Он ей врал!
Ей — это и Катрин, и Юлии. И если даже отбросить здоровый эгоизм и посмотреть на ситуацию под другим углом, то он врал смертельно больной, уставшей бороться и падать духом женщине и той, которая восстанавливала себя после абьюза и унижений. Он врал двум личностям, одна из которых медленно теряла силу, а другая её зарабатывала. Ебаный лжец!Он ими играл.
Непонятно, в чём причина такого поведения вроде бы такого до чёртиков занятого, интеллигентного человека. Желание быть кукловодом хотя бы в этой сфере? Желание самоутвердиться? Может, он просто хотел стравить их в конце и потом посмотреть, как девочки пиздятся? Б-г это знает, а Юлия спросит. Факт остаётся фактом — двух умниц переиграл и уничтожил мужчинка поумнее. Все чувства, которые к нему питала девица, грубо говоря, умножились на ноль. Всё хорошее о Виллемсене уже воспринималось под другим углом — под углом измены, обмана и цинизма самого грязного, самого дрянного и блядского сорта. Правда, конечно: он был идеален от мозга до костей, дерьмо же должно вылезти хотя бы откуда-то? Блондинка немного очнулась от внутреннего ступора, услышав звонок, оглашающий начало первого действия. Она лениво поплелась в свою Царскую ложу, наблюдая за тем, как толпа надушенных до полусмерти парфюмами разной степени слащавости женщин и странных мужчин в нелепых костюмах разбредается по своим местам, прекращая обсуждение балетной пачки солистки и стоимости билета. От увиденной картины веяло дешёвым гламуром и напускной роскошью. Как от дипломата П. В. Женщина, максимально сдерживая себя от демонстрации своей эмоциональной бури, зашла во внутрь ложи, молча села возле светящегося от радости начальника (хоть у кого-то всё хорошо!) и устремила взгляд в первую попавшуюся точку. Навальный тихонько рассыпался в радостных замечаниях о своей беседе, констатировал успешное восстановление российско-британских отношений, порадовался за то, что всё имущество и счета бывших путинских друзей-миллионеров таки остаётся арестованным, говорил, говорил, говорил… Киваешь и делаешь вид, что тебе не всё равно, хотя тебе кристаллически похуй. Хочется думать только о себе и о собственном «Я». Это и делаешь. Алексей затихает, но не из-за того, что видит состояние сотрудницы, а потому, что постановка началась (все эти потёртые временем песцовые шубы и костюмы с отливом наконец-то уселись!). Вот и всё. Раз все уселись, то герой-любовник тоже должен быть здесь… Не без труда блондинка находит его взглядом, но из-за того, что он далеко, внизу и ей лучше рассмотреть только его силуэт, пришлось отбросить все эти пожирания глазами. Надо будет уничтожить его, как букашку, в словесной форме. Внутри всё ещё кипел вулкан из кучи чувств — стыда, грусти, ноющей боли из-за задетого эго, праведного гнева… Юля так и сидела, не зная, как ей же вылить всю тоску наружу. Она была бы не против удалиться в уборную, там поплакать, потом вернуться в лоно общества, а позже, в собственной квартире начать рвать бумагу, чтобы выпустить пар. Не против так сделать, но «не против» и «нельзя» — разные понятия. Она и так совсем забила в эти минуты на элементарные обязанности правой (бытовой) руки господина Навального, так что стоит сдерживаться. Балерины легко порхают на сцене, демонстрируя изящество движений. Они — чудесные ангелы, которые своей грацией отвлекают от всего и уносят из обыденного мира в сказку и чудо, даря ощущение, будто ты не в храме Мельпомены, а там, вместе с ними, возле лесничего домика. Ты смотришь на милую очаровательную пару Альфреда и Жизель, на то, как мило они отыгрывают трепетную любовь и демонстрируют её в каждом нежном прикосновении… Непроизвольно от такого душа ноет ещё хуже. — Юлия Борисовна! — внезапно раздавшийся шепот Алексея Анатольевича пугает Абросимову. Навальный видит это, склоняет голову на бок и слегка поглаживает сотрудницу по руке. — Простите, не хотел Вас испугать. Просто нам принесли по бокалу шампанского и я хотел предложить Вам немного выпить. Не против? — в таком состоянии девица была готова к любому горючему и негорючему, но спиртному (кроме боярышника и самогона), лишь бы подавить своё состояние. Она негромко отвечает «Да», берёт холодный бокал, полный вдовы Клико* и чувствует, что шеф показывает остановиться. Он вновь шепчет: — За то, что в нашей деятельности есть и такие моменты радости. — для кого радость, а кому гадость. Приходится давить лыбу, слегка чокаться, чтобы звоном не отвлечь публику от балета, и лишь после всего этого выпить. Прохладный напиток щекочет горло своими пузырьками и окутывает теплом всё, что внутри. Лёгкая горечь и сладость смешались в одном вкусе, заставляя чутка расслабиться. Не надо было расслабляться. Плакать хочется только больше. Женщина растерянно ищет взглядом хотя бы столик, где стоит бутылка, из которой можно налить ещё, и президент замечает это. «Повторить?» — да, конечно, безусловно, только дайте ещё немного сладкую жижу! Через две минуты словно из ниоткуда появляется официант с чёрной бабочкой, подвозит небольшую тележку ближе к паре и также внезапно парень исчезает во тьме. Ого. Перед тобой уже прям целый источник игристого, только он сосредоточен в одном сосуде, который охлаждается в ведёрке со льдом. Абросимова решила: пить будет, но в меру и осторожно. Она на светском мероприятии, у неё амплуа серьёзной и одновременно загадочной женщины, которая управляет графиком президента и прочими важными делами. Ей просто нельзя напиваться! Боль болью, а имидж — главное всего. Терпи молча. И она терпит. Она поджимает сухие дрожащие губы, всматривается в происходящее на сцене, пытается понять сюжет (и это тяжеловато после того, как ты хорошенько отвлёкся), лезет в либретто… Да, надо сковывать свои болезненные чувства по ногам и рукам, но это ещё не всё, лишь бы «держать лицо». Бывают случаи и похуже, когда сжимать зубы надо посильнее. Терпи. Тяжелее становится тогда, когда даже искусство давит на тебя. На сцене конец первого действия. Сцена разоблачения Альберта*², разборки с его настоящей невестой Батильдой — это всё до чёртиков напоминает сегодняшнюю ситуацию. Невеста — есть. Её благородное происхождение — есть. Муки из-за любви и лжи — прошу, они в комплекте! Выдерживать больше невозможно. Юлия вздыхает и понимает: всё, грань перейдена. Вздох рваный, шумный, губы трясутся ещё сильнее и всё видимое превращается в одно размытое пятно. Пелена из слёз закрыла обзор горизонта. Для блондинки спектакль окончен. Холодные слёзы стекают по горячим щекам, приходится отворачиваться и вытирать глаза. Правда, осторожно. Тушь размазывается. Внезапно Юля чувствует осторожное прикосновение к её руке. Её шеф всё увидел. Пока он слегка удивлён и растерян, но ничего. Ситуация как-то решится… Навальный наклоняется к подчинённой и шепчет прямо на ухо: — Не думал, что балет сможет Вас так впечатлить… — Дело не в этом… — ляпнула Абросимова и в миг заткнулась. Ой! Ему детали знать не обязательно. Точнее, вообще не надо. И суть «ненадобности» не только в том, что её друг, начальник и президент в одном лице может некрасиво отомстить дипломату и случайно начать скандал, нет! Цимес в другом, он в том, что раскрывать детали девице неудобно. Она ведь так убеждала, что прекрасно знает людей и их помыслы, так была уверена в Петере и доказывала Алексею это… Как теперь признаваться в собственной ошибке? Да никак. Но и обрубить это дело невозможно, вот же, начало уже положено… Радует то, что между двумя действиями есть небольшой перерыв. Можно будет поговорить наедине и не во время балета. Когда большинство зрителей вновь разбежались по коридору и можно было сидеть в полупустом зале спокойно, зная, что в твою ложу не придут представители медиа и т.д., разговор таки начался. Блондинка сделала вдох, затем выдох и взяла себя в руки для того, чтобы хотя бы объяснить всё. — В общем, оказалось… — она чувствовала, как к щекам приступает румянец. От волнения руки невозможно было оставить в покое, поэтому женщина нервно теребила краешек бархатного пиджака, — Я у Петера не одна. У него невеста есть. Она тоже приехала сюда. И он с ней сидит в ложе внизу. — слёзы снова наступают пеленой. Рассказывать дальше не хочется. Тем более, глава государства сам всё понял. Он понимающе кивал после каждой фразы и не смел перебивать секретаршу. Юлия тихо, лишь одними губами пролепетала: — Почему я? Почему я вновь последний, запасной вариант? Даже, если отбросить эгоизм, то жалеть надо нас двоих. — увидев удивление на лице шефа, она сразу объяснила, — У невесты Петера онкология. Последние дни она проживает во лжи. Я ещё перетерплю, а она? Как же она? — Ты ей об этом сказала? — медленно и спокойно спрашивает экс-оппозиционер, хотя видно: в душе у него тоже буря. Он просто тщательно её скрывает. — Нет. Не смогла. Опять понимающий кивок. Алексей берёт руки Юлии в свои большие, теплые ладони, и успокаивающе убеждает: — В любом случае, ты не можешь осуждать себя за то, что промолчала. — он слегка сжимает ручки подчинённой и заглядывает ей прямо в глаза, одаривая одухотворённым, ласковым взглядом лазурных глаз, — Если говорить прямо о Петере, то буду краток. Просто этот… — кажется, политик хотел матернутся, но решил удержаться, — милый бельгиец в какой-то момент заврался даже самому себе. Он решил, что почему-то он может обманывать и оставаться безнаказанным. А ещё он решил из своего самолюбия делать из людей «запасных» и не запасных. К черту этого эгоиста. — Навальный пытается подбодрить секретаршу, но пока получается так себе. Надо идти на крайние меры. Он оглядывается и, замечая заинтересованные взгляды в свою и Юлину сторону, предлагает: — Мы можем уйти отсюда и ты не будешь тяготить себя регламентом и вниманием публики. Что скажешь? — после сдавленного «Да!» от Ю. было ясно: не стоит терять ни минуты. Постановку увидели? Увидели. Дела российско-британские обсудили? Обсудили. За время, пока Абросимова была в ложе с Катрин, Навальный ещё и успел немного побеседовать с руководящим выступающей труппы, так что, учитывая то, что к каждому делу можно было ставить галочку, уезжать разрешено. С помощью охраны пара вышла незамеченной. Юлия вновь почувствовала холод, но понимала: нервы только обостряют чувства. Она засунула руки в карманы и поняла — в её кармане лежит та самая пачка сигарет, которую она купила ещё в ту славную пору начала своей карьеры. Она тогда ещё решила, что сигареты будут с ней частенько, но выкуривать их надо только в самые-самые трудные моменты. Вот и время пришло. Абросимова лениво достаёт из пачки одну сигарету, жестом показывает охране, что ей надо огоньку, и, когда кончик сигареты начинает тлеть, выпускает тончайшую струйку дыма в почти вечернее столичное небо. Табак отдаёт горечью и чем-то ещё не совсем приятным, но это так, нюансы, касающиеся непривычки. Новое сизое облачко плывет вверх, к бронзовой квадриге*³ Аполлона — божественного воплощения мужской красоты. К высшему, к лучшему! К тому же, к чему ты постоянно стремишься, Юля. Тонкое рассыпчатое серебро дыма исчезает, недолетев к повозке бога. Оно не смогло приблизиться к идеалу, не смогло даже слегка коснуться его. И, если отбросить здравый смысл и физику, а включить сопливую сентиментальность, то, конечно, хочется провести параллель с собой и сложившейся ситуацией. Тем временем Навальный просто покорно ждёт, пока блондинка докурит. Он делает правильно — он не лезет в её личные границы, позволяя ей самостоятельно отпускать болезненные ощущения, но при этом не бросает. Стоит в двух шагах от женщины, пытаясь уловить ту или иную эмоцию на её бледном лице. Он хочет помочь, но из-за личного накопления гнева, который перекрывает все порывы милосердия и вместо помощи предлагает пойти и накапостить ловеласу с другим гражданством, не знает, что делать. Спрашивать у подруг не посмеет. Юлия доверилась только ему и он эту тайну не выдаст. — Идём? — глава государства спрашивает у подчинённой сразу же после того, как она выкидывает хабарик*⁴ в мусорку. Она соглашается. Пара, сама того не замечая, идёт в машину под ручку. Они размыкают руки только, когда надо было садиться в авто. На вопрос «Куда едем?» был только один рациональный ответ — не домой. В оранжерею. Да-да, в ту самую, откуда Лёша подарил суккуленты для Юли (она до сих пор за ними ухаживает, невзирая на разное!), в ту же, в которой женщина поняла, что их дружба (как и её собственный субординационный маразм) только крепчает, а не остаётся восьмичасовым эффектом в стенах офиса. Поездка хоть и полна тишины, но проходит быстро. Знакомая дорога. Скрип старых досок даже слегка пугает, но к чему сейчас страх? Даже боязнь поймать все дары аллергии не страшно. Всё делается, лишь бы отцепиться от другой, более важной на данный момент проблемы. Первое, что бросается в глаза Юлии — это то, что здесь более-менее навели порядок. Художественный хаос остался, но он приобрёл другой, немного блестящий лоск. А ещё тут напёред кто-то поставил два стула друг к другу, интересно, да? Без объяснений и прочего госслужащие садятся друг напротив друга и только через пять минут они решают обсудить хоть что-то. Первым разговор повёл политик. — Как ты? — Всё так же, Алексей Анатольевич. — Давай без регламента? Мы в дружеской атмосфере, тет-а-тет*⁵, нам позволено опустить правила. Хорошо? — он заканчивает предложение мягко, будто он не пытается её прямо переубедить нарушить границы, а просто склоняет к иному формату разговора. Хотя будем честны, Н. реально хочет поболтать по душам без ярлыков, к чему тут нарушения? — Хорошо, — блондинка запнулась на секунду, — Лёша. — Я вижу, ты начинаешь мёрзнуть. Оно и не странно, мы с тобой из тёплого помещения пошли на холодную улицу, а потом в теплую машину и опять… — Навальный неожиданно поднимается с места, снимает с себя пальто и бережно накидывает его на плечи сотрудницы. Его руки касаются её плеч очень осторожно и блондинка хочет, чтобы этот миг задержался подольше. Она кладёт свою ручку на руку Алексея и кивает в знак одобрения, мол: «Останься!». И президент покорно стоит возле подруги, поглаживая её по плечам. Подавленная грусть уменьшалась всё больше и больше, Юлии было тепло и спокойно. Запах цветов, мигание старой лампочки, вид на маленький старый дворик через покрытое разводами окно, тишина, и прекрасные два силуэта — это элементы эстетики этого часа. — Я могу тебя обнять? — негромко отозвался мужчина. Да, чёрт возьми, да. Из-за разницы в положении пришлось встать из стула и только после этого можно было броситься в президентские объятия. Надёжные, нежные, дружеские объятия, попав в которые ты отпускаешь всё, что вокруг. От этого так хорошо! Ю. прижимается к политику, обнимая его в ответ, и наслаждается одновременно тремя вещами: спокойствием, мягкостью ткани пиджака и парфюмом г-на Н. Объятия заканчиваются через минут десять. Это долго, честно говоря. Но учитывая то, что пара очень давно не соприкасалась именно в таком роде, то это нормально. Глава государства не отходит от девицы, а наоборот, только усиливает их контакт. Он смиренно и аккуратно оставляет влажными губами поцелуй на разгорячённом лбу сотрудницы. Эдакий жест поддержки и заботы. Искренний жест, хоть и мелкий. Не то, что засос на полшеи, поставленный во имя собственного сексуального желания. В порыве собственных эмоций, что двигаются в непонятное русло, хочется поцеловать его также. И Юля делает это, но из-за того, что Лёша дёрнулся, получилось чмокнуть его в… губы. Только чмокнуть. Не поцеловать! «Не поцеловать, нет.» — думала женщина, страстно и отчаянно впиваясь в горячие уста друга, который аж застыл от такого напора. У Абросимовой снесло башню, она хочет проявить свой гнев, заменить его другим, таким же пылким действием, откидывая все написанные правила. Конечно же, она будет об этом жалеть, как всегда, но что поделать? Алексей несмело поддаётся течению и отвечает на поцелуй, но он делает его значительно мягче. Медленные движения его бархатных уст успокаивают блондинку в очередной раз и заставляют всю пылкость рассеяться, оставив в душе только ноющую нежность. Ей так его не хватало. Тяжелое пальто падает на пол, отзываясь глухим хлопком и поднимая облако пыли, а лампочка окончательно сгорает, оставляя пару в темноте. Тонкие пальцы больше не скользят по бархату, а дыхания пары не соединяется в одно – Навальный заканчивает поцелуй и вновь отпускает Юлию. Он осторожно убирает упавшую прядку с лица сотрудницы, влажными губами касается щёк и после всего этого хрипловато говорит: — Как хорошо, что мы остановились вовремя. — Согласна. Иначе не знаю, что было бы дальше… — неловко улыбается (впервые за вечер!) девушка. Она сразу же ведёт шутку в другую сторону, понимая, что сказала не то. — Мы бы побили все горшки, пришлось бы убираться! — О да, это занятие не из приятных. — политик кивает, улыбаясь, — На счёт «убираться»… Я так подумал… Может, мне как-то нежно намекнуть через МИД, что этот Виллемсен — человек аморальный и некомпетентный и что ему стоит убираться вон? Как думаешь? — Ю. это ни чуть не удивило. Она уже предсказывала такой поворот событий. Ответ был готов заранее: — Это повлечёт за собой политический скандал, лучше не стоит. Правда. Никакой пользы, только наоборот! Тем более, ему и так недолго осталось. — после слегка испуганного взгляда начальника женщина махнула рукой, — Да я же про конец срока пребывания его на должности! — Слава богу, — вздохнул экс-оппозиционер. — Я-то уже решил, что ты его со свету свести хочешь. — тон его стал серьёзнее. — Если он будет тебя доставать, то обращайся. Он, конечно, попытается Лазаря петь*⁶, но мы к нему жалости не найдём. — Теперь уже Вы пугаете меня. — Лёша расхохотался и покачал головой. Что ж, это всё хорошо, но когда ты признаешься о том, что ты был о всём в курсе?***
Долго ждать не пришлось. В своём порывистом желании помочь подруге отвлечься от случившегося г-н президент совершал многое. К примеру, он делал неожиданные мелкие сюрпризы и пытался найти в тесном графике время для неформальных встреч, но с последним у него получалось совсем плохо. Надо было окончательно готовиться к предстоящему большому событию исторического масштаба – возвращению Крыма в его правдивые пенаты. Это означало, что будет саммит на нейтральной территории. Скорее всего, во Франции, где было подписано кучу различных договоров. Париж или даже городишко Версаль*⁶ – хорошее, символическое место. Почему бы и нет? Короче, Лёша думал о всем этом вместе со своей командой и совсем не мог уделить Юле много времени. Для неё оставались только сладкие, ленивые обеденные минуты, когда за трапезой можно было обсудить что-то. Собственно, во время одного из таких обедов и состоялся разговор, в котором, увы, г-н Н. здорово прокололся. Это было в один из дождливых, хмурых дней, когда оптимизма в воздухе уже не было, да и черпать откуда-то его было невозможно. Президент и подчинённая обедали у себя, в АП, прямо в кабинете, за рабочим столом. Алексей сделал хороший глоток чая и с ходу спросил: — Петер не звонит тебе, Юль? – от неожиданного вопроса женщина аж остановилась есть. Она быстро вытерла губы салфеткой, после этого отвечая: — Звонил в последний раз вчера. У меня от него три пропущенных ежедневно. СМС-ок побольше, но уже не смогу их сосчитать. – Абросимова улыбнулась. – Я просто оповещения выключила, когда сообщений перевалило за десятку. – после этого пара помолчала, но Навальный не будет Навальным, если не будет продолжать говорить дальше: — Прости за глупый вопрос, но ты ему когда-то ответишь или будешь держать его в неведении? Чисто из интереса спрашиваю. — Отвечу ему. – Юля накалывает на вилку кусочек курицы в остром соусе, рассматривает его и ухмыляется. – Только кратко, безэмоционально и жёстко. Всё, как я люблю. – ох! Блондинка прелестна в своём гневе. Только, если он не обращён на её начальника... Так ты будешь наконец признаваться в том, что ты в курсе всего был? Глава государства, всё-таки, начал признание, но повёл он его очень робко и покраснев: — Юль! Я – нервно сглотнув, он на выдохе сказал, – знал, что у Петера есть невеста. – женщина подняла голову, в очередной раз прерывая трапезу. Она цокнула языком, спокойно ответив: — Я почему-то не удивлена. Что можно скрыть от президента самого большого государства с кучей бегающих ФСБшников? – её сарказм не был обидным и Алексей понимал это. Но ему всё равно было неловко: — Я не сказал тебе, потому что ты могла принять это как вмешательство в личную жизнь. Или как ложь. — Поэтому я очень ценю Ваш такт и заботу о моих чувствах, господин президент. – улыбка у Юлии даже немного пугающая, ибо она не выражает ничего. Улыбается, словно Джоконда, чёрт возьми. Мужчина соглашается закончить хотя бы на этом, но женщина так просто всё не отпускает: — Вы узнали об этом, когда, – она делает паузу, словно что-то припоминает, – Соболь была в Брюсселе? – кивок и таинственная улыбка возвращается, – Мило. Мне нравится Ваше любопытство, Алексей. И она вышла, оставив его с мыслями, восторгом, тихим трепетом перед её силой и очарованием, ну и ещё с тарелкой его печёной картошки, которая за время разговора успела остыть.