Проигравшая.

***

Стою перед тобой и совершенно не понимаю, чего ожидать. Смотрю в глаза и чувствую, как мы прожигаем в друг друге дыру. Что-то или кто-то во мне истерично пытается спрятаться, но ничего не получается, я полностью открыта перед тобой сейчас. И мне страшно, потому что я слишком давно не чувствовала себя такой беззащитной. Ты в праве сделать со мной все. Все, что пожелаешь. Но ты стоишь и просто медленно убиваешь меня своим глазами. Своими влюблёнными ласковыми глазами, а я снова хочу плакать от безысходности. От того, что точно знаю, что ты не видишь в моих того же. Аккуратно убираешь мои волосы за плечи и развязываешь узелок от этой ужасной гипюровой накидки. И обнажаешь меня. Во всех смыслах. Смотришь на мое тело снизу вверх, а мне хочется прикрыться или убежать от неловкости момента, хотя я давно не помню, что такое стеснение и стыд, хорошо поняв и осознав цену самой себе. Упустив маленькую деталь: Понять цену — значит согласиться продать. Забыв о том, что женская и человеческая, в целом, честь и достоинство — бесценны. Они не должны быть продажными. Никогда. А в твоём взгляде ни единой нотки похоти, только какой-то странный интерес, будто впервые наблюдаешь подобную картину. Останавливаешься на ярко-бордовых губах и смотришь так долго, что я снова почти физически это ощущаю. Берёшь меня, обходя сзади, за плечи и осторожно толкаешь, перемещая нас в ванную. Огромное зеркало в полный рост хорошо играет тебе на руку и ты подводишь меня к нему, тихо шепча на ухо: — А теперь смотри, что ты сделала с собой, — и я смотрю. И вижу то, чего не замечала раньше ни одного раза. Похудевшее до выпирающих рёбер тело. Острые скулы. Волосы с рыжеватым отливом и ярко-бордовые губы. Это не я. Нет, нет, нет, это не я. Машинально, снова начинаю ронять слёзы, быстро смахивая их дрожащими ладошками. Смотрю на руки. Красные заострённые ногти, ни одного кольца. Пальцы тонкие и длинные. Это не могу быть я. Нет же. Поднимаю взгляд на себя в зеркале и тут же перевожу на тебя. Так страшно мне не было никогда. — Ты видишь? — спрашивает, а я киваю, из последних сил борясь с внутренней панической атакой, что вот-вот вырвется наружу. Уже даже не замечаю слез на щеках, что успели стать привычными. Аккуратно разворачиваешь меня к себе, параллельно открывая воду в ванной и проверяя ее температуру, целуешь меня в лоб, аккуратно поглаживая влажную щеку. Ждём пару минут и ты помогаешь мне опуститься в воду. Берёшь первую попавшуюся баночку с гелем для душа и наливаешь немного на мочалку, тут же опуская ее мне на плечи и начиная медленно растирать. Снова поднимаешь меня на ноги и моешь так аккуратно, будто я склеена из какого-то фарфора. Не замечаю, как ты усиливаешь движения и начинаешь все плотнее и плотнее прижимать ко мне руку. Ты будто сам забываешься и трёшь так, будто на мне реальные куски засохшей грязи, а я чуть слышно шиплю от боли, закусывая и так измученные губы. Но эта боль едва ли может сравниться с тем ураганом внутри меня, который разносит в пыль все, что встречается ему на пути. Включаешься резко и тут же убираешь руку, шепча тихое «извини» и откладывая мочалку в сторону, проходишься ещё несколько раз по телу уже руками, снова включая воду. Кожа неприятно щиплет после мочалки, но ты аккуратно залечиваешь все ранки и ссадины, поглаживая и успокаивая меня. Слез не осталось, а внутри удушающая пустота и тишина. Очень давно такого не было. Стою на полу, уставившись на свои босые ноги, по которым быстро стекает вода, перетаптываюсь, теряюсь в пространстве и, кажется, больше вообще ничего не понимаю. А ты вытираешь мое тело полотенцем, словно промакивая каждую капельку. Снимаешь с крючка белый махровый халат, что вполне привычно для гостиницы, но для меня этот белый сейчас, как будто символ моего внутреннего очищения. Мягкая ткань приятно согревает, но гораздо теплее мне становится, когда ты снова обнимаешь меня, крепко прижимая к себе и укачивая в своих руках. Заходим в спальню, плотно сцепив руки в замок, а ты откуда-то находишь небольшое круглое зеркальце и влажные салфетки. Вручаешь мне атрибут, а сам сосредоточенно и аккуратно начинаешь водить салфетками по моему лицу, срывая последние кусочки всех моих масок. Аккуратно очищаешь щеки от следов слез и чёрных дорожек туши. Вытираешь губы и я осознаю, что ты впервые видишь меня такую... Обнаженную и беззащитную совершенно. — Теперь смотри... — я подношу зеркало к лицу и внимательно рассматриваю лицо.  Я снова себя не узнаю. Впавшие щеки и заострённые скулы, синяки под глазами едва ли не до подбородка и истерзанные мною же до ран и синих отметин губы. Это все не обо мне. И я впервые ловлю себя на мысли, что не хочу быть такой. Я не хочу. Слез физически больше нет, но все внутри рвёт на части, режет невидимыми ножами без какой-либо анастезии. Дрожь бьет все тело и я не могу больше это контролировать, плакать не могу, но начинаю тихо хохотать, просто потому что должна хоть как-то выплеснуть все это, иначе просто взорвусь. Ты пугаешься на мгновение такой реакции и я вижу этот страх и растерянность в твоих глазах, но уже в следующую секунду сгребаешь меня с кровати, рывком поднимаешь на ноги и впечатываешь в себя до хруста в позвоночнике. Хватаюсь за тебя, как за тот спасательный круг, что искала все эти годы, сжимая в кулаки футболку у тебя на спине. Хватаю воздух будто рыба и продолжаю не понимать всех тех процессов, что творятся сейчас у меня внутри. — Все-все, тише, — шепчешь прямо в волосы, прижимая голову к своему плечу и раскачивая меня из стороны в сторону, будто маленькую девочку. Жест, который должен был меня успокоить, напротив — взрывает новую бурю внутри меня и я снова плачу. Если бы в организме человека был хоть один абсолютно неисчерпаемый ресурс, это определенно были бы слёзы. Совершенно точно. Ты не останавливаешься, держа меня так же крепко, и качаешь, качаешь, качаешь. Я не знаю, сколько времени прошло, пока я смогла потихоньку начать приходить в себя. Дыхание становится ровным, а я чувствую наступление такого упадка сил, что не уверена в том, что выстою на ногах ещё хотя бы минутку. Ты чувствуешь и это, медленно перемещая нас к кровати, а затем раскрывая одеяло и кутая меня в него. Откуда в тебе столько отцовского? Твоя дочь считала бы тебя лучшим папой в мире. И не просто потому что ты был бы ее папой, как принято у маленьких деток, а потому что ты действительно стал бы прекрасным отцом. Станешь. Я не отберу у тебя эту возможность, обещаю, но хотя бы сегодня побудь рядом. А потом я отпущу. Со мной сложно, со мной невыносимо и я прекрасно об этом знаю, а потому ничего у тебя не буду просить. Но это будет завтра. А сегодня, не бросай меня, пожалуйста. Укладываю голову на подушку и благодарно смотрю на тебя, склонившегося над моим лицом. Не сказала тебе практически ни слова за наш этот импровизированный ритуал. Да и зачем? Ты чувствуешь все, я знаю. Прикрываю глаза, слыша как ты поднимаешься на ноги. Рефлекторно хватаю тебя за запястье, тут же стыдливо отводя глаза. Наверное, я не имею права просить тебя о ещё большем. Наверное ты очень устал, но я все же тихо говорю: — Побудь со мной, хотя бы чуть-чуть, — замолкаю и вижу твою абсолютную растерянность, поэтому торопливо добавляю, — если ты хочешь уйти, я все пойму, Дан. Спасибо тебе, — все же встаёшь и, молча обходя кровать, ложишься рядом, пристраиваясь сзади и укладывая одну руку мне на талию сверху одеяла. — Ты замёрзнешь без одеяла, укройся, — шепчу, слегка повернув к тебе голову, а ты лишь слабо улыбаешься, будто бы тут же начиная засыпать. Прости меня. Я знаю, ты очень от всего этого устал. Просыпаюсь ночью с испариной на лбу, резко подрываясь на кровати. Не помню, что, но снилось явно что-то жуткое. Оглядываюсь по сторонам и не сразу вспоминаю, где я и почему. Вижу рядом спящего тебя и, мне кажется, впервые так спокойно и искренне могу тебе улыбнуться, чуть зарываясь пальчиками в твои волосы. Укладываюсь обратно и сплю словно младенец до самого утра. Спасибо. Теперь я ,наверное, справлюсь. Теперь мне наверное будет чуточку легче со всем этим жить. Теперь я наверное стала свободнее. И даже за это «наверное» я готова тебя вечность благодарить, слышишь? И я скажу тебе об этом утром. И попрошу меня отпустить, потому что меньше всего на свете я хочу, чтоб меня такую кто-то терпел. Я не слепая и я вижу твои чувства, Дан, но на сколько их хватит? Я не уверена, что с такими, какой стала я можно на всю жизнь, а ты заслужил именно так.