***
По дороге в башню к нам с Мими приближается интересная компания. Моника выходит вперед, оставляя за спиной странно поглядывающих на меня Энди и Астра, вынуждая насторожиться. Этот ангел всегда был провокатором, с самодовольной ухмылкой нагло подчёркивавшим власть ангелов и ничтожность демонов. Наверняка он уже мысленно строит свою будущую карьеру в иерархии белокрылых в случае их победы. А он действительно мог бы там зацепиться. Упёртый, сильный, прозорливый, вряд ли он упустит свой шанс получить должность. Что насчет Энди, он сильно изменился за последние месяцы. От мечтательного доброго юноши, которого я встретила в свой первый день на небесах, не осталось и следа. Смерть Лоры повлияла на него. Пусть он и утверждал, что между ними всё было несерьёзно, похоже, время неумолимо расставило всё по местам. Мы никогда не были с ним особо близки и сохраняли вежливую доброжелательность. Но всё же однажды, в полутьме поезда, где привыкли праздно проводить время бессмертные, съедаемый тоской и под воздействием глифта, он поцеловал меня. Всего раз, быстро, несмело, но отчаянно желая забыться. Я не влепила пощёчину в ту же секунду лишь потому, что не хотела унижать его прилюдно, давая надменным бессмертным лишний повод для насмешек, ведь сам Энди не раз заступался за меня перед сокурсниками. Мгновением позже между нами состоялся короткий разговор без лишних сцен и эмоций, будто мы обсуждали незначительные мелочи. И всё же это его задело, отдалило нас ещё больше. Со временем из тихого скромного паренька он превратился в собранного, целеустремлённого, более жёсткого. Постоянно тренировался в экстремальных полетах, за что и получил звание главного крылолётчика школы, а затем стал возглавлять вылазки за провизией, в одну из которых мы и попались Мальбонте. Тому монстру, по чьей вине погибла его Непризнанная. Энди был тогда у костра. Видел, что я осталась в лагере добровольно. Поддерживал ли он версию друзей, когда те вернулись из плена, или и вовсе отстранился, я не знаю. Но недовольный подозрительный взгляд, блуждающий сейчас по мне, вполне красноречиво описывает его отношение. Моника. Талантливая, одна из лучших непризнанных Школы, открывших в себе выдающиеся способности к стихии огня. Это было предметом её гордости, как и убийство Змея-искусителя. Подвиг, не иначе. Оказавшись у его пещеры, она не стала разбираться, в чём необходимость проливать кровь, действительно ли он представляет угрозу или же просто оказался слишком разумным, возможно, ведающим секреты мироздания. В отличие от меня она без раздумий выполнила задание серафима, проткнув создание копьём, чем заслужила свой приз — тату с кровью чудища, передающей его дар убеждения. Убийство ради потехи. Убийство ПОТОМУ ЧТО ТАК НАДО. Кому? ШЕПФА. Почему? Мои вопросы зависали в вязкой пустоте, теряясь в темноте без ответов. Но девушку это никогда не волновало. У неё свои амбиции и желание пробиться в бессмертном мире. Наверняка Ребекка была бы довольна именно такой дочерью. Но ей досталась я, вечно влезающая туда, куда не следует. — Мы хотели узнать о судьбе Донни. Он жив? Интерес Моники кажется каким-то сухим, чисто информативным, словно спрашивает она не о человеке, а о наличии компота в столовой. Замечая моё замешательство, она добавляет с преувеличенной грустью: — Мы с ним очень сдружились, пока учились тут бок о бок. Переживаю, не убил ли его Полукровка? — Нет. Мальбонте не убил ни одного пленного, — осторожно отвечаю. — Более того, они сыты и находятся в безопасности, пусть и взаперти. После разговора с ним кое-кто предпочёл поменять сторону. Карие глаза расширяются от удивления, чтобы тут же сверкнуть гневом. — Повелись на сладкие речи? И этот серокрылый остолоп тоже? — Внезапно она касается меня рукой, крепко сжимая локоть. — Что он пообещал им? Богатство? Власть? Пристально смотрит, будто старается проникнуть в голову. Неужели воздействует? Забавно, что иммунитет, подаренный змеем, противостоит его же дару. Моника непонимающе хмурится, морща лоб от напряжения, выжидающе смотрит. Хочется сказать «справедливость», но я молчу. Не такого ответа ждут от дочери серафима. А если именно такого, то на провокацию я не поведусь. — Когда я видела Донни в последний раз, он был в порядке, — уклончиво сообщаю, сбрасывая с себя её цепкие пальцы, и поспешно киваю на прощание. — Нам пора идти. Торопливо семеню за Мими к входу в башню, ощущая затылком прожигающий взгляд. Ещё на лестничном пролёте хорошо слышны выкрики. Зайдя в зал, мы застаём всех в разгаре бурных обсуждений. Люцифер громко реагирует на последние новости о назначении на пост Сатаны демона Азазеля. Смутно знакомое имя. — Он уже слишком стар и слаб и не годится в правители! Да, он умён и мудр. Он был одним из лучших учителей для многих поколений, в том числе и для нас с Мими. Но века сделали его уступчивым, податливым. Разве сможет он отстоять наши права перед советом серафимов? Им нужна лишь удобная марионетка! — Неудобных не любят, кха-кха, — кряхтит откуда-то сбоку Кроули, постаревший за последний месяц будто на десяток лет. Метнув на него красноречивый взгляд, Люцифер вновь обращается к Ребекке. — Хочу поговорить с ним. Азазель всегда был здравомыслящим. Он не может не понимать, к чему это приведёт. — Пусть так, но он не отдаст тебе место, — подаёт голос Мамон. — Не в нашей природе что-либо уступать другому, тем более трон Ада. — Тогда я получу его иначе, — решительно заключает демон. — Вы вновь предлагаете насилие? — встревает в разговор Дино, с трудом веря в услышанное. — Сейчас, когда надо держаться всем вместе? Совет выбрал, Шепфа одобрил… — Ад потому и ад, что не на небесах, ангелочек, — хмыкает отец Мими. — У нас свои законы. В том числе захвата власти. Его глаза сверкают золотым, отражаясь в разгневанных алых — два демона друг друга понимают. Понимают и остальные. — Не смей, Люцифер, я запрещаю, — со звенящей сталью командует Ребекка, однако действия над мужчиной это не возымело. — При всём уважении, Ребекка, это тебя не касается, — язвительно бросает через плечо Люцифер, уже выходя за дверь. Догадываюсь, что подобное обращение для мамы равносильно публичному оскорблению, которое она не привыкла спускать с рук. Но сегодня она явно не в форме: напряжена, прожигает взглядом лежащие перед ней письма, то ли желая, чтобы они разом исчезли, то ли напротив, чтобы к ним добавилось ещё одно. Губы презрительно кривятся, а руки на краткое мгновение сминают разложенные под ними свитки. — Кто-то слишком жаждет отправиться в Небытие, — холодно цедит сквозь зубы. — Что ж, у нас полно других забот. Мими встревоженно подходит к отцу. — Папа, я полечу с ним. Азазель всегда хорошо ко мне относился. Может, всё же удастся договориться. — Лети, дочка, — одобрительно кивает Мамон, словно и не ожидал от неё ничего другого. Легонько чмокнув его в щеку, девушка спешно покидает помещение. Тихо выдохнув, Дино решительно направляется следом. Из-за стола встаю и я. — Нет, — Ребекка коротко бьёт словом, словно хлыстом. — Я спущусь в Ад вместе с ними, — упрямо говорю, встречаясь с ней взглядом. — Я сказала «нет». У меня вырывается короткий смешок. Качаю головой. — Нам сейчас до кучи только проблем с демонами Преисподней не хватает! И они точно будут, если Люцифер натворит бед. А он… — Это только его проблемы, — отстранённо перебивает Ребекка. — Я запрещаю тебе покидать школу. — При всём уважении, мама… — хмыкаю я, повторяя те же слова. — Я не спрашиваю разрешения. Я не мешаю.***
Адская расщелина как всегда пылает жаром. Раскалённые докрасна скалы, кипучая лава — живописный пейзаж. Незнакомые улицы, величественные здания, уходящие ввысь багряного подземного неба. Люцифер мчит стрелой, и мы, едва поспевая, летим чуть позади. Мими даже умудряется по дороге устраивать мне мини-экскурс, рассказывая про устройство уровней и кругов Ада, но я слушаю вполуха — напряжённая обстановка не располагает. — Вики, ты только не отставай и старайся не привлекать к себе внимание, — негромко просит она. — А в чём дело? — хмурюсь и начинаю обеспокоенно озираться по сторонам, высматривая потенциальную опасность. — Забыла? Ты убила Сатану. Думаешь, здесь тебя все по головке хотят погладить? — Но… это было в сражении, он угрожал маме, напал на Школу. — Потому что Кроули удерживал демонов там, запрещая возвращаться в Ад, а также запер его сына в камеру, не говоря уже об общем творящемся беспределе с ангелами. Так что поводов было хоть отбавляй. Тяжело вздыхаю. Всё действительно было доведено до крайности. — Ладно, просто держись рядом и не лезь на рожон, — смягчается подруга, мягко обхватывая мою ладонь. Пару раз встречаем отряды ангелов, ломящиеся в чьи-то двери с обвинениями в шпионстве или пособничестве полукровке и требованием явиться на допрос. Кому-то повезло меньше — ему накидывают золотые нити и куда-то забирают. На открывшуюся гнусную картину Люци со сдерживаемой яростью скрипит зубами. Замечаю его сжатые кулаки и напрягшиеся мышцы под плотно прилегающей к телу рубашкой. Но у него нет полномочий остановить творящийся беспредел. Уже нет. Пока ещё нет. Дворец Дьявола в своём мрачном великолепии. Бывший хозяин быстрым шагом углубляется по знакомым коридорам, предпочтя главному черновой вход. Дино следует по пятам, сосредоточенный, собранный, готовый в любой момент остановить друга от глупостей, если потребуется. Прислужники — маленькие сгорбленные существа — снуют туда-сюда, суетятся, несут что-то в худощавых бледных ручонках. Кое-кто, узнав мужчину, испуганно пятится, меняя свой маршрут, но при этом никто из них не осмеливается спросить, что он тут делает. Не поспевая за парнями, мы с Мими останавливаемся у поворота, пропуская вперед несколько низеньких местных слуг, несущих над головами мужской портрет в раме из золотых костей. Его демоническое лицо кажется мне смутно знакомым. В голове мелькает догадка. Пока у нас небольшая заминка, с интересом оглядываю интерьер. Богато расшитые гобелены, украшенные драгоценными камнями предметы мебели, каменные скульптуры зловещих существ, картины, изображающие катастрофы, — всё это точно подчёркивает мрачную атмосферу дьявольского чертога. — Нравится? — подмигивает Мими. — Здесь очень красиво… в тёмной манере. — Ты среди демонов, детка, — со смешком фыркает она, — тьма и огонь — наша сущность. За углом слышатся приглушенные голоса и приближающийся звон каблучков. — … наш совет не одобрил, зря он согласился на это. — Пусть потешится в лучах славы — его правление выйдет недолгим. Не за горами страшная трагедия и большая потеря для всех, — наигранно драматично заключает женский голос, следом негромко посмеиваясь. — Кого обвинить — неважно, вариантов достаточно: недовольные ангелы, жестокий полукровка. Тогда Вельзевул возглавит нас, и мы сможем отстоять автономность. А ты, ненаглядный, станешь его правой рукой. Из-за угла выныривает пара: рогатый демон галантно держит под руку высокую брюнетку в человеческом облике. В их осанке чувствуется сила, самоуверенность и власть. Наверняка, влиятельные аристократы. На девушке длинное платье со стоячим, раскрывающимся лепестком воротом и глубоким вырезом прямо в ткани, соблазнительно демонстрирующим зону декольте, где виднеются узоры татуировок. Изящно собранные чёрные волосы украшены сверкающими рубинами, как и серьги, прекрасно оттеняющие полные губы цвета спелой вишни и её большие глаза. Алые глаза. Совсем как у… Зрачки её спутника быстро вспыхивают жёлтым, когда он замечает в тени коридора неожиданных свидетелей их разговора и останавливается. — Елизаздра, какой неприятный сюрприз, — первой прыскает Мими. — Дочь Мамона, — девушка удивлённо поднимает бровь, усмехаясь сдержанно и нахально одновременно. — А мы как раз обсуждаем, какие непростые времена настали для бессмертных. Как там папочка? Кажется, привык быть собачонкой Ребекки. Ох, несладко ему придётся, когда вернётся. Точнее, если. — Наш дом здесь, так же как и всех демонов, и мы не позволим к себе неуважение, — шипит Мими, мечтая удушить её на месте. — И если уж говорить об отцах, все мы помним, чем кончил твой, так что не задирай нос слишком высоко, плетя свои интриги. Чем выше заберешься — тем больнее падать. Её глаза опасно сверкают красным во тьме, но всего на мгновение. — Должно быть печально быть посредственностью, лишённой амбиций, — холодно жалит она и переключается на меня. От её взгляда становится не по себе. Изучающий, въедливый, прожигающий. Уголок губ презрительно дёргается при жалком виде моих потрёпанных крыльев и чёрного, без изысков костюма. Но когда она начинает прощупывать энергию, то с трудом сдерживает изумление на лице, отчего у меня внутри что-то гаденько, но довольно ёкает. — Кто твоя спутница? Неужели Уокер-младшая? Зачем ты здесь? — хищно улыбается, вышагивая вокруг, и вдруг подходит совсем близко, чтобы громко и отчётливо шепнуть: — Хочешь убить ещё одного Сатану? Выдерживаю взгляд, пока она удовлетворённо отстраняется, готовая бросить новую колкость, и делаю шаг вперёд, ухмыляясь. — А вы? — парирую тихо, с заговорщической интонацией, едва сдерживаясь, чтобы не подмигнуть — Мими не зря просила не влезать в неприятности. Её улыбка становится больше похожей на оскал, словно я раздразнила дикого зверя и тот планирует вцепиться своими клыками, перегрызая наглецу горло. — Довольно, — прерывает нас её кавалер. — Дорогая, нам пора. — Астарот! — окликивает его знакомый голос откуда-то из темноты. — Люцифер, — сдержанно кивает он подошедшему мужчине. Хищный обольстительный взгляд девушки сталкивается с рассерженными глазами сына Сатаны, такими же кроваво-алыми. На миг между ними словно рассекаются столпы невидимых искр, и она будто затаивает дыхание. А я замечаю их внешнее сходство. Такое могло бы быть между братом и сестрой. Но то, как смотрит на него Елизаздра, абсолютно точно выходит за рамки этого понятия. — А вот и ты, Люци. Мы уж думали, ты хочешь пропустить всё веселье, — ухмыляется она, но тот без интереса переводит взгляд на демона. — Где Азазель? В тронном зале пусто. — На инаугурации в Цитадели. Из-за военного положения торжественной церемонии не будет. Назначение пройдёт скромно и быстро, — сухо, с проскальзывающей холодностью отвечает Астарот. — Зато вечером в Аду будет большой пир. Присоединяйся, Люци. Удивительно, как за секунды тембр её голоса меняется с едкого на бархатистый, соблазняющий. Она плавно приближается к нему и кладёт кисть на плечо, но в этом простом движении чувствуется больше похоти, чем в самом развратном борделе. Что-то внутри меня неожиданно щелкает, подковыристо, непривычно. Неприятно признавать, но Елизаздра красива и имеет свой шарм. И, судя по всему, знакомы они с Люцифером давно. «Интересно, между ними что-то было? — прикидываю я и тут же осекаюсь, мысленно укоризненно давая себе оплеуху. — С какой стати меня вообще это волнует? Не моё дело. Больше нет». И всё же это раздражает. Но напряжение как рукой снимает, когда Люцифер брезгливо отбрасывает её руку в сторону. — Пируйте без меня. — Оstende magis respect, puer , — грозно наклоняется к нему Астарот. — Ты сам виноват в происходящем и должен быть благодарен совету, что обстоятельства твоего предательства не предали огласке. Демон переводит на меня тяжёлый неприязненный взгляд, но между нами тут же встаёт Люцифер, заслоняя спиной. Дино тоже чуть позади, не мешая другу, при этом давая понять, что тот не один. — А что достопочтенный совет адмиронов говорит о выборе серафимов? Одобряет? Или уже спланировал новую инаугурацию своего кандидата? — едко интересуется сын Сатаны, но на возникшее угрюмое молчание раздражённо выдыхает: — Я трачу время. Идём. Он хватает меня за локоть и спешно ведёт по лабиринтам коридоров и холлов, оставляя эту парочку позади. Отпускает лишь, когда мы все оказываемся за дворцовыми воротами. — Что теперь, летим в Школу? — уточняет Дино. — Вы — да, а я так не могу. Не глядя ни на кого, Люцифер срывается с места, быстрыми взмахами больших крыльев поднимаясь над улицами, оставляя после себя лишь всколыхнувшуюся багряную пыль. — Эй, погоди! Мы с тобой! — кричит Мими, поднимаясь в воздух. Ангел укоризненно качает головой и, дожидаясь, пока я взлечу, следует за нами, замыкая процессию. — Люци! — наконец догоняю его в тусклом небе Преисподней. — Погоди, в Цитадель нельзя. — Я не просил тебя лететь за мной, Вики. Возвращайся в академию и остальных прихвати. Нянек мне не нужно. Его слова больно жалят где-то глубоко внутри. Опять его пренебрежительный тон в качестве демонической заботы. За спиной слышны протестующие возгласы Мими: она не согласна, они с Дино летят. — Ты не понимаешь, — хватаю его за руку, останавливая на пути. — Тебе тоже не следует туда лететь. Видение… — Я не отступлю. Не сейчас, — выдавливает из себя, высвобождаясь из хватки. — Это мой шанс, и я его не упущу! Мне хочется провалиться под землю от бессилия. Прямо здесь. Прямо сейчас. Что ниже самого Ада? Несмотря на жар и плавящийся воздух, там явно будет получше, чем в кошмаре, в котором я побывала. Но Люци этого не понимает. Никто не понимает. — Если он не передаст мне власть добровольно, я возьму её силой. Сейчас идеальный момент — он слаб, охраны практически не будет. Обойдёмся малой кровью и без гражданских бунтов. У адмиронов не будет выбора, они признают меня. — А серафимы? Если ты считаешь, что они позволят, ты действительно сошёл с ума! — зло бросаю ему и сама яростно взмахиваю крыльями, лечу вперёд, набирая скорость. — У демонов свои законы! Ангелы не должны вмешиваться в наши дела, — слышится позади. Со злостью сжимаю кулаки, впиваясь ногтями. Уж лучше чувствовать боль снаружи, чем внутри. Несмотря на мои предупреждения, друзья слетаются в Цитадель как мотыльки к огню, когда необходимо напротив — держаться как можно дальше. Внезапно Люцифер выныривает откуда-то снизу на моём пути, и я едва не вписываюсь в широкий торс, тормозя в воздухе. — Твоё видение. Это может случиться сегодня или через неделю, а может не произойти вовсе, — уже взяв эмоции под контроль, на удивление спокойно рассуждает он. — И тем не менее, ты видела нападение на город ночью, так? Сейчас ещё утро, и я клянусь тебе вывести Дино с Мими из Цитадели задолго до заката. У меня полно времени. Тревога всё ещё не отпускает, но его обещание кажется более-менее разумным. Действительно, там было очень темно, лишь огонь озарял строения. Мне бы молча кивнуть, принять его выбор да улететь восвояси. Но Виктория Уокер так не может. Чёртова идиотка. — У нас. У нас время до вечера, — произношу я, мысленно молясь не пожалеть об этом. — Но к Азазелю ты возьмешь меня с собой. — Нет. На встречу пойду я один. — Это не просьба. — Зачем тебе это? На кой чёрт? — Я должна знать наверняка, что другого выбора у тебя не было.***
Дождливая погода, плотный туман. Высокие стены крепости. Звон разбитого оконного стекла в покоях будущего Сатаны. — Я ожидал, что ты навестишь меня, Люци, — демон спокойно отрывает глаза от книги в руках, ничуть не удивившись нашему появлению не через дверь. — Прежде всего, прими мои соболезнования. Однако в этом и есть жизнь, без настоящих утрат в ней не хватает полноты, как это ни печально. Это становится особенно очевидным, когда наблюдаешь за веком людей, общаешься с ними. С интересом разглядываю старого учителя. Голос его, сломленный временем, изменился, как в общем-то и внешность. Но сомнений не было: это действительно был тот некогда молодой демон со своеобразной шахматной доской из видения. Своим видом сейчас он не внушает ни трепета, ни ужаса в отличие от предыдущего главы Ада. Но то, как он говорит, с каким достоинством ведёт себя, определённо располагает меня, заставляя уважать. — Жизнь людей меня не волнует, — сухо бросает Люцифер. — Разве? — усмехается демон, и в его фиолетовых глазах загорается азартный огонёк. — А кто эта прекрасная бессмертная позади тебя? — Она непризнанная. Второй раз за день под пристальными взглядами чувствую себя редким экспонатом на выставке, но в отличие от Елизаздры Азазель смотрит не давяще, а мягко, с любопытством. — Ты дочь серафима, что была вовлечена в ритуал, — заключает скрипучий голос. — Твои энергетические рубцы хорошо заметны, а значит, те слухи не врали. В тебе его сила, теперь я узнаю. Люцифер хмурится, быстро всматривается в меня, желая разглядеть их сам, но непроизвольно кривится, терпя неудачу. — Я думала, их видят только серафимы, приближённые к Шепфа. — Это они тебе так сказали? — легкая улыбка касается старческих губ. — Нет, дитя. Просветление не зависит от ранга и цвета крыльев. А что случилось с твоими? Их бело-пепельный окрас мне кое-кого напомнил. — Бонта? — запросто угадываю, вспоминая его оперение в детстве, светлые у основания и переходящие в тёмные перья. — Ведь вы знали его ребёнком, верно? Были его учителем. Чувствую косой взгляд Люцифера, но старый демон удивлён ещё больше. — Откуда тебе это известно, дитя? Это хранится в тайне уже тысячи лет, и верховными серафимами с самого начала запрещено любое упоминание о том, — его взгляд приобретает прежнюю остроту, а в надтреснутом голосе впервые за разговор слышно волнение. — Я слышал, ты была в его лагере. Бонт сам рассказал тебе об этом? — Мальбонте. Не совсем. Он выдыхает то ли разочарованно, то ли облегчённо и отводит взгляд в сторону, негромко размышляя вслух. — Я виноват перед ним. Когда-то я позволил очернить ребёнка и запятнал свою честь трусостью, оказавшись под давлением Небес и Ада. А теперь своими действиями они породили чудовище, о котором слагали легенды. — Он не чудовище, он просто хочет справедливости, — обескураженно отступаю в сторону, с обидой отмечая, что даже его бывший учитель ставит на него общепринятое клеймо. — Иногда слепая вера в справедливое покаяние ведёт лишь к бóльшей анархии. Я знаю. И помню многое. Слишком многое, — отстранённо говорит он, погружаясь в себя. Тогда Люцифер выходит вперёд, будто насильно напоминая себе, ради чего он тут. — Посмотри на себя: ты стар и немощен, ни сил, ни ярости. Ты не подходишь на роль Сатаны, — качает головой он. — Серафимы используют тебя. Ты хочешь быть их марионеткой? Совет адмиронов этого не потерпит. Ты знаешь, как они готовы решать подобные проблемы. Тогда ответь, зачем ты принял это предложение? Демон долго вглядывается в негодующее лицо бывшего ученика и усмехается, но не злобно, а будто зная какую-то истину, которую он не способен пока постичь. — Иногда события вокруг стягиваются в тугой узел, направляя к определённой точке, и ты понимаешь, что это решение продиктовано даже не тобой. Сама вселенная — фатум — прописывает наши судьбы. Нам остаётся лишь принять их. — Ты не в себе, — раздражённо бурчит красноглазый. — О нет, я мыслю ясно. А ты? — Люцифер сжимает челюсть от едва сдерживаемых эмоций, по щекам напряжённо перекатываются желваки. — Мы оба знаем, зачем ты здесь. И оба понимаем, что трон я тебе не отдам. Тебе придётся забрать его, если, конечно, решишься. — Думаешь, я не сделаю этого, старик? — Тогда сделай то, ради чего пришёл. Я готов отправиться к Творцу. — Творцу? Хочешь поскорее отправиться в Небытие — могу тебе устроить! — Так сделай это, если, конечно, сможешь. Если действительно хочешь трон, — вновь усмехается демон. Азазель словно специально провоцирует, размахивая красной тряпкой перед быком. И Люцифер срывается. С глухим рыком несётся на него, хватая за горло и прижимая к стене. Однако старый демон не сопротивляется, не защищается, не атакует в ответ. — Твоя хватка сильна, но не смертельна, — хрипит с полуулыбкой. — Трон мой! — рявкает мужчина, сжимая сильнее и сильнее. — А ты готов к нему, сын Сатаны? Несмотря на жуткую боль, на судорогу, сводившую дряблые мышцы, в глазах Азазеля проглядывает интерес. Даже на пороге смерти в нём нет страха, зато слепая вера в фатализм. Пальцы на чужой шее сжимаются крепче. На лбу проступают маленькие капельки пота, лицо искажено яростью. И всё же я понимаю, как непросто Люци принимать такое решение. Как бы он не кичился сейчас, в глубине души учитель многое для него значит. Но лишь отняв его жизнь, он сможет вернуть прежнюю свою. — Ну же, убей меня! Люцифер стискивает горло с новой силой. — ААА! Вдруг раздаётся звонкий треск, я зажмуриваюсь и от волнения не сразу понимаю, что это раздробленные осколки стекла под ногами, а не переломанные позвонки. Люцифер резко разжимает пальцы и тут же отстраняется от Азазеля, словно пытка эта была больше для него самого. — Можешь пожить ещё немного, старик, — совладав с голосом, произносит он и одёргивает рубашку, приводя себя в порядок. Затем, не дожидаясь ответа, поворачивается и берёт обомлевшую меня под локоть, ведя к разбитому окну. Но слова будущего Сатаны заставляют нас остановиться. — Да, ты готов, Люцифер. Теперь я вижу, — несмотря на произошедшее, он говорит это спокойно, даже с тёплой ноткой гордости. Но в алых глазах непередаваемая грусть и боль. Даже не обернувшись, он тянет меня вперёд. И вот мы уже летим к подножию крепости, где нас с беспокойством ожидают друзья. Однако едва мы успеваем обмолвиться с ними и парой фраз, нас обступают стражи Цитадели. — Вики Уокер? — В чём дело? — обращается к хмурому командиру Дино, но тот не успевает ответить, как Люцифер решительно выходит вперёд, заслоняя меня крыльями. — Она здесь не при чем. Это была моя идея, и вина тоже целиком лежит на мне. Седовласый ангел пару секунд буравит его неоднозначным взглядом. — Посторонись, демон. В чём бы ты не признавался, сейчас не до тебя, — холодно бросает ему и обращается уже ко мне: — Непризнанная. Совет хочет видеть тебя. Следуй за нами. Огорошенно замираю на месте. Растущее волнение мгновенно оплетает, концентрируясь в груди. «Зачем я нужна им? Хотят ещё что-то вызнать про Мальбонте? А может, до них дошли вести про наш визит к Йору. Или его последствия, но, возможно, Ребекка уже успела «поправить» ситуацию?» — Только её одну? — напрягшись, уточняет Дино, на что командир кивает. — Мы пойдём с ней. — Совету нужна только непризна…. — Лучше вам позволить нам пойти с ней… — угрожающе начинает Люцифер, и Мими, подбоченившись, согласно встаёт рядом со мной. — Хорошо, — тяжело вздохнув, ангел жестом указывает на вход в крепость, а его стражи обступают нашу компанию сопровождающим конвоем. На сером небосклоне солнце отмеряет три часа за полдень. Времени до заката достаточно. ***Soundtrack Jo Wandrini — Sciophobia
Доспехи стражей гулко гремят, разносясь эхом по старым стенам. Нас ведут по длинным извилистым коридорам. Мимо больших холлов с высокими каменными сводами, мимо знамён, испещренных рунами. Мимо. Массивные двери открываются, и в центре зала я замечаю маму. Она стоит с гордо поднятой головой, но слишком напряжённые плечи выдают её волнение. Как только переступаю порог, стражи перегораживают мечами вход остальным. — Что происходит? — опешив, обращаюсь к серафимам, пока за спиной слышна перебранка Люцифера с ангелами. И вдруг замечаю лежащую на мраморном полу женщину с белыми крыльями. Поза слишком неестественная, будто ей свернули шею. Или не будто... Должно быть, она пыталась избавиться от Йора по приказу Ребекки. На мой голос мама вздрагивает и на пару секунд прикрывает веки, видимо, не ожидав, что дочь найдут и доставят так скоро. Поворачивается и выдает стальное, отрезвляющее: — Они знают. По спине пробегает мерзкий холодок, цепляясь за позвоночник. Сердце глухо ухает, падая в пятки. — Потомки Мальбонте, — театрально объявляют с высоких престолов. Поражённые выдохи друзей у порога. Светлые одежды медленно шелестят по ступеням лестницы. Раскосые глаза смотрят с надменной насмешкой. Золотая цепь с крупной круглой подвеской на груди мерно раскачивает в такт шагам. Эрагон говорит что-то о своём милосердии, о спокойствии и терпении. О том, что руководствуется разумом, а не эмоциями. Да только это целиком фальшь. Я знаю, чувствую. Не верю ни единому слову. Вязкая тревога будто сгущается в воздухе и оседает в лёгких прогорклой затхлой пылью. Пробегаюсь глазами по залу в надежде найти пути отхода, но их попросту нет. Йор доложил серафимам всё, что знал: про нашу родословную, про нарушенные Ребеккой правила, про книгу бытия и сожжённую в ней страницу. Давящие слова о сокрытии ценной информации, обвинения, пугающие предположения, что на месте серафимов мама сама бы убила таких как мы, а затем и остальных потомков. Тоже. Эрагон обходит меня со всех сторон, всматриваясь, стремясь найти сходство. С Ним. Ведь по его словам, я — главное Его оружие. Из-за силы и крови в моих жилах я теперь практически идентична Мальбонте. И пока перед глазами мысленно начинают мелькать тюремные камеры в ожидании суда над нами, он вдруг бесстрастно заключает, руша последние надежды: — Да, пожалуй, будет лучше убить. Стремительно хватает за локоть, притягивая к себе. Меня прошибает электрический разряд, парализуя судорогой так, что крик боли застревает в гортани. Это длится всего секунду или две, однако кажется иначе. Я не успела среагировать на ангела, зато мама — молниеносно. Резко перехватывает его за руку, в другой её ладони угрожающе переливается сверкающая сфера. — Не тронь её! — цедит сквозь зубы, в ледяных голубых глазах сейчас пылает гнев. Разъярённая львица оберегает львёнка. Пошатываюсь, освобождённая от тисков. Где-то слышен голос Люцифера , но я с трудом различаю слова — слишком громко шумит в висках. Мерзкий солоноватый привкус во рту помогает вернуться к реальности. Лязг оружия и суета за спиной. Друзья пытаются прорваться, но стражи непреклонны. Тогда Люци, взбешённый и отчаянный, отбрасывает их силой на несколько метров. Дино, собранный и решительный, ослепляет двух других вспышкой чистой энергии. Мими выхватывает меч у одного и бьёт того по лицу рукоятью. Но не успевают они сделать и пару шагов ко мне, как Эрагон, скидывая ладонь Ребекки, выставляет руку вперёд. Ребята падают на колени, пронзённые болью. Он сжимает кулак — я падаю следом. Но не мама, она делает пас, отводя от себя удар, и готовится нанести свой. ДЗЫН. Откуда-то сверху громкий звон металла о камень оглушительной вибрационной волной проходится по залу, рассеивая чары. Сердито сводя брови, Торендо крепко держит свой золотой скипетр. Серафим призывает обойтись без крови и насилия. Напоминает о заслугах Ребекки перед Небесами. Напоминает о связи между мной и Мальбонте и о необходимости сохранить мою жизнь, чтобы сила могла послужить во имя Шепфа против своего владельца. Или же в случае моего отказа использовать как приманку. Седой советник, Зуриэль, задумчиво кивает, соглашаясь, но вот его темноволосый коллега, Азраэль, напротив, не одобряет этих идей. Всё ещё тяжело дышу, возвращая контроль над мышцами, поглядываю на серафимов. Видимо, глупо рассчитывать на справедливый суд, когда любые важные решения всегда принимались лишь в этих стенах? Если мы не договоримся сейчас, то будем сражаться. Похоже, мама не питает ложных надежд. Она смотрит на них с королевским достоинством, внутренне твёрдая, как скала, но в её застывших в странном жесте пальцах едва заметные искры — она уже заготовила удар. У меня кружится голова. От презрения, от страха, от гнева, от злости. И последнего внутри становится всё больше. Концентрируюсь на силе, мысленно призывая её, и та послушно откликается. Радуюсь только, что стража вытолкнула друзей за дверь и они не пострадают. Но разговор принимает неожиданный поворот, когда Эрагон вспоминает, как Торендо познакомил их с Ребеккой, как поспособствовал бывшей смертной, рождённой на земле, восхождению на высший престол, как она стала необходимым звеном в ритуале по возвращению монстра. А затем изобличает в серафиме врага — сторонника Мальбонте. Который, к нашему удивлению, вдруг довольно ухмыляется, сбрасывая маску надменности, и затем резко направляет скипетр на обвинителя, посылая шаровую молнию. Эрагон отбивается, но она всё же касается его цепи, обрывая её. Круглый амулет с тускло сверкающим руническим символом соскальзывает, поток воздуха подхватывает его, но владелец успевает ловко его словить, зажимая в кулак. — Полукровке нужна печать от святилища?! Вот почему ты желал стать её вторым Хранителем! Собирался передать ему? — кричит он, бросая обжигающий луч света в ответ. И тут начинается сущий хаос — вспышки, шары, кольца энергии. Торендо с Эрагоном взмывают в воздух, устраивая поединок под куполом. Одновременно с ними Ребекка атакует вскочившего с места Азраэля, а я толкаю мощной волной целящегося в неё седого старца, который от неожиданности заваливается за трон. Вспышки. Вспышки. Вспышки. Всё происходит так быстро, что я не успеваю за ними. — Беги! Оборачиваюсь на крик мамы, она удерживает энергетический щит от направленного на неё лазурного потока силы. Перевожу взгляд на тёмного советника, атакующего её. Во мне вспыхивает ярость, приятная, знакомая. Цепляясь глазами за его белую рясу, мысленно приказываю ей: «Гори!» В ту же секунду пламя охватывает его, и Азраэль вынужден сосредоточиться на себе. Не успеваю ни удивиться, ни обрадоваться, как получаю удар в бок и отлетаю на несколько метров. Ребекка, злобно шипя, вскидывает руки на Зуриэля, вступая с ним в схватку. Но всё это длится недолго. Ровно до того момента, как с глухим ударом в центр зала падает тело серафима. Длинные белоснежные волосы рассыпаются по холодному мрамору. Карие глаза обращены к куполу невидящим взором. Из окровавленной груди торчит обломок его же золотой трости. Едва встав на ноги, я цепенею, вновь пронзённая парализующей болью. «Я смогу её сбросить, смогу побороть!» — уверенно убеждаю себя, и кажется, что судорога начинает ослабевать. Я с трудом поднимаю глаза наверх, полная решимости преодолеть всё. Однако… В меня уже летит второй острый обломок скипетра. Он так пугающе близко, что от ужаса я теряю концентрацию. В горле мгновенно пересыхает, а внутренности будто наливаются свинцом. Мысленно я приказываю ему отскочить, сменить траекторию, да только всё напрасно. Сила будто исчезла, и всё, что теперь остаётся, это беспомощно наблюдать, словно в замедленной съемке, как вертится в воздухе направленное на меня золочёное остриё. Раз оборот… два… три… Толчок! Легкий свист. Звук разрывающейся плоти. Глухой всхлип. Мой немой крик. Секунды растягиваются, словно отсчитываемые еле движущимся маятником метронома. Пошатнувшись от силы удара, мама замирает. Остриё пронзило её насквозь, высунувшись багровым обрубком из спины. Взглянув на торчащий из солнечного сплетения наконечник, увенчанный символом Шепфа, Ребекка кривит ртом, сжимая зубы от обжигающей боли. Эрагон неторопливо снижается, но находится всё ещё далеко. Его лицо выражает лёгкую досаду, но при этом в глубине глаз — триумф. Мой паралич проходит непростительно медленно. Разум отказывается верить зрению, крича, что всё поправимо, что мама борец, что она сильная, самая сильная и упёртая женщина, которую я знаю. Но в подсознании всплывает страшный кадр будущего, который я предпочла бы забыть. Будущего, которое я должна была изменить… Ловлю быстрый взгляд матери, усталый, но оценивающий моё состояние. Губы её почти беззвучно шевелятся: «Спасайся». А затем она из последних сил вскидывает руки, делая пасс. Стеклянный купол в один миг с треском лопается и низвергается колючим дождём на серафимов. Обессиленная, мама грузно падает на колени и заваливается набок. Из моей груди наконец вырывается первый звук, больше похожий на утробный вой, пока я ползу к ней сквозь осколки. Они впиваются в кожу, оставляя порезы, да только у меня совершенно другая боль. — Мама, — хриплю, едва дотянувшись до бледной руки. Её прежде светлая одежда практически полностью окрасилась в красный. — Пожалуйста, держись! Не оставляй меня снова! Она пытается что-то сказать, но в ответ вырывается булькающий звук, и струйка тёмной крови стекает с уголка рта. — Нет… я люблю тебя, мама, слышишь? И не переставала любить все эти годы… — шепчу с отчаянием, подбираясь ближе. Каждый вдох даётся ей с большим трудом. И всё же её губ касается улыбка. Голубые глаза больше не кажутся ледяными и глядят как-то по-особенному. Но. Последний взмах ресниц, горячая слеза по щеке, и они стекленеют. Они смотрят в Небытие. — НЕЕТ! Утыкаюсь ей в ещё тёплое плечо, непроизвольно сжимая пропитавшееся кровью платье. Сердце разрывается от боли, будто тысячи острых игл разом пронзили его. Грудь в тисках, едва дышу, не в силах справиться с душащими эмоциями. — Говорят, второй раз умирать больней, — раздаётся неподалёку, и меня словно окатывает ведром холодной воды. Потрёпанные, но невредимые серафимы стоят в нескольких метрах, наблюдая за нами, пока самый главный не выходит вперёд. Стекло хрустит под его ногами, отмеряя каждый шаг. — Ребекка лишь отсрочила неизбежное. Все потомки Мальбонте будут казнены независимо от их убеждений. Вы слишком большой риск для Небес. Дверь внезапно распахивается. На пороге возникает командир с несколькими бойцами. — Простите за вторжение. Разведчики докладывают, что… Вдруг, как гром среди ясного неба, повсюду громко разносится голос. Голос, который я одновременно жаждала услышать и в то же время страшилась.