в темноте

      Хосок сразу сказал, что отцу это не понравится и Чонгук знал это, всегда знал, но всё равно пришёл к нему, в надежде на нормальное отношение к его выбору. Напрасная надежда.       В стайный дом он пришёл рано утром, едва из крови выветрились остатки его гона и улеглась чувствительность к чужим запахам. Родители уже встали, младшие брат и сёстры были как сонные взъерошенные голубочки и все уже завтракали. Отец встретил его тяжёлым взглядом и погнул вилку, едва Чонгук упомянул имя своего человека. А пришёл он вообще-то, чтобы просить разрешение посвататься к Тэхёну по всем волчьим обычаям. Хотя и разрешение ему не требуется, он пришёл уведомить. Никуда его медвежонок от него не денется, кто бы ему ещё позволил.       Лишнего слова он сказать не успевает и всё ожидаемо перетекает во двор, куда, сцепившись, они вываливаются прямо на холодную мёрзлую траву. Даже скинуть одежду они не успевают, когда оборачиваются и расходятся по разным углам, скаля зубы друг на друга.       Чонгук честно не хотел доводить до такого. Драться с собственным отцом… Они ходили кругами, скаля зубы и как будто предвкушающе облизываясь широкими языками. Отец хоть и опытный волк, вожак, но Чонгук молод, силён и его волк больше и в разы сильнее со своими мускулами. А ещё он бьётся ради своего солнышка. Стоит только промелькнуть мысли, как вчера они валялись вместе в гнезде, как потом целовались и представить, что ничего этого не будет, если он проиграет, злость обуревала с новой силой.       Отец нападает первым, Чонгук всё равно никогда бы не решился на такое, и драться он не хочет, потому только отпрыгивает от ударов, выматывая врага. Отец настроен вполне серьёзно, челюсти регулярно клацают в опасной близости от шеи. Видимо, Чонгука хотят встряхнуть за шкирку как зарвавшегося мальца. Но всё, он больше не имеет права быть щенком, он ответственен за Тэшу. Только не хочется думать, что в случае победы, его изгонят вон.       Он в полсилы бьёт отца лапой по морде и постоянно отскакивает подальше, надеясь, что скоро он выдохнется и никому не придётся причинять боль. А весомому волку, коим был Чонгук, уворачиваться было нелегко. Прыгать козликом, будучи огромной мускулистой махиной — выматывало его самого едва ли не быстрее. Отец, чуть запыхавшись, принялся давить своей аурой вожака и любой, кто послабее, уже выл бы у его ног побитой шавкой, подставляя пузо, лишь бы не тронули. Чонгук прижимал уши к голове и рычал в ответ. Отец огрызался, пытаясь напирать, но поле было разделено ровно по середине — ни у кого не было преимущества в данный момент.       Чонгук выпрямляется и твёрдо идёт вперёд — медленно, тяжёлыми шагами, такими, что не сдвинуть. Отец дёргается вперёд и они сцепляются — оба целятся в шею, но у Гука не так легко захватить загривок зубами — его волк выше и вокруг загривка так же сильные мышцы, по которым только проходишься зубами, будучи неспособным зацепить шкуру, плотно к ним прилегающую.       Мелкие и мама высыпали во двор, не огороженный с задней части забором, так что участок плавно перетекал в лес. Пока волки дико скалили зубы друг на друга, мама видимо вызвонила Хосока, который выбегает из дома весь взмыленный и с психом орёт, чтоб разошлись щас же. Он уже начинает скидывать одежду, чтоб перекинуться в волка и разнять, но оба рычат на него — отец, запрещая прерывать урок для зарвавшегося щенка, а Чонгук, прося не вмешиваться, чтобы самому отстоять самое ценное в своей жизни. И Хосок второго понимает больше.       Их отбрасывает друг от друга для следующей атаки. Отец резко бросается вперёд и, удачно вывернувшись, вцепляется зубами в бок и продолжает трепать. Чонгук почти воет от боли, острые клыки в палец длиной разрывают его плотную шкуру и впиваются в мышцы. Дикий от боли, он зубами хватает отца за шкуру над левой лапой и пытается оттянуть его от себя, чуть переусердствуя с захватом челюстей, так, что они смыкаются друг на друге под шкурой отца. И ни один не спешит первым вытащить клыки.       Оставив рваную рану на боку, отец вновь старается ухватиться за загривок, всё ещё не воспринимая сына всерьёз. У него по левой лапе бежит кровь прямо от плеча и практически ручьём, но он слишком упрям, чтобы отступить. Или от злости совсем ничего не чувствует.       Отец Чонгука в общем-то был хорошим вожаком — в меру строгим, сильным, волевым — каким и полагается быть. Ему на смену, вероятнее всего, придёт Хосок, учитывая, что он хороший альфа, его волк достаточно силён, чтобы в случае чего защитить стаю и повести её в бой, он практически помолвлен с очень милой волчицей с точно хорошим здоровьем и стаю он любит как никто. Чонгук никогда не хотел становиться вожаком только потому, что не хотелось воевать с братом. Его волк сильнее, но он вполне готов был подчиниться впоследствии именно брату. Чтобы самому стать вожаком, ему нужно было бы по меньшей мере изгнать Хосока, в худшем случае — убить. Гук хоть и выглядел, как чёртова машина для драк, в реальности был практически пацифистом. Он никогда не сможет встать против родного хёна, что всегда защищал и поддерживал его.       Если бы вожаком сейчас был Хосок, то проблем не возникло бы — ему нравился Тэхён как потенциальная пара для брата, но отец был всё ещё твердолоб для этого. Даже не зная человека, уже ставил сыну такие условия, в которых при любом варианте ему придётся отказаться от Тэ.       Волки моногамны, оборотни тем более. Встречая пару, они просто не способны расстаться, отказаться от неё по своей воле. И, будучи отвергнутыми, не долго живут. Вынуждая отказаться от Тэхёна, родной отец фактически обрекает сына на смерть.       Они снова наступают друг на друга, отец всё так же метит в загривок, что позволяет Чонгуку извернуться и вцепиться ему в горло. Не сильно, лишь чтобы обездвижить и показать серьёзность своих намерений. Они таскают друг друга по всему двору, волк отца всё ещё силён, и он впечатывает сына в сосну так, что у того неприятно хрустнули рёбра и хватка на шее разжалась. Отец вцепляется ему в мягкое брюхо с нежной и практически пушистой шерстью клыками и рвёт. Чонгук воет от боли и ужаса. Задними лапами с когтями сильно пинает отца прямо в морду, проезжаясь почти по глазу, отчего тот отскакивает назад и видит, как сын, истекающий кровью, поднимается и упрямо смотрит в глаза — умру, но от него не отступлюсь. Вожаку не хочется даже мысли допускать, что родной сын настолько спутался с человеком, чтобы идти против главы.       Похоже, что стая не так уж и нужна Чонгуку. К этому поистине страшному решению он пришёл вот только. Но раз его родные не способны принять его выбор, выбор его внутреннего волка, то ему придётся уйти. Он с новыми силами, превозмогая жуткую боль, напирает на отца, лязгая зубами — не с целью вцепиться, а с целью показать, насколько он серьёзен. Это не простое увлечение, не съехавшие набок мозги от первого гона, это его пара. Их либо примут вместе, либо никак.       Изловчившись, Чонгук впивается в шею отца прямо под нижней челюстью, фиксируя так, чтобы тот не мог ею пошевелить и с силой отбрасывает отца в сторону. Тот оборачивается, катясь по траве, весь перемазанный в крови. Волчата скулят, прячась к матери почти под халат.  — Щенок! Паршивец! Ему пару раз подставили зад, а он уже притаскивает в дом отброса и думает, что ему будут рады! Неблагодарная падаль! — Чонгук в ответ угрожающе рычит со своим: «Он мой выбор. Он мой человек. И без него мне не жить». — Да какой у тебя может быть выбор?! Ты повяжешься с той волчицей, на которую я укажу, ты понял?! Что ж, я предоставлю тебе выбор, который ты так хочешь. Либо стая, либо твоя подстилка. Выбирай. Рычит: «Тогда я ухожу. Он любит меня волком, любит меня любым. Раз ты этого не делаешь, то мой выбор очевиден».  — Убирайся. Я изгоняю тебя из стаи. Ты больше не мой сын. — мать всхлипывает и пытается возразить, но на неё грубо рявкают и она только прижимает к себе скулящих волчат. Чонгук молча смотрит на них, мысленно прощаясь и извиняясь, что им пришлось такое увидеть и услышать, что он подвёл их, разворачивается и уходит дальше в лес. Хосок отходит подальше позвонить тому, кто нужен сейчас больше всего. Не успевает набрать номер, как Тэхён уже сам звонит ему.  — Хосок, привет. Я звоню отчитаться, что гон Чонгука прошёл нормально, просто вчера он поздно меня отпустил, я не стал беспокоить. Можно вопрос?  — Да, конечно.  — Есть какое-то объяснение тому, что он настойчиво гладил и вылизывал… мой живот? — Хосок тихо устало усмехается. От Чонгука и ожидать чего-то меньшего было бы глупо.  — Ты только не пугайся, но он хочет от тебя щенков. И твой живот… Так он вёл бы себя постоянно, будь ты волчицей, но в гон его мозг отключился и его волк обхаживал свою пару ради разрешения поселить там волчат. Тэхён, у меня есть просьба. Всё очень сложно, долго объяснять по телефону, но ты не мог бы прийти в лес у озера в старой части? И захватить с собой аптечку? Пожалуйста.  — Что-то случилось?  — Чонгук он… Вступился за тебя. И сильно подрался с отцом. Его изгнали, Тэхён. Он ушёл в лес, но у него сильные раны. Даже его регенерация может не справиться.  — Я… Я сейчас буду!  — Жду. Он ждёт.       Тэхён никогда так быстро не собирался. Он скидал в рюкзак всю перекись, бинты, вату, спирт и обезболивающее, что у них были. Ни слова не сказал в оправдание родителям, просто вылетел, схватив ключи от подвала. Вывел свой старый велик, еле вытащив его и полетел. Поехал прямо через заброшенный завод, так короче всего, тропинками, исхоженными даже зимой, через небольшой лесок вокруг заброшенного карьера. По лёгкому снегу и листьям велосипед плоховато ехал, но Тэ выжимал из него и из себя всё, что мог. Он едет прямо по дороге, два раза едва не попав под колёса. По берегу озера проезжает уже на последнем издыханье, но всё равно упрямо крутит педали. Бросает несчастный металл недалеко от домов, у кромки леса, потому что дальше просто не проехать, и бежит так, в тряпичных кроссовках, жутко промокающих от снега, луж и грязи. Бежать приходится незнамо куда, лишь бы найти Чонгука. Он принимается кричать и ему тихонько отзываются. Он бежит ещё дальше и уже видит между деревьями своего волка. Чонгук устало лежит прямо на снегу и только поворачивает голову, когда Тэ добегает. Он хватает огромную волчью морду в руки и спрашивает, сильно ли больно. Гук в ответ широко проходится языком ему прямо по лицу, как бы успокаивая, скорее храбрясь, мол, мне не так уж больно. Тэ и сам видит раны на левом боку и брюхе и снег, весь красный. И слёзы у волчьих глаз, уже высохшие.  — Ложись на другой бок. Подставь живот, я должен тебе помочь! Твоя регенерация не справляется! Терпи, сейчас будет больно, — руки дико трясутся от страха, когда он прямо так льёт перекись на рваные раны. Всё шипит и пенится, волк совсем тихо скулит. Уходит почти три бутылки, чтобы окончательно промыть. Тэ осматривает края — все порванные, неровные, явно впивались и рвали на части. Слёзы подступают к глазам, но он не позволяет себе. Чонгук был таким храбрым и сильным ради него, теперь он должен быть таким же.       Спирт обеззараживает тонкую иглу и Тэ осторожно стягивает края. Регенерация плохо справляется, но раны всё же быстрее затягиваются. Счастье, что они не слишком глубокие. Впихивать обратно кишки Тэхён сегодня точно не готов бы был. Голова волка устало лежит прямо на снегу и он уже даже не скулит.  — Оборачивайся, — тихо произносит и гладит между ушами. Чонгук слегка напрягается и предстаёт человеком. Тэ тут же укладывает плед и старается переложить на него Гука, чтобы не лежал на холодном. Тот сдавленно шипит сквозь зубы, хотя Тэ не тревожил раны на животе и боку, только начавшие затягиваться. Осознание бьёт не хуже подзатыльника — у Чонгука сломаны рёбра. Он хватает Тэ за руку и сдавленно плачет, пока пара массирует ему кожу головы, мягко перебирая волосы.  — Выпьешь обезболивающее? — он мотает головой, говоря, что не поможет. Его организм просто отторгнет инородную вещь. — У тебя сломаны рёбра, тебе нужно в больницу.  — Не нужно. Они скоро срастутся. Спасибо, что ты здесь.  — Гуки, расскажи, что произошло, — он мягко касается губами лба, желая проверить температуру и запоздало вспоминая, что волк в любом случае горячее обычного человека.  — Я попросил отца посвататься к тебе по всем нашим обычаям и разрешение привести тебя в стаю — познакомиться, — сиплое «ЧТО?!» приходится проглотить как застрявшую в горле чипсину. — Он много как нехорошо тебя обозвал и поставил меня перед выбором: либо стая, либо ты. Мы подрались, и я выбрал. Меня изгнали. Теперь любой волк нашей стаи имеет полное право наброситься на меня как на чужака, — он дышит глубже и ровнее, видно, рёбра срослись и переломы были не столь значительными для его регенерации. — Ляг ко мне, — Тэхён послушно укладывается под правый, непострадавший, бок и головой лежит на плече. Чужую наготу давно прикрыл вторым покрывалом, что успел схватить с собой.Чонгук обнимает правой рукой за плечи и утыкается носом в макушку.  — Я не переживу, если и ты откажешься от меня.  — Я никогда от тебя не откажусь. Ты пойдёшь жить ко мне. Родителям и братишкам ты всё равно нравишься. Моё время позаботиться о тебе, Гуки.  — Интересно, за что мне достался такой прекрасный ты?  — Знаешь, я очень испугался, когда Хосок рассказал мне обо всëм.  — Так вот, как ты оказался тут!  — Я боялся, что не успею и ты истечёшь кровью, — последние слова тонут в слезах и Тэхён рыдает от эмоций на чужую грудь. Слепо находит губы и отчаянно прижимается своими. Его волчонок, всегда такой сильный, серьёзно пострадал из-за него. Что хотите говорите, но Тэхён искренне не понимает, что такого должно быть в голове, чтобы так обойтись с собственным сыном. Чонгук позволяет выплеснуть эмоции и лишь слабо утешает губами. Потом Тэ вновь утыкается в его плечо и тихонько сотрясается от остатков слёз.       Отошёл Гук не так далеко, как ему хотелось бы. Отец, уже перевязанный, стоит метрах в пятидесяти от них и смотрит на этого человечка. Отброса, как он его назвал. Мальчишка обработал раны, аккуратно укрыл и сейчас так отчаянно рыдал, что даже отсюда было слышно. Неприятно было признавать свою неправоту, от человека пахло только беспокойством, страхом и искренностью. Люди хоть и хитры, но не настолько, чтобы так хорошо скрывать свои настоящие эмоции. Да и смысла никакого — ради паршивого волчонка, что вьётся вокруг. Отец видит всё: как они целуются, лежат вместе, слышит даже разговоры. В любом случае, свой выбор сын сделал.       Поднимаются только спустя пару часов, когда раны затягиваются почти полностью, уже не мешая двигаться и Тэ осторожно вытягивает нитки из свежей розовой кожи. С собой были и штаны с толстовкой и даже какие-то тапки с резиновой подошвой, конечно маловатые Чонгуку, но они всё равно сначала зайдут к нему домой — телефон он не брал, а запасной ключ находится в почтовом ящике. Идут неспешно, обнявшись, Тэ как бы поддерживает его рукой, позволяя опираться, если это необходимо. Потом катит велик и в центр они добираются только к трём дня. Берут всё самое необходимое, Чонгук не позволяет себе забрать ни единой вещи из квартиры, кроме тех, что в его собственной комнате и зубной щётки. Упаковывает вещи, складывает ноутбук и ещё немного аппаратуры. Копил на всё это сам, продавая модели сайтов в интернете, потому имеет право. Вещей набирается на два больших рюкзака и сумку и ещё сверху, через ручки, кладут два пледа. Как понял Тэ, весь мягкий текстиль для дома очень важен для волков, хотя бы для постройки гнезда.       Как Чонгук, ослабленный от ран, умудрился не заболеть — загадка, которой только рады. Они доходят до дома, Тэ открывает дверь и уведомляет, что Чонгук поживёт у них. Родители только хлопают глазами, глядя на уверенного сына и его стесняющегося и какого-то побитого парня. Вечером Тэ объяснит, что его выгнали из дома, и родители ни слова против его присутствия не скажут.       Вместе обедают, распаковывают вещи, вечером вызываясь сходить забрать мальчишек со спортивной секции. Те очень рады, что крутой Чонгук-хён теперь будет жить с ними и заваливают его дурацкими вопросами, хотя давно пережили подобный возраст. И всё же их вопросы несколько далеки от нормального. Из серии:  — А вы с Тэхён-хёном спите вместе?  — А вы поженитесь?  — А вы целовались?  — А хён тебе нравится, как мне нравится нуна из twice? — Тэхён успевает сгореть со стыда, пока они идут буквально пол квартала до дома. Чонгук на все вопросы отвечает косвенно и больше смеётся, чуть сильнее, ободряюще и успокаивающе сжимая ладошку Тэ в своей руке.