***
Следы хаотично петляли среди скал, и Голди с Джереми все больше убеждались, что Бедняга, как они его теперь называли, лишь беспомощно метался в поисках укрытия, а не пытался запутать возможных преследователей. Он запинался о скрытые под снегом камни, скатывался с возвышенностей, с усилием пробирался сквозь снежные преграды. Джереми не раз приходилось спешиваться и сворачивать с дороги, чтобы убедиться – Бедняга искал иной путь и возвращался обратно, не найдя более безопасного. Они почти не говорили, обмениваясь только короткими предостережениями. Джереми ехал впереди, проверяя дорогу. Голди, как могла, освещала путь, грела его и лошадей, разметала снег, а вместе с ним и следы. Ведьма гадала, какое же расстояние пришлось преодолеть Бедняге пешком и как долго он пробыл на холоде, прежде чем оказался в той пещере. К утру неожиданно для себя они будто попали в иной мир, отличный от сонной горной зимы. Снег исчез, как очерченный невидимой границей, и уступил место утоптанной земляной тропе. Утренняя свежесть уже не шла ни в какое сравнение с холодом, державшимся среди скал. Следы Бедняги слились с землей, хотя Джереми утверждал, что все еще мог рассмотреть их. Голди слабо взмахнула рукой, поднимая дорожную пыль, и ее лошадь тут же оставила свои отпечатки, скрыв последнее напоминание о Бедняге. Они выехали на ровную площадку, с которой им открылся вид на серую от утреннего тумана долину и небольшой городок в ее центре. Голдельмина спешилась и с облегчением растянулась на земле, не заботясь об удобстве. Джереми сел рядом, не сводя глаз с долины. – Бедняга пришел оттуда, – Стихийный чуть кивнул головой, – и нам придется спуститься, другого пути все равно нет. Но из долины нужно искать коридор небесного народа, Голди. Плевать, зачем мы встретили этого типа. Там… там Лемони, она ждет. И наша Хани осталась с Беллером. – Не начинай, прошу, – процедила Голди. Она выудила из рукава новые записки. Снова Квертингол, родители, благополучно добравшаяся до дома Беллера Ханна, даже Акса. Но Лемони молчала. «Мы к западу от Отобранных земель, нас выгнали. Едем домой. Я разбита и зла. Арьяна похожа на тень», – писала Аксарильма. – От Лемони нет вестей, – проговорила Голдельмина. – Акса и Арьяна оказались у Отобранных земель. Джереми шумно выдохнул. «Ханна с Беллером, а мы терпим друг друга. Лемони не отвечает». Голди на мгновение остановилась, ей хотелось написать, что ей страшно, но страхов и волнений на сердце было слишком много, чтобы ограничиться одним лишь «Я боюсь». Ни к чему было добавлять тревог Аксарильме. После сестры она вновь написала Лемони. Тем временем долина уже пробудилась, солнце осветило ее и крыши домов, но с высоты казалось, что сам город все еще спал. Голди, утомленная ночным переходом и переживаниями, чувствовала, как проваливается в сон. Она уже грезила наяву, ей чудилось, что сестра сидит рядом и расспрашивает про пластину, которую отдал им Бедняга. Голди будто ударили молнией. Она вскочила на ноги, гусиным пером вернула пластину. Золотой овал можно было сравнись с простиравшейся перед ними долиной; ограненный горный хрусталь, тремя идущими друг за другом камнями был похож на городок, в котором можно было разглядеть три отдельных скопления зданий. А отверстие в пластине… Голдельмина на вытянутой руке медленно подняла пластину над головой. Сквозь отверстие виднелся круг восходящего над долиной солнца. Девушка сразу же в воспоминаниях вернулась в день, когда в усадьбу приехали Стихийные, вспомнила неудачно склеенную тарелку, сквозь дыру в которой она пыталась увидеть золотистый глаз Джереми. – Я все знала, – оторопело прошептала Голди. – Убери ее, – вдруг приказал Джереми и потянул девушку к себе, – нас заметили, гляди. С края долины в объезд городка ехала группа всадников. Их предводитель несколько раз махнул рукой стоявшим на утесе, призывая их спуститься, но Голдельмина и Джереми, не сговариваясь, только приветственно взмахнули рукой в ответ, будто не понимали, чего от них хотят. От группы отделились три всадника и начали подъем к площадке. – Путешествуем? – спросила Голди, не сводя с них глаз. – Ага, – отозвался Джереми. – Видели кого-то? – Ни души. Только ты и я, дорогая. – Надо же, «дорогая»! Мы уже женаты, господин Стихийный? – Обручены, не более, – Джереми фыркнул, окинув ее оценивающим взглядом, от которого Голди захотелось и возмутиться, и засмеяться, и доказать ему, что «не более» звучало незаслуженно. – И куда мы едем? – Куда глаза глядят, госпожа Литакторо. – Великолепный ответ. Спорим, среди наших новых знакомых найдется некий Чатсо. – Голди, с тобой поспоришь – с пустыми карманами и без души останешься, – вздохнул Джереми. Разговор на минуту вернул их в детство, когда нужно было скрыть от родителей мелкую шалость или придумать убедительную историю для лавочника в Рыбу-Взяте, не желавшему продавать юнцам что-то из своих товаров. Но стоило Голди чуть улыбнуться замечанию Джереми, как их тут же охватила прежняя тоска и усталость. Когда всадники добрались до них, Джереми делал вид, что складывает в седельную сумку вещи, а Голдельмина поправляла сбрую своей лошади. При виде всадников девушка тепло улыбнулась им, как старым друзьям, но те смотрели на нее и ее спутника лишь с подозрением и заодно оглядывали окрестности, будто ждали, что среди камней мог кто-то затаиться. – Утро доброе, господа! – весело сказал Джереми. Голди едва не оглянулась на него, чтобы проверить, ее ли Джереми Стихийный говорил так добродушно, он ли мог оказаться таким славным человеком. Всадники не оценили по достоинству образ наивной парочки и переглянулись между собой, молча принимая решение. Не дождавшись ответа, Голдельмина вновь повернулась к лошади. – Откуда вы? – наконец неохотно спросил один из всадников. – О, мы двигались через горы, та еще дорога! – мгновенно отозвался Джереми, Голди поддакнула ему. – Ваша долина защищена от зимы, я погляжу, мудрое решение. Никогда больше не буду радоваться снегу… – Видели кого-нибудь на перевале? – кислое выражение лица собеседника сменилось на напряженное. – Да кого ж можно встретить в таком месте? – всплеснула руками Голдельмина. – Я рада, что мы никого и ничего не встретили, едва сил на переход… – она зевнула, – хватило. Хорошо, что здесь не водятся горные тигры. Не водятся же? – Они живут в Дальних горах, дорогая, – поправил ее Джереми. Голдельмина рассмеялась собственной рассеянности и будто бы не заметила, как всадники вновь обменялись тяжелыми взглядами. Один из них направил лошадь к тропе, по которой Голди и Джереми выбрались с перевала. Тот, что говорил с ними, мотнул головой на дорогу у себя за спиной. – Поедете с нами. – Мы не хотим отвлекать вас от дел, – сказал Джереми. – Вы не мешаете. – На вид ничего, – сообщил исследовавший тропу. Вместе они спустились в долину. Всадники хранили молчание, но от Джереми этого никто не ждал, и он громко рассказывал Голди, что́, по его мнению, лежит по ту сторону долины. Он предполагал, что за долиной должна быть дорога, ведущая вдоль подножья Бесчестных гор, и с дороги этой можно будет свернуть к коридору небесного народа, по которому они без затруднений попали бы и в Радталию, и в Раздольный лес. Он говорил с паузами, изображая задумчивость, и то и дело бросал взгляды на других всадников, ожидая, что кто-нибудь из них подтвердит или опровергнет его слова. Лишь раз Голдельмине показалось, что один из них фыркнул, но она не могла сказать наверняка. В конце пути их ждала остальная группа. Приведший их всадник коротко пояснил, кто они такие и о том, что с перевала вели только их следы. Мужчина, слушавший его доклад, равнодушно смотрел на чужаков из-под полуприкрытых век, но Голди чувствовала, как он едва сдерживает раздражение и нетерпение. Она испытывала то же самое, не желая тратить время на пустые разговоры, когда где-то в Кориции их ждала Лемони, но она могла лишь наивно хлопать ресницами и крутить головой, теперь с уровня долины рассматривая горы. – Меня зовут Луи Чатсо, я приветствую вас в Антараже, – он заговорил так громко и резко, что Голди невольно вздрогнула. – Вы устали с дороги, мои люди проводят вас до города. Рекомендую остановиться в Срединном районе, там больше... людей. – Я провожу их, Чатсо, – послышалось из-за спин всадников. Обладатель гортанного голоса пробрался вперед, и у Голди перехватило дыхание. Ей еще не доводилось встречать четверть-зверей, она слышала о них лишь от отца, но ему не хватало слов, чтобы описать эту сущность красочно и достоверно. Четверть-зверь, волк, тоже сидел в седле. Распрямившись, он значительно возвысился над мужчинами, и от этого лошадь под ним казалась миниатюрной. Его телосложение напоминало человеческое, он сидел, обхватив ногами лошадиные бока и сжимая руками поводья. Но голова у него была волчья, с торчащими на макушке ушами и вытянутой зубастой пастью, в стременах виднелись обычные босые лапы, а кисти и пальцы, пусть и похожие формой на человеческие, вместо ногтей венчались черными когтями. Он был покрыт густой, серо-черной шерстью, но был одет в брюки, рубашку и жилет, похожий на тот, что носил Бедняга. Голдельмина понимала, что разглядывает четверть-зверя слишком пристально, но не могла удержаться. Нетрудно было представить, как он спрыгивает с лошади и вгрызается девушке в бок, оскорбленный ее праздным любопытством. Она очнулась, лишь когда Чатсо снова повысил голос. – Ты нужен мне здесь, Фрэнс-волк. – Мне нужно успокоить семью и соседей, пока не пошли слухи. – Тогда отправь четырех ищеек вместо себя. Губы Фрэнса-волка на мгновение разъехались, демонстрируя оскал, но он тут же коротко выдохнул, расправил плечи и подал лошади знак. Он не позвал за собой Голдельмину и Джереми, и те продолжали оставаться на месте, пока Луи Чатсо не посмотрел на них достаточно выразительно, чтобы они поблагодарили его за что-то, чего сами не придумали, и последовали за четверть-зверем. В конце их скромной процессии пристроился еще один человек. Когда они отдалились от группы, человек провел лошадь между Голди и Джереми и описал того, кого искали «всем городом». Оба тут же узнали Беднягу, но только с сочувствием покачали головой и спросили, кем был этот человек, если его искали с таким рвением. – Неважно, – отмахнулся их собеседник. – Отто Готье владеет Антаражем. И будет владеть им до тех пор, пока не будет доказано, что он умер, – Фрэнс-волк говорил сдержанно, но все равно звучал так, будто готов был сорваться на попутчиков. – Или пока новый владетель не предъявит пластину. Прояви подобие уважения к владетелю, Трой. Трой что-то проворчал себе под нос, Фрэнс-волк шевельнул ухом, показав, что все расслышал, но отвечать не стал. Голдельмина вслух поразилась, что они с Джереми неудачно приехали аккурат к беде, но нелюдимые горожане, вдобавок враждующие между собой, не спешили с объяснениями. Голди задумалась. Умиравший, измученный человек в пещере вовсе не был похож на правителя, пусть даже небольшого городка. Попросив не отдавать пластину Чатсо, он еще и заранее настроил повстречавшихся ему путников против последнего. Они въехали в Антараж, и Голдельмина с неподдельным интересом изучала постройки вокруг себя. Одни дома, сложенные из отесанных камней, стояли на почтительном расстоянии друг от друга, огороженные кованными решетками, в односкатных крышах виднелись прорезанные квадратные окна, обычные же окна были высокими и узкими, похожие на бойницы в старых замках. Прочие дома же напоминали наспех слепленные между собой части разрозненных жилищ. Между круглыми окнами в широких деревянных рамах тянулись веревочные лестницы и вбитые в стену деревяшки-ступеньки. Невозможно было определить, есть ли в эти жилища единый вход или же их обитатели пользуются окнами. С одного фасада дома были трехэтажными, с другого – двухэтажными. Некоторые окна наполовину выглядывали из-под земли. И всюду сновали четверть-звери. Они были привычными кошками, собаками, лисами, белками, мышами и прочими животными. Но ходили они исключительно на задних лапах, носили одежду, демонстрируя хвост между складок нарядов и торчащие из-под шляп и чепцов уши. Среди четверть-зверей иногда мелькали люди, и они лучше всего демонстрировали разницу в росте с другой сущностью: те, кого можно было отнести к хищникам, были на голову выше человека. Прочие – сильно уступали в росте. Фрэнс-волк вдруг соскочил на землю и отпустил поводья, будто даже не заботился, что станется с его лошадью. Трой с подчеркнуто усталым видом тоже спешился и повел обеих лошадей прочь с главной улицы. Фрэнс-волк с ожиданием посмотрел на гостей города. – Наши лошади волнуются, они чувствуют… – Джереми осекся. – Не хотелось бы с ними расставаться. – Боитесь, что их тут же разделают на ужин? – по оскалу Фрэнса-волка невозможно было понять, смеется он или оскорблен. – И что же чувствуют ваши лошади? Диких зверей? Как же они терпят тебя? Привяжете их у ограды, воля ваша. Он зашагал дальше по улице, не проверяя, пойдут ли за ним люди. Голдельмине и Джереми пришлось повести лошадей под уздцы, поспешно следуя за ним. Голди уже поняла, что не было никакого смысла притворяться перед четверть-зверем. Но он не выдал их перед Луи Чатсо, и девушка подумала, что четверть-зверя стоило попросить помочь выбраться из Антаража, а заодно отдать ему золотую пластину и рассказать об Отто Готье. Поначалу ей хотелось вжимать голову в плечи при виде каждого четверть-зверя, даже самого безобидного на вид. На улице четверть-звери огибали чужаков, тихо фыркая. Голдельмина заметила, что недовольство их относилось не к людям, а к лошадям, обычным животным. Завидев лошадей, они коротко качали головой или прищелкивали языками, зато к людям они проявляли некий интерес, замедлив шаг и чуть поведя носом. Исподлобья осторожно рассматривая их в ответ, Голдельмина видела, что она и Джереми вызывали у четверть-зверей разный интерес, и уже готова была поспорить: они по запаху узнавали в девушке ведьму, а в молодом человеке – превращавшегося в зверя. Трой нагнал их и вновь протиснулся между Голди и Джереми. Он попытался задавать наводящие вопросы о ночи на горном перевале, но незадачливые гости только с открытым ртом изучали дома и четверть-зверей и пропускали мимо ушей все его слова. Фрэнс-волк делал вид, что идет в одиночестве, и не пытался втянуть их в разговор. Так они и шли нескладной процессией, пока Фрэнс-волк не остановился перед очередным домом из числа тех, что напоминали маленькую крепость. Перед его оградой собрались разношерстные четверть-звери. Привалившись боком к калитке, стояла юная волчица, компанию ей составлял пес с висячими ушами. Под оградой сидели две кошки и хорек. Черная белка с проседью на мордочке и мышь мерили шагами пространство перед калиткой. Завидев Фрэнса-волка, все как один потянулись к нему, четверть-волчица выбежала вперед и схватила старшего за руку. – Папа, нашли? – шепотом спросила она. Фрэнс-волк покачал головой. Голдельмина и Джереми стояли, скромно опустив взгляды, в то время как прочие пристально рассматривали их в ожидании объяснений. Фрэнс-волк, не оборачиваясь, указал на ограду: – Здесь оставите. Поняв его с полуслова, Голди и Джереми отвели лошадей к ограде и накинули поводья на перекладину, Голдельмина с толикой колдовства проговорила лошадям успокаивающие слова. Трой нервно наблюдал за каждым их движением. – Чатсо велел им остановиться в Срединном районе, – осмелился напомнить Трой. – Чатсо не владетель, – тон Фрэнса-волка за утро ни разу не изменился, но на этот раз Голдельмина услышала в его голосе угрозу. – Он не может указывать. Это путники, они могут отказаться от моего гостеприимства. Как смогли отказаться от Срединного района. – Чатсо ждет от тебя четырех ищеек, – добавил Трой. Четверть-звери возле дома недовольно зашумели, молодая четверть-волчица оскалилась. – Я не сказал заветного «Как прикажете, владетель», – ответил Фрэнс-волк. – Проваливай. – Если захотим, сами найдем дорогу в Срединный район, – добавил Джереми. – Мы здесь все равно не задержимся, приятель. В самом деле, проваливай. Из его взгляда пропало праздное любопытство, он вновь стал тем холодным, собранным Джереми, которого знала Голди. Но именно от такого Джереми ей захотелось отстраниться, особенно после того, как он крепче сжал ее пальцы, словно в поиске поддержки. Трой не стал спорить. Он тут же оставил их компанию и ушел, ни разу не оглянувшись. Четверть-звери недовольно заворчали ему в спину. Фрэнс-волк вскинул руки, привлекая их внимание. – Мы не нашли ни Отто, ни пластины. Луи в долине. Эти двое все мне расскажут, но такая толпа под домом мне ни к чему. Хлоя-волк вам все передаст после. – Отто твой сгинул, а Луи ломает комедию, – подала голос четверть-белка. – Я знаю, Одда-белка, – прорычал Фрэнс-волк и ткнул когтем в Джереми, – они нужны мне, чтобы узнать, как все случилось. Вопросы посыпались на Фрэнса-волка со всех сторон. Но он лишь кивнул гостям и прошел к калитке, пока остальные вились вокруг него в ожидании, что он для всех найдет ответы и утешение. Голди и Джереми, низко опустив головы, проскользнули за ним и молодой четверть-волчицей за калитку и далее в каменный дом. За дверьми своей крепости Фрэнс-волк ссутулился и привалился к стене, устало вздохнув. На мгновение Голдельмина решила, что именно сейчас видит настоящего Фрэнса-волка, мягкого, переживающего, но тут он выпрямился, задрал голову и крикнул тоном, показавшимся Голди приказным: – Хогль-волк, спускайся, есть новости! Над их головами послышались осторожные шаги, заскрипели ступени, и из-за перил лестницы показалась четверть-волчица с серебристой, почти белой шерстью. Она уставилась на гостей немигающим взглядом, затем так же посмотрела на Фрэнса-волка, и тот подтолкнул людей вглубь дома. Молодая четверть-волчица протиснулась мимо отца и схватила Голдельмину за руку, увлекая за собой. Девушка вздрогнула, ощутив сухую, шершавую ладонь. Прикосновение четверть-волчицы напомнило ей соседского пса, охотно подававшего лапу любому, кто готов был угостить его лакомством и ласковым словом. Четверть-волчица привела гостей на кухню и усадила за стол, сама же плюхнулась на последний свободный стул напротив них и подперла голову руками. Голди не могла избавиться от ощущения, что ее изучают столь внимательно лишь с одной целью: выбрать в ней кусочек вкуснее. С трудом отвернувшись от пронзительных волчьих глаз, Голдельмина принялась разглядывать убранство кухни и с удивлением для себя поняла, что не видит ничего нового или отличного от того, к чему привыкла. Мебель, утварь – все было лишь бóльших размеров по человеческим меркам. Старшие четверть-волки прошли на кухню и шикнули на молодую. Фрэнс-волк занял ее место за столом, а Хогль-волк принялась рыскать по кухонным шкафам и греметь посудой. – Так и будете молчать? – спросила она через плечо. – Никогда не были в Сценнации или в приличном обществе? Джереми смущенно закашлялся и уже открыл рот, чтобы ответить, но Хогль-волк не позволила ему заговорить. – Думали, мы живем в норах и пещерах? Кто мы, по-вашему? Четверть-звери? Как бы не так. Зубы, шерсть и хвост – вот и все, что у нас осталось от сородичей, которых полно в наших лесах. Разве мы чем-то еще отличаемся от людей? Голди хотелось сказать: «Всем, почти всем», но она прикусила язык. Один только голос Хогль-волк, такой же рычащий, как у Фрэнса-волка, подсказывал, что возражать его обладательнице не стоит. Она носилась по кухне, подол длинного платья взметался вихрем, пока она кружилась между столом, плитой и шкафами, и Голди с тоской подумала, что Хогль-волк была похожа на Лунессу Стихийную, когда той некому было помочь в приеме гостей. Она робко предложила волчице свою помощь. – Сиди уж, – бросила та. – На что мне вертлявая дочь? Чтобы в углу стояла, а, Хлоя-волк? – она повысила голос, повернувшись к дочери, и тут же перевела внимание на мужа. – Где Отто, Фрэнс-волк? – Они-то и расскажут, – Фрэнс-волк когтистым пальцем указал на гостей. – Они его видели. – Мы такого не говорили, – заметил Джереми. – Я учуял его запах на вас, как только вы появились. Следы Отто Готье ведут на горный перевал. Он сказал вам что-нибудь? – Он умер, – тихо ответил Джереми. Четверть-звери замерли, прижав уши. Хлоя-волк стиснула в руках кружки, которые собиралась поставить на стол, и тихо заскулила. Хогль-волк тяжело уперлась ладонями в плечи Фрэнса-волка. – Я не понимаю, – Джереми уставился в глаза Фрэнсу-волку. – В самом деле вы его искали или тянули время? Мы наткнулись на него посреди ночи. Он забился в пещеру, будто прятался, но на перевале больше ничьих следов не было. Он замерз насмерть, и мы оставили его в той пещере. Вот что с ним стало. – Нужно похоронить его с честью. Как делают люди, – сказала Хогль-волк. – А кто будет новым владетелем? – спросила ее дочь. – Он успел назвать вам чье-то имя? – Он отдал мне золотую пластину. Фрэнс-волк вскочил на ноги и угрожающе навис над столом. Джереми тут же наклонился к Голди, чтобы прикрыть ее собой. Хлоя-волк едва вытерпела, чтобы поставить кружки на стол, а не бросить их, и выбежала из кухни. Из коридора донеслось щелканье дверного замка, когда четверть-волчица заперла дом изнутри. – Долго же ты собирался хранить это в секрете? – прорычал Фрэнс-волк. – Ваш Отто Готье умолял не отдавать пластину Чатсо. Откуда мне знать, что ее не стоит отдавать и тебе? Может, останься у него силы, он бы и другие имена назвал, – Джереми сощурился. – Я уже понял, что в городе трясутся над пластиной больше, чем друг над другом. Мне она не нужна. Отдам ее взамен на помощь. – Ничего ты не понял! – Фрэнс-волк с силой ударил кулаком по столу. Голдельмина вдруг почувствовала себя так, словно сбросила оцепенение, сдерживающее ее уже многие часы. С ночи, когда им пришлось оставить усадьбу, она только и делала, что бежала, искала, боялась, ссорилась и плакала. Где-то была ее разбитая семья, где-то в их помощи нуждалась Лемони, а рядом оставался Джереми, сражающийся против всего мира. Жалость к умершему в пещере Отто Готье сменилась негодованием, что нигде, ни у простых людей, ни в Пяти Океанах нет мирного, укромного уголка. Голди встала, увернувшись от руки Джереми, и хлопнула в ладоши. Хлопок вышел похожим на маленький раскат грома и заставил всех стихнуть и вернуться на свои места. В коридоре тихо вскрикнула Хлоя-волк. – Я и не вспомню, когда высыпалась в последний раз, – вкрадчиво сказала Голди, – и я не вспомню, когда мне не о чем было переживать. Я думаю, с меня довольно. Мы не знаем, что произошло в вашем городе. Вы не знаете, что пережили мы. У меня сложилось впечатление, что для вас, Фрэнс-волк, было важным уберечь Отто Готье от Чатсо, верно? К пещере, где мы его оставили, приведет только ваше чутье. На перевале остались только наши следы, и ведут они не от пещеры, я позаботилась об этом. Нам сказали, что в Бесчестных горах есть коридор небесного народа, безопасный проход между Сценнацией и Радталией. Мы искали его, но колдовство вывело нас в Антараж. – Коридор разрушили три года назад, – подала голос Хлоя-волк. Она стояла, вцепившись в кухонную дверь, шерсть у нее встала дыбом после того, как она увидела, какую силу проявила Голди. – Быстро в Радталию могут отправить только ведьмы Кердефорса. Иначе нужно самим идти через горы. Джереми застонал, Голди тяжело опустилась на стул. Лемони, которая, по общему убеждению, больше прочих могла за себя постоять, нуждалась в их помощи и отдалялась от них с каждым часом. Они хотели избежать лишнего присутствия в Радталии, опасаясь злопамятности Лоренцо Серра, но все оборачивалось против них. – Есть короткие пути в Кердефорс. – сказал Фрэнс-волк. – Я сам проведу вас, только отдайте пластину. – Объяснил бы им, что к чему, – фыркнула Хогль-волк, – уж дорогу к ведьмам эта девочка найдет, если пожелает. Четверть-волчица поставила перед гостями миски с тыквенной кашей и общее блюдо с мелко рубленным обжаренным мясом. Хлоя-волк, наконец, заставила себя вернуться на кухню и разлила по кружкам ароматный пряный напиток. Фрэнс-волк заговорил первым, позволяя гостям наесться. Он бегло рассказал о традициях Антаража и ближайших городов. Так называемые владетели правили городами и пользовались безграничной преданностью четверть-зверей, заложенной в их сущности самой природой. У каждого владетеля был свой символ власти, который он предъявлял горожанам. Символы эти невозможно было подделать или разрушить – их изготовили и заколдовали века назад. В Антараже владетелю принадлежала золотая пластина, олицетворявшая долину, истинный владетель вместе с пластиной получал цепочку, которая сама появлялась у обладателя как дополнительное подтверждение. Отто Готье, будучи владетелем, намеревался вновь открыть подгорные шахты, и соседние города его поддерживали, уже через год долина должна была ожить, как много-много лет назад. Готье устраивал жителей Антаража, его правление было спокойным и обещало новые горизонты. Но у Готье было три проблемы: слабое здоровье, внушаемость и Луи Чатсо. Луи Чатсо убеждал Отто Готье, что с такими скверными легкими тот не дотянет до открытия шахт и что ему сто́ит назначить преемника загодя. Одда-белка, сама себя назначившая на контроль за порядком в Антараже, убеждала Отто Готье, что Чатсо торопится занять его место. Разумеется, Чатсо никогда открыто не говорил, что желает стать новым владетелем. Но зато он никогда не скрывал, что из Сценнации хочет перебраться в королевства, и, чтобы обосноваться там и вызывать лишь праздный интерес, ему нужны были большие средства. К амбициозным планам добавлялась острая нелюбовь к четверть-зверям, с которым Чатсо не повезло вырасти бок о бок. Сложив все, наблюдательная и несколько мнительная Одда-белка пришла к выводу: Готье откроет шахты и наладит работу, Чатсо от него избавится и станет владетелем, чтобы разбогатеть на чужом труде, а затем сбежит. Отто Готье, друживший с Фрэнсом-волком, рассказывал последнему, что его пугают визиты Чатсо и утомляют следующие за ними увещевания Одды-белки. Его здоровье угасало на глазах. – Он мог назначить вас преемником, – пожал плечами Джереми. – Антараж бы точно принял вас. – Это не запрещено, но так сложилось, что четверть-звери не правят, – неохотно отозвался Фрэнс-волк. – Мы же в Сценнации! – возмутилась Голди. Хогль-волк щелкнула зубами: – Забавно, верно? В краю, где сплошь четверть-звери, говорящие животные и люди, что в них превращаются, власть в руках у людей обыкновенных. Потому что мы можем одичать. Моя бабушка одной лунной ночью вышла на крыльцо, встала на четыре лапы и убежала в лес. В стае волков ее не приняли, и она провела последние дни на краю леса меж двух наших миров. Никто не захочет владетеля, который однажды загрызет первого встречного или обретет рассудок простого зверя. Может быть, я буду следующей. Или моя дочь. Или старая заговорщица Одда-белка. С нами лучше не связываться, так они думают. Голдельмина покосилась на Джереми. В его глазах горело понимание, он слушал Хогль-волк с огромным сочувствием и вниманием. Он видел себя таким же. Тем, кто превращается в зверя и может передать проклятье детям. Тем, с кем лучше не связываться. – Вот в чем беда, Голди, – он вдруг повернулся к ней, – в риске, в неизвестности. Сегодня я твой друг, а завтра? – он развел руками. – Я помню историю каждого Стихийного из старых поколений, кому повезло меньше, чем мне… и Филу. Некоторые дичали однажды, – Джереми говорил с жаром, он махнул рукой на Хогль-волк, – нападали. Ты видела, что я сделал с Тингом. Проклятье ставит метку, которую никому не под силу снять. Только Фил… Он затих. Четверть-звери наблюдали за ним с напряжением, будто ждали, что он тоже продемонстрирует выплеск силы или обратится в кого-нибудь у них на глазах. Но Джереми только сгорбился, накрыл голову руками. Голдельмина, собиравшаяся вести себя холодно еще долгое время и уже несколько раз растерявшая всю выдержку, обхватила его за плечи. Забывшись, Джереми вскочил и сгреб Голди в охапку, крепко прижав к себе. С минуту они стояли так, не двигаясь, и Голдельмина чувствовала на себе застывшие волчьи взгляды. Она выставила вперед руки, оттолкнув Джереми. – Вы странно скорбите, – сказала Хлоя-волк, – не как другие люди. – Мы и не люди, – пробормотала Голди, смотря в пол. Она подняла руку, чтобы быстро вытереть слезы, и с ее пальцев слетел клочок бумаги. Шумно вдохнув, Голди не дала клочку упасть и притянула его обратно в руку. «Лемони со мной». Чужой, неразборчивый почерк испугал Голди больше, чем сама записка. – Джереми, – выдавила она. Стихийный выхватил у нее бумажку, а девушка вытащила из рукава чистый лист. Вопросы гудящим роем кружили у нее в голове, руки дрожали. Джереми ничего не говорил, сжимая записку побелевшими пальцами. Оба не заметили, что четверть-звери тоже словно ожили, засуетились. Мир для Голдельмины и Джереми сжался до обрывка бумаги перед ними. «Что с Лемони? Кто ты? Где вы?». Она отправила послание, прежде чем Джереми успел ее остановить и задать еще больше вопросов, которыми мог бы сбить настрой неожиданного собеседника. Голдельмина мучительно всматривалась в пустое место на столе, где должен был появиться ответ. Хогль-волк тронула ее за плечо: – Чатсо ищет вас. Мелисса-кошка сказала. Голдельмина с удивлением обнаружила, что на кухне появилась полосатая четверть-кошка, нервно теребившая уголок передника. Хлоя-волк, сцепив пальцы в замок, выхаживала между коридором и кухонным столом. – Придется что-нибудь ответить ему, – проговорил Фрэнс-волк, возвращаясь на кухню. Голди даже не заметила, когда он уходил. – Я не могу конфликтовать с ним. Ради Антаража. – Скажите, что нас нет, – отмахнулась Голди. Все четверть-звери разом уставились на нее, будто она сказала большую глупость. Но Голдельмина встала, расправила плечи и неторопливо повторила: – Луи Чатсо рекомендовал нам остановиться в Срединном районе, куда мы и направились. Как только снимем комнату, вернемся за лошадьми. Идем, Джереми. Она взяла его за руку и потянула за собой. Четверть-звери посторонились, позволяя им выйти в коридор. Но там, вопреки их ожиданиям, Голди не пошла на улицу, а поднялась с Джереми на второй этаж. Наверху от лестницы в новые комнаты сразу вели две двери. Поколебавшись, Голди выбрала правую и повернула ручку. Они очутились в спальне Хлои-волк. Над узкой кроватью, придвинутой к стене, в потолке было вырезано круглое окно, пропускавшее мягкий утренний свет; всю стену за кроватью закрывал гобелен. Забывшись, Голди замерла, разглядывая рисунок. У правого края гобелена была вышита женщина с развевающимися каштановыми волосами. На вытянутой руке она держала большой самородок горного хрусталя, из которого исходили белые лучи. По лучам вдоль всего полотна бежали волки, в шерсти которых запутались звезды. Голдельмина лишь раз слышала легенду о ведьме, насылавшей кромешную тьму на своих врагов и удерживающей ночь в своих руках. Она отправила волков с железными зубами выгрызть звезды с неба. Но свободолюбивые волки, используя свет от украденных звезд, сбежали от ведьмы, вернули звезды на небо. Говорят, волки до сих пор живут в лесной глуши, и в ночи их шкуры сверкают, отражая звездный свет. На гобелене Хлои-волк они были свободны и бежали прочь от ведьмы. Внизу заколотили в дверь, и Голди тряхнула головой. Она толкнула Джереми в дальний угол комнаты, к платяному шкафу. Встав рядом, она подняла руки и сжала кулаки, представляя, как ухватилась за край ширмы. А затем потянула невидимую ширму вниз, укрывая их с Джереми с головы до ног. Из-за переругивающихся внизу голосов Голди почти не слышала собственное бормотание, пока перебирала простые заклинания, защищающие и скрывающие ее от чужих глаз. В комнату влетела Хлоя-волк. Она повела носом, учуяв в комнате людей, но не стала звать их. Вместо этого она только шире открыла дверь и пригласила в комнату мужчину, которого Голди видела в долине в компании Чатсо. – Здесь пусто, как видите, – объявила Хлоя-волк. – Мне это самому не по душе, девочка, – протянул мужчина, оставаясь на пороге. – Я сказал Луи, что чужаки у вас не задержатся. Видела бы ты глаза девицы, когда показался твой отец. А Трой говорит, они сами решили остаться у вас. Но какая разница-то? – Они видели Отто? – спросила Хлоя-волк. – Потому Луи их ищет? – Говорят, что не видели, но совпадение странное. Какая разница? – повторил мужчина. – Если Отто убежал, он спрятал пластину где-то в городе. И не оставил бы ее Луи. Мужчина окинул комнату взглядом, нарочно хлопнул дверью соседней спальни и закрыл дверь перед Хлоей-волк. С лестницы он крикнул кому-то, что чужаков в доме не было. Хлоя-волк еще с минуту стояла, не двигаясь с места и только чуть шевеля ушами. Наконец, она ссутулилась, прошла к кровати и с тяжелым вздохом повалилась на нее. – Вы здесь? – шепотом спросила она, глядя в потолочное окно. Голдельмина переступила через созданную завесу, и Хлоя-волк подскочила на месте. Голди слабо махнула ей рукой, изображая приветствие, и осела тут же, у платяного шкафа. Стать невидимым на короткое время – колдовство, не отнимавшее сил, но она вдруг почувствовала себя такой же вымотанной, как и после создания защитного купола над усадьбой. Ей вновь нестерпимо захотелось спать, глаза слипались. Но не успела она спросить у подбежавшей к ней Хлое-волк, не уступит ли та свою постель на пару часов, как в ее руках появился обрывок бумаги, который она отправляла неизвестному спутнику Лемони. Джереми сел на пол рядом с ней. – Читай, – предложила ему Голди и положила голову ему на плечо. – Не могу... ужасный почерк. – Ты даже на мой никогда не жаловалась, – фыркнул Джереми. Пальцы его не слушались, он разворачивал новую записку мучительно долго. – «Я Мьюро. Лемони почти всегда молчит. Мы в Кориции. Пишу вам, потому что вы обещаете ее забрать. Ее брат Фил умер, мы прячемся. Лоренцо мертв, меня и Лемони ищут». Мьюро! Толку, что он Мьюро? А Лоренцо... – Кердефорс. Он должен отвести ее в Кердефорс, – сказала Голди. – Мы встретимся там, я попрошу помощи у ведьм. – У Исса договор с Кердефорсом, – подсказала Хлоя-волк. – Значит, он должен отвести ее в Исс. А мы попадем туда через Кердефорс, – Голди потянулась к записке. – А если это ловушка Лоренцо? – Джереми отвел руку, не дав ей забрать послание Мьюро. – Это человек, который помогает твоей сестре, – резко ответила Голдельмина. – Мне на слезах погадать о том, что я и так чувствую? Однажды ты научишься доверять людям, Джереми, и узнаешь, что они могут не только ранить. Джереми изменился в лице. Он опустил голову и вернул девушке записку. Та, зевнув, поспешно расправила обрывок бумаги на полу и ребром ладони стерла каракули Мьюро. Сон постепенно затягивал ее в свои объятья, и она боялась, что не успеет отправить Мьюро послание. «Я Голдельмина. Мы с Джереми немедленно выезжаем в Кердефорс. Ты должен привести Лемони в Исс, мы попадем туда с проводниками. Скажи Лемони, что мы ее любим». Она сложила записку пополам и сдула ее с ладони. – Немедленно, – хмыкнул Джереми, читавший через ее плечо. Голдельмина обернулась к нему, чтобы спросить, не собирается ли он отложить спасение сестры. Но комната вдруг поплыла перед ее глазами и потемнела. Она услышала, как Джереми и Хлоя-волк зовут ее, но ответить уже не могла и чувствовала лишь облегчение, что теряет связь с миром.***
Голдельмина не спешила открывать глаза и пыталась вспомнить последние события. В теплой постели и тишине невозможно было понять, где она находилась. Рядом скрипнул стул, но Голди продолжала неподвижно лежать, притворяясь спящей. Что бы ни происходило за пределами постели, ведьма не хотела ее покидать и возвращаться к делам. Кто-то склонился над ней. – Голдельмина? Я услышала, как изменилось твое дыхание. Я зажгу свечу. Хлоя-волк отошла от постели, и вскоре век девушки коснулся мягкий мерцающий свет. Она медленно выбралась из плена одеял, села на краю кровати и, протирая глаза, наконец вспомнила, что предшествовало сну. Дом четверть-волков спал, стояла глубокая ночь. Сквозь потолочное окно сверкали звезды, как на гобелене Хлои-волк, сияния свечи едва хватало для комнаты. – Вчера появилась еще одна записка для тебя, – Хлоя-волк подсела к девушке и протянула ей уже потрепанный листок. – Джереми просил сообщить ему, когда ты проснешься. И ответить этому Мьюро. – Вчера?! Большее Голдельмина не услышала. Бессонные ночи, тревоги и колдовство сделали свое дело, и она проспала почти два полных дня. А Джереми? – Утром твой жених уехал в Кердефорс с папой и Густавом-псом, – угадала ее мысли Хлоя-волк. – Ох, что же я? Как ты себя чувствуешь? Ты меня испугала, я думала, ты потеряла сознание. А Джереми сказал, что с ведьмами всякое случается. А уж с тобой... – Что – со мной? – раздраженно спросила Голди, и Хлоя-волк прижала уши. – Джереми рассказал нам про Кораллад и про брата. Мне так жаль, Голдельмина! Я никогда не уезжала из дома, никого не теряла. Если бы со мной такое случилось, я бы не уснула, я бы умерла, в самом деле умерла бы. У меня нет твоей силы. Голдельмина неопределенно пожала плечами. Она заметила, как четверть-волчица с благоговением косится на ведьму, вышитую на гобелене. Возможно, Хлоя-волк не знала легенды, думала, что ведьма дает волкам свет, а не приказывает украсть его. Девушка не спешила ее разочаровывать. Хлоя-волк ободряюще сжала ей плечо, отдала записку и убежала на кухню за остатками ужина. В записке Мьюро сообщал, что к ночи – той, что уже прошла, – они с Лемони оставят укрытие и на последнем плоту переправятся через пропасть. Быстрее добраться до Исса им должен был помочь знакомый Мьюро. И знакомый этот был надежнее того, к которому обращался Церий, уходя из Кориции со Стихийными и ведьмой. Это замечание звучало зловеще, и Голди поспешно отложила записку. Джереми уехал без нее, Лемони должна была воссоединиться с ним в ближайшее время. Голдельмине стоило немедленно заняться какими-нибудь заклинаниями, чтобы убрать препятствия с их пути, защитить и помочь скорее встретиться. Девушка потянулась к волосам и не нашла среди прядей гусиного пера. Хлоя-волк вернулась с подносом, застав Голди заглядывающей под кровать. Она никогда не теряла пера и прочих мелочей, необходимых ведьме. За взмахом пера хранились все вещи, принадлежавшие ей и Джереми, были спрятаны деньги и золотая пластина из Антаража. Не обращая внимания на Хлою-волк, она еще раз ощупала безнадежно растрепанную прическу. Перо не могло само выпасть из волос, его удерживало колдовство. Его нужно было намеренно вытащить. – Перо у Джереми? – спросила Голди. – У меня было гусиное перо, я его заколдовала, чтобы не потерять, и… – Оно у мамы, – торопливо ответила Хлоя-волк и поставила поднос на постели. Голдельмина обессиленно плюхнулась обратно на кровать, а Хлоя-волк выскользнула из комнаты. Голди услышала, как она стучится в соседнюю дверь. Хогль-волк, закутанная в халат, который казался неуместным при ее густой шерсти, вплыла в комнату дочери, опустилась на самый край кровати и кивнула на отставленный поднос: – Выспалась? Ешь и слушай, – она достала из кармана халата перо. – Твой жених обращается с ним прескверно. Она положила перо между собой и девушкой с большой осторожностью, но, когда Голди потянулась за ним, Хогль-волк вручила ей поднос. И ведьме не оставалось ничего, кроме как есть и слушать так же, как прошлым утром. В своем рассказе Хогль-волк то и дело отвлекалась на то, чтобы отругать или похвалить мужа и дочь, разрывалась между уважением традиций Антаража и подобных ему городов и недовольством, как прочие за эти традиции держатся и лишь прикрываются ими. Она фыркала на появление Голди и Джереми, но считала, что сама судьба послала им эту странную парочку. Постепенно Голдельмине удалось разобраться в том, что случилось после того, как она так некстати уснула. Джереми решил отдать пластину на хранение Фрэнсу-волку. Он не хотел, чтобы символ городской власти оставался в его распоряжении, пока Голдельмина спала, а сам он ехал к ведьмам Кердефорса. Вся семья четверть-волков отказывалась принять пластину, пока не найдется достойный кандидат, которому ее можно будет отдать и который не побоится напора Луи Чатсо. Но Джереми все же извлек пластину гусиным пером и вручил ее хозяину дома. Сразу же появилась золотая цепочка, проскочившая сквозь отверстие в пластине и зацепившаяся за жилет Фрэнса-волка. К такому Фрэнс-волк не был готов, но, по заявлению Хогль-волк, принял поворот судьбы с достоинством, хотя хлопот с Антаражем им теперь хватит на годы вперед. Спорить с силой, превосходившей и человеческую, и колдовскую, определившую впервые за долгое время владетелем четверть-зверя, Фрэнс-волк не стал. Он и Джереми вновь отправились на горный перевал. Фрэнс-волк позвал за собой и нескольких четверть-зверей, и людей. Объявил, что необходимо найти рыскавшего по округе Чатсо и вместе с ним проверить дорогу, которой пришли чужаки: Джереми рассказал о пещерах, где он с Голдельминой пережидал непогоду, и Отто Готье мог найтись в этих пещерах. Так оно и случилось. Четверть-звери обнаружили ту самую пещеру, заметенную снегом. Джереми вызвался проверить ее вместе с еще одним человеком и четверть-мышью. Вместе они убедились, что там, в тесноте и холоде, бедняга Отто обрел последнее пристанище. Под его рукой нашли и золотую пластину, выпавшую из нагрудного кармана. – Надеюсь, твой жених подбрасывает вещи лучше, чем достает их этим пером, – сказала Хогль-волк. – Уж как он им размахивал, пока не получил пластину. Ни Чатсо, готовый забрать пластину себе, ни остальные люди и четверть-звери не ожидали, что новоявленным владетелем Антаража окажется Фрэнс-волк. Но горожане никогда не сомневались в предмете, созданном мастером за многие поколения до них. Чатсо отступил, по крайней мере, сейчас, когда скорбь по Отто Готье и радость за Фрэнса-волка смешались и были слишком сильны в сердцах горожан. Фрэнс-волк и четверть-пес утром отправились вместе с Джереми в сторону Кердефорса, но до самих ведьм Джереми должен был добраться в одиночку. Получив в руки Антараж, Фрэнс-волк получил и его заботы и не мог оставить город надолго в первый же день. – Ты поедешь в Кердефорс? – спросила Хлоя-волк. – Останусь здесь, – Голдельмина вздохнула. – И Джереми, и его сестре нужна моя колдовская помощь. – Ты будешь колдовать? – с придыханием переспросила Хлоя-волк и вновь бросила короткий взгляд на ведьму на гобелене. – И не одна, – задумчиво кивнула девушка. С позволения четверть-волков она спустилась на кухню и там занялась письмами. Написала Джереми, затем сообщила Мьюро, что в Иссе их будет ждать лишь один Стихийный, успокоила Ханну, оставшуюся без вестей о Лемони, отправила записки Аксе и Тингу. Оставалось еще одно послание, самое тяжелое, и Голди сидела, нерешительно занеся руку над листом бумаги. Пока она собиралась с силами, пришел ответ от Джереми. «Прости меня. Что бы ты ни припомнила, прости меня». Голдельмина улыбнулась уголком губ. Последнее письмо вдруг перестало страшить ее. Пора было обратиться к матери, призывая ее и Лунессу Стихийную помочь своим детям вернуться домой.