Мечта

Хесус недовольно разглядывает себя в зеркале, не всего себя, ему похуй на красные ключицы, на пятна на животе, но вот это маленькое наливающееся бледно-фиолетовым цветом пятно на шее, вообще не похуй. Он злится на несдержанного возлюбленного, на мир и заодно физиологию, или что там за пятна на теле отвечает? Биология? Хуй его знает. Братишкин просовывает голову в ванную, будто почуял неладное из комнаты, хотя о чём это он? Вова не только отец его ребёнка, но ещё и соулмейт. — Хес, от тебя несёт агрессией, что случилось? — интересуется Вова, поджимает красные губы, в их семье за агрессию он отвечает целиком и полностью. — Это. — отвечает Хес и тычет себя в шею. Братишкин подходит ближе, вплотную, прижимается к его спине и смотрит через зеркало. — Что там? — Засос. И я, блять, не против засосов, но, сука, не в таком же месте. — А что я мог сделать, когда… Ну ты знаешь. Это был порыв! — Хуерыв! — От кого тебе скрываться? — фыркает Вова, обхватывает его поперёк живота и чмокает в голое плечо. — Думаешь, кто-то не знает, что такое засосы и это их убьёт? — В том-то и дело, что все знают, а ещё знают, что я с тобой. Я не хочу, чтобы, блять, аудитория обсуждала нашу с тобой личную жизнь. — Да, похуй, Хес, реально. Ну, мы ебёмся, что теперь? У нас сын вообще-то. — Вчера его не было. — Кого, сына? — Братишкин так удивлён, что даже отстраняется, а ведь уверен, что буквально час назад проверял, что малыш мирно спит в своей комнате. — Засоса. Сопоставят два и два. — Так может это не вовремя секса случилось, а там… Пока мы дурачились? Это ты знаешь обстоятельства, остальным остаётся только гадать. — Всё равно. Лишние подтверждения ни к чему. — вздыхает Хесус, ему так ревностно хочется защищать что-то. — Что мне сделать? — спрашивает Братишкин, обводит пальцами крупные кружочки на его животе и спускается вниз под резинку штанов. — Как тебя отвлечь? — Вов, я ведь только из душа. — Так ведь это и хорошо, ты мне чистеньким нравишься. — А потом снова мыться. У меня так кожа облезет. Вова резко отстраняется, возвращается к двери и запирает её. Хес всё стоит у раковины, рассматривает себя, такой сонный, заёбанный, без башни, а Вова его такого обнимает, целует тощее плечо и снова лезет в штаны, в этот раз в трусы тоже и накрывает член ладонью, мигом заставляя его твердеть. — Ты порой настолько соблазнительно выглядишь, что я дышать не могу. — сообщает Братишкин ему в изгиб шеи и облизывает проблемный засос. — Не льсти. — просит Хес, упирается руками в раковину, выгибаясь, и трётся задницей прямо об его пах и стоящий уже член. — Второй заход? — Ты же не хочешь. — Ты точно должен знать, хочу я или нет. — Чем займёмся? Отсос просто или в ванную залезем целоваться? — Как мелко, Вов. — хмыкает Хесус и потирается об него более выразительно. — Что, прям так? — Прям так. Хочу тебя. — Бля, ну тут точно надо брать. — смеётся Вова и стаскивает с него моментально штаны. — Пиздец, блять. И мы даже не отойдем? — возмущается Хес, хватаясь за раковину ещё крепче, и с неудовольствием отмечает, как краснеет его лицо в зеркале. — Нет, малыш… — Братишкин прижимается губами к его уху, ловит взгляд через отражение и гладит большим пальцем его по губам. — Смотри насколько ты прекрасен, когда мой хуй в тебя входит. — Фу, блять, извращенец ебучий. — Я? Это же ты будешь смотреть на себя. — Кто сказал, что буду? Может ещё на видео снимешь? — Заманчивое предложение. — задумчиво отвечает Братишкин, уже полностью освободив себя от одежды и достав смазку с верхней полки, куда её прятать, когда Андрюша начнёт везде лазать и забираться высоко, они ещё не придумали. — Но пока только скучный секс на раковине в ванной. Хесус скользит ладонями по гладкой керамике, вжимаясь животом в ручку ящика под раковиной, вместо ответа он шипит и насаживается на Вовины пальцы. И смотрит, блять, на своё отражение, не специально, но оно прямо перед носом, хотя чаще он ловит взглядом макушку Братишкина, торчащую из-за плеча, или его тупое сосредоточенное лицо и зажатый между губ язык. Они точно будут целоваться в ванной после этого. Вова отчего-то нетерпелив и напирает, а ведь они кувыркались совсем недавно, через час как сын уснул, засосы ещё не остыли, а теперь ещё грозятся появиться на спине. Братишкин сам глаза поднимает, пересекаясь взглядами, томно прищуривается, уёбок, и скользит губами по плечу на шею, не теряя зрительный контакт и сжимая его ладонь на раковине. Хес невольно приоткрывает рот и громко дышит, его подбрасывает от толкающихся в простату пальцев. И да, у него такое сейчас настроение, потому громкие вздохи постепенно становятся не менее громким скулежом. Поэтому Вова, заменяя пальцы на свой член, предварительно зажимает ему рот ладонью, но даже через неё Хесус мычит и стонет. Вероятно, в детской не слышно, они однажды даже проверяли это, что было максимально кринжовым занятием, когда один стоит в спальне, а другой стонет в ванной, но ночь, эхо, Андрей может проснуться и пойти к ним в спальню, хоть такое случается всё реже. Лучше не рисковать. Но Хес задыхается, чужая ладонь давит и чертовски сильно греет, а душно и без этого, лицо всё горит, и он всё ещё видит себя в зеркале, теперь вот в настолько развратной позе. Изнутри распирает, собственный член в основном неприятно бьётся об дверцу шкафчика, стекло запотевает, и, наконец-то, он больше ничего не видит, в глазах плывёт. Хесус всхлипывает в Вовину ладонь, подмахивает бёдрами, хотя уже с трудом стоит на ногах. Братишкину приходится придерживать его за бедро, а лучше бы за член, втрахивая в раковину, он кусает его за плечо на особенно крышесносных толчках и млеет от отзывчивости, и того, как стекает по запястью его слюна. Трахать Хеса это всегда ебейшие американские горки, тот громкий, требовательный и любит, когда глубоко. Вову не всегда хватает до конца, но не в этот раз, сегодня они кончат ярко, успеть бы вытащить, а то наслушается потом. Хесус всё же вырывается, хватает ртом воздух, подбородок неприятно мокрый, слюна течёт на шею, он наклоняется вперёд, выпячивая задницу ещё сильнее, и упирается ладонями в дальний край раковины. Братишкин мгновенно жалеет, что никакой камеры они не поставили. — Солнышко, только тише, прошу. — бормочет Вова, сжимает ладонями его ягодицы, разводя их в стороны ещё сильнее, и толкается в него так жёстко, что тот чуть башкой об кран несколько раз не бьётся. — О, Хес… Хесу вообще не до разговоров и тем более соблюдения тишины, эхо от раковины его проглатываемые стоны разносит по кафелю помещения, они как баскетбольные мячики об стены бьются, а это он ещё старается. Потому, когда доходит до пика, всхлипы уже ощутимые, он ещё и коленками об дверцу бьётся, отчего грохот создаётся. Братишкин точно не разбирает, но своё имя узнаёт в оргазменном вскрике, горделиво улыбается невольно. Хесус кончает без рук, что добавляет кое-кому баллы в чсв, пачкает шкафчик и пол спермой, и пару минут почти что лежит в раковине, пытаясь отдышаться, слушая какой-то неразличимый бубнёж Вовы. Братишкин отстраняется, гладит его по спине бездумно, а потом хватает за плечи, тянет к себе, развернув, и обнимает. Хес утыкается лицом ему в шею и всё ещё дышит загнанно, плохо соображая, только знает, что хвататься за него нужно сильнее. — Ну-ну, всё хорошо. — шепчет Вова, целует его в шею и кое-как дотягивается до губ. — Хорошо, дыши. Хесус слушается, сам не зная почему, он же и так дышит, а теперь прям дышит, его колотит всего. Братишкин его оттесняет к ванной и включает горячую воду, они в обнимку встают под душ. И надо было сразу включить воду, набрать ванну, звук бы заглушал их пошлые звуки. Горячие струи бьют Хеса в спину, но это и объятия его успокаивают, он замолкает и сопит сопливым носом. Вова переключает на кран и садится, не отпуская парня из рук, кое-как дотягивается закрыть слив в ванной, чтобы вода начала набираться. — Как ты? — спрашивает Братишкин, не прекращая гладить его по спине, вода уже доходит ему до бока, скоро зальёт живот. — Нормально… Что это вообще было? — уточняет Хес, смутившись, он выпал из происходящего прилично. — Нахуя мы в ванную залезли? — Эх ты, Хес, вечно ты, когда снизу, потом расклеиваешься весь. Либо плачешь, либо как сейчас пропадаешь из реальности. — Неправда, я всё запомнил. — Это хорошо. Хесус поднимает голову, впивается в него недовольным взглядом, а тот его наглейшим образом целует, слюняво и мокро. Они слишком долго не целовались, Хесу без этого плохо так было, определённо, а ещё между ягодиц некомфортно мокро и будто что-то вытекает, на смазку не похоже. — Блять, ты накончал мне в жопу? — расстроенно уточняет Хесус, отстраняясь, заводит руку за спину, чтобы убедиться, и собирает подтеки всего вытекающего месива пальцами. — Вова, сука, без резинки, блять, даже не попытался ведь вытащить. — Да не залетишь ты, сколько раз гандон у нас рвался и нихуя. — отмахивается Братишкин, ему стыдно, но немножко совсем. — Я собирался, но ты меня так сжал, что я не успел. Хес закатывает глаза, слезает с него, отсаживаясь назад, и промывает задницу под струёй из крана, бросая на Вову сердитые взгляды и ловя на себе возбуждённые. Это никогда не закончится. Он ложится обратно ему в объятия, чтобы снова целоваться. — А что, может марафон на всю ночь? — смеясь, предлагает Братишкин, берёт его за руку и целует пальцы. — Мы так не встанем утром. — сетует Хесус, качая головой. — А ещё обещали сводить мелкого в зоопарк. — Обещали — сделаем. Стрим из зоопарка, классно же? — Поэтому твой стояк вообще нам нахуй не нужен. — А чо я сделаю, если смотрю, как ты жопу моешь, и он встаёт? Вон теперь мы в этом плаваем. Хес фыркает и открывает слив, снова отсев на пятки, глядит на развалившегося Вову, на его стояк, соблазнительно блестящую красную головку. Он тянется вперёд, целует его быстро в губы и скользит поцелуями вниз, засосов не оставляет, но кусается ощутимо, царапает зубами затвердевший сосок и останавливается на бледном шраме на животе, размышляя, что дальше делать. — Себя значит под душем успел ополоснуть? — решает, что доебаться будет правильнее. — Ну, не так уж тщательно. — пожимает плечами Братишкин и опускает ладонь на свой стояк. — Горю, Хес, спасай. Хесус ухмыляется, тянется за душем, переключая воду на него, и отталкивает его ладонь, заменяя её своей. Вова ёрзает, его обжигают горячие струи воды и длинные пальцы на члене, которые бесчестно дразнят, играются. — Блять… — вздыхает Братишкин, хватаясь за свои же коленки, бьётся затылком об ванную и мычит сжатыми губами. Хес медленно ведёт по члену, трёт головку, а потом наклоняется и прижимается губами к его запястью, проходится поцелуями вверх по руке, щекочет сгиб локтя. Выскользнувший из рук душ бьёт струями его в живот, одно неловкое движение и вода польётся во все стороны фонтаном, и забьёт весь пол, но он доходит поцелуями до Вовиной шеи и плевать на это хотел. У Вовы губы потрескались от поцелуев, Хес их зализывает, смягчая, малость забывает обо всём. Братишкин вытягивает ногу, кое-как дотянувшись до смесителя, выключает воду и оставляет ногу на его пояснице, прижимая к себе ещё сильнее. Хесус из захвата утекает вниз, уши закладывает от внезапной тишины, и он больше ощущает вибрации, чем слышит, как язык скользит по влажной коже, слизывая капли воды. Он обхватывает Вову за бедро, размашисто мажет языком по всей длине его члена и всасывает головку, удерживая его дёргающегося на месте. Братишкина моментально размазывает, тело и так было размякшее, чувствительное, а в горячем рту Хеса вообще невероятно. Он зажимает себе рот ладонью, скулит, плывущим взглядом умудряется рассмотреть быстро двигающуюся макушку и хватается за волосы, пропуская их сквозь пальцы. За годы Хесус изучил его настолько хорошо, что знает, как довести его за несколько движений, но тянет, притормаживает, обдаёт горячим дыханием, ловит его взгляд. — Пожалуйста, Хес! Я сейчас… Хес… — стонет Вова и дёргает его за волосы, за что получает по руке, ему приходится схватиться за что-то ещё и это бортики ванной, пальцы соскальзывают, но пока он держится, выгибается и толкается ему в рот. — Блять, сука! Хесус помогает себе рукой, а другой скользит между его ягодиц, надеется, что собранной слюны хватит, чтобы вставить в него один палец. А, когда он насаживается особенно глубоко на член и нащупывает пальцем простату, для Вовы это конечная. Тот чуть ладонь не прокусывает от яркости оргазма и отпущенный скатывается по стенке ниже на дно ванны. Хес отстраняется, тяжело дышит и утирает лицо тыльной стороной ладони, наблюдая за ним. — Вов, не засыпай, подъём. — зовёт Хесус, хлопает его по щекам и улыбается, когда Вова заваливает его на себя. — Эй! — Люблю тебя. — бормочет Братишкин и тычется носом ему в щёку, но забывает, как целовать. — Ой, и надо это после минета говорить? Кто угодно может сосать. — Мне нахуй кто угодно не всрался. Я тебя люблю, Хес. — Я тебя тоже люблю, долбаёбик мой. — хмыкает Хес и чмокает его в губы. — Сейчас, минутка и пойдём спать. — обещает Вова, закрывая глаза. Хесус улыбается, утыкается лицом в сгиб его шеи и гладит ямку на ключице.