Бриллиант без оправы

      Пока что, очевидно, ничего нового, всё привычное и обычное. Учёба, которая выматывала, нагрузка возрастала с каждым новым днём. Работа, которая не особо радовала, особенно переменчивое настроение наставника, коллеги-прилипалы и местные сплетники. А ещё автошкола и маячивший в скором времени экзамен по вождению. Чимин, которого очень мало, потому что он очень много времени уделял «Hope World». Тэхён, повзрослевший на год, который настойчиво просил отправить ему ещё рамёна и корейских вкусняшек, а ещё фото и видео с Тани, да всего побольше.       И Юнги, который рядом. Юнги, с которым они переступили ещё одну ступень в отношениях, стали ещё ближе, хотя казалось, что ближе уже и быть не может.       С самой первой встречи, с самого первого взгляда и первым, что ассоциировалось у него с именем Мин Юнги, были сила и уверенность. Неразделимо. В его случае природа, инстинкты не ошиблись, делая свой выбор. С ним ты всегда будешь в безопасности, защищён, ему ты можешь довериться, — вот, что они тогда решили. По-человечески, конечно, ничего не объяснили, они не умеют на этом людском языке говорить, поэтому пришлось помучаться, чтобы и самому понять, и разум с сердцем примирить, чтобы они не спорили, не конфликтовали между собой, и чтобы выбор тот был ещё и обоснованным. Ведь сердце чувствует, оно сразу готово себя отдать, а мозг, он оберегает, чтобы потом осколки не пришлось собирать и склеивать. Чонгуку повезло гораздо больше, чем Тэхёну.       Вспоминая давний разговор с Чимином, свои первые попытки чуточку больше… как можно больше узнать о крутом старшем брате Тэхёна, разобраться в его тайнах, в нём самом, в том, какой он на самом деле человек, Чонгук вспомнил и о его детской мечте, возможно, и вовсе в шутку сказанную маленькому тигрёнку, чтобы успокоить. Юнги хотел стать камнем. Что ж, у него получилось. И он вовсе не стандартный бетонный блок в типовой новостройке и не обычный булыжник, лежащий где-нибудь в траве у дороги.       Как за каменной стеной, вот это про Мин Юнги. Надёжность, твёрдость духа и характера, непоколебимость, стойкость, принципиальность, сдержанность, терпение. Эту гору просто так не обойдёшь, если повстречаешь на своём пути. И это ещё далеко не всё, что скрывается там, внутри, в недрах, наряду с залежами драгоценных и редких минералов. Не просто холодный монолит, не пустота, там вечно бурлит жидкий огонь, раскалённая магма. Тёплый и согревающий в спокойном состоянии, страстный и порывистый в возбуждённом, а если разозлить, то очень и очень опасный. В Юнги столько чувств, столько эмоций и столько мыслей, и они все сокрыты теми высокими неприступными склонами, которые нужно преодолеть, чтобы добраться до вершины вулкана. Не каждому такое по силам, не каждый отважится на опасное путешествие, не каждый рискнёт, да и попросту не каждому такое интересно и нужно, терпения не у каждого хватит, чтобы исследовать и разбираться. Люди вообще не любят сложности, но регулярно их себе сами же и создают. Люди зачастую судят поверхностно.       Юнги непростой человек, вовсе нет, пусть он сам себя так и охарактеризовал, но нет, совершенно и однозначно, нет. Он многогранный, разносторонний, глубокий. И не то чтобы Чонгук считал себя экстремалом, куда уж ему со своим пушистым и трусливым тотемом, да и каким-то особенным тоже, но… он всё же справился с собой в тот момент, когда хотелось убежать как можно дальше, и добровольно согласился отправиться навстречу. И вот он здесь, на вершине, видит всё, что, возможно, никто раньше и не смог разглядеть. Юнги сам позволил ему это увидеть. Юнги его выбрал, поэтому всё-таки Чонгук особенный. Юнги его любил. И, да, безусловно, Чонгук многого ещё не понимал, и это нормально, хотя многие моменты в поведение Юнги ему как раз стали объяснимы.       Всё знать наверняка невозможно, но впереди вся жизнь, чтобы день за днём познавать Мин Юнги.       Ничего подобного вслух Чонгук бы никогда произнести не смог, всё ещё не научился выражать свои мысли через слова. Юнги успел в его воображении побывать и огнедышащим драконом, и вулканом или драконом, обитающим в этом вулкане. И все эти сравнения, визуализация того, что человеческому глазу недоступно, что нельзя руками потрогать, ощутить или услышать. Красочные метафоры, которые помогают дорисовать портрет, и всё же… И всё же, и в первую очередь, Юнги человек. Человек, у которого есть свои слабости, свои страхи, свои секреты. И их тоже Чонгуку показали, доверили. А знание — это сила, оружие. Как же ими воспользоваться? Очевидно, с умом.       Это означает поддерживать там, где сил не хватает; стоять плечом к плечу, держась за руки, потому что вдвоём не так страшно; хранить его тайны, как свои. Жизнь, она такая, наряду с радостью следуют и печали, а любовь это как раз про то, что вы и смеётесь, и плачете вместе. Ещё одной особенностью Юнги было то, что он своей силой не давил, альфа не подавлял омегу. Вместе и плечом к плечу, действительно, имело смысл, потому что именно Чонгуку выбирать, где быть: прятаться ли за его спиной, как за стеной, или же быть с ним на равных. За всё время их отношений Юнги ни разу не указал, где это место, он предоставлял выбор и принимал, уважал решения Чонгука. Не было показной демонстрации силы и самоутверждения за чужой счёт. Но Чонгуку нравилось ощущать на себе его силу, все возможные её стороны проявления. Важно, не грубость, которая могла бы последовать в случае физического воздействия. Чонгук боялся боли. Странно, конечно, для того, кто с детства занимался спортом, включая единоборства, где боль — неотъемлемый спутник развития и успеха. Юнги и этот страх развеял, он умел чётко соблюдать грань, демонстрировать силу наравне с нежностью.       За один день Чонгук наблюдал столько разных состояний одного единственного Мин Юнги. Сонный, ленивый, мягкий, домашний, уютный, весёлый, недовольный, раздражённый, готовый защищать свои границы, злой, открытый, ранимый, уязвимый, внимательный, нежный, страстный, заботливый. В нём столько сомнений и переживаний, и неуверенности в том, что он достоин. Он каждый свой шаг анализировал, боялся оступиться, разочаровать и подвести своих близких. В нём так много любви.       А спустя ещё несколько дней в Юнги было ещё и очень много алкоголя. Чонгук столкнулся впервые с таким его состоянием… очень пьяненьким. Ох, такой Юнги очень забавный, ласковый и тактильный, и если при обычных обстоятельствах это Чонгук одарён его вниманием, то тогда Юнги очень мило просил его погладить. Как кот, в самом деле.       Как же они докатились до жизни такой?       Наверное, это тоже из серии каких-то древних обычаев и традиций, не особо понятных Чонгуку, но два альфы решили поговорить, скорее это отец решил испытать Юнги на прочность или ещё что другое. И это просто смешно, Чонгук-то хотел с ними пойти, а его, как маленького, оставили дома, с собой не взяли, потому что там, куда они собираются, будет алкоголь, это раз, и взрослые разговоры, это два. Такой подставы он от отца не ожидал. И это после того, как сам Чонгук доказывал Юнги, что родители считают его взрослым? А ничего, что он уже совершеннолетний? Да, алкоголь это горько и невкусно, но ведь он мог себе и сок какой-нибудь взять. Уж если так хочется выпить, можно и дома. Да и опасался он, что отец чего-нибудь не того скажет, про свадьбу, например.       Вот на этом моменте Чонгук особенно старался внимание своё не заострять, не циклиться, но временами всё равно мысль появлялась. В Корее с родителями своего парня не знакомятся просто так, вы можете годами встречаться, и всё всех устраивает, вам вместе хорошо, а семьи ваши и знать друг друга не знают. Но когда дело доходит до личного представления и встречи, это очевидный намёк и фактически официальное заявление о намерениях. Поэтому Чонгуку одновременно и радостно, и боязно. А вдруг они там обо всём договорятся? Это покажется странным и не совсем объяснимым, с учётом того, что у Чонгука к Юнги, но он бы пока не хотел столь стремительного развития их отношений, подведения какого-то итога, что ли, черты.       Много аргументов против этого мероприятия он ещё привёл, в общем, вёл себя Чонгук, как ребёнок или Тэхён, не желая отпускать Юнги и отца одних в какой-то ресторанчик без себя. Обидно, потому что не прокатило.       Весь вечер он провёл, как на иголках, переживая, а папа с улыбкой за этими его метаниями наблюдал. Его утешения, что ничего страшного точно не случится, все отцы и претенденты на сердца их сыновей через этот обряд посвящения проходят, успокоиться не помогали вообще.       Вернулись они тогда уже после десяти. И явно не обряд они там проходили, и не разговоры разговаривали, а однозначно соревновались друг с другом в том, кто больше выпьет. По всей видимости, у них ничья. Нетвёрдо и неуверенно, но на ногах стояли оба. И расходились они, точнее отлеплялись друг от друга, с комментариями о том, что обязательно нужно повторить.       В тот вечер в кроватку уже Чонгук укладывал Юнги, помогая ему переодеться. А он мешал, хихикал, баловался, крутился, щёки и губы дул, обиженно говорил, что он сам, пыхтел, как ёжик. Плохо что-то у него самого получалось пуговицы расстёгивать. Ох, впадающий в какое-то ребячество альфа… тяжеловато с ним немного.       С рубашкой они разобрались, футболку надели. С джинсами было особенно весело, а штанишки Юнги надевать отказался категорически. Носки торжественно отправились в разные стороны.       Баиньки? Нет.       Юнги так разволновался, не отпускал от себя, спрашивал, куда это Чонгук уходить собрался, когда он просто хотел стакан воды принести, потому что кому-то она точно понадобится вскоре. И больше всего ему хотелось обниматься.       Чонгук так никуда сдвинуться и не смог. Юнги на краю кровати сидел, головой ему в живот уткнулся, дышал, руками за футболку сзади на пояснице цеплялся. Чонгук немного растерялся сначала, а Юнги ещё взгляд поднял, снизу вверх поглядывал, глаза тёмные-тёмные, чёрные, блестящие и такие… просящие? умоляющие? — Погладь меня, пожалуйста, — и смотрел всё, ждал.       Очаровательный. И немного смешной.       Как только Чонгук руку приподнял, коснулся его головы, Юнги щекой к нему ещё плотнее прижался. Ну что ж, гладить, волосы мягкие осторожно перебирать… за ушком почесать, может быть, он тогда ещё и замурчит. — Я тебя очень сильно люблю. Ты же знаешь? — руку поймал в свои, к губам поднёс, поцеловал и опять выразительно смотрел. — Знаю. — Не злись на меня, я больше так не буду.       Улыбку Чонгук удержать не смог. Теперь понятно, кто научил Тэхёна этому трюку. А причин злиться на него тут и не было никаких.       Уговорить Юнги нормально лечь в кровать удалось только после обещания продолжить гладить и обниматься. Да вообще легко, Чонгук мог бы так целый день. Вывод, драконы, они с котами в очень близком родстве, ласку и внимание любят не меньше.       А по утру Юнги настигло ещё одно состояние, ворчливо-похмельное вместе с головной болью, нежеланием шевелиться и что-либо делать. У отца, к слову, симптомы аналогичные. Спасать их пришлось похмельным супом, который ещё и готовить пришлось учиться у папы. Зато теперь Чонгук вооружён на случай, если «больше так не буду» когда-нибудь повторится.       Но самое главное, что ещё не случилось в новом году, так это то, что Хесон не появлялся.       Тайну, которую Юнги доверил Чонгуку, знали немногие. Их можно на пальцах одной руки пересчитать. Сунхи и Дживон, Хосок, сам Мун Хесон. Теперь ещё и Чонгук попал в список доверенных лиц. Тэхён не знал и узнать не должен. Юнги хотел оградить его, не допустить столкновения с монстром и грязью, чтобы ни в коем случае светлый и чистый душой тигрёнок не был запятнан. Он и для Чонгука такого не желал, но Хесон решил желание сына не исполнять. В чём же мотив Хесона?       И глазом моргнуть не успел, как пролетел январь и почти половина февраля. На горизонте замаячило кое-что нехорошее, несправедливое. Расставание. Юнги улетал в Штаты. Опять. Снова. Да сколько ж можно-то, а?! Зачем ему туда, да ещё и так часто? Глупый вопрос, работать, конечно. Востребованность гениального музыкального продюсера тоже увеличивалась день ото дня, что положительно сказывалось на его личном финансовом состоянии и весьма плачевно на душевном и сердечном для Чонгука.       И в этот раз на месяц, возможно, дольше, а это значило, что, во-первых, Чонгук сойдёт с ума от тоски, а во-вторых, свой день рождения Юнги отметит не с ним. Ну как отметит? Проигнорирует, как и обычно. А Чонгук очень хотел ему показать и доказать, что этот день особенный, это праздник, а не трагедия, как сам Юнги его обозначил. Тогда, конечно, очень много чего говорилось на эмоциях, возможно, он так в действительности и не думает, но всё же… обещание, которое Чонгук дал сам себе, он намеревался сдержать и убедить Юнги в его важности и значимости. А как это сделать, когда между вами целый континент и океан? Он пока ещё не придумал, но очень постарается. Возможно, стоило к мозговому штурму приобщить Тэхёна, вступить с ним в сговор, ведь тот, даже не зная всей ситуации, не сдавался и из года в год устраивал для брата приятные сюрпризы, пусть и на день позже. Да, пожалуй, так и стоило поступить. Тэхён будет надёжным и сильным союзником.       Ну а пока прощания и дикое желание не отпускать. Мозг всё понимал и молчал, сердце ревело и успокаиваться не собиралось, колотило там внутри непрерывно, бухало и ныло. Ну почему взрослая жизнь такая сложная? Напридумывали всяких работ и дел, ради каких-то бумажек, а Чонгук теперь страдай. От него тут половину отрывали, а всё почему? Потому что только эти бумажки могут обеспечить комфортную человеческую жизнь. А ещё Юнги любил свою работу, а Чонгук её потихоньку начинал ненавидеть. Запереть бы этого дракона в башне и никуда не выпускать. Идея вовсе не казалась безумной или эгоистичной, скорее жизненно необходимой, правильной. Всё это только в голове, конечно. Вслух ничего подобного Чонгук не говорил, потому что огорчать Юнги, которому скоро в небо, никак нельзя. Он тоже не хотел никуда уезжать, только у взрослых людей есть обязанности, которые необходимо выполнять. А Юнги всегда держал слово. Ничего не поделаешь, нужно учиться отпускать, не превращать любовь в болезненную зависимость, и благодарить создателя телефонов, мобильных сетей и интернета. Магия в современном мире всё же нашла своё отражение, расстояние в тысячи километров с их помощью можно преодолеть за секунды, стать ближе, услышать и увидеть, жаль пока прикоснуться нельзя.       Без Юнги грустно, тоскливо, одиноко, холодно. Плохо Чонгуку без Юнги, так плохо, что и сил поднять себя с кровати, вступать в новый день и выполнять уже свои взрослые обязательства у него не было. Хотелось остаться в своей комнате, накрыться одеялом с головой, уснуть крепким и долгим сном, а проснуться только тогда, когда всё уже закончится, когда Юнги вернётся, разбудит волшебным исцеляющим поцелуем и своим низким хриплым голосом с пожеланием доброго утра. Мечтать не вредно. Чонгука по утрам будил Ёнтан. Ну и кто за кем в итоге присматривал?       Силы находились, повседневная рутина на время отвлекала, интернет приносил краткосрочное успокоение и тепло, а ночами Чонгук вновь замерзал.       Всё-таки какой-то баланс всё же в мире существует. В офисе назойливые альфы наконец-то успокоились, видимо, привыкли и уже так явно не обращали на Чонгука внимания, хотя сладости всё также появлялись каждый вторник на его рабочем столе. Сам он их не ел, угощал коллег, и пока никто не умер. Пытаться что-то выяснить Чонгук уже отчаялся, никто не сознавался, а застать неизвестного дарителя на месте преступления так и не получилось. Удивительно, что и коллеги в отделе молчали, потому что оказалось, что все они те ещё сплетники, а тут почему-то тишина, никто ничего не видел и не слышал.       А насчёт сплетен… у Чонгука какая-то феноменальная способность оказываться не в том месте и не в то время, хотя, тогда он как раз таки был на своём рабочем, в положенные графиком часы и разбирался с тем заданием, которое ему поручил куратор. В кабинете он был один, все сотрудники ушли на собрание. Тишина и покой, идеальные условия для работы, никто не шумит и не отвлекает.       Спустя минут сорок, первыми вернулись руководитель вместе с куратором и даже разговор свой не прервали. Забыли, видимо, что стажёр вообще-то ещё здесь. А ничего удивительного, про него очень часто забывали, до сих пор ощущение того, что он тут никому не сдался и не нужен, не покидало. И эти взрослых альфы, одному около сорока, второму чуть за тридцать, с первого взгляда прилично выглядящие и воспитанные, вежливые мужчины, без стеснений перемывали кости кому-то из коллег. И скорее всего, омеге. — А так и не скажешь, что чья-то шлюшка, да? — Много ты их видел. — Да уж побольше твоего. — Может он и не… — Ну а как ещё тогда? — Родственник? Сын? Племянник? Неплохой же парень, старательный. Да и не замечал я за ним вот этого всего, что у золотых деток бывает. — Значит, и в постели за это место он тоже очень сильно постарался. Я видел их вместе один раз, они…       И вот тут оба замолчали, заменив Чонгука, который всем своим видом показывал, что он очень сосредоточенно работает и не слышит всего того, что в пустом офисе и в полной тишине не услышать просто невозможно. Альфы обменялись быстрыми взглядами, но как-то отреагировать не успели, подоспели остальные сотрудники, шумно что-то обсуждая, занимая свои рабочие места.       Почему-то так обидно Чонгуку стало за того человека. Зачем же так? Да ещё и за спиной. В Корее до сих пор сильно развито кумовство, связи и знакомства играли важную, если не ключевую, роль в жизни. Наверное, везде так. Далеко не всегда, даже обладая талантом, умом и способностями, можно пробиться без чьего-то покровительства. И не всегда же это плохо, да? Если кому-то помогли, дали шанс и возможность себя показать, проявить, зарекомендовать, а человек не подвёл и не разочаровал… тогда что в этом плохого? Зачем же опускаться до сплетен и слухов, да ещё такие обидные и грубые слова говорить. Чонгуку несказанно повезло попасть в эту компанию, и несмотря на то, что пока ничем серьёзным он в большинстве своём не занимался, всё равно держался за эту возможность, был исполнительным и ответственным. Может быть и тот человек также относился к своей работе, старался оправдать оказанное доверие. Неприятный осадочек образовался после услышанного. По сути, мелочь, которая к Чонгуку никакого отношения не имела, а всё равно так досадно.       За обедом в этот день он мясом и мучным заедал своё подпортившееся настроение.       Возможно, ему стоило начать следить не только за прогнозами погоды, но ещё и за астрологическими, чтобы наверняка знать, какой день являлся неблагоприятным для его знака. Предупреждён, значит, вооружён. Да и желание уметь заглядывать в будущее его всё ещё не покидало. Чонгук не против спойлеров. Только велика вероятность, что, зная, ты неосознанно будешь подстраиваться под эти факты. Всё же Чонгук верил, что его судьба находится в его руках.       Но сегодня случай исключительный, ему нужно было знать заранее, чтобы избежать нежелательных встреч и проблем. — Приятного аппетита, Чонгук. Я присяду?       Да какой уж тут приятный аппетит? Кусок в горле чуть не застрял. Проглотив его через силу, не поднимая головы, Чонгук подцепил следующий. Он будет есть, именно это полагается делать в обеденный перерыв, и игнорировать нависшие над ним проблемы, тогда, возможно, они сами куда-нибудь денутся. Наивно так думать, конечно, но Чонгук обещал Юнги не разговаривать с Хесоном.       Намёков, видимо, Хесон не понимал и, не дождавшись ответа, сел напротив. Удача отвернулась от Чонгука. — Думаю, нам есть, о чём поговорить. Тебе так не кажется?       С головой уже хватило этих разговоров. Чонгук оторвался от тарелки, отложил приборы, откинулся на спинку стула и посмотрел прямо на Хесона. Страшно почему-то не было. — Нет, не думаю. Мне не о чем с вами разговаривать, господин Мун, — мало у Чонгука выдержки, обещание он всё-таки нарушил. — Ошибаешься, — улыбка не тёплая, скорее снисходительная. — Как минимум, одна общая тема у нас с тобой всё-таки есть. Мой сын. Юнги.       Ну раз уж речь зашла о нём. — Почему вы не оставите его в покое? — Когда у тебя будут свои дети, ты поймёшь.       Вряд ли. — Нет, не пойму. Мне не придётся понимать. Я сделаю всё, чтобы мой ребёнок меня никогда не ненавидел. — Вот ты и ответил на свой вопрос.       Заботливый отец, который признал свои ошибки, раскаялся и хочет всё исправить? Юнги просил не верить его словам. — Я не могу ничем вам помочь. И разговаривать вам нужно не со мной, а с Юнги.       Чонгук проверил время на телефоне, до конца перерыва оставалось около десяти минут. Что ж, пора отсюда уходить и заканчивать с нарушением своих обещаний. В полицию звонить он не будет, Юнги тем более, незачем ему волноваться по пустякам, но всё же стоило придерживаться изначальной стратегии и игнорировать Хесона.       Он поднялся, собираясь задвинуть стул и вернуться в офис. Отличный план. — Сядь на место, Чонгук. Мы не закончили, — резковато, даже раздражённо.       И всё ещё не страшно, но неприятно. — Закончили. Юнги не хочет, чтобы мы с вами общались, а я не хочу его огорчать. Тем более мне пора возвращаться к работе. — Это моё здание и моя компания, так что сядь. Для своего успокоения или оправдания можешь считать, что у тебя встреча с высшим руководством.       И сердце ухнуло куда-то очень вниз. Не может быть. Это случайность? Совпадение? Очень нехорошее подозрение поселилось в мыслях вместе с удивлением и шоком. Хорошо, что в тот момент Чонгук за стул держался. — Чего вы хотите от меня? — переборов внутреннее сопротивление и нежелание подчиниться, вернулся на прежнее место за столом. — Для начала я хотел бы перед тобой извиниться за то, что не представился сразу и как полагается, — благодушие и улыбка тоже вернулись к Хесону.       По нему не скажешь, что чувствовал он себя как-то некомфортно или ему было неудобно, или стыдно. Ничего подобного в его позе и выражении лица Чонгук увидеть не смог. — Начинать знакомство с обмана и недомолвок — не самая удачная идея. — Пожалуй, соглашусь, но мне хотелось познакомиться с тобой в нейтральной обстановке и до того, как у тебя сложилось бы какое-то предубеждение по отношению ко мне. Полагаю, до недавнего времени ты не подозревал, что у Юнги вообще есть отец, или думал, что это Дживон. Я прав? — Я знал, что его отец умер. — Что ж, — удручённый выдох, — мой сын меня стыдится. — А у него разве нет для этого поводов? — Я им горжусь, — вопрос Хесон проигнорировал. — Юнги добился успеха, сам сделал себе имя, он независим и самодостаточен. И вместе с этим я волнуюсь за него и хочу для него только самого лучшего. А как ещё мне убедиться, что с ним всё в порядке? Я просто хотел понять, что из себя представляет омега, которую выбрал мой сын. Благополучие Юнги очень важно для меня, а это возможно только в том случае, если с ним рядом надёжный и преданный человек. Он уже обжигался, и не раз. Ни один отец не хочет, чтобы его ребёнок страдал.       Хесон всё говорил и говорил, восхищался Юнги, отмечал его достижения, расстраивался, что отношения у них не ладятся, до сих пор остаются напряжёнными, что Юнги даже со своим младшим братом, Лиёном, не захотел увидеться и познакомиться.       Чонгук ожидал, что последует какая-то альтернативная версия событий. Может быть, Хесону вся ситуация видится в каком-то ином свете? Например, что в виду непреодолимых обстоятельств, гравитации, ещё каких-нибудь всевышних сил он не смог справиться с нахлынувшими на него чувствами, а потом и остаться с Сунхи не смог, которого, естественно, полюбил с первого взгляда и любит по сей день. А потом спустя долгие тринадцать лет, опять произошло что-то внезапное и неожиданное, ему открылась истина, и он тут же поспешил к своим любимым, а столкнулся с трудностями, и его бедное уже не молодое сердце страдает и разрывается от нераздельной любви и ненависти старшего сына.       Но ничего этого не было. Никто Чонгуку сказки не рассказывал. Ни слова сожаления, ни намёка на что-то такое, что могло бы как-то его оправдать, да он и не собирался оправдываться. Он говорил о другом, отчего сердце Чонгука неприятно сжалось. И, разумеется, Хесон всё делал, только во благо, чтобы уберечь сына. — Проверка? Всё это… конкурс в университете, отбор и моя стажировка… это всё вы? Это ваших рук дело? Случайные встречи, разговоры… это… проверка? — И я ещё раз прошу у тебя прощения, Чонгук.       Уму непостижимо. Своим ушам верить не хотелось. А куда деваться? Настроение скатилось уже просто ниже некуда. Пустые надежды, пустые ожидания, ничего вообще не имело смысла. Последние четыре месяца упорной работы, стараний, усилий обесценены буквально парой слов и одним человеком. Мун Хесон вообще хоть на секунду, хоть когда-нибудь задумывался о том, что думают и чувствуют другие люди? — Ты действительно необычный юноша, Чонгук, милый и приятный в общении. Для современной омеги у тебя весьма нестандартный взгляд на жизнь. Мне это особенно понравилось и в каком-то роде удивило. — То есть вы меня одобрили для своего сына? Господин Мун, вам не кажется, что вы переходите все возможные границы приличий? — Чонгук, ты ещё очень молод, и это чудесно, но молодость — пора познания и ошибок, получения нового опыта. И я не хочу, чтобы мой сын становился твоей ошибкой. — Простите?       А дальше началось что-то непонятное. Хесон заговорил о Хосоке. — Ты же в курсе, что до недавнего времени Юнги был счастлив в браке?       Странная формулировка, но ладно. — Да. — У них всё неплохо складывалось до определённого момента. И Хосок мне понравился с нашей с ним первой встречи. А после доказал свою верность, преданность, надёжность. И они так боролись друг за друга. Столько лет вместе плечом к плечу… столько препятствий, трудностей преодолели, только всё же с одним не справились. Хосока, конечно, не виню, с этим он ничего поделать не мог. Я, действительно, верил в крепость и долгосрочность их союза. Верил, что они подходят друг другу, что Хосок сможет помочь моему сыну осуществить ещё одну мечту, самую заветную и сокровенную, что сделает его по-настоящему счастливым.       Суть никак уловить не получилось, да и то, что говорил Хесон, никак не стыковалось с действительностью. Они же не были вместе… по-настоящему не были. Ведь так? — И какую же? — Мне тяжело это признавать, но я знаю, Юнги делает всё, чтобы не быть похожим на меня. В какой-то степени у него это получается, но как бы он не противился мысли нашего с ним родства, он мой сын, моя кровь. Заботиться и переживать о нём я не перестану. В главном своём стремлении, как и мечте, Юнги всё ещё не преуспел. Он не стал отцом. Правильным, не таким, как я. — И какое отношение к этому имеет Хосок? Они никогда не… — остановил себя и не договорил.       А вдруг Хесон уверен, что всё было взаправду? Чонгук не знал, как именно Юнги преподнёс свою идею с вынужденным браком. Наверное, тогда лучше промолчать и не рушить легенду. — Эволюция эволюцией, но внутри мы всё те же животные. Основные цели и инстинкты за миллионы лет не особо-то и изменились. Вкусная еда, тёплый и комфортный дом, свой человек, желание продолжить род. И тогда у Юнги тоже всё это было, за исключением последнего. Точнее дело тут не в желании, а в отсутствии возможности. — Всему своё время. — Несомненно. Время лечит, так часто говорят, только оно не лечит бесплодие. — Что?       Сердце ухнуло снова и замерло, срочно нужно сделать вдох. — Разве ты не знал? Юнги не рассказал тебе? — Я не… что вы такое говорите? — Мечты и цели у них совпадали, и они шаг за шагом их достигали, пока не выяснилось, что будущего у них быть не может. Хосок не может иметь детей. А Юнги мечтает стать отцом. Поэтому подумай о своём будущем, Чонгук, кем ты себя видишь в нём, а главное, с кем.       Любимым и счастливым человеком. С Юнги. В этом не было никаких сомнений ещё буквально минуту назад. Хесон обрушился, как снег на голову посреди лета. Мозг шёл на поводу у замершего сердца и отказывался воспринимать и анализировать информацию. — Мой сын не глуп, но он влюблён, а это мешает мыслить здраво. Твоя юность и молодость, безусловно, привлекательны. Ты красив, очарователен, я понимаю, почему он выбрал тебя. И ты амбициозен, ты желаешь добиться успеха в выбранной тобой стезе, и я не говорю, что это плохо. Наоборот, это похвально и заслуживает уважения. — К чему вы клоните? — Если ваши с Юнги желания и цели не совпадают, лучше всё закончить как можно раньше.       Бред какой-то. Или это вот тот самый серьёзный разговор, который уже состоялся у отца и Юнги? Только, пожалуй, Хесон не имел права заводить такие беседы с Чонгуком. Сунхи или Дживон, да. Мун Хесон, определённо нет. — Я не буду обсуждать с вами свои желания. Вас они точно не касаются, — разве что, не встречать больше никогда. — Мы с Юнги способны самостоятельно и без чьего-либо вмешательства решить, что и когда нам нужно. И к вопросу создания семьи, детей и отцовства это тоже относится. Вместе или порознь, решать только нам, — Чонгук намеревался поставить точку. — И раз вы здесь самый главный, то примите моё заявление об увольнение, господин Мун. — Чонгук… — Всего доброго.       Только выйдя за пределы кафетерия, Чонгук почувствовал, как же сильно и беспокойно у него билось сердце, руки дрожали, а сделать очередной вдох казалось просто невозможным. Вот и последствия подоспели. Он мысленно призывал себя успокоиться, но не получалось. Поднимаясь в лифте, отошёл в самый дальний угол, укрылся за толпой, что соответствовало его нынешнему желанию потеряться и спрятаться ото всех.       На его этаже лифт остановился слишком быстро. Недостаточно, чтобы окончательно прийти в себя.       Для начала нужно сделать самое необходимое и простое. Забрать свои вещи, попрощаться и уйти отсюда куда-нибудь, где… боже, Чонгук не знал, где бы он сейчас хотел оказаться. Как попасть в нигде, в никуда? Гугл, поможешь?       Куратор что-то спрашивал, руководитель отдела пытался остановить и выяснить, что произошло. Повторив ровно то, что уже сказал Хесону, Чонгук ушёл, куда глаза глядят.       Бесцельное и бездумное шатание по городу в конечном счёте привело его домой. Замёрзшего, подавленного, огорчённого и злого. Его бесила и злила вся эта ситуация. Хесон сунулся туда, куда вот точно ему лезть не надо; сделал то, о чём его не просили. Он сказал… сказал то, что Чонгук бы предпочёл не слышать, не знать, а лучше и вовсе забыть.       Беспомощность, точнее и не опишешь его текущее состояние. Он не знал, что ему делать, как это всё осознать, переварить, понимать, и какой вывод в итоге нужно сделать. Он не мог думать о том, что услышал, не хотел, потому что вслед за Хесоном, Чонгук начинал злиться на Юнги. Это плохо, очень плохо, нельзя горячиться и принимать поспешные решения.       Безопасное и комфортное место для себя Чонгук обнаружил под одеялом. Он даже не разделся. В чём был, в том и лёг, укрылся с головой и постарался забыться, заснуть, чтобы как можно дальше оказаться от сегодняшнего дня. Сумку, вместе с телефоном в ней, оставил где-то по дороге до своей комнаты, никто его не побеспокоит звонками и сообщениями. Мучиться долго не пришлось, его очень быстро вырубило, сказалась эмоциональная встряска и затянувшаяся прогулка. И никаких снов. Пустота и беспросветная мгла.       На следующий день Чонгук в награду получил комбо из повышенной температуры, заложенного носа, общего недомогания и разбитости, а вишенкой на торте стала течка. Зашибись. Ещё вчера он решил на занятия не ходить, потому что собирался тупо проспать всё вплоть до конца света, теперь и подавно он никуда пойти не сможет.       Соображалка функционировала не очень, но всё же как-то додумалась до того, что нужно найти телефон, проверить, не звонил ли кто, отписаться старосте, сообщить, что заболел, но сначала душ и переодеться. Чимин не дома, по времени занятия уже шли, зато Ёнтан вышел навстречу поздороваться. Ну вот и какой из Чонгука родитель? Ему доверили маленького и беззащитного Тани, чтобы присматривать и заботиться о нём, а он что? Вчера даже не подумал проверить, как он там, что с ним, есть ли у него вода и еда. Чонгук ужасный и безответственный человек, ему нельзя доверять ни собак, ни тем более детей. И это открытие не добавило очков здоровья, стало только хуже. Счастье, что жил Чонгук не один, а значит, Чимин вчера и утром со всем разобрался, потому что Тани был обеспечен всем необходимым.       Выполнив свой нехитрый план, прихватив несколько бутылок с водой из холодильника и приняв жаропонижающее, Чонгук снова вернулся в постель. Раньше он как-то не задумывался, может ли человек заразить простудой собаку, а тут его болезненное сознание подняло вопрос на обсуждение. Но Тани так просился к нему… Чонгук сдался, вновь проявил свою безответственность, подверг маленького и беззащитного питомца риску, позволил ему улечься поверх одеяла.       Телефон доживал свои последние проценты, нужно было найти зарядку, но это слишком сложно и энергозатратно, сил у Чонгука совсем нет. Энергоёмкости же девайся хватило на большее, коротко ответить на непрочитанные сообщения от Чимина, Тэхёна, Юнги, папы, одногруппников. Написал он всем одно и то же, не делая никаких исключений и разделений. Копировать-вставить-отправить.       «Немного приболел, ничего серьёзного. Отлежусь дома пару дней. Всё хорошо, не волнуйся».       Несколько неприятных звонков с неизвестного номера он проигнорировал. Рекламщики, скорее всего, или мошенники. Да и говорить вживую вообще ни с кем не хотелось, равно, как и видеть кого-то. Даже с Юнги Чонгук сейчас не хотел бы как-либо контактировать.       Чонгук ненавидел болеть, и течки эти он тоже ненавидел, и без толку валяться он тоже не любил, но сейчас ничего поделать не мог, состояние отвратительное. Он засыпал и просыпался, дремал на протяжении всего дня. Мелькали какие-то мысли и картинки, он от них отмахивался, а они возвращались. Печально, что от себя сбежать и спрятаться нельзя. Сейчас он особо уязвим, а подсознание с ним не церемонилось и не жалело. — Держись, Дейл. Чип уже спешит на помощь! — на этот раз из своей болезненной дрёмы его вырвал чей-то возглас.       Чимин.       Если бы Чонгук был более адекватен и не так подавлен, он, наверное, заметил бы, что и Чимин выглядел совсем неважно. Но он ничего этого не увидел, а Чимин принялся за активное лечение. Горький и невкусный отвар, который чуть ли не с того света способен вернуть, сварил, Чонгука им напоил, приготовил какой-то лёгкий суп с рисом, имбирный чай, зарядку для телефона нашёл и его к жизни вернул. Чимин такой хороший и заботливый, а Чонгук глупый, жалкий и беспомощный.       Утром стало полегче, температура спала, но к норме пока не вернулась, течка тоже уходить пока не собиралась. Цикл всё ещё не нормализовался, а может быть, Чонгуку повезло хоть в этом, и он ограничится всего двумя в год.       Несмотря на то, что он всех заинтересованных предупредил, они волновались за него. Меньше всего Чонгук хотел доставлять хлопоты и беспокойство. Много пропущенных звонков и новых сообщений. Поток в какой-то момент прекратился, видимо, Чимин приложил к этому руку и всех неугомонных угомонил, чтобы не беспокоили и позволили его пациенту спокойно набираться сил.       Ещё через пару дней всё закончилось, организм переборол недуг. А это значило, нужно возвращаться к жизни, браться за трезвый ум, перестать быть слабым и не вести себя, как ребёнок, навёрстывать пропущенное в университете, искать работу и что-то решать с тем, что на него вывалил Хесон и, наконец, поговорить с Юнги. За всё это время Чонгук не принял от него ни одного звонка, ни голосового, ни видео, только текст. Чонгук боялся сказать что-нибудь не то, лишнее.       Тщательно всё взвесив и обдумав, Чонгук принял решение. Он сделает то, что нарушит его обещание, но Юнги не узнает о встрече с его отцом. Чонгук не соврёт, нет, он промолчит. В каком-то роде это и не ложь, ведь так? Когда-то сам Юнги ему это сказал.       «Если я молчу о чём-то, значит, на то есть причины».       У Чонгука была эта причина, веская. Он не хотел думать, что Юнги ему солгал. Не хотел, но думал. В нём поселилось сомнение, которое только сильнее подпитывало и раззадоривало внутреннего монстра, ядовитого и опасного. Гигантский змей бесновался, рвал и метал. Пока, но лишь пока удавалось держать его в узде. Надолго ли у Чонгука хватит сил с ним справляться?       О своём увольнении он тоже никому не сообщил. Ему было обидно и горько. Он не ждал внезапных подарков от жизни, и уж тем более вот таких подачек. И это же о нём тогда говорили его же взрослые коллеги? Как же это мерзко. Чем Чонгук заслужил такое отношение?       Очень хотелось сесть и поплакать, чтобы как-то легче стало, потому что у него голова разрывалась от всех мыслей, посещаемых её за раз. Но плакать Чонгук себе запретил, как и истерики закатывать. Возможно, по возвращению Юнги им стоит кое-что обсудить. Например, планы на жизнь.       На удачу Чонгук зашёл в кофейню, проведать своих приятелей, заодно узнать, есть ли для него место. Удача тепло улыбнулась ему в лице доброго менеджера, который с радостью принял его обратно. Навыки свои Чонгук не растерял, получилось очень быстро влиться в прежний режим. Занятость это хорошо, когда занят, нет времени на думы.       Дни шли, складываясь в недели, зима собиралась передать эстафету цветам и весне, только лучше Чонгуку не становилось. Недомолвки, молчание — всё это сказывалось на нём, душило, давило, а так как из него никудышный актёр, это замечали. Юнги видел перемены в его состоянии и настроении, постоянно спрашивал, не случилось ли чего. А Чонгук прикрывался учёбой, работой без уточнений, где именно, и экзаменом по вождению. Пока это спасало. Юнги верил, подбадривал, обещал со всеми делами побыстрее разобраться и вернуться к нему, он скучал, он говорил, что любит.       А ещё был Тэхён. С ним не легче. Если Хесон сказал правду, если в прошлом всё именно так… нет будущего, в точности эти слова были сказаны Тэхёну. Как же сложно.       Игнорировать Тэхёна, как показывала практика, нельзя и невозможно. Он достанет даже из Парижа.       На вечер субботы у Чонгука намечались грандиозные планы, он собирался спать. Кролики вообще впадают в спячку? Вроде бы нет, но тотем у Чонгука своеобразный, это он уже понял давно. В последнее время он очень быстро уставал, вялость и сонливость никак не удавалось побороть, аппетита не было, ел он плохо, мало и нерегулярно, наверное, поэтому и сил ни на что толком не хватало. А ещё он постоянно мёрз.       Сегодня после возвращения со смены, Чонгук собирался продолжить то, что ему пришлось прервать утренним подъёмом и походом на работу. Завтра последнее занятие в автошколе с инструктором, через неделю экзамен и, возможно, если всё пройдёт успешно, у Чонгука появятся водительские права. Кто ж знал, что у Тэхёна-то были свои соображения насчёт того, как именно Чонгуку вечер проводить? А они были. Ким Тэхён пригласил его на концерт, который сам же и устраивал. Чонгуку не хватало сил ни на что, тем более на сопротивление воодушевлённому и вдохновлённому медведю, который не церемонился.       Чонгук напомнил себе, что Тэхён его лучший друг, с которым они уже очень давно не виделись вживую, с которым и поговорить редко удавалось, а тут у него выходной и свободное время, а у Чонгука же никаких важных дел. Поэтому и сидел он сейчас в кровати, с ноутбуком и Ёнтаном, пялился в монитор на широкую улыбку и инструмент, который Тэхён держал в руке. — Какая у тебя сексуальная пижамка, Чонгуки, — это, видимо, вместо приветствия.       Странные у него понятия сексуальности. Бело-розовая хлопковая футболка с голубоглазым Мью по мнению самого Чонгука таковой не являлась. — Откуда же у тебя эта красота? — Ты мне её подарил. — Да, — такой довольный. — Тебе нравится?       Чонгук не фанат розового, это скорее по части Ким Сокджина, он основатель и президент того фан-клуба. Вообще считалось, что в гардеробе каждой уважающей себя омеги должно быть что-то миленькое и розовое. Ну… пожалуй, это единственное розовое, что было у Чонгука. Да и к покемонам он уже давно остыл, переболел этим в детстве. Но это подарок, так что… — Очень. Она мягкая, и в ней спится хорошо, — плохо Чонгуку спится, если честно.       И дело тут не в пижаме.       Тэхёну не терпелось поскорее поделиться своими новыми умениями, собственно, именно за этим он и собирался дать концерт. На трубе. Потомственная склонность семьи Мин-Ким к музыкальному творчеству неоспорима. Тэхён умел играть на пианино, немного на гитаре, саксофоне, и вот теперь у него новая цель. Хорошо ли у него получалось? Господи, нет, это просто ужасно, невыносимо, очень режет слух. Тани даже спрятался под одеяло. — Мой учитель сказал, что я делаю успехи, — важно отметил, когда закончил мучить инструмент и издеваться над Чонгуком. — Ты шутишь? — это фиаско. — Вообще-то, это очень сложно, — состроил обиженную гримасу, надув губы, — не у всех так быстро получается добиться хоть каких-то звуков.       Да кто такой Чонгук, чтобы судить? Он не эксперт, только в звучании пока, действительно, приятного было ровно ничего. — Не обижайся. Думаю, что тебе просто нужно побольше практики. — Да, а ещё терпения. С ним у меня всегда проблемы. Я, на самом деле, очень соскучился. В последнее время что-то как-то… у вас всё хорошо?       Какой же неудобный вопрос. — Да, просто… много всего навалилось. Ещё этот экзамен меня с ума сводит, я так боюсь налажать. Мы даже с Чимином почти не видимся, живя в одной квартире. Он постоянно в студии пропадает, рано уходит и поздно возвращается… — Он не разговаривает со мной. — Что? — Я звонил ему несколько раз вчера, позавчера и сегодня, но он не ответил ни на один звонок и сам не перезвонил. И на сообщения подолгу не отвечает, вопросы игнорирует, а если и пишет ответ, то односложно. Я чем-то его обидел? Он ничего не говорил? — Нет, — Чонгук даже на секунду не задумался. — Тэхён, не бери в голову, он сейчас очень занят и волнуется покруче моего. У них будет прямой эфир на тв, ну а это, сам понимаешь, совсем другой уровень, и что-то подобное для него впервые. Ты же его лучше меня знаешь, он хочет добиться совершенства, вот и… — Знаю, поэтому и спрашиваю. — Если бы ты где-то накосячил, он бы тебе сразу об этом сказал прямым текстом. Ну ты чего, это же Чимин. Не переживай, лучше расскажи, как там в мире высокой моды.       А в том мире всё очень красиво, интересно и весело. Тэхён счастлив. Он знакомится с новыми людьми, расширяет свой кругозор и навыки. У него появились друзья, с которыми он проводит немногочисленное свободное время, открывая для себя Париж и Францию с другой стороны. Друзья это хорошо, но недостаточно. — Ты не пробовал… может быть, кто-нибудь из-них… — Чонгук замялся, не зная, как продолжить. — Что? — Свидание? — Нет, — весьма категорично. — Но почему? — Потому что не хочу. — Тэхён, так нельзя. Уже скоро год пройдёт. Нужно же двигаться дальше, Хосок не единственная омега на нашей планете. Ты на родине французского поцелуя! Обратись к первоисточнику, совмести приятное с полезным… — Для меня единственная.       Да что же это… вот и что с ним делать таким упрямым, а? Возможно, Чонгук вёл себя неправильно и лез не в своё дело, но он желал для Тэхёна счастья. Велика вероятность, что своё счастье Тэхён сможет обрести только с кем-то другим, а не с Хосоком. — Ты всё ещё любишь его? — Люблю. — А ты пробовал перестать? — Я не откажусь от любви, Чонгук, не в этот раз. От Хосока не откажусь, — уверенно и без сомнений.       Знал бы всё, возможно, так бы и не говорил.       Тему продолжать Тэхён отказался, сам сменил, требуя вернуть Тани в кадр, выспрашивая, как его малыш себя ведёт.       Они ещё где-то час обсуждали разные глупости, Чонгука даже почти отпустило. Тэхён умел отвлекать, но всё равно, как только они попрощались, мысли вернулись.       Ближе к полуночи вернулся и Чимин, Чонгук всё ещё не спал, слышал шаги за дверью.       В комнате темно без света, гирлянду Чонгук тоже выключил. Темно и тихо, даже не прислушиваясь, отчётливо слышны посторонние шумы и даже то, как бьётся сердце. Смотрел он в потолок, лёжа на спине, потом в завешенное плотными шторами окно, перевернувшись на бок. На шторы он, получается, смотрел, а они с темной сливались, как и мысли.       Какой-то сигнал к тому, что всё же нужно переходить в спящий режим, мозг принял, когда Чонгук уставился на дверь, опять сменив бок и позу. Если честно, он уже умаялся крутиться. Тани ещё полчаса назад не выдержал, ушёл в свою кроватку.       Казалось, он только-только закрыл глаза и тут же начал падать, проваливаясь куда-то очень глубоко, туда, где листьями шуршат деревья с яркими плодами. Мандариновый сад? Да, он виден с возвышения. Беседка? Пагода? Чонгук не успел разобрать, где оказался, он резко пришёл в себя, ощутив что-то холодное рядом.       Для верности проморгался несколько раз, чтобы лучше сфокусироваться, и обнаружил источник холода. Им оказался Чимин, который пытался устроиться у него под боком. Какой же он холодный, ледяной. — Хэй, ты чего?       Чимин не отвечал, лишь часто дышал. Его всего трясло. Чонгук руку протянул, хотел плеча коснуться, но не рассчитал, случайно задел голову. У него и волосы влажные, и тоже холодные. Он, что ли, решил начать закаляться, да силы не рассчитал? — Чимин… — Я ужасный человек, Гуки, — надрывно, со всхлипом. — Что? Нет, конечно, нет, — тут же возразил и, наконец, определившись с положением тела рядом, обнял, прижимая к своей груди.       Лёд и то теплее на ощупь. — Такой отвратительный… худший, но я не хотел, правда, я не… ужасно… так нельзя, не должно быть, только не он… клянусь, я не хотел, — Чимин задыхался, глухо и неразборчиво выдавая какой-то несвязанный набор слов. — Я не… я не могу, не могу… больше не могу… это какой-то кошмар. За что?       И тут плотину прорвало. Чимин ревел, сжимая пальцами ворот футболки c Мью. Его всё ещё потряхивало, он не переставал дрожать, всхлипывать и что-то неразборчиво твердить, кашляя и захлёбываясь этими словами.       То, что сейчас происходило, очень пугало. Нервный срыв? Это он? А что нужно делать в таких ситуациях? Чонгук не знал, опыта в подобном у него немного, да совсем нет, пожалуй. Сам он обычно тихо плакал, когда через край, поэтому, наверное, и здесь нужно дождаться, когда волна сойдёт. И Чимина не отпускал, чтобы тот чувствовал поддержку и тепло, чтобы согрелся быстрее. Успокаивать его словами не пытался, лишь поглаживал по спине осторожно, прислушивался к тому, что говорил сам Чимин, и ничего не понимал. Что могло произойти, чтобы так довести непробиваемого и эмоционально стабильного Чимина? Его кто-то обидел? Тэхён всё-таки накосячил и что-то сделал не так? Конечно, для его глупостей и тысячи километров не преграда, но они обычно до слёз от смеха доводят, а не до истерики.       Это закончилось. Чимин выдохся, обмяк, всхлипы затихли. Чонгук подумал, что он уснул, но ошибся. — Я не хотел, Чонгук. Я не знаю, как это случилось. Этого не должно было произойти, — голос слабый, хриплый, но, кажется, Чимин пришёл в себя. — Что случилось? Расскажи мне.       Тишина в темноте. Не хотел говорить? Нет, если бы не хотел, не пришёл бы. С силами, видимо, собирался. — Я влюбился.       Чонгук ожидал чего угодно, но только не этого. Он даже самое страшное предположил, что Чимин мог кого-то убить. Фух, можно выдохнуть, соучастником преступления не придётся становиться. Да и вообще, ничего страшного не произошло, а это самое главное. Перед Чимином никто не устоит, значит, любовь точно не будет безответной. — Разве это плохо? — Это ужасно, потому что так нельзя, так не должно быть. Я ужасный человек… господи, что мне делать? — и вновь слишком много самобичевания.       Столько лет прошло… Неужели Чимин до сих пор боится любить? Эти его внутренние запреты и ограничения, нельзя же так. Не зря они с Тэхёном сошлись и подружились. Один собрался любить одну единственную омегу всю жизнь, второй себе запрещает вообще кого-либо любить. Из крайности в крайность, и они оба слишком драматичны. Надо же так распереживаться. Чонгук помнит и своё осознание, помнит, что тоже немного поплакал, а потом пошёл по своим делам, и в конечном итоге… упал в обморок. Ну да, кто он такой, чтобы решать, как справляться Чимину?       Чонгук немного отвлёкся и начало пропустил. — …он всегда позже всех уходит. И сегодня тоже, а я… у меня плохо получалась связка, а нужно, чтобы всё было идеально. Поэтому и остался после основной репетиции, не из-за него. Я повторял и повторял раз за разом, и так устал, что на ноге мышцы свела судорога. Это очень неприятно. И больно. Я так и свалился на пол в центре зала, лежал, ждал, когда отпустит. А он пришёл, он всегда залы проверяет, прежде чем уйти домой. Сказал, что сильно испугался, думал, я без сознания. Массаж мне сделал, ноги размял, чтобы расслабить и нагрузку с мышц снять, болтал о чём-то всё это время. И мне было так хорошо, приятно… только я его даже не слушал, смотрел, наблюдал. Он же такой красивый, даже когда очень устал, всё равно красивый. Такой тёплый. И он похвалил меня, сказал, что я молодец, усердно работаю и у меня всё отлично получается. Успокаивал, говорил, что мне нужно отдохнуть, иначе сил для шоу не останется. И улыбнулся так ласково, нежно. А у меня одна мысль в голове, завалить его прямо на пол и целовать, не останавливаясь, вечность. — Так ты поцеловал его? Ты из-за этого так… расстроился? — Нет, Гуки, я всё же не конченая мразь. Я ушёл. Мне плохо от этих мыслей, мне каждый раз больно на него смотреть. — Почему? У него кто-то есть? — Это Хосок, Чонгук! И у него есть Тэхён. У него должен быть Тэхён. Мне нельзя в него влюбляться, я не хотел этого…       О, господи, нет. Это невозможно. — Я прошу тебя, пожалуйста, только не говори Тэ. Я… я что-нибудь придумаю, я разберусь.       Да что не так с этим Хосоком?! Почему в него все влюбляются?