Не упадёшь – не взлетишь

— Вик... Вика? — шепотом, наклонившись к самому уху, спрашивает Раузмовский. Он переживает за состояние Скрябиной, сейчас стоявшей без какого-либо движения. Услышав голос Серёжи, она возвращается в реальность и все обиды больно ранят её. Она громко всхлипывает, пытаясь сдержать душившие её рыдания. Сергей, больше не говоря ни слова, обнимает её со спины. Он, как никто другой знает, какого это оставаться одному наедине со своими проблемами. Единственное, что сейчас точно нужно Вике – это показать, что она не одна, что ей всегда есть на какого положиться и она всегда сможет найти помощь и с неё не потребуют ничего взамен. Мир, казавшийся серым и жестоким, после того, как Разумовский обнял Скрябину стал постепенно меняться: непроглядная тьма изменялась лучом надежды, переживания превращались в теплоту и заботу, отчаяние становилось стимулом к жизни. Стали возвращаться так стремительно удаляющиеся силы. С потеплевшим сердцем Вика наконец смогла справится с собой. Она собрала свою выдержку из крупинок, что остались на дне её души, а так и не выступившие слёзы были запрятаны далеко и на долго: — Серёж, — тихо говорит она, а Сергей удивлённый, обеспокоенный – спустя долгое молчание девушка наконец заговорила – немного отпускает её плечи и заглядывает в лицо, которое она до этого момента пыталась прятать, — Поехали... — пауза, но не для того, чтобы подумать, а чтобы сглотнуть ком обиды в горле и не хриплым голосом продолжить, — Домой. Разумовский теряется. Он не знает, как реагировать на то, что Вика назвала здание "Vmeste" домом. За всё время проживания там, она ни разу упомянула слово "дом" и, кажется, даже не думала об этом. Но сейчас, находясь в потерянном и разбитом состояние, она наконец признаётся и себе и ему в ясной правде, которую они оба очень хорошо скрывали. "Дом"... Серёжа сам бы никогда не думал, что под этим словом будет иметь ввиду огромное здание, которое служит главным офисом для программы собственного производства. Он и никогда не задумывался, что это помещение было для него домом. Офис, как офис. Ни слова не было про какой-то дом. Такие мысли начали его одолевать, лишь когда Скрябина появилась в его жизни и показала, что на самом деле значит уют и счастье. Когда ему было плохо, она оставалась рядом и укрывала в своих объятиях или пледом. Когда требовалась поддержка – целовала в висок и трепала по макушке, приговаривая, что он молодец и что у него всё получится. Когда Серёжа забывал обо сне и еде, пытаясь закрыть все дедлайны и когда она подсаживалась рядом в полутёмном помещение, ставя перед ним стакан с кофе и спрашивая "Что там у тебя?" – создавала неповторимую атмосферу семьи. Когда, несмотря на свою занятость, она всегда находила время послушать его очередную идею, которая, кажется, оживала только, когда Вика слушала его. Или, когда он особенно плохо себя чувствовал – откладывала все дела, кутала его в объятиях и читала Конституцию РФ, чтобы он быстрее уснул. Жизнь началась, когда появилась она. Дорога до дома проходит в молчание. Разумовский видит в каком состояние девушка. Обычно, когда он чувствовал что-то похожее, Олег никогда не задавал лишних вопросов. Лишь находился рядом, готовый подставить твёрдое плечо в любую секунду. Это помогало, а значит Волков всё делал правильно, следовательно, Серёжа должен поступить также. Она, будто обессиленная, падает на стул и смотрит в одну точку. Сергей следит за её взглядом, зная, что ничего страшного нет в той стороне, куда смотрит Скрябина, но ему всё равно не по себе. Виной тому её испуганные, поникшие глаза или его паранойя – Разумовский не знает. Он подаёт девушке стакан воды, сбегая от странных мыслей, и присаживается перед ней, снизу вверх заглядывая в потерянные глаза. Вика, допив воду, сначала не видит испытывающего взгляда Серёжи, а потом, видимо, почувствовав его физически, отводит глаза в совершенно другую сторону, чему-то смущаясь: — Вик, ты только не молчи, — чуть не умоляет Сергей, — Плачь, кричи, бей посуду... Только не молчи. Молчание убивает, — Скрябина, сначала не желавшая как-то показывать свои чувства, боясь что напугает этим Сергея, вздыхает и сжимает в своих ладонях две холодных руки. Серёжа не боится истерик. Серёжа боится темноты и тишины, скрывавшийся в ней. Это два главных его страха, которые будут с ним всю его жизнь: — Я не знаю, что говорить, — сухим голосом, в котором чётко слышится отчаяние, говорит она, — Я... Я не понимаю! Что произошло? Когда всё пошло не так?! — она не злится. Теперь она, как лишённая крыльев бабочка, лишь мечется из стороны в сторону, не зная, как ей жить дальше. Ей больно, неприятно и также не понятно "за что?". За что её лишили того, благодаря чему жила. Серёжа целует её дрожащие руки в тонкие костяшки и потом бережно поглаживает эти места, будто он, поцеловав их, нарушил он их гармонию и красоту. Потом он оплетает её пальцы своими и внимательно слушает: — Что я опять сделала не так? —Вика смотрит на Разумовского своими пронзительными глазами, из которых вот-вот потекут слёзы. Серёжа не может смотреть на то, как майор мучается. Эти мучения несправедливы. Всё, что с ней произошло несправедливо, а она, как самый чистый человек, ищет проблему в себе и обвиняет себя ни за что: — Вик... Викусь, — он чуть приподнимается, чтобы бережно обхватить её щёки, — Ты не виновата. Ты сделала всё что могла. Нет... Ты сделал даже больше, чем могла! — он коротко целует её в губы и крепко обнимает в надежде, что всё светлое, что он в себе имеет, перейдёт к девушке: — Не смей себя винить в чём-то, слышишь? Ты самый светлый, самый добрый и самый справедливый человек, которого я встречал. Ты бы никогда не была виновата в том, что сегодня произошло. И если ты не веришь себе, то поверь мне: ты заслуживаешь большего, чем всё что у тебя есть, больше, чем есть у меня и что я могу тебе дать, больше, чем все люди вместе взятые на земле. Мир не заслужил тебя, — Вика чувствовала, как бьётся его сердце, чувствовала, как его дыхание сбивается, потому что он немного волнуется, произнося эти искренние слова, чувствовала, как его руки сильно и бережно сжимают её в надежде защитить от чего-то, неважно чего, чувствовала, как он прижимается сильнее, когда она в ответ обхватывает его плечи. Ей не верится во всё это. Не верится, что человек, которого она считала примером доброты, отзывчивости и тепла теперь говорил ей эти слова. Она думала, что недостойна прикасаться к нему, потому что он – солнце, что согревает и даёт жизни тысячам, а она всё ещё не сделала своё дело, не поймала всех серийных убийц, маньяков и воров со всего света. Она также понимала, что никогда не будет на одном уровне с ним: он спасает жизни и судьбы словами, даря людям надежду и вселяет в них веру, она – применяет грубую, недостойную силу, которая никогда не поможет исправится человеку и никогда не укажет на истинный путь. Разумовский знает всё, Скрябина – ничего. Но вот он обнимает её, говорит слова поддержки и снова вселяет уверенность в эту жизнь, озаряет самые тёмные уголки души ярким светом. Сам не осознавая того, спасает и даёт надежду, надежду в лучшее: — Ты слишком многое стерпела, — мягкий, чуть подрагивающий, но такой уверенный в своей правоте голос касается сознания, — Тебе нужно отдохнуть, закрыться от мира и заглянуть в себя. Почини себя, прежде чем начнёшь чинить других. В твоей профессии это необходимо. — Да нет уже никакой профессии, — устало кидает Вика, а Разумовский отстраняется от неё, оставляя за собой теплоту и прекрасный аромат дорогих духов: — Не говори так, — он с беспокойством и упрёком заглядывает Скрябиной в глаза, но она тут же прячет их, будто не хочет, чтобы Серёжа видел её боль. Она горько ухмыляется. "Всё-таки он такой наивный" быстро мелькает у неё в голове: — Забыл, что говорил Стрелков? — Сергей усиленно мотает головой: — Нет, не забыл. Но ты же не веришь ему? — он снова пытается поймать взгляд серых глаз, и, замечая в них глубокое разочарование, неуверенно добавляет, — Ведь так? — разочарование сменяется грустью от безвыходности. Теперь уже Вика мотает головой, но как-то устало и без энтузиазма: — Всё ещё не поздно исправить! — Разумовский не смеет впадать в отчаяние и не хочет снимать "розовые очки" с глаз, боясь, сам того не зная, столкнуться с реальностью жизни. Скрябина обречённо выдыхает, отчего заслуживает неодобрительный взгляд Серёжи. Он прищуривается, ходит туда-обратно от стола до дивана, пытаясь придумать, как помочь девушке. В раздумьях он не замечает, как телефон бывшего майора звенит, оповещая об уведомлении: — Чёрт... — прочитав послание, вздыхает Вика, чем привлекает внимание программиста. Она прячет своё лицо в ладонях, понимая, что ситуация только ухудшилась: — Что? Что такое?! — тут же подлетает к ней Разумовский: — Сообщение от начальника, — отнимая руки от лица, неохотно говорит Скрябина, — Пишет, что я отстранена от работы на месяц. — Это же отлично! — радостно восклицает Серёжа, не понимая, чем Скрябина так расстроена: — Не-ет... — вымученно протягивает девушка, — Это ещё хуже, чем увольнение! — Почему же? — снова встаёт на коленки Сергей, чтобы быть на одном уровне с Викой, а не смотреть на неё сверху вниз: — Потому что эти тридцать дней с хвостиком войдут в моё дело как полицейского. Хуже для карьеры даже не придумаешь! Теперь можно с уверенностью утверждать, что выше майора я не поднимусь. Если этого то звания не лишат... — Вика, — заметив, что огонёк, который на секунду появился в глазах Скрябиной начал затухать, Разумовский тут же спохватился, — Тебя не уволили. Никто не умер и не пострадал-, — кажется, Серёжа затронул не ту тему, ведь огонёк тут же вспыхнул пламенем негодования в серебряных глазах: — Никто не пострадал?! — Вика вскочила со стула и, чуть подняв голос, с негодованием спросила, — Пострадали те невинные девушки, которые попались в руки этого маньяка! И ещё пострадают, я в этом уверена, — она, чтобы хоть как-то смерить свой гнев стала тяжело ходить по кабинету. Скрябина кричала не на Сергея, ему она лишь объясняла суть произошедшего. Ей было противно от всей ситуации, злость вперемешку с яростью пылала внутри неё: — Им плевать на других людей! — всплеснула руками она, уставившись в окно и отвернувшись от Серёжи, чтобы тот не принял эти претензии на свой счёт и лишний раз не нервничал, — Эта судья даже подумать не может, какого монстра выпустила на свободу! Она не задумалась, что следующей жертвой может стать её дочь или другой близкий ей человек. А он же не остановится! Таким всегда всего мало, уж я то знаю, — на последних предложениях голос чуть снизился из-за того, что слёзы стали подступать к горлу и говорить теперь становилось невозможно: — Сколько ещё должно умереть? — тихо бросает Вика через плечо, чтобы Разумовский смог расслышать её слова. Тихий шепот пробирает Серёжу. Он в шоке поднимает глаза на Скрябину, поражаясь тому, как пару недель назад говорил те же слова Олегу в точности с таким же отчаянием в голосе. Тоска сдавила сердце. Серёжа, как никто другой понимает Скрябину, то что она чувствует и испытывает сейчас. Страх, обида, отчаяние – чувства смешиваются в одну ядерную смесь и норовят вырваться из тебя неконтролируемой волной. Он не может осуждать её за негодование, крики и оскорбления, ведь чувствовал тоже самое: — Они страшные... Страшные люди, которые не остановятся ни перед чем! — продолжает рассыпаться Вика на грани срыва, — Они убивают, насилуют, грабят, а им за это ничего! — кое-как выдавив из себя последнее предложение, Вика замолкает в попытках сдавить подступающие слёзы. В носу противно щекочет, а грусть охватывает с новой силой — Я не смогла спасти никого. Не смогла... Обрекла всех на-, — она задыхается в потоке своих мыслей и слова так и не выплёскивается наружу. Грустно усмехается и пару минут смотрит бесцельно в окно, снова прячась от мира в своих мыслях. Глаза, устремлённые в никуда, непроизвольно расширяются. Руки снова пробирает дрожь, а кончики пальцев холодеют. Она медленно, повернувшись спиной к окну, проскальзывает по стекло на пол, подтягивая под себя коленки. Мысль, страшная, безумная догадка, пришедшая ей в голову больно ранит её. Она не понимает, где сейчас находится, потому что то, о чём она подумала, занимает всю её реальность. Разумовский замечает такую резкую смену настроения Вики и тут же подбегает к ней, но она словно не видит его. Напуганная чем-то до безумия, пялиться в одну точку и лишь через несколько секунд обращает своё внимание на Сергея: — Я... я-, — она не может договорить предложение, пугаясь тех мыслей, что настигают, — Он же говорил, что-, — всхлип. Уголки губ тут же ползут вниз, брови тоже опускаются, а Скрябина хватается за голову. Потерянность одолевает её новой волной. Разумовский не понимает, что происходит. Он не знает, как реагировать на такое поведение Виктории, но точно знает, что освобождение преступника принесёт вред не только молодым девушкам: — Серёжа, прости меня, — она бросается ему на шею и крепко прижимает к себе, — Прости, пожалуйста! Я не знала тогда, что ты выйдешь из машины и-, — она снова не договаривает предложение, ещё сильнее пугая этим Разумовского: — Вик, всё хорошо. Что тебя тревожит? — он бережно берёт её за руки, когда Скрябина отстраняется от него: — Он теперь убьёт меня, — Сергей вздрагивает от таких слов и недоверчиво пялится на девушку. "Что... о чём она?" он не понимает, как это может быть связано, в его голове отсутствует несколько деталей паззла: — Помнишь, я тебе говорила, как обходятся с теми полицейскими, которые проигрывают важные дела? — чуть успокоившись спрашивает Вика. Серёжа, вспоминая очень неприятный разговор, кивает, ужасаясь, что с майором могло произойти что-то похожее. Скрябина подаёт руку Разумовскому после, как поднимается сама, чтобы тот наконец встал на ноги. У неё на лице снова невозмутимая уверенность, пусть и которая сейчас частенько перебивается сильной озадаченностью вперемешку со страхом: — Он не успокоится. Сотрёт в порошок, ему не в первой, — она снова начинает ходить кругами, размышляя в слух, — Я не помню ни одного следователя, что вёл его дело и выжил или не оказался на больничной койке, — Вика поворачивается к напуганному до чёртиков Серёже и со смесью сожаления и раскаяния смотрит на него. Она делает пару шагов ближе к Разумовскому: — Но самое страшное это то, что он может навредить тебе, — голос истерично вздрагивает на последнем слове, а глаза сверкают особенно ярко и болезненно. Сергей смотрит на Скрябину, как маленький, выбившийся из гнезда воробушек. Его взгляд мечется из стороны в сторону, не зная на чем от испуга остановиться. Сказать тоже ничего не может – слишком напуган и не до конца всё понимает. Он хочет чем-то помочь, но не знает чем. Смотрит на Вику, как на кошку: в глазах мелькает страх и надежда, что всё-таки этот странный зверь, который непонятно чего хочет от него, всё-таки пожалеет птенца. Воробушек пару раз обеспокоенно хлопает глазами, а девушке стоит многих усилий, чтобы выкинуть страшные мысли из головы и не расплакаться перед беззащитным птенцом. Она оказалась сытой домашней кошкой, которая не тронет маленького воробья, но и не сможет защитить его, потому что не знает как. Совладать с эмоциями трудно, поэтому Вика до боли закусывает нижнюю губу. Ей всё мерещатся в голове страшные картинки, и она никак не может остановить этот неприятный поток сознания: — Прости, Серёж... — тихо произносит она, опустив голову и, кажется, уже отчаявшись, — Я всех подвела. Доказала свою бесполезность. Прости, — ещё тише произносит Скрябина. Разумовский наконец выходит из оцепенения, сбитый с толку такими словами девушки. Ему больно смотреть на то, как она мучается, больно видеть, как она обвиняет себя, закапывая все свои заслуги в могилу и опуская на дна свою самооценку. Так не должно быть, так не может продолжаться. В надежде хоть как-то поддержать Вику, Серёжа делает осторожный шаг ей на встречу. Он кладёт свои чуть подрагивающие руки от пугающих воспоминаний ей на плечи и только собирается что-то сказать, настроенный, что Скрябина больше ничего не произнесёт, как девушка с уверенностью и злостью в глазах добавляет: — Я не позволю, — цедит она сквозь плотно прикушенную челюсть, сжимая незаметно для Разумовского, ладони до разминочного хруста. Сергей сначала думает, что ему показалось та странная уверенность, с какой говорила Виктория, но, замечая то, как напряглись плечи Вики под его руками и как медленно она расправилась, он начинает не на шутку беспокоиться. Голоса в голове уверяют его в чем-то непоправимом и страшном, в чем-то, чего он упорно не желает слышать. Он отмахивается от дурных, как ему казалось, невозможных мыслей, сохраняя контроль над ними и своим разумом. Скрябина замечает, что Серёжа не понял её слов. Чтобы хоть как-то загладить перед собой вину и понизить душевную боль, она поясняет: — Он не посмеет сделать тебе больно. Не посмеет, — Разумовский незаметно для Вики пугается её гнева в глазах, вспоминая, как в точности такой же ненавидящий и яростный взгляд недавно измывался над ничтожеством и невозможностью что-либо предпринять программиста. У Сергея и Олега недавно состоялся тяжёлый, пусть и короткий, в отличие от остальных, разговор. Серёжа уверял друга, что если тот не остановится и не перестанет убивать людей, то он пойдёт и доложит обо всём Скрябиной, а той не составит трудности посадить его за решётку. Волков тогда лишь усмехнулся и сказал, что если майор хоть пальцем попытается пошевелить в сторону Чумного доктора, то он уничтожит её при первой же возможности. Разумовский тогда не на шутку перепугался и сбежал из гостиной, закрывшись в ванной, в глубине души, надеясь на то, что Олег не причинит вреда Вике. Сейчас же, увидев похожую ярость в глазах у девушки, Серёжа сильно перепугался. Слова бывшего друга засели у него в голове. Но как Олег собирается убить Вику? Будет измываться также, как над Сергеем, медленно сводя его с ума? Или всё-таки воспользуется более быстрым способом и просто прирежет её? Для военного одно убийство не значило ровным счётом ничего, особенно, когда убиваешь каждую ночь. Несмотря на все переживания Разумовский поддался вперёд в объятия Вики, когда та, приложив чуть грубее, чем обычно, силу, подтолкнула парня. Он опасливо сцепил у неё на плечах руки, всем сердцем желая, чтобы она не натворила глупостей: — Ч-что ты задумала? — всё-таки решился спросить он, ругаясь на себя, за то что не смог совладать с эмоциями и из-за волнения его голос дрогнул. Скрябина была очень внимательна и не упустила бы из вида колебания в Серёженом голосе, сразу бы заподозрив что-то, однако сейчас она словно не придала этому значения. Лишь развернулась, снова скрывая свой сухой, подавленный взгляд, сделала пару шагов подальше от Разумовского и, приложив руку к подбородку стала о чем-то думать. Сергей постоял пару минут в надежде, что Вика всё-таки расскажет, что она себе там надумала, но она так и не объяснила причину своего замешательства и продолжала о чём-то размышлять. Направив свой взгляд в никуда, Скрябина решала, как она поступит в, казалось бы, совершенно безвыходной ситуации и как защитит себя и Серёжу. Думая о программисте майор постоянно ухмылялась своей ничтожности перед силой света и теплоты Разумовского. Он был недосягаем, как самое настоящее солнце, а оттого его было труднее защитить. По началу Вика думала поступить, как это всегда поступает Сергей: не прибегая к варварским методам, заглянуть внутрь себя и найти выход с помощью милосердия и понимания. Но чем дольше девушка задумывалась о таком плане, тем сильнее и точнее ей представлялось, что такое с её стороны невозможно. Слишком неправильная, грубая и мстительная она была для того плана. Пораскинув мозгами минуту другую, Скрябина вспомнила, кем тоже тайно восхищалась. Чумной доктор до какого-то времени вдохновлял в ней внутреннего борца, уговаривал идти на подвиги против несправедливости и подстёгивал к не слишком человечным методам. Конечно, сейчас Доктор стал настоящим варваром, какими были и его поступки и его последователи, однако то зерно, которое он посадил в начале своего правосудия, давало побеги. Вика на самом деле часто задумывалась, что могла бы тоже пойти на подобное. Но не убивая, а сдавая преступников в полицию, например. И она скорее бы вершила суд на продажными судьями, нежели над теми, кто решился подсунуть им взятку. Так бы не понадобилась даже судебная реформа, с коей правительство знатно опоздало. Но к при великому сожалению, у Скрябиной не было супер-костюма с огнемётами и ей приходилось пользоваться коварными и оттого более неприятными способами. "Либо ты, либо тебя" промелькнуло у девушки в голове, заставляя её остолбенеть от страха. На удивление Разумовского, фигура Вики показалась сейчас ему совершенно чужой. Он несколько минут пялился ей в спину, думая, что она всё-таки развернётся под таким востребованным взглядом, но, кажется, у майора уже выработался иммунитет к этим пронзительным голубым глазам. Её силуэт стал более резкий, яркий. Плечи выпрямились под острым углом, сама она встала в неестественную для неё позу, приводя Серёжу этим в замешательство. Приглядываясь, он замечал ещё больше странностей и несостыковок во всём виде Скрябиной. Разумовский моргнул пару раз, пытаясь избавиться от наваждения. Вопрос, заданный им несколько минут назад, повис в воздухе, наполняя собой опустевшую обстановку дома. Вика пару раз глубоко вздохнула, вроде бы приходя в себя, и повернулась к Сергею с улыбкой на лице, которая выражала скрытую печаль. Было несложно заметить с какой уверенностью и решительностью стала передвигаться Скрябина. Она легко, словно то, что произошло с ней было сном, подошла к Серёже и попыталась подбодрить его явно натянутой и неискренней улыбкой: — Ты же веришь мне? — вопрос резанул по ушам – таким неожиданным для Разумовского он был. На пару секунд растерявшись, от неожиданности не зная, что отвечать, он привёл Вику в замешательство. Её брови съехались, изображая недовольство, но также быстро вернулись в обычное состояние в тот момент, когда девушка вспомнила о контроле над своими эмоциями. Сергей ловко подметил эту несвойственную эмоциональность Виктории и, сглотнув, ответил: — Конечно, но... Ответь, пожалуйста, что ты придумала, — он ощутил на себе холодный изучающий взгляд и увидел задумчивость на лице майора. "Она сомневается во мне?" промелькнуло у Серёжи в голове. — Придумала, как спасти тебя, — быстро, но с расстановкой сказала Вика и тут же развернулась, чтобы уйти и подготовиться к исполнению созревшего в голове плана, как Разумовский неожиданно для их обоих перехватил её руку. Сергей понимал своё любопытство, которое проснулось из-за недосказанности в словах Скрябиной, но не знал, как объяснить его девушке. Он вдруг на секунду ощутил себя в таком же положении, как тогда, в клубе, после того, как майор помогла ему выбраться: он таким же жестом остановил её. По выражению лица майора нельзя было понять, вспоминает она этот случай или нет. Зато она точно ощутила, как сильно за пару секунд смогла отдалиться от Серёжи. "Это всё ради его же безопасности" тут же подумала она и, не подавая вида, взглянула на руку Разумовского, а тот сразу понял недовольство Скрябиной, которое сейчас было так сильно ощутимо для него. Сергей, как от горячего чайника, отдёрнул руку, виновато поглядывая на Викторию. Он думал, что извинись он сейчас, так Вика снова расплывётся в своей по-домашнему любимой им улыбкой и всё предельно точно расскажет о своих замыслах, лишь бы он не волновался. Но майор снова развернулась и просеменила к лестнице, на последок кинув Серёже взгляд, который, как ему показалось, о чём-то сожалел. Разумовский вглядывался в спину девушки, но никак не мог узнать свою прежнюю Скрябину. Он цеплялся за её движения, мимику, слова, но всё казалось чужим. Таким же чужим и недостижимым, как когда он в первые дни их знакомства замечал её в рабочей форме, выходящую из офиса. Что тогда, что сейчас – всё была холодная, надменная Виктория Скрябина, которая руководствовалась лишь собственными целями и установками. Сергей не на шутку испугался, что "Снежная Королева" могла вернуться. Отталкивать от себя любимого и дорогого человека всегда больно, а иногда ещё и опасно. Но так было бы лучше для всех: её и Серёжи. Она слишком сильно подставилась, когда вовремя не позаботилась о его безопасности. Пока было не поздно, всё ещё можно было исправить. Походить пару дней с каменным лицом, проявлять меньше заботы, что было очень сложно рядом с Разумовским и сильно постараться, чтобы рука не дрогнула в роковой момент. Зайдя в лифт, она хотела было набрать номер одного знакомого, как тут же передумала и, нажав кнопку с первым номером, устало облокотилась на холодную металлическую стену. Лучше она выйдет на улицу и поговорит о серьёзных делах там, чем тут, когда кто-нибудь сможет проверить камеры видеонаблюдения и услышать, о чём шла речь. Заодно проветриться. Неприязнь к себе и к тому, что она делает, скопились в невероятных количествах в груди Вики. Ей было противно от самой себя, однако она понимала, что без определенных мер она не сможет откупиться от своих "грехов" и не сможет по-другому спасти дорогих себе людей. Да, она крупно подставляет себя и, наверное, если хоть какая-то мелочь будет не совпадать с проработанным планом, то она точно окажется за решёткой. Но всё это на фоне возможных смертей – непоправимых катастроф, – казалось слишком мелким. Мысли об этом тошнотворным комком останавливались в горле и напоминали Скрябиной об её плохих, противозаконных и аморальных поступках. Она буквально вывалилась на улицу, глотая свежий воздух. Кошмары не хотели отступать. Они терзали её чувство вины, заставляли страдать, вырисовывая страшные картинки в голове. Прямо как пол часа назад, в офисе "Vmeste". Только тогда рядом был Серёжа, который, не подозревая о том, как помогает просто своим присутствием, пытался поддержать девушку, пусть и недоумевал с её реакции. Сейчас она была у себя одна и по своим соображением, должна так и остаться в одиночестве с собой, ведь не была достойна тех людей, которых она подвергла опасности. Кое-как придя в себя, девушка опустилась на бордюр и потянулась к телефону. Надо было уже сделать задуманное. В трубке послышались гудки: — Хай! — тут же донеслось из динамика смартфона, а Скрябина с облегчением выдохнула, — Что-то стряслось, майор? — весёлый голос абонента заставлял Вику встряхнуться и оставить у себя в интонации только нотки усталость, скрывая свою грусть: — Новости ещё не посмотрел? — делая ударение на слово "ещё", спросила Виктория. Собеседник хмыкнул: — Мне жаль. "Не очень то это заметно" подумала девушка, но не стала этого произносить. Вместо этого она задала другой вопрос: — Помнишь, что ты должен мне, Кирилл? — Если ты позвонила только для того, чтобы напомнить об этом, то я кладку трубку, — вроде голос оставался всё таким же невозмутимо-весёлым, но всё же можно было расслышать недовольную интонацию парня: — Нет, я хотела спросить номер того молодого человека, который мог бы мне помочь, — Кирилл замолчал, а Вика сильно с этого напряглась и в нетерпении поторопила его, — Кирилл? — Удивительно, что ты стала пользоваться такими методами, — ёрничал абонент, чем приводил в раздражение девушку: — В наше время никто не брезгует такими возможностями, — со злостью выпалила она, вспоминая сегодняшний день: — Ты же знаешь, я всегда готов сотрудничать с полицией. — Отлично, кидай номер, — Вика уже хотела сбросить вызов, как парень остановил её: — И даже не скажешь, что собралась делать? Может я чем-то смогу тебе помочь! — Скрябина поднялась на ноги и с недовольной физиономией прервала Кирилла: — Макаров, не наглей! А то в следующий раз из обезьянника вытаскивать не буду, — сквозь зубы прошипела она, а молодой человек тут же попрощался и прервал разговор. После этого не прошло и минуты, как телефон уведомил о сообщении, а Вика разглядела на экране нужный ей номер с подписью "всё ещё рад оказать содействие нашей любимой полиции". Майор закатила глаза. Встряхнувшись, она взглянула на здание "Vmeste". Где-то на самом верху её ждал Серёжа и гадал, что произошло с девушкой. Скрябина тут ощутила чувство вины. Она так пыталась сберечь программиста, но совесть и кошки, скребущие на душе, не давали покоя. Сейчас ей не хватило бы сил вернуться обратно и игнорировать вопросительные взгляды Разумовского на неожиданную холодность. Нет, она бы не смогла. Через силу она вызвала такси и стала дожидаться машины. Вика даже не подозревала, что Сергей сейчас внимательно наблюдает за ней. Он очень беспокоился о состоянии майора. Такой подавленной и сломленной он не видел её ещё никогда. А ещё он понимал, что Скрябина что-то задумала. Но что? Это было невозможно выяснить, если не спросить у неё на прямую. Поэтому Серёжа терпеливо высматривал тонкий силуэт девушки, который разговаривал по телефону. Какого было удивление Разумовского, когда он увидел, что такси подъехало к Вике, и она, свободно сев в машину, уехала, даже не предупредив Разумовского. Между ними уже несколько раз было обговорено, что они будут неразлучны всё время, что не заняты работой или важными делами. Причем инициатором такой идеи была Скрябина, которая не желала оставлять Сергея в одиночестве, после того, как тот рассказал ей о своих многочисленных проблемах с психикой. Он охотно соглашался, ведь провести время вместе получалось не так часто, как хотелось: каждый был занят своей работой, которая отнимала много сил. Серёжа не понимал, что стряслось. Он не понимал, почему девушка не сказала или хотя бы не написала, что куда-то поедет. Теперь волноваться начинал Разумовский. Интуиция ему подсказывала, что их жизнь должна в скором времени измениться. Но в какую сторону? Всё оставалось загадкой, также как и неожиданный отъезд Виктории. Сергей сначала хотел схватит телефон и набрать её, но понял, что тогда бы девушка сразу догадалась, что он следил за ней из офиса. Тогда он принял решение подождать хотя бы пол часа. Пол часа безумного ожидания. Сколько всего можно напридумывать себе за это время! Главное не сойти с ума, а просто дотерпеть и не паниковать, если трубку не поднимут после первого звонка.