***
Голдельмина лежала без сна, разглядывая потолок. Все ее мысли были заняты судьбой сестры и происхождением Лекстара Колдберга, отсыпавшегося на первом этаже. Она не боялась мужчины, не боялась припасенных им секретов, не понимала только, как наследник рода, который, как говорила госпожа Шейб, корнями уходил в Маннманию, мог оказаться не простым человеком и даже не знать об этом. Кто в семье Колдберга так умело скрывал свою сущность, что его потомок ни о чем не догадывался? – И зачем мне это знать? – вслух спросила себя Голди. – От это везуха, не спишь! – Мерл просунул голову сквозь дверь и тут же весь проскользнул в комнату. – Мерл, – протянула ведьма, – зачем пришел? – Интерес, понимашь, возник. Аристократ ваш, он странный. – Мы заметили, Мерл. У меня нет ответа ни на один твой вопрос, какой бы ты ни придумал. – Как всегда, ведьма, одно название. А облик где? Чего не вернулась? Голдельмина вспомнила, как Гретта прибежала к ним в дом, впервые узнав, что оказалась обликом. Подруги во дворе оживленно обсуждали открывавшиеся перед Греттой возможности, та рассказывала, что успела прочитать об обликах в книгах Рыбу-Взята. И соседка, услышавшая их, вмешалась в разговор, сказав, что облик – самая преданная выбранному делу сущность. – Чувство долга гонит облика вперед, пока судьба не сведет его с пути или с ума, – заунывным тоном повторила ее слова Голдельмина. – Гретта выбрала своей целью месть Заграе Пербе, и это... это слишком опасно и недопустимо. Девушка перебралась к столику, в ящике которого вместе с пучками трав хранила чистые листы бумаги для писем. «Гретта, возвращайся к нам, Акса в безопасности». Оторвав полоску бумаги, Голди отправила ее подруге и широко зевнула. Пока она составляла послание, думая, как сделать его еще короче, к ней вернулось желание выспаться. Но Мерл так и стоял возле двери, никуда не собираясь уходить. – Мне нравится эта дикая девчонка, – вздохнул Мерл. – Из нее вышла бы отличная пиратка. – Для нее еще не все потеряно, – фыркнула Голдельмина. – Может быть, когда ее нет дома, она грабит торговые корабли. – На «Китобрюхе» был облик, помню. Ёрки Патий, ага, – закивал призрак. – Как на абордаж – его первым засылали, но веры ему было с дырку в монете. Так и не стал капитаном. Гля, тебе и ответ. Ведьма обернулась на столик и обнаружила на нем небрежно скомканный клочок бумаги. Гретта еще никогда не отвечала ей так быстро и так сухо. На обратной стороне записки, отправленной Голдельминой, было выведено всего два слова: «Хорошо. Занята». Не веря собственным глазам, девушка продолжала смотреть на ответ облика, надеясь, что в нем кроется тайный смысл. Гретта написала так, будто Голди докучала ей с расспросами уже не первый день. – Ну точно, дикая, – подтвердил Мерл самому себе, заглядывая через плечо ведьмы. С этим вердиктом он вернулся к двери и провалился через нее обратно в коридор, наконец оставив Голди в одиночестве. Тщетно успокаивая себя тем, что и сестра, и подруга все же были живы, она вновь забралась в постель. Акса, Гретта, Колдберг, Акса, Гретта, Колдберг – они по очереди вставали перед ее мысленным взором, требуя внимания к себе и разгадок всех тревожащих ее вопросов. Ведьма уже и не сказала бы наверняка, снились ли они ей или только она сама продолжала до боли в голове думать о близких. Во сне она увидела Аксарильму сквозь прутья решетки, и вид у нее был изможденный. Сестра смотрела куда-то в сторону, ее взгляд бегал вверх-вниз, а затем она вдруг завела руку назад и выудила из-за спины черную шкатулку. К решетке подошел Колдберг, и та в миг испарилась. Аксарильма наконец посмотрела точно на Голдельмину, открыла шкатулку и вытащила скомканный бумажный шар, который начал тут же распрямляться, издавая неприятно громкое шуршание. Под подушкой лежало новое письмо. Клочок незнакомого пергамента, каким не пользовались Рассаднике, был написан Аксарильмой. Радуясь, что сестра и сама подтвердила, что с ней все в порядке, Голди не с первого раза поняла содержание записки. Она заметила, что заплакала, только когда буквы начали расплываться от падавших на них слез. Акса действительно ехала в Корицию, от которой ее спас Колдберг. Голдельмина не знала, стоит ли предупреждать сестру о своем сне: не то он означал, что Колдберг уберег ее от решеток Кориции, не то Аксе снова грозила тюрьма, и аристократу предстояло помочь ей второй раз. Сделав глубокий вдох, Голди прислушалась к своим чувствам. Ей не нравился план Аксарильмы, пожелавшей добраться до Кориции, но он не казался ей полностью безнадежным. По крайней мере, с сестрой были Стихийные. Утерев слезы, Голдельмина захватила новую бумагу и побежала в спальню Аксы. Под кроватью, в неприметной коробке та хранила обереги, которые приходилось утаивать от простых людей. Голди доставала один предмет за другим и прикладывала его к чистому листу, примеряясь. Наконец, она выбрала браслет из буковой коры с сосновой иглой, самый легкий. Дрожащей рукой она вывела сестре ответ и, поколебавшись и не став упоминать сон, отправила его вместе с ответом. Возвращаясь в свою комнату, она услышала какой-то шум дальше по коридору. Голдельмина подумала о неугомонном Мерле и собиралась зайти к себе, как вдруг услышала всхлипы. Ведьма тут же прошла в сторону лестницы и обнаружила Ханну, в одиночестве сидевшую на верхних ступенях. Девушка обнимала лестничную балясину и безуспешно пыталась дышать глубоко и медленно, чтобы не плакать, но то и дело снова всхлипывала. Услышав за спиной шаги, она торопливо вытерла слезы и выпрямилась, но при виде Голди снова сгорбилась и спрятала лицо в ладонях. – Новостей хуже сегодня уже не будет, что же плачешь? – спросила Голди, подсаживаясь к ней. Ханна покосилась на подругу и шмыгнула носом. – Ты тоже плакала, у тебя глаза красные. – Мне написала Акса, она с твоими братьями, как и сказал Колдберг. Гретта дала знать, что жива. Мои слезы – от радости. – А мне так страшно, – прошептала Ханна. – За тех, кого дома нет, бояться не нужно, но я боюсь за Лемони. Она бы сожгла Колдберга, если бы мы не подоспели, а затем и все вокруг. – Хани, не забывай, она взяла колдовство от купола, который мы создали вместе. Лемони получила больше силы, чем когда-либо имела. Она и сама испугалась. – В том-то и дело, – Ханна всплеснула руками, – Лемони пытается выглядеть устрашающе, отталкивает чужаков, потому что боится, что не справится с собой. Я верю, всегда верила, что нам были даны противоположные силы для поддержки друг друга. Но что случится, если меня не будет рядом и произойдет нечто подобное? Однажды Рамора Литакторо сказала, что та часть большой семьи-сущности Стихийных, что жила вместе с ведьмами в Рассаднике, была удивительна и сильна сама по себе. Вайсмеш и Лунесса Стихийные дали жизнь пятерым детям, и каждый из них получил свои особенности, что было теперь редкостью. Голди слушала мать и думала, что в таком случае всех детей Стихийных ждет великое будущее, и радовалась, что может стать его частью. – Ты будешь говорить с Колдбергом о случившемся? – вдруг спросила Ханна, прежде чем Голди успела придумать для нее ободряющие слова. – Я пойду с тобой. Принесу извинения. – За что?! – За Лемони. Она сама захочет извиниться, но так и не сделает этого. – Знаешь, – Голдельмина вздохнула, – Колдберг сказал, что Марко Беллеру повезло с тобой. – Повезло! – губы Ханны задрожали, пока она боролась с собой, чтобы не расплакаться вновь. – Сколько везения в том, что он охотится на другие сущности? Я всегда восторгалась Арьяной и Тингом, они созданы друг для друга, не иначе. А вы с Джереми, вы же прекрасны! Не хмурься, Голди, я говорю искренне. И Акса нашла Колдберга, и он ее, и когда они признают это... Мы с Лемони знаем, наверное, весь Рассадник. Решили, что если и встретим свою любовь, то за его пределами. Каковы были шансы, что внимание на меня обратит охотник? – А ты уж и замуж за него собралась? – раздался над ними голос Арьяны. Она тоже села на ступеньки. – Представится шанс – будь осторожна и донеси мысль, что не всякая сущность опасна, не всякий представитель сущности опасен, как и люди. Не ставь на себе клеймо. Когда Лемони проснется, я и ей то же самое скажу. – Тебе нет равных, Арьяна, – с улыбкой протянула Голдельмина. – Как так вышло, что мой брат носит тебя на руках и до сих пор считается лишь твоим женихом? Ей показалось, что Ханна задержала дыхание, а Арьяна на мгновение отвела глаза. Голди испугалась, не обидела ли подругу вопросом, сперва показавшимся ей безобидным, но тут Арьяна привычно протяжно вздохнула, будто притворялась уставшей от родни, и сказала: – Вышло так, что стоит нам решить, будто вы выросли и перестали создавать неприятности, как вы устраиваете что-нибудь новенькое. Моя семья... Голди, мне написал Тинг. Он знает про Аксу, я уже сообщила ему, что она с мальчиками и ей ничего не угрожает, но он хочет приехать. Ваша мама, конечно, почувствовала, что что-то произошло, и тебе стоит написать ей. До приезда Тинга у нас есть несколько дней, а затем, – Арьяна пожала плечами. Она недоговорила, но Голдельмина и без того понимала, что стоит за этим «затем». Затем им придется говорить о возвращении в Рассадник. Пережив тревожную ночь в ожидании известий от сестры, Голди уже не казалось, что она будет рада уехать из Шевелушской усадьбы вслед за старшим братом. Жизнь здесь оказалась куда сложнее и запутаннее, чем они предполагали. Голдельмина оставила Стихийных и решительно направилась на встречу с Колдбергом, хотя прежде собиралась дать ему большее время на отдых. Ей хотелось, чтобы Аксарильма была рядом. Саму Голди загадка сущности аристократа притягивала, но лучше бы предстоящие вопросы задавала Акса, которая, как выразилась Ханна, и нашла Колдберга. За дверью в гостиную стояла тишина. Голди смахнула запирающее заклинание, приоткрыла дверь и обнаружила, что Колдберг сидит в кресле у остывшего камина. Нахохлившийся, разбитый после бессонной ночи, он не пошевелился, когда вошла ведьма, только поднял на нее взгляд на несколько мгновений. – Вы боялись, что я вздумаю на вас напасть или что ваша подруга захочет завершить начатое? – бесцветным тоном спросил он. – Я оправдываться не стану, – храбро заявила Голди. Так с ним говорила Акса: будто знала Колдберга сотню лет и успела устать от его компании. Он поджал губы, уловив в ее голосе интонации, похожие на сестринские. Ведьма заняла второе кресло. – Лекстар, вы знали, что мы не опасны, никому не вредим, и сами преподнесли нам такой сюрприз. Выходка Лемони стоила нам всем душевного равновесия, но она повела себя так из-за вас. И я хочу знать, кто вы такой на самом деле. Вернее, хочу узнать, пока не вернулся Джереми и не задал этот же вопрос иным, более болезненным путем. – Вам стоит меньше общаться с Джереми Стихийным, вы становитесь похожи на него. – Можете презирать и недооценивать его, сколько вам угодно, – сказала Голдельмина, – но знайте: именно Джереми – мой главный защитник от любых бед, от людей и от вас лично. – А у вашей сестры есть такой же защитник от меня? – вдруг спросил Колдберг. – Сами зададите ей этот вопрос, когда она вернется, – процедила Голди. В самом деле, у нее получилось звучать похоже на Джереми, а не Аксу. – Надеюсь, это произойдет уже скоро, иначе вам придется ехать за ней в Корицию. Но прежде: кто вы? – Я не знаю, как ответить, – он вжался в спинку кресла, будто хотел оградиться от ведьмы. – Едва я встретил вас, я сразу же почувствовал, что вы особенные, другие. Но дает ли мне это другую сущность? – Аксарильма с первого дня твердила, что с вами что-то не в порядке. Ради нее я сотни раз гадала на вас, – призналась Голдельмина, – и всегда мои слезы говорили одно и то же. У него есть тайна, но ему можно доверять. – Слезы? – Неважно! Теперь я полагаю, что ваша сущность и есть ваша тайна. Может быть, у вас в роду были не только простые люди и какие-нибудь особенности передались вам через поколения. Целые роды́ постепенно теряют сущность, перестают быть ведьмами, или мастерами, или лазутчиками. И вот вы уже всего лишь особенный человек, у которого здоровье крепче да жизнь длиннее, чем у прочих. – Мне, конечно, самому нужны ответы, – пробормотал Колдберг и фыркнул. – Но я отлично знаю историю своей семьи, и никаких... – он поймал вопросительный взгляд Голдельмины, – никаких иных сущностей в роду у нас не было. Девушка успела убедиться, что Колдберг не желал прочим сущностям зла и делил всех, скорее, по поступкам и собственным интересам. Но желая уверить Голди в своей чистокровности, он заговорил так, будто вот-вот сказал бы: «У нас в роду никаких собак не было». Колдберг и сам это понял, но опоздал, смолк и отвернулся к холодному камину. – Если бы только ваши предки не пожелали утаить такое от всего мира, – невесело усмехнулась Голдельмина. – Теперь сомнений нет, вы один из нас. По духу и по природе, хотите вы это признать или нет, – она встала. – Когда Аксарильма снова будет с нами, мы вернемся к этому вопросу. Отдыхайте, Лекстар, едва ли вы набрались достаточно сил для поездки в Кораллад. Колдберг неохотно поднялся на ноги вслед за Голди и устало потер глаза. – Я прогуляюсь до фермы Пембертонов, если вы не надумали держать меня в плену. Я хотел спросить, Голдельмина. На улице вместе с вами и Стихийными был еще один человек? Или он нарисован моим воображением? – Его зовут Мерл, – девушка серьезно кивнула, – он был так поражен действиями Лемони, что забыл, что должен прятаться от живых. – Живых, – задумчиво повторил Колдберг, – мне не показалось, что у него?.. – он коснулся своей груди в том месте, где сквозь Мерла проходило лезвие сабли. – Вы же не думали, что живой человек будет ходить в таком виде? Мерл погиб двести лет назад во время бунта на пиратском корабле. Когда мы приехали в усадьбу, он уже жил здесь некоторое время. Иногда нам кажется, что он экономит буквы в словах, да и границы дозволенного у него размыты, но он славный. Теперь, когда вы невольно с ним познакомились, он не преминет побеседовать с вами. Колдберг не ожидал, что предупреждения Голдельмины сбудутся, едва он выйдет из дома. Мерл дремал на веранде, хотя полноценным сном подобное бездеятельное состояние призраков нельзя было назвать, и едва не пропустил, как Колдберг покидает усадьбу. Голди, провожавшая аристократа до дверей, не успела и слово вставить, а Мерл уже очнулся и кинулся к ним с воплем радости, впервые приветствуя Колдберга как хозяина Шевелушской усадьбы. – Како облегчение, что ты все узнал! – воскликнул Мерл и, в отличие от неудачной ночной попытки, сумел хлопнуть мужчину по плечу. – Иногда вопрос возникнет по этим хоромам, а кто ча скажет, они? – он кивнул на Голди. – Девки гостят тут, так я больше них знаю. Нам нать поболтать, хе-хе. – Эй, Мерл, слышь, оставь его! – Голдельмина перешла на уровень общения Мерла, и Колдберг захлопал глазами, заметив мгновенную перемену в ее голосе и манерах. – Нича он те не должен говорить. Лекстар уходит. – Кака беда, я провожу. – Куда? – вырвалось у Колдберга. – Куда хошь, туда и провожу. Один черт, и я гулять собрался. – Ты спал, – возразила Голди. – От ведьма, призраки не спят. – Значит, бездельничал. – Те ж все равно. Пошли, господин Колдберг, заодно поболтаем. Тот обернулся на Голдельмину, как на свою единственную спасительницу, но та только пожала плечами и закрыла дверь, отдав аристократа на милость призрака. Она и Стихийные, как могли, делали вид, что проводят обычный день. Арьяна взялась за завтрак и ругалась на саму себя, когда приготовила его на привычно большее количество людей, то же самое произошло и в обед. Лемони, проснувшись, долго не выходила из комнаты, а когда появилась, пожелала заняться уборкой, и ее можно было встретить в разных уголках дома с тряпками и ведром воды. Ханна, убедившись, что душевное состояние сестры находилось в относительном равновесии, ушла на конюшню, чтобы заняться лошадьми. Ближе к вечеру появился Бенедикт, помощник Колдберга. Он остановился перед воротами усадьбы на почтительном расстоянии и терпеливо ждал, пока его не заметит кто-нибудь в доме. Ханна отвела к нему коня Колдберга, набравшегося немного сил, и взамен получила два письма. Бенедикт сообщил, что будет ждать ответа на письма за пределами усадьбы. Первое из них Ханна зачитала вслух остальным, когда девушки и скучающий Мерл собрались в гостиной. Письмо было адресовано Голдельмине, Колдберг вернулся в город благодаря Пембертонам. Он извинялся за то, что вместо себя прислал Бенедикта, и предупреждал, что для любого, кто мог бы услышать о случившемся с Аксарильмой, та должна была считаться уже вернувшейся в усадьбу. – А он, герой, ее спас, значит? – фыркнул Мерл. – Он поехал за ней, разрешил возникшее недоразумение и вернул бедняжку ее сестре, – поправила его Арьяна. – Простой человек захотел бы немедленно вернуться домой, а не прокатиться по чуждой ему Радталии, поэтому, разумеется, Аксарильма якобы вернулась. От кого второе письмо, Хани? – От Марко Беллера, – прошептала Ханна. Ее сестры и Голди тут же принялись наперебой выгонять Мерла из комнаты, и тот с ворчанием ушел на улицу прямо сквозь стену гостиной. Пока девушки пытались от него избавиться, Ханна успела пробежаться по письму взглядом. Сестры и подруга смотрели на нее с ожиданием, но Ханна молчала. Она опустила голову, разглядывая свои руки и письмо, а затем одним резким движением отдала его Арьяне. – Прочти ты. Арьяна взяла его с осторожностью, как нечто хрупкое, и внимательно посмотрела на Ханну, проверяя, действительно ли та согласна, чтобы старшая сестра озвучила содержимое письма. – Хорошо, Хани, – Арьяна бросила на нее последний взгляд. – «Дорогая Ханна!..». – Ого! – вырвалось у Лемони, и она тут же закрыла рот рукой. К этому времени она уже оправилась от пережитого ночью и не подавала виду, что едва не испепелила Колдберга. – «Дорогая Ханна!», – невозмутимо повторила Арьяна. – «Мне искренне жаль, что на вашу семью и семью Литакторо обрушилось такое несчастье. Я хотел предложить Лекстару Колдбергу свою помощь, но он отсоветовал мне как ехать вместе с ним за Аксарильмой Литакторо, так и навещать вас в усадьбе. Я лишь сейчас узнал, что он вернулся в Кораллад, а значит, и ваша подруга воссоединилась с вами. Обстоятельства вынуждают меня вернуться в Маннманию раньше назначенного срока. Я корю себя за то, что мой образ жизни принуждает меня к напускной таинственности, которую то и дело опережает моя нелестная репутация. Я не познакомился с вами должным образом на балу и знаю лишь ваше имя. Я бы все отдал, чтобы сейчас станцевать с вами вновь, а не мчаться в Штрогкам навстречу долгу. Отведенное мне в Коралладе время иссякает. Уже через два часа я покидаю город и не смею надеяться, что вы появитесь у Колдберга, куда заеду и я, чтобы попрощаться с добрым другом». – Хани, что же ты сидишь? – воскликнула Лемони снова. – Он же намекает, зовет тебя. Голдельмина и сама хотела задать тот же вопрос подруге, но молчала. Когда они с Аксой читали письма, книги, рецепты – что угодно, – они не могли удержаться от комментариев, обменивались мнениями, не дочитав текст до конца. Арьяна же читала, делая вид, что не слышит Лемони, Ханна и вовсе ни словом, ни жестом не выдавала своих чувств. Но стоило Лемони задать последний вопрос, как Голди ощутила, каково будет решение Ханны. – «Если в этот раз мне не удастся повидаться с вами, я буду лелеять надежду о нашей новой встрече. Примите мою поддержку и заверения в дружбе и готовности помочь в любую минуту. Всецело...». Итак, Голди, ты будешь отвечать Колдбергу на его письмо? Голдельмина, заслушавшись Арьяну, растерянно захлопала глазами. – Я? Что-нибудь напишу, пожалуй, – пробормотала она. – Хани, как же... – Арьяна уже все поняла. И ты тоже, верно? Я никуда не поеду, – сказала та. – Не хочу ему лгать, будто все силы трачу на помощь Аксе. У него все равно появится надежда, приеду я или нет. – Хани, – попыталась заспорить Лемони, – но он... – Он – Марко Беллер, Колдун-Тюремщик, он охотится на таких, как мы с тобой, Лемони. Арьяна, а ты говорила не ставить на себе клеймо. Но как нам за одну короткую встречу прийти к миру, если он узнает, что я не человек? Стоит мне открыться, как я подставлю под удар всю нашу семью. – Тогда скажи ему, что тебе не нужна его дружба и поддержка, – Лемони вскочила, и правая рука у нее вдруг вспыхнула до локтя, но она будто не заметила пламени. – Я же говорила, что не хочу ему лгать, – прошептала Ханна. Она мягко провела рукой по воздуху, и огонь Лемони мгновенно погас, только с кончиков пальцев закапала вода. Лемони затрясла рукой и повернула ее, изучая полученный на локте ожог. Ханна пообещала принести мазь и поспешно вышла из гостиной, на ходу утирая новые слезы. Голдельмина выскочила из комнаты вслед за Ханной, добежала до лестницы и села там, расправив письмо от Колдберга, которое ей отдала Стихийная. Ей хотелось в чем-нибудь обвинить аристократа. В том, что он обратил внимание на Аксарильму и убедил ведьм, что простые люди могут мириться с другими сущностями. В том, что привел в дом Марко Беллера. В том, что позволил письму дойти до Ханны. Слеза упала на бумагу и размыла чернильную строчку. Голди выпрямилась, ребром ладони стерла написанное Колдбергом вместе со слезой, оставив размытое пятно, и принялась за ответ. «Господин Колдберг, рада, что Пембертоны пришли вам на помощь с такой же готовностью, с какой они выручали нас в трудную минуту». Голдельмина остановилась. Собственные слова насторожили ее, будто она что-то раскрыла, но даже не поняла, что именно. «Впрочем, это естественно, – продолжила она, – если именно от вас Пембертонам пришла идея в свое время прийти на выручку нам с сестрой. Верно? Состояние Аксарильмы остается таким же, я сообщу вам, если что-то изменится. Передайте господину Беллеру благодарность за участие и поддержку». Она сложила листок и едва не отправила его обычным колдовским методом. За воротами по-прежнему ждал Бенедикт. Увидев только одиноко бредущую к нему Голдельмину, он чуть задержался взглядом на доме, но оттуда больше никто не вышел. Ведьма переступила границу купола и сразу же ощутила, насколько холоднее было снаружи. Бенедикт словно не заметил ее извиняющегося взгляда, когда она осознала, что все это время ему приходилось ждать ответа девушек на холоде. – Больше ничего? – уточнил он, принимая письмо для Колдберга. – Ничего и никого. – В таком случае, госпожа Литакторо, поспешите вернуться в тепло. Он кивнул ей на прощание и поскакал обратно в Кораллад. Ханна разбудила Голдельмину на исходе ночи, тряся подругу за плечи. Девушка спросонья не могла понять, чего от нее хочет подруга, а та, приведя Голди в подобие сознания, принялась толкать ей в руки какой-то мокрый комок. Зевая, Голди щелкнула пальцами и в колдовском свете увидела на раскрытой ладони Ханны клочок бумаги, заляпанный кровью. – Мне не спалось, – просипела Ханна, – я спустилась к чашкам мальчиков и Аксы, хотела проверить, вместе ли они. А в чашке Аксы плавало это! Едва прикоснувшись к клочку, Голдельмина выдохнула с облегчением. В крови не чувствовалось ничего от Аксы или Стихийных. Сказав об этом Ханне, она аккуратно развернула клочок и, сощурившись, попыталась разобрать написанное. Незнакомым почерком сквозь кровь проступало: «Наследие обретет наследие и похоронит там, где наследие рождено». Голди скривилась. Загадочные слова походили на пророчество, которое должно было относиться или к доставшей его Ханне, или к Аксе, в чашке которой оно оказалось. Голдельмине не нравились оба варианта. Неприязнь к любому способу видеть будущее, взращенная поколениями ведьм и прочих сущностей, подсказывала Голди, что нужно немедленно избавиться от зловещего послания. Затем, окончательно проснувшись, она напомнила себе, что и сама стала получать без собственного желания знаки грядущих событий, и протянула клочок бумаги Ханне. – Ты видишь, что здесь написано? – с опаской спросила она. – «Наследие обретет наследие и похоронит там, где наследие рождено». Звучит, как… – Никому ни слова, пока не вернется Акса, – оборвала ее Голди. – Хочу надеяться, что она всего лишь нашла где-то эту записку и передала ее нам. Стоило ей договорить, как ее захлестнула паника. На миг вместо растрепанной Хани она увидела раскачивающуюся перед глазами цепь, рука сама собой сжалась в кулак, и Голди прижала ее к груди, пытаясь удержать что-то невообразимо ценное. Вскрикнув, она зажмурилась, и образ исчез, но голос Ханны будто долетал до нее издалека. Голдельмина выпрыгнула из постели и, ничего не объясняя, побежала на первый этаж, туда, где по-прежнему стояли чашки для Аксы и Стихийных. В коридоре и на лестнице ее бросало из стороны в сторону, будто шторм на корабле, и Голди готова была добираться до столовой на четвереньках, лишь бы не поовалиться в невидимую бездну. Ханна следовала за ней, как бледная дрожащая тень, их топот разбудил Арьяну и Лемони. – Они вернулись? – пробормотала заспанная Лемони, встав за спиной ведьмы. – Посмотрите на воду, что происходит? – спросила ее старшая сестра за всех четверых. Чаинки, до этого размеренно плававшие на поверхности воды, выстроились в строгие линии и раскачивались все вместе в чашках, будто кто-то толкнул под ними стол и вызвал рябь на воде. Голди поставила чашки одну за другой, и их содержимое вытянулось в один ряд, продолжая качаться из стороны в сторону. Затем они стали то погружаться, то снова всплывать, и девушка не могла не признать, что ей было страшно даже наблюдать за происходящим. Лемони вцепилась ей в руку. Через несколько минут вода успокоилась, чаинки почти застыли на месте, опять потянувшись друг к другу, чтобы показать, что Акса, Джереми и Фил по-прежнему были вместе. Но Голдельмина и Стихийные продолжали стоять, затаив дыхание и пытаясь понять, свидетелями чего оказались. Первой пришла в себя Арьяна. – Я бы предложила избавиться чашек, но мне не по себе от мысли, что только так мы убеждаемся, что с нашим семейством все в порядке. Как только они переступят порог усадьбы, мы немедленно все выльем. – И сожжем чашки. Я постараюсь, – пообещала Лемони.***
Аксарильма чувствовала, что даже Джереми и Фил испытывают облегчение, свернув на дорогу к Шевелушской усадьбе. За долгие часы они лишь раз заговорили о произошедшем и ни разу не коснулись будущего, и Аксарильма молчала, соглашаясь с каждым выбором друзей, где сделать привал, какую часть пути проехать скорее, как добраться до усадьбы кратчайшим путем. Они покинули Корицию, и Джереми объяснил, почему они ждали наступления темноты и из-за каких птиц переживали. Ночью за городом не присматривали голуби. В каждой башенке, украшавшей дом, жили птицы, голуби заполонили Корицию в небе и на крышах так же, как на земле всюду расстилались вьюнки. Даже если птиц не было видно, сами они отлично видели всех. Акса с друзьями еще не перешла мост Тронки, а Лоренцо Серра уже знал, что в город пробралась ведьма. Оставалось только «случайной птице» привести гостей точно в руки Лоренцо. Теперь Аксарильме казалось, что встречавшиеся им жители Кориции действительно иногда смотрели на небо так, как обычно озираются по сторонам в надежде, что их никто не заметит. По тем же причинам, наверное, и Ромпер с Лисианной действовали ночью так свободно. Пока Акса отсыпалась в подвале склада, Церий через товарищей собрал последние городские сплетни. Весь город уже знал, что ведьма едва не погубила Лоренцо, когда тот пытался помешать ей покинуть Корицию, при этом спасла обычного часового. Но обсуждать во весь голос такую волнующую умы историю никто не решался, к тому же, с ней соперничала другая новость: известный в Кориции вор и похититель воспоминаний освободился от проклятья, кто-то развязал ему руки. Горожане быстро смекнули, что два этих события произошли одновременно не случайно, и надеялись только, что упомянутая ведьма уже исчезла, а заодно с ней и затаившийся Ромпер. Весь день над Корицией кружили голуби. Ближе к вечеру часовые помогли Джереми и Филу попасть в коляску с постоялого двора «Перед бездной», когда на той приехали очередные желающие посетить Корицию. Фил сказал, что хозяин двора, пропуская Стихийных на конюшню, по одному их виду понял, что Лоренцо Серра они нашли, как и хотели, и теперь явно жалели об этой встрече. Когда они отдалились от Кориции, больше не было нужды гнать лошадей во весь опор. Вдобавок, они едва не потеряли коридор небесного народа, сокращавшего путь между землями Радталии и столицей Людского королевства. Возвращение в усадьбу казалось далеким и нескорым, и Аксарильма удивилась, когда Джереми предложил ехать прямиком через Кораллад, едва они очутились на территории простых людей. Они так устали, что их уже не заботили взгляды прохожих, смотревших на них с удивлением: Аксарильма теперь сидела за спиной у Джереми, а в городе едва ли предполагалась, чтобы девушка ездила верхом на одной лошади с молодым человеком. Вокруг столицы всюду лежал свежий снег, и под лесными деревьями на пути к усадьбе Акса вдруг заметила подозрительные рыже-голубые отблески. Чем ближе к дому они подъезжали, тем сильнее на снегу отражались странные всполохи, пока впереди не стала видна переливающаяся стена света, шедшая строго по границе Шевелушской усадьбы. Сквозь стену прошла чья-то фигура и остановилась на дороге. Фил привстал в седле, пытаясь ее разглядеть, но и Акса и Джереми уже узнали Голдельмину. Джереми соскочил с лошади первым, задержался лишь на мгновения, чтобы помочь спуститься Аксарильме, и побежал навстречу Голди. Акса, когда Джереми вдруг замер перед ее сестрой, не решаясь прикоснуться к ней, влезла между ними, чтобы заключить Голди в объятьях. Сестра плакала и смеялась, пытаясь прижать ее к себе еще ближе, целовала в щеки и вновь обнимала, и Аксарильма плакала и смеялась вместе с ней. А затем обхватили их обеих, и она вынырнула из-под руки Джереми, чтобы они с Голди наконец остались вместе. Фил с ухмылкой подвел их лошадей. Вдвоем они пересекли границу света, очутившись под куполом, накрывшим усадьбу. Здесь было теплее, тише и безопаснее – ощутимая разница с внешним миром натолкнула Аксу на мысль, что сестра сумела выстроить защиту всей усадьбы. Пока она и Фил зачарованно разглядывали цветное небо, хлопнула входная дверь, и послышался визг Лемони. Она первой слетела с веранды, за ней следовали другие сестры. Каждая из них спешила прикоснуться к Аксарильме, убедиться, что она, настоящая, стоит жива и невредима, а затем девушки стискивали в объятьях младшего брата, которого встречали, как героя. Джереми и Голди, держась за руки, тоже прошли через ворота усадьбы, и Стихийные, оставив в покое одного брата, потянулись к другому. Наблюдая за ними, Аксарильма едва не упустила на веранде новое движение. Там, привалившись спиной к двери, стоял Лекстар Колдберг. Джереми и Фил тоже заметили его и замерли, будто аристократ был последним человеком, которого они ожидали увидеть в усадьбе. Оглянувшись на сестру, подмигнувшую ей, Аксарильма пошла к Колдбергу. Тот двинулся ей навстречу, и его походка показалась ведьме не слишком уверенной. Они почти встретились на середине дорожки, ведущей к дому, когда Акса с удивлением поняла, что Колдберг пьян. Она остановилась, замешкавшись, но Колдберг, в отличие от Джереми, без всякого стеснения и смущения приблизился к ней и сразу обнял так крепко, что у девушки перехватило дыхание. Руками она пробралась ему под расстегнутую куртку, чтобы прижаться еще теснее, она отчетливо слышала удары его сердца и чувствовала почти ту же энергию, что пронзила их во время Дара Жизни. Аксарильма была рада хотя бы на минуту забыться, сделать вид, что она вернулась домой и что никто и никогда не осудил бы ее за выбор, к которому она себя постепенно подводила. – До чего пристально все смотрят, – пробормотал Колдберг и тяжело вздохнул. – Ты спасла того мальчика? Аксарильма подняла голову, чтобы посмотреть на него. Глаза Колдберга блестели, но он глядел серьезно, без тени улыбки на лице. Она расцепила руки и мягко отстранилась от него. Колдберг тут же чуть пошатнулся, но на ногах устоял. – Я помогла ему выбраться из Кориции, если это можно назвать спасением. – Не нужно было тебя отпускать, – он снова вздохнул, – но тогда мы бы не узнали… некоторые обстоятельства… Твоя сестра талантлива. – Я знаю, – с подозрением кивнула Аксарильма. Голди и Стихийные уже приближались к ним, чтобы пройти в дом, но Колдберг не двигался с места. – Талантлива и предусмотрительна, – настойчиво продолжил он и ткнул пальцем в небо. – Она создала превосходную защиту усадьбы, чтобы сюда не прошел ни один простой человек. Акса одобрительно кивнула, про себя отмечая, что Голдельмина наверняка вдохновлялась историями о защите Рассадника во время Великого Прошения Призраков. А затем до нее дошел смысл последних слов Колдберга, и она вновь перевела на него взгляд. Защита от всех простых людей? Аристократ пожал плечами: – Как выяснилось, я не знаю, кто я.