Мечта

Утром Хесус долго смотрит на спящего рядом Вову, гладит его по животу, его пугает это — странно и страшно. Но он вспоминает как ему было плохо в тот день, а ведь это лишь малая часть, свалившаяся на Братишкина. Тогда ему больше не хочется сбежать, а успокоить, помочь со всем, хоть как-нибудь. Хес наклоняется, целует его мягкий живот и покрывает поцелуями гладкую кожу. — М?.. Что ты делаешь? — спрашивает разбуженный Братишкин и треплет его по волосам. — Выспался? Или я разбудил тебя? — Хесус прижимается к нему щекой и улыбается. — Я отлично выспался впервые за кучу недель. — Интересно, как скоро я буду что-то слышать или чувствовать, прижимаясь так к твоему животу? — Ой, как будто, когда он станет большим и мерзким, ты хотя бы посмотреть на меня захочешь, не то что касаться. — Отрастишь пивной животик. — хмыкает Хесус, поднимается и нависает над его лицом. — Я потерплю, и кто знает, как будет. — Пиздабол. — Попрошу, вообще-то отец твоего ребёнка. — Я сам отец твоего ребёнка… Блять, вот же хуйня. — смеётся Вова, обхватывает его шею, подаётся вперёд и целует. Они ложатся рядом, сжимая руки друг друга, почему-то всё волнение куда-то девается, когда они вот так смотрят. — Я думал, что ты придёшь в себя после шока и передумаешь. — признаётся Вова. — Что-то не выходит. Наверное, я уверен в решении. Вов… Я не знал, как сказать тебе, что не хочу просто забывать о нашей связи, делать вид, будто её не существует. — И долго ты собирался скрывать это от меня? — Ты не сказал мне о беременности сразу. — упрекает его в ответ Хесус. — Я бы ещё долго не сказал, если бы меня парни не заставили прийти. — Ты уже кому-то рассказал об этом? Я был не первый кто узнал? — Ну… Вася, Илья и Стинт знают. — Четвёртый, не считая тебя, я четвёртый. — Хес обиженно отворачивается, повернувшись к нему спиной. — Они узнали одновременно, это как один. — убеждает Вова, невесомо царапает ногтями ему спину и трётся носом об затылок. — Сказать им было не так страшно. — Ну да, я же привёл тебя в ужас одним своим видом. Братишкин резко вскакивает и выбегает из комнаты. Через пару минут Хесус встречает его у дверей ванны. — Не думал, что настолько. — ухмыляется он и протягивает ему его одежду. — Держи. — Спасибо. — бледный как простыня Братишкин еле стоит на ногах и держится за косяк, пока пытается натянуть на себя трусы. — Ебучий токсикоз. — Я думал, что тебе стало легче. — О, поверь мне, это гораздо лучше, в начале вообще невозможно было встать с пола раньше полудня. А сейчас я может даже позавтракал бы что-то. Хесус притягивает его к себе и чмокает в висок. — Болит что-нибудь? — Нет, так хорошо. — Я знаю, что тебя всё ещё многое пугает. — Как будто тебя нет. — ворчит Вова, растворяясь в его руках. — На тебя свалилось куда больше. — Мы портим себе жизнь этим? — А ты считаешь, что дети портят жизнь? — Нет. Но я не хочу, чтобы ты пожалел. Хесус отстраняется, сжимает его лицо в ладонях и рассматривает испуганные глаза. — Я уже говорил, что это не просто ребёнок. И я не брошу тебя, когда уже пообещал быть рядом. — Ты не обещал. — Тогда я обещаю прямо сейчас. Ты и наш ребёнок нужны мне, теперь я думаю только о вас. Братишкин зарывается лицом ему в воротник и обхватывает руками крепче. — Я чувствую себя таким виноватым. — План, который я так долго составлял, он разбился, стал бессмысленным, потому что мой соулмейт — ты. И это хорошо, и мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. — Всё равно прости меня. Но я просто не мог это сделать. И не смог бы. — Я знаю. С моей помощью ты станешь прекрасным отцом. — А так я что, не прекрасный? — возмущается Вова, вырываясь. — Нет, ты ужасный. Сам не лучше ребёнка. — Иди в жопу, Хес! — Вот как? Я был там ночью, но если хочешь… — хмыкает Хесус, сжимает его ягодицы и прижимается губами к шее. — Бля… Стой, я сначала в душ. Знаешь, же что я там делал. — Тогда оставим это на потом, когда тебе станет лучше. Не перенапрягайся. — Я не такой уж слабак, хотя у меня все мышцы болят. — Вов, иди. Хесус отправляет его обратно в ванную и идёт на кухню, найти что-нибудь поесть. На телефон прилетает всё утро куча сообщений и приходится посмотреть, что там происходит такого важного. Хес так и зависает, видя, миллиард сообщений с поздравлениями, половина о том, что он нашёл соулмейта, а другая, что они ждут пополнение. — Вова! — наседает Хес на парня, как только он выходит из ванны. — Какого хуя меня уже десять человек поздравили с отцовством? Скольким ты рассказал? — А? Только троим, больше никому! Чего ты на меня орёшь? — расстраивается Вова, ещё жалостливее выглядит мокрый как котёнок. — Антоша бы никому не сказал, это кто-то из твоих друзей проболтался. — Хесус вздыхает и прижимает Братишкина к своей груди. — Ладно, ладно, что-нибудь придумаем. — Блять, я их уничтожу. Хес улыбается ему в макушку, он в его руках влажный и тёплый, и пока они находятся в этой атмосфере сказки всё нормально. Но когда Хесус остаётся снова один, когда приходится разойтись, и его больше не сводят с ума чувства, затмевая разум, он начинает работать в разы интенсивнее. Доходит до того, что Хес зависает, пялясь в одну точку, прямо во время своего стрима. Беспокойство не даёт покоя, дети — это вообще не то, чего он ждал от жизни. И пусть тогда он наобещал ему, но иначе и не мог, смотря на него, такого разбитого, не мог сказать по-другому. А что делать теперь, когда становится так невыносимо страшно? Сможет ли он потянуть всё это? Ребёнок и Вова, при мысли о них в груди тепло. Растить ребёнка с женщиной и с Вовой совершенно разные вещи и может всё получится?

***

Хесус теряется каждый день, не зная о чём говорить с Братишкиным, тот не звонит, но иногда пишет, на его сообщения он отвечает односложно и очень злится на себя. Проходит несколько дней, и пора увидеться, Вова в порядке, Хес это чувствует, только про себя того же сказать не может. Ему кажется, что он в любую секунду сбежит, не в состоянии даже рассказать, как его одолевают сомнения, а заявить уверенно, как раньше, что ему не нужны дети не может, потому что больше не уверен в этом. И представить страшно. Как же ему было бы просто будь он один, и, хотя он всё ещё по сути один, у него уже столько проблем. Именно ощущение потери свободы так раздражает Хесуса, но в то же время он ничего не теряет, ведь ничего не поменялось, пока. Когда Вова звонит, Хес старается ответить, как можно быстрее, чтобы не казалось, будто что-то не так. — Хес… Я знаю… — голос Братишкина срывается, и Хесус впервые чувствует то, что за своими чувствами не видел. — Подожди. Ты ничего не знаешь. Вова! Хесус сжимает холодными пальцами молчащую трубку и дрожит, Вова психанул, из-за этого виной накрывает так, что биться головой об стену охота. Как можно было не заметить такой очевидной вещи? Братишкин ждал от него каких-то действий, а он только трусил, будто если бы он подождал подольше, то все проблемы сами и пройдут. Сейчас ведь действительно пройдут, но он потеряет слишком много. Братишкин сбрасывает звонки, а потом и вовсе отключает телефон. Хес перерывает весь зал, но находит ту самую справку с названием клиники. Лишь бы успеть. Лёша подгоняет таксиста, а тот всё плетётся, как будто пассажиру есть дело до пробок. Вову он видит у ворот и у него ухает сердце, успел — не успел неизвестно. Хесус злится, очень сильно, а вылетая из машины, даже секунды на перевести дух себе не даёт, подлетает к парню и вырывает у него из рук электронную сигарету. — Хули ты здесь делаешь? — спрашивает Братишкин и тянется за своей сосалкой, нервы сдают и его всего трясёт. — Это ты тут что забыл? И не кури, эта хуйня вредная, а ты, блять, в положении. — Мне похуй, веришь? Максимально похуй, да провались пропадом это чудо ебучее. Отдай! — Вова позорно скачет, но дотянуться не может, а злой до сумасшествия Хес вообще кидает её в урну. — Охуел? — Пока врач не разрешит, хуй тебе. — Она денег стоит, миллионер хуев. — Сколько? — Хесус достаёт телефон, уже готов открыть банковское приложение. — Я верну в десять раз больше, только не кури ничего больше. — Да, пошёл ты в жопу. У меня вообще приём через десять минут, вали. — говорит Вова, отворачиваясь. — Пожалуйста, Вов, давай поговорим. — Не о чем говорить. Ты этого не хочешь и никогда не хотел, просто ты слишком добрый, чтобы прямо сказать, я упрощаю тебе жизнь, можешь не благодарить. — Блять. — Хес дёргает Вову на себя, целует быстро, но глубоко, и утыкается носом в шею. — Пожалуйста, я хочу его и тебя хочу, Вов. — Ебать детей нельзя, Хес. — Братишкин осторожно оттесняет его и берёт за руку. — Пошли со мной. — Я не хочу на это смотреть. — Перед абортом ещё одно УЗИ, не хочешь? Увидеть его, на этом чёртовом экране, где нихуя не видно, но люди в фильмах всё время плачут, смотря на него и эти снимки ебучие. — Хочу. — Увидишь какой он уродец и не захочешь, чтобы я тебе его рожал. — хмыкает Вова, пока ведёт его к зданию. — Надеюсь, он не получит мой уродский старый нос. — Ничего он не получит. Хес сжимает Вовину ладонь сильнее, но идёт чуть позади и не может увидеть его лицо. Сердце колотится от волнения, и они застывают перед дверью в кабинет. — Один я бы не пошёл снова смотреть. — признаётся Вова. — Ждал, что я приду? — Ты обещал быть рядом, я был уверен, что ты придёшь, но опоздаешь. — Не опоздал, я ведь не опоздал? — Лёша разворачивает Братишкина к себе лицом и сжимает его щёки в ладонях. — Семенюк, долго вас ждать? — высовывается из кабинета ворчливый усатый дядька в очках, всё тот же, что и в первый раз. — Уже идём. — Вова освобождается и заходит за врачом, но в дверном проёме оборачивается, проверяя идёт ли Хес, и тот подходит к нему и хватает за руку. — В этот раз вы не один, ваш соулмейт? — интересуется врач, оглядывая обоих парней. — Да. — отвечает за него Хесус. — Хорошо-хорошо. Раздевайтесь. Хес на секунду забывает, что это не ему, оборачивается к Вове, пока тот снимает весь верх и складывает одежду на стул. — Хули ты пялишься, придурок? — ворчит Братишкин, пихается, отворачивая его от себя, и утыкается лицом ему в спину. — Хес, я не хочу. Врач довольно терпеливо ждёт с датчиком наготове, пока они договорятся, но всё же выказывает одним своим видом раздражение. Хесус разворачивается, гладит Вову успокаивающе по лицу и чмокает в лоб. — Всё хорошо, посмотрим быстренько и домой сразу. — У меня следующий приём. — напоминает Вова, вырываясь, и идёт прямиком на кушетку, не дожидаясь возражений. Врач деловито льёт гель ему на живот, размазывает его датчиком и пялится в монитор с умным видом. Хес подталкивает с другой стороны от Вовы стул, не отрываясь от экрана, и протягивает руку, перекладывая его руку к себе на коленку и переплетая их пальцы. Почему-то это вызывает такое волнение, они пересекаются взглядами, затаив дыхание, Хес старается улыбнуться, уверено, чтобы ему не было так страшно, хоть на немного легче. — Итак, господа, беременность протекает стабильно, наступает вторая половина первого триместра. — подаёт голос врач, привлекая внимание парней, он поворачивает экран, чтобы Братишкин тоже видел, и указывает пальцем на тёмную область среди серого непонятного месива. — Вот здесь, видите, находится эмбрион, уже достиг целого сантиметра в размерах. — Ебать, сантиметр, прикинь? — смеётся Вова и, счастливо блестя глазами, смотрит на Хеса, у которого мозг готов взорваться. — Уже через неделю можно будет отчётливо слышать первые удары сердечка, а пока уже формируется ярко-выраженный профиль малыша: нос, губы и ушки. — врач максимально приближает картинку, хотя что-то рассмотреть можно лишь с лупой. — С горбинкой у него нос? — сразу же уточняет Хесус. — Блять. — ржёт Вова, закрывая лицо руками, его соулмейт — идиот. — Формируется, придурок, а не сформировался. — Да откуда же мне знать? — Боюсь, так скоро вы не узнаете больше того, что малыш здоров и развивается, как и положено, согласно срокам. — говорит врач и даже немного улыбается, наблюдая за ними. — Ладно, это главное, с моей-то хуёвой наследственностью. — кивает Хес, никак не может насмотреться на это тёмное пятно на экране. — А этот курит, запретите ему. — Электронные вообще-то. — сразу возникает Вова. — На ранних сроках, когда плод только начинает развиваться любые вредные вещества нежелательны. Так что рекомендую воздержаться или снизить до минимума. — Теперь он рекомендует, представляешь? — фыркает Братишкин. — Нет необходимости. — Вова! Ты вообще не слушаешь меня. — Мне похуй на твоё мнение, разве не ясно? Хватит. — Вова спрыгивает с кушетки и вытирается простынкой. — Я уже всё решил. — Ты пару минут назад сказал, что не хочешь. — напоминает Хес, кивает врачу и идёт за одевающимся на ходу парнем. — Помутнение, секундное. — Вов… — Что «Вов»? Я, блять, уже двадцать с хуем лет Вов. — он выкрикивает это слишком громко на весь коридор, и все дамочки, сидящие у кабинета, во все глаза на него уставляются, он старается говорить тише, выходит в зал, где народу поменьше, и плюхается на диванчик стоящий среди зелени у окна. — Я неадекватный, Хес, я сегодня хочу, а завтра нет, каждую секунду не уверен. Что если он родится, а я его не захочу? — Это гормоны, всё нормализуется. Ты ведь и раньше хотел семью, просто это произошло раньше, чем ты рассчитывал. — убеждает его Лёша, садится рядом и сжимает его ладони в своих, заставляя повернуться к себе. — Нет, я просто псих, ему плохо будет со мной. — Ты не будешь с этим один. Я… Знаю, я был тем ещё гандоном последнюю неделю, но я здесь, с тобой. Братишкин кладёт голову ему на грудную клетку и просто сидит и слушает, как бьётся его сердце. — Хес, я хочу домой. — Поехали. Ты на своей? Может не будешь за руль садиться? — Нет, я хочу, мне легче, когда я сосредоточен на дороге. — Вова двигается в прострации, и Хесус даже не думает его спрашивать об открытой записи на аборт, пусть лучше вообще об этом не вспоминает.