Причина, по которой мы теряем любовь

Доен просыпается от теплых солнечных лучей, которые пробивались сквозь шторы, и приоткрывает глаза, накидывая сверху одеяло. Ему хотелось спрятаться от этого света и поспать подольше, плотно закутавшись в теплое одеяло, но спустя минуту звенит будильник, и Доен раздраженно стонет, выключая его. Стоит ему это сделать, как на него сверху наваливается кто-то большой и тяжелый, приятно окутывая теплыми объятиями. Мужчина выпутывает Доена из одеяла и мягко шепчет: - Пора вставать, иначе опоздаешь на смену. Доен улыбается, наконец, просыпаясь. Его щеки тут же начинают покрывать мягкими поцелуями, и Доен с тихим смехом переворачивает альфу на спину, уютно укладывая голову на его плече. - Я не хочу на работу, там Юта снова будет меня гонять, и в итоге мы опять подеремся посреди рабочего дня. Над головой слышится тихий смех: - Юта приставучий и наглый, но ты, кажется, снова забываешь, что он одинок, а ты - единственный, кто с ним общается. - Я не виноват в том, что он боится вступать в отношения с людьми. Можно подумать, я его насильно удерживаю рядом с собой. Его вдруг небольно щипают за щеку со словами: - Ты такой вредина, серьезно. Доен одергивает чужую руку и вскакивает: - Боже, Джонни, ты ведь знаешь, как я терпеть не могу это. Джонни смеется громче из-за возмущенного лица над собой, а затем утягивает Доена обратно к себе за руку и целует в губы: - Знаю, но у тебя каждый раз такое милое личико, я не могу удержаться. Доен слабо хлопает его по груди, но на поцелуй отвечает, как вдруг на постель с громогласным криком запрыгивает мальчик, падая на спину Доена: - Папа, ты что, до сих пор не встал? Джонни отвечает: - Вот и я о том же, Джемин. Твой папа совсем распоясался. Джемин лишь наваливается сильнее, обхватывая руками шею омеги, пока тот пытается выпутаться: - Дже, ты ведь сам вчера со мной валялся в постели. - Да, но я ведь не опоздал в садик в отличие от тебя. Доен снова возмущается, но Джонни пресекает эти попытки защититься, вытаскивая его из постели. Они почти все время проводили вот так утро: Джонни всегда вставал раньше Доена, хотя тот был ранней пташкой, а Джемин лишь следовал за отцом, подражая ему. Их обоих такой распорядок не напрягал, но Доену, у которого была очень загруженная и стрессовая работа, было тяжело, и с каждым годом это только усиливалось, поскольку он не молодел. Доен понял, что после тридцати жизнь, может, и не меняется кардинально, но изменения в организме начинаешь замечать вот в такие моменты. Джонни лишь с понимающей улыбкой всегда сам вытаскивал его из постели, готовил ему завтрак, подавал кофе, сам отвозил Джемина в сад и забирал оттуда, когда у Доена была смена. У него был достаточно гибкий график и как таковых проблем со здоровьем, в отличие от Доена, у него не было. Он много раз предлагал Доену уйти из больницы и перейти в место поспокойнее, но тот всегда категорично отвечал нет и на время замыкался в себе. Джонни на это всегда понимающе молчал и ждал, когда Доен остынет. Джемин был мальчиком активным, веселым и достаточно озорным: порой Доену казалось, что он не способен угнаться за собственным маленьким сыном, который то и дело обнимал его, звал играть, постоянно бегал и просто обожал кататься на велосипеде. Доен и бегал, и играл, и ходил, и веселился, широко улыбаясь, несмотря на усталость, поскольку именно в такие моменты ему на душе становилось легче и порой омеге казалось, что время бежит пугающе быстро, - он почти до минуты помнил день, когда родил его, и это был один из самых и печальных моментов в его жизни. Джемин был солнечным и ярким, Джонни - заботливым и понимающим, Доен - уставшим и внутренне сломленным. Но каждый раз, когда Джонни его целовал, он улыбался и отвечал, поскольку это наполняло его сердце какой-никакой краской и теплом, а смех Джемина и его яркая улыбка давали повод просыпаться по утрам. Доен сказал бы, что вполне себе счастлив и что ему ужасно повезло. На прощание он целует Джонни и Джемина и выбегает из дома, чтобы успеть на автобус. Все это время он продолжал спасать людей, работая в приемном отделении, и несмотря на то, как сильно на него давила эта работа, он не уходил по двум причинам, которые за все эти годы так и не озвучил Джонни. Первая заключалась в том, что он попросту боялся покинуть место, которое дарило ему какие-никакие воспоминания, здесь был любимый Юта, знакомые, коллеги, привычная обстановка. Вторая состояла в том, что Доен продолжал неосознанно надеяться, и Джонни подозревал об этом, но молчал. Юта, как и всегда, улыбчивый и громкий с утра: он треплет Доена по голове под возмущенный возглас и тут же сует ему в рот его любимую конфету, чтобы задобрить. Как ни странно, на Доена это действовало. - Вижу, настроение плохое. - Меня насильно вытащили из кровати, я бы посмотрел на тебя, если бы с утра пораньше на тебе скакал ребенок и пытался задушить. Юта ожидаемо заливисто смеется: - Джемин, как и всегда, мучает тебя. Но ты ведь знаешь, что он тебя очень любит? - Конечно, знаю, дурак. Юта идет рядом вприпрыжку до больницы: что-то торопливо рассказывает о том, как какая-то бабуля в автобусе придавила ему ногу своей сумкой, а потом, как его пытались похитить, но под скептичным взглядом Доена тут же признается, что просто повелся на милую кошечку, сидевшую у тротуара. Доен любил Юту, ведь тот, несмотря на кажущуюся наглость, непосредственность и глуповатость, был человеком вдумчивым, наблюдательным и добрым. А еще до ужаса, просто до ужаса бойким, энергичным и настойчивым. Доен честно считал, что Юта способен даже покойника с того света достать этими качествами. Впрочем, он умело вытаскивал их с того света своим острым, стремительным умом и профессионализмом: за время работы у него на счету было гораздо меньше умерших пациентов, чем у Доена, который славился своим самообладанием. Доен отчасти завидовал другу: ведь тот был иногда таким невнимательным, но как же ему удавалось успешно лечить и спасать людей. Юта всегда отвечал, что ему просто везет, но Доен понимал, что тот лукавит. Пока они переодеваются, Юта не отстает от него. - Что будете делать на выходных? - Пока не знаю. У нас с Джонни годовщина в субботу, он обычно устраивает в этот день сюрпризы. Даже не знаю, что он придумает на этот раз. - Снова сбагрите Джемина на бабулю Со и будете проводить выходные в горизонтальном положении? Доен возмущается: - Юта! Юта широко распахивает глаза, хотя шире, казалось, уже некуда: - Что такого? Я думал, вы просто будете валяться на диване и смотреть фильмы. Разве так делают не все женатые парочки, у которых затухает страсть в отношениях? Доен бубнит, складывая вещи: - Ничего там не затухло. Юта наклоняется к нему: - Чего? Ты снова бубнишь, Доен. Говори громче, ты же знаешь, как я не люблю, когда ты так делаешь. - Почему бы тебе не начать встречаться с какой-нибудь омегой или найди себе альфу? Не знаю, как ты там предпочитаешь, но умоляю, - кого-нибудь! Чтобы он тебя удовлетворял в постели, и ты перестал, наконец, обсуждать наш с Джонни секс. Юта обиженно дует щеки: - Не нужен мне никто, кроме тебя. Я вполне доволен своей жизнью, а секс - это второстепенное. Разве духовная связь не важнее? Доен закрывает шкафчик, поднимая взгляд на Юту: тот заметно погрустнел, и так происходило каждый раз, стоило им заговорить о его отношениях. Доен ненавидел себя за то, что каждый раз заводит об этом разговор, расстраивая Юту, который всегда старался его развеселить и сделать счастливее, но ему было неспокойно от его одиночества. Порой он Юту не понимал: действительно ли того не интересуют отношения, и он так доволен своим одиночеством, или же просто скрывает свои настоящие чувства за этой маской. Доен Юту знал: тот умело мог пускать пыль с глаза, но почему-то сейчас не получалось его разгадать. - Юта... Ты должен понимать, что я беспокоюсь за тебя. Несмотря на то, как я бываю с тобой груб и пренебрежителен, я все равно тебя люблю, знаешь? И мне неспокойно от того, что ты говоришь такие вещи. Я - не твой парень или муж, а друг. Ты должен быть с кем-то, понимаешь? Неужели тебе не одиноко? Что ты делаешь дома один, когда мы с Джемином и Джонни заняты? Ведь, насколько мне известно, больше друзей у тебя нет, кроме нас, а со знакомыми, которых знаешь много лет, даже просто в бар не ходишь, потому что принципиален. На лице Юты привычно мелькает тень улыбки: она почти все время была на его лице, и совершенно нельзя было понять, о чем он думает в те или иные моменты. Он был непроницаемым, словно стена, и Доен никак не мог привыкнуть к этому его качеству. А еще Юта умело переводил стрелки и уходил от неудобного разговора с этой самой тенью улыбки на лице. Доен знал, как все начинается: Юта слегка наклоняет голову вбок, глядит прямо в глаза, губы привычно держат эту тень, и он, сложив руки в замок, деликатно произносит: - И я тебя люблю. Мне приятно слышать это от тебя даже спустя столько лет, потому что ты редко говоришь мне такое. Правда. Я очень счастлив. Мне уже нравится начало этого дня, а тебе? На последних словах он широко улыбается и, хлопнув Доена по плечу, выходит. Доен медленно выдыхает, понимая, что снова проиграл ему.