Не упадёшь – не взлетишь

Как же Птица ненавидит Скрябину. Так, ему кажется, он ненавидел ещё никого, пусть сам был создан из ненависти Разумовского. Как Птица сдерживал свои порывы задушить её, он сам не понимал. Вероятно, здесь снова прослеживалась связь её влияние на Серёжу. Птица слабеет, когда Вика рядом. Разумовский, находясь с ней, становится чересчур храбрым и счастливым. Он ничего не боится и искренне верит, что нашёл своё счастье. Птице нужно непременно избавиться от Скрябиной. Если так и пойдёт дальше, Птица потеряет контроль над Разумовским, а он не может без Серёжи. Ему нужно быть рядом, иначе Птица умрёт. А у Птицы другие, очень масштабные планы. Для начала Птица разберётся с Викой, потом с надоедливым и слишком вездесущим Игорем. Выйдет он на Грома с помощью его дорогой подруги, которая совсем не догадывается из-за любви, что живёт рядом с монстром. Уже потом будет легче. Убрав на своём пути Скрябину, Игоря и высшее общество Петербурга, он останется один самый влиятельный в России, а если понадобится, то и в мире. Птице нужно приступить к началу плана, ведь тянуть с этим не стоит... *** Вика сидела за своим ноутбуком, уже не зная как скоротать время. Разумовский был занят каким-то важным делом и вынужден был спуститься с главного офиса, чтобы убедиться, что здание и сама программа работают в штатном режиме. Скучно было неимоверно. Без работы Скрябина чувствовала себя неполноценной. Пять дней прошло в постоянно бездельных скитаниях и поисках "чем бы сегодня заняться". Она уже приготовила несколько рецептов из кулинарной книги, что когда-то взяла у своей матери, успела заняться йогой и даже попробовала писать стихи, прячась от всего, но в первую очередь от себя, в мастерской Разумовского. Время тянулось безжалостно долго. Сидя перед ноутбуком, Вика поняла, что ей совершенно неинтересна ни одна соцсеть и ни одна работа по интернету. Хотелось что-то делать руками или бегать и прыгать, чувствуя, как открывается второе дыхание, а за спиной вырастают крылья. Видимо, ни одно занятие не сравниться с работой следователем. За утро Скрябина уже успела сходить на пробежку, на которые не ходила со времен переезда к Разумовского, ведь Серёжа так был рад понежиться в кровати в обнимку! Но вечно бегать было ещё хуже, чем без дела сидеть и пялиться в монитор ноутбука, а снова идти и тягать штангу в тренажерный зал не было никакого желания. Тяжело вздохнув, Вика откинулась на спинку дивана, не зная чем себя занять: — Может всё-таки стоит попытаться поделать что-то из йоги? — от безысходности и скуки, девушка иногда начинала говорить с собой, вспоминая с теплотой те дни, когда она даже родственникам не успевала позвонить, — Нет, это точно не вариант, — решила Скрябина, поднявшись с дивана. Она в очередной раз собралась обойти просторный офис Разумовского, в надежде найти себе хоть какое-то занятие: — Эх, клининг, клининг... Совсем без работы меня оставляешь, — и вправду, Вика уже начинала забывать, каково это по выходным прыгать по квартире, сначала смахивая с полок пыль, а потом усердно драить полы. Но так как Серёжа привык вызывать клининговую компанию, потребности в уборке у девушки не стало. Удивительно, что каждая статуя, каждая полочка блестели от того, как их натирали работники клининга. Даже картина Ботичелли была аккуратно убрана и на ней нельзя было найти ни пылинки: — Да неужели они даже картину намыли! — с раздражением потянулась к раме картины девушка. Она провела по ней пальчиками в надежде встретить не то, что паутинку, а хотя бы намёк на существование пыли, но наткнулась на какую-то защёлку. Первой эмоцией было удивление. Она даже сначала не поняла что это и подумала, что ей почудилось, но проведя рукой в очередной раз и, нажав на это "что-то" посильнее, уже отчётливее почувствовала странную выпуклость, которая в последствие оказалась механической кнопочкой. В силу своего любопытства, что успело у неё выработаться за время службы в полиции, и скуки Вика тут же пару раз щёлкнула ею. Несколько секунд ничего не происходило, и девушка уже пожала плечами и хотела идти дальше, как одна из стен офиса начала медленно двигаться. Скрябина на мгновение растеряла дар речи, испуганная неожиданной находкой, а потом и вовсе чуть не потеряла равновесие от шока. Когда на первый взгляд совершенно обычная стена отъехала, вниманию майора предстал костюм Чумного доктора. Он был разобран на составляющие части так, что маска, перчатки и сами огнемёты висели чуть дальше от самого костюма, но всё равно был узнаваем. Чёрные, пустые глазницы страшной маски, словно заглядывали в душу Вики, оставляя там за собой могильный холод. Голова шла кругом. Девушке не хотелось верить в реальность костюма, весящего перед ней. Нет, она просто не могла в это поверить! Поэтому в неком замешательстве она сделала пару шагов к нему вперёд и протянула руку, чтобы коснуться, но тут же отдёрнула её, когда вспомнила сколько людей погибли из-за этого "развлечения". Потом неожиданно пришло осознание себя в реальности. Вика, немного отойдя от шока, вспомнила, что находится в доме Разумовского, и сделала вывод, что скорее всего костюм находился здесь всё это время неподалёку от неё, ведь потайная дверь была явно давно здесь сконструирована. Страх, удивление, безвыходность смешались в один клубок, который не давал девушке проявлять эмоций. Она была на столько озадачена, что и не знала, что ей делать. Кричать? Бессмысленно. Звать полицию? Глупо, не разобравшись в ситуации. Продолжать так стоять? Наверное, самый лучший вариант из тех, что оставался ей, пока она полностью не пришла бы в себя. Вика пялилась на опасный гардероб одного из главных преступников страны, продолжая ужасаться. Перед глазами мелькали жертвы Чумного доктора, последствия этих жертв и то, с какой холодностью он это делал. Слёзы сами стали появляться. Скрябина не могла и не хотела контролировать себя в этот момент. Она продолжала с ужасом и волнением смотреть на безумный костюм, прикрывая рот рукой: — Вика, я освобо-, — позади послышался голос Разумовского. Серёжа зашёл в офис в совершенно хорошем расположении духа, намеренный позвать майора прогуляться, пока на улице была хорошая погода. Но когда он увидел, на что было направлено всё внимание девушки, то потерял дар речи. Сначала он испугался. За самого себя, Скрябину, а затем и Волкова. Олег так глупо попался. Но ещё глупее был Сергей, который не знал, что у него под носом спрятан костюм Чумного доктора. Чувство страха и обиды захлестнули его. Он хотел было что-то сказать, но, так и не сумев сформулировать мысль, опустил голову. Как он сейчас может оправдаться? — Серёжа... — дрожащим от волнения голосом, позвала его Вика, — Это что? — Разумовский заметил на глазах девушки слёзы. Она не плакала, даже когда потеряла свою работу. Не плакала, когда её жизнь постепенно рушилась. Неужели заплачет, когда узнает немного пугающую правду? Имеет на это право, ведь Сергей облажался. Ему надо было сразу всё рассказать про Волкова, тогда бы не увидел её слёз, пусть и помучился потом пару недель. Зато не был бы ни то что виновником, а свидетелем слёз Скрябиной: — Вика! — раздираемый чувством вины, Разумовский упал майору в колени. Он сам чуть не зарыдал, ведь не мог найти себе места. Он был виновен. Сильно облажался и теперь не знал, как ему быть: — Прости, Вик! — он вцепился в её ноги так, будто боялся, что она сейчас бросит его. Боялся, что она отвернётся от него и будет считать последним трусом. Но Скрябина продолжала туманным взглядом обеспокоенно всматриваться в лицо Серёжи, не понимая, что происходит. Она попыталась без какого-то явного сожаления поднять его, но Разумовский не дал. Он чуть посильнее схватил её ноги, прижимаясь к ним всем телом: — Прости-прости-прости, — повторял он, как мантру, чуть не захлёбываясь слезами, — Прости, что не сказал, — Вика опустилась к нему, взяв в руки его лицо. Сергей с испугом думал о том, что сейчас с ним может сделать Скрябина. Он ждал и пощёчин, и криков, и проклятий в свою сторону. Но майор лишь убрала прилипшие к лицу от слёз рыжие пряди, и, с упоением всматриваясь в голубые глаза, шепотом повторила: — Объясни, — одно её слово, горячие руки, что поддерживали сейчас дрожащего Разумовского оказались хуже любых пощёчин и криков, заставив плакать его ещё сильнее. Он не привык к заботе, всегда недоверчиво поглядывал из-за угла, боясь получить удары, на которые он не мог бы ответить. Серёжа боялся привязаться к кому-то, ведь мозг вечно твердил ему – "где привязанность, там и боль": — Эт-то н-не я... — с запинками, через силу, проговорил он, изредка стыдливо поглядывая на терпеливо ожидающую объяснений Вику, — Олег, — одно упоминание этого человека, заставляло Разумовского напрячься, — Он сказал, что исправит всё, решит проблемы. Мне было страшно, и он захотел помочь! — оправдывал себя и своего старого друга, как ребёнок, Сергей. Прошептав проклятье, Вика села на пол, закрыв руками лицо. Ей не хотелось верить в это, не хотелось, чтобы всё происходящее было правдой. В её мире всё только начинало налаживаться. Она наконец смогла найти себе дорогого человека, смогла забыть о работе, пусть и очень болезненно... А оказалось, что всё это время её водили за нос! Нагло обманывали, а она, будучи дурой, ничего не понимала: — Вик, Викуся! — придвинулся к ней Разумовский, делая своим сдавленным молящим голосом только больнее, — Прости его. Олег хотел как лучше! "Да что за Олег!" подумала вдруг Вика, осознавая, что даже не понимает, о ком говорит ей Серёжа. Она перевела на него свой обычно суровый взгляд, но, тут же встретившись с испуганными глазами рыжеволосого комка рядом, смягчилась, пытаясь выдавить из себя хотя бы болезненную улыбку: — Какой Олег? — про себя вспоминая, что где-то что-то подобное в присутствие Разумовского слышала о таинственном Олеге, она терпеливо ожидала ответа: — Мой друг детства, — поспешил ответить Серёжа, но, поняв, что своей фразой не дал совершенно никакой конкретики следователю, продолжил, — Мы работали с ним какое-то время вместе, после того, как он вернулся из армии, а потом он... Он решил вылечить Питер, — в голове Вика усмехнулась формулировке, которую использовал парень, но всё равно не подала вида: — Он Чумной доктор? — Скрябина решилась озвучить мысль, что была пугающей для них обоих. Нехотя, видно через силу и истерику, Разумовский кивнул. Вновь наступила тишина. Майор в голове пыталась сопоставить все кусочки пазла, на ходу придумывая, как можно было бы отмазать от всего этого Серёжу, а он сам еле сдерживался, чтобы не зарыдать. Он чувствовал сильнейшую вину и перед Олегом, и перед Викой, чувствовал, что виноват во всём случившемся. Он даже не понимал, чего боялся больше: того, что девушка расскажет обо всём полиции, а Волкова закроют в тюрьме, или того, что Скрябина всё же не пойдёт в полицию, а просто бросит Разумовского здесь одного, а ему придётся после этого терпеть гнев бывшего друга, который в лучшем случае после такого оставит программиста в живых. В любом варианте Сергей был виновен в своей трусости и жалости. Хотелось бы, чтобы это всё оказалось сном, чтобы этого всего не было на самом деле, чтобы костюм, ненадёжно спрятанный, сейчас не выглядил таким устрашающим, а просто пропал: — Ты знал? — тихо спросила Вика. Ей бы очень хотелось, чтобы Серёжа ответил "нет". Пусть бы и соврал, но всё равно сказал "нет". Он не мог быть частью того ужаса, что творил Чумной доктор. Это не могло быть реальным. Разумовскому не надо было долго думать. Он уже сделал непоправимое и врать смысла не было. Поэтому он вновь коротко кивнул. Скрябина тяжело вздохнула и, как показалось Серёже, даже завыла. Она закрыла лицо руками и коротко проматерилась, понимая, что просто так из всей этой истории ни себя, ни Сергея не вытащит: — Вик, — тихо обратился к ней программист, — Только, пожалуйста, не сдавай Олега! — не веря своим ушам, девушка оглянулась на Разумовского, пытаясь узнать, вменяемый он вообще или нет, — Пожалуйста! Он же хотел, как лучше... — Серёж, он людей убивал, ты о чём? — парень всхлипнул, пытаясь подавить подступающие слёзы, но тут же прикрыл рот рукой, ощущая, что становится только хуже: — Мы найдём лучших адвокатов, оправдаем его как-нибудь! Только, пожалуйста, не сдавай его. Волков единственный, кто был со мной с детства, я не могу вот так с ним поступить! — несмотря на всю боль, что причинил ему Олег, Серёжа слишком сильно был привязан к военному. Он не мог представить свою жизнь без голубых, пусть и в последнее время очень холодных, глаз, без его твёрдого плеча и решительного характера. Олег несомненно очень дорог Серёже, он не готов его просто так отпустить, пусть и прекрасно понимает, на сколько ужасны его действия: — Вот же блять... — Вика наконец поднялась на ноги, понимая, что просто так сидеть без дела не получится, нужно что-то делать. Она хотела взглянуть на Разумовского, что с заплаканными глазами сейчас сидел на полу, обхватив свои ноги и качаясь из стороны в сторону, но не смогла вновь увидеть глаза, в которых помешалось отчаяние с огромной болью: — Где, ты говоришь, служил твой друг? — Серёже кажется, что у него слуховые галлюцинации, а Скрябиной кажется, что сошла с ума. Она решила спасти от тюрьмы безумного маньяка! Что ещё ей придёт в голову такого противозаконного? Разумовский точно, как по зазубренному рассказал кем и в каких войсках служил его друг, оправдывался, что знает не обо всех деталях, потому что служба у Волкова всё же была секретная, а потом даже показывал военный жетон друга, который он бережно хранил у себя за рабочем столом. Вика поразилась тому, с какой точностью Серёжа помнит всё, о чём ему когда-либо говорил Олег – видимо, точно заучил: — Ты правда поможешь?! Правда не сдашь его? — Сергей снова возвращается к своему состоянию истерики, когда комната наполнилась тишиной. Скрябина долго думала, что ей делать, как поступить и, кажется, запуталась окончательно. Однако одно было для неё точно – она не посмеет хоть как-то расстроить Разумовского и сделает всё, лишь бы тот снова почувствовал себя счастливым. Когда-то она обещала себе, что если потребуется – сойдёт с ума, но сделает всё ради этого рыжего недолюбленного воробья: — Серёж, ты мне сейчас нужен спокойным и расчётливым, как никогда, — она присела рядом с ним, сжимая дрожащие холодные руки в свои тёплые, полные заботы ладони, — Пожалуйста, успокойся. Попытайся собраться. Мне сейчас будет некогда помочь тебя, поэтому придётся пытаться самому, — Разумовский тут же поник лицом, подозревая, что девушка решила оставить его, — Я помогу твоему другу и тебе, чем смогу. Ты можешь не волноваться, что я вас выдам, — Скрябина даже не могла надеяться, что программист поверит ей, ведь как это полицейская и не сдаст? — Пока я попытаюсь найти помощи у своих друзей, позвони Олегу и скажи, чтобы пришёл. Мне необходимо с ним поговорить, — Вика, незаметно для Серёжи косится в сторону костюма Доктора. Она определённо сумасшедшая, если решила помогать Питерскому головорезу. Она даже не уверена в том, что некий Волков не попытается убить её при первой же встрече, как свидетеля! Наверное поэтому, переживая за свою жизнь сбегает сейчас из здания Vmeste, оставляя Разумовского одного. Вероятность того, что Олег убьёт Сергея ничтожно мала, но вероятность того, что Чумной доктор попытается убить свидетеля – ровняется ста процентам. Поэтому лучшее решение сейчас – уйти с глаз долой Волкова, который должен по просьбе Серёжи приехать в офис и подождать, пока программист заверит своего друга не убивать Скрябину, а та пока попытается хоть что-то нарыть на спасение двух старых друзей. Парень явно не в восторге от того, что ему придётся остаться одному, он даже сначала хотел попытаться переубедить Вику, но её взгляд, решительный и задумчивый, заставил его передумать. Он не представляет, как будет говорить с Волковым, ведь тот давно сам по себе, и как только он вспоминает, недавно их произошедший разговор, где Разумовский на коленях умолял Олега остановиться, а тот бесстрастно отказал ему, по спине пробегает отвратительный холодок: — Ты ведь придёшь к вечеру? — умоляюще вскрикивает Серёжа, уже предвидя надвигающуюся тьму. Он боится. До безумия боится остаться один, а потом ещё и говорить с Волковым. Когда это стало нормальным для него? С тех пор, как Олег совсем потерял контроль над своим желанием убивать и сделался Чумным доктором: — Конечно, — слабо улыбается Вика, внутри коря себя за малодушие, и стремительно покидает здание офиса, чтобы не дай бог старый друг Разумовского не убил её при первой же встречи. Как она будет отмазывать себя, Серёжу и, возможно, Волкова от тюрьмы, Скрябина не представляет. Чумной доктор сделался настоящим маньяком до крупной рыбы Петербурга, тут никакие адвокаты не спасут никого из них. А если и получиться избежать задержания, то только с потерями: она может дать показания, что Олег является Чумным доктором, что спрятал костюм в доме Сергея, и что сам Сергей не знал о местонахождении костюма. Если будут проверять, то ничего не нароют, ведь Разумовский и вправду не знал, а если решит защитить своего друга и вместе с ним загреметь в тюрьму, то девушка что-нибудь придумает, дабы успокоить его. "Да, это похоже на план" подумала Вика, выходя из лифта, а сама недоверчиво озиралась по сторонам, боясь, что из-за очередного тёмного закоулка на неё набросится Волков. Слишком уж нелицеприятный портрет об этом человеку сложился у неё. Пока такси не приехало, Скрябина решила не терять времени и набрать знакомому, который хоть как-то мог бы помочь с этим делом. Естественно, она не собиралась посвящать четвертое лицо в подробности, однако надо же было придумать хоть что-то, чтобы спасти этого Олега или хотя бы укоротить ему срок: — Олег? Привет!

— Привет, Вик! Что-то случилось или соскучилась?

Майор усмехнулась. Нестеров как обычно в своем репертуаре. — К сожелению, случилось.

— А я то уж надеялся, что соскучилась! Ладно...что стряслось? Могу подъехать, если что – пока свободен.

— Нет-нет, я сама хотела к тебе приехать и обсудить всё на месте. Ты же в офисе?

— Угу.

— Хорошо. Тогда я подъеду, и поговорим у тебя в кабинете без лишних ушей.

— Понял, принял. Жду.

Как по заказу, в момент окончания разговора подъехало такси. Погрузившись в свои мысли, Вика продиктовала адрес таксисту и уже по привычки хотела сложить руки на обычно лежащей папке с делом на коленях. Папки, по понятным причинам, у Скрябиной не было, а потому она просто облокотилась на руку и стала бездумно разглядывать предвечерний Питер. Олег всегда был очень понимающим и, что удивительно, заботливым и внимательным в сторону майора. Девушка на секунду задумалась, почему она не захотела отношений с Нестеровым, почему не соглашалась на его многократные приглашения на свидания. Ведь на состоятельного оперативника с двумя высшими и с прекрасно сложенным телом постоянно вешались девушки! В том то и было дело, что Вике это очень не нравилось. Не то, чтобы Разумовскому не написывали с порой удивительными предложениями, не то, что за ним никогда не носились поклонники с поклонницами, но Серёжа оказался чересчур домашним, спокойным и очень верным. Рядом с Олегом у девушки постоянно был бы повод для ревности, с Серёжей она уверена на все двести процентов, что очень удивительно с её то недоверием к людям. Серёжа обладал удивительной особенностью располагать к себе и, странно, не пользовался этим в своих целях. В общем, Серёжа оказался именно тем, что нужно было Вике, и теперь отпускать филантропа в тюрьму девушка была не намерена. На секунду отвлечься от мрачных мыслей с насущими проблемами не удалось: Скрябина всё время возвращалась к реальности. Она не могла расслабиться ни на секунду, ведь жизнь могла в любой момент сделать опасный, а порой и смертоносный, удар. Решив помочь Волкову, она явно подписалась на очередную бредовую авантюру. Ей только оставалось надеяться, что эта авантюра будет без погонь и драк, ведь она ещё даже не успела отойти от недавнего растяжения мышц ноги, которое граничило с разрывом связок. Игорь тогда её прямо на руках в травмпункт отнёс, а потом целую неделю навещал, пытаясь ухаживать за девушкой. Но интуиция, которую Вика пыталась игнорировать, что не всегда у неё это получалось, говорила об обратном. Что-то сильно сдавливало лёгкие в предвкушении чего-то ужасного и безобразного, и Скрябина никак не могла отделаться от этого чувства. Майор всегда старалась подавлять в себе эмоции. Но это получалось не всегда, особенно когда у неё разыгрывалось это шестое чувство. Было не понятно, экстрасенсорные способности это, сильный ангел хранитель или просто чуйка. Однако ясно одно: это никогда не ошибалось и всегда предупреждало Вику о грозящей ей или её близким опасности. Иногда это не помогало, а только мешало, но жить приходилось с чем есть, поэтому девушке пришлось сжиться с этим порой неприятным и щекотливым чувством. Понимание всей своей неуместности в центре Петербургской полиции и знание чёрных ходов позволили Скрябиной незамеченной пройти в крыло немногочисленных кабинетов оперативников. Большинство помещений этой части главного офиса были отданы разросшемуся штату криминалистов, так как оперативному отделу кабинеты предпологались только для начальников, а все остальные служащие обычно ошивались где-то вместе с другими внутренними силовыми структурами. Начальство это не сильно смущало, а даже наоборот радоволо, а Вику же радоволо то, что у неё есть возможность пройти в уже знакомый, неотреставрируемый коридор оперов (в народе). Пару раз оглянувшись по сторонам и, убедившись, что все уставшие и в край обнаглевшие начальники разошлись по домам, а другие до конца рабочего дня находились на задании, Скрябина шмыгнула на полусогнутых и на цыпочках в кабинет Нестерову. И только после того как ручка двери щёлкнула, майор смогла спокойно выдохнуть: — Ты же вкурсе, что тут камеры в коридорах стоят? — свободно откинувшись в своём просторном кресле, Нестеров рассматривал пожалувшую к нему гостью: — Стрелков не станет по камерам проверять, кто ходит по коридорам, в которых живых людей меньше, чем в морге, а вот случайно натолкнуться на гуляющих по его приятелей можно с лёгкостью! — Вика опустилась на стул перед Олегом и, чувствую себя уже хозяйкой в этом кабинете (сколько же она тут провела!), положила телефон на стол оперативника и, развернув к себе его ноутбук, что-то забила в Интернете: — Как мне кажется, Стрелкова вообще не должно волновать то, чем мы тут занимаемся. Может ты ко мне по другим причинам пришла... — на свой манер состроив соблазнительные глазки, Олег чуть повернул к себе монитор, поглядывая, что там девушка ищет: — Волновать – не волновать, а перестраховаться стоило. С его-то нелюбовью ко мне... — Иногда твоё "перестраховаться" подразумевает в себе немалое количество издержек, — Нестеров мельком просмотрел яндекс-страницу, что выдал ему ноутбук, — Это ты к чему? — указав на монитор, спросил он: — Что ты знаешь об этой операции в Ираке? — Вика спрашивала напрямую, как всегда делала, когда включала настоящего следователя. Олегу такая форма разговора явно не нравилась. Ну, или она, или то, что он пытался скрыть. Нестеров тут же поменялся в лице, когда Вика задала вопрос. Когда он ещё в ноутбук смотрел, можно было разглядеть у него на лице черты нерешимости и некого волнения. За них и зацепилась Скрябина, полностью уверенная в том, что Олег точно что-то знает: — С чего ты решила, что я имею представление об этой операции больше, чем кто-нибудь другой, услышав о ней из новостей? — он тут же скрестил руки на груди, всем своим видом показывая свои недовольство и нежелание продолжать разговор: — Потому что я следователь со стажем, Олеж, — как можно мягче улыбнулась Вика, но говорила всё ещё с некоторым напором в голосе. Нестеров шумно выдохнул, не зная, стоит ли рассказывать обо всём майору. Не то, чтобы он хотел скрывать что-то подобное от неё, но не просто же так девушка решила капнуть в это дело. Скучно стало во время вынужденного отпуска? Нет, тут явно что-то не это: Скрябина никогда бы не стала упрощать себе в таком случае работу, а наоборот, попыталась бы набить ментовской опыт без помощи свидетелей и без их показаний: — Давай так, — наконец произнёс Олег, спустя минуту молчания, — Ты рассказываешь мне, зачем тебе знать об этой операции, и если я поверю твоим словам, то с радостью поделюсь с тобой всем, что знаю по поводу той мясорубки в Ираке. "Мясорубки, значит..." подметила про себя тут же Вика. Она знала, что просто так Нестеров не станет распространяться о похожих делах, особенно без специального ордера, но была готова к такому развитию событий: — Что, если я решу сказать неправду? — Скрябина не стала бы сразу выкладывать всё как есть. Она не первый день в таких делах участвует – опыт ведения переговоров за информацию у неё есть: — Я тебя столько лет знаю... Конечно, я пойму правду ты мне скажешь или нет! — Олег чувствовал себя сейчас более уверенным и даже был готов "поиграть", перестав ощущать себя загнанным зайцем: — Ну, хорошо... — вздохнула Вика, — Мне нужно узнать про одного моего знакомого, что участвовал в этой операции, — дело в том, что за время поездки на такси Скрябина успела не только поразмышлять о насущном, но и смогла кое-что нарыть на Волкова. Даты, озвученные Разумовским, и его знания, в каких войсках служил Олег, пусть и примерные, помогли майору найти пару интересных вещей в интернете. Слава нашим СМИ, что они любую мелочь выносят в общественность и открытый доступ! — Один мой знакомый принимал участие в этом задании. Мне хотелось бы увидеть его послужной список, а желательно и всё дело что на него есть. — Ничего себе! — присвистнул Нестеров, — Ты ведь знаешь, что такими вещами мы, обычные служивые, пусть и офицерские, не располагаем. То, о чём ты просишь, невозможно! — вынес свой вердикт Олег, заставляя Вику начать сильно нервничать из-за возможной неудачи её плана: — Олег, у него большие проблемы! Мне очень нужно узнать о его службе, его участии в этой операции и о его заслугах. Или хотя бы найти человека, который сможет мне с этим помочь, — она впилась себе в ладонь ногтями, сильно переживая, что Нестеров после такого заявления пойдёт на попятную и лишь разведёт руками, — Я знаю, что у тебя есть знакомые, которые могли бы разрешить это дело, — умея вести переговоры, Вика знала, что важно сохранять ту грань между мольбой о помощи и стальной серьёзностью. Пусть эта грань была сейчас тонкая, но Скрябина уверенно держалась на ней, прекрасно понимаю, что если сейчас дело прогорит, то скорее всего она будет не в силах сделать что-то ещё: — Ну, хорошо... — выдохнул Олег, давая надежду на удачный исход майору, — Я сделаю всё возможное, чтобы помочь твоему знакомому, только чтобы моё имя нигде не сверкало, — у девушки, как камень с плеч упал, — Как, говоришь, зовут твоего знакомого?.. — Нестеров стал что-то искать в телефоне, а потом, на сколько могла оценить Вика, набирать чей-то номер: — Олег Волков, — сказала она и тут же затаила дыхание, ведь на том конце трубки послышалось громкое "ало": — Привет, браток! Как жизнь, как служба? — Олег, не желая, чтобы его секретного посредника узнали, встал с кресла и чуть отошёл от стола, за которым сидела Скрябина. Девушку это никак не обидело – было бы странно сейчас задумываться о таких вещах. Она лишь продолжала придумывать разные лазейки, через которые было бы возможно провернуть затеявшееся дело. Неожиданно для неё телефон тихо завибрировал, высвечивая сообщение на экране от знакомого абонента. Вик, ты скоро? 15:28 Сердце с болью сжалось, а Вике даже не нужно было видеть аватар отправителя, чтобы знать, кто ей написал. Разумовский. Она так подло сбежала, оставила его одного, зная, что к нему должен наведаться маньяк-убийца. Да что там оставила... Сама сказала позвонить этому маньяку и договориться с ним о встрече! Он сам, наверное, до безумия боится этого "друга", но теперь, по её указке, вынужден ждать своей участи. Что же она натворила? Что вообще с ней происходит? Сама на себя не похожа. Разве стоило вместо того, чтобы пойти и сдать полиции Чумного доктора, идти и пытаться его оправдать перед законом? "Стоило" думает про себя Скрябина, вспоминая, что обещала помочь Разумовскому и себе обещала, что попробует спасти себя и Серёжу. Пусть даже после этого у неё на душе кошки скребут, она всё равно постарается. Поэтому она выключает телефон и для достоверности переворачивает экраном вниз. К этому моменту Нестеров возвращается к разговору: — Я переговорил с одним своим другом, — Вика тут же направила всё своё внимание на Олега, — Сказал, пришлёт мне через часик другой, как освободится. У тебя ведь есть время подождать? — Да, конечно, — с одной стороны Скрябина обрадовалась тому, что сможет по уважительной причине пропасть на ещё час, а то и больше того, а с другой стороны она вспомнила какими глазами провожал её Разумовский. Испуганными, мокрыми от слёз глазами, от которых всё сжималось внутри и не заплакать в ответ было почти невозможно. Однако она согласилась, снова списывая всё на то, что она старается ему помочь: — Отлично! Я пока побегу, закончу все свои рабочие дела, а ты пока можешь подождать в кафетерии – Стрелков вместе со своей охраной всё равно час назад ушёл, — Олег накинул на себя пиджак и уже стал собираться уходить, как столкнулся с удивленно-негодующем взглядом Скрябиной, которого боялся даже сам Гром: — Как "час назад ушёл"? — грозно спросила Вика. Нестеров, осознав, как глупо он прокололся, стукнул себя по лбу и растянулся в улыбке: — Прости, что не смог сдержаться провести тебя. Ты слишком смешно кралась ко мне в кабинет, — майор закатила глаза, думая, что могла бы сразу понять этот дешёвый развод, а Олег, по дружески обняв её, ретировался по своим рабочим делам, на последок кинув: — Дверь на ключ не закрывай! — Вика, послушав тишину, к которой уже привыкла за свою жизнь, попыталась расставить все мысли по полочкам и наконец пошла в сторону кафетерия. Избежать Стрелкова и его шестёрок было легче лёгкого, а вот избежать соскучившихся коллег, которые только и делали последние недели, что собирали слухи о твоём отстранении – практически невозможно. Поэтому план у Скрябиной был прост: добраться через технический коридор до буфетной зоны, занять там самый дальний и неприметный столик, предварительно выхватив где-нибудь Игоря, чтобы обсудить все детали о деле Чумного доктора с ним, а потом изложить все свои проблемы. И вроде бы всё прошло удачно, Вика даже успела сделать себе кофе, однако на пункте с Громом она просчиталась. На своём рабочем месте его не было. Майор попыталась выцепить его взглядом за другими столами, в общей толпе, в других коридорах, но его фигура нигде не находилась. Что очень странно, ведь после ситуации с казино ему дали выговор и наказание выходить на дела только вместе со Стрелковым или по его собственному разрешению. Навряд ли Грома отпустили куда-то без нужной ведомости, в особенности во время отсутствия начальства. Этот момент заставил девушку насторожиться и пойти на крайние меры, которые неподалёку ели пончики с шоколадной глазурью: — Эй, Дубин! — Вика тихо позвала напарника Грома. Он не сразу сообразил что к чему, поэтому Скрябиной пришлось развернуться прямо к нему и не очень удачно "светить" лицом: — Вика?! — изумлённо и слишком громко спросил он, на что майор тут же замахала руками, призывая его молчать и указала на стул рядом с собой. Полицейский, всё верно поняв, пересел к девушке поближе вместе со своим перекусом: — Сейчас не лучшая ситуация для того, чтобы меня все заметили, — прошептала она, — Как вернусь на работу, хочешь тортом, хочешь фейерверком проставлюсь, только сейчас не привлекай внимание и потом обо мне, чтобы не слова. Понял? — парень кивнул, — Хорошо. Где Игорь? — Не знаю, — пожал плечами Дубин, — Я спрашивал его, куда он пошёл, но ты же его знаешь, — Вике ни на каплю не верилось, что всё пройдёт гладко. Проблемы уже начались, а она ведь ещё даже не начала распутывать этот паршивый клубок по спасению Волкова: — Скажи, а это правда, что тебя Стрелков только отстранил, а не уволил? — Дубин как всегда был очень во время со своими вопросами. Всё же одного взгляда майора хватило того, чтобы он перестал ждать ответа: — Понятно... Игорь говорил, что просто отстранил, но ты же понимаешь, что ему не очень то верили. Он после этого ещё сильнее в себе замкнулся. Ни с кем почти не говорит, никого почти не замечает, Прокопенко тоже сам не свой. Дима как резал по больному. Вика, итак мучавшаяся из-за своего малодушного бегства, теперь корила себя за невозможность хоть как-то исправить ситуацию в офисе. Она, когда её отстраняли, даже не успела подумать о близких, снова переживая за свою шкуру. Но теперь, увидя, как обстановка изменилась за её отсутствие, она поняла, что потеряла больше, чем работу: — Дим, — остановила своего коллегу Скрябина, — Ты расскажи, как сам, как у тебя дела. Что ты всё о работе, — майор попыталась выдавить из себя самую добродушную улыбку, что сейчас могла воспроизвести, пока мучалась от укоров совести, вспоминая, сколько раз за последнее время она успела провалиться. Дима не без удивления взглянул на Вику и тем не менее стал рассказывать ей о своих новых рисунках в скетчбуке, ведь помнил, что девушка в последнее время постоянно спрашивала его о высоком, какие достойные выставки, театры есть в городе и всё в таком духе. Делала это Скрябина для одного своего дорогого знакомого, о котором, в лучшем случае, должны были знать только Игорь с Прокопенко. Дубин очень любил говорить об искусстве, а ещё больше он любил перескакивать с темы на тему практически без какой-либо логической цепочки. Вика давно привыкла к такому образу общения, и сейчас он казался ей самым лучшим для того, чтобы скоротать время в ожидании и отвлечься от мрачных мыслей. Разговор шел за милую душу, ведь коллеги "по цеху" не виделись очень давно и у каждого появилось не по одной новости. Дима удивился, что за время своего вынужденного отпуска Скрябина узнала столько нового об искусстве и даже сама попыталась что-то созидать, а девушка была удивлена тому, что Дубину так скоро дали новое дело, пусть и совсем пустяковое, но дело и без куратора! Беседа прерывалась лишь для того, чтобы пополнить запасы напитков: Вика пила уже пятую чашку кофе, а юный полицейский – третий стакан чая. Все остальные в офисе словно и не замечали этих двоих; им удавалось мило беседовать, не привлекая к себе никакого внимания. И они так бы продолжили болтать до самого конца рабочего дня Димы, если бы того, как нарочно, не вызвали к Прокопенко. А точнее сам Прокопенко: — Димочка, — в своей манере добродушного начальника к новичкам, Фёдор Иванович бесшумно подкрался к Дубину и потрепал его за плечо, — Ты когда начаёвниешься? — бывший напарник Грома тут же засуетился, смущённый появлением начальства и тем, что сейчас Вику так глупо разоблочат, пусть она и просила никому не говорить. Генерал тут же проследил за виновато-взбудораженным взглядом подчинённого и не поверил своим глазам: — Вика? — искренне удивился появлению девушки в офисе Прокопенко, — Здравствуй! — Скрябина улыбнулась в ответ на приветствие, обрадованная теплым приёмом начальства, но всё равно попросила жестами не выдавать своего присутствия, — Ты как тут?.. — тут же поинтересовался он, но голос какого-то полицейского громко позвал Фёдора Ивановича, — Впрочем, позже поговорим. Я скоро заканчиваю, так что жди здесь, — дав указание Виктории, он переключился на Дубина, который всё и наровился что-то сказать, да никак не мог подобрать слов, — А ты без дела клювом не щёлкай. Давай за работу принимайся – времена нынче такие, что без дела нельзя, — немного с грустью произнёс последние слова Прокопенко и удалился к тому, кто очень нетерпеливо его ждал. Дима попрощался, пообещав напоследок, что как-нибудь зайдёт к девушке в свободное время снова поболтать, а Вика, в надежде побыстрее получить данные о беде, свалившейся на её голову, продолжала ждать звонка от Олега. Сидеть в главном офисе полиции Петербурга, распивая кофе, и знать, кто являлся Чумным доктором – была высшая степень иронии в жизни Скрябиной. Она, без шуток, чувствовала себя настоящим преступником. Её терзали сомнения по поводу сложившейся ситуации, и она пару раз даже порывалась кинуться вслед за Прокопенко, чтобы выложить ему всё о безумном маньяке, но переживания за Серёжу заставляли её ноги становится ватными и непослушными, а тело приковывать к сидушке стула. Ослеплённая страхом за свою судьбу и судьбу Разумовского она тихо продолжала ужасаться тому, что творит. Ей на секунду показалось, что в этом мире она осталась одна. Одна на сложном перепутье с практически нерешаемой проблемой. Добрый по-отечески Прокопенко, немного наивный Дубин, Гром, который был всегда рядом и был готов в любую секунду помочь верной подруге – все они пропали, а мир сжался до удивительно малых размеров. Вика чувствовала себя одинокой, но это одиночество нещадно жгло и убивало, отравляя мнимую уверенность в хорошем исходе ситуации. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Скрябина заглянула в телефон и тут же пожелела об этом. На экране высветилось множество уведомлений о сообщениях и о пропущенных от контакта "Серёжа". Чувство ненависти к себе только усилилось. Сердце словно смяли в комок, а потом спрессовали на каком-нибудь заводе. Чувствовать себя паршиво стало уже какой-то фишкой жизни Вики. Она уже начинала всерьёз скучать по своим бытовом проблемам или следовательской рутине. Всё это казалось таким простым и земным, будто тёплое воспоминание, которое грело сердце сейчас, в такой тёмный час. Наконец раздался звонок от Олега. Скрябина, как помешанная, тут же схватила телефон: — Ало, Олег! Что-то удалось узнать? — Вик, тут такая ситуация, что... В общем, дело оказалось не из лёгких, как я и предполагал. Мой знакомый практически ничего не слышал о твоём друге, поэтому нужно ещё время для того, чтобы нарыть информацию. Да и тем более что я сегодня не смог бы подъехать в офис. Давай до завтра, хорошо? — Да... Да, давай. До завтра. — Обещаю с утра уже всё скинуть на почту. — Угу. Связь оборвалась. Ровно как и терпение Скрябиной. Руки сами собой опускались, когда каждый раз, только что-то нащупав, нужное тут же выскальзовало из-под пальцев. Сил на борьбу с "прогнившей системой", с собой, с Чумным доктором почти не оставалось. Вика держалась то ли на своей привычке доводить всё до конца, то ли на безысходности. Она сложила руки у себя на груди и уставилась в какую-то точку на стене, надеясь, что её никто не заметит, ведь разбираться со своими коллегами было последним её желанием в эту секунду. Мысли унеслись куда-то так далеко, что Скрябина даже не успевала их как-то контролировать. Она не заметила, сколько просидела в таком состоянии, однако ей пришлось придти в себя, когда Прокопенко заботливо похлопал её по плечу: — Эй, дорогая, — настроение у начальника было приподнятое, что немного утешало Вику – "хоть у кого-то всё хорошо", — Пойдём, поговорим. Ты давно у нас с Леной не была. Давай-давай! — удивлённая предложением Фёдора Ивановича она хотела сначала отказаться, но тот мягко прихватил её за руку и, чтобы никто раньше времени не заметил их, спешно повёл из здания, — Не думай отказываться! Я тебя столько времени не видел, поэтому шагай в машину, — как им удалось выбраться незамеченными, да ещё и через главный вход, останется навсегда загадкой для Скрябиной. Однако уже через минуту они сидели в служебной машине Прокопенко, которая направлялась к начальнику Вики домой: — Ты, я так понимаю, к Грому пришла? — спросил тут же Фёдор Иванович, — Чуть не успела. Он какой-то встревоженный был сегодня, всё рвался куда-то. Спросишь "куда?" – не знаю! Но я его всё равно отпустил. Пускай побегает, побесится чуть-чуть, да и успокоится. А у тебя как дела? Времени на личную жизнь сейчас больше стало, — он подмигнул, — Всё с Серёженькой, а ли с кем другим? — пусть в вопросе начальника и не было укора, девушка всё равно почувствовала себя отвратительно, когда он напомнил про Разумовского. Она чуть скосила глаза в сторону мобильника, где от Сергея было уже несколько пропущенных, и покачала головой: — Я не думала, что всё будет так сложно, — не захотев врать старому знакомому, в общих красках ответила Вика: — А ты что думала? Отношения – вещь трудная. Тут без сложностей никак, — философствовал Прокопенко. "Угу, сложности... У всех же парни местных террористов скрывают" мрачно подумала она, продолжая краем уха слушать, что ей говорит начальник. А он говорить любит. Особенно с Громом или с ней. Говорит всегда по делу и может слова поддержки, если понадобится, найти, но в таком деле Скрябиной никто не союзник. Ни Прокопенко с Нестеровым, что при первой же возможности закроют её парня за решёткой, ни сам Разумовский, что со страху может только положение усугубить. Она одна. Без Грома она одна. Странно, ведь раньше это так сильно не ощущалось, всегда ведь по близости кто-то кроме него и его верного плеча был, а сейчас слишком горько и тяжело, а самое главное – совестно втягивать Игоря во все эти опасные игры. Зато Скрябина ни разу не пожалела, что поехала с Фёдором Ивановичем к нему в гости. Их дома встретила тётя Лена, которая любезно накрыла вкусный ужин, атмосфера, что царила за столом была до невозможности уютной и семейной и заставляла забыть о всех проблемах, сплетничая с практически вторыми родителями. Они давно не виделись и у каждого накопились новости, с которым очень хотелось поделиться. Конечно, Вика по началу была не разговорчива и больше слушала мудрых наставников, но спустя пару часов за уже третьей чашкой чая она тоже по чуть-чуть начала делиться своей жизнью, правда рассказывая только светлые моменты. Тётя Лена всё расспрашивала её про Серёжу, клянясь, что своим подружкам или кому ещё либо ни слова. А у девушки не было причин не доверять ей. Ведь сколько можно держать всё в секрете особенно, когда на плечи легла такая тяжёлая ноша, а душу отвести надо? Проболтали они втроём до позднего вечера и даже не заметили, как быстро пролетело время. Прокопенко хотел начать уговаривать девушку остаться, но Вика тут же предотвратила все его попытки, сказав, что её молодой человек ждёт. Сказала и соврала. После такого аргумента Викторию отпустили, взяв обещание, что она ещё раз навестит их на этой недели. Как только Вика вышла из дома уютного семейства, на душе тут же стало паршиво. Она медленно передвигала ноги, не находя в себе силы, поехать к Разумовскому. В руках майор сжимала телефон, что полнился сообщениями от Серёжи. Она не включала смартфон, зная, что если увидит текст сообщений, их количество, то станет ненавидеть себя ещё больше. В мыслях она даже понадеялась, что Сергей её уже бросил, расскусив подлый поступок, выставил за дверь. И, о господи, как она хотела, чтобы это было правдой. Тогда бы всё было проще. Но сейчас из-за своей трусости она не может даже включить чертов телефон. С каждым её шагом, она всё замедлялась и замедлялась, а непонятный страх поехать сейчас в офис рас с каждой секундой. Она боиялась вызвать такси и направиться пусть и не своими ногами в ту сторону. Обычно Вика, закрыв глаза, делала то, что ей не нравится, но сейчас, прикрыв веки, она не могла даже пошевелиться. Груз вины, недоговорённостей и отчаяния давил на неё, лишая последних сил. Майор понимала, что если начнёт сопротивляться, то сломается, а это было в данном положении просто не позволительно. Поэтому, сделав пару спокойных вздохов и выдохов, она резко развернулась и быстром шагом, чтобы не передумать, направилась в свою давно оставленную квартиру. Черпая силы из обиды и ярости на Серёжу за то, что тот не сказал о своё старом друге, она только ускорялась и всё увереннее ставила ногу. Да, она ненавидела себя внутри за трусость, да, была готова придушить себя за то, что так бросает Разумовского, но что ей оставалось делать? У неё нет абсолютно ничего, чтобы сейчас помогло ему с Олегом. У неё есть только паника потерять не только должность и прошлую жизнь, но и будущее в лице совместной жизни с Сергеем. Поэтому сейчас ей кажется лучшим решением – сходить в магазин за бутылкой вина и у себя дома медленно осушить её в попытках забыться. *** — Разумовский! — голос Грома, подобно созвучному природному явлению разражается в кабинете миллиардера. Серёжа, стоящий около панорамного окна вздрагивает от неожиданности. Марго его предупредила о том, что Игорь пришёл в офис, и программист даже обрадовался, что ему не придётся в одиночестве ожидать своей участи, но тут же не на шутку испугался, когда увидел разъярённого майора, направляющегося к нему: — Игорь? — успевает только пискнуть Сергей, как полицейский с ужасающе громким хлопком бросает какую-то папку на журнальный стол, сбивая с него попутно пустые бутылки и посуду: — Где она? — рычит Гром, угрожающе продвигаясь в сторону Разумовского, — Где Вика?! — Серёжа соображает плохо. Он знатно сегодня понервничал, а в конце дня и вовсе не сдержался и выпил, поэтому слова Игоря доходят до него долго: — Я-я...не знаю! — вскидывает руки программист, медленно подходя к журнальному столику, обходя диван с противоположной для мужчины стороны, — Она ушла ещё с утра и не отвечает на звонки! — признался он: — Хватит мне врать! Я знаю, что это ты Чумной доктор, — свирепо сопит Гром, заставляя Разумовского перемениться в лице. Серёжа ощущает себя загнанным зверем в угол. Он не знает, что сказать Игорю, не знает, как утихомирить его, не знает, как объяснить всё произошедшее и потом, желательно, не получить пару тумаков от полицейского и не загреметь в тюрьму. Его от страха начинает бить мелкая дрожь, которая противно покалывает кончики пальцев и заставляет миллиардера буквально сжаться, когда он замечает, как майор сжимает ладони до побеления костяшек: — Эт-то не я! Я бы никогда не причинил ей... Это Олег, мой друг! — он что-то быстро говорит, сам не разбирая что, а когда до него доходит смысл сказанного, то сам пугается того, что только что произнёс. Лицо Игоря вытягивается в удивление, а в глазах мелькает страх, что мужчина силится скрыть, а потом уже не столь громким голосом говорит, предварительно, указав на папку, лежащую на столе: — Я тоже так сначала подумал. Пока не узнал, что Олег твой в Сирии год назад погиб. На него даже похоронка пришла, — Гром тыкает пару раз в злосчастную папку и видит перепуганную физиономию Разумовского, его бегающие на грани слёз глаза, трясущиеся, явно не из-за количество выпитого спиртного, пальцы. Он внимательно за каждым движением преступника наблюдает, как ястреб, готовый напасть в любую секунду, но Сергей лишь подбирает папку со стола и испуганно пялиться на первые её страницы. Игорь прекрасно знает, что такого на этих двух первых страницах. Там ярко красной, ещё свежей по сравнению с другими делами в архивах, печатью выведено слово "погиб". Он уже успел несколько раз испепелить взглядом этот листок, пока собирал всё дело по кусочкам, успел выучить каждую чёрточку на этой странице. Но для Серёжи это неожиданность. Очень неприятная неожиданность, что, как молоток, также сокрушительно бьёт по затылку. У него из-за трясущихся рук выпадает пару листов из папки. И как на зло это старые рисунки Разумовского. Сергей, ещё не пришедший в себя после увиденного, отшатывается от этих листов, как от огня. У него в голове всплывают образы, картинки, что пугали его в детстве и в...одиночестве. Воспоминания о Птице возвращаются, ровно как и воспоминания о главных страхах. В ушах тут же что-то начинает шуметь и он перестаёт себя контролировать. Рисунок на пожелтевшей бумаге, криво выведенный детской рукой занимает всё его внимание, окутывает его полностью, поглощает его всего, без возможности выбраться в реальность. Этот ужасающий образ завладевает Разумовским, и мужчина больше не в силах себя контролировать. Ему начинает казаться, что всё перед глазами плывёт, что всё вокруг шумит и искажается, ему кажется, что в темноте за его же собственным кабинетом кто-то есть. Точно, там мелькает какая-то тень, которая до ужаса пугает Серёжу. Игорь, совершенно растряный из-за не совсем нормального поведения Сергея, оглядывается назад, пытаясь увидеть то, что так напугало молодого человека, но тут же точный и сильный удар оставляет его без чувств, а рука программиста сжимает холодное стекло бутылки. Пальцы, что удивительно, больше не трясутся, тело не так болит и появляется какая-то странная, рвущаяся изнутри уверенность. Он с секунду беспристрастно, словно в бреду смотрит на обездвиженное тело майора, а потом разум снова возвращается к нему. Его окутывает страх, и он, словно обманутый своим воображением, глядит за прозрачную дверь, где скрывается темнота и нечто. Но липкий и безумно холодный, будто могильный, взгляд гуляет по его спине, в ожидании. Разумовский только краем глаз смотрит себе за спину и тут же валится на пол в попытке убежать от Чумного доктора на трясущихся ногах. Он пытается на спине отползти хоть на сантиметр подальше, и его даже не смущает обездвиженное тело Игоря рядом, он просто в замешательстве и безумном страхе смотрит на неожиданного гостя: — Здравствуй, Серёжа, — голос, такой же смертельно-вызывающий, как и взгляд, заставляет задрожать всего Сергея. Он пялится на диван, где сидит Вика в костюме Чумного доктора, а в руках с интересом вертит фигурку чёрного ферзя.