Creep

Скудный луч холодной мерою Сеет свет в сыром лесу. Я печаль, как птицу серую, В сердце медленно несу. Что мне делать с птицей раненой? Твердь умолкла, умерла. С колокольни отуманенной Кто-то снял колокола. И стоит осиротелая И немая вышина, Как пустая башня белая, Где туман и тишина… Утро, нежностью бездонное, Полуявь и полусон — Забытье неутоленное — Дум туманный перезвон…* Олег остолбенел и неверящими глазами вглядывался в призрак Игоря Грома, захватившего его Разума. Какая боль на этот раз могла поселиться в сердце его... он не знал, каким словом назвать их взаимодействие длиною в жизнь... Но точно знал, что Серёжу опять что-то мучило. Но что опять он, чёрт возьми, проглядел, пока тренировал их нового хирурга, Леру Макарову?! И почему его... партнёр — пусть будет, едрид-мадрид, это слово, хоть Олег и не любил попсовость и всё, что с ней связано — спит с Игорем Громом? Почему у Серёжи такое расслабленное лицо?.. — Серёжа, что происходит?! — Олег подбирался ближе с пистолетом в руках. По стенам ползли чёрные тени, как птицы в каких-то японских стихах, но об этом Серёжа знает лучше. Птица открыла глаза. Серхио смотрел на спасателя презрительно, как будто этот склад был его царской почевальней и ему принесли дряное вино. Вылить вино из кубка, к столу — новое, а этого человека принести в жертву древним богам! Принести в жертву ему, как когда-то, когда ему поклонялись племена майа. Пусть кровь льётся рекой по ступеням пирамиды к его трону, пусть в воздухе пахнет металлом, человеческие жизни ничего не стоят. Разве что одна, в тело которой он обязан вернуться! Серхио глянул на Серёжу и решил поиграть с человеком, прижал Серёжу к себе, щедро одаривая пришедшего смертного величественной улыбкой. — Что ты здесь делаешь? — человек целился в него из железной палки, как будто это ему навредит, то и дело поглядывая на его рыжего мальчика. Птицыного. — А что, не видно? — этот грубый голос, как будто горло никогда не споласкивали вином, голос тела Игоря Грома, изрядно ему поднадоел. — Я не знаю, что ты здесь делаешь, — Олег был настойчив, — но сейчас я целюсь тебе в башку. Я думаю, ты понимаешь, кого я хочу забрать. Никто из нас не в силах драться. У тебя — заживает грудная клетка, ты — всадил мне пулю в спину тогда, помнишь? Вряд ли ты хочешь здесь три трупа. Отдай мне моего Серёжу, и тихо-мирно разо... — Твоего Серёжу?! — Гром подскочил, впивая когти рыжему мальчику в плечо. — Да как ты смееш-ш-шь даже говорить об этом при мне?! Олег изменился в лице и стал в него всматриваться, а затем на нём проявилось забавляющее Птицу ошеломление. — Не может быть... — Упс, ты догадался? — Серхио театрально развёл веером пальцы и дотронулся себе до лба. — Весь спектакль на смарку... — Серхио плотоядно засмеялся. — Знаешь, я бы мог тобой закусить... — Пистолет всё ещё у меня, — напомнил Олег. — Не знаю, что с тобой творили и почему ты поехал кукухой, но это не... — В смысле «поехал кукухой»?! — Гром зарычал, встал со своего насиженного места, подошёл к Олегу и сжал дуло пистолета чёрными когтями. — Я могу его согнуть, если захоч-ч-чу... — Валяй, — вздохнул Олег. — Слушай, Гром, я согласен только на одного поехавшего, — он медленно обходил Птицу, как танец танцевал, подходя к Серёже. — И ещё: ты не в моём вкусе. В отличие от этого засранца, — Олег перекинул Разумовского через плечо на глазах у Птицы. Гром неестественно сузил глаза и упал в обморок. — Что за...? — Олег удивился, нежно касаясь шеи Серёжи, чтобы проверить пульс, но почувствовал толчок в грудь и отключился. — Поехал кукухой, значит! Хах, я так неузнаваем? Ворон! Птица! Серхио из древних времён майа! Я пугал народы сотнями, тысячами! Поехал кукухой! Смеш-ш-ш-ш-но! — Птица в теле Олега размахивал второй рукой. Серхио чуть не уронил Серёжу, разозлился на него и успел подхватить. — Его Серёжу, значит! Посмотрите-ка только на него! Разумовский стал приходить в себя от криков и тряски. — Олег?.. — Правильно, что тебя, как тряпку, повесили на плечо! Ты ни на что больше не способен, как прикрываться своим Олегом! Серхио был в бешенстве. — Я бы мог тебя убить или оставить умирать, но... На лице Серёжи появился испуг. Он впился в спину человека, который его держал, и пнул его по колену. — Отпусти меня! — Ах ты щенок! — Птица швырнул его обратно на диван и навис над ним. — Ничтожная подстилка! — Олег, успокойся, — у Серёжи появилось слёзы. — Что на тебя нашло?! *** Ещё две с половиной недели назад Серёжа не знал, до какой границы доведёт его ревность. Не знал, что его новый протеже будет женщиной, которая станет ему врагом. Не знал, что пострадают люди, когда он сдвинет свою пешку — Леру Макарову — на соседнюю с Белым королём клетку. Белый король — Николай Урюпинский, «бизнесмен», как он себя называл в соцсетях, исчадие ада, которое поглотило умы молодых людей. Наркобизнес — вот, чем он действительно занимался. И Серёжа узнал его. Этот же человек с татуировкой змеи на шее стрелял в него более полугода назад. Из-за этого же человека Олег попал на операционный стол. Потому что защитил его, бросился, закрыл сердцем. Он заслуживал мести Сергея Разумовского не меньше Леры, укравшей его Олега. Белый король, король дурмана, затуманивающего мозг петербуржцам, местный наркобарон — тот же человек подорвал родителей Леры Макаровой, в их отпуске. Хирурга Леры Макаровой, которая не смогла перенести душевную травму и уехала из страны во Францию. Урюпинский не поделил территорию со своим конкурентом по «бизнесу», совладельцем отелей «Золотой принц». В него же по роковому стечению обстоятельств заселились родители Леры Макаровой. Мир — тесен. *** Полторы недели назад Разумовский испытывал стыд — густой, вязкий, пережимающий солнечное сплетение. Он смотрел на Леру с Олегом, не поворачивая головы от ноутбука. Только глазами, чтобы не выдать себя. Не выдать чувство стыда, которое невозможно терпеть. Он проиграл. Просчитался. Не учёл. Он корил себя за то, что нашёл этого хирурга Леру, ненавидил за то, что Птица взял контроль над телом и притащил Леру сюда. Каждый раз, когда Лера перевязывала раны Олегу, губы Разумовского сами по себе поджимались от отвращения. Он думал, к ней. Но нет... Неделю назад он осознал, что это отвращение он испытывает прежде к себе самому. Невыносимое чувство для того, кто пробился через сиротство в бизнес, кто поставил на уши весь Питер, за кем бесконечно следует его верный «слон» в шахматной партии. Душевные раны оголились, словно содранные тупым ножом. Всё то, про что он пытался забыть, заново нахлынуло и топило. Зачем отдал Ворону власть? У Сергея Разумовского хватало врагов — не хотелось, чтобы одним из них был его союзник. Два союзника. *** Неделю назад Серёжа не мог сосредоточиться — его пожирали внутренние бесы страха и презрения. Он собирался поставить на доску сам проект «ЧД», чтобы отомстить сразу двум людям — Николаю Урюпинскому и Лере Макаровой, используя их друг против друга. — Серёж, что там делаешь? — Олег оторвался от своего смартфона и обратил внимание на него. Да неужели! Лера не отрывалась от чтения какого-то глупого женского детективчика с такой уверенностью, будто знала, что Олег от неё никуда не денется. Серёжа презрительно цыкнул зубами. — Нашёл кое-что, думаю, тебе стоит взглянуть. Леру я сам введу в курс. На это Лера подняла голову. — Сергей, я давно знакома с Вашей позицией, — она отложила свой тупой роман для девочек, — но если Вы хотите, чтобы я действовала, я должна знать, с кем ещё имею дело. — Ладно, садись рядом... со мной, — уточнил Разумовский, пододвигая стул от Олега ближе к себе. — Мне есть, что тебе рассказать про убийц твоих родителей. И партия началась... *** Серёжа думал над новой концепцией ЧД почти год. С февраля, когда Олега ранил в сердце сам Белый король, — тогда пришла мысль, что надо что-то менять. Разумовский всё думал, кого же выбрать на эту роль, присматриваясь к тем, чьи взгляды были похожи. Он наметил несколько лиц, но чего-то в них не хватало — боевой стойкости или безумия. А вот Лера была идеальным кандидатом, идеальной пешкой в партии, которую Серёжа собрался разыграть. И её было даже не жаль, особенно после того, что она сделала, после того, как она влезла в их... партнёрство с Олегом, нет, её было не жалко. И, конечно же, напитав её жаждой мести за убийство родителей, Разумовский отправил Леру саму на закланье в родной Питер утренним рейсом. Выйдет ли у неё донести новую идею Чумного Доктора, поймает ли её полиция Петербурга, сам Белый король Николай Урюпинский, на крыше отеля которого она появилась, как двойная месть, — это не важно. Она вряд ли оттуда вернётся живой. Ещё и падёт жертвой на глазах у граждан. Эдакая Жанна д'Арк. Чего Сергей не предвидел — это того, что сама Лера будет стрелять в гражданских. Или не она. Они с Олегом были в Германии, она — в России. По видео было непонятно, она ли в костюме ЧД. *** Сейчас. — Ты слишком жалок, чтобы я хотел тебя! — последнее, что слышит Разумовский от Олега перед тем, как погрузиться в сон. Его дрожащие эмоции на пределе. Он не выдерживает. Тело отказывается сопротивляться такой боли. Он мог выдержать позор перед Громом, убийство гражданских по его вине, но жестокость Олега добивает и разбивает его на тысячи душевных осколков. Мелькнувшая мысль перед уходом — «... Птица?..» не успевает долететь до сознания, и Серёжа погружается в темноту. *** Серёжа открывает глаза — так это выглядит для его верного соратника Олега Волкова. Птица выжидает в Серёжиной груди, таится и наблюдательно собирает в один узор чужие мысли и чувства, чтобы, когда придётся, ударить побольнее. — Серый, с тобой всё в порядке? — Олег дотрагивается до Серёжиной головы и хмурится сам. — Меня тоже чем-то накачали... — Кажется, да, — не без омерзения Птица вспоминает, как ведёт себя Тряпка и копирует. Серёжа поднимается, тянется руками к Олегу — Волков слушается и берёт на руки. — Уезжаем, пока он тут валяется, — взгляд Олега падает на не пришедшего в себя Игоря Грома. *** В машине, когда Волков за рулём, Серёжа внезапно говорит: — Я тебя ненавижу, — Птица наслаждается разворачивающимися эмоциям на человеческой маске — на лице Олега. — П-почему? — Олег обескуражен, Ворон застал его врасплох, как мелкого грызуна, который выклюнулся из своей привычной норки. Но он за рулём. Поэтому нужно быть осторожнее. Серёжино тело ему всё ещё нужно. Ворон продолжает свой спектакль: прячет смеющееся лицо за Серёжиными ладонями, показывается серьёзным и разочарованным, даже достаёт наушник из кармана Серёжиной куртки и втыкает в смартфон, чтобы послушать грустных «Placebo», как это делает Тряпка. Ему нравится играть со своей добычей. Птица молчит, делает вид, что Серёжа обиделся. — А, знаешь, что, Птичка, — Олег хитро смотрит в зеркало переднего вида. Птица шокирована. «Как он догадался?!» — Я знаю твой секрет, — Олег усмехается и смотрит на дорогу. — Ты меня лучше не отвлекай, а то разобьёмся. Серхио ёжится, поджимает под себя ноги и водит пальцем сбоку чёрной пластиковой панели телефона — создаёт видимость, что Серёже наплевать и он делает музыку громче. Но внутри тела Разумовского всё грохочет от ярости. «Откуда он знает, эта шавка, мой секрет?!» — Ты допустил ошибку, когда второй раз в меня влез, — говорил Олег, а Серёжа медленно поднимал на него голову от айфона. — Да, я теперь вспомнил. Семь месяцев назад был первый раз, когда мы сцепились с бандой Николая Урюпинского, его ещё Серый, ну то есть ты, — усмехнулся Олег, — прозвал Белым королём — Серый любит финты с шахматами, я в это не лезу. На всякий случай, напомню — не знаю, как у вас там, двоих, память между собой делится — Урюпинский — петербургский наркобарон и вёл дела он достаточно грязно, мы с Серёгой его решили прихлопнуть. Тогда, почти год назад, мы, Птичка, с тобой находились в таком тесном контакте впервые. Ты же в меня прыгнул, да?.. Серёжа насторожился и затих, скручивая провод от наушников в руках. — Конечно, мы столкнулись с некоторым сопротивлением — человек пять, не больше. И тут появляешься ты, толкаешь меня под колено — и я падаю спиной на Серёжу, закрываю его собой. Серёжа практически тогда не пострадал. А этот ваш Белый король стреляет мне в грудину. Ну а дальше ты, думаю, эту историю знаешь: операционный стол, моё сердце и пошатанные нервы Серёжи. Любит он меня слишком... — Не любит, — Птица не выдержала и пырнула Олега гневливым взглядом. — Решил-таки заговорить? А ещё я знаю, что ты привязан к этому телу и по какой-то причине не можешь сбежать. Это сводит тебя с ума. Ты сам мне это всё показал, когда был во мне. Кусай локти, Птичка. Кстати, ты мне Серёжу когда вернёшь? — Я никогда не верну тебе его! — Птица воспылала ревностью. — Он - мой! Я — его единственный и первый друг! — Это я его друг, а ты, так, глюк... Серхио чувствовал, как комом в горле подступает лёгкая тошнота. Ему пришлось сдаться. Он прислонился к холодному стеклу автомобиля и сказал: — Соизволь отстать от нас, человек. Нам нужен покой! И Серёжина голова поникла. *** Человек был прав. Это сводило Птицу с ума — невозможность разорвать эти проклятые узы, отвязаться, забыть, проклясть. Серёжа — он... он манил, прельщал, его хотелось то опекать, то бить челюстью о стены. Но невозможно было перестать находиться рядом. Серёжа — его дар и его проклятие. Человек — этот Олег Волков — не знал одного и, впрочем, самого важного. Демон, чьё сердце воспылало к смертному, рискует погибнуть, утратить своё бессмертие, перестать существовать. Замок Серёжиной души был нестабилен, периодически там всё рушилось, и на голову Птице сыпались осколки. У Птицы было недостаточно жертвенной крови, чтобы уйти, покинуть это тело. Но с каждым днём он всё больше чувствовал. Он злился, ревновал, завидовал... Прикосновениям Олега к Серёже, обмену ласковыми словами между ними, взглядам, их общим надеждам и мечтам. У Птицы ничего этого нет. Он не может дать Серёже больше того, что уже дал. А дал он много. Власть. Силу. Уверенность. «Неужто этого мало, Серёженька?!» Серхио шипит сам себе, варится в своём котле из гнева и зависти, в ушах играет музыка Разумовского. *** — Приехали, выползай, на старую квартиру мы не поедем... — человек останавливает железную колесницу на четырёх ногах и открывает перед Птицей дверь. — И куртку на, мою, возьми — тут холодно, — на плечи ему надевают чужую — не-Серёжину — куртку, это злит, но ради Серёжи Птица готов терпеть. *** Серхио лежит в чужой куртке на холодной крыше нового дома и смотрит на звёзды. Он и забыл, как красивы они бывают, звёзды. Мерцающие невообразимым светом, притягивающие Ворона огни. — Ты когда в дом? И, это, на, поешь, — человек отворяет дверь, присаживается на корточки и держит в руках миску с острой лапшой. — Телу нужна еда. Этот Олег Волков его — Птицу — совершенно не боится?! Пахнет кисло-сладким соусом. Такую Ворон пробовал в Китае, ещё тысячелетия четыре тому назад. Бедное население не могло позволить себе больших печей, поэтому люди готовили в куносообразных сковородах. Добавляли овощи, много специй шло в ход... Птица чувствует, как постепенно Олег отбирает у него власть за Серёжину душу. Ему, демону, приходится есть подобно обычному смертному, пока Серёжа не здесь. Он — заложник тела Разумовского. *** — Нам придётся её вытаскивать фактически вдвоём, — Олег начищал холодное оружие в роскошном салоне самолёта до Санкт-Петербурга. — Если, конечно, она ещё жива... Серхио сидел за Серёжиным ноутбуком и не мог отвести глаз от мерцающей палочки на светящемся экране. Как Серёжа заклинал эти, свои... коды, когда яркий свет столь привлекателен и незыблем? Механическая память не давала полных знаний о том, как взломать систему видеонаблюдения отеля «Золотой принц» и личного поместья этого графа Урюпинского в дурманящих наркотических шелках. *** Серхио нужен был Серёжа. Возле скал появился дёрганный Ворон. Серёжа сидел на земле, обняв свои ноги, и плакал. Он поднял голову с виноватым выражением лица. — Вернись обратно! — процедил Ворон, хватая Серёжу за рукав толстовки. — Нет! — Серёжа ударил рукой воздух, затронув чёрные перья. — Я не могу, мне так стыдно, я лучше останусь здесь... Я так виноват перед всеми... Птица отпустил его и присел рядом. — Наверху нужна твоя помощь... — Я не могу, Ворон, я просто не могу, — Серёжа опустил голову на колени и пустился в плач. — Я разбит, потерян, мной управляет сейчас стыд... Я... Я просто... Серхио вдруг поднял Серёжу за рыжие волосы и дал ему пощёчину. — Ты просто омерзителен. Ворон поднялся и развернулся, сзади доносились всхлипы, движения, крик: — Нет, не уходи, пожалуйста, побудь со мной... Слова переходили в рыдания и мольбы. «Нет, — думал Птица, уходя. — Это я омерзителен...». *** Вернувшись из астрала, Птица обнаружил, что тело спит на одном из кресел его личного самолёта, накрытое курткой Олега Волкова. Должно быть, этот «заботливый» Олег снял с себя последнее, чтобы согреть тело человека, в котором сейчас Птица. Птица ненавидел его. И ещё больше он ненавидел проигрывать. «Где же оно?!» Птица искал в карманах джинс. Рядом спал Олег. Острое лезвие было найдено и в последствии, как змея, легло на шею спящему Олегу. — Если ты не вернёшься, я убью его.... — прошептали тёмные губы Ворона, в голове раздалось звонкое: «Не надо!», — и они поменялись местами. *** — Серёжа, нам надо поговорить, — сказал Волк, обычно за этим следовали какие-то нравоучения, но могло быть что-то и похуже. Разумовский после всего случившегося до сих пор не мог привести мысли в порядок, он сильно натянул лиловую футболку-большимерку до колен, ноги у него были голые. Родной Питер встретил их тишиной и холодом. Но Серёже не хотелось заботиться о себе. Не после всего. Он столько пропустил. Олег всё вывозил на себе, пока он боялся даже появиться ему на глаза, блуждая во снах. Единственное, что он сделал, когда очнулся, — это взломал системы видеонаблюдения, не вынес и снова отключился, как слабак, как Тряпка! А Лера Макарова по-прежнему была для Олега важным человеком, иначе на кой бы он бросился её спасать?! — Ты бы хоть штаны надел, — сделал замечание Олег, присаживаясь напротив. — Обойдусь как-то, — съязвил, сам не понимая, чего, Серёжа, и ещё больше стал давить костяшками пальцев на свои бёдра, сжимая края футболки. — Рад тебя видеть, Серёжа. Именно тебя. Ага, как же, он рад... Он, скорее, Лерку, свою, рад видеть — живой... — Ты «проспал», как мы вытаскивали Лерку, но это сейчас несущественная деталь. Я должен перед тобой извиниться, — Олег взял Серёжу за руку. — Ты неправильно меня понял. У Серёжи предательски заблестели глаза, он с надеждой посмотрел на Олега. — ... Я не хочу переносить этот разговор, но думаю, ты должен знать. В тот февраль, перед тем, как в меня стрелял Белый король, я почувствовал какое-то жжение в груди, как будто расплавленный ком, я задыхался. Я не мог пошевелиться и не был способен управлять собственным телом. Мне жаль об этом говорить, Серёж, но твоя вторая личность заставила моё колено согнуться— и я на тебя упал... А дальше историю ты знаешь. Серёжа не понимал, что происходит, он был в ужасе. — И-извини, О-олег... — голос Разумовского дрожал, его всё ещё держал за руки Волк. Олег улыбнулся самой доброй улыбкой, на которую был способен только Волков. Он крепче сжал его астенические ладони. — Брось, Серый. Я сказал это тебе за тем, чтобы ты был на чеку... По ходу, твой Ворон умеет вселяться в других людей... *** Чем больше Серёжа думал о том, что из-за него — нет! из-за Птицы! — Олег попал на операционный стол в тот злосчастный февраль, тем больше он испытывал ненависть. Чистую, бурлившую, дремавшую в нём давно. Ненависть к Себе самому, ненависть к Другому! *** Дни проходили, Птица не появлялся. Лера по-прежнему жила в их доме, её невозможно было отослать в том состоянии, в котором она попала к ним в руки: побитая и опьянённая наркотиком. Олег бы посчитал Серёжу бесчеловечным, Серёжа не мог сбросить эту карту. Белый король залёг на дно после того, как активистам ЧД не без помощи хакерских способностей Серёжи удалось доказать его причастность к выстрелам у «Золотого принца». Каждый день Серёжа прокручивал в голове, что самолично, своим собственным телом, поставил Олега под обстрел, чтобы в тот февраль защитить свою шкуру в борьбе с Николаем Урюпинским, Белым королём. Насколько низменным животным он был, чтобы наплевать на связывающий их долг, на их с Олегом партнёрство — лишь бы спастись самому?! Нет, это был не он! То был тот, Второй! И он ненавидел его всей душой! *** — Серёж... — свежие бинты пахли марлей, в воздухе стоял запах лекарств, еды, которую Олег готовил им на ужин, и дерзкого парфюма Волкова. Родной город, Питер, пах похожим образом. Волков был для него о Питере. — Ты спать идёшь? Олег оплетает его рукой за бёдра, по-свойски, как будто всегда так делал. Серёжа лежал в халате с голыми ногами. «Нужно в душ, в душ, в душ-ш-ш...» — в голове появляется мысль, Серёжа нехотя встаёт и выходит. Мысли будто свои, родные, что надо бы сходить в душ... И, воспринимающий их, мысли, своими, Серёжа идёт... А Птица плетёт мыслительный узел, как гнездо, ветка за веткой, используя вредящие смыслы, надавливая на хрупкие точки. ... Почему так горит тело?.. Серёжа возбуждён, Птица заставляет его взять фиолетовый продолговатый предмет из коробки под ванной, Разумовский горит... Олег же подождёт?.. Птица направляет его руки, принуждает делать себе резко и больно, вставляя глубоко, и задыхаться. Как же больно. Слезы выступают на глазах Серёжи... Но это именно то, что ему сейчас нужно — физическая боль, которой уступит боль душевная. Он больше не может видеть Леру и Олега вместе. Больше никаких душевных ран — только боль там, внутри него, в горячем теле... Серёжа чувствует, как выступают слёзы и продолжает резко вынимать и засовывать в себя ранящий фиолетовый силикон. Пока действие не доводит его до края, пика эмоций, бегущего мурашками по всему телу. Серёжа плачет, рука с предметом опускается. Что он делает? Что Ворон заставляет его делать? Как он, вообще, посмел явиться после того, как Серёжа узнал, что именно из-за него Олег оказался в неотложке?! ... И по возвращению Серёжа уже ничего не может. Ему так стыдно перед Олегом. Он опять всё испортил. Это мог бы быть их первый раз. Но... вместо этого он отдался Ворону и не мог это самовольно прекратить. Он ненавидел это потом. Ненавидел себя. Но тогда, когда Птица вселился в него в ванной комнате, это затягивало, как дурной сон. Сон, полный боли, но не разочарования, сон, который способен отвлечь от вороха эмоций. У каждого человека есть болевой порог, и это был именно его порог — Серёжа достаточно натерпелся и уже не мог выносить больше. Ворон дал ему это. Серёжа не мог не брать, иначе бы сошёл с ума от душевной боли. Ворон опять появился в ненужный момент, и он снова ему подчинился. Серёжа ненавидел в себе эту слабость! Своими руками он сам же дал Птице власть над собой, дал Птице отстоять своё законное, как бы тот посчитал, право на первенство. Разумовскому стыдно. Он — расслаблен, но уже ни на что не способен, кроме как выключить светильник и спать. — Спокойной ночи, Олег... — говорит Серёжа и еле слышно добавляет: — Извини меня... Лера — враг — спит в соседней комнате. — За что, Серёж? — грубый Волк наваливается и обнимает его со спины. — За всё. Прости. И давай спать. А то я не усну... От боли. Это знает и Птица. Если так продолжится и дальше, если их связь — связь демона с человеком — будет укрепляться; если для Серёжи кто-то другой станет ближе, это будет конец, Серёжа станет его личной смертью. — ... Если ты полюбишь его больше, чем меня, — шепчут чёрные губы Птицы, — я могу умереть, Серёженька... Ты лишишься своего единственного настоящего друга навсегда... --- *Осип Мандельштам, 1911