глаза и не смотрят…       Ребекка со вздохом отпустила простыню, шагнув ближе. Шёпот в губы перед поцелуем:       — Лишь бы всё это плохо не закончилось…