Любовь, меняющая судьбы, любовь, меняющая мир

      На следующий день после своего визита в Шаттрат Бладфэнг пребывал в самом мрачном расположении духа, какое посещало его с момента смерти любимой. Он плохо помнил события, произошедшие с ним после обильных возлияний в шаттратской таверне, и почти не помнил, каким образом вернулся в родной Гилнеас и переступил порог своей усадьбы. Но в его памяти прекрасно отпечатался результат его первой попытки, первого порыва нищей, но всё ещё благородной души к занятию благотворительностью. Юный друид помнил холодность и презрение, которым его наградила дренейка-попечительница. Помнил то невероятное унижение, которое испытал в попытке отстоять свою оскорблённую честь и попранное столь дерзким образом право. Помнил ту ненависть, которую сдерживала часть подогреваемой его обидчицей толпы свидетелей инцидента и которую он читал в их голосах. А ещё он помнил глаза. Глаза маленькой сиротки Дорны, которая была похожа на его ушедшую любовь как две капли воды. Это последнее воспоминание переполнило чашу и вскоре по всему поместью раздался полный боли и горечи волчий вой.        — Что случилось, волчонок? — порыв холодного ветра пронёсся по комнате, обозначая присутствие Тале, устремившей на друида внимательный взгляд сияющих глаз.        — То, чего я и боялся. Мой порыв не принёс ровным счётом НИКАКОГО результата, — оскалившись, ответил ворген.        — Рассказывай, — ответила ему рыцарь смерти, усаживаясь в кресло напротив и закидывая ногу на ногу.        — Да что рассказывать? Нечего там рассказывать. Важен сам факт – они отказали мне под никчёмнейшим, буквально высосанным из пальца предлогом. Но самое смешное даже не в этом. А в том, что ровно за мгновение до того, как отказать мне, они с лёгким сердцем отдали малютку под опеку рыцарю смерти. Скорее всего это был кто-то из новичков вашего ордена, чёрную броню с черепами я ни с чем не перепутаю, — произнёс Бладфэнг, хмуро смотря на свою собеседницу. Однако при этих словах воспоминания вновь нахлынули на него, и несколько секунд спустя юный ворген уже во всех подробностях описывал Тале свою неудавшуюся попытку заняться благотворительностью, не упуская ни малейшей детали.        — Вот так всё и кончилось. Пройти такой путь, потратить столько сил и времени… И всё зря, — с горькой усмешкой закончил он.        — Почему зря, волчонок? Уже тогда ты совершил доброе дело, — произнесла дренейка.        — О чём это ты? — недоумевающе посмотрел на неё Майкл.        — Та нищенка-Сломленная. Помнишь? Те несколько монет, которые ты дал ей, наверняка спасли её саму и её несчастных детишек от голодной смерти, — ответила Тале.        — У меня нет никакой гарантии того, что она не выдумала эту историю, чтобы разжалобить ею какого-нибудь простачка, — ощерился друид.        — Если ты так думаешь, то ты плохо знаешь мой народ, милый. Дренеи никогда не врут. Любой из нас скорее станет ман`ари, чем солжёт. Даже если речь идёт о незнакомце, которого дреней видит впервые в жизни, — ласково улыбнулась воргену Тале.        — Я сужу по собственному опыту, крошка. У людей, да и не только у нас, чего уж кривить душой, подобного рода лже-нищие довольно распространены среди бедняков. Если бы ты знала и видела, сколько мнимых калек и юродивых околачивается хотя бы на центральном рынке Гилнеаса, ты бы поняла, что я имею в виду. Именно поэтому я и не занимался благотворительностью ранее — боюсь, что не смогу отличить истинно нуждающихся от лжецов и притворщиков. И поверь мне, последние изобрели множество невероятно правдоподобных способов сойти за действительно нуждающихся, — грустно улыбнулся Майкл. При этих словах лицо Тале потемнело от гнева:        — В такие моменты я жалею, что Господин был повержен. Каким бы жестоким он ни был, при нём не нашлось бы места настолько низкой лжи и обману, — произнесла она.        — А если ещё вспомнить того громилу, подсевшего ко мне за столик перед моим уходом из Шаттрата, — при воспоминании о Йиланааре Майкл съёжился, зябко поведя закутанными в медвежью шкуру плечами.        — О ком ты, милый? — с интересом вопросила дренейка.        — Да был там один дреней. Всё норовил о тебе узнать. Представился Йиланааром, если я верно запомнил, — ответил друид. Он хотел продолжить, но внезапно замер, не сводя взгляда со своей гостьи. Тале действительно очень изменилась: обычно невозмутимое лицо было невероятно бледным, рот дренейки был чуть приоткрыт, а мёртвая рука стремительно приближалась к нему, словно усилий челюстных мышц было недостаточно для того, чтобы его закрыть.        — Он… Он жив… Неужели? После стольких лет… — хрипло прошептала она едва слышным голосом. Однако Бладфэнг не успел произнести ни одного слова — в этот момент в дверь усадьбы довольно громко, но одновременно тактично, постучали.        — Да кого ещё черти принесли? — проворчал ворген, проковыляв к двери и отпирая её. В следующую же минуту он зажмурился, сощурив глаза до состояния едва заметных щёлочек — перед ним предстал тот, о ком сам Бладфэнг недавно говорил своей новой подруге.        — Прошу прощения, найти вашу усадьбу оказалось сложнее, чем я думал, — пробасил гигант-дреней, смущённо улыбаясь.        — Милый, кто там? — раздался голос Тале, а в следующее мгновение рыцарь смерти вошла в гостиную.        — Тале, дорогая… Наконец-то я тебя нашёл… — с радостной улыбкой произнёс Йиланаар, шагнув навстречу дренейке с разведёнными в стороны руками.        — Дорогая? Я, видимо, чего-то не понимаю, так что может мне кто-нибудь объяснит, какого дьявола здесь происходит?! — возмутился ворген, видя ту бесцеремонность, с какой его непрошенный гость обратился к Тале.        — Я… просто не могу поверить… Ты… Я думала, что ты давно умер, — рыцарь смерти не сводила изумлённого взгляда с белокожего гостя Бладфэнга. Воргена распирало непонимание происходящего. Но ещё больше он изумился реакции своей подруги.        — Я всё ещё жду объяснений, господа, — обратился он к обоим дренеям, демонстративно громко прокашлявшись.        — Помнишь, что я тебе рассказывала, волчонок? Так вот, позволь представить тебе моего бывшего мужа, Йиланаара, — ответила Тале несколько секунд спустя. От услышанного друид чуть не поперхнулся, громко откашлявшись.        — Бывшего мужа? — наконец прохрипел он, придя в себя.        — Тале, дорогая, я понимаю, ты злишься из-за смерти Энаама, но поверь, я испытывал и до сих пор испытываю ту же боль, что и ты тогда… — начал было Йиланаар. Но он не успел договорить, прерванный Бладфэнгом, который заметил пробежавшую по телу рыцаря смерти конвульсивную дрожь:        — Замолкни и выметайся отсюда, Йиланаар. Немедленно.        — Кто вы такой, чтобы мешать нашему воссоединению? — возмущённо пробасил дреней.        — Тот, кто сделает из твоих рогов кубки, если это понадобится. Она была твоей, но ты упустил её, Йиланаар. Теперь это моя козочка. А ты найди себе другую, если так истосковался по семейным узам! — гневно рявкнул ворген, принимая волчий облик и, клацнув челюстями, крепче перехватил в руке посох. В этот момент ему было плевать на то, что потенциальный противник в несколько раз крупнее и наверняка сильнее его, а его телосложение скорее напоминает огромный шкаф вроде того, который служил Бладфэнгу гардеробом. Для Майкла было важно лишь одно — не упустить своё счастье. И ради этого он готов был на всё, даже убить Йиланаара на глазах Тале, если это пришлось бы сделать. Однако его ярость разбилась о вопрос, заданный дренеем:        — Я не понимаю, почему ты говоришь, что я упустил её? Теперь объясни мне это сам, лорд Бладфэнг.        — Так ты до сих пор ещё не понял, что стало с этой несчастной вскоре после её прибытия вместе с Веленом и остальными? Тале, милая, покажи ему, — с усмешкой обратился к дренейке ворген. Вскоре после этих слов глаза Йиланаара едва не вылезли из орбит, когда он увидел, как Тале одним движением руки создала из рассеянной в воздухе влаги огромный ледяной меч. Но ещё больший шок дреней испытал, увидев на нагруднике бывшей жены выгравированный орнамент в виде оскаленных черепов.        — Я подозревал подобный исход. И обычно в таких случаях наш кодекс велит убивать без пощады, — заметно помрачнев, произнёс Йиланаар.        — Только через мой труп. Я уже потерял одно сердце, которое любил. И не позволю тебе отнять у меня второе, — ответил ворген, вперив в белокожего дренея взгляд, полный едва сдерживаемого бешенства.        — О чём это он? — мрачный тон Йиланаара сменился удивлением, когда он перевёл взгляд с Бладфэнга на бывшую жену.        — Это долгая история. Ты позволишь, волчонок? — спросила Тале, обращаясь к друиду. Майкл надолго задумался, но наконец коротко кивнул:        — Я знаю вашу историю от тебя, потому что ты доверила мне её, Тале. Я доверяю тебе точно также. Расскажи ему, если это необходимо.       Несколько часов спустя повисшую тишину нарушил бас Йиланаара:        — Так вот в чём заключается причина твоей злобы, юный лорд… Теперь мне понятно, почему ты устроил тот скандал в нашем сиротском приюте. Это не значит, что я оправдал бы тебя, если бы ты совершил то, что, как гласят слухи, планировал совершить, но теперь мне ясны те мотивы, которые побудили тебя сделать то, что ты сделал. Однако я буду ханжой, если стану утверждать, что твои обвинения в адрес попечительницы были беспочвенны. Если ты всё ещё хочешь взять под опеку кого-то из наших бедных малюток, я могу это устроить.        — Нет, Йиланаар. Нет. Мне не нужны подачки из милости. Я пришёл туда сам, с чистейшими намерениями, но в ответ получил лишь оскорбления и издевательства. Они не позволили мне быть счастливым. И в тот вечер я решил для себя, что если я не могу быть счастлив, значит никто не сможет быть счастлив, — при этих словах на лице Бладфэнга на несколько мгновений появился полубезумный оскал, а сам ворген коротко, сдавленно рассмеялся тем смехом, каким обычно смеются либо безумцы, либо те отчаявшиеся, кому уже нечего терять.        — Что же, я могу понять те чувства, которые ты испытываешь. И не мне указывать тебе путь. Ибо твоя жизнь принадлежит только тебе. И как прожить её, решаешь исключительно ты сам. Но я думаю, что могу помочь тебе, — с этими словами Йиланаар бросил короткий взгляд на Тале, после чего, наклонившись к воргену, посмотрел друиду прямо в глаза:        — Ты прав, мы с Тале действительно были семьёй. Но ты также прав в том, что я уже упустил все шансы на наше воссоединение после того, что с ней произошло. Но теперь судьба дала вам друг друга. Так помни же то, что я скажу тебе сейчас. Береги её, юный лорд.        — Он, конечно, силён, но мне кажется, что чаще беречь моего волчонка буду я. Всё же теперь меня не так легко убить, как раньше, в мою бытность паладином, Йиланаар, — усмехнулась Тале, посмотрев на друида по-матерински заботливым взглядом. Дреней развернулся и уже собирался уходить, когда по комнате разнёсся голос воргена:        — Спасибо. Спасибо тебе, Йиланаар. И прими мои искренние соболезнования насчёт Энаама. Ибо мы, все трое, прекрасно знаем, как больно терять тех, кого называешь любимыми.