***
Вслед за Бенедиктом в усадьбу пришли рабочие. Под настороженными взглядами Литакторо и Стихийных они муравьями расходились по всему дому, чиня двери, окна, перестилая полы и укрепляя крышу, на которую выбирались через окно одной из спален, игнорируя чердак. В первый день ведьмы едва успевали проскальзывать от одной комнаты к другой, снимая заклинания, прежде надежно удерживающие окна закрытыми, чтобы теперь их починили по-настоящему. Арьяна и Джереми взялись следить за работой присланных из города людей. Лемони и Ханна, как две растревоженные птички, сперва прятались от незнакомцев на кухне и в дальних комнатах, а затем все больше времени стали проводить вместе с Филом вне дома, расчищая загубленный сад. Сжалившись, Гретта превращалась то в одного, то в другого члена их семьи, чтобы каждый Стихийный сумел посетить Кораллад под ее присмотром и меньше времени проводил в усадьбе. Аксарильма оставалась дома, боясь, что снова столкнется с Колдбергом, который придумает новые условия для договора или начнет задавать не очень удобные вопросы о Литакторо и их друзьях. Голдельмина, ездившая в город вместе со Стихийными и Греттой, уверяла, что аристократ им не встречался. По вечерам, дождавшись тишины в доме, Арьяна составляла письма родителям и Квертинголу. Благодаря их переписке ведьмы знали, что Боско Литакторо уже сдался и только несколько раз в день упоминает побег дочерей, но уже не рвется найти их и попытаться перевоспитать. Без Джереми, честно помогавшего Тингу, но настроенному против колдовства, последний выдохнул с облегчением и взялся за применение заклинаний, полезных для строительства дома. Акса и Голди по очереди писали для старшего брата и матери, рассказывали о своих занятиях, соседях и городе, но и они, и Арьяна умалчивали о том, что у усадьбы нашелся владелец, и о том, что до сих пор не избавились от ощущения, что кто-то смотрит на них из леса. Этим ведьмы не поделились даже со Стихийными, а те сами не замечали чужого присутствия. Иногда Аксарильме хотелось написать матери, что ее все время тянет оглядываться, но каждый раз гнала эту идею. Голдельмина, оказалось, делала то же самое. «Стыдно признаться, я начинаю привыкать к чувству, что возле усадьбы кто-то есть, – сказала она сестре. – Я думала, Акса, может, и нет никого в лесу? Как бы ничего не появилось из-за нас». Акса сомневалась, что можно одними только мыслями и принесенной из земель Пяти Океанов силой призвать какое-нибудь существо или зловредный дух, но впредь старалась меньше думать о том, что уже не одну неделю таилось за оградой усадьбы. Мерл не сдался и все же отыскал потайное помещение в кладовой. Он утверждал, что и оно состояло сплошь из полок, только в этот раз чем-то заваленных. Призрак указал на участок стены в кладовой, который ничем внешне не отличался от предыдущих, но который должен был служить дверью в новую комнату. Все обитатели усадьбы, заинтересовавшись секретом старых владельцев, нажимали на все кирпичи в нужном участке и вокруг него, двигали полки и переставляли предметы. Однако скоро им пришлось сдаться. Колдберг наверняка пользовался теми же методами, а он мог тратить на кладовую многие месяцы и ничего не добился. Ведьмы перебрали несколько подходящих заклинаний, и в итоге часть стены открылась им навстречу, как обыкновенная дверь. Джереми, Лемони и Фил тут же принялись изучать таившийся с обратной стороны замок, похожий на засов, зажатый кирпичами, но девушке, в отличие от братьев, быстро надоело искать разгадку еще и для замка. На ее ладони вспыхнуло пламя, и она прижала руку прямо к замку, надеясь оплавить его и заодно навсегда сломать. Джереми только фыркнул. Акса и Голди тем временем стояли перед темной комнатой, не решаясь нагнать в нее свет и узнать, почему Колдберг так стремился сюда попасть. Они по-прежнему не собирались пока рассказывать аристократу о возможных успехах, и это останавливало их перед дальнейшим шагом. Аксарильму даже позлило, что потайная дверь в кладовой открылась гораздо быстрее чердачной, которая не поддавалась ни силе, ни колдовству. Мерл пробрался мимо них в комнату хозяйской походкой, и Аксе ничего не оставалось, кроме как щелкнуть пальцами, чтобы осветить новое пространство. Оказалось, что оно больше походило на аккуратную нишу в стене, от пола до потолка занятую полками. Мерл не соврал, все было заполнено какими-то свертками и коробочками, на всех висели ярлыки. Голдельмина протянула руку к ближайшему свертку, уместившемуся на ладони, и сощурилась, разбирая мелкий пляшущий почерк: – «Перстень графа Рэндалла, карточный долг», – она вернула сверток на место, взяв другой. – «Медальон леди Клэр в благодарность за ночь»... Мерзость! – она брезгливо бросила сверток на полку. – Трофеи и долги, – подытожил Мерл, – эк шустрый был граф. – И это хотел найти Колдберг? – разочарованно спросила Лемони, все еще издеваясь над дверным замком. – Чужие богатства? – А если он был не один? – подала голос Арьяна, сидевшая на ступеньках в кладовую, все повернули к ней головы. – Колдберг мог быть не единственным, кто обыскивал усадьбу. Вы разве не заметили, какой мебели не хватает по всему дому в первую очередь? Нет шкафов, буфетов и всего, куда можно что-то положить. Остальное как будто пытались разобрать на части. Теперь я склонна считать, что усадьбу разрушали не от скуки. – Искали свое барахло? – Мерл хохотнул. Арьяна развела руками. Аксарильма все это время продолжала разглядывать полки. Сколько людей расстались с ценными вещами по воле судьбы и милости Шевелушских? Насколько важно им было вернуть свое имущество? Может быть, для того и был пущен слух о призраках в усадьбе, чтобы никто не совался сюда лишний раз и не нашел этих вещей по случайности? Но почему тогда Колдберг хотел, чтобы именно Литакторо отыскали сокровищницу графа? Взгляд Аксы упал на маленький сундук на верхней полке, никак не подписанный. Обойдя Мерла, она протянула к сундуку руки, но ей не хватило роста, чтобы снять его с полки. Недовольно хмыкнув, она несколько раз быстро сжала пальцы, словно призывая сундук к себе, и тот, дернувшись, почти прыгнул ей в руки. Он оказался увесистым, но не запертым, и Аксарильма, не удержав сундук, выронила его. От удара о пол сундук раскрылся, и его содержимое высыпалось под ноги друзьям. – От это интересней, – обрадовался Мерл. Несколько мгновений все молча смотрели на перевязанную стопку бумаг и гору тускло блестящих монет, прежде наполнявших сундук. Затем Джереми наклонился и сгреб все деньги и бумаги, чтобы снова спрятать их в сундуке. Он рывком поднял сундук над головой и, пройдя мимо Аксарильмы, водрузил его на старое место на полке. Другие бесстрастно наблюдали за ним, только Мерл издавал звуки, похожие на разочарованный стон. Джереми смерил его осуждающим взглядом. – Тебе они точно не нужны, призрак. – А девкам твоим? Ты гля, сколько их у тебя, – Мерл покачал головой, но он явно переживал не за благополучие девушек, а за то, что никто не спешит потратить найденный клад Шевелушского. – Я ж говорил, вашему богатенькому не скажем. – Деньги не наши, – отрезал Джереми и для убедительности окинул серьезным взглядом всю компанию. Аксарильма молчала, но про себя соглашалась с другом. Они даже не знали, что Колдбергу точно известно о содержимом секретной комнаты. Ей не было интересно, зачем и какими способами прежний хозяин дома получал дорогие подарки или выигрывал деньги. С каждой минутой, бегло осматривая полки, ведьма проникалась все большей неприязнью к Шевелушскому и все больше вопросов хотела задать Колдбергу. Его-то семейного имени нигде не было видно. – Мы и дома никогда не брали чужого, – продолжал Джереми, хотя никто ему не возражал, – и здесь не притронемся. Он мягко вытолкнул Аксу и Голди обратно в кладовую. Мерл выглядел так, будто готов еще раз умереть, потому что на его глазах смертные, которым деньги могли еще пригодиться, отказывались от такого щедрого подарка судьбы. Джереми, позволив призраку остаться один на один с сокровищами, захлопнул потайную дверь. Испорченный Лемони замок жалобно звякнул, и дверь снова распахнулась, ничем не удерживаемая. Голдельмина безжалостно рассмеялась.***
День назад рабочие окончательно оставили усадьбу, Бенедикт приезжал проверить результаты их трудов, но никто не сообщил ему об открытии в кладовой, а сам помощник Колдберга ни о чем не спрашивал. Аксарильма сидела на новеньких перилах крыльца и во все горло распевала песню о мастере земли. Согласно песне, у этого мастера из любой почвы, даже самой бедной, прорастали любые деревья и плоды, какие он только желал, при этом от скуки он сеял не только семена, но и монеты, камни и даже кости. Взошедший урожай, иногда живой, пугал всю округу, и люди боялись подступиться к мастеру с просьбой, чтобы тот выращивал одни дубы да репу. Несмотря на жуткий сюжет, каждый куплет имел бодрый мотив и заканчивался строчкой: «Зато такого мастера попробуй отыскать!», словно самого по себе таланта было достаточно, чтобы все простить незадачливому мастеру. Дома Голдельмина любила напевать о мастере земли, когда возилась в огороде, она могла повторять всю песню или один из куплетов раз за разом, даже не замечая этого, и Акса волей-неволей часто присоединялась к сестре, хотя не питала иллюзий насчет своих певческих способностей. Но при виде сцены, как Лемони и Ханна разбирают спиленные Филом в прошлый вечер ветки и иногда тычут ими в мерзлую землю, представляя, где можно было бы высадить новые деревца, она не могла не завести любимую песню. На третьем куплете окно на втором этаже открылось, и из него по пояс высунулась Голдельмина, подхватывая строчку о листьях из монет. Стихийные фыркали от смеха и качали головами в такт песне. Они ушли вглубь сада, продолжая перебирать ветки, но каждый раз вовремя присоединялись к «Зато такого мастера попробуй отыскать!». Голди вдруг оборвала пение и сощурилась, всматриваясь в лес. Акса обеспокоенно посмотрела на сестру, а та криво усмехнулась и перевела на нее взгляд. Она мотнула головой в сторону подъездной дороги и исчезла в комнате, закрыв окно. Теперь Аксарильма и сама видела, что к дому кто-то едет верхом. Первая фигура принадлежала Лекстару Колдбергу, вторая была ей еще не знакома. Аксарильма понимала, почему сестра спряталась так быстро: нужно было предупредить домочадцев о чужаках. Аксе же бежать с крыльца было поздно и некуда, Колдберг явно ее заметил и даже приветственно взмахнул рукой. Ведьма будто приросла к перилам, не в силах даже спрыгнуть с них ради приличия. Она думала о том, что Лемони и Ханна еще не встречались с хозяином усадьбы и уже через минуту перепугаются до смерти от неожиданности. Спутник Колдберга остался у ворот и даже не спешился, а аристократ уверенно ехал прямо к ведьме. Обычно сверкающая улыбка его почему-то меркла на ходу. Очутившись у крыльца, он лихо спрыгнул с лошади и почти подскочил к Аксе, и та инстинктивно вцепилась руками в перила под собой. – Аксарильма, что же вы, такой холод! – воскликнул он с неодобрением. Ведьма наконец поняла, чем вызвала его недовольство. Погода действительно стояла не из лучших, сырая и промозглая, но девушка и не замечала до сих пор, что при каждом выдохе изо рта вырываются облачка пара. Она сидела снаружи дома только в длинной шерстяной юбке и простой ситцевой рубашке, невидимым куполом укрытая колдовским теплом. Акса чувствовала холод, но он ее не беспокоил, только существовал где-то вокруг нее. О такой защите Колдбергу знать не стоило. Он, должно быть, решил, что она собиралась намеренно подхватить простуду. – Я легко переношу даже мороз, вам не о чем волноваться, – заявила Аксарильма, но прозвучало неубедительно, и она поспешила сменить тему. – Ваш приезд – такой приятный сюрприз, господин Колдберг! Отчего же ваш спутник остался у ворот? – Мой друг не любит навязываться, – Колдберг даже не обернулся к нему. «В отличие от тебя», – пронеслось в голове Аксарильмы. За спиной у него вдруг появились Ханна и Лемони, о чем-то шептавшиеся. Остановившись в нескольких шагах от аристократа, они разом подняли головы и застыли на месте, застигнутые врасплох. Первой пришла в себя Ханна, она с похвальной быстротой утащила сестру за ближайший иссушенный куст, чтобы аристократ их не заметил. Колдберг и в самом деле ни на что не обратил внимания, но его друг, остававшийся у ворот, наоборот, имел удовольствие наблюдать эту сцену с противоположной стороны двора. Аксарильма даже с крыльца видела, как вытянулось от удивления его лицо. – Признаться, я и сам терпим к холоду, – сообщил Колдберг, ни о чем не догадываясь, – но мало бы кто понял, если бы я зимой подолгу разгуливал без уличной одежды. – Я бы поняла, – Акса легко улыбнулась ему, хотя улыбка ее была вызвана скорее поведением Стихийных. – И все же… Аксарильма и опомниться не успела, а на плечах у нее уже покоился тяжелый дорожный плащ, отданный Колдбергом. Она молилась всему сущему, чтобы не оказалось, что все в доме сейчас прильнули ухом к входной двери или выглядывали из окон, следя за приехавшими. Подумала, что продолжать сидеть на перилах глупо, но ничего не могла с собой поделать. Сохранивший чужое тепло плащ грел приятнее колдовства, и Аксарильма уже была не против просидеть на крыльце еще какое-то время. На мгновение прикрыв глаза, она увидела перед мысленным взором кладовую под кухней и вздохнула. Раз уж Колдберг воспользовался обитателями усадьбы, чтобы открыть тайник Шевелушского, не было смысла умалчивать о находке. – Господин Колдберг, мне нужно вам кое-что рассказать, – начала она. – Мне тоже, – мужчина прервал ее, – позвольте высказаться первым, я буду краток, – Аксарильма кивнула и пошевелила плечами, больше разгоняя тепло. – Через три недели состоятся именины наследного принца Ричарда Роджера, и я на правах его близкого друга, да и хозяина усадьбы, кстати сказать, приглашаю вас с сестрой на праздник. И ваших друзей, разумеется. Все, что от вас требуется, это в назначенный час сесть в присланные за вами экипажи и приехать во дворец. Единственное условие – маскарадный костюм, таково пожелание Ричарда Роджера. Ведьма открыла и закрыла рот, не зная, что должна ответить. Колдберг ввернул замечание о своем владении домом и наверняка подразумевал под этим, что отказать нельзя, потому что таковы его требования. Идея маскарада, где можно будет повеселиться, а яркие глаза и острые клыки выдавать за часть образа, и Стихийным может прийтись по душе, если ее правильно преподнести. Но как мог наследный принц целого королевства звать на именины людей, о которых, возможно, даже ни разу не слышал? – Это большая честь, господин Колдберг, – ее голос снова перешел на предательский писк. – Но как мы… что мы должны… что мы можем подарить его высочеству? Колдберг рассмеялся так громко и искренне, что Аксарильме захотелось сжать кулак, чтобы аристократ поперхнулся, внезапно растеряв весь воздух в легких. – На таких вечерах гости ничего не дарят, – весело пояснил он, отсмеявшись, – это не официальный прием и не церемония, вам не о чем переживать, кроме наряда. Я думаю, этот вопрос решен, верно? О чем вы хотели мне рассказать? Друг Колдберга так и оставался в седле и продолжал сверлить взглядом то место, где прятались Стихийные, и это несколько нервировало. Ведьма представила, до чего нелепо смотрятся все они со стороны. Она соскользнула с перил и высвободилась из плаща, передав его хозяину. – Вам стоит увидеть все своими глазами, господин Колдберг. – Лекстар, – в очередной раз поправил тот. – Я помню, – отозвалась Акса. Он зашел в дом вслед за девушкой, даже не оглянувшись на своего товарища, и Аксарильма поколебалась, думая, не стоит ли его пригласить внутрь из вежливости. Но Колдберг, похоже, о нем не переживал, и ведьма решила скорее покончить с историей с кладовой, чтобы оба убрались из усадьбы. Пока они шли к кухне, она заметила вдруг, что весь дом замер. Не было слышно ни одного голоса, нигде не скрипнула половица, не стукнула закрывшаяся дверь, как будто в усадьбе остались только Аксарильма и Колдберг. Аристократ явно почувствовал, что не был здесь желанным гостем и что весь дом незримо следит за ним. Ссутулившись и смотря себе под ноги, он молча шел за Аксой, но едва понял, куда она его ведет, расправил плечи и оживился. Они спустились в кладовую, он покрутил головой, ища в полумраке заветную секретную дверь. Не сумев закрыть ее в первый раз, Джереми подпер ее найденной тут же коробкой, но дверь теперь все равно было видно. Колдберг тихо ахнул и бросился к тайнику. Не ожидавшая такой реакции, Аксарильма отвела руку за спину и щелкнула пальцами, чтобы в тайнике Шевелушского стало светлее. Но Колдберг едва заметил изменения и благодаря чему они произошли. Он лихорадочно перебирал свертки и коробочки, сгребал их в кучу и ощупывал каждую полку и стену за ней. Добравшись до сундука наверху, он раскрыл его, недовольно рыкнул и забросил сундук обратно. Колдберг вернулся в кладовую и подлетел к Аксарильме, нависнув над ней: – Здесь было что-то еще? Вы что-нибудь брали? Испугавшись его порыва, Акса отвернулась от него и вжалась в стену за спиной. – Все осталось на своих местах, господин Колдберг, я клянусь! – пролепетала она, с запоздалым возмущением думая, что не обязана оправдываться. – Мы рассудили, что все эти вещи и так не совсем принадлежали Шевелушскому, и не стали связываться с ними. Мы ничего не забирали. – Конечно, я верю вам, – выдохнул Колдберг, но от Аксы не отошел. – Я должен в первую очередь благодарить вас за то, что вам удалось так скоро попасть в эту комнату. Увы, здесь нет того, что я надеялся найти. Можете оставить себе все, что лежит на полках. Но готов поспорить, любой, чье имя там упомянуто, был бы рад вернуть свое имущество. Я бы посоветовал вам просить вознаграждение за свое благородство. Никто бы не хотел признавать, что его перстень осел в карманах такого человека как Шевелушский. Если заинтересуетесь, я дам вам все адреса. Аксарильма слабо кивнула, не решаясь посмотреть на Колдберга. Вопросов к нему возникало все больше и больше с каждой минутой, но сейчас хотелось только прогнать его прочь или даже наслать желание срочно уехать из усадьбы. В конце концов, снаружи его ожидал друг, оставшийся один на один со Стихийными. Ведьма сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Она хотела опустить прижатую к груди руку и спрятать ее в складках юбки, чтобы скрестить пальцы и рассеять внимание Колдберга. Но тот внезапно перехватил ее руку и чуть сжал пальцы, Аксе пришлось наконец поднять к нему взгляд. Колдберг выглядел крайне взволнованным. – Я прошу у вас прощения за свое поведение. Не знаю, что на меня нашло, но это не повторится. Он резко развернулся и взбежал по лестнице из кладовой, оставив Аксарильму в одиночестве. Выждав с минуту, она тоже поднялась наверх и обнаружила на кухне Лемони и Ханну. Первая стояла, опершись о стол, и снисходительно смотрела на раскрасневшуюся сестру, прятавшую лицо за руками. – Вас видел второй человек, – бросила им ведьма устало, хотя изначально думала, что будет смеяться над этой картиной. – Было так интересно наблюдать за вами двумя. Но наша Хани, – Лемони опустила руку на плечо близнецу, – почти сразу заметила второго гостя. – И вы продолжили сидеть под кустом? – Хани и таинственный незнакомец устроили негласное состязание, кто кого переглядит, и ничем себя не выдавали. Когда я оглянулась и увидела его у ворот, у меня чуть сердце не выскочило. А Хани смотрит и смотрит, как будто заворожили. – Главное, что ты его не подожгла, – пробормотала Ханна, покраснев еще больше. – Он наверняка решил, что мы сумасшедшие. – Если он будет на балу, сможешь узнать о его впечатлениях сама, – сказала Аксарильма и под недоуменными взглядами подруг вздохнула. Сама того не осознавая, она обхватила пальцы одной руки другой, вспоминая начало разговора с Колдбергом и последние мгновения в кладовой. – Позовите всех в гостиную, не все будут в восторге.