Причина, по которой мы теряем любовь

Доен пару дней работал будто во сне: никак не мог выкинуть из головы Джехена, как тот сейчас, где находится, есть ли место для ночлега вообще, корил себя за то, что даже не предложил ему остаться, а вот так просто отпустил. Он раз за разом прокручивал момент, когда смотрел на него, и ему удавалось поймать его взгляд. Именно поэтому, когда они вдруг сталкиваются в приемном отделении, где работал Доен, то оба даже не сразу осознают, что происходит. Джехен неловко мнется на месте, засовывая руки в карманы старой куртки, тихо произнося: - Здравствуй. Доен едва слышно выдает: - Здравствуй. А сам думает:"Какое к черту "здравствуй"?". Джехен растягивает губы в мягкой, едва заметной улыбке: - Неожиданно встретились так, я даже... не успел морально подготовиться к этому. Он пытается шутить, но выходит это странно, неловко и до жути печально. Доен согласен с ним полностью, но не находит ничего лучше, чем просто спросить: - Что ты тут делаешь? - Пришел на плановый осмотр. Но так как у меня есть определенные проблемы с документами, приходится пока обращаться через приемный покой по справке. - Понятно. Повисает тяжелая пауза, и они смотрят куда угодно, но только не друг на друга. - Ну, мне пора. Рад был увидеться. Доен кивает, пропуская Джехена к стойке, как решается, и, резко повернувшись, зовет его: - Поговорим? Джехен оборачивается и тут же кивает, будто только и ждал этого предложения: - Да. Конечно. Доен берет перерыв и они идут в кафе напротив больницы. У них нет аппетита, но зачем-то заказывают по чашке кофе и пирогу. Доен морщится, когда отпивает из чашки, и Джехен вдруг по-доброму усмехается. Омега поднимает взгляд, замечая в его глазах эту ностальгическую меланхоличную ноту, из-за которой сердце почему-то трепещет. Или оно так трепетало из-за Джехена, до которого теперь можно было дотронуться, стоило бы Доену просто протянуть руку вперед и немного наклониться. Джехен поясняет: - Ты ведь не любишь кофе, так почему не заказал облепиховый чай? Ты ведь всегда начинаешь утро с него. У Доена щемит сердце, и он боится вдохнуть, неосознанно стискивая форменную рубашку на груди. Джехен сразу прячет улыбку, поджимая губы: - Прости. Столько лет прошло, твои вкусы и привычки могли измениться за это время. - Нет, все в порядке. Ничего во мне не изменилось: я все так же не люблю кофе и пью облепиховый чай по утрам. Неужели... ты до сих пор помнишь все? Джехен обводит пальцами ручку кружки, и его густые брови все сильнее напрягаются, сводясь к переносице. Он так делал, когда вспоминал что-то печальное или если ему было больно. На самом деле Доен боялся предположить, что сейчас Джехен испытывает оба этих чувства одновременно. - Я все эти годы только и жил этими мыслями о тебе. Они меня спасли. Только они. Каждый раз, открывая глаза в том полутемном подвале, в моменты, когда меня пытали, и закрывая глаза, чтобы уйти от боли, я думал только о тебе. Вспоминал твое лицо, что ты любишь, как мы вдвоем мечтали о своем счастливом будущем, что мы сделаем, когда купим квартиру побольше... Все это не дало мне сойти с ума. Доен снова хочет плакать - у него выступают слезы, и он прикусывает губу, отвернувшись к окну. Джехен при свете дня выглядел совсем по-другому, не так, каким его помнил Доен. Тогда Джехен был пусть и покрыт парой шрамов, но все же молод, красив, полон сил. Он сиял в своей простоте и этой тихой уникальности. Это влюбляло, заставляя сердце каждый раз трепетать. А сейчас Джехен другой: Доен замечает в его обросших каштановых волосах седые волосы, все такой же шрам на щеке, огрубевшие ладони, едва заметные мешки под глазами и несколько морщин на лбу, и его небольшую хромоту на правую ногу. Доен чувствует почти то же самое, что и Джехен: он тоже все эти годы жил только мыслями о нем. Когда просыпался, когда целовал Джонни, когда играл с Джемином, который был маленькой копией Джехена, когда обсуждал с Джонни планы на выходные и когда праздновал их годовщину. В каждой мысли был Джехен, и то, как их чувства и действия совпадали все это время, делает Доена каким-то слабым. И он вдруг спрашивает: - Ты меня до сих пор любишь? Так же, как и пять лет назад? Любишь ведь? Он сам не знает, зачем спрашивает, хотя заведомо знал ответ на собственный вопрос. Потому что чувствовал. Потому что видел это в каждом взгляде Джехена. Тот смотрит прямо в глаза и не дает Доену отвести свои, приковывая внимание к себе. Его тихие, но уверенные слова дают Доену вдохнуть снова, полной грудью, будто он освободился от какого-то тяжкого груза впервые за много лет: - Да. Я люблю тебя. Это заставляет почувствовать облегчение, просто ужасное облегчение: он даже не знал, что лучше, - если бы Джехен разлюбил его или же то, что тот его любит до сих пор. Но он не успевает даже что-то подумать, как Джехен продолжает с какой-то скрытой грустью: - Но ты меня больше не любишь. И я тебя в этом вовсе не виню. Доен хочет возразить, но зачем-то прикусывает язык. Какое он теперь имел право что-то говорить? - Я должен был тебя дождаться. - Откуда тебе было знать? Я якобы погиб, любой бы нормальный человек пережил это, а потом пошел бы дальше. Такова жизнь. Ты не обязан был вечно оплакивать меня. Ты ведь плакал, верно? На последних словах он улыбается, пытаясь разбавить эту тяжесть разговора, но Доену вообще не до смеха. Его отчего-то возмущает этот вопрос, и он громко произносит: - Конечно, я плакал по тебе, идиот! А потом, лежа в больнице, я винил себя в том, что отпустил тебя в эту чертову командировку! Я что, радоваться должен был смерти любимого человека?! Не веришь мне, потому что я так быстро замуж вышел? Я просто пытался хоть как-то остаться на плаву, я каждый день, каждую минуту тогда чувствовал себя так, словно тону в какой-то грязной яме, где даже вдохнуть не могу хотя бы секунду. Я... думал, что умру тогда. А ты еще так шутишь над этим?! С лица Доена срываются слезы, и он их спешно стирает ладонями, а Джехен стыдливо опускает взгляд: - Прости. Я... Он прикусывает губу, пытаясь совладать с чувствами. - Я просто так ужасно разочаровался, когда увидел этого мужчину, а потом и ребенка. Тебя не было там, где мы жили когда-то. Я просто... чувствую себя ненужным. Прости. - Ты тоже меня прости. Я даже не поинтересовался, как ты. Где живешь сейчас, как твое здоровье, в конце концов. - Я живу сейчас в центре помощи ветеранам. Мне восстанавливают личность, документы. А здоровье... думаю, лучше не спрашивать. Там все стало в разы хуже, чем когда-то было. Надеюсь, с тобой все хорошо. - Я бы не сказал. Скажи, чем ты болеешь. - Скорее, не болезнь, просто травмы от... в общем, сам понимаешь. Удивительно, что я не заболел какой-то инфекцией. Думаю, мне повезло. А ты? - У меня СХУ. Я долгое время лечусь, но пока дела лучше не становятся. - Синдром хронической усталости... У моего сослуживца он был, я видел, как ему тяжело. Надеюсь, твой муж... заботится о тебе. - Да. Он помогает очень мне и Джемину. - Джемин... Красивое имя. И мальчик тоже. Доен молчит о той самой правде, сам не зная, зачем. Может, просто не хотел все усложнять. - У тебя есть телефон? - Да, мне дали какой-то б/у, чтобы было проще адаптироваться. - Дай мне номер. Ты звони, пиши, когда будет что-то нужно. Найдем тебе квартиру, купим одежду, будем иногда гулять, чтобы ты побыстрее привык к прежней жизни. Теперь никакой войны. Джехен усмехается: - Это уж точно. Они обмениваются номерами, и Доен подписывает его контакт как "Юта 2". Джехен с улыбкой смотрит на имя Доена в списке контактов. Спустя еще пятнадцать минут они выходят из кафе и направляются к больнице. - Я сегодня утром рассказал Юте о тебе. Он был в шоке. И мы, кажется, снова поссорились. Мой длинный язык всегда его расстраивает. Джехен тихо смеется, вызывая по спине Доена табун мурашек. Он так скучал по этому. - Юта все такой же неугомонный, энергичный и язвительный? - Ты его недооцениваешь, он стал в разы хуже. Джехена всегда забавляла эта милая борьба Доена и Юты: они то и дело о чем-то спорили, иногда даже дрались, и Юта, как человек, у которого напрочь отсутствовало чувство самосохранения и тормоз, лез к Доену еще больше, подначивая его на более масштабные военные действия. И тот всегда велся на провокации, а потом ему приходилось извиняться перед Ютой за разбитый нос или скулу. Джехена это забавляло, да, и он совсем не был удивлен, что спустя пять лет Юта остался таким же. - Было бы неплохо с ним встретиться. Все-таки он был нашим единственным другом. - Он им и остается. Я позову его, у него как раз перерыв, а мне уже пора на обход. Они останавливаются у стойки и смотрят друг на друга, боясь сказать слова прощания. - Обещай, что будешь всегда на связи. Не замыкайся в себе и не отворачивайся от меня, пожалуйста. Я знаю, что не имею права просить об этом, но я... беспокоюсь и волнуюсь о тебе. Он хотел сказать совсем другие слова. Совсем не это пресловутое "беспокоюсь и волнуюсь о тебе". Джехен понимающе улыбается. Улыбается, улыбается, улыбается снова и снова, будто не он пропал на пять лет, будто не он провел пять лет в плену, будто не он вернулся домой и остался по сути без никого и без ничего. Доену же хочется лишь плакать и хвататься за грудь в районе сердца, так сильно оно сжималось от любого действия Джехена. - Я лучше буду писать. Доен думает:"Ах, верно, ты ведь так не любишь звонки". - Точно. Ладно, мне пора. Буду ждать твоего сообщения тогда. Он уже разворачивается, чтобы уйти, но вдруг останавливается. Он оборачивается, глядя на Джехена, что уже начал о чем-то говорить с медсестрой за стойкой, а затем подходит к нему снова. Джехен непонимающе глядит на него. Доена толкает это странное чувство, и он, не в силах ему сопротивляться, притягивает Джехена к себе, крепко обнимая. Джехен сначала стоит несколько секунд, осознавая происходящее, а затем неуверенно обхватывает крепкими руками его тонкую талию и утыкается носом в основание шеи. Доен шепчет ему на ухо: - Это было нужно нам обоим все это время. Джехен с ним солидарен: в объятиях Доена тепло и приятно, как и прежде, его запах незаметно окутывает, обволакивает вызывая щемящую, тоскливую нежность в груди. Он будто снова вернулся в прошлое, где они были только друг у друга. Где между ними не было пяти лет, тысячи километров расстояния, тонны боли и страданий. Где была только их любовь и их счастье. Где не было Джонни.