Вот Вам, матушка, и сюжет, достойный России 1 или Домашнего

Паркуюсь неподалёку от главного входа, благо рабочее время кончается, и народ потихоньку сваливает, освобождая парковочные места. Ниссан Террано с блатным номером полковника всё ещё на месте, как и кроссовер от Рено майора. Сначала у меня была идея подкараулить Ткачёва около его машины, но в моём нелепо-домашнем виде я буду привлекать излишнее внимание гражданских и уходящих домой коллег, что не очень желательно. Свидетели нам ни к чему, может, выйдет договориться по-хорошему. Нехотя выхожу из машины, шлёпая тапочками по разбитому асфальту, продолжая пожёвывать кончик сигары. Какой же у неё охуенный дым, полный щедрыми нотами пряностей и ореха. А у Тимофея-то губа не дура такое курить! Погода портится, дождь того и гляди прямо сейчас польёт. Как в какой-то всратой книге, где автор пытается нагнести обстановку, акцентируя внимание читателя на посеревшем небе, полном тучек. В школе ещё задалбливали эти метафоры или как оно там называется. Тьфу, блять! Повезло, что я не главная героиня какого-то бульварного чтива, и от погоды не зависит исход будущих событий. Разве что у меня скрутит кишечник, и я обосрусь прямо в кабинете полковника, не успев добежать до туалета. Мальчишка на КПП удивлённо вскидывает брови, критично оценивая мой внешний вид, однако пропускает, попросив отдать ему сигару – тоже попробовать хочет. Не зря он мне нравится куда больше, чем тот гнида, что сидит в дневную смену. Тот бы или объяснений потребовал, или бы послал куда подальше, а этому сигары хватило за взятку. Быстро прошмыгиваю мимо раздевалок, где слышны голоса и конский смех, и поднимаюсь по лестнице. Благо, никто по пути мне так и не встречается, а то ходили бы по всему отделению слухи о ебанувшейся девице из команды Ткачёва, что светит своей жопой в коротких домашних шортах, крадясь по лестнице в мягких тапочках. У престарелого полковника Мурова, который себе команду исключительно из девчат-переводчиц набрал, наверняка бы встал хрен от такого зрелища. Надо поберечь деда, надо не попасться ему на глаза. Где-то в районе туалетов ругается тётя Лида, и я уже не крадусь по ступенькам, а мчусь сломя голову. Хрен с ним, если меня спалят коллеги, но вот наша уборщица может на полном серьёзе посчитать, что я вот в таком вот виде собираюсь последовать её совету про быстрое продвижение по службе. Последний рывок делаю уже вцепившись в перила. Живот крутит, сука. Сраный дождь. Надо дыхание перевести, а то сердце в груди бухает от такого кросса по высоким ступенькам. Нужно бросать курить. Перейду на айкос какой-нибудь, будет место дыма сигарет аромат прелых носков или общественного туалета. Или одноразовые возьму, они там с разными ароматами, пахнут приятно… Делаю небольшую передышку, буквально повиснув на перилах, открячив задницу. Учитывая длину моих домашних шорт, то они больше напоминают трусы. Наверняка в такой позе ещё и половина ягодиц высунулась. Ух, смотрите все, старший лейтенант Богданова вам всем жопу показывает! Ебите кто хотите, как говорится. Ладно, хватит шуток. Разгибаюсь и двигаюсь вперёд. На этаже старших офицеров почему-то всегда стоит очень много цветов. Почти у каждого кабинета стоит по несколько штук на тумбе, куда мы, младшие офицеры, кладём свои отчёты, если не застали начальство на месте. Может они цветы эти из дома их приносят? Питаются тут ими что ль? Фотосинтез, вся хуйня. Или дома они у них засыхают, поэтому чтобы уберечь от смерти, их приносят сюда? Тётя Лида сердобольная, всегда поливает. Прохожу мимо двери с табличкой «Начальник отдела разведки: полковник, Елисеенко Евгений Викторович», дивясь тому, что у полковника Елисеенко на самом деле имя есть. Мы-то все привыкли к нему только по званию обращаться, не наш же начальник. Да и контактируем мы с разведчиками очень редко. Лично я считаю его детишек немного туповатыми и очень шумными. Наверно стереотип о тупых блондинках играет тут свою роль, а у Евгения Викторовича весь коллектив, включая его самого, светловолосый. Сраный полковник-колорист! Как расист, только вместо оттенка кожи презирает за цвет волос. Интересно, рыжих он так же не любит, как шатенов с брюнетами? Рыжие же ближе к русым, вроде бы? Или нет? Замираю около двери Ткачёва. Вот он – «Начальник отдела борьбы с преступностью: полковник, Ткачёв Роман Константинович». Ох, Роман Константиныч, не подведи, прислушайся ко мне. У тебя под боком мудак завёлся, а ты и не ожидаешь подобного от верного товарища! Без стука распахиваю дверь, сразу шагнув в кабинет, и обнаруживаю вместо полковника развалившегося в кресле Полякова. - Богданова?! – мгновенно взвивается майор, глядя на меня как на врага народа. Кружек на столе две, значит, Ткачёв куда-то вышел, а этот гандон, похоже, решил примерить свою жопу в кресло старшего по званию. Ну ничего, гнида, я тебя разоблачу, будешь на нарах вместо Артёма сидеть, в косу ковыряться от безделья. - Надолго вышел Константиныч? – сквозь зубы спрашиваю, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать мудака на все политические стороны с лицом грустной лягушки из мемов, которые мне когда-то Артём показывал. Ох и не нравится мне взгляд этого долбаёба. Чувствует, зараза, что я всё пронюхала. - Зачем тебе полковник, Богданова? – с гаденькой ухмылочкой, отвечая вопросом на вопрос, как какой-то хитрожопый еврей, отзывается Поляков, медленно поднимаясь с кресла. Чувствует и боится, потому что я его сдам сейчас с потрохами. На всякий случай делаю шаг назад. У Елисеенко из-под двери было видно свет горящий, так что если горелым пахнёт – заору. Я, в конце концов, женщина хрупкая, не лошадь какая-нибудь. Что бы там не пиздели про меня Муровские лингвистические шлюшки, которым ой как не нравится, что в нашем отделении есть всё-таки три женщины, равные по полномочиям нашим мужчинам. Мы-то как офицеры получаем зарплату, а они как переводчики, в штат для галочки приписаны. - Я знаю, кто у нас тут Пироманьяк, - стараясь звучать как можно более пренебрежительнее, сообщаю, глядя надвигающемуся майору прямо в глаза. Я не боюсь тебя упырь гнидочный, просто опасаюсь. Мало ли что в эту башку придёт. – Как думаете, полковник очень обрадуется тому, что дело так скоро закроется? – продолжаю, прищурившись. По окну за спиной майора бьют капли – сраный дождь всё же начался. Не к добру, как я и предполагала. Живот опять болеть начинает. Надо было всё-таки таблетку проглотить перед выходом. - Конечно, - кивает Поляков, подходя всё ближе. Я инстинктивно напрягаюсь, готовясь в любой момент начать обороняться, если этому мудаку захочется применить силу в отношении меня. Такой исход, конечно, маловероятен, майор ведь не долбаёб, но осторожность всё же не помешает. – Я не знаю, что ты там напридумывала, Богданова, но твоему муженьку это не поможет. - А я ничего не придумывала, я всё вспомнила! – ух, если уж и пиздеть, то пиздеть надо до последнего. Чтоб прям вот до конца не сдаваться. Естественно, я ничего не вспомнила, просто сделала предположение. Зато какое предположение, между прочим! У этого гандона вон как глазки его неполиткорректного цвета бегают. Когда-нибудь заведу дневник, назову «Рассказ бывалого пиздабола» и обязательно опишу в нём вот это вот расследование, поведав, как пиздежём отчаянным пыталась вывести майора-гниду на чистую воду. Если, конечно, сейчас не получу знатный пиздак от нервного Полякова. Второго удара по тыкве могу и не выдержать, вдруг дурочкой останусь. Делаю ещё один шаг назад, упираясь во что-то спиной. А ведь я дверь не закрывала, когда заходила. Резко оборачиваюсь, натыкаясь взглядом на дряблый живот Ткачёва, стоящего в дверях, держа в руках красную куртку. Уже переоделся в штатское, смотрит на меня как-то нехорошо. Не успеваю даже среагировать, как сильная рука с мозолистыми пальцами хватает меня за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза. И цвет радужки у него отнюдь не горячего шоколада, а как поносный шлепок на фаянсе. Ох-ох-ох, даже живот сильнее скрутило. - Что ты вспомнила, Богданова? – выдыхает полковник в лицо. Морщусь от вонючего дыхания, пытаюсь отчаянно придумать хоть какой-нибудь весомый аргумент, чтобы он не звучал, как блеяние несчастной овцы. На самом деле, признаю, теперь мне страшно. Мне пиздец как страшно. Потому что эти двое окружили меня, зажали и пытливо ждут ответа. И Поляков что-то заметно так расслабился, гаденько улыбаться начал, импланты свои показывает во всю. Ему ж когда-то зубы выбивали, если не ошибаюсь. Их было двое… Блять! Смотрю на Ткачёва во все глаза. Это же очевидно! Поляков всего лишь такая же псина, как для него самого Осипов. Только он добровольно ошейник напялил и принёс полковнику поводок в зубах. И Ткачёв относится к нему как к своему самому любимому шакалу, подкармливая его всякими вкусняшками и выписывая всякие значительные премии, когда весь отдел обгладывает кости на голой зарплате. Эти двое заодно. Кто-то из них Пироманьяк, а кто-то прикрывающий его жопу. - Дурная ты женщина, Богданова, - качает головой полковник, спрятав руку в карман. Чувствую, как меня колотит. Даже ладони вспотели. В прошлый раз мне после этих слов прилетело по голове от, как теперь понятно, Полякова. - Зачем полезла в это, а? – продолжает Ткачёв, вглядываясь мне в глаза. Теперь-то понятно, почему именно он самым первым примчался ко мне в больницу, хотя с его званием можно и не беспокоиться о какой-то мелкой сошке вроде меня. Сами по затылку дали, сами дождались, когда моё тулово найдут, сами помчались в больницу проверять, вспомню ли их или нет. - Почему Артёма-то? – ого, а голос-то у меня вон как осип. Ещё и тошнота подкатывает, того и гляди или блевану, или обосрусь. Ебучий дождь, ебучая погода, ебучий Поляков с не менее ебучим Ткачёвым! - Твой муженёк имел неосторожность увидеть кое-что нехорошее на корпоративе в прошлом году, - шипит прямо в ухо Поляков, положив свои клешни на мои плечи. Ну да, было дело, когда мы профессиональный праздник отмечали в ресторане, и я пошла туда с мужем, потому что вокруг было много пьяных мужиков. Все девчонки, у кого кто-то был, так сделали. Так что ж я рыжая что ль, чтобы одной приходить? А ну да, я ж рыжая… Артём отлучался в туалет, пока я хуярила с остальной командой текилу, слизывая соль с запястья. Ко мне даже Руслан в тот момент клинья попытался подбить, предложив испить текилы с моего пупка, но был послан в пешее эротическое. Тёмка вернулся какой-то нахохлившийся и, заявив, что я уже достаточно пьяная, чтобы случайно кому-то отсосать в туалете, как какая-то шалопундра, утащил меня домой. - Он, конечно, как я понял, никому не сказал, что там видел, но осадочек у меня остался, - продолжает Поляков, сильнее сжимая меня, и я, пытаясь игнорировать этот жест, вспоминаю, что когда мы дошли до текилы, то, ни самого майора, ни полковника рядом с нами уже не было. Что ж там Артём такое увидал в ресторанном сральнике, что эти двое решили его подставить при первой возможности? Пидорасы что ли? Кто-то там кому-то отсасывал в туалете, а тут их спалили? Не подумайте, я не ярый гомофоб, мне абсолютно наплевать кто там кого какого пола любит, просто этот вариант самый первый в голову пришёл. Или наркотой барыжили, или может употребляли. Всякое может быть. Артём так и не сказал что же там было такого. - Поляк, замолкни, - сухо перебивает полковник, вновь вглядываясь в моё лицо. Вот что ты на нём увидеть хочешь, хер вонючий? Страх? Да, мне страшно, но я боюсь не вас двоих, а того, что будет после этого разговора. Злость? Да, я злюсь, потому что мой – хоть и больше не любимый – муж сидит в изоляторе из-за этих двух гандонов. Отвращение от богомерзкого дыхания? Да, воняет пиздец, чисти зубы, Ткачёв, а то все повыпадают, будешь тоже с имплантами ходить, как Поляков. - Убери руки от старлея, это выглядит как домогательство, - продолжает Ткачёв, кинув взгляд на майора. Тот нехотя отодрал свои клешни от плеч. Почему-то дико захотелось помыться. Смыть с себя и взгляд глаз цвета говна, и ощущение тяжести рук. Разодрать до красноты и крови лицо и плечи, осквернённые этими двумя мудаками, предавшими присягу. «Клянусь позором преступлений, и вечной правды торжеством!» - тьфу, блять! - Ступай домой, Богданова, - внезапно произносит Ткачёв, и я таращусь на него во все глаза. Серьёзно? После того, как я раскрыла этих двух крыс, прикрывающих друг друга, меня тупо отпускают домой? Не ловушка ли? Вдруг я сейчас выйду из кабинета, а мне в опять башку какое-нибудь пресс-папье со стола прилетит. - Но она же догадалась! – недовольно восклицает майор, стукнув кулаком по стене. Вот-вот, я же вас, упырей, раскусила. Почему же отделываюсь так легко? - Старлейка болтать не будет, - уверенно заявляет полковник. – Ведь никто не знает, а вдруг супругу заточка в бок прилетит? – тонкие губы растянулись в ехидной улыбочке. – Или – я, конечно, не сторонник такого, - бутылка окажется у него в жопе, да? - Пёс ебаный. Я прикрываю глаза, чтобы никто не видел моих чувств. Чтобы сдержать дрожь в руках. Суки, мало того, что поджигатели, так ещё и шантажисты. Я Артёма, конечно, уже не люблю, но не хочу, чтобы с ним что-то случилось. - Или кости ему кто-нибудь сломает, - вторил Поляков, снова склонившись к моему уху. Я держусь, молчу. Хотя высказать крысам много чего хочется. Но в моём положении сейчас лучше не пиздеть. – Твой Артём Павлович не выглядит крепким мужиком, визжать, наверное, будет как сучка… - пальцы снова впиваются в плечо. - Поляк! – одёргивает мудака Ткачёв, но я всё-таки дёргаюсь, распахивая глаза. - Ничего не могу с собой поделать, товарищ полковник, - весело произносит майор, хлопнув меня по заднице. Уёбок! Руки бы оторвала. – Уж очень я люблю всяких стервозных сук, а эта ещё и длинноногая какая! Обычно, как проходит мимо меня, как наклонится, чтобы отчёт положить на стол, так я от её ножек взгляда оторвать не могу. Как заворожённый смотрю. Хорошо же, что у баб наших юбка по форме, а не эти ублюдские штаны, как на Чукотке! - Так у них, вроде бы, только одна бедолажка там работает, - подмечает полковник, как бы ненавязчиво вставая между нами, чтобы Поляков меня не трогал. Но теперь дверной проём свободен, я могу в любую секунду рвануть в коридор и рассказать всё об этих двоих Елисеенко. Хотя живот болит, вряд ли я смогу быстро выбежать отсюда. – Богданова, иди домой. Погода портится, ты уже вся зелёная, - подмечает Ткачёв, словно насквозь видит. Делаю шаг вперёд, и он кивает, одобряя мои действия. Пиздуй, Богданова, пиздуй отсюда, как говорится. Но я замираю в проходе, резко оборачиваясь. - А что если мне плевать на Артёма? – произношу как можно спокойнее, хотя меня всю трусит. Как вам такой поворот, сучары? Неожиданно, да? Зачем им в таком случае бесполезный заложник? – Если я прямо сейчас постучусь к Елисеенко и заложу вас обоих? Что будете делать? – до кабинета ведь рукой подать! - Богданова, иди уже, - зевнув и тряхнув головой, бурчит полковник, надевая красную куртку, отвернувшись к окну всего на мгновение. Поляков в эту же секунду, подобно блядскому сторожевому псу, бросается на меня, вцепившись своими клешнями в шею. Вдохнуть... Не могу вдохнуть! Шкрябаю отросшими ногтями его руку, пытаясь ослабить его хватку, но куда там. Куда простому офицеру, тем более женщине до бывшего бойца подразделения «Альфа». - Ты не пойдёшь ни к Евгению, ни к Анатолию, - ласково произносит Ткачёв, повернувшись обратно. Вжикает молния на его куртке, полковник неторопливо поправляет капюшон. Я всё ещё дёргаюсь, пытаясь сделать хоть маленький – малюсенький – глоток воздуха. Майора царапаю уже до крови, переношу весь свой вес на одну ногу, стараясь ударить второй. Не выходит, сука! Сука… - Ты даже близко к ним не подойдёшь, - продолжает полковник, спокойно наблюдая за моими мучениями. Садист ебучий… Боковое зрение уже меркнет, весь мир перед глазами плывёт. Глаза слезятся. Плохо. Очень плохо. – А если подойдёшь, то Андрюша тебе не только кислород перекроет, - и этот старый хер тоже не упускает возможности коснуться моей обнажённой кожи на бедре. Да поняла я, поняла, что майор меня выебет с твоего позволения. Даже не удивлюсь, если ты на это посмотреть захочешь, мудила. О, всё ребята, у меня кислородное голодание начинается, сейчас меня вырубит. - Но если тебя и это не остановит, то у меня хорошие связи с ребятами в Калининградской области, - Поляков резко ослабляет хватку, и я падаю, подобно мешку с говном, потирая горло, так и не успев потерять сознание. Ткачёв склоняется надо мной, его лицо расплывается, как и всё остальное перед глазами. – Я уважаю подвиг майора Богданова в Сирии – подорваться самому на мине, не дав погибнуть товарищам… Я бы так не смог, - доверительно сообщает он, хотя до меня все звуки доносятся как из-под толщи воды. – Но вторая-то нога у него пока ещё осталась! И даже одно яйцо смогли сохранить, какое счастье! – полковник задорно хлопает в ладоши, доводя меня окончательно. Слёзы льются из глаз, я плачу, как маленькая сопливая девчонка, у которой отобрали любимую игрушку. Не достойное поведение для взрослого, состоявшегося человека, что уж и говорить про то, как это позорно офицеру. Однако, кого-кого, а брата я люблю и ни за что не променяю его даже на Артёма и его безопасность. Ткачёв это знает и бьёт с размаху прямо по больному, загоняя пальцы в рану. Мудила! - Поляк, пошли, - резко меняет интонацию полковник, возвращая голосу привычную сухость. Я вжимаюсь в дверной косяк, когда он выходит, но Ткачёв на меня уже даже не смотрит. Зато смотрит Поляков, по-садистски оскалившись, возвышаясь надо мной. Держу пари, этот гандон часто доводит свою жену и так же над ней потом стоит, а потом ебёт зарёванную и забитую. - Андрей, блять! – наконец-то в голосе Ткачёва слышится раздражение, и майор уходит следом, на последок, как бы невзначай, зацепив мой голень мыском берца. Закрываю лицо руками, с трудом сдерживая всхлипывания. Дура. Какая же я дура!