***
— Мисс Грейнджер, вы готовы отправиться домой? — осторожно спросил доктор Левин, за его спиной Гермиона заметила обеспокоенных родителей и коротко кивнула, поднимаясь с постели. — Напоминаю, что в случае любого недомогания вам нужно сразу же обращаться ко мне. Кроме того, я напишу список зелий, принимая которые… Встав рядом с отцом, Гермиона быстро потеряла нить разговора, рассматривая носки собственных кроссовок. Те уже выглядели далеко не лучшим образом. Потертые, грязные и немного порванные по бокам. И как она раньше не обращала на это внимание? Теплая ладонь отца чуть сжала её плечо. Кажется, они наконец-то идут к двери. У самого выхода Гермиона не удержалась и обернулась. Угол между тумбочкой и окном, место, где стоял Гарри… Оно было пустым.***
Кажется, родители восприняли слишком близко к сердцу слова доктора Левина по поводу того, что Гермионе нужны внимание и забота. Потому что теперь её почти не оставляли в одиночестве. Даже сейчас, пока они шли по шумной лондонской улице, мама не отпускала её ладони. Как будто Гермионе было 5, а не 15. И Гермиона уже от этого всего устала. Смертельно устала. От шума, от людей, от постоянных попыток родителей её разговорить… Страшная правда была в том, что она не знала, о чём с ними говорить. Оглядываясь по сторонам, она поняла, насколько разными были их миры. И дело тут вовсе не в высокомерии. Просто каждый раз, когда разговор заходил о музыке, кино или технологических достижениях маггловского мира, Гермиона чувствовала себя… Не в своей тарелке. А уж если её просили рассказать о Хогвартсе, то тут и вовсе приходилось тщательно подбирать слова. Потому что вряд ли бы родители обрадовались, если бы услышали о тролле, цербере и драконе, например. А ведь это был только её первый курс в Хогвартсе. Почти самый безопасный, если не считать тролля. Да и вообще, только благодаря встрече с троллем у неё, кажется, и появились друзья. В следующем году был василиск… И именно после оцепенения она впервые увидела перед собой Гарри, как сейчас в палате. Эти мысленные разговоры позволили ей не свихнуться. Так себе удовольствие лежать безо всякой возможности пошевелиться, созерцая перед глазами полную темноту. Лучше уж разговаривать сама с собой. И не важно, что твоё альтер-эго почему-то принимает облик твоего друга. Самое странное, что сам Гарри об этом так и не узнал. Это было ещё одним секретом Гермионы, который она тщательно оберегала от всех остальных. Особенно от родителей. Ещё сдадут её на попечение психотерапевту ко всем прочим радостям жизни. А если говорить об остальном… Третий курс был тоже не особенно легким. Гермиона почти не соврала, что очень много училась и занималась. Только вот не уточнила, чем конкретно она была занята. Вряд ли маме и папе понравились бы прогулки в Запретном лесу с оборотнем, присутствие дементоров у школы и разговоры по душам с беглым преступником в заброшенной хижине. И совсем не важно, что этот самый преступник в итоге оказался ни в чём не виноват. Пожалуй, в ту ночь шанс умереть у Гермионы возрос в несколько раз. Особенно если считать перемещение во времени, но это совсем другая история. Пожалуй, самым нормальным для родителей можно считать четвёртый курс. Мама была рада, что у Гермионы появился парень, доканывала её советами и лекциями по половому воспитанию. Папа тоже немного ворчал, но выглядел чуть более расслабленно, чем всегда. Кажется, в этот период они почти перестали смотреть на Гермиону, как на бомбу с часовым механизмом. Даже поездка в Болгарию перед учебным годом по-настоящему удалась. А родителей Виктора мама назвала совершенно «очаровательными» людьми, подчеркнув это слово каким-то многозначительным тоном. Что это означало, Гермиона так и не поняла. Честно говоря, мамины иносказательные намёки не поддавались никакой логике. Пятый курс как будто стал расплатой за всё, что случилось хорошего до этого. Он начался с неприятностей, которые дальше росли и множились, как снежный ком. Гермиона чувствовала, что события происходят слишком быстро, слишком резко, а Гарри… Она вынуждена была признать, что перестаёт понимать его. И это чертовски пугало, до самой глубины души. Конечно, она должна была сразу поверить ему во время Турнира и протянуть руку помощи, но… Тогда произошло столько всего и сразу, что Гермиона запуталась. Ещё и Рон давил на неё. И это было не единственной причиной для беспокойства. На четвёртом курсе произошло много всего. Например, кардинально изменился тот, кто поменяться не мог. Драко Малфой. Точнее то, что Гарри начал доверительно общаться с этим слизеринцем. Абсолютно без какой-либо логической причины. О, как Гермиона злилась на это! На это странное, безоговорочное доверие, которое Гарри испытывал не к ней или, на худой конец, к Рону. А к Драко Малфою! К врагу, который доставлял им множество проблем раньше. А быть может и доставит? И ещё больше её злило то, что как бы она ни старалась, не могла найти причины. Как будто что-то тайное происходило за кулисами, куда её не пригласили. И именно в этом «тайном» и заключался секрет представления. То, что произошло дальше, можно назвать, наверное, цепной реакцией… Долорес Амбридж буквально олицетворяла собой всё, что заставляло Гермиону дрожать от ярости. Систему, которая требовала изменений. Да что там изменений, радикальных перемен! И Гермиона решила действовать. Она знала, что Гарри поможет ей. И надеялась, что эта общая тайна откроет ему глаза. Например, на Малфоя. Надеялась, что как только Гарри увидит и услышит её идеи, увидит, сколько людей их поддерживает, тогда всё станет, как раньше. Тогда Гарри снова заговорит с ней на одном языке и исчезнет это странное, жуткое чувство, будто жизнь Гермионы больше ей не принадлежит. Будто у неё отнимают самое ценное: лучшего друга. Единственного друга, если быть честной, ведь Рону она не доверяла на таком уровне. Хотя, безусловно, Рон Уизли ей дорог. Но Гарри… Гарри всегда был для неё нечто большим. Более личным. С того самого дня, как без раздумий прыгнул на голову горному троллю лишь бы спасти её. Она искренне хотела как лучше, но каким-то образом всё стало ещё хуже. В какой-то момент она жутко испугалась того, что теперь Гарри вовсе не станет с ней разговаривать, предпочтёт вычеркнуть из своей жизни сумасбродку, от которой одни неприятности, но… Гарри Поттер снова её удивил. Когда в гостиной он в очередной раз подставился под удар из-за неё, она почувствовала, как уходит плотина непонятной, ядовитой злобы. И на замену тут же пришёл стыд. Обжигающий, круглосуточный, преследующий её, чтобы она ни делала, стоило только закрыть глаза, как перед глазами снова вставала картина того, как Гарри медленно падает на пол в окружении гриффиндорцев, которые в этот момент напоминали самую настоящую стаю шакалов. С тех пор она не могла не то что заговорить с ним, а даже спокойно посмотреть ему в глаза. Всё время казалось, что стоит задержать взгляд хоть на пару секунд, и Гарри увидит даже больше, чем нужно. И конечно же, ни за что не останется её другом. Ведь она причинила ему столько неприятностей. Но с другой стороны, ведь и дальше молчать просто нельзя. Как бы ни хотелось, Гермиона не сможет сделать вид, что в этом году между ними ничего странного не произошло. Скрепя сердце, она решила поговорить с Гарри, как только закончатся экзамены. СОВ — важный этап в жизни волшебника. Конечно, не особенно сложное испытание по сравнению со всем, что они уже пережили за эти пять лет. И тем глупее было бы провалиться из-за лишних переживаний. Знала бы Гермиона, что будет дальше, может быть, не стала бы откладывать этот разговор. Но при всех возможностях магии того, что произошло, просто нельзя было предвидеть. Никто бы не смог предположить ничего подобного. К самой Гермионе воспоминания возвращались обрывками. Единственное, что она помнила крайне чётко: боль. Боль и жуткое ощущение страха. Того самого инстинктивного страха, который несколько лет назад заставил её беспомощно забиться под раковину при виде огромного, горного тролля. И Гарри. Гарри, который снова спас её, невзирая на последствия. Аврорам Гермиона постаралась рассказать всё максимально подробно, напирая на применение к ней Круциатуса. Если она хоть что-нибудь в этой жизни понимала, то подобный случай можно считать исключительным. Особым. Превышением самообороны, если хотите! И пусть её не было на заседании суда и родители буквально душат своей заботой, это не означает, что она не сможет узнать новости. В конце-то концов, возобновить подписку на «Ежедневный Пророк» — дело пяти минут, и она об этом позаботилась ещё в больнице. И кстати о времени… — Мы можем ехать быстрее? — обратилась Гермиона, отводя взгляд от окна. С её точки зрения машина еле тащилась по дороге, в таком случае дома они будут в лучшем случае через час, а в комнате её уже должна ждать свежая газета и новости о Гарри. — Нам не стоит нарушать правила, дорогая. — мягким тоном ответила мама и улыбнулась, погладив Гермиону по щеке. Гермиона с трудом подавила порыв глухого раздражения. Она больше не ребёнок! И всё, что ей нужно, это узнать новости о Гарри, а для этого — как можно скорее попасть домой. Неужели это так много?! — Тише, держи себя в руках. — подсказал Гарри с заднего сиденья. Гермиона прикусила щёку изнутри. Может, она всё-таки сошла с ума? Ведь дураку ясно, что Гарри на заднем сиденье быть не может… Но успокоиться действительно стоит, мама уже начинает как-то странно на неё смотреть. Как только машина наконец остановилась, Гермиона первой влетела в прихожую, а оттуда по лестнице в свою комнату. Вроде бы родители её окликнули, но сейчас это было не важно. Газета. Ей срочно нужна эта чёртова газета! Взгляд почти сразу упал на свежий выпуск Пророка на подоконнике и сидящую рядом сову. Гермиона не сдержала облегчённого вздоха, как вдруг за спиной снова раздался знакомый голос: — Надеюсь, ты понимаешь, что там могут быть не только хорошие новости? Гермиона остановилась на половине движения и в замешательстве обернулась. Гарри сохранял предельную серьезность, пристально глядя ей в глаза. А потом глубоко вздохнул: — Это я так, мысли вслух. Ты дверь не хочешь закрыть? Только перед этим скажи родителям, что с тобой всё в порядке. — Они итак знают, что со мной всё в порядке! — раздражённо цыкнула Гермиона. — Ты — член семьи. И у тебя есть определённые обязательства. — надавил голосом Гарри. Гермиона обреченно вздохнула и с силой потерла переносицу, резко развернувшись к выходу из комнаты. Сейчас не важно, галлюцинация это или что-то другое, важнее то, что Гарри был прав. У членов семьи действительно есть обязательства перед друг другом. У самого порога Гермиона остановилась и неловко обернулась: — Что я должна им сказать? — Правду. Что много чего произошло и тебе нужно время, чтобы это осмыслить. — пожал плечами Гарри. — Не волнуйся, они тебя поймут. Просто постарайся… Сгладить острые углы. — У меня не очень-то это получается с близкими людьми. — горько усмехнулась Гермиона. — Не говори невозможно пока не попробуешь. — ободряюще улыбнулся Гарри. Гермиона кивнула и спустилась вниз, не давая себе больше ни минуты на раздумья.***
Джон как раз сделал глоток кофе, пока Джейн о чём-то говорила с дочерью на кухне. Судя по тому, что всё было относительно тихо, ситуация медленно начала налаживаться. Насколько это возможно в данной ситуации. Произошедшее до сих пор не укладывалось у него в голове. Как такое вообще могло произойти с их Гермионой? Поймав себя на том, что перечитывает газетный заголовок в пятнадцатый раз, Джон вздохнул и отставил чашку. По-хорошему, следовало принять решение, что теперь делать. Джейн настаивала на том, чтобы найти дочери терапевта. И Джон был отчасти с этим согласен. Конечно, им всем нужна помощь. Но сначала… Сначала нужно, чтобы Гермиона сама решила открыться им. В эти несколько дней после больницы она была поразительно молчалива. И хотя доктор сказал, что это вполне нормальное поведение, но всё-таки молчание Джона жутко нервировало. Он ведь отлично знал свою дочь, способную выдавать более 500 слов в минуту одним предложением, задать миллион вопросов и параллельно сделать десяток мелких дел и жестов… Размышления прервал звук осторожных шагов, Джон опустил газету и неловко улыбнулся: — Всё нормально, милая? — Относительно. — мимолётно сощурилась дочь, наморщив лоб. И смущённо улыбнулась. — Я хотела извиниться за своё поведение. Столько всего произошло, и я… Торможу. Сама не знаю, почему. — Все хорошо. Можешь тормозить. — поспешно сказал Джон и серьёзно добавил. — Мы будем рядом, если тебе вдруг понадобиться наша помощь. — Что ж… Хорошо. — заключила Гермиона, напряжённо сцепляя руки в замок за спиной. — Я тогда пойду к себе, увидимся за ужином. — Хорошо. — повторил Джон с точно такой же сосредоточенной интонацией. Гермиона начала подниматься по лестнице, а у него почему-то больше не получалось сосредоточиться на чтении. Из кухни слышались звуки работающего радио и шум бегущей воды — Джейн в очередной раз приводила в порядок и так чистую посуду. Нервная привычка. Делать что-нибудь монотонное и абсолютно бесполезное просто чтобы занять руки. Поразмыслив, Джон поднялся с кресла и направился к лестнице вместо кухни. По какой-то причине он чувствовал, что… Поток размышлений прервал грохот и звон разбитого стекла наверху. Следом на кухне испуганно вскрикнула Джейн и, судя по звуку, разбила одну из тарелок. — Оставайся здесь. — кратко скомандовал Джон и полетел наверх, плечом выбивая запертую дверь в комнату дочери. Взглядом он почти сразу нашел её и выдохнул от облегчения. Цела! Жива и здорова. Вот только комната выглядела так, будто в ней только что прошёл по меньшей мере локальный ураган. Книги порваны, мебель перекошена, стекла в окне и лампочки полностью разбиты. Картину завершала выбитая дверь, которая буквально держалась теперь на честном слове. Плечо немного саднило, но это последнее, на что Джон сейчас обращал внимание. Гермиона сидела на полу в центре комнаты, обняв собственные колени и раскачиваясь на месте. Взгляд был направлен куда-то в пустоту. — Гермиона? Милая, ты слышишь меня? — осторожно начал Джон и подошёл ближе. — Так. Тише. Иди к папе, принцесса, тут целая куча осколков… Как только он притянул дочь в объятья, та почему-то содрогнулась всем телом и сухо всхлипнула. Затем ещё раз и ещё… В какой-то момент она мёртвой хваткой вцепилась в его рубашку, между всхлипами прошептав: — Это я виновата. Это всё из-за меня. — Стоп-стоп-стоп… — прошептал на ухо дочери Джон, поднимая её на руки и отрицательно покачал головой, поймав обеспокоенный взгляд Джейн. — Подожди, не спеши. Мы вместе со всем разберёмся, я обещаю.