***
— Хес? — в тишине, царившей в квартире, хриплый Вовин голос эхом от стен разносится. — Ты скоро спать? — Ща пожру, я шесть часов стримил, а ты чего встал? — Хесус осматривает его, цепляясь взглядом за то, как он натягивает футболку вниз прикрываясь, хотя уверен, что, когда заглядывал в спальню минут двадцать назад сразу после стрима, тот спал без неё. — Я тогда с тобой пока посижу. — Братишкин не пускается в объяснение своих поступков, впрочем, ничего нового, садится к нему за стол, забираясь босыми ногами на стул, и сонно клюёт носом. — Чего тебе не спится? — Мне без тебя хуёво стало. — признаётся Вова. Хесус откладывает вилку, двигается к нему ближе и берёт за руку. И, конечно, Вова словно котёнок жмётся к нему, укладывает голову на плечо и сладко зевает. — Снова тревожность? — Наверное, снилось что-то, не знаю, мерзкое что ли. — Бедненький мой. — вздыхает Хес, переплетая их пальцы, а другой рукой гладит по голове. — Ты доедай быстрее и пошли в кровать. — ворчит Вова, но руку не отпускает. — А я собирался ещё… — Что? — перебивает Братишкин, воинственно встрепенувшись. — Погладить тебе животик перед сном и чмокнуть в лобик. — Попизди. — Ты устраиваешь мне проверку? Поэтому ведёшь себя как наш ещё не родившийся ребёнок? — Хес, а и правда, как мы его назовём? — спрашивает Вова, игнорируя вопрос. — Хочу что-то необычное, а не эти скучные Васи-Пети и тому подобное. — Василий хорошее имя, ты у Васи спроси, он тебе расскажет. — Тогда я не согласен называть в честь наших друзей в первую очередь. — А как? Афонасий? — Что за хуйня? Афоня ёбанный. — ворчит Хес, дожёвывая заказанный стейк. — А может не мальчик будет? — глухо спрашивает Вова, меняя траекторию последнего куска мяса с хесовского рта на свой. — А кто? Ты голодный что ли? Заказать тебе что-нибудь? — Как кто? Девчонка! И я не голодный. — Ты же говорил, что точно мальчик будет. — Я не экстрасенс, так что могу ошибаться. — Хестишка. — вдруг говорит Хес, уставившись в сторону. — Что? — Будем называть Хестишка, пока не родится. Мальчик или девочка неважно. — Почти как наш канон. — улыбается Вова и прижимается к нему ещё сильнее. — Малыш Хестишка. Хес вдруг сжимает его лицо в ладонях, прижимается к губам, а потом заглядывает в глаза. У Вовы они искрятся, и улыбается он так, что хочется целовать-целовать-целовать. — Пойдём в спальню? — Снова будешь меня оберегать и до секса не дойдёт? — ворчит Вова. — Не сегодня. Сегодня всё будет по правилам, со смазкой и резинкой. — Даже так? — С тобой у меня не получается себя контролировать и вытаскивать до того, как кончаю. — Хес… — Братишкин тянет его за руки, заставляя встать, и ведёт за собой, пятясь назад и не отпуская его ладони. У постели Хесус всё же дёргает его на себя, заключая в объятия, целует мягкие губы и запускает руки под футболку, оглаживая спину. — Да ты весь холодный. — вздыхает он, прижимая Вову к себе сильнее, оставляет мокрые следы на шее и улыбается. — Сейчас мы всё исправим. — Согреешь? — лукаво интересует Вова, просовывая коленку ему между ног, и натягивает на плечах кофту, обнажая поясницу. — Всегда.***
После довольный разомлевший Вова дрыхнет заботливо укутанный в одеяло, и Хес не может им налюбоваться, хотя сейчас уже и не вспомнит, когда тот стал для него таким красивым. Он проводит пальцами по румяной щеке и думает, что Вова не просто красивый, а самый лучший. Хесус наклоняется к самому уху и шепчет: — Хочу любить тебя всю жизнь, если ты позволишь. Братишкин не просыпается, лишь забавно дёргает носом и сжимает сильнее его запястье на руке, на ладони которой устроил свою голову. Ну и хорошо, ему полезно спать подольше. Хес и сам постепенно закрывает слипающиеся глаза и засыпает, слушая его спокойное дыхание.***
На дне рождения Вова очень ловко скрывает от трансляции, что не пьёт, а все собравшиеся идеально подыгрывают. Даже расшалившиеся нервы и слёзы счастья удалось списать на алкоголь. Хесу столько стоило не схватить его в объятия, скрывая от всего мира, повезло, что Жора с Васей подоспели вовремя. И счастливый Братишкин всё что ему нужно в этот день. Преодолев смущение, он терпеливо обнимал Вову на глазах у всех, тот не отлипал от него после выключения камер, отрываясь лишь для того, чтобы пойти обниматься со всеми остальными. Хес встречает рассвет, глядя в большое окно, развалившись на кресло-мешке с Братишкиным, который уснул, прижавшись щекой к его груди и обхватив его руками. Сам уснуть не может никак, неудобно, да и всё равно скоро вставать. Дрейка он замечает, лишь когда тот уже спускается на первый этаж. Он останавливается, пребывая в шоке от неожиданной картины, никак не может привыкнуть, хочет что-то сказать, но Хес предостерегающе прикладывает палец к губам, потом осторожно прижимает ладонь к Вовиному уху, прижимая его голову к себе ближе. — Что у вас там с самолётом? — интересуется Хес тихо. — Да, батя, блять, проспал и второй рейс. — ворчит Дрейк, подходя ближе, чтобы не кричать через комнату. — На поезде поедем, Илья тоже опоздал, так что мы вместе. — Деньги у вас на билеты есть? Могу одолжить. — О, правда? Очень выручишь, Лёх, спасибо. — Без проблем. — улыбается Хесус, принимаясь бездумно перебирать Вовины волосы, пропуская их сквозь пальцы. Дрейк залипает, смотря на эту идиллию. — Бля, всё ещё не верится, что у вас будет малыш. — Наша Хестишка. — Хес проводит рукой Вове на живот, ещё не особо заметный под свободной одеждой, но ощутимо округлившийся, если задрать футболку. — Вы уже придумали имя? Как-то оно непохоже на что-то нормальное. — Это имя будет, пока он не родится, имя для эмбриона типа. — О… А врачи ещё не говорят пол? — Нет, ещё два месяца. Но малыш здоров, мы идём через неделю снова, хотя Вова бесится, что я его так часто туда таскаю. — Здоровье — это важно. — соглашается Дрейк, будто что-то понимает. — И вам не страшно? — А теперь-то уже чего боятся? Самый сложный этап беременности мы прошли. — Сколько можно болтать? — недовольно спрашивает Вова, неожиданно проснувшийся. — Извини, разбудили? — спрашивает Хес, пытается помочь ему встать, но Вова только переворачивается на живот, не слезая с него, и обвивает и руками, и ногами словно обезьянка. — Вова, блять. — Можете дальше общаться, я разрешаю. — покровительственно позволяет Братишкин, утыкаясь носом ему в шею. Дрейк хихикает, но никак не комментирует происходящее. Хес всё время удивляется, что Вова настолько привык, что не стесняется выражать чувства прилюдно, самому ему ещё предстоит, не дёргаясь брать его за руку. Хотя сейчас сжимает его в объятиях перед хихикающим Дрейком.***
Вова не может стоять спокойно, готов биться об стены, и, замечая его состояние, Хесус обнимает его со спины и чмокает в затылок. — Вов, это же не страшно. Мы уже делали это. — успокаивающе говорит Хес. — Я волнуюсь, что после этого мы едем к моим родителям. — Тебе так важно их мнение? — Ну… Типа того. — Братишкин разворачивается в его объятиях и кладёт голову ему на плечо. — Всё же они родаки, и мама… Ты своим не скажешь? Тип, похуй на пару, но то что у них внук родится, они имеют право знать. — Я ещё не думал, как им расскажу, по телефону странно, наверное. — Блять, пиздец я волнуюсь. Я хочу, чтобы они были счастливы за меня, даже если я уебан и нихуя не умею и решил родить ребёнка, которому мне даже дать нечего. — Не загоняйся. Не самые худшие мы родители. — Хесус со всей силы обхватывает его руками, прижимая к себе. — Вов, всё будет хорошо. — Какой-то маленький человечек родится в этом ебанутом мире и это я буду виноват. Хес! — Мир никогда не будет достаточно адекватным, чтобы допустить появления в нём своего ребёнка. Но это не значит, что он не сможет быть счастливым. — Где ты только успел понахвататься такой мудрости? — ворчит Вова и тянется вверх, целуя его в губы, становится легче, от поцелуев всегда по венам спокойствие растекается. — Сегодня нам снова скажут, что с нашим маленьким всё хорошо, да? — Конечно, как всегда. Хесус уверен, что сейчас они всё делают правильно, даже если Вова всё равно чем-то загоняется и отказывается перебираться к Хесу насовсем, хотя и остаётся у него порой по несколько раз в неделю. Надоевшая больница и ничего нового, Вова настолько привык к этому, что справляется с каждым разом всё быстрее. А Хесус бы в этот раз с удовольствием остался на подольше тут, слушая сердцебиение своего ребёнка, а не своё собственное взволнованное из-за встречи с родителями Вовы. Он не самый статный, работа у него не особо стабильная и вообще он мужчина, предки Братишкина точно не такого ожидали, и сколько бы он это не подавлял, его беспокоит их реакция. — Не волнуйся так. — шепчет ему на ухо Братишкин, пока они поднимаются на лифте. — Я за тебя их порву. — Я сам за себя постою, за тебя и за ребёнка. — Хес чмокает его в висок и утыкается в него носом, зарываясь в волосы и вдыхая родной запах. — Вов, чтобы не случилось, мы в первую очередь соулмейты и с этим им бороться не получится. Им всё-таки приходится выбраться из безопасности лифта на этаж. — Всё же я считаю их современными и адекватными взрослыми, да и родители обычно всё прощают, когда им про внуков говорят. Но твоё волнение я вижу и без связи. — Это мандраж, я же никогда с ними не встречался. Незнакомые мне и важные тебе люди. — Хорошо, мои мама и папа теперь всё равно что твои, так что не волнуйся. — Ну да. Блять, давай уже, сколько можно перед квартирой торчать? Какая твоя? Вова решает открыть дверь своим ключом, чтобы это не казалось официальным приёмом. — Мы дома! — кричит Братишкин в квартиру. — Кто мы, идиот? — шипит на него Хесус, вдруг ощутив себя пятиклассником, которого друг пригласил домой поиграть в приставку. Первой их встречать к счастью выходит Влада, которая ещё со дня рождения Братишкина о них знает, с улыбкой она обнимает брата и кивает Хесу. Вика выглядывает из-за двери, предположительно кухни и во все глаза смотрит на них, почти никто точно не знал кого именно Вова собирается привести домой на ужин и зачем. — Мам! Вова пришёл. С парнем. — докладывает девушка, и Влада хихикает от её слов. — Вика! — возмущается Вова, едва не говорит, что он не просто с парнем, а с любовью всей жизни. Как бы ванильно и пафосно это ни звучало. — Мам! Он сердитый. — смеётся Вика и скрывается на кухне. — Ну я этой малявке. — Вов… — останавливает его Хесус и сжимает крепко ладонь, всё же это пиздец волнительно. Познакомиться и сесть за стол — лишь малая часть, а весь кошмар начнётся вот-вот, поговорят сейчас о погоде, планах, здоровье. Отец Вовы смотрит на них специфически, ему вообще непонятно, что они тут устроили, мама улыбается, так или иначе о Хесусе она уже слышала. — Лёша, твои родители живут не в Москве? — спрашивает она. — Да, я из Новокузнецка, и все мои родственники живут там. — отвечает Хес, он переглядывается с Вовой, которому уже не терпится перейти к сути, но ещё стремается. — А мне вот интересно, по какой причине ты, Вова, решил нас познакомить со своим другом, ещё и так официально. — Сергей всё же оказывается менее терпеливым, чем Братишкин. — Я так понимаю, вы планируете какое-то серьёзное дело? Лицо Вовы тут же заливается краской, и Хесус с трудом держит рвущийся наружу смех. — Дело определённо серьёзное. — кивает Хес, хоть серьёзным и не выглядит, отчего-то эти люди его к себе располагают, а уж довольная Вика, сидящая наискосок прям рядом, с удовольствием уплетающая салат, его даже успокаивает. — Возможно это всё вышло странно и сумбурно, но… — Хес… Я сам. — смело говорит Вова, набравшись уверенности. Хес не очень уверен, что он достаточно справился с волнением, потому незаметно сжимает его ладонь под столом и переглядывается со Владой, которая тоже находится в неком напряжении из-за момента. — Мам, пап, я встретил соулмейта. — сообщает Братишкин, даже улыбается, смотря, как они удивляются, но до сих пор не сложили два и два. — И это он. Вот именно он и никто другой. Хесус бы закрыл глаза, пережидая кульбиты в животе, но держится. Лицо Сергея непроницаемо, он лишь хмурится и разглядывает Хеса ещё пристальное, чем до этого, Татьяна ахает и прижимает ладони к лицу. — Чего?! Реально? Парень? — в восторге спрашивает Вика, даже бросает вилку в тарелку. — Ничего себе! А так бывает? — Бывает. — огрызается на неё Вова. — Но это ещё не всё. — напоминает Хесус, сжимая Вовино плечо, они переглядываются. Об этом говорить ещё сложнее, ведь ни у кого нет сомнений, как именно это происходит, потому сказать об этом, это всё равно что признаться, что между ними было. — И что может кроме этого вообще иметь значение? — удивительно, как отец Вовы ещё держится и хоть и нервно, но всё же не сильно повышая голос говорит. Вова жалеет, что им, как и всем остальным, нельзя просто впихнуть справку, и пусть они сами разбираются, что это такое. — Явление довольно редкое и на это сложно повлиять. Но мы уже всё решили. — Хес таким туманным образом пытается сообщить, что они не спрашивают, а лишь ставят перед фактом, который нельзя обжаловать. — Господи, вы можете не тянуть, а сказать прямо? — подгоняет Сергей. — Мы ждём ребёнка, то есть у нас будет ребёнок… То есть мы… Ну… — запинаясь, пытается объяснить Вова. — Короче, я беременный. Этой новости удивлены все, даже Владе таких подробностей было неизвестно. — Подтверждено врачом, срок три месяца. — дополняет Хесус, который никогда бы в жизни не поверил, что ему придётся о таком объявлять. — Сынок… — Татьяна тут же всхлипывает и срывается со своего места, обнимает сына. — Это невероятно, мой малыш. — Мам, так я уже не малыш, когда у меня самого будет малыш. — хмыкает Вова, обнимая её в ответ, и поверх её макушки кидает взгляд на отца, у которого заржавевшие шестерёнки еле шевелятся, и который прожигает взглядом Хесуса, тот отвечает стоически и не отводит глаза, гордо вытянувшись. — Возможно у вас есть вопросы? — предполагает Хес. — Отчего же, вы уже явно всё решили сами. — отвечает Сергей. — Тань, мне тут без пятидесяти грамм не разобраться. — Мы собираемся вырастить этого ребёнка вместе. Заботиться друг о друге. — Хесус на секунду переводит взгляд на счастливо засветившегося Вову и снова на его отца. — И до всех этих событий ваш сын был для меня очень важным человеком, я дорожу им и очень сильно люблю. И я понимаю, что по вашим меркам я могу быть недостаточно серьёзным и стабильным, у меня нет постоянной работы, я, как и Вова, стример, но занимаюсь этим уже восемь лет. И так или иначе я приложу все силы, чтобы наша семья ни в чём не нуждалась. От такого монолога похоже все присутствующие теряют дар речи во все глаза смотря на него. Хес и сам удивлён, что его мысли, находившиеся в последнее время в полнейшем беспорядке, в итоге выстроились вот в такую уверенную речь. — А ты, Вов, что думаешь обо всём этом? — интересуется Сергей. — Я… — Братишкин просто обязан сказать что-то не менее охуенное, но как назло даже то, что он подготовил для защиты их отношений совершенно вылетело из головы. Он поворачивается к Хесу, который ему улыбается, и Вова тоже начинает улыбаться. — Я счастлив, сейчас я просто по-настоящему счастлив. — Вот за это мы и выпьем. — хмыкает отец и наполняет принесённые женой рюмки. — О, а мы не пьём. — предупреждает его Хесус. — Точнее он мне запретил, а сам за компанию. — поясняет Вова. — Ой, так и не пьёте, такое событие. — фыркает Сергей. — Нам нельзя. — всё же настаивает Хес, ему так хочется собственнически обнять Вову за плечи и чмокнуть в лоб, но он не уверен, что стоит это делать при непривыкших к их отношениям людям. Думая обо всём позже, Хесус решает, что всё прошло довольно сносно, могло бы быть и хуже, как минимум батя мог бы выставить его за дверь и запретить появляться на пороге. После ужина Вова приводит Хеса в свою старую комнату, где когда-то он начинал свою карьеру стримера. — Ну, тут всё переделали. — смеётся Братишкин и тут же прижимается к нему, наконец оставшись наедине. Хесус обнимает его, крепче прижимая к себе, и утыкается носом в макушку. — Всё прошло довольно… Нормально? — Да. Хес, а я и не знал, что я так тебе важен. — Всегда был, даже когда несёшь хуйню и обзываешься. — Так и обзываюсь, старый. Пиздишь! Хес смеётся и нашёптывает ему на ухо, как хочет отвезти его к себе домой и долго-долго целовать.***
Вова чаще предпочитает просто спокойно посидеть и ничего не делать, но если ему в голову прилетает какая-нибудь шальная, то нервотрёпка обеспечена. Вот вроде сидел, что-то в телефоне тыкал, а теперь бесится, аж вещи бросает. — Вов, успокойся. — просит Хесус, уворачиваясь от чайной ложки. — Хватит посуду из ящика кидать. — Ты меня так бесишь! Ненавижу тебя! — Братишкин шлёпает босиком в прихожую и надевает обувь. — Куда ты собрался? — Ухожу от тебя. Не хочу больше. — Вов, что за глупости? — Ах! Значит мои чувства для тебя глупости?! Прощай! — Вова хлопает дверью в квартиру. Хес вздыхает, он так устал от скандалов из-за ничего, только Вова стал спокойнее чаще приезжать ночевать к нему, как появилась эта новая фишка с внезапными расставаниями. Слова ему поперёк сказать нельзя. Сколько можно терпеть? Хесус слушает тишину, смотрит в окно и замечает огромные чёрные тучи. Вот так всегда, вроде решил, что не пойдёт за ним, что на этот раз это конец, но что-то случается. Он срывается с места и хватает куртку, лифт ждать целую вечность, и Хес нервно ходит туда-сюда в ожидании. Вова вряд ли ушёл далеко, наверняка уселся где-нибудь и страдает от того, что снова наговорил ерунды. Дождь начинает мелко накрапывать, и Хес стягивает края куртки, пытаясь не замёрзнуть от пронизывающего ветра. Вову он запросто обнаруживает в паре метров от входа в здание, стоит, склонившись над ограждением, опасно перегибаясь, словно намереваясь свалиться в реку. Хесус вздыхает, идёт к нему, снимая куртку, и накидывает её ему на голову, обнимая со спины. — Прыгать собрался? — спрашивает он. — Зачем ты пришёл? — печально интересуется Вова. — Дождь идёт, а ты выполз. — Лох ёбанный. Дверью блять хлопнул, крутой нахуй, ни ключей от машины, ни от квартиры не взял, мобильник разряжен, даже куртки нет. И обратно попасть не могу. Ещё и такие клишированные бабские фразы использовал. — Всё хорошо. — шепчет Хесус и чмокает его в шею. — Пошли домой. — И ты не злишься? — Злюсь, но что мне теперь? Наорать на тебя и ещё больше расстроить? — Слишком ты добрый со мной. — Просто я… Люблю тебя, дурака. — Хес сильнее сжимает Вову в объятиях, не позволяя ему обернуться, и упирается подбородком ему в макушку. — Переезжай ко мне по-настоящему, ты уже и так проводишь у меня всё время. — А если я задолбаю тебя? Надоем? Перестану привлекать? — Это невозможно, мы с тобой соулмейты. — Хес, я хочу тебя прямо сейчас. — Тогда тем более пошли скорее домой. Вова наконец может развернуться и только замечает насколько погода испортилась, вода уже начинает стекать по лицу Хесуса. Братишкин проводит ладонями по его лицу, стирая капли, намокающая башня так и норовит свалиться на лоб. — Никогда не перестану удивляться какой же ты красивый. — признаётся Вова. — Даже выглядящий как промокший пёс? — Так даже ещё красивее. Хес берёт его за руку и ведёт за собой домой, ему уже не терпится называть какое-то место их домом, но всё упирается в то, что нужно открыться всем, чтобы жить вместе и не шифроваться всю жизнь. А вся эта напряженная ситуация из-за этого и приводит к извечным скандалам.