***
Soundtrack Soaring (feat. Eurielle) — Jennifer Thomas feat. Eurielle
Ночь, как ни странно, проходит без происшествий. Проснувшись в хорошем настроении впервые за долгое время, я не собираюсь портить его мелочами. Позавтракав, встаю из-за стола и случайно сталкиваюсь нос к носу с Врагом небес. Замираю, неловко поднимая на него глаза. Что-то в его взгляде ко мне изменилось, отчего внутри возникает чувство трепетного волнения. Не позволив себе тонуть в нём, полушёпотом приветствую: «Доброе утро». И, словив его улыбку в уголках губ, спешно ретируюсь под плутоватым взором Саферия, торопясь на тренировку. Мимо нас проходит невысокая женщина-ангел в белом переднике, неся перед собой румяный пирог к столу. Шлейф яблочного запаха следует за ней по пятам, и я с интересом оборачиваюсь. С Мальбонте уже разговаривает какой-то седовласый советник. Тот бросает ему короткие фразы, обдумывая его слова. Но тут на противоположный край стола ставят горячую шарлотку, пряный запах которой уже долетел до Полудемона. Он повелительно поднимает кисть, негласно требуя молчания собеседника. Встает и отрезает себе кусок пирога, над которым ещё поднимается обжигающее облачко пара. Он подносит его к носу, чтобы в полной мере прочувствовать его аромат. Затем второй ладонью проводит над блюдцем, заставляя снизиться температуру воздуха вокруг него до образовавшихся остроконечных снежинок. Наконец, первый кусочек пирога попадает в рот. Мужчина смакует его и усмехается, но я замечаю толику разочарования. Естественно, у мамы было вкуснее, да и рецепт другой. Но всё же, на эти короткие мгновения он вернулся в своё далёкое детство. Принесло ли ему это случайное совпадение хоть каплю радости и счастья или лишь напомнило о боли утраты? Надеюсь, первое. Почувствовав мой взгляд, Мальбонте легко находит меня глазами чуть поодаль. Добродушно улыбаюсь и киваю ему в знак того, что прекрасно понимаю, что именно напомнил ему этот пирог. И, наконец, продолжаю свой путь к скалам вместе с кареглазым демоном. Сосновый бор как всегда встречает нас своим ароматом хвои и свежести. Аккуратно переступая через крупные камни, кое-где покрытые скользким мхом, я встаю в стойку и начинаю свою упорную борьбу с засохшим вековым деревом, раз за разом желая снести его потоком энергии. И, о удача, где-то с пятидесятой попытки мне удается переломить толстенный ствол пополам, он с треском и грохотом падает на землю, обломав ветки близко растущих сосен. С восторгом смотрю на свои руки, не веря, что у меня наконец получилось. Радость длится недолго, от ненавистного отката меня так шатает, что я вынуждена присесть на холодный валун, вмиг ощутив противный вкус крови во рту. Но всё равно, я довольна результатом. Даже Саферий пусть и театрально, но точно удовлетворённо хлопает в ладоши, как обычно язвительно бросая мне: «А ты не безнадёжна, Непризнанная». И в этот раз мой небесный статус ничуть меня не задевает. «Да, Непризнанная. Да, смогла. То ли ещё будет!» Несколько раз за день вскользь пересекаемся с Мальбонте. То он о чём-то негромко переговаривается с Гомером, пока ополченцы таскают какие-то коробки в алхимическую лабораторию. То серьёзно выслушивает советника, который показывает ему какой-то большой чертёж. Каждый раз, замечая меня, Полудемон задерживает свой многозначительный взгляд. Или мне так только кажется. Однако эта мелочь будоражит меня, заставляя сердце биться чаще, и я торопливо прохожу мимо, пока румянец заметно не коснулся щёк, не прерываю и не отвлекаю главу лагеря от важных дел. И вот наступает долгожданный вечер. Прищурившись, смотрю на солнце — до заката остается меньше часа. Вновь сижу за столом на пару с Саферием, который даже не трудится скрыть свое глумливое выражение лица, пока я в мечтательной задумчивости пялюсь на дверь кабинета. Наконец она отворяется, выпуская наружу знакомую пятёрку советников. Бросая убийственный взгляд на кареглазого демона, встаю из-за стола, направляясь к дежурному. Через несколько секунд рапорта вхожу внутрь. Перед сидящим мужчиной сегодня уже другая карта, развернутая поверх предыдущей, но мне снова нет до неё никакого дела. Встречаясь с его горящим взором, медленно подхожу ближе. Но не успеваю вымолвить и слова, как он перехватывает инициативу. — Зовёшь меня смотреть закат? — интересуется бархатным голосом, в глазах игриво беснуются те же огоньки от свечей. — Зову, — чуть вздергиваю подбородок. — Если только у тебя нет более существенных планов на вечер. Мальбонте хитро поглядывает на меня, но затем встаёт, преодолевая последнее расстояние между нами. Он стоит так близко, что я кожей ощущаю его тепло. Чтобы распознать его выражение лица, я вынуждена запрокинуть голову вверх. Ещё чуть-чуть и протестующе заноет шея. — Тогда идём. Его полушёпот вызывает мурашки по телу. Чувствую почти невесомое прикосновение его пальцев к талии, он легонько подталкивает меня к выходу. Над лагерем уже начинает полыхать кровавое зарево, окрашивая небосклон в красно-розовые оттенки. — Не успеем, — заключает брюнет, выходя на улицу и окидывая взглядом горизонт. — Летим. Он протягивает мне руку. На мгновение я ошеломленно цепенею, не ожидая такого жеста, но затем без лишних слов крепко ухватываюсь за неё. Сухая тёплая ладонь тянет за собой в небо. Мы взлетаем и вскоре уже достигаем той самой скалы. Мальбонте приземляется как ни в чём не бывало, а мне требуется время, чтобы перевести дыхание и раскинуть усталые крылья. Он отстранённо наблюдает за мной, а потом бросает вскользь: — Твои крылья довольно слабы. Может, стоит их оборвать и сменить оперение? Уверен, ты отрастишь себе более сильные. Смотрю на него, шокированная его предложением. Вспоминаю страшную боль в момент, когда лишаешься пернатых конечностей, и не менее «приятную» муку, когда отращиваешь их вновь. Меня невольно передёргивает. — Надеюсь, это ты так шутишь! Спасибо за «заботу», я натренирую эти, — из меня вырывается нервный смех. — Я как-то с ними уже сроднилась, знаешь ли! Да и до́роги они мне не только как память, — обхватываю часть крыла руками, прижимая к себе, и утыкаюсь в него носом, оставляю выглядывать только озорные глаза. — Мы столько пережили вместе. Тебя, например, с их помощью из башни вытащили! Он прищуривается, будто восстанавливая эпизод в памяти. Подходит ко мне вплотную, поднимает ладонь, задерживая её примерно на уровне моего спрятанного носа, и бережно проводит пальцами по мягким светлым перьям. Его нежные прикосновения эхом разносят по телу приятную дрожь. Лёгкая улыбка касается его губ. — Верно. Их свет вывел меня из бесконечных лестничных пролётов, — он останавливает свой немигающий взор на моих глазах. — Твой свет. Почему у меня перехватывает дыхание? Есть в этом моменте что-то интимное, волнительное, не имеющее ничего общего с пошлостью. Замечая, что смущает меня, Полудемон усмехается и, отойдя на пару шагов, присаживается на вчерашнее место. — Итак, новый вечер — новый закат, — изрекает он, утыкаясь в огненное зарево своими чёрными обсидианами, в которых начинает отражаться будто сам Армагеддон. Сбросив оцепенение, присаживаюсь рядом. Перед нами открывается восхитительная панорама. Сегодня более ветрено, и воздушные потоки стремительно гоняют кучевые облака куда-то на край света, предварительно словно окуная их в банку яркой акварельной краски.Soundtrack Open Your Eyes — UNSECRET, Alaina Cross
Непреднамеренно, повинуясь порыву, прислоняюсь к его крепкому торсу, по далёкой привычке укладывая голову на его плечо. Внутренний трепет охватывает меня, в мыслях проносится: «Как тогда….» Мужчина вздрагивает, но не отстраняется, хотя я чувствую, как напряжены его мышцы. Некоторое время мы просто молчим, всматриваясь в беспредельное небо и одновременно в бездонную глубину нас самих. — Ты прав, каждый закат будет отличаться от предыдущих, — говорю еле слышно. — Деталями, оттенками, ощущениями. Но будет среди них и общее, ведь когда ты грустишь, глядя на солнце, оно потом и будет ассоциироваться с печалью, разве нет? — Да, будет, — с тоской откликается он. — А если будут хорошие воспоминания, они же могут заглушить отрицательные хотя бы частично? И тогда будет выбор, что именно вспомнить, в каком возникшем образе черпать для себя силу. Мне кажется, с радостными всегда приятнее, ведь в груди в тот момент разливалось тепло, и ты словно ощущаешь его и сейчас, — я прижимаю ладони к солнечному сплетению. — Но и грустные воспоминания важны, они также однажды могут помочь нам принять верное решение. Ведь только от нас самих зависит, изранят нас эти осколки или сложатся в сверкающий калейдоскоп. А если образ прошлого вызывает у тебя гнев и раздражение, разрушающие тебя изнутри, то может лучше получить более благостный опыт, который в дальнейшем перекроет прежний и будет греть тебе душу, наполняя согревающими воспоминаниями. Чем больше хороших ассоциаций, тем лучше ты прочувствуешь полноту жизни, ведь каждая мелочь вокруг нас — её неотъемлемая часть. Мальбонте поворачивает голову в недоумении, и я, воодушевлённая, отодвигаясь от его плеча, сажусь напротив. Солнечные блики окрашивают позолотой распущенные волосы, когда я игриво предлагаю: — Закрой глаза и раздели со мной несколько минут своего бессмертия. Пару секунд он внимательно смотрит на меня, хмурится, что-то обдумывая. — Чего ты добиваешься, Виктория? — Хочешь узнать — закрой глаза. Но он недоверчиво качает головой, тогда я подаюсь вперёд и тихонько произношу: —Прошу тебя. Обещаю, я не причиню вреда. Осознавая свою почти детскую наивность, уже готовлюсь к окончательному отказу, однако на удивление он поддаётся. — Почему мне кажется, что я пожалею об этом, — недовольно бурчит, но в итоге прикрывает веки. — Спасибо за доверие, — благодарю, понимая, насколько тяжело, должно быть, ему идти на уступки. — Ты чувствуешь, как солнечные лучи греют твою кожу? А как при этом ветер дарит прохладу? Как приятно пряди волос щекотят лоб? Мужчина морщится, прислушиваясь к своим ощущениям. Медленно дышит, пробуя каждый вдох на вкус. Замираю, любуясь видом. Передо мною Враг небес собственной персоной, от одного имени которого трепещет целый мир. Сидит здесь, такой серьёзный, статный, таинственный, притягательный. И будто уязвимый. Улыбка сама появляется на моём лице. Несмело тянусь к его щеке, со всей нежностью невесомо провожу по ней чуть дрожащей от волнения ладонью. Его опущенные ресницы вздрагивают, но мужчина не отодвигается, и это придаёт мне смелости. Легонько касаюсь пальцами его почти смоляных прядей, поглаживая, мягко перебираю, зарываясь в них. Медленно огибаю ухо, прохожу по шее до ярёмной ямки и заканчиваю движение на ключицах. Повторяю вновь и вновь. В движениях нет ни грамма пошлости, только откуда-то проснувшаяся во мне нежность. — Каждое моё прикосновение шепчет тебе, — я нагибаюсь к его уху, — ты не один. Вдруг он ласково обхватывает ладонями моё лицо и, притягивая к себе, наклоняется навстречу. Его губы находят мои так быстро, что я не успеваю опомниться, а затем ощущаю, как сама охотно вторю танцу его языка. И в этом поцелуе нет той ярой животной страсти, сводящей нас с ума в кабинете. Чувственно, сладко, желанно, но с возрастающим напором. Наши тела приятно пронизывают почти забытые миллионы мурашек, с каждым разом лишь усиливая возбуждение, соприкасаясь силами друг друга. Как же хочется поддаться соблазну... Нехотя отрываюсь от него. Закусываю нижнюю губу, продолжаю гореть вместе с отражением заката в его поддёрнутых тёмной дымкой вожделения глазах. — Я ещё не закончила, — улыбаюсь, поправляя его чёлку. — Позволь мне кое-что ещё. — Кое-что ещё? А ты коварна, Виктория, — обаятельно усмехается, лукаво приподнимая бровь. С шумным выдохом Полудемон снова прикрывает веки, остается неподвижно сидеть. Продолжаю гладить его, успокаивая хмурый лоб и напряжённые плечи. А потом решаюсь и начинаю медленно, неторопливо покрывать лицо невесомыми поцелуями. Лёгкое прикосновение губ в щёку, в бровь, в нос, в висок, в уголок рта, в лоб, в макушку. Возвращаюсь к глазам и с изумлением замечаю его полный горечи и злости взгляд. Тут же отстраняюсь, непонимающе смотрю на него. — Зачем ты это делаешь? Его не вернешь, — он говорит глухо, будто сквозь зубы, сдерживая нахлынувшие эмоции. — Что? — растерянно переспрашиваю. — Кого? — Бонта, — он мрачно усмехается, но я чувствую внутри скрытую боль. Его губы сжимаются от досады. Разумеется, в моей памяти тоже всплыли наши трогательные образы в Заброшенном холле, но не такой реакции я ожидала. — Знаю. Я и не пыталась, — честно отвечаю ему, не отводя взгляда. Мужчина с сомнением прищуривается, тяжело глядя на меня исподлобья. Спокойно выдерживаю его напор, но возникшее звенящее молчание вновь рушит наши мосты. Поворачиваюсь обратно к солнцу, на миг подставляя его ласковым лучам своё лицо. Полной грудью вдыхаю воздух, чувствуя вокруг аромат горных цветов с примесью полыни. — Я знаю, ты мне не доверяешь. И, возможно, не поверишь, но я просто хочу узнать тебя, — снова разворачиваюсь к Полудемону. — Тебя настоящего. Но прежде всего, себя должен узнать ты сам. Назови своё имя. — Что? — от неожиданности его брови скептично ползут вверх. — Как тебя зовут? — Ты знаешь. — Да, знаю. Ты не Бонт из башни, — холодно чеканю я, а затем, сократив расстояние до нескольких сантиметров, шепчу ему. — Но ты и не Маль. Я вижу в тебе свет и тьму. Но если задуматься, это есть в каждом, абсолютно в каждом, просто в разных пропорциях. Но мужчина остаётся невозмутим, будто ничего нового ему уже не услышать. — На земле есть притча, что в каждом человеке идет борьба, очень похожая на сражение двух волков. Один волк представляет злость, ненависть, эгоизм, ложь, зависть, ревность и другие пороки. Другой волк символизирует мир, любовь, дружбу, истину, надежду, доброту, верность.… Знаешь, кто из них побеждает? — впиваюсь в него пытливым взглядом. — Тот, кто сильнее, — уверенно бросает в ответ. — Верно. Но сильнее тот, которого ты сам кормишь. Пойми, что свет уже внутри тебя. Он никуда не исчез, сколько бы тьмы его не окружало, он всё ещё внутри тебя. Но ты рискуешь его не заметить, добровольно лишая себя полноценной жизни. Если ты забыл, каково это — ценить каждое мгновение, ярко проживая его, — то я хочу тебе напомнить. Тебе, а не тому Бонту или Малю. О том, как чудесно иметь хорошие воспоминания, как приятно ощущать заботу или самому заботиться о ком-то. Да, в тебе балансируют энергии ангела и демона. И только ты сам можешь выбрать для себя верное направление, не обращая внимания на домыслы окружающих, кем бы они тебя ни окрестили. И да, я знаю твоё имя. Поэтому я здесь, Мальбонте, рядом с тобой в лагере и буду рядом, когда всё начнётся. Он глядит на меня изумлённо, словно впервые видит. Характерная складка на лбу выдаёт размышления. Терпеливо жду, когда он скажет хоть что-то, но никак не ожидаю фразы, пронзившей в то же мгновение слух. — Я убил тебя. Его слова острой режущей болью проходятся по сердцу, вскрывая едва зажившие раны. — Да, убил, — тихо вторю, глаза против воли наполняются слезами. Перед ними вновь проносится моя беззаботная земная жизнь, отец среди пионов в нашем саду, друзья, путешествия, мои несбывшиеся планы на будущее… Полудемон мягко берёт меня за плечи. — Тогда я был сосредоточением всего тёмного, что было во мне. А ты для меня была какой-то смертной, которую я никогда не видел. Вы все были для меня лишь образами… пешками. Мне нужно было убить как можно больше пешек, чтобы поставить королю шах и мат. В тот момент это казалось таким простым… Молчу, потупив взгляд. Как бы я ни отрицала, эти слова тяжело слышать и принять. Но его пальцы скользят по щеке, утирая скатившуюся слезу, легонько приподнимают подбородок, чтобы я вновь встретилась с его глубокими, пронизывающими насквозь душу глазами. — Я убил тебя, но подарил бессмертие. Людская жизнь ничего не стоит, потому что она — как пробник перед чем-то большим. Но я прошу прощения за это, ты была достойна прожить её вволю до конца. Прошу прощения за каждую смерть по моей вине, что ранила тебя, что шрамами отразилась на твоём сердце, я был бы рад этого избежать. Однако я знаю, что не достоин твоего прощения. Оглушающая тишина. Только звук наших сердец да тихо свистящий ветер. Солнце бросает последний свой луч на нас, окончательно скрываясь в золотистое облачное море. — Знаешь, мне невероятно больно, — негромко признаюсь, с горечью смотрю на него, пальцами сминая края одежды, — но прошлого не вернуть. Месть ничего не изменит, — грустно усмехаюсь мужчине. — Нужно двигаться дальше, нужно жить дальше, — на миг кладу свою ладонь поверх его и чуть сжимаю. — Я прощаю тебя. Только не разочаруй. Мальбонте смотрит на меня, кажется, до конца не осознавая услышанное. Но вот он прикрывает веки, качает головой и выдыхает, шепча что-то неразборчивое. Напряжение от разговора развеивается само собой. Сумрак быстро сгущается, последние отблески заката совсем догорают на небе, и в прежде знойном, напоенном весенними ароматами воздухе уже вовсю ощущается ночная горная прохлада. Невольно съёживаюсь и рефлекторно обнимаю себя за оголённые плечи, покрывшиеся маленькими пупырышками. — Замерзла? — зоркий глаз моментально замечает перемену. — Всё в порядке, — уверяю я, — сейчас сосредоточусь на температуре тела и… Прежде чем я успеваю закончить фразу, меня укрывает полукуполом мощное бордовое крыло, укутывая мягкими перьями. Сразу становится тепло и уютно. — Не нужно, — загадочно ухмыляется Мальбонте. — Пусть и тебе будет что вспомнить о сегодняшнем закате. Обёрнутая его крылом, будто покрывалом, впервые подмечая и принимая его заботу, искренне с теплотой улыбаюсь. Мы смотрим на бескрайний потемневший небосклон, усеянный россыпью звёзд, одна ярче другой. И на душе светлеет. Хорошо. Умиротворённо. Как давно я не ощущала эти чувства? В комфортной для обоих тишине мы наблюдаем, как белая луна поднимается, начиная полноправно править небесами. Но вот что-то мелькает на её фоне. Мальбонте тут же беспокойно шевелится, разглядев это «что-то» в темноте. — Неужели… — шепчет еле слышно. — Вики, вставай. Нам пора!