Creep

Серёжа раскрыл ноги, но не решился отбросить жаркое одеяло со всего себя. Под белыми цветами на чёрном фоне халат, который он набросил перед походом в ванную, потерялся в слоях простыней. Алый коснулся его лица. Олег спал сторожевым сном по правую руку. Утяжеление матраца сигнализировало о приходе кого-то ещё. Серёжа повернулся и расслабился — родное лицо с щетиной. Олег сухо коснулся его губ. — А теперь спи. Спать. Зачем сон, когда в ворох сновидений затягивает, словно трясиной старого болота, терзающими его воспоминаниями, изощрёнными, издевательскими. Но Серёжа покоряется, ведь это Олег ему говорит, и закрывает глаза. В белом тумане не сразу видны очертания его собственного тела и своих огненных волос — только лицо напротив, чужого тела, в белой медицинской маске, и врачебный халат туго сидит на его копии, тянущей лапы к скальпелю. Серёжа пытается понять, что происходит, дёргает плечом и руками, но не может встать. Он смотрит на утягивающие по швам жгуты психбольницы и дешёвую койку, в которой лежит. — Помнишь, как ты перед сном смотрел на себя в зеркало? — Ворон разрывает скальпелем себе маску на лице, ухмыляется и прикасается обжигающим холодом железа к его щеке. — Ты думал, почему в таком идеальном теле не в порядке с головой, — со звоном скальпель падает на хирургический столик возле Серёжи, он вздрагивает, а Птица трогает белоснежные пуговицы на халате и начинает расстёгивать. Серёжа узнаёт в этих мышцах своё тело, на которое смотрел в ванное зеркало. Он отворачивает голову, но Птица сжимает его челюсти и заставляет смотреть. — Смотри на меня, смотри! Тебе же нравится?! Идеальное тело, Серёжа, такого больше ни у кого нет, — белый халат резко распахивается и воздушно ложится с боков подтянутого тела с прочерченными, как из анатомического атласа для художников, линиями мышц, впадающих ниже живота. Серёжа отводит взгляд бегающих глаз и сжимает жгуты. Он знает, чем рискует, когда собирается сказать это в лицо Птице. — Мне... бы хотелось сделать это с Олегом. Не с тобой. — Не со мной?! — отчего-то лицо оказывается перед пылающими бешенством глазами, Ворон бьёт его по щекам, со всей силы, потому что в ушах стоит звон. И Серёжа просыпается в поту. Олег тоже не спит. — Ты не спишь, — констатирует факт Волков. — Уже нет... — голос Серёжи подрагивает, ему приходит идея. — Вставай, Олег, я покажу тебе Птичку. *** Разумовский сидит, по-турецки скрестив ноги напротив пентаграммы, внизу линия красного маркера особенно жирная и повторяющаяся дважды. По ту сторону сидит Олег в похожей позе и смотрит в центр, на огни свечей. Серёжа запускает руку в карман и достаёт острый кусок разбитого зеркала, которое носил с собой в кармане, подносит к своей ладони. Олег дёргается с места, но Серёжа показывает жестом, что всё под контролем. — Я — неглубоко, — на всякий случай оповещает он и, немного повременим, делает надрез, занося над пламенем каждой, потрескивающей, свечи. Серёжа моргает — и пламя поднимается стеной, Ворон показывается в чёрном камзоле, длинная окантовка его погон поднимается, создавая впечатление перьев разъярённой, нахохлившейся птицы. Ворону не нравится пребывать в огне. — Всё, что ты видиш-ш-шь, обманчиво! — Серхио заносит высокий чёрный каблук над пламенем, собираясь выйти, но передумывает. Серёжа ухмыляется. Олег меняется в лице и садится к нему, подпирая плечо. — Хочешь сказать, что тебя не существует? — Серёжа ликует и довольно улыбается. — Мне не до шуток, Серёженька... — Серхио пытается пересечь огненную линию, но не может и злится. — Проклятие, он глушит меня! Серёжа начинает что-то подозревать. — Камеры, Серёжа! — выкрикивает Ворон и исчезает в огне. — Ка... ? — Разумовский подхватывается к наблюдательному пункту в гостиной: на всех шести экранах всё спокойно. — Серый! — он поворачивается на крик и пропадает под телом Олега, раздается шум дымовой шашки, и комнату наполняет белый туман из сна, трудно дышать — они с Олегом кашляют, Олег кутает его в ворот своего пальто. — Как-то рано ты начал, — звуки слышны неотчётливо, но Серёжа готов поклясться, это — Игорь Гром! — У добра — свои методы, — а это — незнакомый ему, малоприятный голос человека старше. И подмогу с собой привёл? — Вы тут в «Гарри Поттера» играете, я посмотрю, — Грома привлекает пентаграмма на полу, сквозь дым Серёжа видит плащ Ворона в центре. — Я не могу двинуться, Серёженька, знай это. Это ты привёл в дом экзорциста. Я предупреж-ж-ждал тебя ни раз!... — Серый, прижмись ко мне, — огромная волчья ладонь вталкивает его к себе в грудь, Серёжа слышит выстрелы винтовки из их арсенала и чувствует, как отдачей двинулась рука Олега. Любопытство заставляет его увидеть, как Гром прячется за письменным столом, перевернув его, а рядом, возле шкафа, стоит мужчина в белом, как в его сне, пальто нараспашку, под которым нет других одежд, и не двигается с места, подняв направленные ладони ему в лицо. — Серый, я не могу двинуться, — слышит он. — И ты — тоже?.. — Серёжа переводит взгляд с Птицы на Олега. — Что значит «и я — тоже»? У меня колено прострелено... — Хватит там болтать — сда... — Попал в Грома, — кратко осведомился Олег. — Уходим. Серёжу подхватывают на руки, как в каком-то старом фильме о телохранителе, Серёжа кричит Волкову увернуться, но тот не успевает, пуля пронзает его лёгкие, и он падает, погребая Серёжу под себя. — Дурак-к-к! — где-то над правым ухом раздаётся шипение Птицы. — Я — твой последний шанс! Двинь камни! Сверху на грудь давит своим весом Олег, Серёжа в панике трогает его спину и поднимает от косухи окровавленную ладонь. Голубые глаза наполняют слёзы. — Не время раскисать, Тряпка! Камни! — Птица кивает острым носом себе под ноги. Серёжа пытается сфокусировать взгляд в белом дыме и нащупывает рукой холодный кристалл на том месте, где они с Олегом рисовали колдовской круг маркером, зачем-то слушается Ворона, вдыхая слёзы обратно, будто они — мираж и всего этого не существует, и отбрасывает его в сторону. — Молодец! Теперь я — свободен! — это звучит угрожающе. Ворон в один скачок оказывается возле Серёжи. – Нет! — Серёжа защищается руками, но Птица вселяется в него. Серхио поднимает винтовку Олега и стреляет в голову экзорцисту. — Поделом этому человеку. Лезет, куда не просят. С ним даже невесело, правда, Игор-р-рь? Птица, выискивая, всматривается в перевёрнутый письменный стол, но телом Серёжи тяжёло руководить — пуля, выпущенная Громом, разверзает человеческое мясо и останавливается возле костей правого ребра. Серхио сплёвывает — вороний зоркий взгляд возвращается, экзорцист, должно быть, умирает, а вместе с тем и скидывают оковы все его дешёвые фокусы. Направленное дуло тяжёлой винтовки попадает в ту же точку на теле барахтающегося за столешницей человека. — Нравится чувствовать тоже самое, что и Серёженька, Игор-р-рь? — Серхио ощущает, как быстро растекается и наполняет собой старую, поеденную плесенью, древесину паркета... человеческая кровь. Демон останавливается и на полную вдыхает, он двигается к Олегу, присаживается на одно колено и хватает его за волосы, поднимая голову. — Кого мне съесть первым? Тебя или Грома? «Нет, только не Олег! Прошу тебя, умоляю!...» — голос Серёжи бьётся в виски и болью разрастается по всей голове. — Глупый! Ты же нас погубишь так! — Серхио часто дышит с открытым ртом, жадная до обеда слюна стекает по его губам. «Пожалуйта, Ворон, только не Олег, только не Олег...» — Он уже труп! — дерзко кричит Птица, его грудную клетку наполняет отчаянье и тоска, он плачет и скорбит об утрате того, кого любил всем сердцем. Серхио закрывает лицо руками, грудную клетку разрывает от рыданий Серёжи. Невыносимо. — Прекрати, ладно! Будь по-твоему... — Серхио поворачивается в сторону Грома, идёт к столу, но вдруг разворачивается, шипя, что на это уже нет времени, забирает Олега на руки, кривясь от боли простреленного ребра, и скользит чёрным туманом из освящённой экзорцистом спальни. В дверцу красного, припаркованного мерса вонзаются вороньи когти, рывком открывая без ключей. Серёжино тело садится за руль, Серхио смотрит на себя в зеркало, на заплаканное лицо Серёжи. И на мучительно застывший вопрос. Серхио бросает взгляд на пассажирское сидение, на упавшую голову Олега, и, спеша, пристёгивает ремни безопасности поверх серёжиного цепного пса, с демонической силой вдавливая педаль газа. — Ты бы лучше о себе волновался, — Серхио чувствует боль в теле. — Я тоже, знаешь ли, не в порядке.