Причина, по которой мы теряем любовь

Джонни был человеком романтичным, любящим и заботливым, и, возможно, именно эти качества заставили когда-то сердце Доена хоть немного оттаять и впустить его в свою душу на немного. На выходные, как и ожидалось, Джонни попросил свою маму забрать Джемина к себе на пару дней, чтобы провести с Доеном эти долгожданные минуты единения. Доен приходит со смены в субботу вечером - сегодня повезло, и его отпустили пораньше. В доме было непривычно тихо и темно, и Доен, забыв о том, что Джонни склонен к некоторым неожиданностям, начинает беспокоиться, как к нему из гостиной выходит Джонни. От сердца отлегает. - Ты меня испугал. Где Дже? Я думал, мы сегодня поужинаем вместе и сходим в кино, он давно хотел. Джонни улыбается, притягивая его к себе: - Он у мамы. Разве тебе недостаточно меня для ужина? Доен смеется: - Как же все-таки это звучит до ужаса странно и высокопарно. - Но тебе ведь нравится. - Да, мне это нравится, потому что это говоришь ты. - Я не устраивал сегодня никаких сюрпризов, решил, что ты захочешь просто отдохнуть. Ты в последнее время слишком сильно устаешь, я беспокоюсь. Доена это трогает: - Прости за это, но я, правда, очень благодарен. Мне действительно просто хочется немного полежать и поспать. С годовщиной тебя. Спасибо, что ты со мной все это время. Джонни целует его в лоб, обхватив ладонями его лицо: - Поздравляю с нашей четвертой годовщиной, Доен. Ни о чем не волнуйся, ведь я обещал, что всегда буду заботиться о тебе. Хочешь есть? - Да. Было бы прекрасно, Юты сегодня нет, и некому было мне напомнить поесть. - Тогда иди в душ, я пока все подогрею. Не забудь принять лекарства. Доен послушно идет в душ и устало стоит под водой, оперешись руками о холодную стену: виски ужасно пульсировали, а мышцы ныли. Он прикрывает глаза, пытаясь унять болевые ощущения и глубоко вдыхает и выдыхает, но это никогда особо не помогало, а он делал по привычке. В какой-то момент ему становится хуже, и поэтому Доен медленно стекает по стене вниз, садясь на пол и обхватывая голову руками. Гудение в голове становится будто громче, и он пытается совладать с собой, чтобы еще и этим не испортить Джонни праздник. Но тот, забеспокоившись, заходит в ванную и видит сидящего под струями воды Доена. Он тут же подлетает к нему и обеспокоенно оглядывает его, осторожно поднимая голову: - Доен, что болит? Доен выдавливает: - Все нормально, просто... голова немного гудит. Он странно ведет плечами, когда шевелит руками, и его будто ломает. Джонни вскакивает и через секунд тридцать уже сует ему в рот таблетку: - Я же просил тебя принять лекарства, почему ты всегда забываешь... Доен глотает таблетку и утыкается лбом в крепкое плечо, шепча: - Спасибо. Джонни мокнет с ним под душем почти полчаса, пока Доену не становится лучше, а затем, закутав в полотенце, уносит в спальню. Там он растирает его полотенцем, тщательно вытирая, и глядит снизу вверх нахмуренно, явно беспокоясь. Доен мягко перехватывает его руки со слабой улыбкой: - Я в порядке. Уже не болит. - Что я могу сделать, чтобы тебе стало лучше? - Ты итак делаешь это постоянно. Лучше поцелуй меня. Джонни садится рядом с ним на постель и нежно накрывает его губы своими - Доен подается вперед, чтобы взять как можно больше ласки, но альфа отстраняется, боясь прикоснуться. Джонни всегда был таким после подобных случаев и боялся на Доена даже дышать, не то что прикоснуться грубее и сильнее хоть когда-нибудь. Доен понимает, что делает Джонни больно, но никогда не мог уверить его в том, что с ним действительно все нормально. Омега прислоняется к его плечу, закутываясь в полотенце, и поджимает ноги под себя: - У меня скоро течка. Придется снова просить твою маму забрать Дже к себе. - Да. Я скажу ей, завтра соберу вещи на всякий случай. - Тебе вовсе необязательно уходить, останься со мной. Джонни вздыхает: - Ты же знаешь, что я не могу. Мы живем вместе четыре года, и каждый раз, когда у тебя течка, ты... Я просто хочу сказать, какой смысл просить меня оставаться в этот период, если ты все равно не даешь к себе даже подойти, а потом я еще и должен слушать, как ты зовешь его? Доен пытается сглотнуть ком, но ничего не получается, потому что это было ужасно горько и трудно. - Я знаю, как поступаю с тобой, ты этого не заслуживаешь, никогда не заслуживал, но... я, правда, пытаюсь, поэтому и прошу остаться каждый раз. Все думаю, может, в этот раз я смогу... Джонни резко встает с постели и старается не глядеть на Доена: - Сможешь? Знаешь, в чем правда заключается, Доен? Ты никогда, никогда не сможешь отдаться мне, потому что для тебя позволить кому-то другому прикоснуться к своему телу - это сродни предательству. Мы с тобой целоваться то начали только два года назад. Доен опускает взгляд: - Прости... прости меня. Джонни оглядывается, замечая его понурый вид, и его сердце сжимается лишь сильнее. Он снова подходит к Доену и опускается перед ним, заглядывая в глаза: - Прости, снова праздник испортил. - Нет, ты прав. Я... веду себя эгоистично, но ты должен знать, что ты мне дорог. Если бы не ты, то я и Джемин давно бы пропали. Ты спас нас. Особенно меня. Джонни нежно гладит его щеки, и Доен прикрывает глаза, ластясь. - Когда-нибудь ты полюбишь меня, когда-нибудь... Но вся боль заключалась в том, что они оба знали и понимали, что этого никогда не произойдет. Они ужинают, и Доен уютно укладывается в объятиях Джонни, прикрывая глаза: мышцы ныли отголосками прежней боли, и виски отпускало постепенно, но усталость никуда не уходила, и поэтому омега всеми силами пытался заснуть. Каждый раз вот так укладываясь перед сном, особенно в дни годовщины, на него накатывала особенная грусть: он все никак не мог перестать думать о том, что было бы, если бы Джехен до сих пор был с ним. Как бы они жили? Устраивал бы он вот такие же сюрпризы? В прошлые годовщины Джехен всегда традиционно дарил ему милые мягкие парные брелки: это были сшитые игрушки в виде забавных пухлых человечков в медицинской и военной форме, и они все ужасно были похожи на Джехена и Доена, что омега всегда невольно смеялся и восторгался с этих вещиц. Они были незначительными, но забавными и символичными: Джехен всегда скрывал, откуда их достает и у кого вообще заказывает, но каждый раз, когда дарил их Доену, то улыбался, внимательно глядя на его сияющее лицо. Таких пар Доен насобирал четыре, и теперь они все бережно хранились в шкатулке, которую он не позволял никому трогать, в том числе и Джемину. Джонни видел эти подарки и в тот момент почувствовал себя так, словно навсегда остался позади: все его подарки, сюрпризы, ужины и объятия не шли ни в какое сравнение с тем, как Доен относился к этим символам. У них обоих не было чего-то подобного, и Джонни даже не пытался это создать, поскольку посчитал, что это будет выглядеть так, словно он пытается Джехена затмить. Доен хранил память о Джехене бережно, даже ревностно, никому не позволяя туда вмешиваться и что-то пытаться менять. Он не говорил о нем с кем-либо, лишь иногда были упоминания о нем в серьезных разговорах, но дальше этого никогда не заходило. Джонни солгал бы, если бы сказал, что не ревнует и что ему все равно на то, как Доен ведет себя по отношению к своему первому мужу. Доен его любил до сих пор и, кажется, даже до сих пор не мог смириться с мыслью, что тот погиб где-то там, в другой стране. В душе он невольно продолжал надеяться, и это было больнее всего. Джонни сам не понимал, почему вообще продолжает вести себя так, казалось бы, глупо и унизительно: Доен был далеко не идеальным, у него были проблемы со здоровьем, с которыми Джонни уже привык жить и помогать ему, не было того озорства и яркой натуры, о которых ему рассказывал Юта, не было даже чувств. Доен был постоянно уставшим, местами апатичным, но Джонни поражала эта его упертость и настойчивость, то, как старательно он скрывает от Джемина свое состояние, как ради него каждый раз пересиливает себя, чтобы побегать с ним и поиграть, порой жертвуя собственной едва накопленной энергией и здоровьем, - ему потом было очень плохо, и Джонни приходилось ночами не спать, чтобы хоть как-то помочь ему облегчить это состояние. Доен не был идеальным, да, но Джонни так любил его, что готов был вот так провести с ним всю жизнь, не замечая собственной усталости. Даже один его благосклонный теплый взгляд, даже одно простое незначительное касание и обычный нежный поцелуй стоили всех этих страданий.