Причина, по которой мы теряем любовь

Доен четко ощущал, как начинает терять самообладание, хотя это всегда было тем, что так ярко выражало его в повседневной жизни. Это его качество очень помогало и в профессиональной деятельности, но происходящие события заставили его как будто изнутри надломиться. Но если до этого момента он держался, то после того, что Джонни с ним сделал, собраться изнутри все никак не получалось. Джонни - человек, которому Доен верил, которому доверил себя и жизнь своего сына, сейчас вот так жестоко с ним поступал. Доен просто не мог себя успокоить. Джонни держал его в доме, а если и выводил на воздух, то только в жестком сопровождении. Доен не мог отойти от него даже на шаг, а в остальное время Джонни, то и дело прикасался к нему. Трогал, трогал и трогал, и в какой-то момент Доену уже начало казаться, будто его вот-вот вырвет. Джонни теперь был воплощением почти всего самого отвратительного, и порой даже мысли о Джемине и Джехене не спасали Доена. Прошло точно больше недели, и Доен больше ничем не мог себя занять, кроме как просто сидеть или лежать на постели, свернувшись в один комок. Но Джонни не оставлял его в покое, пытаясь создать их прошлую семейную жизнь. Доен выполнял дела по дому - прибирался, готовил и отдавался Джонни, но руки и ноги предательски дрожали, и омега не понимал от чего - то ли от страха, то ли от измотанности, то ли от болезни. Джонни злился каждый раз, когда Доен начинал заговаривать о том, чтобы тот его отпустил, чтобы переосмыслил свои действия, но альфа оказался совершенно сумасшедшим. И с кем он прожил целых пять лет? Доен вздрагивает, стоит Джонни прикоснуться к его лицу, и отодвигается назад, но тот лишь стискивает его бедро пальцами и натянуто улыбается. - Гляжу, ты совсем поник. Что ты хочешь, скажи? Я все сделаю. Доен не сдерживает усмешки и только сильнее воротит лицо в сторону окна, продолжая вглядываться в темноту леса. Его лицо грубо разворачивают за подбородок. Джонни только собирается что-то сказать, как Доен спрашивает: - Ты Юту убил? - Имеет ли это теперь какое-то значение? - Раз я здесь с тобой на всю жизнь, то я хотя бы имею право знать, что ты сделал с моим другом. - Ладно, в этом есть доля правды. Жив твой драгоценный Юта. Правда, не уверен, что после двухнедельного пребывания в подвале дома без пищи и воды, он все еще сохраняет этот статус. Доену страшно за Юту, и Джонни это замечает сразу, но делает вид, будто его все это не касается. Будто это не он причина всех этих бед. Он только тянет руки дальше, явно показывая свои намерения, но Доен соскакивает с подоконника, уходя от прикосновений. - Тебе лучше быть послушным, ты ведь знаешь, Доен. - Я итак послушен, но больше не могу это выносить. Если не хочешь, чтобы я достался Джехену или вернулся к сыну, тогда просто убей меня. Джонни растягивает губы в улыбке: - Сдаешься так легко, Доен? Доен понимает, что Джонни прав, и от его самодовольных слов в голове будто что-то щелкает. - Пообещай мне, что ты освободишь Юту. И тогда я точно буду всегда твоим. - С чего бы мне верить тебе? - Юта мне слишком дорог, чтобы рисковать его жизнью. Он в обмен на меня. Что тебе стоит? - Если я его отпущу, он побежит в полицию. - Нас уже ищет полиция. - Резонно. Ладно, я его отпущу. Вечером Джонни подсыпает Доену снотворное в еду, пока тот не видит, а затем уезжает в город, чтобы освободить Юту. Тот оказывается на удивление живучим, хотя и ослабшим из-за голодания и обезвоживания - Джонни замечает какую-то лужу, набежавшую из-за дождя. Дом был ветхим, и поэтому все протекало. Юта не сопротивляется, только ожидая, пока тот выведет его на улицу и сядет в машину, оставляя посреди заброшенной улицы.

***

Доен отсчитывает дни, зачеркивая дни в календаре, - это было глупое, но хоть какое-то развлечение, которое помогало ему сосредоточиться на мыслях о Джемине и Джехене. И так он провел в неведении и измотанности полтора месяца, пока в один из дней Джонни не говорит ему, уткнувшись в шею: - Твой запах изменился. Доен сначала не придает этому значения, но когда его тошнит после ужина, и Джонни добавляет: - Запах точно такой же, когда ты вынашивал Джемина, - то все становится на свои места. Он судорожно дышит, вспоминая все дни, проведенные здесь, и когда он, наконец, понимает, что с ним, то не может унять собственную истерику. Это было неправильно и несправедливо. Это было отвратительно. Доен расхаживает из угла в угол, прикрыв рот ладонью, чтобы Джонни не услышал его рыданий, но тот лишь широко улыбается, когда застает его в таком состоянии. Он тоже все понял, причем сразу, и это пугало только сильнее. Джонни мягко целует его в висок и лоб со словами: - Ты меня очень порадовал, Доен. Этот ребенок свяжет нас еще крепче, и наша жизнь станет поистине счастливой. Доен выдавливает: - Я никогда его не полюблю. Слезы скатываются по его бледному лицу, и Джонни стирает их пальцами, заглядывая в покрасневшие глаза. - О, ты его обязательно полюбишь. Как родитель может не любить собственного ребенка? Особенно такой замечательный, как ты. Доен только сильнее плачет, а Джонни обнимает его, будто так и надо. Будто это все было нормальным. Почти два дня Доен ходит в прострации, осознавая произошедшее, но когда Джонни сообщает ему, что этого ребенка надо беречь, как зеницу ока, внутри снова что-то перемыкает. У него уже есть ребенок. Желанный и любимый. И был он плодом отношений, полных любви, понимания и поддержки. Но никак не результатом изнасилования. Джонни теперь разрешал ему мыться одному, и после ужина Доен, пока альфа не видел, взял с собой в ванну железные плечики для одежды. Он набирает воду в ванну, засовывает швабру между дверной ручкой, блокируя вход и раздевшись, судорожно раскручивает плечики, боясь, что Джонни может прийти прежде, чем он все успеет. Доен садится в ванную и, приняв более удобную позу, вводит внутрь проволоку. Это было до ужаса больно, настолько, что он прикусывает губы до крови, но упорно вводит проволоку глубже и прокручивает ее внутри, но тут он уже не может терпеть и сдерживать себя и поэтому кричит во все горло. Джонни появляется моментально, но не может открыть запертую дверь, и Доен, не в силах терпеть, вытаскивает проволоку одни резким движением, отключаясь. Кровь обагряет прозрачную воду, и Джонни, сломав дверь, шокированно застывает, когда видит бессознательного Доена в красной воде. Там плавают какие-то сгустки и погнутая проволока, и Джонни вытаскивает омегу из ванной, кутая его в полотенце и вынося в машину. Ехать приходится быстро, игнорируя все светофоры и других водителей. Джонни то и дело оборачивается, видя, как кровь стремительно заполняет салон и как от нее намокают все тряпки и полотенца, что он успел подложить. Доен бледнел все сильнее, и когда видится какая-то клиника, Джонни, не раздумывая, заворачивает в нее. Там он стремительно несет Доена ко входу с криками о помощи, и его быстро увозят, чтобы помочь. Но спустя два часа вместо сообщений о состоянии Доена его задерживает полиция в подозрении о домашнем насилии. - Я ничего с ним не делал, мы счастливо живем вот уже почти пять лет. Полицейский, который его допрашивал, лишь скептично произносит: - Может быть, но на теле Вашего бывшего мужа множество кровоподтеков и синяков разной давности, а сейчас он при смерти в больнице. - Почему "бывшего"? - А Вы не знали? Его мужем является Чон Джехен, которого до сей поры считали погибшим, но государство недавно восстановило его гражданство и прочие документы. Соответственно, Ваш брак с Ким Доеном признан государством недействительным. Джонни пораженно выдыхает, оседая на стул. Это было совсем не то, что он хотел. Не то, чего ожидал.