Исцеляющие

Вечером девушки остались вдвоем в своих покоях. Ягмур, одетая в с шелковую ночную рубашку и легкий халат присела на край кровати сестры. — Что ты думаешь о переезде? «Мне здесь хорошо, спокойно. Но так решили родители». — написала ответ. — Кажется, они задумали выдать нас замуж. Но из этого ничего не выйдет. Помнишь, мы поклялись, что всегда будем вместе, без всяких мужчин? Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и со мной. Не влюбляйся, Нефес. Любовь приносит лишь страдания и боль. Ты не выдержишь. Такое счастье, как у мамы с папой — большая редкость. И то, ты помнишь, сколько они страдали, прежде чем смогли жить вместе, ни от кого не таясь? «Со мной такого никогда не случится. Кто заинтересуется глухонемой?» — Ты красивая и умная. Найдется немало мужчин, которые захотят воспользоваться твоим недугом. Не позволяй этого, умоляю. Обещаешь? Кареглазая девушка утвердительно покачала головой. — И еще. Ты одна из немногих, кто знает мой секрет. Его не должны узнать наши родители, иначе случится беда. Кесем смотрела в зеркало, причесывая свои длинные волосы перед сном. Они как всегда путались и заставляли её нервничать. — Дай мне! — сзади возникла фигура Кеманкеша, который легко перехватил руку с гребнем и, оставив на ней невесомый поцелуй, взялся за дело. Кесем закрыла глаза, чувствуя блаженство от плавного скольжения его пальцев, нежных прикосновений к голове. Будто по волшебству, в руках мужа волосы становились послушными. — Невероятно! С годами твое мастерство растет. — улыбнулась. — Как никак, я вырастил двух дочерей. И у меня жена длинноволосая красавица. — поцеловал в макушку, обхватив голову руками. — Ягмур, как и ты, с детства любила, когда именно я её причесывал. — Ты всегда был очень хорошим отцом для них. — Мне тоже так казалось до определенного момента. А потом я не смог уберечь нашу старшую от боли, не разглядел. Иногда думаю, что я тогда сделал что-то не так, надо было им помочь, а я ставил условия. — Не вини себя. Ты хотел, как лучше. Эта любовь была невозможна с самого начала. Тот парень должен был совершить серьезный поступок, чтобы сделать нашу дочь счастливой, а вместо этого он струсил, разбил ей сердце и сбежал. — Знаешь, иногда мне кажется, что мы с тобой не все знаем про эту историю. Ягмур что-то недоговаривает и меня это пугает. — Кеманкеш, ты ведь не думаешь, что у них что-то было? Наша дочь не так воспитана! Она никогда бы не позволила прикоснуться к себе до брака, тем более, понимая, что их союз может не состояться. — Не знаю. Боюсь об этом думать. Спроси ты как мать. Хотя, что это теперь изменит? Мы все равно будем её любить, как бы там ни было. Она наша дочь, плод большой любви. Я никогда не откажусь от своего ребенка, как бы она не ошиблась в жизни. — Ты самый лучший, я никогда не перестану это повторять. И дочкам, и мне очень повезло. — Кесем провела рукой по щеке, потом по бороде любимого мужа. — Еще утром ты причитала и была другого мнения! — Когда вы с Мустафой собираетесь вдвоем, мне хочется дать вам большую трепку. Как два ребенка. Не зря его назвали в твою честь. — В детстве я тоже был «оторви и выбрось», это поистине мой внук! — Надеюсь, пока он растет, никто в семье не пострадает. — Я спрятал лук и стрелы. — Зная Мустафу, могу предположить, что он придумает что-то ещё. — оба от души рассмеялись. Карета Султана уже подъезжала к Стамбулу. Шестнадцатилетнего Мехмеда сопровождали его братья — шехзаде Сулейман, которому исполнилось пятнадцать и шехзаде Ахмед четырнадцати лет, сыновья Салихи Делашуб Султан, сосланной в Старый дворец. С тех пор как мальчики достигли возраста восьми лет и не могли больше жить в гареме, их поселили в кафес — «золотую клетку» Топкапы, где им предстояло провести большую часть жизни, не имея собственной семьи и свободы передвижения. Это была единственная альтернатива отмененному Кесем Султан закону Фатиха, необходимая дабы избежать искушения свергнуть Падишаха его младшими братьями и их приспешниками. Турхан Султан, мать Султана Мехмеда, как и когда-то её предшественница на посту Валиде, очень хорошо относилась к братьям своего сына-Повелителя. Несмотря на то, что её собственный брат Юсуф Паша всегда отрицал свою причастность к смерти шехзаде Османа — главного наследника, она была почти уверена в том, что именно он приложил к этому свою руку. Когда будучи подростком, Султан Мехмед увлекся охотой и стал выезжать в Эдирне и другие дворцы, имевшие обширные угодья, нередко брал с собой мать и сестру. Тогда Турхан всегда настаивала, чтобы с ними ехали и братья-шехзаде тоже. Она боялась, что в Стамбуле в отсутствие пристального присмотра им может угрожать смертельная опасность. — Брат Мехмед, скажи, твоя Валиде уже присылала к тебе наложницу? — поинтересовался Сулейман. — Кажется, ты суешь нос не в свое дело, шехзаде. — рассердился юный Султан. — И все-таки? — не унимался теперь уже Ахмед. — Еще нет. Она обещала сделать это после священного месяца Рамазан. Вам нельзя думать о таких вещах и задавать мне такие вопросы. Уймитесь, пока я не рассердился и не наказал вас! — прикрикнул. Шехзаде притихли, а Мехмед пустился в сладостные раздумья. Валиде растила в гареме с раннего детства несколько девочек, предназначавшихся ему. Одна из них, Гюльнуш, была очень красивой. Иногда он слышал её раскатистый смех и представлял, как девушка войдет в султанские покои и останется там на ночь. Он ждал этого больше всего, но и боялся одновременно. Турхан Султан медлила, все время откладывая этот день. Она хотела, чтобы сын окреп как мужчина и пришел ко всему осознанно, дабы не дай Аллах не повторить судьбу своего отца. Вереница из карет достигла Топкапы лишь поздно вечером. Атике всё еще не спала и ждала племянника. Симпатичный юный Падишах с каштановыми волосами и голубыми глазами первый появился в саду. — Султанша! — поцеловал руку тетке. — Авджи, как я рада тебя видеть! «Авджи» — прозвище, которое вот уже несколько лет в семейном кругу прочно пристало к Мехмеду. Оно означало ничто иное, как «охотник», ведь он еще ребенком пристрастился к этой забаве, которая постепенно стала его большим серьезным увлечением. Атике кивком поприветствовала Турхан и других своих племянников, сама же повела Падишаха в сторону для разговора. — Я хотела поговорить с тобой, Авджи. — Тетушка, не кажется ли вам, что уже слишком поздно для разговоров. — Знаю. Только вот хотела предостеречь тебя. Завтра состоится Совет Дивана. Не принимай поспешных решений под давлением разных людей, которые тебя окружают. Всё, что я делаю, я делаю только во благо тебе, династии и Османской Империи. Очень скоро наступит день, когда я сама откажусь от регентства и передам власть в твои руки, как и хотел твой отец и твоя бабушка Кесем Султан. Но до этого ты должен еще многому научиться. Не позволяй внести смуту в управление государством и разрушить ту стабильность, которой мы с Кепрюлю добивались годами. — Я все понял и приму к сведению. Вы оказались очень хорошим регентом, и я не могу этого не оценить. Спасибо. Мехмед чувствовал себя зажатым между молотом и наковальней. С одной стороны Атике Султан, с другой — Валиде и Юсуф, которые уже два года добивались отмены регентства. Будучи достаточно умным, он понимал, что это всего лишь политическая игра, но очень сложно было отказать любимой матери, как и обидеть тетку, которую он очень ценил и уважал. От всего этого у него внезапно и невыносимо разболелась голова. Юноша сделал несколько шагов и тут же потерял сознание. Утро в доме на острове выдалось суетливым. Али сначала должен был отогнать на материк большую барку с вещами, Чичек и детьми, а потом вернуться за хозяевами и их дочками. Но как обычно в дело вмешался Мустафа. Он где-то раздобыл молоток и гвозди и прибил всю обувь Чичек и Дерьи к деревянной скамье, чем вызвал крики Кесем и отчаянный хохот Кеманкеша и его дочек. — Я не вижу ничего смешного! Я если бы он ударил молотком себе по рукам? Или по ноге? Почему вообще за нашим внуком никто не смотрит? — кричала Султанша, еле сдерживая себя. — Дорогая, это же ребенок! Ничего страшного. — Тогда, может, дашь ему меч, пусть он тут всех порубит и сам…- Кесем обессилено махнула руками. — Бабушка, вам нельзя нервничать. Ягмур говорит, что у вас от этого поднимается сахар. — Ох! Пожалел! Хорошо, что сегодня я отдам тебя родителям, иначе сойду с ума. Но на этом дело не закончилось. Мустафа взял в лодку собаку и когда они уже отплыли, мальчик выронил её в воду, из-за чего Кеманкешу пришлось организовать целую спасательную операцию для Бату. Когда Кесем вошла в свой старый дом недалеко от площади Султанахмет, сердце предательски ёкнуло и на глаза накатились слёзы. — Мамочка, что случилось? — взяла за руки Ягмур. — Столько воспоминаний. Ваше детство. Как вы росли. Как я уносила тебя отсюда на руках по тоннелю во дворец, когда ты отравилась. Как мы встречались здесь с папой тайком каждый вечер… — Это наша прекрасная и сложная история любви. История нашей семьи, которую мы будем рассказывать внукам. — нежно приобнял Кеманкеш, пытаясь поддержать, хотя и сам испытывал трепет от возвращения домой. — Здесь, рядом в тюрбе при Голубой Мечети и Айя-Софии покоятся мои сыновья. Ты проводишь меня завтра туда? — Конечно, дорогая. — Что с моим сыном-Повелитем? — взволнованно спрашивала лекаря Турхан. Её дочь Бейхан и Атике в это время также беспокойно стояли рядом. — Не знаю, не могу сказать. Возможно, переутомление после дороги. Такое уже случалось? — Да, в Эдирне три недели назад Мехмед упал с лошади и сильно ударился о землю. После этого были головокружения, но лекари говорили, что это нормально при таком падении и скоро пройдет. — Странно, три недели большой срок. Я понаблюдаю за ним. Пусть Повелитель не утруждается и не напрягается несколько следующих дней. — Конечно, я об этом позабочусь. — уверила Турхан. Демиру, младшему сыну Великого Визиря Мехмеда Паши Кепрюлю, исполнилось двадцать два. Темноволосый молодой мужчина получил хорошее образование и всерьез увлекался искусством и литературой. В Османской Империи, по большому счету, были запрещены изображения людей, это противоречило нормам Корана. Оттого живопись почти не развивалась. Но когда отец отправил его в Будапешт, бывший под властью осман, он увидел гравюры венгерских мастеров и был просто поражен. Самой большой мечтой Демира было открыть первую библиотеку в Стамбуле по образцу европейских. В ней он хотел собрать тысячи книг по истории, религии, искусству, медицине, точным наукам. И чтобы любой желающий мог прийти и прочитать любую книгу. Однажды про эту идею услышала Атике Султан и загорелась воплотить в жизнь. С тех пор вот уже больше года Демир искал книги, покупал их, просматривал, составлял библиотечные каталоги. — Демир-бей, когда же уже откроется ваша библиотека? Я сгораю от нетерпения. — интересовалась Айлин, дочь Мурада и Айше, воспитанная Атике. — Вам и правда интересно? Я думал, вы считаете это скучным. — Ну почему же? В Европе считают нас варварами, чернью. Пора что-то менять. Показать, что мусульмане тоже могут быть образованными. — Рад, что вы разделяете мои идеи. — Я готова разделить с вами гораздо больше, чем идеи. Моя мать Атике Султан дала вашему отцу согласие на наш брак. — Я…я не знал. — опешил. — Что такое? Вы разве не рады? Разве это не мечта всех мужчин Стамбула — жениться на Султанше, двоюродной сестре Падишаха? — Я не думал об этом. Хотел продолжать обучение. — Так подумайте. Мы поженимся и учитесь себе дальше сколько хотите. Айлин ушла, а Демир так и остался стоять как вкопанный. Эта девушка была ему не к сердцу, хоть и принадлежала династии. Неужели ему придется связать с ней всю свою жизнь? В темной комнате, освещаемой лишь парой тусклых свечей, молодой мужчина расстелил на столе большой пергамент. — Что это? — спросил другой мужской голос в темноте. — Генеалогическое дерево династии Османов от Султана Ахмеда до сегодняшних дней. Здесь все его дети и внуки, а также их матери. — Впечатляет. И что? — Это моя цель. — перо несколько раз обвело имя. «Кесем Султан».