"(НЕ)Принятие"

      — Куда мы? — Вики задумчиво поправила сумку на плече.       Возвращение в школу за неделю до возобновления занятий прошло совершенно спокойно. Я улетел чуть раньше, чтобы успеть всё подготовить и подгадать спуск к смертным. Показать новое, проверить теорию, почувствовать её, Вики… От последней мысли по спине пробежали мурашки предвкушения. Нет, не только из-за возможности оказаться на многие мили вокруг единственными живыми душами, свободными подарить друг другу несколько суток покоя. Близость была прекрасной, но не несла в себе первостепенной цели. Скорее просто возможность снова чувствовать друг друга на разных уровнях восприятия.       Но для начала попытка медитировать и попытаться объяснить ей, что всё, от событий на снежном склоне и до ливней в первый месяц лета в столице, было лишь очередным показателем того, что она нашла свою нишу. Теперь осталось только развить способности и всё наладится. Экстернат приближался семимильными шагами. Мне, кажется, даже не верилось, что всё удалось… Сомнения улетучивались за время нахождения бок о бок в столице — безоблачное небо в те дни, когда она была рядом. Рисуя или упражняясь в концентрации силы и энергии. Иногда затягивающееся тучами, когда Ребекка пыталась чрезмерно давить на дочь.       Я поправил свой багаж на плече, протягивая раскрытую руку:       — Сейчас узнаешь.       — Ладно… — на секунду капризно надутые губы, мгновением позже растянувшиеся в улыбке: — Просто любопытство.       — Верю, — я шагнул в водоворот, утягивая её следом и безошибочно задавая направление. — Несколько минут, и ты всё увидишь своими глазами.       Вики со вздохом прижала светло-серые крылья к спине, обняв меня за пояс, едва аудитория растворилась позади. Внутри снова нарастал покой и ощущение уверенности в каждой секунде. В сумке, как обычно, неизменный набор амулетов, более лёгкая одежда, небольшой запас продуктов первой необходимости. Всё прочее без труда можно достать уже на месте. А ещё альбом и набор карандашей. Стало немного смешно: Вики, кажется, взяла на себя труд обучать меня в ответ. Периодически бдительно заглядывая через плечо и подсказывая техники, слушая ворчание, которое вызывало у неё только чистый звонкий смех.       Я спускался загодя, проверяя предстоящее жильё. Всё было в сносном состоянии. Пара суток вне стен школы там, где не найдут. Умиротворённо положив подбородок на русоволосую макушку, я прошептал заклинание ускорения, ответно кутая объятиями острые плечики. Ещё я словил себя на мысли, что все каникулы пытался заставить Вики есть нормально. И всё же птичья привычка была неискоренима. Пригоршня — и дальше она страдальчески хмурилась, утирая вспотевший лоб, жалуясь, что больше не может. Видимо, в её случае это уже не поддавалось изменению. Так и останется тоненькой и миниатюрной отведённую небесами вечность.       Заодно в первый раз получил обиженную реплику в свой адрес из серии «зануда». Хотел бы разозлиться после такого — не смог. Уж слишком комично смотрелась Непризнанная, сложившая руки на груди и надувшаяся, как мышь на крупу, сидящая над ополовиненной тарелкой овощного рагу, которое сама же приготовила. Да, будучи в столице, готовить не боялась. Видимо, это была какая-то внутренняя блокировка после того, что произошло в хижине. Только лёгкая минутная заминка от порезанного пальца, который она сама спокойно промыла водой, обернула полотенцем и попросила помощи с заживлением.       Лёгкая иллюзия общего быта, осыпающаяся тогда, когда солнце начинало клониться к закату. Она возвращалась к матери, оставляя стены моего дома и восстанавливающиеся стены моего внутреннего покоя. Если бы не знал, что утром она снова вернётся, даже не пытаясь избегать косых взглядов, вероятно, спятил бы. Слишком привык, слишком привязался. Слишком чувствовал себя живым и… нужным. Способным сдвинуть горы и изменить направление течения рек. Что угодно, только бы в следующее утро после одинокой ночи, едва продеру глаза, ощутить вереск за входной дверью.       Падение замедлилось, и я развернулся ногами вниз, чтобы плавно завершить спуск. Уже становилось ощутимо жарко и пахло морской солью и зноем. Вики любопытно отлепила лоб от моего плеча, озираясь ещё до того, как дымка перемещения окончательно рассеется. Я же, словно уже не раз признанный себе самому пьяница, жадно ловил её эмоции в ожидании, когда вид станет полным.       И не прогадал.       Ноги едва опустились на обжигающе горячий песок, засыпающийся в обувь, как Вики, встревоженно пискнув, обвила мою шею руками, пытаясь сообразить, что происходит. Я улыбнулся, придерживая её, пытаясь дать освоиться. Нервно бегающий вокруг взгляд зацепил стену джунглей и яркой растительности за моей спиной, вздрогнула, услышав шум волн. И без того огромные голубые глаза, кажется, стали ещё больше. Вики охнула, расслабив хватку, и я опустил её полностью на песок, в который девушка с новым писком почти сразу провалилась по щиколотку.       — П-пляж?.. — робко уточнила она, и я кивнул. — Это море?       — Океан. Тихий океан. Один из самых маленьких островов Галапогосского архипелага, — Вики заворожённо застыла, глядя на переливающуюся бирюзой и всеми оттенками голубого и синего воду. — Сними балетки…       Девушка послушно скинула обувь, охнув:       — Какой песок горячий!..       — Зато вода тёплая, — я ей подмигнул, забирая сумку и относя всё под тень деревьев.       Голубые глаза расширились:       — Плавать?!       — Почему бы и нет? Для этого и спустились… — я стянул рубашку, чувствуя, как солнце начинает жарить тело.       — У меня ку… купальника нет… — смутилась Вики, попытавшись спрятаться в тени дерева.       Хотелось закатить глаза и задать вопрос о том, чего я ещё не видел, но сдержался:       — Белья хватит. Всё быстро высохнет по такой жаре.       Застывшее ещё более отчаянное смущение на лице и обжигающий румянец на щеках:       — Я плавать не умею!.. –страдальчески проговорила бабочка, сведя брови «домиком».       Со вздохом поддев пальцами пурпурное от смущённого румянца лицо, я спокойно проговорил:       — Я рядом? — она нервно кивнула. — Куда-то ухожу? — помотала головой. — С тех пор, как всё началось, хоть раз тебя не удержал, находясь рядом?..       Вики вздохнула, нерешительно отступив и расстёгивая пуговицы на сарафане. Я исподволь наблюдал, отступив и активируя амулеты, извлечённые из сумки. Пожалуй, при свете дня и на солнце я видел её полностью впервые. Попытки стеснительно прикрыться руками, в конечном итоге решительно опустила их вдоль тела. Светлокожая, нетронутая загаром, пожалуй, даже после столичного солнца. Хотя там мы предостаточно проводили времени в саду и в ближайших лесах. Просто кожа не темнела, оставаясь молочной и чистой.       Тонкое бельё, скрученные в косу волосы, неуверенная улыбка предвкушения. Глаза, отражающие солнце и море, снова насыщенно синие. «Кажется, я утонул в них, так и не добравшись до воды…» — подумал я, протянув руку в приглашающем жесте, едва закатал до колен льняные брюки. Вики чуть нахмурилась, но за секунду выжала улыбку, вкладывая свою ладошку и сплетая пальцы. По светлой коже бегали мурашки, она немного нервно кусала губу, увлекаемая мной к воде.       Охнула, едва прохладная волна погладила узкие щиколотки, подскочив ближе. Песчаное дно позволяло без напряжения входить в воду потихоньку. Я развернулся спиной к воде, взяв обе её руки в свои и заводя глубже. По колено, по пояс, по рёбра… Вики нерешительно высвободила одну руку, плеснув ладонью по воде, подняв небольшой веер брызг. Тихий, чуточку нервный смешок.       Она лизнула палец, подняв на меня глаза:       — Солёная…       — Именно поэтому в океанах и морях утонуть почти невозможно. Плотность воды из-за соли выше, чем в пресных водоёмах.       Плеснула волна, и Вики снова пискнула, преодолевая сопротивление воды, прижавшись ко мне вплотную. Я со вздохом приподнял её выше, чтобы лица были на одном уровне, и шагнул на глубину. Тревожное сбивчивое от восторга и лёгкой паники дыхание. Девушка обвила руками мои плечи, озираясь по сторонам. Чуть обернулась, нервно обвив ногами меня за пояс и глядя на отдалившийся берег. Когда я оттолкнулся от дна, снова вздрогнула, старательно пытаясь не показывать напряжения.       — Только не далеко, пожалуйста… — нервный вздох обжог мочку моего уха. — Пока очень страшно… Точнее… Я просто не понимаю, что происходит.       Крылья тяжелели от воды и в то же время становились невероятно лёгкими. Вики тоже была почти невесомой, обернувшись вокруг меня в свойственной манере. Доверчиво прикрытые глаза, упирающийся в висок лихорадочно горячий лоб. И от жары, и от волнения. И всё же… Хватка немного ослабла. Она чуть отстранилась, лишь придерживаясь за мои плечи и подстраиваясь под плотность выталкивающей к поверхности воды. Снова приоткрытые от «открытия» губы. Непередаваемо большие глаза от новых впечатлений.       Тихо хихикнув, она чуть подалась вперёд, скользнув прохладной влажной ладошкой по моей щеке и увлекая в поцелуй. Знакомый сотнями событий шёпот:       — Спасибо… Только не злись, что я не сразу адаптируюсь. Это как… как секс… — Вики неожиданно покраснела ещё гуще. — Через книги и телевизор ничего не понять, пока не почувствуешь.       Я расхохотался от такого сравнения, чувствуя, что её страхи потихоньку испаряются, и поплыл ближе к берегу, чтобы встать на ноги. Ещё чуть ближе, чтобы она тоже чувствовала дно. Вики немного напряжённо сжалась, когда поднял её на руки, вопросительно глядя на меня.       — Расслабься. Просто расслабься и почувствуй воду. Я удержу.       Робкий кивок. Неуверенно вытянулась, опустившись затылком в прохладную воду и выпрямив ноги и руки. Снова возможность видеть то, что меня завораживало и вызывало больное желание оберегать от всего, что только возможно. Впалый живот, бледность кожи, с которой стекают прозрачные солёные капельки. Зажмуренные от яркого солнца глаза. Коса в воде расплелась, ореолом колыша русые волосы в воде вокруг сосредоточенного и одновременно одухотворённого лица.       Я придерживал её под лопатки, пальцы свободной руки прошли по подбородку, смещаясь ниже, лаская контрастом прохлады и теплоты тела ключицы, упругие небольшие окружности груди, просвечивающей через тонкую влажную ткань. Подрагивающий живот, поблёскивающий в солнечном свете россыпью капель. Девушка закусила нижнюю губу, широко улыбаясь и не пытаясь прервать скольжение моих пальцев, прошедших к ластовице, погладивших бедро и скользнувших обратно, снова поглаживая её тело.       — Приятно… — прошептала Вики, не открывая глаз. — Так странно… И так здорово…       Она поднялась из воды, для опоры охватив мои плечи, и чуть прищурилась. Солнце было ярким. Я поднял голову, отметив привычные перьевые облака, росчерками расписавшие небо, и указал на них пальцем:       — Помнишь, мы говорили о скрытом таланте, — Вики настороженно кивнула. — Судя по событиям этого лета, да и не только, ты способна справляться с погодой.       Вики удивлённо хлопнула глазами:       — Но…       — В столице летом не бывает дождей. Ещё и с грозами, — я загнул один палец, продолжая прижимать её к себе за пояс. — Когда ты порезалась в хижине при спуске на снежный склон, была метель, которая утихла, едва ты успокоилась и источник паники иссяк. А эти облака — признак того, что ты в покое и счастлива.       Девушка насупилась и снова залилась румянцем, прикрыв глаза:       — Теперь амулеты и иллюзии не будем прорабатывать? Весь упор на талант?       — Нет, разумеется, — я тронул губами её лоб, утягивая на берег. — Просто добавим в негласное расписание медитации. И мне нужно, чтобы ты научилась понимать для начала необходимые эмоции. Три из них мы уже распознали: тоску, страх и счастье. Нужно понять, что влечёт остальное и как талант активировать в момент, когда ты в состоянии покоя, а, например, смертным нужно наслать ливень в засуху…       Удручённый вздох:       — Звучит сложно… Но если надо, значит буду учиться и этому… — она чуть приподняла голову: — А какой талант у тебя?       — Иллюзии. Он самый распространённый среди бессмертных. Я не выделялся талантом никогда, потому полностью ушёл в то, что приносит пользу ручным трудом. Амулеты, талисманы и обереги, — поймав немного растерянный и почти виноватый взгляд девушки, я притянул её ближе, уже почти у самого берега прошептав в губы: — Но я невероятно горд тем, что у тебя такой важный и необходимый талант, и ещё больше горд тем, что становлюсь свидетелем его раскрытия…       Вики порывисто поднялась на цыпочки, забирая поцелуй. Прохладные ладошки обхватили моё лицо, скользя пальцами по щекам, вынуждая привычно жмуриться от этого жеста ласки. Непроизвольно обвившиеся вокруг тонкой талии руки притянули максимально близко. Губы приоткрылись, с жаром отвечая на порыв, до сбившегося дыхания и волны мурашек по всему телу. Юркий маленький язычок, словно играя, обвёл поцелуем моё нёбо, выплясывая во рту и затапливая сознание восторгом того, что она рядом, так близко… И снова птичий грохот сердца в прижатом теле.       Неохотно отстранившись от поцелуя, девушка потянула меня в сторону оставленного на берегу багажа и одежды:       — Ночевать будем на песке?..       — Если хочешь, можно и так, но тут есть вполне удобный домик.       Приподнявшиеся в удивлении брови:       — Домик?..       — Дом на дереве. Это джунгли. Селиться на земле довольно опасно для смертных. Змеи и крупные хищники, способные убить. Местный обитатель, давно спасённый ангелами, оставил это жильё, и время мы заморозили, — ответил я, показывая, как встряхнуть крылья от морской воды. — Увы, не такая удобная постройка, как та хижина в горах, но на пару суток вполне хватит и этого на двоих. Если будет неуютно, можем вернуться в любой…       Вики яростно замотала головой:       — Нет!.. Условия не имеют значения, — она улыбнулась, расправив крылья. — Останемся в любом случае до истечения того времени, которое ты распланировал.       Тревожный плеск вереска… Я обратил внимание, что пока она была сравнительно спокойной, энергия почти не показывалась. Стоило разволноваться о досрочном возвращении — всё возобновилось. Но можно было сделать скидку, что из-за жары энергия вела себя несколько иначе. Моя собственная, кажется, вообще предпочла не высовываться, всеми силами управляя потоками в теле, чтобы не сгореть до волдырей.       От последней мысли, я тронул ладонью горячие лопатки девушки. «Если не уйдём в тень — сгорит… Теперь точно сгорит… Здесь солнце куда агрессивнее…» — нервно подумал я, подхватывая сумки и глядя, как она накинула на плечи сарафан, застёгивая пуговки, и подхватила мою рубашку. Привычно сплетённые пальцы соединившихся ладоней. Вики ещё раз оглянулась на океан с довольной улыбкой и позволила увести себя по узкой давно заросшей тропе в сторону нашего временного пристанища.       Извилистая, поросшая травой и кустарниками, она петляла между поваленными деревьями, то скрываясь полностью, то извиваясь под ногами, уводя в джунгли всё глубже. Рассеялся шум океана за спиной, оставляя только пение птиц и шум почти непроходимого леса. Вики с любопытством озиралась по сторонам, придерживая юбку сарафана, периодически посмеиваясь от того, что мы решили дойти до домика пешком, а не долететь. Признаться, это действительно было бы проще, если бы крыша была различима с высоты полёта. К тому же, понаблюдать за птицами и редкими встреченными животными было весьма занимательным.       Спустя полтора десятка минут мы наконец вышли к мудрёной постройке и всё же взлетели, чтобы не морочиться с лестницами и верёвками. Я не был уверен, что Вики сможет забраться без приключений, а очередные страхи точно были ни к чему. Привычно нерешительное любопытство — она осматривала небольшой домик с покатой соломенной крышей и бамбуковыми стенами с трёх сторон. Четвёртая была завешена сеткой, чтобы не влетали птицы. Импровизированная кухня, очаг в середине, на естественной тяге, выводящей дым через отверстие в крыше, несколько лавок и грубо сколоченная из плохо обработанного дерева постель, укрытая множеством шкур и единственной хлопковой простынёй, которую я принёс в свой первый визит.       — Должно быть, сложно жить в таких условиях… — проговорила девушка. — Хотя люди способны привыкнуть ко всему, особенно, когда нет выбора.       Снова мурашки от слов, которые, пока кто-то не произнесёт, не понимаешь в полной мере. Тем более, когда их произносит она. Чуть подрагивает голос, чуть насторожена. Но стоит поставить сумки на пол и чуть сжать острые плечи ладонями, как опускает голову, отступая на полшага, кутаясь в объятия, непривычным, очередным жестом доверия сплетая пальцы рук и притягивая к своему лицу, чуть потираясь щекой.       Внутренние страхи утихают от запаха травяного шампуня и раскрывающегося аромата вереска. Хочется закрыть глаза и замереть так на час, не меньше. Чувствовать её, маленькую, которую, кажется, могу спрятать в себе целиком, завернув в руки, крылья, остатки тороченной молью событий души. Моя маленькая хрупкая бабочка, чувствующая в сотни раз больше, чем кто-то другой. Моя нежная и ласковая бабочка, могущая взмахом крыльев смахнуть горечь и отвращение к себе самому хотя бы на тот промежуток времени, что остаётся рядом. Моя добрая бабочка, умеющая видеть чистоту в бесконечной грязи.       Вики чуть повернула голову, глядя на мой профиль:       — Давай попробуем медитацию. Сейчас… Пока светло. Пока время есть.       Я неохотно выпустил её, перенося сумки к одной из лавок, чтобы было больше пространства, которое и без того будет ограничено. Домик был рассчитан на одного и был действительно мал. Спохватившись, указал на плетёную циновку, закрывающую импровизированный душ, из выдолбленной бочки, установленной на откосе крыши с помощью подпорок. Вики любопытно заглянула внутрь, после чего почти торопливо скинула сарафан и скользнула внутрь, утягивая меня следом.       — Но… — попробовал вывернуться я.       — Кожу стягивает, — отрезала Непризнанная, после чего со смехом добавила: — И ты солёный…       Секунда ступора и несколько минут смеха. Лейка из проколотого бамбукового стебля щедро отдавала пресную воду. Снова какая-то внутренняя благодарность тому, что магия здесь действует, как и на небесах. Носиться с вёдрами… Было бы комичным. Упоённые поцелуи под тёплой водой, наслаждаясь прикосновениями обнажённых тел, вдыхая ласкающую прохладу вереска. Снова тёплая. Здесь у неё не было даже шанса вернуться к прохладе, которая окружала даже в столице.       Потянулась к полотенцу, но отметила, что уже начала высыхать. Только накинула сарафан на плечи. Вода в кружках. Она прошептала заклинание, наколдовав лёд. Я хотел аплодировать ей. Непринуждённо, словно родилась на небесах. Магия бытового уровня давалась ей всё проще. Неожиданно обернулась, внимательно взглянув на меня. Чуть лукавая улыбка.       — Управление погодой? — Вики закусила губу, передавая мне одну из кружек. Я кивнул. — Это работает без заклинаний? Задействуется только энергия и что-то внутри, отвечающее за использование таланта?..       — Да… — немного настороженно отозвался я.       Девушка прикрыла глаза, делая глоток воды. Глубокий вдох, поднятая голова, чуть разведённые в стороны руки. Неожиданная улыбка… Она взмахнула кружкой, выплёскивая в воздух остатки воды. Резкий порыв ветра, словно заключённый в пределах единственной комнаты. Выгнулась сетка, колыхнуло солому на крыше и циновки на полу. Взвесь рассветной, кажется, дымки. Влажной, прохладной. И ветерок, разгоняющий её вокруг очага вихрем.       Тихий смех от моей озадаченной физиономии. Она улыбнулась:       — Это не всегда зависит от эмоций.       — Поясни… пожалуйста, — попросил я.       Вики вздохнула, отставив пустую кружку на кособокий столик, и подошла ближе:       — Я уловила изменения ещё недели три тому назад. Помнишь, когда собирались полететь рисовать к водопаду на отдельном парящем острове от столицы. Не получилось тогда, пришлось остаться дома. Я сидела в комнате. Было очень душно. Потянулась к мелкам и смахнула со стола бутылку воды. Она полетела, расплёскивая капли, и вот тогда удалось сообразить, что всё связано, — Вики чуть поёжилась. — Только объяснить не могла. Впрочем, это тоже, наверное, волнение, что разольётся… Или нет?..       — Нет. Это скорее уже осознанное манипулирование талантом. Как думаешь, удастся призвать ливень над островом сейчас?       — Не думаю, — девушка чуть поджала губки. — Я не хочу опять копаться в прошлом, чтобы выдернуть нужный настрой.       Со вздохом притянул к себе, поддевая пальцами острый подбородок.       — Давай попробуем в виде игры. Просто вопросы и ответы. Только предельно честно… — ещё сам не понимая, в какую ловушку себя загоняю, предложил я. — Отказаться возможно, но тогда выполнение какого-то из сложных заклинаний. Идёт?..       Она чуть нахмурилась, но притянула с укрытой лавки несколько подушек и просто бросила их на плетёную циновку около очага, садясь на одну. Снова вода в чашках, лёд. Я хмыкнул, нарезав несколько долек припасённого апельсина и бросив в чашки. Приглашающий жест, предоставляющий Вики возможность начать, раз уж я предложил такое сомнительное развлечение. Девушка хмурилась. Противоборство двух желаний — не ввязываться и наоборот, выяснить больше. Но первое… Первое неоспоримо выигрывало.       Она сглотнула:       — Мама Дино… Где она?       — Умерла при родах, — спокойно ответил я. В какой-то мере вопрос был лёгким. Горечь утраты я давно преодолел. — Просто очередное напоминание, что стоит ценить время с теми, к кому привязываемся. Я… Видимо, я не так ценил, как она того заслуживала.       Вики сочувственно проговорила:       — Прости… Не стоило лезть так глубоко в прошлое…       — Всё в порядке, — действительно спокойно проговорил я, устроившись напротив неё на полу и подтянув к груди колено, чтобы было удобнее. — Моя очередь… — вопрос сорвался с языка неожиданно даже для себя: — Я причиняю тебе какую-то боль с тех пор, как…       — НЕТ! — выпалила Вики, нервно мотая головой. — Нет, конечно! Что за ерунда… И раньше не причинял. Просто я была… слабее.       Я чуть усмехнулся, протянув руку и перемещая девушку чуть ближе к себе. Некоторая возня, и она расслабленно откинулась на мою грудь, чуть сдвинувшись, чтобы видеть лицо. Задумка осыпалась — слишком близко, слишком много отвлекающих поцелуев. Так ли я был против, поглаживая через хлопковую ткань впалый живот и поминутно зарываясь носом в русые волосы, прижимаясь губами к высокому лбу. «Моя бабочка…» — восторженный шёпот в сознании. Рука на её животе сжимается, привлекая крепче, словно отберут вот-вот.       — Моя очередь… — Вики закусывает губу, вереск снова бурлит, выдавая волнение. — Был ли кто-то между… Между мной и мамой?       Деликатно миновала прямой вопрос о всех моих связях, которым и пальцев на одной руке много. Хотелось в какой-то мере приврать шутки ради, но вспоминая себя прежнего, понимаю, что это даже не смешно. Снова вздыхаю, прижавшись губами к её виску:       — Нет. Я не искал и не ждал ничего уже довольно давно. Просто… Не видел кого-либо рядом. До тебя, — внутри что-то скребнуло, словно содрал корку с недавно затянувшейся раны. — С тобой я цельный. Не разорванный на прошлое и настоящее.       Вереск притих, но Вики приподняла руку, чуть надавливая на мою шею, вынуждая склониться к губам. Легко, пряно… Сладко. И привкус приоткрытых, лихорадочно горячих губ кружит голову. Крылья бабочки снова кутают разум, вынуждая… любить. И мне отчего-то даже немного страшно. Ведь сильнее я уже не могу. Не умею. А она заслуживает большего. Куда большего, чем тот, у кого кровь в немощи пытается тягаться с молодостью окружающих бессмертных.       Вики чуть отстранилась, продолжая перебирать пальцами мои волосы. Голубые глаза прикрыты умиротворённо.       Я прочистил горло, чтобы задать давно тревожащий вопрос:       — Ты ведь видела мужчин прежде… — вопрос прозвучал не так, как я хотел, но всё же попытался смягчить, уже предвкушая беду. — То есть… Был кто-то прежде… Кто?..       За секунду нахмурилось небо. Просто испарился свет солнца, которое мгновенно затянуло неожиданно образовавшимися из ниоткуда облаками. Девушка напряжённо сжалась, отведя голову, глядя куда-то в сторону. Я лишь крепче обнял, силясь унять бурю внутри неё, которую сам же и навлёк. Вереск стал удушающим. Не сладость. А именно то, что кутало павших корнями растения, погружая тела в почву. Слишком больно для неё, похоже. Я уже пожалел о вопросе, ревниво крутившемся без каких-то причин в голове с самого начала.       Она ответила чуть хрипло от нервов, словно дёрнувшись, словно в попытке избежать прикосновения, но в итоге просто откинулась спиной на мою грудь, кутаясь в серое крыло:       — Когда мне было двенадцать, учительница рисования ушла в декрет. Я… я впервые видела беременную женщину так близко. Она даже позволяла, — Вики нервно улыбнулась. — Она прижимала мою руку к своему животу. Туда, где толкался ребёнок. Это было… удивительно. Мне казалось, даже невзирая на книги, что плод лежит смирно, не шевелится. А тут — толчки под ладонью. Иногда, когда ребёнок тянулся, даже удавалось разглядеть локоть или коленку. Странно было… Потом она ушла в отпуск по уходу. И мне назначили другого учителя от школы рисования. Мужчину. Он был достаточно молодым… Лет двадцать пять. Только после академии. Живописал о моём таланте, будущем, что меня признают в нужных кругах. Что я могу показать «высший пилотаж» в старых техниках рисования… Я верила. Мне нравилось, как он ненавязчиво внедрял в занятия всё, что могло пригодиться. Лепка, роспись, узоры на ткани, как для одежды, — Вики нервно сглотнула. — Через полгода отец впустил его в дом, отправив ко мне в оборудованную на крытой веранде студию, и ушёл по работе на несколько часов. Мистер… Мистер Биллоу сначала вёл урок как обычно. Потом я заметила, что он касался меня больше обычного. Списала на то, что хотел показать больше в отношении урока. Я даже не поняла, когда он успел скинуть рубашку, когда расстегнул брюки…       Кажется, дом тряхнуло стихией. Вики подтянула колени выше, стараясь сжаться, спрятаться от неуютных воспоминаний. На мою ладонь упали слезинки, вынуждая обнять крепче. Тонкие пальчики легли на запястье, сжимая, словно в попытке убедиться, что здесь и сейчас ничего не грозит. Она чуть развернулась, уткнувшись лбом в моё плечо, переводя дух. Не плакала, но я ошибся. Грудь, не укрытую рубашкой, обожгло слезами. Обиженными, пожалуй.       Она выдохнула:       — Когда он начал раздеваться, я убежала. Заперлась у себя в комнате на втором этаже. Он не пошёл следом. Собрал вещи и исчез. Больше не появлялся. Отец нанял детектива, чтобы найти. Не нашли… — она дёрнула головой, пытаясь выбраться, отстраниться, но я лишь теснее привлёк к себе, поглаживая вспотевший лоб и волосы, улавливая дрожь. — После, уже через несколько дней, я прочитала про отклонения в психике. Про п… — она запнулась, — про педофилию. Было тошно и мерзко. Я, кажется, сошла с ума. Мне почти постоянно казалось, что меня касаются. Прежде этого не делал без разрешения никто, кроме папы. Я… я глупая. Я читала про честь в книгах. И порезала руки… не вены. Руки… глупая. Мне было-то всего ничего… Не понимала. Но этого хватило. Почти восемь месяцев переливаний в больнице. Запрет на рисование. Потом, правда, папа смягчился. Но следил, чтобы учили только женщины. И никогда не уходил…       Я сглотнул, кутая её обеими руками. Собственных слёз не было. Только очередная вспышка головной боли. Что-то менялось. Я пытался понять — из-за чего?.. От ненависти к тому «учителю»? К себе??? Ведь я ничем не лучше!.. Бабочка дрожала, стараясь сжаться в комок собственных страхов. За стенами дома хлынул ливень. Словно кто-то поливал из лейки остров. Бесконечные потоки. Нескончаемые. Стало во сто крат более душно.       — Всё хорошо… Всё позади… — успокаивал я, разрываясь от мигрени. Моя боль была ничем в сравнении с её страхами. — Больше такого не повторится… Я обещаю. Я тебе обещаю. Если кто-то тронет тебя против воли, я его сам в порошок сотру, слышишь?..       Снова убийственная волна головной боли. Слишком сильная. Сильнее прочих. Я упал на спину, сдавливая голову руками, пытаясь понять, где пол, стены и потолок. Перед глазами была кровавая пелена. Судороги и такая боль, которую, кажется, я прежде не испытывал никогда. Словно рвались жилы, вены, лопались кости черепа. Хотелось бессильно выть. Но… не при ней. Для неё я сильный. Остальное — переборю…       Прохладные пальчики тронули виски, требовательно отводя руки, поглаживая и массируя. Я не успел заметить, когда она перебралась назад, перетянув мою голову и плечи на свои колени. Чуть склонилась, касаясь губ. Солоноватый привкус после терпкой тонкой сладости верескового мёда. Массаж, бегущие от подбородка к вискам тонкие пальчики, поглаживающие кожу. В уме снова шелест крыльев бабочки, разгоняющей страхи. Свои и мои. В образе проскочил портрет девочки с порезанными руками в больничной палате. Я не мог прежде этого видеть. Её глазами тоже… она была без сознания.       На лицо упали горячие капли. Боль почти испарилась, выбитая ударом вереска. Осталась только лёгкая дрожь и попытка понять, в чём причина этой вспышки, но и она отошла на второй план. Прежде — успокоить Вики. Я дрогнул, разворачиваясь, оказываясь ближе, глядя в глаза, удерживаясь от того, чтобы отстраниться… Чем я был лучше того учителя?.. Такой же… Потянувшийся к нежности, пусть и спустя не полный десяток лет. Бабочка вздрогнула, зажмурившись.       Губы прижались к покрытому испариной виску, пальцы скользнули в русый водопад:       — Сохрани господь того, кто к тебе потянется с нечистым помыслом… — прошептал я, не лукавя, — уничтожу… Ничего не оставлю. Даже пыли, слышишь, бабочка?..       Робкая улыбка в поцелуе. Овившие тонкие руки, которые теперь мне хотелось целовать ещё чаще. Каждый дюйм. Боль ушла окончательно. Осталось лишь чёткое понимание — полягу, но защищу. Моя бабочка всё ещё жила той памятью, которая перекрывалась тем, чего мы достигли. Но кадры… кадры перед моими глазами кружились. Льнущее тело, опутывающее руками и ногами. Добровольно. «Я никогда не лез на рожон. Я оставлял право выбора…» — носится в голове.       Выдох в маленькие приоткрытые губы Вики:       — Моя маленькая бабочка…       Улыбка, поцелуй глубже. Ливень не утихает. Всё ещё страхи. Всё ещё право, которого она была лишена, встретив впервые мужское тело добровольно. Добровольно? Нет… Брюки давят, но не решаюсь даже тронуть застёжку. Но чувствую, перебираясь выше, перекатываясь. Её желание — приоритет. Бабочка должна сама выбирать партнёра. И только тогда, когда пальчики справляются с застёжками брюк, внутренне согласно киваю — её выбор. Не мой. Её решение.       Оправдываю ли себя? Может быть…       Теперь это не повод оправдать свою безучастность. Нет. Теперь она выбирает сама. И если прежде это было немного забавным — собственная отстранённость с правом манёвра, то здесь и сейчас дало понять, что она сама решает — будет ли близость или нет. Прохладные ладошки проскальзывают почти до ягодиц, но вспархивают к лопаткам. Одежда разлетается. Остаются только нагие тела и желание. Общее. А не одно, чьё-то непонятное.       Снова её попытка быть ведущей, а не ведомой, когда переворачиваясь, оказываюсь на спине, только осторожно и максимально успокаивающе поглаживая. В постели, на хлопковой простыне, Вики кусает губу, но всё ещё вереск плещет страхом. Боится, и теперь её страхи я понимаю. Без слияния… просто движения: несколько нервные такты мягкой податливой и горячей плоти, ласкающей напряжённую часть меня… Моё самое сокровенное желание — вся она. Её холод и жар одновременно. Её тело и прикосновения. «Моя маленькая нежная бабочка…» — проносится в уме.       Но нет. Упирается руками в грудь, удерживаясь, помимо того, как держу её я… Пускай. Улыбается, наконец, склоняясь, лаская губами и тёплым языком губы, не отстраняясь, позволяя гладить руками тело, родинки, прохладу. Ливень… Кажется, он омывал мои грехи. И всё же в постели из звериных шкур — не страшно. Перекатывается, увлекая, вынуждая нависнуть. Она кутает руками и ногами, ловя взгляд, ловя каждое движение. Прошло столько времени, а для неё это всё ещё ново. Выгибается от поцелуев в ключицы, ластится… Впалый живот подрагивает, размеренно заполняя полость между ним и мной. Ещё ниже, почти не реагируя на судороги неподготовленных мышц. Глубже, слаще… Бабочка выгнулась в пояснице, почти скользнув промежностью по моему подбородку.       Выкрик от сжатой губами пульсирующей бусины. Выгнулась до хруста. Только робко, без давления нырнувшая в волосы ладонь. Не поощряя, не останавливая. Зажмуренные глаза. Выдох почти жгучий. Бабочка снова изогнулась, подставляясь больше. Соль естественных соков тела, сладость успокоившегося после страхов вереска, теперь кутающего в непередаваемую страсть — перемешалось всё. Вики вскрикнула, снова дёрнувшись. Ливень ударил почти рядом с сетчатой стеной.       И в голове носится: а чем я лучше этого… мистера…       Злит… Я хочу его уничтожить. Подрагивают руки, поглаживающие светлокожее стройное бедро. Моя бабочка должна была сама захотеть. Не иначе. Её тело — святыня, которой я покорно молюсь до тех пор, покуда не могу припасть, ощутить, вкусить…       — Бабочка… — нависая, шепчу в висок.       — Люблю… — всё ещё безответно шепчут маленькие пухлые губы. — Фенцио, пожалуйста… Я так люблю тебя…       И шанс стереть эти слова всего один — движение. Узкая. Всё ещё пленительно узкая и такая же жгучая… Проскальзываю в её тело, чувствуя этот неразумный, безудержный жар. Сокращающийся, вынуждающий самого сорваться на излишне громкие стоны. Глубже, чуть быстрее и чаще… Уже через пелену собственного почти неукротимого желания, созерцая изгибы и её тело, с упругими маленькими горошинками сосков в розовых ареолах, подрагивающий впалый живот. Чудится, что через тонкую кожу вижу движения… Страшно вредить. Страшно, что сделаю больно. Моей маленькой бабочке, сжимающей крылья, притягивающей в поцелуй.       Её любовь видит разницу между похотью и желанием, смешанным с чувствами. Так хочется в это верить… Моя маленькая нежная бабочка, бьющая крыльями в попытках согнать кошмары. Льнущая к пламени, чтобы отыскать выход и согреться. Моя… Моя маленькая… Раскрываются крылья, когда ускоряюсь, чувствуя знакомую грань, видя, как она выгибается, как тонкая талия, очерченная ладонью, покрывается волной мурашек.       Бабочка льнёт ближе, ластится… Холод серых крыльев обжигает хлеще пламени. Даже голову не втянуть, не спастись. Тянется, обнимая, скользя прохладными пальцами. Снова переиграла… Тело податливо. Отвечает на ласку. Но всё же иначе. Терпеливо смотрит на происходящее. Бабочка трепещет, когда проникаю всё глубже, ощущая предел. Узкая, жаркая… Охает, выгибаясь в руках, подставляясь под дрожь губ, которые впиваются в молочную кожу.       Пальцы путаются в русых волосах, собранные ладонью, смятые. Но Вики смотрит упрямо. Нежно и влюблённо… «Не заслуживаю…» — шепчет внутренний голос, когда замедляюсь, ощущая тёплые губы, прижавшиеся плечу. Ускорение, снова сокращающееся пламя. До безумия. До выдоха в губы и расслабления…       — Бабочка… — шепчу во вспотевшую шею, словно безумец, — моя маленькая бабочка….       Взрыв, феерия… Яркие вспышки перед сомкнутыми глазами. Вики замирает, чуть подрагивая. Умиротворённая улыбка и тихий смех. Испарились и страхи, и избыточная страсть. Спокойный и уверенный поцелуй, она снова непривычно тёплая. Внутренний жар выбрался наружу, покрывая испариной бледную тонкую кожу. И снова крутится на языке ответ на её признание. Не могу ответить. Пока ещё нет. Всё ещё чудится, что она сможет уйти. Всё ещё немного страшно, что слова утратят смысл, как это случалось и прежде.       Стоило перевести дух, откатиться в сторону, глядя на неё, рассматривающую соломенный потолок.       — А ночью можем поплавать ещё?.. — тихо поинтересовалась Вики, кусая припухшую нижнюю губу.       — Всё, что захочешь… — вздохнул я, укрывая её крылом и целуя в шею.       Искрящиеся голубые глаза улыбались…              Я с нескрываемым любопытством следил за сыном. Выходной день решено было провести в предместьях школы. Кроули, уже посмеиваясь, выделил отдельную комнату на преподавательском этаже. Кроме того, мне всё же подкинули ряд факультативов по амулетам. Оказалось весьма занимательным и даже почти не напрягало два раза в неделю прилетать ради этого в Альма-Матер. Тем более, что получилось чаще видеть Дино, более активно участвовать в его жизни, не упуская из вида самое важное — наблюдение.       В безоблачном небе извивался новый змей. Сын пристально следил за тем, как бумажный дракон на манер китайского, расправив крылья, ловит потоки воздуха, всё же будучи покорным нити в руках юного ангела. Восхищённый взгляд ребёнка. Чистый и невероятно упрямый. Он начал потихоньку сматывать верёвку, отходя от излишне высоких кустов и деревьев, чтобы потом не пришлось лезть и распутывать. Через десяток минут игрушка была бережно свёрнута и убрана в специальный мешок. Дино горделиво подошёл ближе, отряхивая руки.       Я улыбнулся:       — Молодец. Раймонд говорит, что теперь ты лучше чувствуешь крылья.       — Раньше тоже было неплохо. Теперь, правда, с Люцифером сцепляемся чаще в воздухе. Бои более затяжные выходят, — Дино помолчал, пожевав губу. — Я хотел бы как-то показать ему этого змея. Поговорить. Может… может удастся объяснить то, что происходит.       — Надо ли? — удивлённо поинтересовался я.       Сына передёрнуло. Он некоторое время с сомнением смотрел на меня, после чего со вздохом произнёс:       — Он на прошлых выходных вернулся избитый. Я краем уха услышал, когда Геральд вёл его в лазарет, что… Сатана поднимает руку на него, — удивлённая гримаса: — Разве это нормально?!       — Ничуть… — я согласно кивнул. — Это возвращает нас к той ссоре, когда вы подрались в первый раз — рукоприкладство не всегда является методом, способным донести истину. И большой вопрос — истина ли это? Для нас может быть правильно то, что кто-то другой с лёгкостью осудит и презрительно попытается высмеять. Понимаешь? — сын кивнул, немного насупившись, и я продолжил: — Думаю, ты прав. Попробуй поговорить. Но если будет зреть конфликт — не тяни и уходи сразу. Иногда точки зрения различаются слишком сильно…       Просиявший ангел устроился рядом со мной под деревом, заглядывая под руку:       — Это новый амулет?.. Агат и голубые топазы? Для чего он будет? Агат отгоняет кошмары, насколько я помню. А топазы?       — Амулет для тебя. Ребекка говорит, что тебя мучают кошмары. Мне не слишком нравится идея с успокоительными. Решил попробовать собрать такую вещицу, — разговор клонился не туда, куда следовало, но я предпочёл всё же поинтересоваться, поддев его лицо за подбородок и повернув к себе. — Мне казалось, между нами нет секретов. Почему ты не сказал сразу?..       Ангел несколько минут пристально смотрел в мои глаза, после чего почти скороговоркой выпалил:       — Я не знаю, как это объяснить… Я не видел её. Кроме единственного портрета в цитадели — даже образа не было какого-то. А около трёх месяцев тому мне начали сниться… Это не кошмары. Просто я словно вижу, что было бы, останься она жива. Понимаешь?..       — Да… — соврал я.       На самом деле я ничерта не понимал. Да, Мисселина, бывшая с ним рядом почти с первого дня, Ребекка, появившаяся почти четыре года назад… Всё. Иных женщин в нашем окружении не было. Портрет… был. Я его помнил. Как и помнил, что писался он для архива, правда повода не помнил. Какой-то праздник, который с размахом праздновали в стенах цитадели, создав около пары сотен образов лучших из лучших. Шарлотта была одной из лучших, кто справлялся с живностью. На Земле её сочли бы ветеринаром. У нас же… Неважно.       Образ не мог так просто сформироваться из ничего. Без сопротивления скользнув в память сына, считывая только сны, я поджал губы, пытаясь понять, откуда всё это пошло. Спящий, с головой на коленях… Шарлотты. В нашем доме, на диване. Я видел это — Ребекка поглаживала его спящего после скандала на рождественском балу. Обрабатывание содранных коленок каким-то раствором. Тоже, скорее всего, Бекки… Первый день в школе, куда мы в его сне прибыли втроём. Это, скорее всего, Мисс… Воспоминания не подменялись. Нет. Просто он пытался увязать воедино всё, что знал, но укрыть знание ликом потерянной матери.       Я вздохнул, притянув его ближе:       — Амулет привезу сразу, как соберу. Просто нагрузки, которые находят выход почему-то в таком формате. Это немного странно, но и объяснимо.       — Знаю… — Дино вздохнул, покосившись на шпили школьных башен, тихо проговорив: — Почему у меня ощущение, что Мисселина тебе подошла бы больше.       Я едва не подавился воздухом от возмущения. Вот уж кого, а Мисс, с которой был знаком едва ли не с пелёнок, я рядом с собой не видел. Впрочем, к ней он привязан куда как больше. Неудивительно. На смену возмущению пришёл нервный хохот. Покосившись на сына, я прикрыл глаза ладонью, стараясь не сделать хуже, ибо уже видно было, что он почти оскорбился.       — Прости… — отдышавшись, выпалил я. — Мисселина… Это… Я даже не знаю, как объяснить. Это всё равно, что через пару десятков лет ты женишься на ком-то из одноклассниц.       Дино поморщился:       — Упаси Шепфа… У них одни веночки из ромашек и цветочки в оранжереях в голове, — он несдержанно фыркнул, чем снова заставил меня рассмеяться. — Что?.. Неужели во время твоей учёбы иначе было?!       — Возраст, мальчик мой. Рано или поздно придёт понимание. И к ним, и к тебе. Разум начинает воспринимать всё иначе. Просыпается… — едва не проведя краткий экскурс в «мир полового созревания», я прикусил язык и отмахнулся: — Словом, даже с твоей матерю мы сошлись уже ближе к выпуску из школы. Всё может сотню раз измениться.       Сын внимательно посмотрел на меня:       — А с Ребеккой иначе?..       — Это уже более зрелые чувства. Мы смотрим не только через призму чувств, но и с оглядкой на опыт… — ответил я со вздохом.       «И если бы я хоть на сотую долю сам своим словам соответствовал…» Зрелость… Я скорее чувствовал себя снова подростком, когда Бекки отказывалась рядом. Зрелость улетала куда-то невероятно далеко… Впрочем, я утрировал. В молодости я бы просто и без лишних разговоров поставил бы её перед фактом своих ожиданий. А теперь… Теперь продолжал таскать в кармане кольцо, так и не находя ни единой возможности подойти к щекотливой теме.       «Может, сейчас выйдет?..» — нервно подумал я, заметив Непризнанную с парой бумажных пакетов из столовой в руках, бредущую к нам сквозь парк. Снова в своих мыслях, снова где-то далеко.       И я даже знал, где именно…