Не упадёшь – не взлетишь

За окном автомобиля сменяется ночной пейзаж города. Горящие огни, исполинские здания, другие машины – всё сливается воедино. Но если убрать хотя бы один элемент из этой картины, то всё рассыпится, как мозаика. По отдельности каждая деталь почти ничего не значит, но вместе они создают свою атмосферу, удивляют гармоничностью. Вика устало облокотилась на стекло, без интереса рассматривая мелькающие за окном картинки. Разумовский сидел за рулём и изредка поглядывал на свою спутницу, чтобы удостовериться, что с ней всё в порядке. Они ехали в тишине. Эта тишина была необходима Скрябиной. Ей нужно было привести мысли в порядок и просто отдохнуть. За последнее время многое произошло. Казино, Чумной доктор, Разумовский – от такого количества безумства могла голова кругом пойти. Девушка рассчитывала, что они поедут сразу в здание офиса Сергея, поэтому в голове по привычке проложила маршрут туда. И когда дорога, быстро построенная ею, стала различаться с тем, по которой они ехали, Вика забеспокоилась: — Я думала, мы поедем к тебе в офис, — подала Скрябина голос и развернулась к Разумовскому, чтобы лучше его видеть. Тот уверенно и целенаправленно куда-то ехал: — Поедем, но позже, — как ни в чем не бывало отвечал Серёжа. Он был полностью сосредоточен на дороге, и потому не сразу заметил недовольный взгляд попутчицы: — Тебе надо прогуляться, — поспешил пояснить он, но тут же наткнулся на негодование в глазах Вики, — Скажи, пожалуйста, как давно ты выходила на улицу просто погулять? Держу пари, ты даже перестала бегать по утрам, — он говорил это как данность, спокойным, но заботливым голосом. Девушка, смущенная таким вниманием, опустила глаза вниз. Разумовский был прав: она давно не выходила на улицу и даже перестала занимать спортивными пробежками. Совесть не позволяла соврать, что все не так, как он говорит, однако подтверждать его догадки майор тоже не собиралась: — Хорошо, — согласилась она, но всё равно скрестила руки на груди, — Куда мы едем? — Серёжа обрадовался, что не встретил сопротивления. Он улыбнулся внезапной покорности и ответил: — На Львиный переулок, — Вика хотела возразить, услышав знакомое название, но, передумав, притихла. Она решила притаиться и посмотреть, что запланировал Серёжа. Пока его поведение было не до конца понятно. Машина остановилась на знакомой территории. В округе было тихо, но странное напряжение присутствовало в воздухе. Скрябина сразу почувствовала, что что-то в Питере изменилось. Это произошло ещё давно, с первого появления Чумного доктора. Обычно город никогда не засыпал: по улочкам слонялись приезжие из разных городов и стран люди, местные любовались белыми ночами, а преступный мир нарушал закон. Теперь же от этого ничего не осталось. Туристы разъехались по своим городам, как только услышали о происшествиях, местные по приходу домой закрывались на несколько десятков замков, а преступники притаились. Последние боялись вылазить из своих нор, а потому только жалобно поскуливали от туда, да и то очень тихо, чтобы Доктор не услышал. На улицах в поздние часы была лишь полиция. Стражи закона оставались на своём посту несмотря ни на что. Они даже, наоборот, только усилили свою бдительность. А вместе с ними бдительной стала и Вика. Поэтому выйдя из машины она почуяла что-то неладное. Ей не очень хотелось полагаться на шестое чутьё, поэтому она тут же стала изучать обстановку. Но на глаза не попалось ничего опасного, слух не расслышал ничего необыкновенного, а обоняние не почуяло угрозы. Как бы девушка не старалась понять в чем дело, истина постоянно улетала у неё из под носа. За свою недолгую, но насыщенную карьеру Скрябина научилась распознавать приближающуюся катастрофу. Это не было даром ясновидения или интуицией, это было навыком, выработанным благодаря нескончаемым трудам девушки. Поэтому сейчас она была готова поклясться, что город замер. Он застыл в ожидание. Но чего он ждёт? Чтобы не напрягать своим поведением и так запуганного Разумовского, Вика делает вид, что всё прекрасно и что она рада оказаться на любимом переулке. Серёжа ведётся на это и предлагает немного пройтись по мосту: — Почему именно это место? — не выдерживает пятиминутный тишины и медленной прогулки он. Ему слишком сильно хотелось разузнать, чем заинтересовал майора этот переулок ещё с тех пор, как она упомянула о своем любимом месте в городе. Скрябина усмехается и решает подловить друга: — А ты не думал, что это может быть личным? — она говорит это с наигранной издёвкой, по-доброму, и незаметно сверкает коварными глазами, но Сергей всё равно на секунду смущается. Он не подумал, что с этим местом и правда связанно что-то особенное для майора: — Ну, если тебе не составит труда... или тебя это не ранит... — Разумовский затыкается, потому что понимает, что начинает пороть чушь. Теперь он только стыдливо сверкает глазами из-под занавеса рыжих волос. Вика на секунду снова засматривается на забавного Серёжу, но быстро приходит в себя, когда замечает звенящую тишину между ними: — Это место было первым, в котором я оказалась по приезду в Питер, — она облакотилась на прохладные перила моста. Было немного промозгло, но это не мешало разговору: — В каком смысле "первым"? — подошёл к ней Сергей и попытался заглянуть в глаза, будто бы так смог бы понять, что имела ввиду Скрябина, — Вокзал достаточно далеко отсюда. — Я не правильно выразилась, — рассмеялась Вика, — Когда я сошла с поезда, сразу же началась спешка, вокруг шумела толпа, было невозможно замереть хотя бы на миг и насладиться новым городом. Мне и самой нужно было спешить. Я договорилась с хозяйкой по поводу аренды квартиры, а чтобы добежать до моих будущих апартаментов, нужно было пересечь этот мост, — майор опустила глаза, чтобы оглядеть поверхность, на которой она стоит. Ей казалось, что такими незначительными жестами она общается с городом: — Только на этом месте ко мне пришло осознание, что я наконец-то приехала в Питер и что теперь смогу зажить в своё удовольствие. А ведь в Петербурге я решила жить, не потому что здесь хорошая высокооплачиваемая работа, нет, а потому что здесь совершенно другая атмосфера. Всё здесь ощущается по-иному. Питер кажется мне тонкой гранью между Европой и Россией, и, наверное, оттого у него всё по-другому. Не как в обычных русских или европейских городках, — маленькая исповедь перед Разумовским всколыхнула память Вики. Перед глазами возникли до боли знакомые картинки: как она в первый раз оказалась в Питере и как она восхищалась будучи семилетней девочкой монументам-львам, охранявшими город. Она ещё тогда твёрдо решила, что когда вырастет, переедет в Петербург: — Знаешь, — вдруг прервал тишину Серёжа, — Говорят, что Питер кого-то может принять, а кого-то нет. Он будто живой. Так вот, кажется, тебя он принял, — спокойный, мягкий голос Разумовского заставлял чувствовать удовлетворение и уют. Было удивительно, что Вика смогла перед кем-то открыться и так свободно, без недоверчивости делиться своим прошлым. Это забавляло и в тоже время настораживало: — А у тебя есть любимое место в городе? — вдруг спросила Вика. Она очень хотела поближе узнать своего нового приятеля. Конечно, беседа пару дней назад в парке и так о многом говорила, и обычно Скрябиной хватило бы и этого, чтобы выстроить всю картину о человеке. Но информации о Серёже ей было мало. Да, она могла бы найти в Интернете какие-нибудь статьи про известного миллионера, посмотреть его выступления и почитать интервью. Но всё это было не то. Ей хотелось узнать какой Разумовский на самом деле. Какой сорт чая любит, есть ли у него фобии, какие фильмы ему нравится пересматривать и другие маловажные, но безумно интересные для майора факты. Ей нужно было спустя долгое время открыть человека для себя как друга, а не как подозреваемого или потерпевшего. Казалось, что она совсем растеряла свой навык заводить новый знакомства, но в её жизни появился Серёжа, который заставил поменять привычный режим и принципы девушки. Затянулась недолгая беседа. Они медленном продвигались вдоль моста, наслаждаясь неожиданной тишиной города и компанией друг друга. Странно, что несмотря на позднее время на улице было более менее комфортно. То ли раскат грома, то ли тяжёлый выстрел заставил Сергея и Вику прервать беседу. Звук раздлся неподалёку, это они поняли сразу: — Что это?.. — недоумевал Разумовский, от того крутил головой во все стороны в надежде найти источник звука. Скрябина сразу смекнула, что это было то, что в начале прогулки её сильно тревожило. Опасность стала огромной волной надвигаться на них, но они не понимали от кого или чего она исходит. Это заставляло девушку хмурится, а Серёжу приводило в замешательство: — Думаю, нам стоит уходить отсюда, — высказалась Вика, — И как можно скорее, — испуганный такими событиями Сергей хотел что-то сказать, но за спиной майора показался страшно знакомый силуэт. Даже в потёмках он смог разглядеть Олега в костюме Чумного доктора. Он стоял в нескольких метрах от них и явно ждал, пока Разумовский заметит его. Поэтому, когда страх захлестнул программиста по горло, Волков усмехнулся через маску и указал за свою спину. Ужас не позволял перевести взгляд, но миллионер всё же на секунду смог вырваться из когтистых лап кошмаров и посмотреть за спину Олега. И он пожелел, что сделала это. По другую сторону улицы двигалась вооруженная толпа последователей Доктора. Они размахивали самодельными флагами, кричали жуткие вещи, заставляя всё живое трепетать от страха. Невероятное зрелище устроили они, поджигая и взрывая всё на своём пути. Возможно, Серёже стоило бы как-то бороться с ними, возможно, бежать или заставить передумать на счёт занятой ими позиции, но сейчас всё его внимание было приковано к другому врагу. К сожалению, бывшему другу: — Куда ты всё время смотришь? — обеспокоенная состояние Разумовского, Вика не сразу поняла в чем дело. Только когда раздались возгласы последователей, она сообразила, что происходит: — Вот черт! — выругалась Скрябина, когда заметила неконтролируемую толпу. Она понимала, что сейчас никак не решит проблему, и что нужно только бежать, однако её друг сейчас стоял в оцепенение и отказывался как либо передвигаться: — Серёжа, Серёж! — она махала у него перед глазами, кричала, но все попытки были тщетны. Когда девушка поняла, что сейчас Разумовского не разбудить, то, смирившись с этим, она схватила его за руку и бегом бросилась в противоположную сторону от последователей. Ватные ноги Разумовского нехотя плелись за Скрябиной, ещё чудом не запутавшись и не уронив своего хозяина. Сам же Серёжа постоянно оглядывался, чтобы вновь и вновь встретиться с устрашающей маской Чумного доктора. Он думал, что Вика спасает его не от бегущей толпы, а от безумного друга: — Боже, Разумовский, приди уже в себя! — нервничая из-за того, что их нагоняют последователи, кричала майор. Сердце упало в пятки, когда она увидела, что их почти нагнали. Благодаря тому, что ненормальные анархисты передвигались не пешком, а на мопедах или на другом похожем транспорте, расстояние стремительно сокращалось. В голову закралась мысль, что если Вика сейчас не ускорится, то потеряет новоприобретённого друга. Бросив сочувственный взгляд на Серёжу, она в мыслях умоляла, чтобы тот хоть на чуточку ускорился. Ей не хотелось думать о том, что могло бы случиться с Разумовским, если бы последователи их догнали: мозг рисовал слишком страшные последствия. Майор была уверена, что последователи не проедут мимо них. Она знала, что толпа не остановится ни перед чем и не оставит ни кого на своём пути. Только вот где была полиция? Кое-как вытянув Серёжу с моста, Скрябина вдруг поняла, что у неё нет плана действий. Им стоило бы уехать подальше от этого места на машине, но она осталась на другом конце улицы, где прямо сейчас устраивают парад фанаты Чумного доктора. Страх плотным кольцом сдавливал горло. От чувства безвыходности на глаза уже хотели наворачиваться слёзы, а рядом стоящий потерянный и испуганный Разумовский только усугублял ситуацию. Вика кидала расстерянные взгляды по сторонам, пытаясь спасти себя с другом. Ситуация накалялась, но вдруг слух майора уловил звук стремительно приближающегося автомобиля. Это было лучом надежды, и Скрябина была готова сорваться с места, дабы нагнать машину и попросить о помощи. Она почти кинулась на машину, когда автомобиль выехал прямо к ним. Но стоило ей увидеть водителя полицейского фургона, как она замерла от шока. За рулём полицейской машины красовался Гром. Ну, как красовался, сжав зубы, давил на педаль во все силы, чтобы успеть спасти свою коллегу. Машина сделала пугающий для своих размеров разворот, и раздался неприятный скрежет резины об асфальт. Транспорт остановился прямо перед лицом горе-друзей: — Ну, что замерла? Залезайте быстрее! — крикнул Игорь, заставляя подругу придти в себя. Девушка тут же среагировала и запихнула Разумовского на заднее сидение. Сама она села рядом с водителем фургона: — Пистолет в бардачке, — быстро кинул следователь и, опасно развернув фургон, дал по газам, стараясь оторваться от последователей. Девушка же снова на секунду впала в ступор, не понимая для чего им нужен был пистолет: — Это ещё зачем? — Отбиваться ты от них кулаками хочешь? — От-би-и... — удивилась майор, но взглянув в зеркало, поняла, что дела обстояли намного хуже, чем она могла подумать. Безумцы, завидев полицейский фургон взбесились ещё сильнее и теперь устроили настоящую охоту. Увиденное не давало нормально сосредоточиться ни на чём. Мозги были, словно всбиты блендером, и отказывались воспринимать реальность. В себя приводил лишь адреналин, зашкаливавший из-за неожиданной гонки: — А ты не мог найти машину более заметную? — огрызнулась Скрябина, когда нервы окончательно начали сдавать: — А ты не могла бы меня не отвлекать?! — вскипел Гром. Девушка насупилась, мысленно благодаря и обижаясь, а потом снова оживилась: — Надо позвонить в часть. — Я уже сообщил обо всём, — такая осведомлённость и готовность Игоря подбешивали Вику, ведь раньше именно она спасала неугомонного друга из разных передряг. Майор снова притихла, как пристыженная. Только тогда Виктория вспомнила, что до этого, можно сказать, судьбоносного момента, они не разговаривали с Громом почти неделю. Что-то больно укольнуло в сердце, заставляя упасть настроение ещё сильнее. Теперь мало того, что девушка была напугана, так ещё она стала и морально подавлена странной иронией жизни: — Эй, — заметив поникшее лицо подруги, Игорь даже в такой момент не мог оставаться в стороне, — Сейчас не лучшее время для выяснения отношений, но мы обязательно позже поговорим, — он положил руку на плечо спутнице, пытаясь скомкано и невнятно поддержать её, — Напарник, — Вика усмехнулась такой выходке. Похожее поведение Грома указывало на то, что в споре выиграла всё-таки девушка, а это не могло не радовать. Да и вообще, в панибратском состояние следователь выглядел очень смешно. Поэтому Скрябина, поведя плечом, скинула руку друга и, сверкнув глазами в его сторону, коротко произнесла: — Дубина будешь такими обещания радовать, — она прекрасно знала, что никакого разговора после не будет. Они были не маленькими ребятишками, которым чтобы что-то поделить требовалась драма и нудные сентиментальности: — Ты вызвал подкрепление или просто сообщил? — спросила девушка: — Подкрепление. Они будут отслеживать наше положение. Я потому полицейский фургон и взял, — опережая вопросы подруги отвечал Гром: — И где они?! — раздражалась Виктория. Она уже достала оружие и сняла предохранитель, а наряда полицейских так и не было: — Вик, ты же хотела сходить на Форсаж? — спросил Игорь, за что получил недовольное шипение девушки, — Вот считай, и сходили, — он кивнул на зеркало заднего вида: — Твою ж... — последователи нагнали полицейский фургон и пристроилась совсем близко. Они явно не имели благих намерений. Один, самый шустрый, на байке выровнился с фургоном и злорадно ухмыльнулся, завидев расстерянность полицейских. Он что-то крикнул своим состойникам, и те заметно ускорились. Когда они приблизились, Скрябина смогла разглядеть в руках у подражателей бутылки с горючим. Было ясно для чего они припасли их: — Ты что творишь?! — заорал Гром, когда увидел, что подруга стала открывать окно: — Под руку не ори! — отмахнулась она, продолжая заниматься своим делом. Игорь настороженно наблюдал за движениями девушки, паралельно управляя машиной на огромной скорости. Когда Вика наконец расправилась с окном, она направила дуло пистолета прямо на одного из последователей. Её дыхание на секунду сбилось. Рёв моторов, быстро сменяющиеся картинки перед глазами, адреналин и то, что девушке надо было выстрелить – всё это смешалось в голове, опьяняя лучше маргариты. На секунду Скрябиной даже показалось, что перед её глазами всё плывет, но тогда она встряхнула головой и снова уставилась на свою цель. Стрелять было опасно. Огромная скорость, движущаяся мишень, неудобная обстановка не давали нормально прицелиться. Но её медлительность была бы опасна для всех находящихся в фургоне. Майор ещё никогда не попадала в похожие перепалки и всё бы отдала, чтобы больше не попадать, но нужно было сосредоточиться. Сердце на миг замедляется и всё вокруг тоже. Вика видит перед собой только бритоголового с ухмылкой на лице и то, как он занёс для броска бутылку с горючим. Затаив дыхание, она стреляет... Стреляет и попадает прямо в предплечье мужчине. Он теряет равновесие, остальные последователи снижают скорость, а дальше Скрябина поспешно закрывает окно и, прикрыв глаза, чувствует, что Гром добавляет фургону скорости. Он всё это время пытался подстроиться под преследователей, чтобы подруга успешно выстрелила. Звуки заглушаются, и майор будто начинает чувствовать больше. Она ощущает, что машина, пусть и ускорилась, но всё равно едет мягко, по гладкому асфальту. Это знак того, что они выехали из центра города. Наверное, Игорь везёт их в офис Разумовского: "Разумовский!", — как удар тока осознание настигло Вику, и она, несмотря на свою усталость, распахнула глаза, вскочив с кресла: — Что такое? — неожидавший такого поведения Гром, тоже подпрыгнул, но от испуга: — Разумовский! — пояснила Скрябина, заглядывая на пассажирские сидения. На одном из кресел расположился Серёжа. Он обхватил руками свои ноги и дрожал так, будто его облили холодной водой. Майор прищурилась и заметила на самом деле капельки пота у Сергея на лице. Он поднял наполненные страхом глаза, глубоко поразив ими девушку: — Серёжа... — слетело у неё непроизвольно с губ. Она была поражена какой скорбью и тоской были залиты глазницы Разумовского. Ей даже на секунду показалось, что у него на ресницах поблёскивают слёзы, но это оказалось плохим освещением: — Что его так могло напугать? — удивился Гром, завидев программиста в таком состоянии: — Наверное, мой выстрел поразил не одну жертву, — с печалью в голосе произнесла девушка, а Игорь наткнулся на растроенный взгляд: — Эй, ты его вообще-то спасала, — потрепал майор подругу за плечо. Та выдавила из себя подобие улыбки: — Мы к Разумовскому едем? — короткий кивок, и Вика, увидев, что вся троица находится в безопасности, переключилась на программиста. Серёже плохо. Ему сыро, страшно и холодно. У него перед глазами стоит уродливая маска с черными как бездна дырами, которые создают все его страхи. Олег знает чего он боится. Но если раньше Волков защищал Сергея от этого, то сейчас нагло пользовался доверием. Он манипулировал, издевался и избивал, а Серёжа терпел. В ушах раздавался этот властный голос, который заглушал всё. Разумовский не мог придти в себя, он был во власти Чумного доктора. Он не мог выбраться. Он цеплялся за тоненькую нить реальности, пытаясь сбежать от вечных издевательств Доктора. Он до последнего наблюдал за впереди сидящими Игорем и Викой. Они стали его надеждой на спасение, их присутствие приносило спокойствие и тепло. Но стоило Сергею повернуться, как ледяные щупальца охватывали его мертвой хваткой и топили в своих страхах. Это было отвратительно, он не мог выбраться из этого, ему нужна была помощь. Выстрел, который смог на секунду вырвать его из этой апатии и стал будто бы ведром с холодной водой, принёс потом более жуткие последствия. Он вернулся... Вернулся более злой и недовольный: — Серёжа... — голос смакует имя Разумовского, заставляя того скривиться от отвращения, — Серёжа, куда же ты? Постой! Мы ещё не доиграли, — и вновь кошмар. Безумный кошмар, сводящий с ума, а вокруг лишь темнота и заливистый смех Чумного доктора. Он утыкается в свои коленки, закрываясь от мира. Ему хочется заплакать. Сил на борьбу не остаются. Тьма постепенно порабощает свет, и Серёжа знал, что рано или поздно эта темнота доберётся до последнего луча тепла и сломает его: — Серёжа... — его имя снова произносят, но на этот раз с теплотой и заботой. Он опасливо поднимает глаза, и тьма расступается перед знакомым взором. Вика обеспокоено глядит своими серебряными сапфирами, а Разумовский постепенно тонет в уюте её взгляда: "Только не уходи, прошу!" — умоляет он про себя, потому что знает: все, кто уходят в эту тьму, уже никогда не возвращаются прежними. Терять ещё одного друга Сергей был не намерен, а потому вцепился в Скрябину глазами, пугая её своей тревожностью. Машина останавливается. Хлопает дверь – это Игорь вышел. Сейчас выйдет и она, но... Они ведь не бросят Серёжу тут одного? Не должны. Поэтому, когда девушка покидает фургон, Разумовский притихает, пытаясь успокоиться, и начинает медленно про себя считать. Дверь перед ним распахивается, впуская холодный воздух. Свет от фонарей здания неприятно слепит глаза, но это намного приятнее нежели ухмылка Чумного доктора. Ветер потихоньку забирается под рубашку, нужно выходить. Он переводит взгляд на своих спасителей и видит, как они терпеливо ждут, пока тот отойдёт от испуга. Вика протянула руку и печально глядит в сторону Разумовского, а Гром, не в силах сострадательно наблюдать за всем этим, отводит взгляд, не желая выводить себя на чувства. Игорь отворачивается, когда встречается с беспокойными глазами Серёжи, нервозно поправляет кепку и делает вид, что ничего не происходит. Тогда Сергей смотрит на девушку. Она протянула ему руку, чтобы помочь спуститься, смотрит уверенно, взгляд не отводит, пусть ей, также тяжело, как и её другу. В её глазах есть что-то материнское, заботливое. Да, ей сложно выносить этот замученный вид Разумовского, и он даже замечает, как сопротивляясь тому, чтобы заплакать, она тяжело сглатывает, но руки с подбадривающим взглядом она не убирает: "Неужели я приношу такую скорбь людям?" — к Серёже возвращается его внутренний голос, когда Доктор покидает разум под таким ярким светом внутреннего мира двух полицейских. Тогда он несмело тянет руку навстречу новым друзьям. Неуверенными, ещё настороженными движениями он тянется к выходу. Ощутив ледяную руку у себя в ладони, Вика с твёрдостью сжимает её. Но не совсем сильно, чтобы Разумовский не испугался, а поддерживающе. Скрябина сдерживает себя, чтобы не сорваться, ведь смотреть на такого Серёжу просто не выдерживает сердце. Она не знает как правильно себя вести и внутри корит себя за это. Но следователь точно знает, что сейчас должна позаботиться о Серёже. Майор просто не может остаться в стороне и бросить в таком состоянии человека... тем более, что этот человек стал её другом и, хоть ненадолго, поддержкой. Разумовский идёт опасливо, весь жмётся. На улице и вправду похолодало. Всё-таки Питер не курортный город. С горем пополам троица доходит до офиса Сергея. Там их приветливо встречает Марго, и, как настоящая хозяйка, переживает из-за состояния Серёжи: — Мы немного влипли в неприятности, — поясняет Скрябина, усаживая Разумовского на диван. Она не знает как вести себя с андроидом и, возможно, даже не стоило отвечать Марго, но девушка ведь впервые сталкивается с такими технологиями, поэтому теряется с ответами. Гром нахмурил брови, явно недовольный тем, что Вика разговаривает с панелью управления, как со своей подружкой, однако, он сам не знает как в таких ситуациях поступать, потому и молчит: — У тебя руки ледяные, — опустившись перед Серёжей на коленки и, растирая его ладони, говорит майор. Она помнила, что у Разумовского всегда прохладные руки, но сейчас они были какими-то болезненными, неживыми. Она кидает короткий взгляд на замкнувшегося в себе Сергея и быстро делает вывод: — Похоже ты простудился, — услышав такие слова, программист пугается. Он блестит впалыми глазами в сторону Вики, что только подтверждает её гипотезы: — Нужен горячий чай, — поднимается с пола девушка, — И желательно тёплый плед, — добавляет она, когда видит, что Серёжа жмётся от холода ещё сильнее: — Хорошо, где у вас чайник? — спрашивает Гром скорее у андроида, нежели у хозяина дома: — Нет, Игорь, — останавливает его подруга, — Давай отойдём на секунду, — следователь недоумевает, но слушается и отходит на расстояние, чтобы Разумовский не расслышал их беседу: — Что такое, разве ему не нужна помощь? — спрашивает он у девушки, косясь в сторону Сергея: — Нужна, но не твоя. — В смысле? — недовольный ответом вспыхивает майор. Скрябина вздыхает. Она сильно устала за эту неделю, морально и физически, а сейчас ей надо позаботиться о Разумовском и объяснить Грому серьезные вещи. Тем не менее, Виктория остаётся терпеливой. Всё-таки Гром спас их: — Игорь, веришь или нет, но с ним что-то не чисто, — мужчина удивляется, но продолжает слушать, не перебивая, — Я не знаю как это объяснить... Но вот, например, сегодня он не толпы так сильно испугался, а чего-то другого, — следователь задумывается и хмурится: — Как думаешь, что это могло быть? — сам не найдя ответа, спрашивает Гром: — Пока не знаю, думаю, с этим нужно будет разобраться. Скажу одно: в тот день я осталась "ночевать" здесь по той же причине. Разумовский чего-то сильно испугался. Просто пялился мне за спину, хотя там ничего не было. Это было мега странно, и тогда он ещё был без температуры — полицейские многозначительно покосились в сторону скрюченной фигуры: — Только займись этим ты. У меня и так неразбериха по делу Доктора, — девушка кивнула и подбадривающе положила ладонь на плечо другу: — А теперь иди. — Что? Но ведь... — поражённый таким заявлением тут же запротестовал Игорь: — Не думаю, что Серёже будет комфортно, когда ты станешь поить его с ложечки чаем, — улыбнулась майор, а Гром приугоманился, представив, как бы он укутовал Разумовского в плед или укладывал спать. Заметив в глазах друга смятение, Скрябина ухмыльнулась и повела его к выходу: — Держи меня в курсе всех новостей, — она чмокнула его в щеку и крепко обняла. Этот человек продолжал быть самым замечательным для неё. Сколько бы раз они не ссорились, Вика всегда знала, что всё равно может положиться на него. Игорь был опорой и поддержкой, а она старалась отплатить тем же. Когда следователь скрылся в дверях, то всё внимание майора направилось на Разумовского. Рыжик смотрел на неё с дивана, не смея как-то вмешиваться в разговор Грома и Скрябиной: — У нас сейчас много дел из-за последователей Чумного доктора, — поспешила объяснить девушка, ведь оставлять Сергея в неведении было бы невоспитанно с её стороны, — Он поехал разбираться со всем, — Серёжа благодарно кивнул и снова перевёл взгляд на невидимую точку на полу. Его била заметная дрожь, голова раскалывалась из-за повышенной температуры, а тело ломило от боли. Вика осведомилась, где можно заварить чай и найти плед. Ей всё объяснила Марго, которая также спросила не стоит ли вызвать скорую. Получив отказ, андроид угомонилась и стала покорно ждать будущих распоряжений. Пока Виктория отсутствовало, прошло немного времени. Только вот Разумовскому показалось, что прошла вечность. Он был насторожен и, если бы у него были силы, возможно, стал оглядывать весь свой офис. Но из-за любого движения в голову отдавало невыносимой болью. Тогда Серёжа понял, что сильно простудился. Скрябина неслась по пустому коридору так, как это позволял горячий чайник в руках. Она уже успела заварить его и найти тёплый плед. Перед самой дверью Вика резко остановилась. Ей вдруг показалось, что её забота может быть излишней. Может Разумовскому и не нужна такая опека? Может девушка сейчас слишком наседает на него? Она остановилось. Внутри похолодело. Появилось сильное желание развернуться и пойти домой. Вика почувствовала себя ненужной. Неуверенность не сулила ничего хорошего, однако повернуть ручку двери девушка так и не могла. Серёжа всё ждал. Безнадёжно ждал. Ему не хотелось даже думать, что произойдет, если вдруг его оставят в одиночестве. Сначала ушёл Гром, потом Скрябина за чайником, но вдруг она не вернётся? Разумовским овладела тревога и сильнейшая тоска. Пустота уничтожала его, а Птица готовилась к своему выходу. Преодалив плохое предчувствие, Вика решила остаться во чтобы то ни стало. Ей казалось, что брось она здесь программиста, не предупредив о своем уходе, то поступила бы намного хуже, нежели бы просто переборщила с заботой. Поэтому, наступив себе на горло и засунув куда подальше непрошеные предрассудки, майор бодро вошла в комнату: — А вот и чай! — с момента ухода девушки Разумовский не сдвинулся с места и не проронил ни слова, от того общая обстановка казалась немного пугающей, а статуи кабинета устрашающими. Они будто бы глядели с осуждением на девушку. Их глаза в полумраке казались более грозными, нежели когда были на свету. Виктория решила не обращать на такие неприятные мелочи внимания, а поспешила налить горячего напитка Серёже. Только она собралась взять в руки чайник, как Разумовский вдруг решил подняться и помочь подруге, несмотря на своё состояние. Не успел он сделать и движения, как тут же был остановлен и завёрнут в тёплый плед: — Тихо-тихо, — придержала его Виктория, помогая ватному телу опуститься на диван. Сергея сильно подломила болезнь. Его вид стал ещё хуже, он казался перевареным варенником без начинки: — Будь добр, сиди на месте и позволь позаботиться о тебе, — попросила Вика, поправляя на больном плед. Разумовский с ногами залез на диван, пряча холодные ступни под одеяло, и теперь во всём слушался подругу: — Вот как получилось, — усмехнулся он, выглядывая из под пледа, — Хотел тебя поддержать, а в итоге... — Да ладно тебе! Твоя поддержка всё равно была важна, — девушка присела рядом и подала чашку с горячем чаем больному, — Ты мне лучше скажи, как давно ты чувствовавал недомогание. Простуда так резко не проявляется, — она внимательно следила за тем, как Разумовский допивает свою порцию чая, и нетерпеливо ждала ответа: — Особых симптомов не было. Просто усталость временами, — всё поблескивал глазами из-под своего нового "укрытия" Серёжа: — То есть, это на тебя так погоня повлияла? — торопливо спросила девушка. Ей очень хотелось узнать, что послужило такому испугу программиста. Из-за вопроса майора Сергей изменился в лице. Он поставил пустую чашку на стол и попытался скрыть свой понурый взгляд, чтобы Скрябина не могла ни о чем догадаться. На секунду Серёже показалось, что она что-то знает, но он списал это на возможность галлюцинаций из-за болезни: — Понятия не имею... — только и смог процедить он, уставившись всё на ту же точку на полу. Вика тоже замолчала, сосредоточившись на своих мыслях. Ей очень хотелось разгадать тайну молодого гения, но излишнее вмешательство в дела Сергея, тем более что сейчас он совсем непредсказуем и возможно опасен: — Тебе стоит отдохнуть, — наконец сказала девушка, — Желаю тебе спокойной ночи, а на утро ты мне отпишешься о своем самочувствии, — она стала подниматься с дивана с намерением пойти домой, но, только заметив движения Скрябиной, Разумовский вцепился в неё мертвой хваткой: — Нет! Не уходи, пожалуйста... — он схватил её за руку так резко, что она чуть не упала от неожиданности. Серёжа немного подполз к ней и чуть приобнял за талию: — Пожалуйста... не уходи... — он окинул темноту комнаты настороженным взглядом, а потом уткнулся Вике в живот, завидев странное шевеление за стеклянными стенами. Сказать, что девушка была ошарашена – это ничего не сказать. Только спустя пару минут к ней вернулась возможность трезво мыслить. "Он что, темноты боится?" — предположила майор, — "В таком случае, мне точно нужно оставаться", — она обратно опустилась на диван, чтобы Разумовскому было удобнее. Но как только Вика это сделала, Серёжа полностью навалился на неё, сильнее сжимая в объятиях. Второй раз Виктория попадает в такую ситуацию, а ей всё равно немного волнительно. Она переживает за Серёжу. Его состояние бывает очень непредсказуемо, что беспокоит ещё сильнее. А вдруг он может навредить себе? Нет, этого бы себе майор не простила... Она сжала плечи Разумовского, давая понять, что не допустит такого. Горячее дыхание Сергея грело живот Скрябиной. Она боялась лишний раз вдохнуть, чтобы не потревожить больного. Ей хотелось, чтобы он нормально отдохнул. Почему-то Вика была уверена, что здорового сна у парня не было давно. Аккуратно убрав рыжие пряди волос, девушка коснулась пальцами лба Серёжи. Температура немного снизилась, но маленькие капельки пота так и собирались на голове Разумовского. Она, почти не касаясь, стёрла их и проверила, полностью ли укрыт рыжик пледом. Удостоверившись, что программист в безопасности, майор сама прикрыла глаза, удивляясь в мыслях тому, что снова осталась ночевать в офисе Разумовского: — Марго, выключи свет, — попросила Вика, когда, прикрыв веки, обнаружила, что лампы светят слишком ярко. Темнота с тишиной окутали комнату, а ночь погрузила всё здание в мирное спокойствие. Скрябина притаилась: Серёжа не испугался, не дёрнулся, не задрожал. Спокойно посапывал у полицейского на руках. Девушка понадеялась на спокойную ночь и погрузилась в лёгкую дрёму. Сон обоих был прерван кошмарами Разумовского. Виктория не заметила, как плохие сны стали окутывать его. Серёжа и сам не заметил, он просто оказался в ловушки своих страхов. Сначала стало холодно. Просто холодно. Как ветер подул. Но позже он понял, что в этом виновата не низкая температура. Холод пробежался по позвоночнику своими липкими пальцами и подтолкнул к самым страшным воспоминаниям. Серёжа не знал, что впереди, но уже боялся этого. Он понимал, что ничего хорошего не может произойти. Он знал, что это не просто сон, это – очередное испытание от Птицы. Кажется, он даже уловил смешок своего кошмара где-то совсем близко, но плотный туман не дал заглянуть в глаза ужасу. Вика почувствовала, как дрогнула рука Разумовского. Она сначала подумала, что ей показалось, однако голову со спинки дивана приподняла. В следующий же миг, вторая рука Сергея сильно сжала ладонь девушки, а сам он хрипло простонал: — Мама... — звук вышел непонятным, скомканным, но всё же Скрябина смогла различить это слово в тишине комнаты. В голосе Разумовского было что-то очень горькое и грустное, такое, что мешало ему нормально говорить: — Мамочка, я люблю тебя! Пожалуйста, не надо... Пожалуйста! — голос стал громче, но и ломаться начал чаще. Майор перепугалась, понимая, что к Серёже снова пришли кошмары: — Мама, ты же знаешь, что я боюсь... Я не хочу туда, мама! — он почти умолял. Он задыхался и бился в конвульсиях. Вика не знала, как его успокоить. Она прижала его к себе сильнее и стала гладить по голове, в надежде, что сейчас всё закончится и Сергею не придётся переживать этот ужас, придуманный его нездоровой фантазией. Но ему становилось только хуже: — Мамочка, почему ты бросаешь меня? Мама, мне страшно... Мам, помоги мне! Спаси, пожалуйста... не надо, нет! — девушка почувствовала, как её футболка начинает намокать. Горячие слёзы градом потекли из глаз Разумовского. Тогда пазл в голове сложился. Она вспомнила, что Серёжа вырос в детдоме, что его отдали туда по воле родителей... Это не фантазии, это воспоминания! От осознания такого стало только хуже. Она стала переживать за Сергея ещё сильнее и начала ненавидеть себя за беспомощность. Сердце больно защемило. Вика сжала ладонь Разумовского и зашептал ему на ухо: — Серёжа, это прошлое. Сейчас всё в хорошо, ты не один. Я рядом, слышишь? — ей на секунду показалось, что это помогло. Всхлипы стали тиши, но дрожь не прошла. Плечи рыжика всё ещё хаотично подпрыгивали. Туман рассеивался. Он услышал недовольное ворчание Птицы. Оно злилось. Хотелось бы думать, что кошмарные воспоминания стали на сегодня последним испытанием, но Птица решила затронуть ещё незажившие раны. В голове раздался знакомый голос, а перед Разумовским появился настоящий Олег. "Спасение!" – подумал Серёжа и потянулся к бывшему телохранителю за помощью. Он надеялся, что Волков прогонит все кошмары так, как он делал это в детстве. Но стоило только приблизиться к другу, как его тело исказилось, а на нём появился костюм Чумного доктора. У Волкова в глазах вспыхнули опасные огоньки: — Мы не закончили, — прохрипел он и бросился в сторону Разумовского. Серёжа застонал. Сильно скрючился, и из глаз новым потоком хлынули слёзы. Вика не поняла, что произошло. Рыжий свернулся колачиком у неё на коленях и стал умолять: — Олег, не надо... Мне больно, Олег! — закричал не своим голосом он, перепугав этим до полусмерти Скрябину. Девушка одёрнула себя. Вместо того, что боятся, ей нужно было спасать Разумовского! Кто, если не она поможет ему? Она подползла к нему, снова переложила себе на коленки и завернула в плед: — Эй-эй, я тут, Серёжа, — она наклонилась над ним, чтобы лучше рассмотреть заплаканное лицо, — Всё хорошо, — гладила его по волосам майор, — Я рядом, я тебя не брошу... Слышишь? Тебе нечего бояться, — она стала убаюкивать его как маленького ребёнка, стараясь унять своё бешенобьющееся сердце. Она была напугана, но больше, конечно, взволнована состоянием друга. За эту ночь девушка поняла, что Разумовский серьёзно страдает из-за кошмаров. Плохие воспоминания детства, страхи и обиды накладывали свой след на всё это. Ему нужна была помощь. Ещё тогда, когда он был ребёнком. Но он был один. Раньше у него были родители и единственный друг, но теперь о нём было некому позаботиться. Он стал одинок. А такие как он долго в одиночестве не проживают. Это не Гром, нелюдимость которого могла только поражать своими размерами, и это не Скрябина, которая могла неделю ни с кем не заговаривать. Это был чувственный Серёжа – мальчик с поломанной судьбой, которому нужна помощь, но взять её было негде. Главный его враг – одиночество. Оно погубит Разумовского, лишит его души, затмит голову. Но если он найдёт себе понимающего и терпеливого друга, то, возможно, тогда все кошмары кончатся, а, возможно, и нет. Но сейчас кошмары стали отступать. Их напугал свет и мягкий, спокойный голос. Они не могли долго находиться рядом с чем-то добрым и нежным. Серёжа тоже стал успокаиваться. Его грели руки, тёплые и заботливые. Ему снилось, что это руки мамы, а что пледом его укрывает Олег. И что они все вместе, и всё у них хорошо. Голоса Птицы тоже не было слышно. Оно сбежало, как только пришёл свет. Но Птица вернётся... Ему остаётся сейчас только зализывать раны, но оно обязательно вернётся. Не может быть такого, что оно исчезло, нет. Подождёт, пока Разумовский вновь окажется без один и попробует уничтожить его снова.