Причина, по которой мы теряем любовь

Когда Джехен приезжает к Юте, то Доен, не сдержавшись, бросается ему на шею, крепко обнимая. Джехен прижимает его к себе, вдыхая родной запах, и тихо произносит на ухо: - Все хорошо, я с тобой. Теперь я с тобой. Это были до ужаса банальные слова, но Доен всегда верил, лишь потому что их произносил Джехен. Джемин, несмотря на позднее время, все еще не спит, и когда выходит из комнаты в коридор и видит эту картину, то лишь произносит: - Ты за нами приехал? Джехен улыбается, отрываясь от Доена: - Да. Хочешь у меня пожить? Джемин лишь улыбается, кивая. Доен непонимающе глядит на них двоих, особенно когда мальчик подходит к Джехену, и тот берет его на руки, прижимая к себе. - Я позже все объясню. Пошли. Они едут в тишине: Джехен держит на руках засыпающего Джемина, а Доен не может наглядеться на них двоих, то и дело прикасаясь пальцами к ладони альфы. Сердце билось ужасно сильно, и Доен даже не мог поверить в то, что это все действительно правда: Джехен жив, он вернулся, и они теперь едут домой, чтобы быть снова вместе. На этот раз с Джемином. Джехен бережно укладывает Джемина в постель - у него не было лишних спален, лишь одна комната и гостиная, но Доена это все не смущало. Они долго сидят в гостиной, и Джехен крепко сжимает бока Доена, уткнувшись губами в его шею, - он всегда любил так делать, и у Доена мурашки по коже от того, каким это все было родным, понятным и приятным. Они говорят тихо, почти шепотом, глядя друг другу в глаза. - Джемин знает, что я его настоящий отец. Подслушал ваш разговор, а потом рассказал обо всем мне. - Почему он так спокоен? Я все боялся, как он воспримет эту новость, если я вдруг скажу. - Что значит "если вдруг"? Он хмурится, и Доен кончиками пальцев аккуратно разглаживает эту морщинку, успокаивая его: - Не злись. Он так мал, но понимает куда больше нас. Когда-нибудь я бы все равно сказал ему правду, но я не думал, что этот момент наступит так скоро. Джехен обхватывает его ладони своими, разогревая, и мягко целует их. Доен прикрывает глаза, судорожно вздыхая, и Джехен ловит этот вздох губами, - он нежен, всегда нежен и внимателен к нему, и Доена это всегда подкупало, сердце будто готово было взорваться рядом с ним. Джехен шепчет на ухо: - Не важно, что будет происходить, я всегда буду на твоей стороне. Всегда буду тебя защищать. - Даже если я буду недостоин этой защиты? - Я ведь клятву давал у алтаря. А я своих клятв никогда не нарушаю. К слову, клянусь я всегда только тебе. Доен издает тихий смешок, пока Джехен подталкивает его к подоконнику, чтобы тот точно никуда не делся от его объятий. - Ты такой настойчивый однако. Джехен хитро улыбается, опускаясь руками на его бедра и вырывая несдержанный вздох. Доен стискивает пальцами кофту на широких плечах: - Перестань, здесь же Дже. - Ты всегда так его зовешь. Когда-то это принадлежало мне. Доен возмущается: - Ты что же, к собственному ребенку ревнуешь? Джехен сжимает его ягодицы: - Ну, что поделать, что-то всегда должно принадлежать только мне. Доен в отместку забирается прохладными ладонями ему под одежду, оглаживая крепкий торс: - У, какой собственник. Он хмурится, когда ощущает под ладонями множество бугорков и неровностей, и Джехен, заметив его настроение, тут же отступает назад, выпутываясь из чужих объятий. - Я хочу посмотреть. - Нет, лучше не стоит. Доен настаивает, подходя ближе: - Я обязан это увидеть, Дже. Покажи мне. В гостиной полутемно - попадает лишь свет фонарей с улицы, и работает настольная лампа на тумбе. Доен видит, как Джехен сопротивляется, явно не желая показывать ему свое тело, однако поддается словам Доена. Он всегда ему поддавался. Джехен медленно стягивает с себя кофту, и Доен подходит к нему, разглядывая многочисленные шрамы от ранений: на правом боку большой след от ожога, много шрамов от острых неровных предметов - его кожу явно резали и протыкали, и у Доена дрожат руки, стоит ему представить, что еще творили с Джехеном все эти годы. Он обходит его и видит на спине следов не меньше, чем спереди, но что ужасает его больше всего, - это какая-то надпись, выцарапанная на всю длину плеч. Доен осторожно касается их, проводя по каждой линии, по каждой букве, и Джехен тихо произносит: - Я спросил у своего командира, когда тот пришел навестить меня, что значат эти слова. Что же они вырезали там. И ответ был таким, каким я и ожидал. "Раб навеки". Он прикусывает губу, опуская взгляд, а затем резко разворачивается, чтобы схватить Доена за ладони. Он шепчет судорожно, спешно, будто боялся чего-то: - Они были неправы. Они все оказались неправы. Я не стал их рабом. Ни на секунду им не был: ни когда выполнял грязную работу для них, ни когда сидел в том подвале. Я ни на секунду не предал эту страну, ни своих товарищей и друзей, ни командира, ни тем более тебя. Я остался верен своим убеждениям, и даже если бы мне пришлось умереть там, я бы это сделал. Доен не сдерживается, потому что ему больно это слышать: - А обо мне ты подумал? Ты страну не предал, это верно. Но когда мне пришло то письмо от твоего начальства, я просто умер внутри. Ты думаешь, мне тогда было дело до твоей верности, до твоей преданности государству? Никому не было до этого дела, а особенно этой стране ты оказался не нужен. Посмотри: ты почти всю жизнь им отдал, все здоровье, наша семья была разрушена, и сейчас мы разгребаем последствия всего этого. А они даже должного почтения тебе не оказали. Ни помощи, ни денег, ни наград, ни дома. У тебя чертова контузия, недолеченный разрыв предплечья, осколок гранаты в ноге. Ты думаешь, я твою медкарту не изучал? - Я всегда о тебе думал. Всегда. - Я тогда на коленях умолял тебя не ехать. Мы могли просто выплатить неустойку, твой контракт это позволял, но ты меня не послушал, ты проигнорировал все мои мольбы, а я как будто предчувствовал, что что-то должно случиться. И случилось. Джехен обнимает Доена, не зная, как еще его успокоить, потому что его боль от потерянных пяти лети никак не уходила. - Нам никогда не вернуть эти пять лет, знаю. Но мы можем просто жить дальше счастливо, как и всегда хотели. Ты ведь хочешь? - Ты дурак? Я хочу этого все пять лет. Джехен улыбается: - И я тоже. Мы будем с тобой счастливы, и больше никто и ничто нам не помешает.