Исцеляющие

Первый утренний луч солнца коснулся щеки Эзеля. Ягмур уже не спала, она сидела рядом на кровати и любовалась своим мужчиной. Сильные мускулистые руки, подтянутый живот, резкая линия подбородка, узкие губы, аккуратный нос, веки, за которыми скрывались глаза василькового цвета, шапка светлых соломенных волос, которая при дневном свете отливала золотом. Он потянулся и открыл глаза. — Почему не спишь? — На тебя смотрю. Не могу оторвать глаз. — улыбнулся и провёл рукой по её щеке. — И что тебе во мне особенно нравится? — Всё. Никогда не думала, что смогу снова так сильно полюбить кого-либо. Скажи, что это навсегда! — Даже не сомневайся. Ты должна помнить, что бы кто бы тебе не сказал обо мне плохого, это всё не правда, а правда лишь то, что я женился и пришёл в этот дом по большой любви к тебе. — Я тебе верю. Хочу, чтобы у нашего первенца были такие же золотистые волосы, как у тебя. — А глаза пусть будут твоими. — поцеловал её руки. — Рад, что ты стала думать и говорить о детях. — Чем старше становлюсь, тем сильнее во мне материнский инстинкт. Я ведь столько лет заглушала в себе это чувство. — Скучаешь по Мустафе? — Очень. — Тогда давай навестим его через неделю. Я попрошу пару выходных. — Правда? — оживилась, глаза заблестели. — Почему нет? Я знаю, как сильно ты его любишь. — Ты такой внимательный! Заодно посмотрю как Гевхерхан и её малыш. — Возьмём лодку, главное, чтобы Аарон за нами не следил. Когда он уже вернётся в Бурсу? — Брат сказал, что у Мехмеда Абазы возникли какие-то проблемы, когда он их решит, вся семья уедет. Я хочу увидеться с Леей, можно? — робко спросила. — Конечно. Только пошли за ней Али. В дом, где живёт Аарон ты не пойдёшь. В других покоях дома Кесем приводила себя в порядок, устроившись у зеркала. — Дорогая, я даже не припомню, когда ты вставала раньше меня. Спал как убитый, чего давно уже не случалось. — подошёл сзади, убрал в сторону волосы и поцеловал шею. Она с улыбкой поморщилась от прикосновения его колючей бороды. — После того, что вчера было — не удивительно. — Спасибо, родная. За понимание, чуткость, любовь. — Получается, что эта наша новая родственница открыла мне глаза. Но не думай, что я забыла твоё вчерашнее поведение во время ужина. Ещё раз взглянешь так на другую… — напустила на лицо грозность. — Никогда, клянусь. Для меня ты самая красивая и самая желанная на свете. Я люблю в тебе всё, даже каждый седой волосок, каждую морщинку. И ревнивый характер тоже. — Кеманкеш…- посмотрела в такие родные глаза. — Моя ревность не беспочвенна. Я всегда каким-то внутренним чутьём знаю, когда ты нравишься женщине, когда от неё исходит опасность. Я очень боюсь потерять тебя, боюсь, что ты поддашься искушению, потому что до сих пор сильно люблю тебя. Вместе с твоей бессонницей и радикулитом. — поцеловала в губы. Уже почти два месяца Ягмур и Нефес несколько раз в неделю ходили в дом Кепрюлю. Аслыхан ждала каждого визита с нетерпением. С тех пор как у неё появились подруги, она полностью изменилась. Но этот визит она ждала сильнее, чем все прошлые. Накануне ночью у неё что-то заныло в ноге. Она не сразу поняла, что болит именно нога, потом, испугавшись и обрадовавшись одновременно, стала кричать. Сонные родители ворвались в покои, ничего не понимая. — Мама, я чувствую. Нога! Она болит! Понимаешь? БОЛИТ! — девушка широко распахнула глаза. — Дочка, может тебе показалось? — настороженно спросил старший Кепрюлю. — Нет, папа. Это чудо! — Спасибо тебе, Всевышний! Я дожил до этого счастливого дня! Моя девочка поправится. — Мехмед Паша поспешил возблагодарить Аллаха, а после обнял жену и дочь. Услышав новость, сёстры тоже очень обрадовались. Ягмур взяла в руки тонкую иглу. — Покажи, где болело? — Здесь. — указала на колено. — Ай, колет! Я чувствую! Мама, слышишь, я чувствую?! — Какое счастье! Вы вернули радость в наш дом. — обняла девушек Фериде. — Моя сестра Нефес оказалась права. Нужно продолжать лечение до тех пор, пока мы не поставим тебя на ноги, Аслыхан. К возвращению братьев ты будешь у нас бегать! Однажды вечером Эзель вернулся домой и узнал от Чичек странную вещь. — Дома никого нет? — Нет, Господин. Нефес всё еще в госпитале, Ягмур Ханым Али повёз к пациенту, а Кесем Султан и хозяин поехали к портнихе. — Хорошо, я поднимусь наверх. — К вам приходил Господин Харун. — Да? Давно? — Часа два назад. Я проводила его в библиотеку, он подождал примерно час и ушёл. — Странно. Он же знает, что я возвращаюсь со службы не раньше шести. — Я ему то же самое сказала, но он изволил ждать. А потом вдруг передумал, заторопился и быстро ушёл. — Понятно. На днях узнаю, чего он хотел. Но времени у Эзеля не было, прошла неделя и они с Ягмур стали собираться к Гевхерхан. Вечером перед отъездом вся семья собралась вместе, не зная, что в таком составе за одним столом они вновь соберутся не скоро. Кеманкеш по обыкновению шутил, расспрашивал Нефес об учёбе, Ягмур и Эзеля о службе. — Скоро, Кесем Султан, вы станете дважды прабабушкой. И Бейхан, и Гюльнуш чувствуют себя прекрасно. Надеюсь, у сестры Гевхерхан тоже будет всё хорошо. Чем больше времени проходит, тем больше надежда, что она выносит ребенка. — Мы все молимся об этом каждый день, дорогая. Ты у меня такая молодец, дочка, да будет доволен тобой Аллах. — Кеманкеш расплылся в широкой улыбке. — У тебя есть повод гордиться и второй своей дочерью, папа. Я заходила в госпиталь. Достопочтенный Эмир Челеби так хвалит на нашу Нефес, ты бы слышал. Говорит, что у неё талант. Представляешь, она правильно поставила диагноз и спасла жизнь нескольким пациентам, в то время как другие лекари развели руками, не понимая в чем дело. И дочка Кепрюлю тоже скоро встанет на ноги благодаря ей! — Кеманкеш гордо поднял подборок. — Всевышний даровал мне огромное счастье — сына и двух прекрасных дочерей от любимой жены. Знаете, как сказал Пророк? «Тот, кто позаботится о двух дочерях, пока они не достигнут совершеннолетия, — он и я будем вместе в День Воскрешения». Но также сказано: «Тот, кто имеет трёх дочерей или сестёр, кто хорошо относится к ним, воспитывает их должным образом, имеет терпение с ними и боится Аллаха по отношению к ним, войдёт в Рай». Мне Рай уже не светит, но ты, сынок, прими это к сведению. — засмеялся. Кеманкеш уже не в первый раз так называл зятя и Эзелю это очень нравилось. Несмотря ни на что, в этой семье, где все любили и заботились друг о друге, ему было комфортно. Вот и сейчас, когда Ягмур и Нефес обвили с двух сторон шею сидящего на диване отца, он представил, как когда-нибудь у него тоже будут дочери и сыновья, которые будут также любимы. — Гюльнуш, чего ты кипятишься? — спросила одна из наложниц. — Вместе с Повелителем в Эдирне поехала не я, а Гюльбеяз! — Ничего удивительного. Ты в положении. По законам гарема, беременных нужно беречь. Возможно, ты носишь под сердцем шехзаде, будущего Султана. — Но пока я рожу, Гюльбеяз займёт моё место! — Не займёт. Говорят, что Повелитель любит только одну девушку — глухонемую Нефес, а все остальные ему только для утехи. Так что… — Это не правда! Уверенно, что меня он любит! — Можешь тешить себя этим, но не удивлюсь, если однажды она войдёт во дворец женой Повелителя и тогда нас всех отправят в старый дворец! — Ты всё врёшь! Такого никогда не будет! — Что здесь происходит? — грозно спросила вошедшая в гарем Бейхан. Несмотря на юный возраст, уезжая, Турхан просила её присмотреть за гаремом по мере возможности. — Ничего, Султанша. — девушки поклонились. — Гюльнуш, твоё дело родить здорового ребенка моему брату-Повелителю, а не спорить с другими наложницами. Уймись! — Я не скажу больше ни слова, Султанша. — Так то лучше. Бейхан прошла в комнату матери, где та обычно занималась делами гарема. На столе лежали письма, одно из которых сразу же привлекло внимание — на свитке стояла печать Визиря Фазыла Ахмеда Паши. «Наверное, это мне», — с восторгом подумала девушка. Действительно, какие дела могли связывать её мать и мужа, Турхан ведь не вмешивалась в политические дела. Не обратив внимания на адресата, Бейхан вскрыла свиток. «Достопочтимая Турхан Султан, я был крайне рад вашему письму и хорошим вестям из дворца. Счастлив, что с Бейхан и ребенком всё хорошо. Надеюсь вернуться к рождению сына или дочери. Жду с нетерпением новых писем от вас, они делают эти напряжённые дни светлее, дают мне надежду, вселяют уверенность и даруют покой в душе. Фазыл Ахмед Кепрюлю». — Но что это всё значит?! Почему Валиде и мой муж ведут эту непонятную переписку? Какую надежду ему даёт моя мать? Почему? — слёзы выступили на глазах от обиды. — Султанша, зачем вы вскрыли это письмо! Это же для Турхан Султан! — возмутился Сулейман ага. — Она просила отослать это ей в Эдирне. — Не трогай! Я сама отвезу. — Но вам нельзя ехать так далеко! Ягмур Ханым запретила. — Я всё равно поеду! — Подождите, тут и для вас есть письмо из Фив. — Что же ты молчал? Давай скорее! — вырвала из рук. Письмо для Бейхан было гораздо длиннее. Фазыл Ахмед интересовался здоровьем жены, писал о том, как ждёт появления их ребенка, просил беречь себя и даже вставил пару ласковых слов. Для девушки в пятнадцать лет этого было достаточно для счастья. Если бы она была немного старше и опытнее, то поняла бы, что всего за одной строчкой, адресованной её матери скрывается больше, чем на трех полностью исписанных листах. — Ну что, Султанша, прикажите готовить ваши вещи для отъезда в Эдирне? — Нет, Сулейман ага, я остаюсь. Большое письмо в эти дни получила и Нефес от Демира. Он описывал всё: где находятся, чем заняты, куда собираются двигаться дальше. «…я очень скучаю по тебе, моё дыхание. Никогда не расстаюсь с медальоном, который ты мне дала, ношу его у сердца. И ещё я всё время вспоминаю наше прощание, твои глаза, твою улыбку, твою нежность. Знаю, что когда вернусь, нас ждёт самое большое счастье. Мы поженимся и всегда будем вместе» — Нефес провела пальцами по ровно выведенным строчкам, а потом прижала листок бумаги к груди. — Письмо от Демира? — поинтересовалась Кесем. — Хотя зачем я спрашиваю, по твоему лицу всё понятно. Вернётся, сразу начнём готовиться к свадьбе. Зачем тянуть, когда такая любовь? — Султанша обняла свою младшую дочку. За три недели в Эгейское море были стянуты все османские силы: сотни кораблей и десятки тысяч воинов. Большая часть Крита, в том числе Канея и Ретимно уже несколько лет как были отбиты Османами. Лишь огромная укрепленная крепость Кандия на севере острова была под контролем венецианцев. Многие годы турки никак не могли завоевать её, то нападая, то отступая, предприняв бесчисленное количество осад с суши и моря. Но этот пятачок земли был настолько важен для всего христианского мира, что все государства Европы сплотились и высылали свою помощь, своих воинов на борьбу с мусульманами-завоевателями. В Кандии работали лучшие европейские специалисты по оборонительным сооружениям: венецианцы, голландцы, французы. Земля вокруг Кандии была изрыта сотнями траншей, простиравшимися на километры. Как защитники крепости, так и её завоеватели, были готовы на всё, на любые жертвы, чтобы победить. Фазыл Ахмед и часть войска высадились в Канее. Предстояло проделать огромную, титаническую работу, чтобы взять хотя бы один из семи бастионов Кандии. Визирь днём и ночью рисовал схемы и планы, но каждый из них казался несовершенным, имеющим массу слабых сторон. Демир штудировал книги по оборонительным сооружениям, срисовывал планы острова, которыми потом пользовался старший брат, нанося обозначения, направления атаки, редуты, кавальеры и фланки противника. — Брат, нужно немного поспать, чтобы мысли стали более ясными. — Ложись, я еще часок посижу. — не отрываясь от карт пробурчал Фазыл Ахмед. — Тогда и я с тобой. Уже светало, а братья так и не ложились. — Клянусь Аллахом, я возьму эту крепость любой ценой. Даже ценой собственной жизни. — Синьор Франческо! Османы везде. Всё Эгейское море кишит! Десять тысяч высадилось в Канее, еще столько же в Ретимно! — Когда мы их боялись, Бьялжо? Пусть хоть всю Империю сюда сгонят. Кандия стояла, стоит и будет стоять! С нами Христос и Святой Марк! Успокойся. Эту крепость никто и никогда не возьмёт. И если попытается, упокоится в одном из рвов с водой. Франческо Морозини был крепким орешком. Родившись в очень знатной семье, давшей Венеции три Дожа, он рассчитывал со временем стать четвертым. Из-за интриг и подковёрных игр недоброжелателей его несколько раз отзывали в Венецию, но каждый раз вновь возвращали на Крит, ведь никто лучше его эту крепость не знал. С последней встречи с Абазой прошло две недели и Хасан пришёл узнать новости о Сафие. — Я поговорил с Леей, всё ей рассказал. Но она пока не смотрела дочь. Я боюсь. — Пусть пойдёт сейчас. Я не могу больше жить в этой неизвестности. Был у Гевхерхан, больно смотреть ей в глаза. Она так счастлива, а у меня камень на душе. Боюсь, что посмотрю на неё как-нибудь не так, и она обо всём догадается. Всё спрашивает про Сафие. Я сказал, что она у тебя в Бурсе, так и не возвращалась. — Да, нужно с этим покончить, ты прав. Через полчаса Лея вошла в комнату к ничего не подозревавшей падчерице. — Дорогая, разденься, пожалуйста, мне нужно тебя осмотреть. — Но зачем? — Не задавай вопросов, так надо. Сафие не стала противиться и сделала как велела мачеха. — Что со мной? Что-то не так? Почему ты задавала мне такие странные, стыдные вопросы? — Позже поговорим. Одевайся. Лея вышла в гостиную. — Ну что?! — мужчины замерли в ожидании. — Срок примерно пять-шесть недель. — опустила голову, не зная, как вести себя. Такое счастливое событие никого не обрадовало. Абаза тяжело выдохнул, а Хасан опустился на край дивана, взявшись за голову. — Ну что, многодетный отец, что делать будем? — поинтересовался Мехмед. — Рожать, конечно. Я не могу развестись, ты же понимаешь… Не могу жениться второй раз… Если всё хорошо, наш с Гевхерхан ребенок родится на два месяца раньше, тогда я ей всё расскажу и от неё будет полностью зависеть и моя судьба, и судьба Сафие. — Толку от этого брака всё равно не будет. Может быть, жена простит тебя. Дочку я выдам замуж, есть претендент на примете из знатной, но разорившейся семьи. Заплачу их долги, будут молчать. А вот как поступить с ребенком? — Я не отдам его другому мужчине. Столько лет детей ждал. Буду заботиться, помогать, растить. Мой ребенок не назовёт другого папой, я не позволю. — Нужно сделать выбор. Ты же понимаешь, что спасти честь Сафие, если ты признаешь своё отцовство, не получится? Лея, позови, пожалуйста, мою дочь. Пусть она сама выбирает. Девушка обрадовалась новости, но когда поняла, что Хасан не собирается разводиться и жениться на ней, а отец намерен выдать её за какого-то нищего, устроила истерику. — Я не пойду замуж за другого мужчину, только за отца моего ребенка. Убью себя и малыша, если ты так со мной поступишь! Пусть на твоей совести будут жизни дочери и внука! — Значит, будешь рожать тайно. Ребенка заберет отец, а ты, если потом надумаешь устроить свою жизнь, придешь ко мне за помощью. — Как это ребенка заберет отец? Я не отдам! — Тогда станешь гулящей и никто тебя не возьмёт даже за большие деньги. — Нет, папа! Ну сделай же что-нибудь! Я не согласна не на тот, не на другой вариант! — Хватит! — не выдержал Хасан. Родишь, тогда всё решим. Пока я буду содержать тебя и ребенка. Пусть всё останется в тайне, другого выхода нет. — Как бы ты не прятал маму, я всё равно её найду рано или поздно и тогда посмотрим, кто будет твоей женой. — Я приму любое решение Гевхерхан, но всё равно буду молить о прощении. Сейчас для меня самое главное — дети. Они должны родиться здоровыми. Абаза Мехмед решил, что Сафие будет жить в его доме в Стамбуле. Хасан взял на себя все расходы на содержание дома и прислуги, которая должна была хранить молчание. — Ягмур! Эзель! — Мустафа тут же бросился в объятья супругов. — Родной мой, как ты? — Хорошо, но соскучился. — Я по тебе тоже очень скучала. — поцеловала мальчика в макушку. — Пойдём к маме. — потянул за руку. Гевхерхан лежала в своей комнате. — Сестра! — обрадовалась Ягмур. — Вот это сюрприз! — Как ты? Как малыш? — Стараюсь не волноваться, но переживаю очень. Пару раз живот тянуло так сильно, я уже думала, что опять случится беда. Но миновало. Я сразу пью твою настойку и ложусь, это помогает. Почти не выхожу из комнаты. И это только середина четвертого месяца. — Ты герой, сестра. Осталось потерпеть немного. Я тебя обязательно посмотрю и поговорю с повитухой, которая приходит. — Мне так вас всех не хватает: тебя, Нефес, мамы, Хасана… — Это жертва во имя ребенка, ты должна выдержать. Аарон ещё не уехал, не нужно рисковать. — Я знаю. Ради детей я способна на всё. Атике лежала в объятьях Али, уткнувшись ему в грудь. — Я так устала. Приходится решать много вопросов, в том числе касающихся Крита. Фазыл Ахмед просит еще подкрепление, ему нужна огромная армия янычар и много оружия. Мы мобилизуем всех, оставляя лишь тех, что нужны в столице. — Война не женское дело. — А какое женское? — Любить мужа. Детей воспитывать. За домом смотреть. — Успею. — Годы идут, а у тебя один ответ. — Мехмед уехал на охоту, ему дела нет. Всё легло на меня, Кепрюлю и Хасана. — Ты всегда будешь искать повод, чтобы не оставлять регентство. — У меня всё равно не будет больше детей, Али. Эта страница, которую я перевернула. Не выдержу больше этих переживаний. Хватит. Да и ты потерял жену при родах. У меня есть Айлин, у тебя Дерья. Этого достаточно. — Пусть так. А как же простое семейное счастье? — Когда всё наладится… — Значит никогда. — тяжело вздохнул и обнял Атике ещё крепче. — Вам письмо, хозяин. — Чичек передала свёрнутый вчетверо листок. — Кто принёс? — Не знаю, какой-то мальчишка. «Нужно срочно встретиться с вами. Дело касается вашей дочери Ягмур. Я знаю, кто пытался её изнасиловать и чем шантажировал. Если вы не придете сегодня вечером в восемь в указанное место, это станет достоянием общественности. Никто кроме вас не должен знать об этой встрече. Доброжелатель»