Большой Секрет

С того дня, не боясь шуметь и привлекать к себе внимание, сестры занялись уборкой дома в полную силу. Выбрав очередную комнату, девушки закрывали за собой дверь, открывали окно, если в нем оставалось целым стекло, и выгоняли наружу всякую живность, облюбовавшую усадьбу до их прихода. Готовящиеся к зиме белки, пауки, насекомые, птицы – вся растревоженная компания покидала убежища под команды Аксарильмы, без труда находившей каждого лишнего обитателя. Когда с живностью было покончено, Голдельмина щелкала пальцами, проговаривая простые слова-заклинания на старом ведьмовском языке, и из комнаты постепенно исчезали следы пыли, плесени, помета и прочей грязи, копившейся не один год. Пока Голди чистила комнату, Акса разбирала сохранившиеся вещи и ни к чему не годный мусор выбрасывала в коридор, откуда его вниз уносил Мерл. Придав комнате относительно приличный вид, девушки вновь закрывали окно или же запечатывали оконный проем приемом вроде того, как Аксарильма заглушала звуки извне в «Завитке плюща», – так они не позволяли холодному уличному воздуху сквозняком гулять по дому. Они работали наверху, а Мерл возился с камином в гостиной на первом этаже. Поскольку бывший пират всю морскую жизнь обходился без камина, он не имел ни малейшего представления, как им пользоваться. Литакторо камин заинтересовал потому, что случайный гость Шевелушской усадьбы мог заметить, что тепло в доме лишь там, где ходят его хозяйки. Ведьмы в Рассаднике могли весь дом обогревать при помощи колдовства, не тратя топлива, но делать это было куда проще, когда вокруг все использовали одни и те же заклинания. Девушки не были готовы столько сил тратить на всю усадьбу и по дому перемещались в невидимом облаке наколдованного тепла, которое плыло за ними из комнаты в комнату. Но Мерл обещал, что совладает с камином. Пока сестры расчищали комнаты, призрак складывал в гостиной доски, тряпки, обрывки бумаг и иногда заглядывал в дымоход, безуспешно пытаясь прогнать укрывшихся в нем летучих мышей. Аксарильма думала о том, что им придется искать работников, если они хотят придать усадьбе жилой вид. С помощью колдовства они сами могли бы починить разбитое и сломанное, заставить полы прекратить скрипеть, укрепить крышу и крыльцо. Но местные знали, как выглядела усадьба до появления в ней сестер, у них возникли бы вопросы, как две девушки сумели так легко и быстро, не прибегая ни к чьей помощи, преобразовать заброшенный дом. Голдельмина соглашалась с ней, но ее решения сестре не нравились. Девушка предлагала нанять рабочих и убедить их не требовать оплаты, но это влекло за собой еще больше вынужденного колдовства. Или, разводила руками Голди, стоило обратиться к Колдбергу и честно рассказать ему о бедственном положении, в которое они сами себя вогнали. У Колдберга был опыт в возрождении старых домов, а уж околдовать одного аристократа, чтобы не оставаться у него в долгу, должно было быть проще. – У нашего «наблюдателя» не возникло ощущения, что нам бы не помешала помощь? – фыркнула Голди. – Он еще там, в лесу? Не заметил, что мы не справляемся в одиночку? Аксарильма наградила сестру шутливо-строгим взглядом, но все же повернулась к окну, словно ожидала увидеть следящего человека воочию. Пока они оставались в доме, Акса ничего не чувствовала, но стоило ей оказаться снаружи, как тут же ощущалось чужое навязчивое присутствие. В последний раз, когда сестры вдвоем шли проведать лошадей, Голдельмина, к мрачной радости Аксы, наконец заметила, что кто-то и в самом деле наблюдает за ними из леса. Теперь обе то и дело пытались исподлобья рассмотреть деревья за оградой дома, выискивая что-нибудь подозрительное. – Какого черта я вижу? – ахнула вдруг Аксарильма. Голдельмина, залезшая под кровать, ножом вырезала на половице защитные символы и едва не ударилась головой о край кровати при возгласе сестры. Она поспешно выбралась наружу и подскочила к окну, рассчитывая увидеть какого-нибудь таинственного человека, смотрящего в упор на ведьм из-за пределов усадьбы. Но вместо этого ее взору предстала совершенно иная картина. Через запущенный сад шли, ведя под уздцы лошадей, две девушки, рыжая и светловолосая, они беззаботно переговаривались между собой. Рыжая подняла голову и, заметив в окне Литакторо, приветственно помахала им рукой. Светловолосая наоборот втянула голову в плечи, словно заранее извинялась. – Не помню, как приглашала кого-то из Стихийных, – процедила Аксарильма. Все земли Пяти Океанов, королевства людей – весь мир показался ей в тот момент возмутительно крошечным. Как бы далеко они с Голдельминой ни уехали, их все равно настигали другие сущности, присутствие чьей-то силы, а теперь и практически родня, люди, которых Акса ожидала увидеть в таком месте меньше всего. Две фигурки за окном деловито привязывали лошадей на крыльце, как это делали ведьмы в первый день, и вели себя так, будто не было ничего выдающегося в их приезде. Девушки прошли ко входной двери, и Голдельмина с громким стоном первой двинулась из комнаты, чтобы встретить их. – Ведьмы! – донесся звонкий крик с первого этажа, за которым почти сразу последовал визг. Аксарильме не требовалось призывать все свое воображение, чтобы представить разыгравшуюся на первом этаже сцену. Это наверняка была Лемони, кто так открыто позвал Литакторо по их сущности, но зайдя в дом, Стихийные вместо ожидаемых ведьм нос к носу столкнулись с Мерлом. Акса и Голди за несколько дней привыкли к виду мертвеца, иногда задумчиво почесывающего грудь возле торчащего из нее клинка, но для Стихийных такая встреча должна была стать потрясением. В их семье, уже давно обитающей в Рассаднике, все же не рассказывали о минувшем Великом Прошении Призраков, когда изувеченные существа толпами осаждали город-лес, в то время как все дети Литакторо с детства росли с историями о призраках. Ведьмы слетели по лестнице на первый этаж точно так же, как это проделал Мерл в минуту их знакомства. Но они не хотели пугать подруг, наоборот, назревала очередная беда, которую нужно было предотвратить: Лемони, защищая сестру и себя, выставила перед призраком огненную стену, и пламя грозилось перекинуться стены или ободранный местами паркет на полу. Ханна хватала Лемони за плечи, то ли пытаясь вразумить сестру, то ли отводя ее подальше от призрачного пирата. Увидев ведьм, Ханна протянула им руку, моля о помощи. Мерл все это время стоял, уперев руки в бока и нетерпеливо притоптывая ногой. – Мерл! – грозно окликнула его Голдельмина. – Ты не видишь, что им страшно? На кой стоишь на месте? – Что за сборище вы, девки, тут устроили? – сощурился пират в ответ. – Нам нужен вопрос на вопрос? – прикрикнула Аксарильма, и сестра рядом с ней прыснула, растеряв строгий вид. Девушка обернулась к той, что до сих пор ограждалась от призрака огнем. – Лемони, а ты хочешь сжечь этот дом? Лемони тряхнула руками, и стена пламени исчезла. Ее сестра с облегчением отпустила плечи рыжей Стихийной и сделала шаг назад. – Прежде чем мы все снова начнем кричать друга на друга, девочки, это Мерл, он был пиратом, а теперь живет в этом доме и является его хозяином как призрак. Мерл, это наши подруги из Рассадника, Лемони и Ханна Стихийные, и они приготовили с дюжину объяснений, как здесь оказались. Туда! – Акса пальцем указала на распахнутые двери, ведущие в столовую. Здесь сохранились массивный дубовый стол и стулья, которые во время появления ведьм были составлены в углу комнаты друг на друга. Сестры расставили их вокруг стола, хотя продолжали есть на кухне, где уже освоились. Наконец пригодилась и эта просторная комната. Литакторо сели напротив Стихийных, а Мерл, недовольный, что в доме появились новые люди, которых за собой привели ведьмы, попытался оттащить стул, чтобы по-хозяйски сесть во главе стола. Его призрачные пальцы проскользнули сквозь дерево, и, плюнув на предмет мебели, нахохленный пират затаился у стены. Ханна опустила голову, рассматривая столешницу, будто и в самом деле провинилась в чем-то, а Лемони, развалившись на стуле, с презрением рассматривала ветхое убранство столовой. Она первой нарушила молчание: – И ради этой дыры вы сбежали из дома? Неужели в Рассаднике вам было настолько скучно, что вы вздумали облагородить чьи-то руины в Людском королевстве? – Лемони, Гретта же объяснила… – зашептала ей Ханна, но сестра взмахнула рукой, останавливая ее. – Гретта говорила, мол, есть пустой дом, но я даже подумать не могла, что он буквально пустой! Вы своими силами восстанавливаете дом каких-то людей? Зачем?! Аксарильма ударила кулаком по столу так резко, что обе Стихийные подскочили, Лемони скривила губы. Акса знала это выражение лица: Лемони чувствует, что переступила черту дозволенного, но взгляды менять не собирается и будет показывать это всем своим видом. Она так и не бросила детскую привычку бороться со старшими через отрицание и осуждение. Лемони и Ханна были близнецами, и, когда первая не демонстрировала гримасы обиды и недовольства, лица их невозможно было различить: большие голубые глаза, вздернутый нос, улыбка с клыками чуть длиннее обычных. Но на этом их сходство заканчивалось, и ни у кого во всем Рассаднике не возникало трудностей в вопросе, с кем именно они говорят. Вьющиеся волосы Лемони были темно-рыжими по ее прихоти. Она многому не доверяла, пока не испытывала что-нибудь самостоятельно, однако делала это без особого энтузиазма. Она была молчалива, но когда говорила, то всегда была прямолинейна в суждениях. Когда ее ругали за пустые склоки, она оправдывалась влиянием самой опасной способности, доставшейся ей по сущности, управлением огнем. В ее пятнадцать лет Джереми, старший брат, в шутку предложил ей обратиться к Голдельмине, которая в то время как раз испытывала заклинания внешности. Волосы ведьмы каждую неделю меняли цвет и длину, уши то заострялись, то переползали куда-то на макушку, пару дней она даже ходила с тощим, будто ощипанным хвостом. Лемони, решив, что брат бросает ей вызов, так как никто бы не отважился сейчас просить помощи у Голдельмины, отправилась к подруге и на следующий день вернулась рыжеволосой, ни разу с того дня даже не заговорив о том, чтобы вернуть себе прежний цвет. Белокурая Ханна была ее полной противоположностью. Стихийная никогда ни во что не вмешивалась, боясь навредить кому-нибудь, хотя на самом деле не раз выручала домочадцев, когда возможности Лемони выходили из-под контроля. В противовес близнецу, она управляла водой. Хрупкое и ранимое существо, она с трепетной нежностью относилась к каждому члену своей семьи, к Литакторо и даже к бесшабашной Гретте. Но с раннего детства она больше всех тянулась к Лемони, чувствуя в ней опору, защиту и также ощущая необходимость погасить огонь, что легко разгорался в душе сестры и иногда на ее руках, способный по-настоящему сжечь что-нибудь в доме и опалить кожу самой Лемони. Лемони почти всегда носила длинные перчатки, пряча старые ожоги, а Ханна часто пропитывала влагой ткань перчаток, чтобы те предотвращали новые. Глядя на Стихийных, Аксарильма лихорадочно обдумывала их появление. В ее голове ничего не сходилось. Она отправила письмо Арьяне, и не было никакого шанса, что старшая из сестер поделится его содержимым именно с Лемони или Ханной, когда ее подруга просила оставить все в секрете. Близнецы ничего друг от друга не таили, и там, где что-то узнавала одна из девушек, тут же появлялась вторая; можно было считать, что про письмо они выяснили одновременно. По нему нельзя было отследить, куда пропали Литакторо. Но Гретта, которую упомянула Ханна и которая, очевидно, все же рассказала, что они тут делают, не могла просто так сознаться, где были ее подруги. А Рамора Литакторо не стала бы делиться со всеми Стихийными, что знает о планах дочерей. Чем дольше она смотрела на затаившихся напротив нее девушек, тем больше вопросов у нее возникало. Голди справа от нее монотонно постукивала пальцами по столешнице, предоставляя право вести допрос сестре. Наконец, Аксарильма подняла руку и принялась загибать пальцы. – Как вы узнали про это место? Почему вы приехали? Почему приехали вы? Как вы сюда попали? – Что происходит дома? – все же добавила от себя Голдельмина и протянула к Аксе руку, чтобы загнуть ее большой палец. Лемони тянула с ответом. Обычно она поступала так со старшим братом, испытывая границы его терпения, и то, что она решила опробовать те же методы на Литакторо, Аксарильме не нравилось. Она много времени проводила со всеми Стихийными, но ни дня не жила с ними под одной крышей и не представляла, как справляться с ними дни и ночи напролет. У нее не было сомнений, что теперь они будут делить усадьбу на пятерых, если считать Мерла, и им не удастся отправить Стихийных обратно в Рассадник в ближайшее время. Лемони вдруг широко улыбнулась, демонстрируя по-звериному удлиненные клыки, и подалась вперед: – Вы всех с ума свели! Провернули такое у всех под носом, и никто ничего не знал, кроме Гретты. Я думала, у Джереми дым из ушей повалит. – Джереми? – голос Голдельмины предательски дрогнул. Лемони лукаво посмотрела на нее, и ведьма, поняв, что ее поймали, прочистила горло и фыркнула: – Ему какое дело? – Он очень злился, – тихо подтвердила Ханна. – В гневе он почти превзошел вашего отца, когда тот пришел убивать Джереми, – Лемони хихикнула. – Вернее, сначала дядя Боско решил, что ты, – она указала пальцем на Голди, – убежала с ним, а ты, – она ткнула в Аксу, – присоединилась к ним за компанию. Когда он увидел Джереми дома, подумал, что тот все равно как-то причастен к побегу. Он обещал устроить вам хорошую взбучку. – Отец? – еле слышно уточнила Голдельмина. – О, нет, Джереми. А дядя Боско обещал связаться с кем-то в Силенции, чтобы вас разыскать. Ведьмы переглянулись с тревогой в глазах. Если отец готов был дойти до знакомых из прошлой жизни, значит, дела их были совсем плохи. Удивительно было, что в дверь усадьбы первыми постучались Стихийные, а не наемники. Лемони звонко рассмеялась, наблюдая за выражениями их лиц. – Так и знала, что вы запаникуете! – воскликнула она. – Никто вас не ищет. Вернее, уже не ищет, Тинг с этим прекрасно справился. Мне бы и в голову не пришло… – Лемони. По. Порядку, – оборвала ее Акса, едва сдерживаясь, чтобы не встряхнуть девушку. Стихийная сделала глубокий вдох, силясь совладать с впечатлениями, привезенными из Рассадника, и начать рассказ с самого начала. Квертингол, как и надеялись его сестры, прочитал их записку первым и сразу понял, что «Спорим» относилось к злополучному ужину. Сначала он написал Гретте, но та молчала, а Тинг не хотел тратить время на дорогу до Рыбу-Взята. Он обратился к Арьяне, та заверила жениха, что ни о чем не знала и даже не догадывалась. Лишь тогда Тинг сообщил обо всем родителям, не успевшим еще вернуться от тетушки Примроуз. Боско Литакторо оказался в доме Стихийных быстрее, чем Арьяна успела что-нибудь выведать у брата и младших. Кипя от гнева, Боско едва не вышиб дух из растерявшегося Джереми, требуя объяснений, но, когда на защиту старшего брата уже хотела встать Лемони с огнем, в дело успел вмешаться их собственный отец, Вайсмеш Стихийный. Стихийные и Литакторо собрали всех своих детей, надеясь получить ответы, но те в один голос заявляли, что поражены не меньше родителей, хотя каждый в тот момент покривил душой. Квертингол и Бартоломью помнили, как обиделись сестры из-за отношения отца к их мечте. Арьяна, Лемони и Ханна почти одновременно осознали, почему их подруги, навещая Гретту, так много говорили именно о жизни простых людей. Джереми, даже если бы что-то знал, намеренно промолчал бы, только чтобы самому найти девушек и в самом деле устроить им знатную выволочку. А Фил расстроился, что не был посвящен в тайну ведьм, потому что и сам бы променял Рассадник на что-нибудь другое, если бы ему хотя бы намекнули, куда можно податься. Именно Фил напомнил остальным, что в разговоре не участвовала Гретта Ремнайшт. – И тут тетя Рамора и Тинг в один голос стали говорить, что Гретта как раз собиралась уехать в Ястребинию и достучаться до нее невозможно. Все так рты и раскрыли, – присоединилась к рассказу Ханна. – Все дело в том, что Квертингол – лучший брат на свете, – Голдельмина почти мурлыкала от удовольствия, втягиваясь в историю Стихийных. – А мама знала, что Гретта помогает нам подготовиться к дороге в Людское королевство. – Вот это коварство! – голос Лемони звенел от восторга. – Двойное! – Како счастье, что я не допер до Рассадника, ты гля, – сварливо заметил Мерл, – вы ж там ку-ку. Весь разговор он продолжал неподвижно стоять у стены, и остальные успели забыть о его присутствии. Ханна сперва округлила глаза, услышав его голос за спиной, а затем медленно повернулась к призраку: – Но, господин Мерл, Рассадник очень большой. Акса не сомневалась: Ханна хотела сказать, что в городе-лесу были семьи не с такими взбалмошными и непутевыми представителями. Но Мерл явно растолковал ее слова иначе, мол, это он еще не видел другие семейства. Вскинув руки в извиняющемся жесте, пират степенно выплыл из столовой, потеряв к истории всякий интерес. Лемони заявила, что призрак ей, пожалуй, понравился, и продолжила рассказ. Семейству Литакторо удалось утихомирить Боско, и все они вернулись домой, но перед их уходом девушке показалось, что ее мать, Лунесса, и Рамора обменялись чересчур многозначительными взглядами. Теперь Лемони считала, что тогда одна дала другой понять, что знает, где ее дочери. Лунесса и Рамора дружили на протяжении многих лет, и им давно уже не нужно было вслух проговаривать то, что они читали в глазах друг у друга. Литакторо ушли, но дети Стихийных, взбудораженные новостью, что их подруги исчезли, продолжили обсуждать произошедшее. Арьяна предлагала ждать новых вестей от Тинга и напоминала, что ведьмы – уже не беспомощные девочки и могут о себе позаботиться. Джереми настаивал на том, чтобы вытрясти правду из Гретты. Он не верил, что даже облику ничего не было известно о планах Аксы и Голди. Несколько дней те не давали о себе знать. Письма не отправлялись, Гретта все так же не отвечала, да и дома действительно не появлялась. Когда Боско Литакторо поехал в Рыбу-Взят, дверь открыл ее отец и подтвердил, что дочь уже отправилась в Ястребинию и вряд ли в ближайшее время станет с кем-нибудь связываться. Рамора оставалась подозрительно спокойной, не спешила обращаться к ведьмам, которые зарабатывали на поиске людей и вещей, и Боско злился в бессилии, пока его дочери где-то прятались, а жена им, похоже, потворствовала. О том, что творилось в их доме, рассказывал Тинг, навещая Арьяну. Сам он был также невозмутим и утверждал, что и отец скоро остынет, запоздало позволив девушкам делать то, что они захотят. Когда Джереми начинал ворчать, что Голдельмина ничем с ним не поделилась, Квертингол осаждал товарища, напоминая, что его сестра Стихийному ничего не должна. Слушая Лемони, Акса покосилась на сестру. Волнение, благодарность брату, смущение – чувства на ее лице отражались и сменялись каждое мгновение. Но что бы ни было или предполагалось между Голди и Джереми, ведьма и не подумала бы делиться даже частью плана со Стихийным. Тот был известен тягой контролировать все даже там, где его присутствие не требовалось. Письмо Аксарильмы, продолжала Лемони, вновь поставило всех на уши, но в этот раз без старшего поколения. Вместо Арьяны первой письмо увидела Лемони, помогавшая сестре перестилать постели в доме. Не терзаясь вопросами совести, рыжая Стихийная сама прочитала послание ведьмы. Из него было ясно лишь, что с ней и Голди все в порядке и что они забрались слишком далеко, чтобы гнаться за ними или разыскивать их. Прежде всего Лемони поделилась найденным с Ханной, и та, сначала мягко отругав сестру за чтение чужого письма, вдруг заявила, что Гретта осталась дома и что им самим нужно ехать в Рыбу-Взят, если они действительно хотят у нее что-нибудь выведать. – Я вспомнила, как господин Ремнайшт упоминал, что пойдет на «торговце» через Сырой пролив в начале месяца, – пояснила Ханна. – Мы с Лемони были у Гретты вместе с вами в тот раз и виделись с ее родителями, помните? Когда ваш отец был в Рыбу-Взяте, он говорил не с господином Ремнайшт, а с Греттой. – Что ж она не уехала? – всплеснула руками Голдельмина. Аксарильме тоже не терпелось услышать ответ. Отъезд Гретты в тот же день, что ведьмы покинули Рассадник, входил в их общий план. Гретта и сама говорила, что ей стоит успеть убраться из Рыбу-Взята, прежде чем домой к ней нагрянут «чьи-нибудь отцы и старшие братья». Они договорились, что первое время Литакторо не будут писать даже облику. – Она сказала, что помогла вам, но чувствовала какую-то ошибку в том, что вы оказались здесь одни, – Ханна пожала плечами. – Гретта волновалась за вас. Ведьмы одинаково вздохнули и покачали головами. – Так как вы сюда попали, а? – Мерл снова показался в дверях. – Ведьмы ни сном ни духом, что вы придете. – То-то не слышу, как дрова гремят! – Голди намеренно повысила голос, словно хотела отругать призрака. – Мерл подкрался обратно! Продолжайте, девочки, хочу услышать о том, как вы уехали, а Джереми остался дома. – Ненадолго, – пробормотала Ханна. – Не раскрывай всего сразу, – прошипела ей Лемони. – Не то они и отсюда сбегут. Итак! По письму вас не отследить, но Тинг догадался до того, о чем никому – и даже вам – в голову не пришло. Гребень, которым ты расчесываешь гриву лошади, – Стихийная повернулась к Голдельмине. Та со стоном опустила голову на руки. Еще недавно они всей семьей думали нанять шерстяных фей, чтобы те следили за лошадьми. Но Литакторо долго откладывали поход к феям, и у лошадей так и оставались свои предметы для ухода. А Голди, собирая вещи для Кораллада, решила, что обойдется тем, что уже взяла Акса. Ни она, ни Аксарильма действительно не предусмотрели, что можно будет отыскать не их самих, а лошадей. – Но, – Лемони назидательно подняла указательный палец, – мы не сказали об этом родителям ради вашего же блага. Мы поехали к Гретте. Вернее, Тинг, Арьяна и наша Хани. Самые терпеливые в наших семьях. Мне кажется, она только и ждала кого-нибудь, способного держать себя в руках и не распугивающего весь Рыбу-Взят. Но Тинг с порога выдвинул ей условие: она сама называет нам точное место, куда вы уехали, или мы все расскажем господину Литакторо, который не смутится сперва по гребню найти дочерей, а затем направить каких-нибудь наемников в Людское королевство. Гретта девочек в дом не пустила, представляете? Это ж не Джереми, с которым еще и подраться бы пришлось. Но перед Тингом, как всегда, растаяла и рассказала ему, где вы и как сюда попали. А Тинг выждал еще денек и передал все отцу, которому тетя Рамора к тому времени уже успела внушить, что без его замечаний и запретов вы бы никуда не уехали. Еще день ушел на совещания, и в итоге наши родители согласились, чтобы мы навестили вас. Папа никого из нас под замком не держит. И вот мы здесь! – она вскинула руки. – Ты не умеешь заканчивать истории, – Голди закатила глаза. Стихийная пожаловалась, что ей и без того едва хватило сил так обстоятельно все поведать. Аксарильма же покосилась на Ханну, которая волновалась и отводила взгляд, стоило ей почувствовать, что на нее пристально смотрят. Лемони все же не потрудилась прояснить то, о чем нечаянно обмолвилась ее сестра, и ведьма пыталась разобраться в услышанном. Гретта в детстве тихо восхищалась Квертинголом, а став старше, наивное обожание сменила на уважение, которого от нее никогда не получали мальчишки Стихийные. Квертингол знал, что она честно все расскажет только с глазу на глаз, без лишних слушателей, не в письме. Литакторо и Стихийные всегда были близки, и Гретта была неотъемлемой частью их компании, но она разграничивала жизнь двух семей и явно не хотела обсуждать дела подруг-ведьм при других. Судя по словам Лемони, Стихийные до сих пор не знали, из-за чего именно девушки вдруг решили покинуть Рассадник. Пусть так, пусть Гретта выдала их брату, куда они уехали. В конечном счете, пыл от обид угаснет без следа, Акса едва ли ждала бы отца с визитом в Кораллад, но кто-нибудь обязательно захотел бы сюда приехать. Стихийные и сделали это первыми. О каких семейных совещаниях упомянула Лемони? Кто-то из детей Стихийных первым заявил, что тоже хочет в Кораллад. Не Джереми, тот бы сказал, что нужно вернуть ведьм немедленно, и Тинг первым удержал бы его на месте. Не Арьяна, она была бы не против путешествий, но не в такой ситуации, не так спонтанно. Не Фил, чья одинокая просьба была бы похожа на каприз. Но Лемони, горящая желаниями, требовательная, она могла взвыть о Коралладе в ту же минуту, когда все прознала, и вцепиться в Ханну как в главную поддержку и спутницу. Если Гретта раскрыла и маршрут, даже эти двое, сидящие перед ведьмами, легко справились бы с дорогой. Но... Ханна сказала, что Джереми остался дома ненадолго. Он приедет, несомненно доберется до Шевелушской усадьбы под предлогом приглядеть за младшими сестрами, а сам только и будет призывать ведьм вернуться в Рассадник. Фил во всем за ним следует, значит, присоединится к старшему Стихийному. А как раз Арьяне приходится быть надсмотрщиком над всем шумным семейством. Где появится один Стихийный, обязательно соберутся остальные. – Хани, – протянула Аксарильма задумчиво, – хотя бы нашего Бартоломью никуда не отпустили? – Мью помогает Тингу с домом. Ответила ей не Ханна, и Акса замерла на мгновение. Лемони широко улыбнулась, ее глаза сверкали от удовольствия. Говоря о собственном приезде, она сумела утаить от подруг еще один секрет. – Я не смекну, вас сколько? – раздраженно спросил Мерл, скрестив руки на груди аккурат под саблей. Аксарильма, не оборачиваясь, уже знала, кто стоит у противоположных дверей, ведущих к выходу. Они не слышали, чтобы кто-то заходил в дом, но Гретте Ремнайшт достаточно было незаметной мошкой просочиться в замочную скважину, а уже потом принять человеческий облик, чтобы не шуметь и не привлекать к себе внимания. Еще в прошлом месяце она щеголяла по Рыбу-Взяту с короткими пшеничными волосами и разноцветными глазами, подражая кому-то, сошедшему с корабля. Сейчас ее волосы отчасти потемнели, разделенные со светлой половиной ровным пробором, и отросли до лопаток, глаза стали бездонно-черными, кожа загорела, – Гретта была близка к тому внешнему виду, который изначально был дан ей природой, но вновь не показывала его полностью. – Зануда Джереми отпустил их под моим присмотром, только потому что не выдержал моей болтовни. А я отпустила девочек, потому что хотела устроить вам сюрприз, – Гретта вдруг подпрыгнула, ярко-зеленой птицей перелетела на стол, снова стала человеком и растянулась на спине прямо на столешнице, устроившись между сидевшими по обе стороны подругами. – Как я могу поехать в Ястребинию, зная, что вы боретесь в одиночку с таким большим домом? – Дом огромен, Гретта, – поправила ее Голдельмина с невозмутимым видом, но тут же изменилась в лице, нахмурившись. – А ты – хитрая лисица. Ты могла поехать с нами и помочь... со всем. – И пропустить все варианты недовольных выражений лиц Джереми? – фыркнула девушка и закинула ногу на ногу, продолжая лежать на столе. – Спорим? – тоскливо предложила Голди сестре. – Пока мы говорили, Джереми добрался до усадьбы и закатывает на крыльце рукава, чтобы выбить дверь, даже не пытаясь постучать в нее для предупреждения. Снаружи комнаты послышался грохот, когда входная дверь распахнулась так резко и широко, что ударилась о стену. – Не-а, – отозвалась Аксарильма с ухмылкой, – не спорим.