Soundtrack Svrcina — Who Are You
Плотный, густой пар окутывает всё пространство, образуя практически непроницаемую пелену. Вытяни руку — не разглядишь. Сильные струи обжигающе горячего душа обрушиваются на хрупкие плечи, пока я пытаюсь прийти в себя. «Прийти. В себя. И кто же я?» Голова от бессилия вжимается в стену, ногти вонзаются в камень. Мерзкий скрежет тонет в шуме воды, а царапины сливаются с цветными прожилками на старом мраморе. Хочется кричать, буйствовать, рыдать, упасть на колени под этот адский дождь в надежде наконец проснуться. Но вместо этого с тихим скрипом закрывается вентиль, и моментально наступает зябкая тишина. Нетвёрдые шаги сквозь мокрый туман. Останавливаюсь у запотевшего зеркала. Скользящее движение ладони по его поверхности. Знакомое лицо, растерянный взгляд. Из-за слишком большой влажности раздаётся электрический треск в настенных бра, и ванная комната на краткий миг погружается в темноту. Спину оплетает колючий мороз, так аномально контрастируя с ещё горячей кожей. Лёгкие сковывает судорога, на секунду лишая воздуха. Я уже знаю, чувствую, что увижу напротив. На меня смотрит уже не моё отражение. Или моё? Двойник с глазами, полными тьмы, паутиной расходящейся по щекам. Та Вики стоит, не двигаясь, как и я. Просто впивается в меня взглядом, пристально, давяще, неотрывно. Паника застревает в горле. Что, если это Я НАСТОЯЩАЯ? Рука медленно тянется к зеркалу, снова смахивая оседающий пар. И вот передо мной всё по-прежнему, морок пропал. Резкий шумный выдох. Показалось. Это всё нервы, психоз. Слишком много новостей за день. На тёмных улицах душно, сложно дышать. Тяжёлые серые тучи, набрякшие, но никак не могущие разродиться дождём, кажется, вот-вот рухнут наземь, давя всё и вся. Или этого хочется мне? Чтобы грозовой ливень пролился стеной, смыл с меня смесь стыда и омерзения, пронёсся очищающей волной сквозь весь этот город и замок Цитадели, провонявший надменностью, лицемерием и наглой ложью. В небе громыхает, будто природа отзеркаливает моё настроение, и я чувствую на лице первые холодные капли. Вопреки крикам позади, резко взлетаю, неистово напрягая крылья, чтобы оказаться где угодно, но только не здесь. Дождь застилает обзор, ветер треплет мокрые пряди. Маленький парящий островок. Вынужденная передышка. Ребекка приземляется следом. Отмахиваюсь от неё в гневе, не желая видеть. Ноги не держат. Прислоняюсь к кроне одного из деревьев, ища в нём поддержку. Во мне бурлит злоба, отвращение и всепоглощающий ужас. — Да как ты можешь?! — перекрикиваю шум стихии. — Тебе на всех плевать?! Вы самоуправствуете и остаетесь безнаказанными! Чужие жизни для вас — просто ничто! — Я делаю то, что необходимо! А ты сейчас одним глупым решением погубила сотни этих жизней! В гудящей голове звонким эхом отдаются её слова: «…Я и не пытаюсь оправдываться… … Из двух зол выбирают меньшее. Я его выбрала… … сейчас время разочарований: во мне, в серафимах, но… … Ангелы, демоны — спустя столько веков это лишь формальность… … Родители Мальбонте оставили своих потомков на земле. Даже спустя многие века их потомки — мы, Вики…» Мы… мы… мы… — Нет… Этого не может быть… Сердце отказывается воспринимать жгучую правду, отрицает, брыкается. Хотя разум как раз слишком быстро докручивает недостающий пазл из полученной информации, дополняя имеющуюся картину. Всё неслучайно. Отхожу, путаясь ватными ногами в высокой траве, насквозь промокшее платье только мешает. С тихим стоном смахиваю с лица дождевые капли и запускаю пальцы во влажные волосы. «Мы родня… Чёрт возьми, как это возможно?! Он знал?! А всё то, что между нами было?..» Мои метания по островку преграждает выставленная барьером рука. — Что произошло в том лагере, Вики? В груди все чувства сжимаются в пульсирующий комок, который, словно часовая бомба, вот-вот разорвёт меня на куски. Долго смотрю на мать, не зная, что сказать, как охватить хотя бы мыслью. Этот день полон болезненных откровений. Ливень усиливается, и очередная молния освещает нас вспышкой, ярко выделяя решительные лица. — Всё, — тихо выдыхаю я, отводя глаза, но не от стыда, а от поднятого тайфуна эмоций. Однако, не встретив ожидаемого пламени возмущения с кислотной ненавистью, поднимаю их на маму. В её кристально-голубых — сожаление, горечь, разочарование, даже сочувствие, но презрения нет. Она поняла. — Всё?.. Ты считаешь, что он прав, но всё равно оставила его, чтобы вернуться к нам? — Чтобы изменить будущее… если это вообще возможно… — Ты во многом похожа на меня, Вики, — у женщины вырывается тяжёлый вздох. — Упрямо стоишь за свои идеи, рискуешь ради убеждений, в которые веришь. Готова идти на жертвы, это восхищает. Но твоя слабость — чувства. Они не должны затмевать разум, запомни. Та же любовь — ошибка и предмет для манипуляций в умелых руках. — Например, в твоих. Разве не так ты использовала Фенцио? — едкое замечание совершенно не ранит её. — Да, — сознается так просто. — Но справедливости ради я ничего ему не обещала. Этот глупец сам додумал всё, а затем собственноручно потопил себя! Любовь делает людей уязвимыми, заставляет действовать опрометчиво. Не попадись на крючок, дочка. Мы с Винчесто усвоили этот урок слишком поздно, поддавшись на провокацию. Пристально смотрит на меня и снова вздыхает. Качая головой, объясняет будто нерадивому дитю элементарные для взрослых вещи. — Для полукровки ты обычная пешка, которую он использует, пожертвовав в нужный момент. Сомневаюсь, что ты важна ему хотя бы так же, как твоему красноглазому другу. Но сейчас речь не об этом, — поспешно добавляет она, снова с ноткой строгости глядя на то, как я встрепенулась. — Совет хочет уничтожить весь род Мальбонте. Сотни непризнанных, волей случая ставших бессмертными, живущих тут обычной жизнью. Все они, как и мы, — его потомки. На кону стоят не только наши жизни, но и жизни многих. Как ты понимаешь, мы не последние фигуры в этой борьбе. И нас всех можно было уберечь, если бы Йор сдержал слово, сохранив эту тайну, или погиб бы от яда вследствие своего предательства и властолюбия. Но ты поддалась эмоциям, пошла на поводу у жалости. Ты выбрала его жизнь. — Я… не знала… У него же семья, ребёнок, любящая жена… они не заслужили этого, — потерянно качаю головой, всё ещё не находя себе места. — А теперь солдаты зачистят целые семейства. Совет не намерен больше рисковать. Зажмуриваюсь, слезы на лице сливаются с потоками дождя. Всё ещё помню тот день, когда нам с отцом сообщили про несчастный случай: отказ тормозов у водителя, сбитый пешеход, летальный исход. Страшное для маленькой девочки осознание, что мама никогда больше не вернётся домой, не поцелует в лоб и не обнимет. Я не пожелала бы этого горя никому. Я не желала его и сыну Йора. Неожиданно тёплая ладонь мягко ложится мне на озябшее плечо. — Порой надо принимать тяжёлые решения, дочка. Приходится идти на жертвы, расставлять приоритеты. Здесь чаша весов перевесила не в его пользу, теперь ты видишь? — Тебя можно понять, — после долгой заминки признаю я. На её губах мелькает улыбка облегчения. Порывисто обнимает, впервые сама. Крепко, совсем как когда-то. Но тут же неловко отстраняется и берёт меня за руки. — Я попробую всё исправить. У меня есть ещё доверенные лица в Цитадели, главное — успеть. Делаю шаг назад, всматриваясь в её сверкающие решимостью глаза. — Я не могу так… играть жизнями, как ты. — Я и не прошу тебя. Я беру всю грязную работу на себя. Только не мешай мне. — Но вы убиваете людей, как можно закрывать на это глаза?! — Азраэль в любом случае сделал бы это, с моей помощью или без. С нашей подготовкой у них хотя бы больше шансов открыть свою силу и не пойти на корм субантрам! Поверь, может быть хуже и гораздо. Я — не вселенское зло, когда-нибудь ты поймешь. А пока можешь презирать меня, даже ненавидеть, я со всем справлюсь. — Это всё неправильно. Так не должно быть… — Мы позже ещё вернемся к этому разговору. Хорошо, дочка? — ладонью бережно убирает влажные пряди с моего лица.— А сейчас полетели домой, ты вся промокла. Озноб от ливня давно прошёл, однако даже часа в душе недостаточно, чтобы смыть с себя гадкое чувство беспомощности и загнанности в угол. В комнате темно, и только полная луна бледными лучами несмело исследует её стены. Мими давно спит, мило посапывая в кровати, и даже скрип половиц не в силах её разбудить. Ложусь в постель, мягкие подушки принимают в свои объятия. Снаружи заунывно подвывает ветер. Ночь будет холодной. Укутываюсь в одеяло по самый подбородок. Усталость наваливается неподъемной ношей и кажется, закрыв глаза, я тотчас усну. Но этого не происходит. Проворочавшись несколько минут, поднимаюсь, вспоминая о таблетках. Возможно, именно они помогают не погружаться в видения, поэтому рисковать не хочется. Приняв их, собираюсь плотно закрыть окно, но так и замираю у подоконника. Мужской силуэт на крыше всецело приковывает моё внимание, а сердце готово в ту же секунду выпрыгнуть из груди, безошибочно узнавая. Мальбонте. Все чувства вспыхивают разом: от опасений и томления по нему до обиды и непонимания. Пальцы какое-то время нервно теребят шёлк сорочки, пока я пытаюсь заставить себя думать трезво. Но какой там — распахиваю окно настежь и прыгаю в ночное небо.Soundtrack Сергей Лазарев-Сдавайся
Стопы касаются покатой крыши, но я всё не осмеливаюсь поднять глаза. От волнения сумбурные мысли мелькают со скоростью света, чувство вины разъедает изнутри. Хочется всё объяснить, рассказать причину, но вдруг ему это не нужно? Вдруг он здесь, чтобы поквитаться за нарушенную клятву? В конце концов, он едва не убил меня у купола. Наверное, стоит бежать, повернуть назад, но я тянусь к нему, словно мотылек к огню. Так странно, но страха нет. Пожалуй, это верх глупости — не бояться самого опасного существа, для которого первостепенную роль играет возмездие. Однако, что бы ни произошло в следующие минуты, — значит так суждено. Хватит оттягивать неизбежное. Но едва я решительно поднимаю голову, встречаясь с его чёрными обсидианами, как теряю дар речи. Сердце сжимается от невероятной тоски, а затем начинает биться втрое быстрее. В его взоре нет злости, нет ненависти или разочарования, что я так боялась увидеть. Вместо этого нечто абсолютно другое… Ноги прирастают к балке, наливаясь свинцом. Меня будто парализовывает. Стою столбом, не в силах ни отвести взгляд, ни шагнуть к нему. Мальбонте тоже не двигается. Молча наблюдает за мной, впитывая образ, будто я могу испариться в следующую же секунду, словно мираж в пустыне. Это похоже на кадры немого кино, когда одни взгляды, наполненные, кричащие, проникающие прямиком в душу, объясняют всё лучше любых слов. Полудемон неторопливо ступает навстречу, но замирает на расстоянии двух шагов, оставляя их за мной. Так близко, но при этом непостижимо далеко. Между нами будто пропасть, глубокий провал, который я собственноручно вырыла. Мой неуверенный шаг вперёд. Балансирую на грани. И кажется, сделай я второй — снова рухну, упаду к нему, пропаду, сгорю в его огне, пошлю всё к чёрту. И я хочу! О дьявол, как я хочу… но не могу. Не имею права. Не сейчас. — Совсем не чувствую… твою энергию… — как со стороны слышу голос, глухой, отстранённый, будто и не мой вовсе. — Амулет действительно работает. Недоумённо поднимает брови, словно ожидал совершенно других слов. — Да. Больше меня это не задерживает, — на его губах привычная усмешка, но тёмные глаза горят иным огнём. — Моя армия готова к наступлению. Но я здесь не поэтому. — Пришёл сдержать слово? К врагам всегда безжалостен… — отрешённо выдаю я. Киваю, понимающе, вспоминая его принципиальность, и нервно закусываю губу. — Ну да. А кто я, если не враг, раз под покровом ночи сбежала из лагеря, предавая тебя? Предавая себя? — последнее еле слышно. — Исчезла без объяснений после всего, что между нами было, и теперь оказалась среди твоих противников. Собственные же слова причиняют боль, постыдно хочется провалиться под землю. — Думаешь, я пришёл покарать тебя? Тогда сдавайся, — с хищной улыбкой хмыкает он, но, видя моё замешательство, спокойно поясняет: — Вики, я пришёл за тобой. Спазм в груди на мгновение парализует легкие, сбивая дыхание. Интонация, с которой он это произносит, максимально противоположна жажде мщения. В ней скрывается ласка, тоска. — Возвращайся. — Что? — поражённо выдыхаю, неотрывно смотря на него широко распахнутыми глазами, не до конца осознавая услышанное. Лицо Полудемона становится предельно серьёзным. — У тебя было особое видение той ночью, верно? И оно отличалось от предыдущих, — уверенно констатирует он. — Откуда ты знаешь? У тебя тоже? Растерянно вглядываюсь в него, наивно выискивая ответы. Сердце колотится как бешеное. — Что ты увидела тогда? Покажи мне, — мягко требует, игнорируя вопросы. Тело пробирает мелкий озноб от необходимости вновь погрузиться в тот ад, но ради него я готова. В голове бешеным хороводом кружатся сумбурные мысли, среди которых несмелая надежда. Одним шагом мужчина сокращает оставшееся расстояние, оказываясь совсем рядом. Его запах окутывает, сводя с ума, заставляя ноги подкашиваться. Высокий, статный, широкоплечий. Несокрушимый, непреклонный, неотвратимый как первозданная стихия. Всё ещё мой? А был им? Лунный свет аккуратно очерчивает ставшее родным лицо: острые скулы, слегка обветренные губы, тёмные омуты, глубокие, обеспокоенные. Утопая в них, хочется исповедаться, как сильно скучала, как его не хватало, как я чертовски сожалею, что всё вышло именно так. Но язык не слушается, а в груди разрастается невыносимая боль. Из оцепенения меня выводит осторожное прикосновение. Полудемон подхватывает мою ладонь и не спеша подносит к своему виску. Тепло его кожи. Чувствую размеренно пульсирующую жилку под пальцами. Провожу по жёстким смоляным прядям, ощущая каждый волосок. ОН ЗДЕСЬ. — Хочу понять тебя, — шепчет он мне, легонько сжимая запястья. Как одна фраза может напрочь лишить кислорода? Сглатываю подступивший ком к горлу, кляня себя последними словами. «Вдруг, увидев тот ужас, он всё поймёт и сможет найти решение. Это тот самый шанс вместе изменить всё, которого я лишила нас, улетев из лагеря». — Умоляю, не допусти этого, — хрипло прошу я, а затем, с нежностью обхватывая его голову, начинаю тонуть в чёрной бездне глаз, перенося нас в видения той ночи. Он видит Бонта, наблюдающего за крылоборством, наш странный разговор у зеркала, а затем всё остальное: горящую Цитадель, жестокую битву, смерть кругом и кошмарные крики, раненых друзей, глядящих со страхом и ненавистью, и уже мёртвую мать, окровавленные руки, свой триумф и моё тёмное отражение на острие, пропасть и костлявые тени по комнате. Опускаю руки. Мальбонте хмурит брови, что-то напряжённо обдумывает, будто решая, говорить мне или нет. Секунды текут мучительно медленно, перерастая в минуты, а гнетущая тишина всё продолжается, становясь невыносимой. — Вот, что тебя напугало… потери, — и затем мрачно поднимает глаза, едва качая головой. — Мне жаль, Вики. От его угрюмого взгляда внутри что-то с громким треском рвётся на части. Плотнее сжимаю губы, ощущая горечь во рту. — Ты видел то же самое? — В том числе, — нехотя кивает он. — Это действительно может произойти, — Как всегда честный ответ режет острее ножа. — Но что-то можно сделать? — с мольбой обращаюсь к нему. — Будущее ведь непостоянно?! — Кто знает. С судьбой игры плохи, Вики. Конкретные события предопределены. Даже если ты запрёшь друзей в темнице, это не гарантирует, что с ними ничего не случится в тот день или потом. В другом случае будущее вариативно. Однако повторю ещё раз: если они намеренно встанут на моём пути, прости мне заранее их убийство. Потому что это война и это их личный выбор. «А на что я вообще рассчитывала? Что он внезапно остановит войну, которую планировал веками, из-за того что могут пострадать мои близкие?! Что за чушь! Выбор… он неизбежен. Как и его последствия». — Война… Мне кажется, в видении их могла погубить я. Чувствовала такую жгучую ненависть там, что не контролировала твою силу. Не могла или не хотела. Будто упивалась ею, — с трудом делюсь неожиданным пониманием, и от кошмарного признания становится не по себе. Передёргиваю плечами, сбрасывая нахлынувшие ощущения, но они, словно пепел, липнут к коже. — Очнувшись, я будто зависла между реальностями, не различала их… и в ужасе сбежала. Но не от тебя, — вновь поднимаю глаза, встречаясь с его пронзительными тёмными обсидианами. — Я испугалась ту, кого видела там рядом с тобой… Себя во тьме. Несколько мгновений, разрывающих душу ожиданием, мы молча смотрим друг на друга. Наконец Мальбонте негромко произносит: — Чтобы контролировать силу, нужно тренироваться. Я научу тебя. Возвращайся. Слёзы вины и облегчения накатывают, скапливаясь в уголках глаз, и скользят по щекам. — Прости меня. Прости, что улетела, — лепечу я, но так и не двигаюсь с места, только с глупой яростью сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу. — Той ночью ты была не в себе. Лихорадка, видения. Молния у купола была лишь попыткой остановить тебя от опрометчивого действия, но всё вышло не по плану, — Полудемон вдруг замолкает, уставившись тяжёлым взглядом на оголённое плечо, которое пробил насквозь пару дней назад. Он словно хочет коснуться его, но ожидает, что я в страхе отпряну, и, будто в упрёк себе, качает головой. — Я сожалею, что причинил тебе боль. И не виню тебя. От его искренности камень, нет, огромный булыжник падает у меня с души, оседая мелкой пылью раскаяния. Между нами всего один шаг. Такое крохотное расстояние до самого близкого существа во вселенной… — Возвращайся, Вики, — тихо повторяет он, поднимая ладонь и ласково, почти невесомо оглаживая влажную от солёных капель скулу. — Не могу, — не голос, а глухой хрип. Каждый вдох будто приправлен осколками стекла, медленно проникающими в сердце и затем толчками расходящимися по венам. Кажется, будто сам воздух между нами искрится от напряжения, ощущаемого даже кожей. Мальбонте недоумённо хмурится, а затем ухмыляется с тенью сарказма: — Прониклась любовью к серафимам? — Нет! Пусть ублюдки горят в Аду! На блеснувшую в моих глазах дикую ярость его усмешка становится шире. — Всё же прониклась к «чудовищу»? — выделяет последнее он, и я ловлю дежавю с допросом советников. — Прежде всего ты должен знать: Ребекка видела часть видения, где вы нападаете ночью на Цитадель. Как город полыхает, а тысячи субантр превращают всех в кровавый фарш. Мне жаль, что так или иначе они выяснили это от меня, и теперь серафимы ждут вас, подготовленные, со своими сюрпризами. Тихий снисходительный смешок. Коварная усмешка, обращённая к башне, где последние недели заседает мать. — Субантры слепы днём, в их природе прятаться от света во мраке. Серафимам это прекрасно известно. Поэтому всё было предсказуемо, и то, что ты подтвердила их догадки про ночное время суток, даже к лучшему. Зато ты не выдала главного — информации о кинжале. Именно он — причина, из-за которой они должны были потерять спокойный сон. Ведь скоро их дражайший бог падёт. — Не уверена, что они заметят разницу, — злобно бурчу. — Некоторые из серафимов даже никогда не встречались с Шепфа. Зато самопроизвольно устраивают катаклизмы на Земле, чтобы создавать армию из непризнанных! Ты знал? — Да, но это им не поможет, — равнодушно кивает. — Только лишние жертвы, перед тем как я доберусь до них, и наступит конец их безнаказанности. — Мальбонте, у них есть оружие. Против тебя. Ангелы изготовили какие-то двойные наконечники из древних сплавов… — Для арбалетов. Знаю. — Хм... думала, это известно только серафимам. Выходит… Хищная ухмылка и многозначительный взгляд. — Я уже говорил тебе: мои шпионы везде. — Хорошо. Потому что когда Эрагон намекнул маме про свою ловушку, мне стало не по себе. Он выглядел слишком уверенным. Мальбонте хмурится, и мне кажется, в его глазах мелькает озадаченность. — Хм. Не исключено, что это уловка. Охота на ведьм, — задумчиво отворачивается, блуждая взглядом по крышам корпусов. — Если после вашего разговора мой шпион начнёт зондировать этот вопрос, его сразу схватят. А затем и вас. — А если это не проверка? Вдруг у него действительно туз в рукаве? — беспокоюсь я.SoundtrackTommee Profitt — Tomorrow We Fight
От порыва холодного ветра вся ёжусь. Полуодетое тело пробирает дрожь, но в глубине души я знаю, что основная причина не в ночной прохладе. Это не укрывается от внимательных колких глаз. Мальбонте неторопливо раскрывает мощные крылья и смыкает их за мной, создавая своеобразный кокон. Всё вокруг исчезает, стирается, становится неважным. Только мы. И лишь полная луна, возвышающаяся в звёздном небе, освещает наши лица, придавая им таинственного очарования. Его мягкие перья даже не касаются меня, но я всё равно замираю, впитывая, наслаждаясь интимностью момента. Вокруг меня только Он, отчего душа трепещет, словно птичка, добровольно попавшая в силки и согласная со своей дальнейшей участью. — Тогда мы уже на месте выясним, насколько серафим самонадеян, — с ноткой угрозы подытоживает Враг небес, а затем наклоняет голову, изучающе всматриваясь в моё лицо. — Переживаешь? — Да! — горячо выпаливаю я и спонтанно делаю тот самый шаг к нему, дотрагиваясь до щеки. Но, опомнившись, тут же одёргиваю руку. Мужчина не двигается, не препятствует, не принуждает, продолжает выжидающе стоять. Какая же всё-таки пытка — находиться так близко друг к другу! Чувствовать знакомый до одурения запах, который на фоне озоновой свежести после дождя обостряет все ощущения, отчего даже коленки дрожат. В нём хочется раствориться, укутаться им. Он пьянит, заставляя всплывать в памяти яркие образы. Даже со скрытой энергией Мальбонте для меня — чёртов магнит, пусть и уже совершенно не такой, как в самом начале. Теперь я притягиваюсь к нему добровольно. И всё же… — Почему ты не сказал, что мы одной крови? — с трудом разлепляю губы. В ночном сумраке кажется, что Полудемон смутился, не ожидав подобного вопроса. — А что бы это изменило? — пожимает плечами. — Это просто факт. Разве он на что-то влияет? Мы настолько дальние родственники, что это не имеет прямого значения. — А твоя сила? Ведь причина всего кроется в этом… в нашем родстве. — Отчасти, да. Ты оказалась идеально подобранным сосудом. Любой другой бы умер, но не ты. — Всё неслучайно. Но ты не догадывался, что сила может разделиться, «учуяв» схожую кровь? — Нет. — Иногда мне кажется, будто кто-то намеренно переплёл наши судьбы красными нитями. И вместо того, чтобы развязывать их, мы только путаем новые узлы, — устало посмеиваясь, качаю головой. — Это новые узоры. Мальбонте загадочно улыбается, и моё сердце вновь ёкает, сладко замирая. — Знаешь, ты пришла в этот мир так поздно. Но так вовремя, — задумчиво произносит, а потом усмехается про себя, явно что-то вспоминая: — Ты всегда вовремя. Однако чтобы ты родилась, моих родителей нужно было сослать. На лице судьбы всегда горькая усмешка. Он ловко заправляет мне выбившуюся вьющуюся прядь за ухо, слегка задевая мочку. И в этот миг больше всего на свете мне хочется прижаться к нему, нырнуть в его объятия, забыться. Однако я заставляю себя собрать всю волю в кулак и, вопреки отчаянно бунтующей части сознания, произнести то, что может перечеркнуть всё. Словно предчувствовав, мужчина мрачнеет. Его острый взгляд. Моё ошеломляющее признание. — Ты сказал, что шанс спасти моих близких всё же есть, и я хочу им воспользоваться, — дрожащий голос подводит, выдавая внутренний хаос. — Я не нападу с тобой на Цитадель. Останусь здесь и сделаю всё, чтобы мама с друзьями не оказались в той битве. Замечаю, как напрягаются его прежде расслабленные мышцы, обостряются скулы, бордовые крылья дергаются, выдавая его несогласие. — Что ж, это твой выбор. На этот раз осознанный, — на его лице вновь непроницаемая маска, и невозможно узнать, что он испытывает на самом деле. Зато можно догадаться… — Я ненавижу серафимов, они готовы пойти на любые безумства, лишь бы сохранить власть. Даже уничтожить целые поколения, в ком капля крови твоих родителей. Таким ангелам не место на небесах. Но... мир, где моя семья мертва… как мне в нём жить? Оставшийся век корить себя, что даже не попыталась их уберечь? Если бы был шанс спасти твоих отца и мать, ты бы сделал это? — Ты уже задавала мне этот вопрос, — с ноткой раздражения выдаёт он, скрипя челюстью. — Тогда дай мне такой шанс! Я должна попробовать, должна! Я не хочу мешать тебе, лишь удержать их в стороне. Наступает тишина. Слишком звонкая, слишком терзающая, будто бьющая осколком прямиком в грудь. — Теперь будешь моим врагом? — еле шевелю онемевшими губами, внутренне сжимаясь, боясь услышать честный ответ. Но лжи между нами быть не должно, и как бы страшно ни было, пора расставить все точки по местам. — Я сделаю всё, что смогу, чтобы уберечь моих близких, Мальбонте. Я не буду биться против тебя, но их защищу любой ценой, — выдыхаю ему, искренне и прямолинейно, ничего не скрывая. Он молчит, сурово глядит на меня из-под густых чёрных ресниц. Принципиальный, безжалостный. Решается? Сама не ожидая от себя, прошу, вновь растворяясь в его тёмных, буравящих душу глазах: — Пообещай, что будешь ласков со мной, даже если мне придётся умереть от твоей руки. Я просто не вынесу твоей жестокости. От этих слов он всё же вздрогнул, изумлённо уставившись на меня, не веря, что я могла огласить такую просьбу. — Не говори так. Я больше не враг тебе. Наплевав на всё, Полудемон внезапно обхватывает меня, крепко прижимая к себе. Пламенный шёпот над ухом звучит непривычно волнительно. — Я не хочу быть твоим врагом, Вики. Моё сердце, устав колотиться о рёбра, совершает вираж, застревая где-то в горле. Дар речи потерян, возможно, безвозвратно. И я потеряна, куда уж безвозвратней. — Но будь осторожна. Судьба показала нам один из исходов битвы, где все мы — участники события. И если всё же мы столкнёмся на поле боя, прошу тебя — не вмешивайся. Несмотря ни на что я уважаю твой выбор и не хочу, чтобы ты пострадала! Останься здесь, как ты хотела, пережди. Я вернусь за тобой позже. «Вернусь за тобой…» Исходящая от него уверенность успокаивает, наполняет. Утыкаюсь носом ему в ключицы, щекой приникая к горячей коже. Как же уютно. — Хорошо, — согласно шепчу я и слышу вздох облегчения, тихо добавляю: — Мне тебя не хватало. Не вижу — чувствую его печальную улыбку. Мальбонте ласково, но решительно запрокидывает мне голову. Очерчивает большим пальцем контур губ, любуется открывшимся видом, смакует момент. Слегка надавливая на нижнюю, вынуждает замереть в сладком предвкушении. А затем целует. Нежно, томно, со стремительно нарастающей страстью, заставляющей меня забыть о дыхании и прижиматься к нему сильнее, как к своему единственному спасению и любимому проклятью. Пьянящий вкус кружит голову. Ноги перестают подчиняться, и мужчина с лёгкостью подхватывает меня, спасая от падения. Проходится ладонью по оголённым плечам, по спине, между лопаток, оглаживает основание крыльев и ловит ртом мой судорожный выдох, тут же чуть прикусывая губу до еле слышного стона. Обвивая его шею, притягиваю ближе. Языки сплетаются, неторопливо лаская друг друга. Два горячих дыхания превращаются в одно, образуя облачко пара в ночной прохладе. Рука опускается на его грудь, сползая за широкий ворот туники и оказываясь прямо там, где громко, в такт моему, клокочет сердце. Как в самый первый раз, когда Полудемон целовал меня, вжав в стену своего кабинета, до этого чуть не придушив. А теперь он сам пытается уберечь меня, при этом не запирая, не принуждая, не манипулируя. Плавлюсь от прикосновений, горю, но он не позволяет себе лишнего. Длинные пальцы мягко вплетаются в непослушные темно-русые волосы, а затем невесомо скользят по шее, по косой от мочки уха до ярёмной ямки, и вновь безошибочно находят родинку. Обжигающие сокровенностью непонятные слова вместе со сбитым дыханием. — Mea clara stella. Мальбонте расправляет огромные крылья, обнажая наше единение в поцелуе жемчужной луне, далёким звёздам, своенравному ветру и всему остальному миру. И хочется, чтобы это длилось вечно. Просто остановить это мгновение навсегда, чтобы завтрашний день, как и предстоящая война, никогда не наступил.